Дом на окраине Суслин Дмитрий

22

Аня открыла глаза и увидела, что лежит на полу недалеко от погреба, который был аккуратно закрыт крышкой. Она с трудом повернулась на спину и окинула взглядом комнату.

Комната была пуста. Ни стола, ни дивана, ни кровати. Только голые стены и одинокая ненавистная печь, поглотившая маму, и такие же безжизненные пустые окна, закрытые снаружи ставнями.

Аня застонала. Она чувствовала себя так, словно ее только что сильно избили и оставили одну умирать.

А умирать по-прежнему не хотелось.

До нее постепенно доходил смысл Машиных слов, когда она сказала, что не хочет оставаться одна. Аня же как раз и осталась одна. И теперь она на себе узнала, что значит остаться одной, последней из живых.

Теперь ее уже ничего не держало и не поддерживало. Когда рядом была Маша, было легче. Она отвечала за нее. А теперь еще мучило сознание того, что она не смогла сберечь сестренку, не смогла спасти ее, хотя сама все еще жива.

Но скоро настанет и ее очередь.

Все вокруг говорило об этом. Стены, окна, пол и потолок, как живые с жадностью взирали на нее и словно кричали:

– Скоро и ты! Скоро и твоя очередь! Никто не уйдет отсюда!

Проклятый дом смотрел на нее со всех сторон и упивался ее беспомощностью, страхом и отчаянием. А девочка лежала без сил и чувствовала, как ее переполняет ненависть к этому дому, который так подло обманул ее, заманил в свои стены, приветил, а потом погубил. Ведь столько было связано с ним радостным надежд, которые он не только не оправдал, но и растоптал самым жестоким образом.

Внезапно Аня вспомнила, что мама, когда рассказывала о своем сне, упомянула о том, что сожгла дом. Эта мысль ослепила девочку. Она вдруг поняла, что тоже должна это сделать. Пусть даже если сгорит вместе с ним.

Девочка с трудом встала и на дрожащих от усталости и напряжения ногах и подошла к печке.

Спички лежали наверху у трубы. Там, где их позавчера положил папа. Там же лежала и банка от растворимого кофе, в которой был бензин. Папа налил и принес его для сырых дров.

Аня всхлипнула и попыталась открыть банку. Но с первого раза у нее это не получилось. Крышка была завинчена так плотно, что девочка лишь до боли истерла руки. Она чуть не разрыдалась в голос. Однако что толку плакать. Надо было действовать. Она попробовала еще раз, и опять ничего не вышло. Крышка ни в какую не хотела отвинчивать, и еще было невыносимо больно ладоням. И тут она поняла, что боль не позволяет открыть ей крышку. Слишком острые у нее края. Тогда она схватила тут же лежащую газету, приложила ее к крышке, смяла и через бумагу стала открывать банку. Теперь рукам было не так больно, и Аня приложила больше усилий, через секунду, крышка прекратила сопротивление и повернулась. Аня открыла банку и поднесла ее к носу. Ударил сладковатый запах бензина.

Несколько минут Аня ничего не делала. Стояла и смотрела на банку, крепко сжимая ее в руках. Затем она сильно вдохнула, вытерла слезы на глазах и стала плескать из банки на стены и на пол. Через несколько секунд в банке не было ни капли бензина. Воздух наполнился запахом горючего. Пахло так сильно, что сознание затуманивалось, и начинала слегка кружиться голова.

Аня взяла спичечный коробок и открыла его. Вытащила сразу три спички и…

…и поняла, что не в силах сделать с ними что-либо. Она очень хотела зажечь огонь и разом покончить со всем. И не могла. Руки не слушались ее. Они тряслись и дрожали. А когда девочка все же заставила себя чиркнуть ими о коробку, то движение вышло такое не ловкое, что все три спички разом сломались и полетели на пол. Она даже не попала головками по серной поверхности коробка.

