Рыцари в ассортименте Мазаева Ирина
Милочка была счастлива. Когда она бежала утром к метро, чтобы попасть на работу, весь мир – и Вознесенский, и Садовая, и Юсуповский сад, и люди, и собаки, и машины, – все казалось ей каким-то нереально красивым, вдохновенно-сказочным. Иными словами, Милочка влюбилась. Хоть и ни за что не хотела себе в этом признаваться.
– Климка, Климочка, правила настоящей женщины работают! – Милка бросилась на Климентьеву и сжала ее в объятьях.
Климка снова, но как-то активно начала встречаться с Ванечкой, и видеться они стали редко. Милочку разрывало, поэтому путем мелкого дружеского шантажа она с трудом, но уговорила Климку встретиться.
– Правила настоящей женщины работают! Представляешь, я ему не стала звонить первой, не подходила на работе. Улыбнулась призывно один раз, а потом стала игнорировать. Не специально: просто первый раз не сдержалась, потом испугалась своей открытости, а потом просто шеф столько работы подкинул, что не до амура было. И представляешь, он тем же вечером сам ко мне прибежал. И уже с билетами в театр! – тараторила Милочка, наклонившись к подруге через столик.
Они сидели в кафе, пили кофе и курили длинные тонкие сигареты. Климка еще и поигрывала ключами от новенького «Ниссана Микро», который ей действительно подарил бывший импотент.
– А потом он меня проводил до дому, а я ему так весело: «Милый, спасибо за все, до встречи!» Воздушный поцелуй и адьос, амиго. Даже не дала себя поцеловать. А потом опять на работе мне не до него было. И что самое интересное, я ведь не специально кокетничала. А само все выходило. Мне, хоть я и старалась скрывать, все-таки очень хреново было от того, что Гошик меня бросил. А ведь я ему так верила! Так что теперь я просто боюсь обмануться еще раз. Вот и веду себя взбалмошно: то поверю в счастье – отвечу на его звонок, то снова напугаюсь – и не гляжу на него на работе. Действительно, такое ощущение, что я постоянно убегаю от него, а он за мной гонится. Такое захватывающее состояние, ощущение... Не знаю... У нас такое взаимопонимание установилось... – Милочка даже прослезилась от счастья, вспомнив Фрейда и Чижика-Пыжика.
– А я тебе что говорила? – пожала плечами Климка. – Поздравляю, старушка, ты стала настоящей женщиной.
Милка промокнула слезки и взяла себя в руки. Вспомнила про свое решение о том, что она будет делать все для того, чтобы ее любили. Вспомнила правило № 7: «Я буду интересоваться жизнью других людей» – и спросила:
– А ты-то как? Судя по тому, что тебя не видать, – ты вся в любви? Снова Ванечка?
– В какой любви? – Климка красиво выпустила дым и прищурилась. – У нас не любовь, у нас договор. Я его вытаскиваю из депрессий, он меня сопровождает в театры-галереи-рестораны, развлекает... Ну и секс опять же превосходный. Театры, рестораны... Я бы с ним даже ради одного секса встречалась.
– Ну ты даешь! – обалдела Милочка. – Какой договор? А как же твои расклады про ответственность, про любовь?
– Ответственность и любовь – это когда у людей серьезные отношения. А у нас просто секс. И мне от него ничего другого не хочется. Секс вообще – это самое главное в жизни. Не забывай, я – медик, а не филолог. Все эти розовые сопли не по мне. Мне спокойнее, когда с человеком можно договориться. Как вы прекрасно ладили с Гошиком! А все почему? Потому что изначально никто никого не любил.
– Да с Гошиком все было чудовищно! «Договор», «брак по расчету» – меня тошнит от этих слов. Все это, конечно, создает иллюзию уверенности в будущем. Понятно, что, когда не любишь человека, чувствуешь себя защищенным. Но когда любишь, это чувство детской беззащитности, новизны, радости непонятно с чего и есть самое лучшее, самое настоящее и незабываемое!
– То есть ты влюбилась в своего Егорика?
– Нет, – начала отпираться Милочка, но тут же заняла оборонительную позицию: – А почему это ты, интересно, против моей влюбленности? Что-то я не помню в правилах настоящей женщины, что ей нельзя влюбляться. Это стервы никогда не влюбляются, а только используют мужиков. Я же никого использовать не хочу. Я делиться хочу. Своей радостью, вниманием, заботой. Любовью, в конце концов.
Сказав все это, Милочка внимательно всмотрелась в подругу. И только сейчас заметила, что Климка изменилась. Она стала как-то жестче, надменнее, закрылась не только от Милочки, но и от мира. То есть выглядела человеком глубоко обиженным и страдающим. Что-что, а чувствовать состояния людей, общаясь столько лет с психологом, Милочка научилась.
– Слушай, Климка, – сказала она, глядя Климентьевой в глаза. – А скажи-ка мне честно, что с тобой происходит?
Климка, конечно, была в чем-то очень похожей на Милочку, в чем-то – такой же сапог из два сапога пара. Но! Но, с другой стороны, была эта самая другая сторона, которая Екатерину Климентьеву от Людмилы Савельевой и отличала. Милочка была оптимисткой, активно залезающей во все интересные дыры, постоянно набивающей шишки, но и очень быстро о них забывающей. Она была из тех, кто идет по жизни легко. Но при этом постоянно придумывает себе разные трудности. Не для того, чтобы жизнь медом не казалась, а, скажем так, чтобы жить было интереснее.
