Дорога висельников Резанова Наталья

Глава 4

Общий сбор

Какие бы мысли ни посещали Фелимида во время разговора с клиентом, он держал их при себе. И был намерен выполнить обещание. Уговор есть уговор, тем более что аванс он получил.

Первым делом он посетил Кружевницу и провел с ней беседу. Удивительно, но уговаривать ее не пришлось, и на то, что ее отвлекают от предыдущей задачи, она не жаловалась. Наоборот, новая задача показалась ей интересной.

По правде, Воллер, считая, что Сайль заблудится, едва отойдя от дома, заблуждался сам. Ей довольно много пришлось ходить по окрестностям – в поисках пропитания, а также испытывая свои устройства. Так что не пропала бы она в лесу. А вот в горы ей забираться не приходилось. Не было такой необходимости. И уж конечно, не забредала она в Междугорье.

Трудность была в том, что не только Сайль, предпочитающая безвылазно торчать у себя в мастерской, – никто из тех, кто работал здесь на Воллера, туда не ходил. Но, по крайности, хоть кто-то должен был знать, что находится в том направлении. Об этом Фелимид поговорил со своими доверенными – Ингозом и Пандольфом. Заодно узнал свежие новости с Дороги из Тримейна. Услышанное оказалось весьма кстати. Новоприбывший вполне мог пригодиться в задуманном предприятии. Даже наверняка.

Но оставалась еще одна заноза. Перегрин. Фелимид ни разу его не встречал, но слышал о нем. Перегрин не прибегал к услугам Дороги Висельников, что было довольно странно. По всей империи с большим или меньшим рвением преследовали колдунов и ведьм. Перегрина же Святой Трибунал не беспокоил. Может, у него были могущественные покровители. Или маг, каковым считался Перегрин, стоял выше простых колдунов? В Фораннанском университете, правда, уточнили бы, что Перегрина следует именовать ученым словом «спекулятор» – так обозначаются маги, способные предсказать будущее с помощью зеркал или кристаллов, но Фелимид от академических кругов был далек.

Воллер не видел, в чем, по большому счету, разница между Перегрином и ярмарочными гадалками. И тот и те зарабатывали на жизнь, предсказывая будущее. Но Перегрина принимали во дворцах князей и прелатов и платили ему золотом. Желавшие сохранить свое общение с магом в тайне – а среди них, говорят, были и титулованные дворяне, и богатые купцы, и прекрасные дамы – не брезговали дойти до Перегрина сами. Обитал он по преимуществу в Скеле, но иногда срывался с места и разъезжал по империи, а то и отбывал за границу. Имея славу провидца, Перегрин никогда не занимался врачеванием, не изготовлял зелий и талисманов, не вызывал духов, не проводил никаких магических ритуалов, чем отличались другие известные чародеи. Может быть, поэтому его имя не было замешано ни в одном скандале и власти были склонны закрывать глаза на его деятельность.

Воллер, будучи человеком практичным, ни в какую магию не верил и Перегрина почитал за безусловного шарлатана. Что нисколько не умаляло его уважения к прорицателю. Перегрин был, без сомнения, шарлатаном очень высокого класса, не опускавшимся до пошлых фокусов. И головы клиентам он дурил более умело, чем торговцы любовными зельями и заклинатели духов. Был у него стиль, что ни говори. Воллер не сомневался, что именно Перегрин подтолкнул Роуэна к решению взорвать проклятый мост. Роуэн принадлежал к тому самому кругу, с которого собирал денежную жатву скельский предсказатель. Что ж, каждый добывает деньги как может. Но то, что хитрый старикашка (а Перегрин должен быть старикашкой, он морочил голову людям не первый десяток лет) собирался вмешиваться в дела Дороги и собственные дела Воллера, совсем Фелимиду не нравилось. Черт побери! Сколько ни бывал Воллер в Открытых Землях, ни разу не слыхал ни про какой мост, ни про связанные с ним ужасти. Наверняка про него все сто лет как забыли, один Перегрин еще помнил. А страшные истории выдумал и наплел Роуэну, чтоб его подогреть.

Может, и нет там никакого моста, а все затеяно, чтоб задурить Роуэну голову. Хотя… Роуэн же рассказывал, что сам его видел, чуть ли не руками трогал. Точно – на полное и беспардонное вранье Роуэн бы не клюнул. Какие бы тараканы у него в голове ни водились, он же не дурак.

Ну ладно, притащится Перегрин в Открытые Земли, чтобы держать промышленника под контролем и соблюсти свою выгоду. Но на кой ляд ему понадобилась Дорога? Высокие покровители изменили и маг заранее готовит пути к отступлению? Или просто хочет поделить сферы влияния? Хорошо, коли так. Если Перегрин с помощью магических штучек собрался влиять на Дорогу, тут уж не легкой формой безумия, как у Роуэна, пахнет – это форменным сумасшедшим надо быть. А нам сумасшедшие ни к чему, у нас свои есть. Кружевница, к примеру.

