Рыцари в ассортименте Мазаева Ирина

Милочка проснулась с ощущением потери.

Еще не совсем проснувшись, еще только выныривая из объятий Морфея, она уже чувствовала боль утраты – как будто отобрали у нее что-то родное и дорогое. Окончательно Милочка проснулась практически в слезах. В слезах. В своей девичьей постельке. Одна.

– Ну, рассказывай. – Климка закурила в ожидании, пока принесут заказ.

Они сидели в китайском ресторанчике, что находился в Милкином доме на Вознесенском. На Милочке, что называется, лица не было. Она отчаянно вытащила сигарету из пачки Климентьевой.

– Ты же бросила? – удивилась та, но тут же понимающе протянула: – Ага-а...

– Ага, – согласилась Милочка. – Ты бы слышала, что он мне вчера устроил!

– Я же тебе звонила вечером, когда ты меня так радостно отшила. Вы в ресторане сидели, и все было прекрасно...

– Было да сплыло. Пошел он меня провожать, поднялся ко мне, страстно набросился... А когда все, собственно, произошло, надулся и повернулся ко мне спиной. Я, естественно, спрашиваю: что случилось. Молчит. Я его тормошу – отбивается. «Ну расскажи, – говорю, – я же мысли читать не умею!» А он мне знаешь, что заявляет?

– Что?

– «Я, – говорит, – на тебе никогда не женюсь, я лучше съем перед ЗАГСом свой паспорт».

– Что, прямо так и сказал? – ахнула Климка.

– Да нет... Но с тем же смыслом. И знаешь, чем мотивировал? «Ты, – говорит, – стала мне слишком близкой, а я, – говорит, – никого до себя близко допускать не хочу». И все в таком духе. Что я лезу к нему в душу. Что он сам привык решать свои проблемы. Что я его держу, что я его пытаюсь загнать, как волка, в клетку. Это я-то его куда-то загоняю! Я хочу за него замуж?! Я его приманивала – полочки бегала вешать, компьютер чинила? «Я, – говорит, – в счастье не верю». В счастье он не верит, поэтому надо сразу и самому все испортить!

Милочка почти плакала. Климка удивленно переводила взгляд с нее на утку по-пекински и обратно.

– Нет, ну ты понимаешь?! – Милочка на еду даже не смотрела. – Год меня доставать, год приручать, приучать, что дома все лампочки горят, компьютер работает идеально и всегда есть кому поплакаться – и на тебе! Вот скажи мне, как психиатр, – у него все дома? Я его в клетке держу?! Он сам такую стену китайскую возвел внутри себя, что, засунь его в настоящую клетку, он и разницы не заметит. Он же мира до смерти боится – разве не так? Ты же его видела?

– Типичный шизоид, – согласно кивнула Климка.

– Да, я помню, он твердил, что у него нет близких друзей, что он никому не доверяет – но при чем тут я? Он же хочет близких отношений, я знаю. Да все хотят любить и быть любимыми! Какого же хрена, когда счастье так близко, он прячется за свою китайскую стену?!

– Типичный интимофоб.

– А кто из нас не интимофоб? – Милочка даже попыталась палочками по столу хлопнуть, как ложкой. – Как будто мне так легко было ему довериться, как будто мне легко было поверить в... счастье! Но я же смогла взять себя в руки! А он... он...

...Милочка снова вспомнила – увидела эту ужасную сцену. Гошик отодвинулся от нее на самый край дивана. Она же приподнялась на локте. Вспомнила совет Климки – «не держи эмоции внутри себя, позволь им выплеснуться» – и подумала: «А правда, почему я все время все держу внутри себя? Могу же я, в конце концов, быть самой собой?!»

– Знаешь, кто ты? – сказала Милочка, глядя в глаза Гошику. – Ты – трус. Ты боишься жизни. Построил внутри себя свою китайскую стену, окопался там, как на войне. Кто на тебя нападает? Я? Я – твой друг. Заметь, единственный друг. А ты от меня защищаешься. Что я тебе сделала? Я часто лезла тебе в душу? Чуть-чуть стало получаться... Но ты же упрямый, ты не хочешь посмотреть по сторонам, ничего не хочешь менять. Как страус в пустыне, при малейшей опасности засовываешь голову в песок. Но мы в городе. И нет никакой опасности. Так нет же, ты с какого-то своего бзика умудряешься засунуть голову в асфальт, в железобетон... А окружающим остается общаться с твоим общипанным задом.