Климка в этом плане была другой. Она, напротив, изо всех сил пыталась делать вид, что идет по жизни легко. Пыталась порхать. Перелетать с цветка на цветок. Но перед этим она умудрялась десять раз подумать, прикинуть, просчитать варианты. И когда Милочка уже подлетала к десятому цветочку, Климка только-только отрывалась от первого. Эту свою особенность она принимала, как большинство событий в жизни, спокойно, зная, что есть фундаментальные основы во всем, которые, к сожалению или к счастью, не переделать.
– Понимаешь, – как-то она решилась просветить на этот счет и Милочку, – в нашем мозгу постоянно действуют и взаимодействуют два процесса: процесс возбуждения и процесс торможения. Но у разных людей – по-разному. У одних один из процессов действует сильнее, у других – слабее. В зависимости от этого существует четыре типа высшей нервной деятельности. Первый, идеальный, – когда у человека оба процесса сильные, хорошо выраженные. Такие люди быстро возбуждаются, быстро реагируют на изменения, быстро адаптируются к новым условиям, но при этом быстро успокаиваются, хорошо контролируют себя. Это сангвиники. Второй тип – сильный процесс возбуждения и слабый торможения. Люди с этим типом высшей нервной деятельности быстро возбуждаются, быстро реагируют на изменения, быстро адаптируются к новым условиям, но с трудом успокаиваются, «остывают», они импульсивные, взрывные, им трудно контролировать свои эмоции. Ты, радость моя, относишься к таким, ты – типичный холерик. А я – типичный флегматик. У меня третий тип – сильный процесс торможения и слабый возбуждения. Мне трудно переключаться, я консерватор, традиционалист. Зато я всегда прекрасно держу себя в руках, я спокойна, как мамонт. Ну а четвертый тип – меланхолики. У них оба процесса слабые. Любые изменения в жизни надолго выбивают их из колеи. Они склонны к перепадам настроения, долго привыкают к чему-то новому, с трудом успокаиваются. В общем, несчастные люди.
Милочка прослушала этот экскурс в психологию, но как-то особо не обратила на него внимания. Тогда как это и было основное различие между ними, которое иногда приводило к непониманию и даже ссорам. Ссорилась, конечно. Как истинный холерик, Милочка выходила из себя, выпускала на монументальную Климку пар, потом долго успокаивалась. И забывала. Климка из себя не выходила. Слушала все молча. И помнила долго. И касалось это не только Милочки.
Ванечка, который почти сразу стал афишировать свою симпатию к прелестному доктору-психотерапевту, долго не мог понять, интересует ли он ее хоть немножко как человек, а не как пациент. А Екатерина Григорьевна просто наблюдала, взвешивала, прикидывала – решалась. Потом, когда он пошел уже на открытый штурм, она немного поддалась и согласилась встретиться с ним вне территории клиники.
Климка ко всем новым людям в своей жизни привыкала долго и мучительно. Открывалась по чуть-чуть. По чуть-чуть пускала в свою жизнь, душу и постель. Но если уж пускала – то навсегда. Ванечка же, как только почувствовал, что крепость пала... Хотя какой там пала! Крепость всего лишь чуть-чуть ослабила свои укрепления. Но поскольку будущему ресторатору особенно много и не нужно было, то он сразу же воспринял это как свою окончательную и бесповоротную победу. И повел себя некрасиво. Как конкретно, история, точнее Климка, умолчала. Но в любом случае подруга просто указала ему на дверь.
Климка, которая, как мы уже выяснили, пыталась идти по жизни легко, легко указала несостоявшемуся возлюбленному на дверь. А потом долго и трудно пыталась привыкнуть жить без него. Климка доверяла человеку гораздо реже, чем Милочка. Последняя уже на втором свидании могла выложить о себе все и сразу только потому, что ей было приятно говорить о себе. Ванечка же такого поведения Климки не понял и не оценил. Чем не просто разбил Климентьевой сердце, а поколебал ее веру в мужчин и в человечество вообще. Климка закрылась.
– А то и происходит, – нехотя откликнулась она на вопрос Милочки. – Не хочу я сейчас никаких доверительных отношений с кем бы то ни было. Не хочу, чтобы мне было больно. Можешь думать что угодно о моем решении, но никакой любви мне в ближайшем будущем не надо. Я хочу отдохнуть, зализать раны. А поскольку я не склонна к сценам и выяснению отношений, то уж коли заявился этот Ванечка обратно, пристроим его по назначению. Его назначение – секс. Ты же не будешь жарить котлеты в дуршлаге? Так вот и я сама виновата, что попыталась любить фаллоимитатор.
Милочка поморщилась, но решила подруге не перечить. В конце концов, знакомы они не первый год, а потому не секрет, что за приступами дичайшего цинизма на почве разочарования у Климки всегда следуют периоды менее дикого цинизма, временами даже почти смахивающего на романтику. И главное было – эту флегматичку не торопить.