Аня облизала пересохшие губы и достала еще две спички. Но и с ними случилось то же самое. Когда девочка снова полезла в коробок, то так сильно разволновалась, что он буквально вырвался из ее рук и упал на пол. Спички рассыпались по полу. Аня нагнулась и лихорадочно стала собирать их. Она собирала их и почему-то аккуратно укладывала обратно в коробок. Так она делала до тех пор, пока все спички, которые она собрала, не оказались на месте. И тут неожиданно для себя она не выдержала, быстро закрыла коробок и отбросила его от себя подальше. Коробок брякнул где-то в темном углу. Тут Аня увидела, что стоит совсем рядом с крышкой погреба. Она хотела отпрыгнуть от нее подальше, но почему-то осталась на месте. Несколько мгновений она глядела на крышку, потом легла на пол и приложилась к ней ухом. Прислушалась. Сначала она ничего не услышала. Под крышкой была абсолютная тишина. Затем откуда-то издалека сквозь толщу досок послышались тихие невнятные звуки музыки. Постепенно они становились громче. И Аня узнала музыку. Это была та самая мелодия, которая звучала, когда ведьма танцевала за окном, а куклы водили хороводы вокруг мамы и папы.

Аня нащупала медную ручку, которая кольцом лежала на крышке и потянула ее. Крышка приоткрылась. Аня осторожно заглянула внутрь. Как ни странно, но в этот раз ей не было страшно. Она уже устала бояться. Видимо страх, который был в ней, просто кончился, как может кончится смех, радость или даже горе. Так кончился и страх.

Она не удивилась, когда увидела, что длинный круглый тоннель бесконечной кишкой уходит куда-то вниз и вбок, и мягкое синее сияние виднеется где-то далеко на его конце.

Музыка становилась громче и сильнее.

Внезапно за дверью послышались быстрые шаги, осторожные и шаркающие.

Аня вздрогнула и уронила крышку. Погреб закрылся. Девочка с ужасом уставилась на дверь. Там в сенях кто-то был. И он шел сюда. Аня поняла, что настала ее очередь, и она безучастно смотрела, как открылась дверь, а за ней возникло завернутое в длинный балахон существо. Она даже не закричала, когда существо быстро направилось к ней…

23

Архип Крынкин так и не смог уснуть в эту ночь. Бессонница навалилась на него, как никогда. Хотя всегда он засыпал, еще не успев, как говорится, донести голову до подушки. Но тут будто выключило что-то. Словно спички в глаза вставили. Он их закрывает, а они открываются и пялятся в темноту.

– Что за напасть? – удивился Архип, когда проворочался до половины двенадцатого в постели, да так и не заснул. Даже досадно стало. Да и жене надоел своим кряхтением.

– Ну чего крутишься, как карась на сковородке? – проворчала она, недовольно повернувшись к нему широкой спиной. – Коли душно в горнице, иди на веранду.

– А ведь верно, душно, – согласился Архип. – Схожу я на веранду. Да и курить хочется.

Взял он с собой подушку и пошел на веранду. Постелил себе постель, затем отправился перед сном покурить. Вышел он в одних трусах на крыльцо и запалил сигарету. Сел на ступеньки, задымил и уставился в темноту двора.

По крытой оцинкованным железом крыше, дробно стучали капли дождя. Дождь лил сильный, проливной. Своим громким монотонным шелестом он заглушал все звуки окружающего мира. Архип выкурил подряд две сигареты, даже закашлялся, после чего поплелся на веранду. Со скрипом он опустился на раскладушку, улегся поудобнее и стал вслушиваться в шум дождя и завывание ветра.

Прошел еще час. Сон по прежнему не приходил. Архип все также ворочался и нещадно скрипел раскладушкой. В конце концов, он начал нервничать, злиться на самого себя и на весь мир в целом, отчего и вовсе расхотел спать. Архип долго не мог понять, в чем дело, пока до него не дошло, что заснуть ему не дает какая-то непонятная тревога, скрытно сидящая где-то в глубине души.

Он сел, сунул босые ноги в шлепанцы и задумался. Достал сигареты и закурил прямо на веранде. Тревога сразу же усилилась.

