Свинячья победа Токарева Виктория

* * *

У нее было красивое торжественное имя: Виктория. И фамилия, которой она стеснялась: Поросенкова. Получалось: Виктория Поросенкова – идиотское сочетание. Свинячья победа. Но ничего не поделаешь. Фамилию человек получает от родителей, так же как и внешность. Какая есть – такая есть. И надо сказать «спасибо». Могло бы и не быть никакой.

Внешность у Виктории тоже слегка свинячья: рыжие ресницы, рыжие волосы, голубые глаза и десять килограммов лишнего веса. Тонкая талия, пышный зад, нежная кожа – копия Саскии Рембрандта. Великий художник Рембрандт тут же посадил бы Викторию на колени. А современные мужчины не торопились. Исключение составляли азербайджанские перекупщики. Когда Виктория приходила на базар, они с большим одобрением смотрели ей вслед и предлагали фрукты бесплатно. Но Виктории они не нравились. Лучше никого, чем эти вязкие турки.

У Вики никого и не было. Она работала на птицефабрике и поэтому никогда не ела кур. Она досконально знала, что стоит за красиво зажаренной курицей. Она знала всю подноготную их жизни, любви, страданий и смерти. Есть кур для нее было то же самое, что питаться родственниками.

Из родственников у нее был только дед. Мать с отцом тоже были, но у каждого своя семья, новые дети. Вика существовала как напоминание об ошибках молодости, и родители старались о них забыть.

Дед когда-то где-то работал и кем-то был. А теперь пенсионер. Его звали «ты бы»… «Ты бы пошел в магазин и купил муки…» Или: «Ты бы пропылесосил квартиру…» И так далее…

Дед по утрам, до завтрака, ходил гулять, ему сказали, что это полезно. Он вставал и сразу занимал ванную, как раз в то время, когда Вика собиралась на работу. Их интересы сталкивались, но справедливость была на стороне Вики. Дед мог опоздать на свою прогулку, а Вика – нет. Ее рабочий день начинался в определенное время, и за этим жестко следили. У Вики с дедом происходили разборки, и в отместку Вика прятала его зубы. Дед целый день не мог найти свои зубы и ел только жидкую пищу.

У деда был свой резон: ему был необходим жесткий распорядок, как грудному ребенку. Этот распорядок, как каркас, держал его форму и содержание. Пусть человек стар, но он жив. А внутри жизни все должно быть полноценно.

Вика не понимала: что изменится от того, что дед сдвинет свою прогулку на сорок минут? Они ругались, но не каждый день, примерно два раза в неделю. В остальное время Вика заботилась о деде, по вечерам готовила ему вкусненькое и покупала фрукты у азербайджанцев.

Помимо деда, у Вики был любимый человек – диктор телевидения Влад Петров. Полное имя – Владимир. У него были пальцы с овальными ногтями, бесстрастное лицо, немножко японские глаза и тихий юмор, спрятанный в глубину. Неброский, чеховский юмор. Но умный – услышит и почувствует. Виктория слышала и чувствовала. О! Как не хватало ей таких собеседников, которые бы все понимали. Ее собеседниками были цыплята из электронной несушки. И сотрудницы, которые разговаривали только о материальном.

Вика позвонила на телевидение, выяснила номер телефона. И позвонила. Трубку сняла мама. Вика представилась как восхищенная телезрительница, что правда, и рассказала маме, какой у нее качественный сын – умный и красивый, что тоже правда. Вике приятно было это говорить, а маме слушать.

Мама не была любопытной и не спросила Вику, как ее зовут, где она работает и сколько ей лет. Но Вике казалось тем не менее, что связь налажена и теперь она любит не в воздух, а непосредственно в его дом. Весь дом Владимира будет наполнен ее любовью.

В завершение разговора мама сказала странную фразу: «В каждой избушке свои погремушки». Вика не поняла, что она имела в виду. В доме есть маленький ребенок, и он играет в погремушки? Либо в каждом доме свои неприятности? Но Вика не представляла себе, какие неприятности могут быть у таких умных, обеспеченных, полноценных людей. Неприятности – только от глупости, бедности и ущербности.