И Милочка облегченно отвлеклась от чужих проблем, погрузившись в собственные радости. Тем более что через сорок минут в это кафе за ней должен был заехать Егор. И просто подвезти ее до дома. И после вчерашних страстных поцелуев в парадном оба прекрасно понимали, что Милочка пригласит Егора выпить чашечку кофе, и тот непременно поднимется к ней.
12
В этой главе выясняется, почему Милочка снова совершенно сбита с толку
Да, да, именно сегодня Милочка решила, что хватит уже мучить бедного Егора. Точнее, хватит уже самой мучиться. Милочка уже давно хотела упасть в его сильные объятия и забыть всех Аркань и Гошиков навсегда. Но до вчерашнего вечера, когда она окончательно решилась, это желание не было абсолютным. Еще какие-то страхи мешали, какие-то ненужные мысли в голову лезли.
Милочка старательно не думала о желаемой свадьбе, не выбирала фасоны платья – вообще не загадывала наперед, пытаясь жить здесь и сейчас. Это помогало ей не бояться. Егор Милочке нравился. Она уже перестала следовать своей привычке – оценивать мужчин по шкале герой – не герой. Егор был просто милым. Просто умным и образованным. Ей просто было хорошо с ним. И еще он был красивым. И спокойным. Этого было достаточно.
Вчера, целуя ее в парадном, он так мило волновался, так смешно подбирал слова, запинался... Что это, как не явные признаки влюбленности? И сама Милочка холодела, краснела и бледнела – и тогда, и сейчас, в кафе, вспоминая их вчерашнее прощание. И как она поняла, что это должно случиться завтра. То есть сегодня.
У Егора были такие сильные красивые руки, такие умелые губы, от него так хорошо пахло! Милочка предвкушала и таяла от сладостной истомы в предвкушении. Прямо сейчас. Прямо в кафе.
Волнение потихоньку достигало своего апогея. У Милочки тряслись поджилки. Потели ладошки. Она периодически в ужасе вспоминала, какое на ней белье и когда она последний раз делала эпиляцию. Но все было хорошо. Все было идеально. И следовало просто расслабиться, ждать и получать удовольствие от предвкушения неземного – а Милочка в этом не сомневалась – блаженства.
Сорок минут прошло, а Егора не было. Климка, расцеловавшись на прощание, спокойно направилась к своей небесно-голубой малютке, чтобы ехать домой, где уже под дверью ее ожидал Ванечка. Милочка осталась в кафе одна. Официантки недовольно посматривали, и ей пришлось заказать себе еще кофе.
Милочка стала волноваться, но уже по другому поводу.
Все же было так хорошо! Неужели что-то могло пойти не так? Его задержали? Он попал в пробку? Он передумал? Он решил, что она его хочет привязать и, пока не поздно, следует сматывать удочки? Он нашел себе другую, ненастоящую, но простую и послушную? От нехороших мыслей Милочка вспотела уже по-серьезному. Потеть было неприятно. К тому же пот означал испуг. Испугалась Милочка того, чего боится каждый влюбленный – что его/ее бросили.
Через полчаса она все-таки взяла себя в руки. Милочка решила нарушить правило и деловым тоном без малейших признаков обиды позвонить Егору и уточнить, ждать его дальше или нет. Она вытащила свою миленькую розовую раскладушечку и сделала вызов. В трубке раздались полные неопределенности гудки. После чего... Егор сбросил ее вызов.
Милочка чуть со стула не выпала. Она два раза глубоко вдохнула и два раза активно выдохнула. Сосчитала от одного до десяти и от десяти до одного. После чего решила, что это вышло случайно, и снова набрала номер Егора.
Его
телефон
был отключен.
Милочка не поверила своим ушам.
Потом поверила и почувствовала себя полной дурой.
Она увидела себя со стороны: сидит такая вся разодетая-накрашенная, с блестящими глазами, с надеждой. А он просто забыл про нее. Передумал. И когда?! Когда она – так и быть! – решила допустить его до себя. Решила устроить ему умопомрачительный секс. Навела дома полный порядок, забила холодильник салатиками и уткой по-пекински из китайского ресторанчика. Приготовила свечи и медленную музыку. Намыла до блеска вазу – в ожидании цветов.
Скинуть ее вызов и выключить телефон – это был запрещенный прием. Удар ниже пояса. Несправедливый и жестокий. Милочке стало больно, и обидно, и очень жалко себя – такую красивую и романтичную.
«Я не буду об этом думать, – в конце концов подумала она, понимая, что иначе просто сойдет с ума. – Я расплачусь, возьму такси, доеду до дома и залезу в ванну. Или посмотрю какой-нибудь серьезный фильм. Или отвечу на письма, которых уже накопилось достаточно. Я найду, чем занять этот вечер... А потом я посмотрю этому наглецу в глаза: на работу-то он не сможет не прийти».
С этими словами Милочка на самом деле решительно встала, расплатилась и вышла из кафе. Поймать частника оказалось делом пяти минут, и через полчаса, удачно миновав все пробки, она уже заходила в свое парадное. Ни про Егора, ни про его вероломное предательство, ни про испорченный вечер она не думала. Держалась изо всех сил, но не думала. Тем более что мучиться-то было всего ничего – до девяти утра завтрашнего дня. А там уже по его глазам она все поймет.