Почему с «общипанным задом», Милочка не знала. Но образ ей понравился. Гошик же вскочил в ярости.

– Ты что, не видишь, что я еле сдерживаюсь? Ты меня не знаешь! Ты там что-то себе навыдумывала, что я какой-то такой хороший, весь из себя.

Милочке только и оставалось сказать (и, кстати, вполне искренне):

– Ты – чудесный.

– Не смей! – взревел Гошик, натягивая семейные трусы в цветочек.

И Милочка поняла, что он действительно взбешен. Она же, как ни странно, почувствовала совершенное спокойствие.

Натянув джинсы, Гошик ткнул в нее пальцем:

– Правильно, молчи, не буди во мне зверя.

Милочка пожала плечами:

– Да я хомячков не боюсь...

Она всегда гордилась своим самообладанием и чувством юмора. Но когда за Гошиком хлопнула дверь коммуналки, Милочка впервые об этом пожалела...

– Тебе приходится общаться с его общипанным задом! – рассмеялась Климка, когда Милочка поведала ей о финальном аккорде вчерашней ночи и, видимо, ее отношений с Гошиком. – Прекрасный образ. Я тобой горжусь, старушка. Выпьем.

Они чокнулись. Милочке и самой немного полегчало.

– Баба с возу – кобыле легче, – вспомнила она поговорку. – В конце концов, это не я хотела за него замуж, а он хотел жениться. И я изначально знала, что ничего у нас с ним не получится. Уж слишком он хороший, сказочный прямо-таки...

Это на самом деле было так, или Милочка себя успокаивала? Она не знала. Милочка привычно прислушалась к ощущению потери внутри себя. Ощущение, конечно, было... Но не первая это потеря в Милочкиной жизни и, видимо, не последняя.

– Ах, какая смешная потеря, – она процитировала Есенина.

– Много в жизни смешных потерь, – подхватила Климка.

– Помнишь, я тебе сны рассказывала про бассейн? Ну снится мне время от времени, что прихожу я в бассейн, раздеваюсь, захожу в воду. А там воды уже по колено. А мне так хочется плавать. Я кидаюсь, пытаюсь плыть, без толку хлопаю руками по воде. А воду окончательно спускают. И так мне обидно, так горько. Такая несправедливость...

– Да помню, конечно.

– Так вот, прикинь, мне сегодня приснилось, прихожу я в бассейн, а там на дверях табличка «Закрыто». Финиш.

– Да, получается, проблема не только не решается, но положение дел еще и ухудшилось. – Климка задумалась. – Ладно, хочешь, мы можем поработать с этими твоими снами про бассейн.

Климка, надо сказать, в последнее время работала уже не психиатром, а психологом. И тоже сделала очень хорошую карьеру. Клиентура у нее была такая, что о-го-го. Фамилий она старалась не называть даже Милочке, но та догадывалась. И теперь, как истинный профессионал, Климка не консультировала друзей/знакомых/родственников, которые денно и нощно атаковали ее со всех сторон. Но сейчас для Милочки, видимо, решила сделать исключение.

– Давай! – обрадовалась Милочка. – А это нормально – заниматься этим в ресторане?

– Нормально. До закрытия далеко, в зале полтора землекопа.

Они заказали еще вина. Климка расспросила подробности снов про бассейн. И приступила:

– Готова? Начинаем. Давай ассоциации: бассейн.

– Бассейн, плавать, здоровый образ жизни, удовольствие, поездки на море в детстве, спокойствие, гармония, солнце, радость, хорошая компания, общение, вода, хорошие эмоции, заряд бодрости...

– Вода.

– Жизнь, пить, живая вода, мертвая вода, фобия моя – я воды панически боюсь, ты же знаешь... Нет, вода, грибной дождик, море, океан, плавать, купаться, спокойствие, удовольствие, гармония, надувной матрас, детство, мячик, море, радость...

– Ладно, хорошо. Ты – бассейн. Вживись в этот образ, отключи разум...

Милочка старательно настроилась.

– Я – бассейн, – сказала она, сидя с закрытыми глазами.

– Расскажи мне, что ты чувствуешь по отношению к Людмиле Савельевой. Почему ты спускаешь воду, когда она собирается поплавать?