Если бы не Перегрин, Воллер бы ограничился указаниями своим людям и отбыл в Карниону. Но он не хотел оставлять никаких неясностей и потому задержался, дабы лично проводить исследовательскую партию в рейд.

Сбор был назначен не у Роуэна. По мнению Воллера, Джиллиард, сделав заказ и уплатив аванс, выбывал из игры до следующей выплаты.

В жилище Кружевницы непроверенных людей тоже тащить было ни к чему. Но в Открытых Землях у Воллера было несколько убежищ. И одно из таких убежищ, как ни странно, было вполне официальным.

Вскоре после того, как поселения в Открытых Землях стали хотя бы отдаленно напоминать города, появился и первый в этих местах монастырь. Говаривали, правда, что в баснословные времена были здесь какие-то скиты, но кто знает, кому в этих скитах поклонялись?

Покровитель, точнее, покровительница новопостроенного монастыря была известна. Обитель возвели во имя святой великомученицы Евгении. Когда она жила на свете и кто ее мучил, Фелимид имел представление смутное. Гораздо важнее было то обстоятельство, что монастырь был карнионского устава и обладал правом убежища. При первых своих визитах в Открытые Земли Воллер встретился с настоятелем, отцом Джеремией, и побеседовал с ним задушевно.

Настоятель поведал, что, согласно обычаю, монастырь обязан предоставлять убежище всем, кто его просит. И посетовал на то, что иные люди понимают право уж слишком широко, полагая, что благодаря ему могут безнаказанно грабить обитель и обирать монахов. Монахи готовы дать им отпор, но, увы, они немногочисленны и почти безоружны, так что приходится терпеть бесчинства разбойников и беглых каторжников.

Фелимид понял настоятеля совершенно правильно. И пообещал обители защиту и, по возможности, материальное подспорье. Взамен монастырь должен был предоставлять приют людям Дороги – что, в общем-то, он и так обязан был делать. Но так или иначе за несколько лет у Святой Евгении успели понять, что услуги, оказываемые Дороге, вовсе не обременительны в сравнении с пользой, которую приносит это сотрудничество.

И на сей раз отряд, направляемый к приснопамятному мосту, Воллер намеревался сформировать в монастыре. Туда должны были прибыть все, кто ожидался, – по разным тропинкам, вливавшимся в Дорогу.

Кроме того, Фелимид не преминул сообщить настоятелю о вероятном переходе Открытых Земель под управление тримейнского назначенца. Отец Джеремия ответил, что обратится к императору с прошением, дабы сохранить за обителью право убежища. Его величество в делах веры известен своим добросердечием, так что вероятность благоприятного ответа довольно велика.

Что ж, как говорится – все раскроено, осталось только сшить. У Воллера были еще кое-какие дела в Уриарке, а по возвращении он сразу направился в монастырь. Там ему сказали, что один из гостей уже прибыл. Это был как раз тот, кого доставили из Тримейна. Согласно полученным Воллером отчетам, это был офицер, которого угораздило вляпаться в темную историю с наследством, куда вдобавок примешалась инквизиция. Единственное, что в нем интересовало Воллера, – это его воинские навыки, ибо на данный момент он из клиента становился человеком Дороги.

Означенный Сигвард Нитбек оказался мужчиной лет под тридцать, с обветренной физиономией, серыми глазами и русыми волосами – прежде коротко остриженными на карнионский манер, но успевшими несколько отрасти. Явно не из столичных гвардейцев, которые великолепно дуэлируют на площадях и перекрестках Тримейна, но в Открытых Землях бесполезны. Это несколько успокаивало. Что настораживало – так это его спокойствие. Конечно, люди всякие бывают, но мало кого оставит равнодушным потеря состояния, положения в обществе, не говоря уж о смертельной опасности. А этому вроде было что терять. Но, казалось, это его совсем не волнует. Так что он либо в совершенстве владеет искусством притворства, либо ему в высшей степени наплевать на свою и чужую жизнь. Неизвестно, что хуже.

Воллер рассказал ему вкратце про историю с мостом, что не вызвало никакого удивления.

– Вам это не кажется странным? – спросил Воллер.

– Насколько я понимаю, это задание следует расценивать как приказ.

– Верно.

– Так какого черта я буду обсуждать приказы?

Это могло прозвучать как шутка, но взгляд у Нитбека был пристальный, что-то в нем было даже неприятное.

– После того как заказ относительно моста будет выполнен, возможно, вам еще придется поработать на нас… некоторое время. По вашей воинской специальности. Потом мы переправим вас за границу империи. В Европу или в Дальние Колонии.

– Ясно.

Решительно, этот тип был непрошибаем. Может, так оно и к лучшему.

– Вот еще что. До того, как появятся остальные, надо уговориться, как вас называть. Чем меньше людей будет знать вашу настоящую фамилию, тем лучше.

– Согласен. Пусть будет… например, Маркхейм.