Наконец он понял, что это за тревога. Понял, когда в сознании всплыл образ смешных горожан, которые поселились в доме Сычихи.

Архип разволновался. Он вдруг явственно увидел, как отец и его две девочки отходят от магазина. Девочки оглядываются и смотрят на него.

А ведь гроза началась сразу после того как они ушли. Разразилась неожиданно и мощно. Словно разверзлись небеса.

Архип вспомнил Сычиху. Вспомнил все, что сам о ней рассказывал вот уже столько лет. И вдруг до него дошло, что утром он не увидит Карпухиных в доме.

Их там просто не будет!

– Что за черт? Чего ты несешь? – обругал он сам себя и погасил остатки сигареты. Бросил окурок в консервную банку, которая стояла тут же. – Нафантазировал невесть чего. Напугал себя, как глупый пацаненок.

И он чуть не силой заставил себя опять вернуться на раскладушку.

Но потом он вспомнил, что дома у него припрятаны два патрона на лося. Это были особые патроны. Он сделал их себе лет пятнадцать назад, как раз после того случая, как сходил с кумом в Силкино, а потом возвращался мимо дома Сычихи. Убрал свинцовые пули и заменил из серебряными, которые лично отлил из монет, отчеканенных еще при Николае Втором.

Да, в прошлый раз он сильно напугался. Долго не мог понять, сон это был или нет. Но патроны приготовил. На всякий случай. А потом прошло время, дом Сычихи он старательно обходил стороной, ни разу не встретился с ней на улице, и патроны так ему и не пригодились.

И вот теперь он снова про них вспомнил.

– Да что же это такое? – поднимаясь, пробормотал он и опять вышел на крыльцо покурить.

В этот раз он выкурил целых три сигареты. И когда приканчивал третью, то сквозь шум дождя до его ушей долетел протяжный еле слышимый звук, похожий на гудок застрявшей на дороге машины. Это было всего лишь мгновение. Затем снова был слышен лишь дождь. Где-то далеко, скорее всего за рекой, со стороны Силкино прогремел гром. Затем еще сильнее зашумел дождь.

Архип прислушался. Больше звук не повторился.

– Показалось? – поскреб он щетину и хотел было опять пойти на веранду.

Он уже встал и повернулся спиной к улице, собираясь закрыть за собой дверь, как гудок опять достиг его слуха. Дом Архипа был самый крайний на улице. После него как раз и начинался спуск к реке на окраину.

В этот раз гудок звучал намного дольше. И доносился он как раз с той стороны, где был дом, в котором поселились городские. Сомнений больше не было. Они звали на помощь. Там что-то случилось.

Больше он не стал сомневаться. Быстро вошел в дом и через десять минут, к великому своему удовлетворению не разбудив жену, вышел одетый, да еще и в старой отцовской брезентовой плащ-палатке. Под плащом за спиной, стволами вниз свисала двустволка. Архип накинул на голову капюшон, сунул ноги в резиновые сапоги и сошел с крыльца.

Дождь обрушился на него и водой и ветром. Погода словно взбеленилась. Вода и ветер явно пытались сбить его с ног. А когда он выходил за ворота, то еле открыл дверь, так ее прижимало ветром. Когда же он оказался на улице, то вначале даже сослепу чуть было не пошел в другую сторону, но все-таки сориентировался и вышел на дорогу, ведущую к реке и к дому Сычихи.

Короткое расстояние, которое при обычных обстоятельствах он преодолевал за пять минут, теперь заняло почти полчаса. Ливень и ветер были такой силы, что два раза все-таки сбивали Архипа с ног. Один раз его буквально смыло с тропы в канаву, которая тут же стремительно стала наполняться водой. Он чуть не захлебнулся и потратил несколько минут на то, чтобы выбраться обратно. Затем перед ним упало вырванное с корнем дерево. Архип вовремя успел отпрянуть назад и тем самым избежал смерти. Несколько минут он оставался на месте, стараясь унять, охвативший все его нутро, ужас. Сердце в груди колотилось, как бешенное. Архип даже подумал, что оно сейчас разорвется. И все же он пошел дальше.