– Я с интересом наблюдаю за Людмилой Савельевой, – послушно начала Милочка, входя в транс. – У нее так все в жизни удается: работа хорошая, зарплата прекрасная, с родителями повезло, с квартирой тоже... Ей вообще по жизни везет. И на распродаже она всегда какую-нибудь дивную вещичку урвет. Вот и хочется ей что-нибудь подпортить – не может же ей во всех областях везти. Пусть не везет хотя бы в любви. А то зазнается.

– Понятно, ты больше не бассейн, ты – Людмила Савельева.

– Я – Людмила Савельева, – Милочка вышла из образа и уставилась на Климку.

– Бассейн, вода, где ты пытаешься плавать, – это твои отношения с мужиками. Давно тебе снятся такие сны?

– Ну, последние года два...

– Года два... Игорек, Кирилл и этот – как его там?

– Женечка, – Милочка задумалась. – Это с ними я пыталась плавать, когда уже и так было понятно, что воду спускают?

Климка кивнула.

– Ну да, да, чего уж там. Понятно же было изначально, что эти отношения ни к чему не приведут, а все равно начинала. Но надо же было мне с кем-то встречаться?!

– Это тебе решать, – пожала плечами Климка. – Я, как психолог, тебе ничего не могу посоветовать. Ну что, попробуем прожить сон?

Милочка кивнула и начала:

– Я прихожу в бассейн и вижу, что он полон. Я захожу в воду, плыву. Вода начинает убывать. Меньше, меньше... Я остаюсь лежать на дне. Мне обидно. Но тут вода начинает снова прибывать, бассейн снова наполняется, я плыву. Все хорошо, я получаю огромное удовольствие. Иду в джакузи...

Милочка открыла глаза и вопросительно уставилась на Климку. Климка держалась за голову.

– Ты с ума сошла? Зачем тебе нужно, чтобы вода уходила?!

– Чтобы... – Милочка растерялась. – ...получить негативные эмоции. Ну... чтобы почувствовать вкус жизни. Чтобы быть как все. Не бывает же все хорошо? Я и в бассейн на самом деле хожу за негативными эмоциями.

– Хорошо, – согласилась Климка. – Ты – обида.

Милочка закрыла глаза, вдохнула-выдохнула:

– Я – обида.

– Как ты себя чувствуешь? В каких ты отношениях с Людмилой Савельевой?

– Я себя чувствую прекрасно. Я себя чувствую нужной. Нужной Людмиле Савельевой. Ей без меня никак. Кто же будет за ней следить? Я нужна, чтобы воспитывать ее. Со мной она будет хорошей девочкой. Я...

– Ты сама-то понимаешь, что говоришь, как истеричная мамашка? – Климка вышла из роли отстраненного психолога, допила вино в бокале и махнула официанту. – Зачем тебе мамашка, когда ты уже сама взрослый человек? Что за садомазо?

– Я – Людмила Савельева... – по привычке промямлила Милочка, становясь сама собой и хватаясь за голову. – О боже! Я же уже не живу с родителями! Они что, где-то внутри у меня остались? Я поняла, я все поняла!..

– Зачем ты, я забыла, в бассейн-то идешь? – неожиданно спросила Климка.

– Чтобы удовольствие получить, – пожала плечами Милочка, думая немного о другом.

– Ага! – обрадовалась та. – И нечего мне втирать, что тебе в жизни негативных эмоций не хватает и поэтому тебе нужна эта обида! Себе-то не ври. Уж если бассейн – это твои отношения с мужиками, то не говори мне, что ты с ними знакомишься, чтобы обломаться. И не говори мне, что ты управляешь процессом: вот здесь у меня все будет хорошо, а здесь – немного плохо для равновесия. Кто воду спускает, а, Милка?

– Я не знаю...

– И почему ты решила, что не можешь быть счастлива во всех областях: и в работе, и в личной жизни?

– Ну... Это как-то слишком хорошо...

– Разреши себе стать счастливой полностью. Позволь себе преуспевать во всем. И выясни, наконец, кто воду спускает. – Подошел официант, и Климка молча ткнула пальцем в карту вин. – Будешь перепроживать сон?

– Не-а, я все поняла.

– Хорошо, тогда отметим наконец-то твой день рождения как следует!

Прошел месяц.

Милочка привыкла к тому, что ей уже тридцать, но про то, что пошел четвертый десяток, все-таки старалась не вспоминать. К тому, что в ее жизни нет Гошика, привыкнуть оказалось труднее. То есть совсем не удавалось привыкнуть.