Дверь ей открыла Марья Никаноровна.
– А тебя там ждут! – пропела бабулька и хитро подмигнула Милочке. – Такой кавалер...
Милочка аж подпрыгнула от счастья!
И снова себя почувствовала дурой. Но на сей раз дурой подозрительной и Фомой неверующим. Конечно, он решил ей сделать сюрприз. Конечно, он тайно пробрался на кухню и что-нибудь приготовил. Конечно, он уже разлил вино, зажег свечи и ожидает ее.
– Ах, я, наверное, на самом деле его люблю... – пропела Милочка себе под нос и смело шагнула в комнату.
На тахте перед телевизором в позе римского патриция возлежал... Арканя.
– Ты?! – У Милочки аж в зобу дыханье сперло. – Ты!.. Ты!.. Что ты здесь делаешь?!
– Тебя жду! – широко улыбнулся Арканя, вставая и раскрывая объятия.
Милочка увернулась.
– Я тебя не звала! Я тебя не ждала! Что ты вообще себе позволяешь?!
– Ты не рада меня видеть? – как будто искренне удивился тот.
У Милочки случился ступор. Это уже было чересчур для ее неуравновешенной психики истинного холерика со слабым процессом торможения.
Во-первых, она едва-едва пережила разрыв с Гошиком, который приручил ее к себе, наобещал с три короба (другие хотя бы замуж не звали!), а потом позорно сбежал.
Во-вторых, она только-только вылезла из депрессии и сумела снова поверить людям. Еще бы, это все было не так-то просто, а потребовало напряжения всех ее душевных сил, которых уже почти что и не осталось.
В-третьих, с нее хватило прошлого раза. Она, Милочка, с трудом удержалась от суицида посредством объедания блинчиками, после того как именно этот вот «подонок» гнусно воспользовался ее былыми чувствами.
И наконец, в-четвертых, у нее теперь было собственное любовное потрясение в лице мужчины ее мечты – Егора. С Егором все было по-настоящему, серьезно и навсегда. Глядя на Арканю, Милочка в этом не сомневалась. Она уже и про сброшенный звонок забыла, и про неудавшийся секс тоже. Ей нужно было смотреть на бывшего любовника свысока, с высоты своего счастья.
– Не рада! – в итоге выдала Милочка.
– Тебе не понравилось? – испуганно спросил Арканя, имея в виду секс.
– Секс – не самое главное, – отрезала Милочка. – Мне не понравилось, что ты считаешь возможным заваливаться ко мне, когда тебе вздумается. Мне неинтересно слушать, откуда ты уволился и кем работаешь. У меня есть свои дела, своя жизнь. Ты в ней больше не значишься. Где та девочка, в чьих объятиях я тебя обнаружила? Променял меня на нее – вот и ступай к ней. А мой адрес забудь. И телефон тоже. Ты мне неприятен.
С этими словами Милочка вышла из «кабинета-гостиной» и скрылась в «спальне», давая понять, что разговор окончен. Но Арканя так не считал. Он сделал потише звук телевизора и продолжил:
– Девочка моя, не будь такой злопамятной. Мне так тебя не хватает. Я же извинился, сказал, что был не прав – тебе этого мало? Нам же так хорошо было вместе – почему бы не продолжить?
– И что ты мне можешь предложить? – Милочка решила сразу расставить все точки над «i».
– Ну что ты так сразу... Мила, не надо. В жизни должна быть спонтанность, непредсказуемость, романтика. Неужели же моя девочка стала практично-меркантильной? Ты что, замуж собралась?
Милочка, стаскивающая с себя романтично-сексуальный наряд, аж побелела от злости. Она вернула одежду на место. Вспомнила, что она далеко уже не девочка, и тем более не его. Она теперь – настоящая женщина. Милочка гордо вскинула голову и вышла из своего укрытия.
– Знаешь что, милый... – Она сердечно улыбнулась, ухмыльнулась, презрительно смерила Арканю взглядом и, не повышая голоса, скомандовала: – Пошел вон.
– Не понял? – теперь уже Арканя побледнел.
Вся его наигранная самоуверенность куда-то враз испарилась.
– Что слышал: вон отсюда. Брысь.
– Ах так... – Бывший любовник зло упер руки в бока и уставился Милочке в глаза.
Но несмотря на позу, на тон, героем он уже не выглядел. Милочке стало смешно – и как она могла любить этого человека? Она не просто выдержала взгляд, но и так зыркнула в ответ, что уже через секунду в комнате только дорогим парфюмом повеяло, да гардины колыхнулись от сквозняка. Хлопнула дверь. Аркани не было.
Милочка, усталая от напряжения, но довольная торжеством справедливости, опустилась на тахту. Вспомнила Егора. И расплакалась.
13
В этой главе Милочка пытается разрешить три самых главных вопроса
Утром без пяти девять Милочка заявилась на работу при полном параде: в новом костюме и в красном белье под ним. Волосы ее были уложены в замысловатую прическу, макияж был безупречным, а ногти – хоть сейчас на выставку нейл-арта. Милочка чувствовала себя во всеоружии.