Он шел и проклинал себя за глупость. Разум твердил ему от самого дома, что он ведет себя как идиот.

– Надо же, – сердито бормотал он себе по нос, и зубы его при этом отбивали чечетку, – погода, когда даже собаку не выгонят со двора, а я пошел погулять. Под дождичек, значит. Кому скажешь, не поверят. Ну не старый ли я дурак? Куда меня несет? Зачем? Ночь на улице непролазная, а я собрался в гости. К городским. Ага! Так они меня и ждут! С самоваром. И водочку приготовили и закусон к ней. Спят, небось и десятый сон видят. Какого рожна мне надо?

И все-таки он шел. Цеплялся за кусты, переходил от дерева к дереву, промок насквозь, изодрал штаны, распорол левый сапог, а все равно шел.

Вокруг царила полная темень. К тому же дождь лил все сильнее и сильнее и тоже не давал возможности рассмотреть что-либо уже через пару метров. И ничего не было слышно, кроме завывания ветра, дождя и скрипучего стона деревьев.

Лишь один раз Архип услышал знакомый гудок. Это произошло, когда он уже был на месте и неожиданно уперся в ветхий забор сычихиного дома. Добрался на ощупь до калитки, отворил ее, и все еще ругая себя, на чем свет стоит, вошел во двор.

И тут он увидел, что пришел не зря.

Во дворе под навесом стоял пустой жигуленок. Фары его горели, дворники бешено смахивали воду с лобового стекла, все четыре дверцы были открыты и от ветра ходили ходуном. В салоне тускло горел свет, но в машине никого не было. Она была пуста. И как живая, гудела, словно призывая на помощь.

Свет от фар падал на дом. Архип глянул на него и натужно проглотил застрявший в горле ком. Домишко как-то странно покосился. Но даже не это удивило Архипа. Его удивило то, что все три окна были закрыты ставнями, из-под которых пробивался тусклый мерцающий свет, а скамеечка под ними была буквально разнесена в щепы. Чтобы сотворить такое, человеку надо не один час махать топором.

Архип прошел к крыльцу и осторожно поднялся по ступенькам. Когда он проходил мимо машины, она издала последний короткий, но удовлетворенный гудок и стихла. Погасли фары. Остановились дворники. Только дверцы продолжали со стуком биться, словно крылья у подраненной птицы.

Архип почувствовал, как снова забилось его сердце. Он перекрестился три раза, шепотом попросил у Богородицы пособить, затем снял с плеча ружье, взвел оба курка и поставил оружие на предохранитель. Осторожно прикладом толкнул дверь.

Дверь открылась, приглашая его в черный коридор сеней. Архип быстро прошел по скрипучему полу, добрался до двери в горницу, нащупал ручку и потянул на себя.

Дверь открылась, и Архип вошел внутрь. И сразу же увидел сидящую на полу старшую карпухинскую девочку. Она смотрела на вошедшего расширенными от ужаса глазами и не двигалась с места. Весь ее вид показывал, что она пережила такое, что может пережить не каждый.

24

Архип быстро окинул взглядом помещение и ужаснулся. Создавалось такое впечатление, будто здесь побывал отряд бандитов, которые крушили все подряд. Даже пол был искорежен и переломан. И среди всего этого несчастный испуганный ребенок.

Он сам не знал, что ожидал увидеть. Но увиденное потрясло его до глубины души.

– А где остальные? – растерянно спросил он, нерешительно подходя к Ане. – Что тут было-то?

Девочка несколько секунд смотрела на него, словно не верила, что он человек, затем вцепилась в его мокрую одежду обеими руками, из глаз ее разом брызнули слезы.

– Она забрала их! – сквозь рыдания с трудом произнесла их. – Забрала. Сначала папу, потом остальных. Теперь она придет за мной!