После сеанса психотерапии с Климкой и расставания с несостоявшимся мужем Милочка поначалу почувствовала некое облегчение. Но, к сожалению, только от психотерапии. Что бы она ни говорила про бабу и воз, но Гошика ей не хватало. Как оказалось, Милочка уже привыкла звонить ему по поводу и без повода, привыкла, что дома у нее не течет кран, не отваливается полочка.

Да что там! Привыкла наша Милочка представлять себя в белом платье шагающей по красной ковровой дорожке под марш Мендельсона. Она уже и фасончик выбрала, и колечко присмотрела, и список гостей составила. И даже с Марьей Никаноровной мысленно попрощалась, каждую ночь переносясь в мечтах на улицу Марата, в их с Гошиком премиленькое гнездышко.

Поначалу Милочка, конечно, не верила, что Гошик пропал навсегда. Милочка бегала на работу, ходила в солярий и фитнес-центр, покупала продукты и одежду, общалась с людьми, выходила в свет с Климкой и совершенно не чувствовала себя одинокой. Гошик как-то незримо, но постоянно присутствовал рядом. Она вспоминала их свидания, просматривала фотографии... И ждала звонка, не сомневаясь, что он позвонит.

Так прошли первые две недели. Потом закрались подозрения. Милочка гнала их, что называется, поганой метлой. Ну не мог он просто так вот взять и бросить ее. «Просто ему нужно время подумать, принять решение, – утешала себя Милочка. – У всех свои тараканы». Утешала себя, а сама уже боялась, дергалась, переживала.

Еще через две недели Милочка снова проснулась с пренеприятным ощущением потери: она лежала на кровати, вцепившись в подушку. Вторая подушка была пуста. Милочка разрыдалась и принялась названивать Климке.

– А кто-то раньше говорил, что не хочет замуж... – Климка вставила тоненькую сигаретку в длинный мундштук и прикурила.

Они сидели у Климки дома, на кухне и попивали зеленый чай с жасмином.

– Так я раньше и не хотела... – блеяла Милочка, обливаясь горючими слезами на кухне у подруги. – Раньше не хотела. А теперь хочу. Я хочу заму-уж! Мне тридцать лет, и я хочу заму-уж! Мне надоело быть одной. Я хочу принца, который бы запросто ремонтировал компьютер и забивал гвозди. Я хочу человека, который бы меня понима-ал. Я хочу быть маленькой, и чтобы меня жале-е-ели... Я такая дура...

– Дура, конечно.

– Да я не о том. Я, представляешь... – Милочка даже подскочила и пробежалась по кухне. – Я поверила в то, что счастье возможно. Я поверила этому Гошику. Я расслабилась. Я воспарила. «Все, – думаю, – не будет больше у меня никаких проблем, потому что рядом со мной есть мужчина, на которого можно опереться». Знаешь, как это здорово, когда рядом с тобой мужчина, который всегда поможет, поддержит, подскажет? Разве у тебя не так было с Костиком?

– Не знаю... – задумалась Климка. – Я же за Костика сразу после университета выскочила. Он был моим одногодкой – такой же молодой и глупый. А уж какая у нас любовь была! Вся общага завидовала. Я его так любила, так любила, как вспомню, так до сих пор ножки подкашиваются... – Она мечтательно закатила глаза.

– И почему же вы развелись?

– Да вот, похоже, поэтому и развелись, что не было этого ощущения, что я за мужем, как за каменной стеной. Он как-то быстро из сказочного принца превратился во что-то несусветное. Гулянки, компании, домой под утро навеселе. Дома не то что гвоздик не забьет – чашку за собой не помоет. А я сразу превратилась в домохозяйку, вечно стирающую, моющую, варящую и вечно недовольную. Я еще училась, денег не хватало. Так и тянет сказать, что семейная лодка разбилась о быт. Но тут дело даже не в быте... Скорее в том, что, влюбившись, я как-то не поняла, что за человек-то рядом со мной, не разглядела. А ведь он изначально такой и был, Костик: раздолбай раздолбаем. Весело с ним было. Но с такими только веселиться и можно, а жить вместе – совершенно противопоказано.