– Здравствуйте, Клавдия Ивановна! – радушно поздоровалась она с уборщицей, копошившейся у нее в кабинете.
– Здравствуйте, Людмила Петровна, – откликнулась та и засуетилась, чтобы поскорее закончить.
Милочка включила компьютер, разложила на столе документы и попыталась вникнуть в работу. Клавдия Ивановна вышла, неплотно прикрыв за собой дверь. Слышно было, как приходили другие сотрудники. Вот пришли Галечка с Ирочкой, забежал, шумно поприветствовав их, Андрюшенька – собрался весь Милочкин небольшой отдел, ее дружная команда помощников.
Егор, приходя, всегда заглядывал в их комнату, здоровался, а потом проходил к Милочкиному отдельному кабинетику, чтобы полуофициально-полушутливо засвидетельствовать ей свое почтение. На работе они обычно вели себя сдержанно.
Сегодня Милочка работать не могла. Милочка восседала в офисном кресле, как королева на троне, закинув ногу на ногу и поигрывая туфелькой. Пальцами правой руки по столу она отстукивала рондо из Восьмой сюиты Моцарта. Может, конечно, это была и не Восьмая сюита – Милочке, да и нам, это не важно. Наша девочка нервничала.
Раздались знакомые шаги, дверь распахнулась.
– С добрым утром! – своим приятно-бархатистым баритоном поздоровался с коллегами из соседнего отдела Егор. – Как настроение?
Судя по всему, заходить в Милочкин кабинет он не спешил. Милочка, чтобы не потерять сознание, изо всех сил вцепилась в подлокотники.
– Настроение – прекрасное, сегодня же пятница, – откликнулась Ирочка, а Галочка спросила:
– А у вас как, Егор Николаевич?
– Ой, девочки, не спрашивайте, хуже некуда. Вчера в аварию попал... – Эта фраза была сказана нарочито громко. – ...полночи возился. Какой-то дед в меня на своих «Жигулях» врезался. Слава богу, автогражданку ввели. Но пока гибэдэдэшники приехали, пока представители страховой компании... Потом еще эвакуатор пришлось вызывать. Так что я теперь безлошадный.
Девочки разохались и разахались. Андрюшенька – недавний выпускник, а потому особенно важный, спросил:
– И что, большой ущерб?
И они стали обсуждать непонятные и неинтересные Милочке детали. Интересно ей было совсем другое.
«В аварию попал, приехать не смог... – судорожно думала она. – Спокойно, это нормально, это случается. Он меня любит, просто попал в аварию... Тогда почему не позвонил? Мало того что не позвонил, так еще и вызов сбросил! И зачем он теперь все это там рассказывает? Никогда ведь он ни с Галочкой, ни с Ирочкой, ни тем более с Андрюшей из Рощина не разговаривал... Почему не заходит с извинениями?»
Егор все продолжал разглагольствовать в отделе, а Милочка уже изнемогала от нетерпения. Кроме того, она срочно пыталась придумать стратегию и тактику своих действий. Что она хотела от Егора? Хотела, чтобы он прочувствовал свою вину, загладил ее извинениями, сводил вечером в дорогой ресторан. А уж потом она подумает: стоит ли его прощать и устраивать ему сказочную ночь любви или нет.
Впрочем, это говорил разум. Сердце, готовое выскочить из груди, говорило совсем другое. «О боже! – кричало сердце. – Он попал в аварию, он мог не выжить, мог пострадать!» – И толкало ее на совершенно безумный поступок: выскочить в отдел, броситься Егору на шею и зацеловать до смерти.
Милочка два раза глубоко вдохнула и два раза шумно выдохнула. Потом сосчитала от одного до десяти и от десяти до одного. Бросаться при всем отделе Егору на шею явно не следовало. В Милочке снова заговорил разум.
«Пусть сначала извинится, – сказал разум. – А потом уже можно и поахать, что он чуть не погиб». Милочка решила, что пусть он сам зайдет и все объяснит. А она помолчит и выслушает, что он скажет. Будет сидеть гордо и неприступно, пока он не извинится. А потом уже – так и быть – пусть будут и объятия, и поцелуи, и переживания.
– Заговорился я с вами, – донеслось из отдела; и уже громче: – Доброе утро, Людмила Петровна! Убегаю к себе.
После этих слов раздались шаги и хлопнула дверь.
У Милочки отвисла челюсть: он ушел?
Он ушел, не объяснившись! Он даже не зашел поздороваться с ней! «Негодяй! Что он себе позволяет?! Как он смеет?!» – прошипела Милочка себе под нос. Она судорожно нашарила в сумочке пачку сигарет, взяла мобильный телефон и стремительным шагом направилась в курилку.
– Климочка!.. – заныла Милочка в трубку, как только подруга отозвалась. – Климочка, он со мной даже не поздоровался! Сказал в отделе, что в аварию вчера попал и вы-ышел!..
Вчера вечером, несмотря на то что у Климки был Ванечка, Милочка все равно позвонила ей и в двух словах описала ситуацию. Климентьева сказала свое обычное: «Спокойно, Маша, я – Дубровский», – и, во-первых, строго-настого запретила ей звонить/посылать эсэмэски Егору, во-вторых, посоветовала срочно лечь спать, ибо утро вечера мудренее. Милочка, конечно, хотела еще немножко, часика два, поболтать о вероломстве мужчин, но Климка быстренько завершила разговор.