Вика звонила время от времени. Раздавался голос Владимира по автоответчику и советовал говорить после короткого гудка. Вика дожидалась гудка и торопилась сказать важные вещи. А иногда просто пела.

Надо сказать, что голос у нее был как у ангела – высокий и чистый. Она не пошла учиться только потому, что стеснялась своей внешности. Эстрадная певица должна сочетать в себе секс-символ с вокальными данными. Мужчины должны слушать и желать. А женщины – слушать и подражать. А кому придет в голову желать или подражать Виктории Поросенковой?

Вика пела только курам и подругам. И еще Владимиру Петрову по автоответчику.

Подруг было две – Варя и Вера. Обе работали осеменаторами. Осеменяли кур петушиной спермой. Привычным бесцеремонным движением брали кур и вводили шприц куда надо. Куры охотно подчинялись этой процедуре, потому что в своем курином освенциме они не знали другой любви. Были рады и шприцу. Однако петух – гаремное животное, один на всю куриную стаю. И любовь на свободе мало чем отличалась от короткой процедуры со шприцем.

Вика не могла заходить к подругам в куриный барак. Не переносила густой стойкой вони. В каких бы нечеловеческих условиях ни находилась курица, она все равно ест и какает. А значит – источает вонь. Вера и Варя принюхались и привыкли. Однако кур не ели. Брезговали.

Виктория работала в электронесушке, курином родильном доме. Там была чистота и дисциплина, как на атомной станции. Сотрудники переодевали обувь и натягивали на себя белые халаты.

Яйца медленно грелись в специальном режиме, потом из них проклевывались желтые головки и смотрели на мир глазами-бусинками.

Нет ничего прекраснее цыпленка, котенка, поросенка, ребенка. Маленькие и слабые имеют только одну защиту – свою прелесть. Никому не придет в голову обидеть цыпленка. Всем хочется его защитить.

На ферме существовал и мозговой центр, где трудились ученые-селекционеры. Создавали наиболее качественную породу. Кажется, Гитлер хотел создать наиболее качественную породу людей…

Куры, конечно, не люди, но тоже требуют качественного начала. Их оплодотворяли живым петухом. Потом отбирали самые крупные яйца и складывали в специальный контейнер. Выводили цыплят и продавали в Канаду за твердую валюту. Канадцы платили сказочно. Этих денег хватало на зарплату всему коллективу.

Питались в столовой. Виктория, Вера и Варя садились за один столик, обсуждали свои новости.

Новости были скудными, поскольку жизнь устоялась. Основные события происходят до двадцати пяти лет: поступают в вуз, женятся, рожают. А Вике, Вере и Варе было после тридцати. В этом возрасте уже все есть или ничего нет. И это надолго, если не навсегда.

Варя была замужем за Геной. Гена ничего не зарабатывал, но зато пил и в пьяном виде звонил каким-то женщинам.

– Как ты с ним живешь? – удивлялась Вика.

– Он меня любит, – отвечала Варя.

– Тогда зачем он звонит другим бабам?

– Так это спьяну.

– А почему ты это терпишь?

– Я его люблю, – просто объясняла Варя.

Вика не понимала: как можно любить бездельника и пьяницу? Любить можно только Владимира Петрова – красивого и умного.

Вторая подруга, Вера, родила детей без мужа. Вообще-то она хотела одного, но получилась двойня. Две девочки. Эти девочки появились на свет недоношенными и теперь лежали, обложенные ватой, как нездоровые помидоры. При этом постоянно орали и какали, как куры.

Вера была бешено влюблена в своих девочек и каждый их пук встречала с восторгом. И разговаривать могла только на эту тему. Вика слушала из вежливости, не перебивала. Но участь ее подруг вызывала в ней брезгливое сочувствие: как можно жить ТАК?

А подруги, в свою очередь, сочувствовали Вике и давали советы: роди без мужа. Все же какой-то смысл…

Вика тем не менее считала себя богатым человеком, хранительницей Большой Любви. И даже если эта любовь не имеет конкретного выражения – она существует, наполняет смыслом и помогает Владу Петрову, как помогает человеку молитва.