– Неужели любовь все время уходит?.. – Милочка по-хозяйски налила себе еще чаю. – Почему я сейчас понемногу начинаю понимать Гошика? Помнишь, я рассказывала, он мне все время говорил, что любовь – это ерунда, любовь проходит, и что жениться нужно по расчету, а я кривилась? Но ведь нам уже не двадцать! У нас уже опыт за плечами, по морде мы, извиняюсь за выражение, уже получали не раз. В нашем возрасте уже сто сорок семь раз отмеришь, прежде чем отрезать. У меня ведь раньше расчет ассоциировался только с материальными выгодами. Будто если замуж по расчету – непременно за олигарха: этакая проституция оптом. И меня, естественно, коробило. А потом, общаясь с Гошиком, я поняла, что расчет состоит совсем не в этом. Смотрела я на мужчину рядом с собой и думала, думала. Я же видела все его недостатки? Видела. Я знаю, что исправить и перевоспитать никого невозможно? Знаю. Поэтому что остается?

– Прикинуть, сможешь ли ты их принять.

– Ах, Климка, как ты меня понимаешь. Именно. Прикинуть – а смогу ли я принять этого человека со всеми его недостатками? Вот это в первую очередь. А потом уже – все остальное. И квартира, и зарплата его, конечно, сыграли немаловажную роль. Я ведь, выходя замуж, чего хочу? Не вечного карнавала и прогулок под луной, а чувства защищенности, безопасности, уверенности в завтрашнем дне. Если у мужчины ни кола ни двора – что он может мне дать? А ведь мне детей рожать. А пока я беременна, пока кормлю грудью – я полностью беззащитна. Вот для этого-то мне и нужен мужчина.

Милочка прохаживалась по кухне от двери к окну и вещала, как птица Феникс. Причем скорее для себя самой, чем для Климки, которая все это знала. И не просто знала, а последние три года активно пыталась вдолбить Милочке в голову, но та не слушала. Пока сама не столкнулась. Климка курила, пила чай и поддакивала, где нужно.

– И что самое обидное? Не понимает он главного: на земле шесть миллиардов человек – и всем на него наплевать. Жизнь у нас такая: всем на всех плевать. А он со своими закидонами – знаешь, сколько я всего за год насмотрелась? – не видит, что я – единственный человек, которому до него действительно есть дело. Понимаешь? Мне есть до него дело. Я ведь его понимаю. Я сама такая же была. Почему была? И есть. Я ведь тоже боюсь... Знаешь, чего я хочу, помимо того, чтобы выйти за него замуж? Я хочу, чтобы он был счастлив. Да, да, именно так. Я хочу, чтобы эта подлая свихнувшаяся скотина была счастлива. Чтобы она летала на крыльях от счастья. Бежала домой, как наскипидаренная. Радовалась каждому моменту нашей совместной жизни. И я готова все для этого сделать, – и печально исправилась: – Была готова.

Милочка неожиданно остановилась и задала Климентьевой вопрос:

– А что мне теперь делать?

– В смысле? – не поняла Климка.

– Звонить ему? Как бы так что-нибудь сделать, чтобы он снова пусть не захотел на мне жениться, хотя бы увидеть его, узнать, как он? А потом и женился. Кто еще сможет составить его счастье? Слушай, Климентьева, ведь куча женщин как-то так охмуряет мужиков, что они не успевают оглянуться, а у них уже кольцо на пальце и штамп в паспорте? Я так не хочу терять Гошика...

– А вот тут начинается самое интересное. Милка, радость моя, если ты хочешь, чтобы все было по-настоящему...

– Хочу, хочу по-настоящему, без фальши.

– Если ты хочешь, чтобы все было, так сказать, идеально, то нужно просто тупо ждать. Поверь моему опыту как человека и как профессионального психолога: ничего хорошего не получается из брака, когда инициатором выступает женщина. Создать семью – волевое решение мужчины. Он должен созреть. Он должен решиться. Суть-то в чем? Женщина – любит, мужчина – берет ответственность. Если он не взял ее в самом начале, а его просто, как ты говоришь, охмурили, и проснулся он с кольцом и штампом – ничего женщина от него больше не получит. Если мужчина сразу не взял ответственность, то позже он уж точно ее не возьмет. И никакого чувства защищенности, безопасности и уверенности в будущем. Будет, как мой Костик, гулять, развлекаться, приходить домой за полночь и требовать ужин. Охмурить-то, конечно, кого угодно можно, но нужно ли тебе это?