И сейчас она сразу предупредила подругу:
– Милка, у тебя есть пять минут. У меня скоро прием.
– Что мне делать, Климочка? Идти к нему? Знаешь, как хочется все выяснить! Или встать в гордую позу? Пусть сам ползет на коленях?
– Господи, Милка, да никто ни к кому не поползет на коленях. Если хочешь все выяснить – возьми себя в руки. Никаких разборок. Просто скажи ему, что ты вчера волновалась, не знала, что и думать. Прямо даже почувствовала, что он в опасности. А теперь ты удостоверилась, что с ним все хорошо. И все, и уходи. Но я думаю, он все-таки что-нибудь скажет в свое оправдание.
– Хорошо, хорошо, я успокоюсь. Спасибо, Климочка, ты такая умная...
Милочка докурила сигарету, засунула в рот мятную конфетку и направилась к себе в кабинет. Легко сказать – возьми себя в руки! Но как это сделать? Милочке именно что и хотелось закатить скандал. Да еще какой! Благо у Егора тоже отдельный кабинет, и есть надежды, что никто ничего не услышит.
Милочка шла по коридору и размышляла, как срочно успокоиться и что бы такое сказать, чтобы и разобраться, и остаться настоящей женщиной. И тут же она неожиданно... столкнулась в коридоре с Егором, спешившим куда-то с папкой в руках.
– Э-э... – проблеял Егор.
Милочка удивленно подняла глаза на возлюбленного. У него был настолько странный и глуповатый вид, что ей поневоле пришла мысль: а не ударился ли он в аварии головой?
– Что с тобой? Что случилось? – искренне поинтересовалась Милочка.
В коридоре, к счастью, никого не было. Но в любой момент мог кто-то появиться.
– Я... в аварию... это... попал... – запинаясь на каждом слове, сказал Егор. – Я... к тебе ехал... в ваше кафе... ну и это... Я... в аварию... попал.
Разговор зашел в тупик.
– Я ждала, я волновалась. – Милочка начала заводиться. – Я тебе звонила – ты сбросил звонок. Что мне было думать?
– Извини, дорогая, мне было никак не перезвонить. Мне очень жалко, что так вышло.
«И что дальше? Что это за блеяние? Не смог приехать вчера – извинись и назначь новое свидание. Когда мы увидимся? Когда мы, черт побери, наконец, займемся сексом?!» – все это Милочка хотела сказать, но вовремя прикусила язык.
Вместо этого она просюсюкала:
– Пустяки, я вчера мило провела вечер. Ладно, дорогой, я рада, что все обошлось, а сейчас мне нужно бежать работать: срочный проект.
И Милочка на самом деле обошла Егора, как стол, и скрылась в своем кабинете.
– Ну и что это было? – задала она себе вопрос, сидя за столом и чувствуя себя в безопасности. – Что это было? Ему очень жаль! Всего лишь «жаль»! И эти интеллигентские расшаркивания. Нет чтобы на колено упасть, извиниться. Эмоционально, страстно, горячо. Пень бесчувственный.
Выяснения Милочке ничего не дали.
Срочного проекта у нее, слава богу, не было. Поэтому Милочка открыла любимые «лайнс» и стала складывать цепочки. Простые компьютерные игры ее всегда успокаивали. И думалось в такие моменты как-то продуктивнее.
А занимали Милочку три вопроса.
Вопрос первый: что случилось с Егором? До этого момента он был такой обязательный: исполнял все обещания. Кроме того, он никогда – по крайней мере, повода подозревать иное у нее не было – не обманывал ее и ничего от нее не скрывал. Егор был прост и понятен. Именно о таких отношениях и мечтала Милочка. Ее все устраивало. Ей не хотелось нервотрепок, не хотелось неопределенности и сомнений. А хотелось простоты и ясности. Договорились – встретились.
Вопрос второй: правильно ли она поступила? Милочка, конечно, изо всех сил хотела быть настоящей женщиной... Но сказанные ею фразы: «Пустяки, я вчера мило провела вечер. Ладно, дорогой, я рада, что все обошлось, а сейчас мне нужно бежать работать: срочный проект», Милочке сразу показались фальшивыми от начала и до конца. Но с другой стороны, вопль: «Так когда же мы, черт побери, займемся сексом?!» – ей тоже казался не вполне уместным. Что же тогда надо было сказать? Не могла же она – ах, я сегодня в розовых трусиках! – сама назначить ему свидание?
И оставался третий вопрос, который был совершенно лишним, но тем не менее не шел из головы: какого хрена – именно так! – к ней повадился Арканя? Кто-кто, а Арканя сейчас был Милочке совершенно некстати. И потом, как иногда говорит Климка, он «опух в корягу». То бишь обнаглел вконец. В общем-то, это же оскорбление – считать, что Милочка в любой момент готова упасть ему в объятия. А вдруг он придет снова?
Не найдя ответа ни на один из них, Милочка едва дождалась конца рабочего дня и стала названивать Климентьевой. На эту пятницу у них давно уже было запланировано оттопыривание.