Время от времени на птицефабрику приходил бомж с красивой фамилией Хмельницкий. Приходил – не точно. Просачивался. Через проходную его не пропускали. Он пролезал в дыру, которую кто-то проломил в бетонном заборе. Хмельницкий просачивался и поджидал Вику.

Вика – толстая, в белом халате – казалась ему менее агрессивной, чем тощие и злые тетки. Они накидывались и лаяли, как собаки, и гнали вон. А Вика останавливалась, смотрела в его запущенное лицо и спрашивала:

– Чего тебе?

– Куриного мяса, – отвечал Хмельницкий.

– Поди и купи. В магазине куриный фарш дешевый.

– Нет у меня денег.

– Но я же не могу воровать, – объясняла Вика.

– Тогда головы дай и лапы. Я сварю.

Вика стояла и размышляла.

– Если тебе жалко голов, дай чего-нибудь, хоть куриного корма.

Вика вздыхала и выносила ему пакет куриных потрохов. Это было царское подношение.

– Спасибо, – скупо благодарил бомж Хмельницкий и быстро исчезал. Боялся, что Вика передумает и отберет. В его жизни бывало всякое.

В следующий раз бомж появился через три месяца. Тактичный был человек. И не просил, а просто стоял и наблюдал.

Во дворе жгли мусор, горел костер. Подружки Вера и Варя сидели на старых ящиках, а Вика пела. Но как… Как будто ангелы слетали с неба и пели в унисон.

– Твой пришел, – сказала Варя.

Вера оглянулась и засмеялась. А Вика не засмеялась. Только подумала: «Смеется тот, кто смеется последний»…

«А-ах, нет сил снести разлуку… Ласк, ласк твоих, жгучих ласк ожида-аю, от счастья замираю…»

Это было про нее и про Владимира Петрова. Она пела ему и себе. А остальные слушайте, если хотите…

По птицеферме разлетелся слух, что телеведущий Владимир Петров женится на молодой актрисе Саше Коноваловой. Эта актриса снялась в телесериале, и в нее влюбилась вся страна, включая телеведущего Влада Петрова.

Их фотографии напечатали в журнале «7 дней». Журнал притащила на работу Варя, и все девчонки смотрели с жадным любопытством. И даже куры косились круглым глазом в сторону ярких картинок. И Вика тоже смотрела с никаким выражением, дескать, ей-то что…

В убойном отделе куры стреляли пометом, перед тем как покинуть этот мир. Мозгов с наперсток, а ведь тоже что-то чувствуют.

Вика чувствовала себя примерно так же, но виду не показывала. Однако запомнила, что свадьба состоится седьмого сентября в семь часов вечера в ресторане «Золотой дракон». Они специально выбрали цифру семь, потому что Господь создал мир за неделю. А они тоже собираются создать свой мир.

– Счастливые!.. – вздохнула Варя. – Представляешь, какая у них жизнь… Зимой на Красное море, летом на Черное…

– Он напьется и будет бабам звонить, – прокомментировала Вика.

– Ну и что? Зато он в час зарабатывает столько, сколько ты за год.

– Богатые тоже плачут, – философски заметила Вера.

Вика промолчала. Владимир женится. Но он же не умирает. Он остается жить, и, значит, его можно любить на расстоянии. В конце концов, Вика может считать, что Влад уехал в далекую командировку. Куда-нибудь в Африку или на космическую станцию «Мир».

Настало седьмое сентября. Это была суббота. Вика оделась красиво и поехала к ресторану «Золотой дракон». Не на свадьбу, конечно. Ее никто не звал. Просто посмотреть со стороны.

Ресторан стоял на пересечении двух улиц, вылезая вперед этаким китайским фонарем.

Машин понаехало не меньше пятидесяти, в основном иномарки: джипы и «БМВ».

Подкатил «линкольн» – длинная черная машина. Из «линкольна» вышли невеста и жених. Невеста – полная противоположность Виктории: черная, худая, высокая, как рельса. Жених был одет в черное и белое. Волосы зачесаны назад, блестят от геля. Лицо бледное, глаза горят, и кажется, что глаза – впереди лица. Боже, как он был грозно прекрасен… Выражение лица как у Джордано Бруно, идущего на костер. На костер счастья? Мучений?