– Не нужно, – печально согласилась Милочка. – Но он мне нужен... – И она снова раскисла. – Он мне нужен, мне его не хватает, мне пло-о-охо...

Милочке действительно было плохо. За последние дни она два раза пропустила солярий и три раза – фитнес. Она пролила кофе на глянцевые журналы и два раза перечитала «Поющие в терновнике». Она три раза решалась завести болонку, как и положено одинокой старой деве. А вчера – о ужас! – она даже не стала краситься. Выглядела Милочка на свои тридцать.

Климка, конечно, все это видела и понимала. Но что поделать, все, что она могла предложить, – это душещипательные беседы. Так уж устроен мир: как бы ты ни хотел помочь своему ближнему облегчить боль, ты же не волшебник, ты – только учишься...

– Ну, мать, что-то ты совсем раскисла. – Климка обняла Милочку, потрепала по волосам. – Ну зачем он тебе нужен – с такими тараканами в голове? Если уж он так боится близости, у него будет постоянная фобия, что ты его держишь, привязываешь и тому подобное. Понятно, что это он сам привязывается к тебе, сам до смерти боится, что ты его бросишь, предашь, изменишь ему. Но бороться он будет не со своей привязчивостью, а с тобой.

– Со мной? – всхлипнула Милочка. – Как он будет со мной бороться?

– Просто, – пожала плечами Климка. – Они всегда борются одним способом: изменяют.

– Он мне будет изменять?

– И еще как! Прикинь, он бы позвонил тебе на следующий день, как ни в чем не бывало, вы бы отнесли документы в ЗАГС, поженились, ты бы переехала к нему. А тараканы-то у него в голове остались! Ты бы расслабилась за своей каменной стеной, а стена в самый ответственный момент – когда тебе жизненно необходимо на нее опереться – решала бы вдруг, что ты ее держишь, и сматывалась с друзьями на рыбалку.

– Гошик не любит рыбалку...

– Тем хуже. Значит, он будет убегать к двадцатилетней нимфетке и заниматься с ней сексом в извращенной форме, чтобы стереть твой светлый образ из своей головы и сердца хотя бы на время.

– О ужас! – всплеснула руками Милочка, представив себе Гошика, истерично удирающего к нимфетке.

– А почему нет? Если у мужика есть проблемы перед свадьбой, после свадьбы они только обострятся.

– Но я не хочу, чтобы он мне изменял!

– А что делать? Интимофобия лечится долго и трудно, а положительный результат наступает только в половине случаев. Это такая рулетка: повезет – не повезет. И вообще, это не факт, что он согласится на лечение. Ты же сама говорила, что он кричал: «Не лезь мне в душу! Свои проблемы я решаю сам!» А сам он эту проблему никогда не решит, хотя бы потому, что не хочет признать, что она у него есть. Поэтому выйди ты за него замуж, гвоздики, конечно, у тебя были бы все забиты, но мужа бы дома вечно не было – прыгал бы из одной постели в другую, возвращался бы с запахом других женщин. А поскольку занимался бы он с ними именно извращенными видами секса, то и пахло бы...

– Замолчи! – взмолилась Милочка. – Меня сейчас стошнит! Фу, какая пакость! Я больше слышать не хочу о Гошике! Все, его не существует! Он мерзкий, противный, гнусный шизоид.

С этими словами Милочка встала, подошла к зеркалу в коридоре и поправила прическу.

– Я – самая обаятельная и привлекательная, – сказала она, пристально глядя в глаза своему отражению. – Мне двадцать три года. Я хочу замуж за достойного мужчину, и я выйду замуж за достойного мужчину. Который полюбит меня и возьмет за меня ответственность. У меня все будет хорошо.

– Вот это хорошо, вот это правильно! – обрадовалась Климка.

Волевым усилием Милочка запретила себе думать о Гошике. Оставалось всего ничего – избавиться от депрессии. Впрочем, Милочка, в последние десять лет имеющая под рукой своего собственного психиатра-психолога, знала все правила выхода из подобного состояния, которыми тут же и решила воспользоваться.

Сначала следовало разобраться с агрессией по отношению к Гошику и перестать его ненавидеть. Для чего нужно было, во-первых, признать, что ненависть к людям, которые тебя не понимают, обидели или причинили вред – это нормально. Каждый человек такой, какой он есть. Как говорится, по образу и подобию. Вряд ли, делая предложение Милочке, Гошик имел в голове коварные планы приручить ее, а потом гнусно кинуть. А если все это было сделано не специально, то и ненавидеть его не за что.