– Слушай, а он тебя с родителями знакомил? – неожиданно спросила Климка, видимо, действуя как профессионал.
Сидели они в их любимом ночном клубе, пили и разговаривали.
– Не-ет... Ну как-то рано еще, – откликнулась Милочка. – Да у него и родителей-то – одна мама. Которую он очень любит. Еще бабушка была – умерла недавно. Мама у него искусствовед, полный дом альбомов по живописи. У него вся семейка образованная, интеллигентная. Мама – образец воспитания и добродетели... А что?
– Ага, понятно... А отец где?
– Не знаю, он про него сам не говорит. А спрашивать мне как-то неудобно.
– Маменькин сыночек, значит?
– Да нет, да ты что! Он уже давно живет один, самостоятельно. Сначала снимал, потом бабушка умерла, квартиру оставила. Сам готовит, сам стирает.
– Дожили, теперь это повод для гордости. Сколько ему лет? Тридцать семь? Так это, извини меня, нормально, что в таком возрасте мужик живет отдельно от мамы и сам себе носки стирает. Не заработал на домработницу – изволь и постирать. Слушай, что-то мне в его поведении не нравится. Как это не по-мужски – не приехать на свидание, не извиниться...
Милочке, которой это и самой жутко не нравилось, после первых же пятидесяти грамм коктейля такое поведение Егора уже почему-то не казалось столь некрасивым. Более того: чем больше она пила, тем больше любви просыпалось в ее сердце. Егор казался ей все красивее, все беззащитнее... Милочка допила бокал: ей хотелось срочно позвонить ему, приехать и заключить в объятия.
– Я сошла с ума, – она сразу предварила традиционный Климкин вопрос и рассказала о своих желаниях.
– Хорошо, хоть ты это понимаешь, – мрачно отозвалась Клементьева. – Как бы так сделать, чтобы у тебя вместе с большой и толстой любовью просыпались бы еще логика и гордость. Твой Егор тебя в грош не ставит. Ему наплевать на твои чувства, на твои планы. Простишь один раз – так и будет с тобой, как с половой тряпкой, обращаться. Держи себя в руках.
Милочка вздохнула: Климка была права.
– Егор в коридоре выглядел таким жалким, таким испуганным... Неужели это и был мужчина моей мечты?
– Может, это и не мужчина твоей мечты?
– Нет, нет, – испугалась Милочка. – В смысле, да, да. Да, он мужчина моей мечты. Я же его почти люблю. Или не люблю? Я не знаю, Климочка, я на самом деле не знаю... А что теперь делать? Надо ведь что-то делать! Звонить – не звонить, ждать его обратно – не ждать...
– Не знаешь, что делать, – не делай ничего, – отрезала Климка. – Все, завязываем с разглагольствованиями. Идем плясать.
И они пошли на танцпол.
14
В этой главе мысли начинают материализоваться, но немножко не так, как хотелось бы
Субботним вечером Милочка сидела дома в гордом одиночестве. Климка где-то гуляла со своим Ванечкой. Егор ей не звонил. Милочка сидела и смотрела на DVD какую-то милую американскую комедию. Комедия ее не радовала: Милочке было одиноко.
Обычно Милочка одиночества не боялась. Да и, положа руку на сердце, редко она оставалась одна. Пять дней в неделю – работа. Фитнес и солярий вечерами. Два раза в месяц она навещала родителей. Два раза в месяц – бабушек. Три раза в неделю стабильно виделась с Климкой. Иногда – еще с какими-то приятельницами: с той же Леночкой или с Пусиком и Люсиком. Раз в месяц ходила в кафе недалеко от работы со своими сослуживцами. И это – если у нее не было поклонника. Если оный имелся – у Милочки и вовсе наступал цейтнот.
В общем, она была современной занятой женщиной. А если у нее и выдавался свободный вечерок, то вариантов его проведения было море. Например, можно было заняться собой: полежать в ванне, намазать каждый сантиметрик тела супер-пупер-маской, заняться самомассажем или расслабляющей йогой. Можно было просто взять какую-нибудь книжку, почитать и подумать о смысле жизни. Иногда нужно было просто понаводить порядки: перебрать бумаги, старые фотографии и письма, разобрать одежду – выкинуть лишнее и составить план покупок новой. А можно было пообщаться с Марьей Никаноровной – хранилищем трогательных любовных историй пятидесятилетней давности.
Милочка никогда не боялась одиночества. Напротив, она его даже любила. Но одиночество, накатившее на нее субботним вечером, было каким-то особенным. Милочка вдруг во всех подробностях прочувствовала, что человек – существо парное. А у нее пары нет.
Точнее, еще буквально позавчера Милочка радовалась жизни, считая, что пара – мужчина ее мечты – у нее есть, а сегодня вот уже убивается из-за его отсутствия. Эта перемена в личной жизни была пренеприятна и болезненна. Тем более что дурацкий сон про бассейн снова не заставил себя ждать.
Приснился он под утро. Милочка, как обычно в этом сне, пришла в бассейн с четким намерением поплавать. Она предвкушала удовольствие от прохладной воды, ее упругого сопротивления, от скольжения, погружения... Когда Милочка вошла в бассейн, воды было – чуть выше колен. Она отчаянно попыталась занырнуть, но вода стремительно убывала. И Милочка так и осталась стоять одна и на самом дне.