Вика смотрела во все глаза. Если бы ей было разрешено, кинулась вперед, ухватилась, затолкала бы в машину и увезла. Куда? Не все ли равно! Хоть к деду. Она села бы перед ним на пол и стала слушать. Он бы говорил, а она слушала и плакала. А потом отдала бы ему свою девичью честь, все настоящее и будущее…

«Ласк, ласк твоих, жгучих ласк ожидаю… От счастья замираю…»

Жених и невеста подошли к ресторану. Их встречал маленький молодой китаец – владелец ресторана по имени Петя.

Петя препроводил звездную пару в помещение ресторана. Они скрылись из виду. ВСЕ. Сидеть было бессмысленно.

Вика поднялась со скамейки. Вошла в будку телефона-автомата. И набрала «02».

Заслышав голос дежурного, четко проговорила:

– В ресторане «Золотой дракон» заложена бомба.

– Кто говорит? – торопливо спросил дежурный.

– Говорит тот, кто знает, – четко ответила Вика. Положила трубку. Вернулась на свою лавочку. Ей было интересно посмотреть, как развернутся события.

Чего она хотела? Чего добивалась? Она хотела сорвать свадьбу. А если не сорвать, то хотя бы испортить. Почему? Потому что у нее отбирали мечту и смысл жизни. Она ничего не могла изменить, только стрельнуть пометом, как курица в убойном цеху.

Подъехала ментовка с собаками. Все задвигались, как в ускоренной съемке.

Менты с собаками быстро распространились по всему пространству. Выскочил Петя, махал руками. Ему что-то вежливо, но твердо втолковали.

Виктория почувствовала голод. Зашла в ближайшую булочную, купила булку-слойку и вернулась на свой наблюдательный пункт. Ела и ждала.

Из ресторана энергично вышли жених и невеста, ругаясь на ходу. Остановились в трех шагах от Вики.

– Ты что, боишься? – спросил Владимир.

– Естественно, – ответила Саша Коновалова. – Страх за жизнь – нормальная реакция здорового человека.

– А как же свадьба? – не понял Влад.

– В другой раз.

– И столы накрывать в другой раз?

– Если выбирать между уткой по-пекински и жизнью, я выбираю второе.

– Потому что тебе плевать. На мои деньги и на мои усилия.

– Попроси официантов сложить еду в коробки и можешь взять их домой. Отвези своей полоумной мамаше и полоумной дочке.

Владимир молчал какое-то время, потом сказал спокойно:

– Я ждал, когда ты начнешь… и дождался. Ненавидеть больных и старых только за то, что они больные и старые, – знаешь, как это называется?

– Естественный отбор…

– Это называется фашизм, – уточнил Влад. – В Японии отводили старых на гору Нарайяма, чтобы их расклевывали птицы. А в Спарте сбрасывали больных детей со скалы, чтобы они не занимали место на земле. Фашисты хотели очистить планету от людей второго сорта. По-вашему, жить должны только молодые, сильные и красивые. А остальных – скидывать в пропасть и отводить на Нарайяму. Тебе наплевать на всех, кроме себя. А знаешь почему? Потому что ты мало читала книг. Или вообще не читала. Фашизм – это прежде всего серость и бескультурье плюс душевная бездарность.

– А что же ты на мне женишься? – спросила Саша.

– Уже не женюсь. Капитан! – Влад торопливо подошел к капитану. – Если вы найдете террориста, который подложил бомбу, передайте: пусть мне позвонит. Я дам ему вознаграждение.

Саша Коновалова повернулась и пошла прочь. Села в чью-то машину. Машина попятилась, выруливая. И ушла. Скрылась за поворотом.

Владимир сел на скамейку рядом с Викой. Смотрел перед собой. Потом обернулся и посмотрел на Вику. Она сконфуженно улыбнулась набитым ртом.

– Хотите есть? – вдруг спросил Влад.

Вика промолчала.