И она уткнулась Архипу в грудь. Тот прижал ее к себе и неумело погладил по голове. Он все еще был потрясен. Но смысл всего сказанного дошел до него сразу.

– Как, тебя звать-то? Аня, кажись? – хриплым от волнения голосом спросил Архип. Девочка кивнула. – Давай, Аня, я тебя выведу отсюда.

– Отсюда нельзя выйти, – всхлипнула Аня.

– А мы все ж таки попробуем, – не согласился Архип и подтолкнул девочку к двери. Но когда он сам попытался толкнуть дверь, то его рука уперлась в непреодолимую стену.

– Я же говорила! – воскликнула Аня. Она уже не плакала. Она успокоилась, потому что снова была не одна. А когда увидела в руках дяди Архипа ружье, сразу преисполнилась надеждой и даже решимостью. – Мы сможем выйти отсюда, только если убьем Ее.

– Ты так думаешь?

– Да. И я знаю, где Ее искать.

– И где же?

– Там, – Аня кивнула на крышку погреба. – Она там.

Архип распахнул крышку и увидел, что у погреба нет дна. Он сразу поверил девочке. Скинул с себя плащ палатку, которая от воды стала невероятно тяжелой и теперь мешала его движениям, и первым несколько неуклюже прыгнул вниз.

– Прыгай ко мне! – раздался его голос из темноты.

Аня даже не раздумывала. Она прыгнула, и почувствовала, как сильные мужские руки ловят ее и ставят на землю.

– Туда? – шепотом спросил ее Архип и указал в тоннель.

Аня кивнула.

– Иди за мной!

И он пошел в сторону синего мерцания. Аня за ним. Земля под ногами была мягкая и пружинистая. Вокруг было сыро и противно пахло плесенью. Со стен стекала влага, капала она и сверху.

Они шли хоть и очень медленно и осторожно, но не долго. Всего несколько минут. Архип держал перед собой ружье, готовый в любой момент выстрелить. И все же он не заметил, как сверху прямо на него одно за другим упали два бревна, неизвестно, как оказавшиеся здесь. От одного бревна он успел увернуться, но споткнулся о выскочивший из земли корень и упал, так что второе упало ему прямо на ноги. Архип попытался встать и громко застонал от боли. Аня бросилась к нему:

– Что с вами, дядя Архип?

– Нога, – с трудом ответил Архип. – Кажись сломана. Вот ведь невезуха.

И он виновато посмотрел на Аню.

– А ведь, дальше тебе придется одной, Аня, – сказал он.

– Я не могу! – девочка чуть не разрыдалась. – Я боюсь!

– Можешь, – уверенно сказала Архип. – А что, боишься, так уж тут ничего не поделаешь. Все боятся. Я тебе свою пушку дам. Найдешь ведьму и снесешь ей башку. Только смотри не промажь, здесь всего два заряда. Не попадешь с двух раз, прощайся с жизнью. Поняла?

– Я не могу, – пробормотала Аня, отталкивая от себя двустволку, которую Архип уже вкладывал ей в руки. – Я никогда не делала этого. Я не умею стрелять.

– Здесь хитрого ничего нет. Все очень просто. Как задачки в школе. Увидишь ее, отодвинь вот этот рычажок большим пальцем, и жми указательным сюда. Только не перепутай. Сначала большим, потом указательным. Запомнила?

Аня закивала. Глаза ее были большими, волосы растрепались, подбородок дрожал. На нем повисла капля.

– Ты справишься, – сказал Архип. – Давай, иди! И не оглядывайся. Она тебя уже ждет. А обо мне не думай. Я о себе позабочусь.

И он подтолкнул ее в спину.

Аня пошла. Ноги едва держали ее. Ружье было очень тяжелым. Оно буквально вырывалось из рук. Но Аня не отпускала его. Она так вцепилась в холодную сталь магазина и теплое дерево приклада, что заныли от боли мышцы.