«Кто же спускает воду в моем бассейне?» – спросила она сама себя.
Вопросы к самой себе, конечно, позволяют кое-что правильно сформулировать, но, как правило, остаются без ответа. Если бы Милочка знала ответ – она бы не стала себя об этом спрашивать.
В общем, все повторялось: снова Милочка поверила мужчине, снова влюбилась, и снова ее кинули. В том, что Егор ее кинул, Милочка почему-то не сомневалась. И больше всего ее убивала перспектива по-прежнему видеть его на работе. Говорят же люди: не заводи служебных романов...
Как же Милочке не хотелось негативных эмоций! Не хотелось обид, разочарований, страданий. Ей хотелось быть счастливой. Хотелось любить и быть любимой. Хотелось, чтобы кто-то ради нее совершал безумства. Хотелось выйти замуж. Милочка взяла себя в руки и попробовала переключиться на что-то позитивное. Как там Климка говорила – мысль материальна?
Комедия закончилась – Милочка даже этого не заметила. Потом опомнилась, выключила свет, зажгла свечи и села по-турецки посередине комнаты. Почему-то ей представлялась вся процедура именно так. Усевшись, Милочка стала внушать себе, что она счастлива.
– Я счастлива... – мычала она себе под нос. – Я успешна на работе, я хорошо и молодо выгляжу. Меня любят мужчины, скоро я выйду замуж. Меня все любят. Я успешна на работе, скоро я получу повышение, скоро я выйду замуж. Я красивая, умная, образованная – скоро я выйду замуж.
Что еще сказать, Милочка попросту не знала. Впрочем, и этого ей хватило, чтобы погрузиться в подобие транса.
– Я счастлива, меня ждут великие дела, меня все любят, я скоро выйду замуж...
– Людмила! – неожиданно донеслось с улицы.
– Я – Людмила, я – профессионал своего дела, я – красивая молодая женщина, которая не выглядит на свои тридцать...
– Людмила, я знаю, ты дома! Выгляни, моя богиня! Посмотри на меня! – снова донеслось с улицы.
– Я – богиня...
На этих словах Милочка почувствовала, что происходит что-то не то.
– Я, конечно, супер, но не богиня же. Это уж слишком, – сказала она вслух, выходя из транса.
– Да выгляни же ты! – снова донеслось с улицы, и Милочка вздрогнула.
Сообразив, что кричат ей, она робко подошла к окну.
Под окном стоял Арканя, размахивая букетом роз. От его яростных движений с цветов слетали лепестки.
– Милая, прости меня! – с этим словами Арканя упал на колени.
Милочка высунулась в форточку:
– Ты с ума сошел?
Одновременно с ней в форточки высунулись соседи сверху и соседи снизу.
– Мы милицию вызовем, – сказал чей-то голос.
– Вызывайте, – согласился Арканя, – мне терять нечего. Раз я не нужен вот этой женщине, – он показал пальцем на Милочку, – то мне уже на все наплевать.
Милочка испугалась:
– Перестань сейчас же, мне еще скандала не хватало. Поднимайся – я открою дверь.
При ближайшем рассмотрении Арканя оказался пьяным в стельку. Розы выглядели, как прошедшие через соковыжималку. В коридор высунулась Марья Никаноровна, и Милочке пришлось увести незадачливого Ромео на кухню. Пускать его в комнату ей совершенно не хотелось.
– Ты пьян! Что ты себе позволяешь? – Милочка прикрыла дверь и уставилась на Арканю испепеляющим взглядом.
Тот факт, что еще несколько минут назад она мечтала, чтобы кто-то ради нее совершал безумства, ее не остановил. Арканя давно уже не был героем ее романа.
– Я понял, что был не прав, – развел руками Арканя и силком вручил ей букет. – Ты всегда мечтала, чтобы тебе пели серенады под окнами. Я бы спел, честно, но у меня нет ни слуха, ни голоса. Хотя, если хочешь, я спою, – закончил он воинственно.
– Не надо мне петь! – в ужасе остановила его Милочка. – Зачем ты пришел?
– С вашего позволения, – и Арканя уселся на стул. – Кто пришел – я? Я это...
С этими словами он облокотился на стол, уронил голову на руки и... заснул.
– Что?! – обалдела Милочка. – Сейчас же вставай!
Ближайшие тридцать минут она тормошила, ругала и кляла бывшего любовника. Но все было безрезультатно: Арканя спал, как убитый. На тридцать первой минуте на кухню с чайником вошла Марья Никаноровна.
– А ты, деточка, ему уши потри, – между делом посоветовала она.
Вот за это, видимо, Милочка и любила соседку. Она изо всех сил вцепилась Аркане в уши. И – о чудо! – он зашевелился.
– Ты не можешь здесь спать! – обрадовалась Милочка.
– Не могу, – послушно согласился он, и не успела Милочка опомнится, как Арканя выскочил из кухни и по стеночке прополз в ее комнату.
Прибежав следом, Милочка обнаружила его притулившимся на тахте.
– Ну ладно, – махнула она рукой, – пусть спит на тахте. А вот завалился бы на кровать – я бы ему показала!
15