– Пойдемте…

Владимир встал со скамейки, ожидая, что Вика тоже поднимется.

Виктория, конечно, хотела подпортить веселье, но не в такой же степени. События развивались так стремительно, как при землетрясении. Только что стояло – и уже руины.

– Ну, пойдемте, пойдемте, – поторопил Владимир.

Вика поднялась, и они вместе двинулись к ресторану «Золотой дракон». Дорогу им преградил капитан.

– Капитан Рогожкин, – представился он и отдал честь. – В ресторан нельзя. Бомба.

– Мы поедим быстро и уйдем, – пообещал Владимир.

– Придется подождать. Бомба, – повторил капитан.

– Да нет там никакой бомбы, – сказала Вика.

– Это надо проверить. Наши собаки специально натасканы на тротил.

– Да нет там никакого тротила, – повторила Виктория.

– Откуда вы знаете?

– Это я позвонила.

Владимир Петров развернулся к Вике и уставился на нее.

– Тогда придется вас задержать, – строго сказал капитан.

– Пожалуйста, – согласилась Вика. – Я никуда не денусь.

Рогожкин что-то сообщил по рации. Подошел старший лейтенант.

– А зачем вы это сделали? – очнулся Владимир, глядя на Вику.

– Это долгая история, – уклонилась Вика.

– А вы покороче. В двух словах.

– В трех. Я вас люблю.

– Фанка? – догадался Владимир.

Виктория не знала, что это значит. Может быть, от слова «фанат». Фанатизм, в чем бы он ни выражался, – это всегда ограниченность. Вика догадалась, что быть фанкой – не очень почетно. Эти фанки как дуры гоняются за кумиром, визжа от восторга и отдирая кусок рубахи или штанов, как повезет. А потом целуют этот обрывок и молятся на него.

Вика любила тихо, тайно и священно. «Раскрылася душа, как цветок на заре, под дыханием зефира…»

Капитан Рогожкин и старший лейтенант тихо переговаривались.

– Старлей, капитан, я приглашаю вас на праздничный ужин, – торжественно произнес Владимир Петров. – Берите солдат – и за стол. Все равно пропадет. Правда, Петя?

Хозяин ресторана Петя мелко закивал. Торопливо проговорил:

– Очень хороший меню. Очень хороший повар. Из Китая. Настоящая китайская кухня.

– А что, товарищ капитан? – спросил старлей. – Перекусим по-быстрому и по домам. Ложный вызов.

Капитан молчал. По его горлу прокатился кадык.

Весь милицейский наряд сидел за столом. Молча и вдохновенно поглощали еду – настоящую китайскую кухню.

Вика и Владимир сидели рядом. Владимир глядел в пространство, а Вика увлеклась трепангами. Еда была ни на что не похожа, и даже трудно сказать – вкусно это или нет. Как будто ее доставили на НЛО из соседней галактики.

Милиционер-грузин обратился к капитану:

– Товарищ капитан, нельзя без тамады. Неорганизованное застолье получается. Едим, как млекопитающиеся.

– А мы какие? – спросил капитан.

– Мы – люди. Это другое.

– Ну ладно. Назначаю тебя тамадой.

Грузин встал и постучал вилкой по тарелке.

– Первый тост: за нашего Всевышнего… – провозгласил тамада.

– За Путина, что ли?

– Кто такой Путин? Раб Божий. За Господа Бога, нашего Создателя…

Милицейский наряд дружно выпил и закусил. Владимир Петров налил водку в фужер из-под шампанского и выпил до дна.

Наступило молчание. В молчании был слышен перестук вилок.

– Следующий тост – за Георгия-победителя! – провозгласил тамада.

– А это кто? – поинтересовался старший лейтенант Демин.

– Это наш святой, – объяснил грузин.

– А наш?

– Ваш – не знаю. Это вы должны знать.

– Выпьем за всех, – распорядился капитан Рогожкин. – Сначала за вашего, потом за нашего, а потом за ихнего. – Рогожкин обернулся к китайцу Пете: – У вас кто? Будда?