Тоннель между тем пошел вверх и стал расширяться, меняя округлые формы на прямые стены и потолок. В полу образовались ступени. Аня шла по ним, и ее шаги стали отдаваться эхом. Сияние тоже усилилось. Девочка увидела, что коридор кончился. Она преодолела последние ступени и оказалась в просторном мрачном помещении, потолок в котором был видимо так высоко, что его просто не было видно. Девочка подумала про себя, что это самый настоящий склеп. По краям его у стен сидели уже знакомые ей куклы и смотрели на Аню.

В центре склепа недвижимые, как статуи, стояли Анины родители и сестра.

Она чуть было не кинулась к ним. Не сделала этого только потому, что знала – где-то здесь находится ведьма. И она ждет ее.

Аня стала оглядываться в поисках колдуньи, но ее нигде не было. Только куклы сидели молчаливые и неживые и смотрели на нее грустными глазами. Девочка растерялась. Она прижала ружье к себе и не видела, как за ее спиной плавно и совершенно неслышно опустилась красавица в белом просторном одеянии, которое она расправила словно крылья.

– Ты все-таки пришла? – спросила она, обращаясь к девочке.

Аня резко обернулась и, увидев ведьму, ахнула от неожиданности и выпустила ружье из рук. Ружье глухо стукнулось прикладом о каменный пол и с жалобным звоном упало на пол.

Ведьма сделала шаг вперед и обеими руками схватила Аню за руки. Ее руки были очень холодными. Девочку сразу же охватили дрожь и оцепенение. Она почувствовала, что не в силах сдвинуться с места. А ведьма между тем обняла ее и ласково прижала к себе.

– Ты все же пришла ко мне, – ласково и удовлетворенно прошептала она ей на ухо. Дыхание у нее тоже было ледяное. – А я ждала тебя. Очень ждала.

Аня явственно ощущала, как ледяной холод охватывает ее с головы до ног и сковывает в ее жилах кровь, но ничего уже сделать не могла. Сил на сопротивление у нее уже не было.

– Ты дрожишь? Тебе холодно? – ласково продолжала ведьма. – Сейчас я тебя согрею. Ты больше не будешь мерзнуть. Никогда! Тебе будет хорошо.

Она скинула с себя белое одеяние и стала окутывать им Аню. Но девочка ощутила, как холод еще крепче сжал ее и поняла, что белое одеяние, в которое ее одевали есть ни что иное, как саван. К холоду прибавился ужас и жалость к себе. Аня задрожала от страха за себя, а на глаза у нее навернулись горячие слезы. За всю свою жизнь она не плакала столько, как в эту кошмарную ночь. И тут она глянула на своих родных. Они стояли по-прежнему неподвижные, но у всех троих были широко открыты глаза. И все они смотрели на Аню. И девочка увидела, что взгляды их наполнены такой болью, такой тоской и таким горем, что она сразу заплакала еще сильнее. Слезы ручьем полились по ее лицу, и от этого вдруг холод, начал отступать. Ведьма с беспокойством глянула на девочку. И Аня смогла пошевелить рукой. Когда она поняла, что вновь обрела способность двигаться, то громко закричала, и набрав все силы, какие только могла, оттолкнула от себя ведьму, затем сорвала саван и отбросила его в сторону.

Наверно отчаяние и горе придали ей силы, потому что ведьма упала на пол и сразу же перестала улыбаться. Она тут же вскочила на ноги, но уже искривленная, как древняя старуха. Ее лицо исказилось ненавистью и злобой. Она зашипела, как рассерженная сиамская кошка, глаза ее стали кроваво алыми, рот наполнился пеной, и из него выполз длинный, раздвоенный как у змеи язык.

– А, так ты еще на что-то надеешься? – воскликнула она. – Может быть на эту жалкую железяку?

Она указала пальцем на ружье, которое все еще лежало у ног девочки. Аня нагнулась, пытаясь поднять его, но ведьма выкинула вперед левую руку, из длинного ее кривого указательного пальца выскочила белая искра, и ружье покатилось по полу прочь от Ани. Оно остановилось где-то за ее спиной у входа в склеп.