Во-вторых, нужно было куда-то сбросить отрицательную энергию. Например, записаться в фитнес-центре на курс кик-боксинга, что Милочка и сделала. А однажды, когда тошнотворная мысль о Гошике и нимфетках неизвестно как, но все-таки проникла ей в голову и Милочка почувствовала такую ненависть, что ее чуть было не разорвало, как хомячка, она изо всех сил швырнула в стенку кружку, которую он ей подарил. И ей стало легче.

В обеденный перерыв на работе Милочка закрыла все файлы с документами и открыла новый, озаглавив его «Поводы для радости». И быстренько составила список. Список гласил:

1) Солнечное утро.

2) Скоро зарплата.

3) Новые сапожки.

4) Роза на окне выпустила бутон.

5) Утром звонила Климка и позвала в субботу оттопыриться.

6) В соседнем отделе появился новый симпатичный начальник.

Когда Милочка дошла до шестого пункта, она на самом деле сильно обрадовалась. Высокий, стройный, красивый, в дорогом деловом костюме – а не в мешковатой футболке и китайских джинсах! – он был похож на героя. У Милочки сладко заныло под ложечкой. Ах, ах... Ах, Егор Николаевич, ах, какой вы прекрасный...

Милочка обычно не ждала от жизни супердорогих подарков, прекрасно понимая, что та – не папаша Рокфеллер. Чаще всего ей для счастья хватало ощущения того, что она, Милочка, жива, здорова, у нее есть крыша над головой, работа, родители, друзья-подруги, коллеги-знакомые, платье из последней коллекции Вивьен Вествуд и босоножки Манола Бланик. К тому же всегда можно немного приподнять себе настроение, прикупив пирожное, завалившись в ванну с аромамаслом или поболтав с Климкой. Видимо, именно за это жизнь ее и любила, подкинув в соседний кабинет красивого и, что самое главное, неженатого коллегу.

Вечером, после работы и кикбоксинга, Милочка включила компьютер и создала еще один файл: «Мои самые большие удачи в жизни». Список гласил:

1) Я жива и здорова.

2) Я получила высшее образование.

3) Я добилась престижной работы и высокой зарплаты.

4) Я слежу за своей фигурой, у меня есть шарм, и я научилась обращаться с мужчинами.

5) В третьем классе мне первой из девочек мальчик донес портфель до дома.

6) Первая модница нашей фирмы Ксения Сковородкина умирает от зависти, глядя на мое платье от Вивьен Вествуд.

7) У меня есть лучшая подруга Климка, которую я очень люблю.

8) Я научилась не думать о Гошике, и мне на него наплевать.

9) Я обыгрываю папу в шашки.

10) Сегодня в фитнес-клубе на занятиях по кикбоксингу я всех порвала, как тузик грелку.

11) Вечером перед лифтом мы с Егором Николаевичем столкнулись взглядами, и я посмотрела на него так, что он забыл не только, на какой ему этаж, но и кто он вообще.

Милочка зажмурилась и довольно замурлыкала: 2:2 – депрессия отступала.

Утром она проснулась с ощущением уже даже не потери, а трагической утраты. Вторая подушка по-прежнему была пуста.

– Милочка, что случилось – на вас лица нет? – спросила Марья Никаноровна, столкнувшись с ней в коридоре.

Милочке захотелось разрыдаться, да так, чтобы затопить слезами и Марью Никаноровну со всеми ее рюшечками, и соседей снизу, и весь квартал от Садовой до Фонтанки. 2:3 – депрессия не сдавалась. Она перешла в стадию «Меня никто не любит».

– Спокойно, Маша, я – Дубровский, – сказал мобильник голосом Климентьевой. – Давай рассуждать логически: кто конкретно тебя не любит? Тебя родители любят?

– Наверное, да, любят... – послушно прорыдала Милочка в трубку.

– Тебя не любят какие-то другие родственники: бабушки, дедушки, дядюшки, тетушки, племянники, двоюродные сестры – неужели среди всех твоих родственников нет ни одного человека, кто бы любил тебя?

– Есть, они, мне кажется, все меня любят...

– Отлично. Тебя не любит соседка?

– Марья Никаноровна? Кажется, любит. Жалеет...

– Я тебя, кстати, тоже очень люблю.

– Спасибо.