Петя не понял, о чем речь, и торопливо заверил:

– Настоящий китайский повар. Мы ему две тысячи в месяц платим. Хороший специалист. Надо хорошо платить. Конкуренция.

Официанты поставили на стол утку по-пекински. Она выглядела превосходно: золотисто зажаренная в темном кисло-сладком соусе.

– Это действительно вы звонили? – тихо спросил Владимир.

– Да… Действительно. – Вика мелко закивала, как китаец.

– А зачем?

Вика задумалась: как сказать одним словом? И нашла это слово:

– Ревность…

– А при чем тут ревность? – не понял Владимир.

– Я вас давно люблю. С восьмого класса…

– Ну, молодец… – Влад покачал головой. – Вообще-то надо было у меня спросить. А потом звонить в милицию. Если любишь человека, надо жить его интересами.

– Она вам не подходит, – твердо сказала Вика.

– Я знаю, – согласился Влад. – Но мы любим не тех, кто нам нравится. Ты мне нравишься. Ты смешная. Но я тебя не люблю. Понимаешь?

– Не совсем. – Вика действительно не понимала: как можно любить человека, который тебе не нравится?

– Очень жаль, – произнес Влад. – А впрочем, все равно.

– Выпьем за молодых! – провозгласил тамада. И повел бокалом в сторону Влада и Вики.

– А где здесь молодые? – остановил Рогожкин.

Тамада понял, что ошибся, но тут же выкрутился:

– Здесь все молодые! И у всех когда-нибудь будут семьи и дети! Молодые, встать!

Весь милицейский наряд поднялся, держа в руках рюмки с водкой и бокалы с вином. Веселье набирало обороты.

Хозяин ресторана Петя о чем-то договаривался с капитаном. Менял крышу. Милицейская крыша нравилась ему больше, чем просто бандитская. От бандитов непонятно, чего ждать. А милиция – адекватна и адаптирована к условиям. Они учитывают интересы предпринимателя. А бандиты не учитывают ничего. Только деньги.

Владимир Петров играл на рояле. Играл неожиданно хорошо. А Вика пела. Без слов. Просто мелодию. Ее голос струился как будто с неба. И она была красива в этот момент: нежная кожа, сверкающие глаза. Молодые менты слушали и мечтали. Водка подняла порог чувствительности. У некоторых в глазах стояли чистые слезы.

Старлей Демин подошел к капитану и спросил:

– Не будем ее забирать? Напишем ложный вызов, да и все.

– А зачем она звонила? – спросил капитан.

– Свадьбу остановить, – догадался старлей.

– А ей-то что?

– Значит, была причина…

Капитан смотрел на поющую Вику. Видимо, сравнивал с невестой.

– Красивых много, – изрек капитан. – А такая – одна.

Влад доиграл до конца. Снял руки с клавиш.

– Как вас зовут? – спросил он Вику.

– Виктория.

– А фамилия?

– Поросенкова, – созналась Вика.

– Это не пойдет. Нужна нейтральная фамилия, какое-нибудь явление природы.

– Огонь. Огнева, – подсказал молоденький старшина.

– Такой есть. Литературный критик, – заметил тамада. Он оказался образованным, что случается среди интеллигентных грузин.

– Лужок. Лужкова, – подсказал другой солдат.

– Такой тоже есть.

– Камень. Каменева, – включился старлей.

– Такой был, – отмахнулся Влад.

– Ветрова, – предложил капитан.

– Может быть, Ветер? Или Ручей… Голос звенит, как весенний ручей. Сочетается с именем: буквы «р» перекликаются – Виктория Ручей. Замечательно! – одобрил Влад.

Хозяин ресторана услужливо включил музыку. Она оказалась китайская. Влад встал из-за рояля и пригласил Вику на танец.

– Танцуем все! – скомандовал тамада.

Милицейский наряд в мгновение образовал хоровод. Положив руки друг другу на плечи, трясли ногами, как в греческом танце сиртаки. Для них было едино – что Греция, что Китай.

Влад остановился передохнуть. Они стояли в центре хоровода и смотрели друг на друга.

– Вы где работаете? – спросил Влад.

– На птицеферме.

– Кому же вы там поете? Курам?