Фамилия была не дворянская, а в Тримейне человек низкого происхождения не добился бы офицерского звания. Но Воллер не стал ломать над этим голову. В конце концов, у него здесь не регулярная армия.

Зашел отец Джеремия – бодрый старец в коричневой рясе. Он был высок, но несколько сутулился от возраста. Лысина успешно заменяла ему тонзуру – только на затылке имелся небольшой венчик волос, зато брови были представлены в изобилии. Тут он мог даже с Роуэном поспорить. Бросив на беседующих взгляд из-под этих бровей, он благодушно кивнул:

– Вижу, вы пришли к согласию, дети мои. Надеюсь, так будет и впредь.

– Я тоже надеюсь… когда подойдут остальные. Кстати, забыл предупредить – среди них есть женщина. Взрывы – это ее работа.

Если данным сообщением Воллер надеялся поразить Сигварда, то тут он промахнулся. Капитан и глазом не повел, как будто женщины, посвятившие жизнь взрывам, раньше попадались ему десятками. Зато настоятель возмутился:

– Сын мой, сдается мне, это уже чересчур. Я не подозреваю вас в дурных намерениях, но здесь все же мужской монастырь!

– Ну-ну, – поспешил успокоить его Воллер. – Эта женщина не из тех, кто способен смутить мужской покой. Разве только в обратном смысле, если вы понимаете, о чем я… – Фраза приобретала уж слишком двусмысленный оттенок, и Фелимид не стал ее заканчивать. – Короче, отец, можно не волноваться за вашу братию. – Ему хотелось поскорее оставить скользкую тему, и он, дабы заставить настоятеля забыть о визите женщины, добавил: – И еще будет человек, присутствие которого может прийтись вам не по нраву… мне – так придется. Это пресловутый Перегрин.

Воллер предполагал, что маг в монастырских стенах возмутит отца Джеремию еще сильнее, чем женщина. Напрасно. Настоятель был родом из Карнионы, где служители церкви издревле смотрели сквозь пальцы на занятия магией, и он никак не проявил неудовольствия.

Зато Нитбек, то бишь Маркхейм, который на протяжении предшествующего обмена репликами посматривал в окно гостевых покоев на лес, подступавший к самой ограде монастыря, повернулся к Воллеру.

– Перегрин? Он еще жив?

Воллер несколько удивился. Перегрин был не из того разряда людей, что связываются с армейскими офицерами.

– Жив, говорят. Вы с ним знакомы?

– Ни разу в жизни не видел. Слышал кое-что.

– Ну, так у вас будет возможность проверить эти слухи.

Маркхейм кивнул, и более о предполагаемых попутчиках в тот день ничего сказано не было. А на другой день попутчики стали прибывать.

Первой заявилась задушевная пара – Ингоз и Пандольф. При всех своих недостатках они прекрасно знали, что такое точность во всех смыслах слова. Монахи хорошо их знали и пропустили беспрекословно.

Столь же свободно пропустили Кружевницу – по той, вероятно, причине, что привратник у Святой Евгении не распознал в ней женщину. Она не соизволила как-либо изменить свой облик, разве что в башмаки обулась, и ее вполне можно было принять за погорельца, спасшего из погибшего дома последнее имущество. Или за бродягу-мародера, успевшего поживиться на пожаре. Последнее представлялось более вероятным – она даже сажу с лица не потрудилась смыть, не говоря о том, чтоб одежду почистить. Зато за спиной у нее был увесистый тючок.

Первым делом, войдя в гостевые покои, она брякнула этот тючок на скамью и лишь потом воззрилась на собравшихся. Обнаружив среди них Ингоза, буркнула:

– А, тебя-то мне и надо… – и принялась в своем тючке рыться. Извлекла оттуда трехклинковую дагу. – На, держи.

Ингоз нажал на пружину.

– Гляди-ка, работает…

– Это ты сделала? – спросил Маркхейм.

– Починила. А что?

– Мне говорили, ты по бомбам и гранатам работаешь.

– По большей части. Но умею всякое. Тебе что, тоже такой кинжал надо?

– Нет. Я подобными игрушками не пользуюсь. Красиво, конечно, но толку – чуть.

– Вот правильно! – обрадовалась Кружевница. – Всегда я говорила, что ничего путного впереди у этих фокусов с откидывающимися клинками нету.

– Вы только посмотрите на них! – Ингоз явно обиделся за любимую дагу. – И поздороваться не успели, а уже спелись! Нашли друг друга, понимаешь…

– Заткнись, Ингоз, – перебила его Сайль. – Учился бы лучше стрелять по-человечески, тогда бы и фокусы не понадобились.

Пандольф ухмыльнулся:

– Это верно. Вечно у него осечка в решающий момент. Уж не знаю, с пистолями только или еще с чем…

Прежде чем беседа перешла в общую свару, Фелимид заявил:

– Хватит! Побалагурили. Ингоз прав в одном. Не мешало бы представиться. Друзья мои, капитан Сигвард Маркхейм, человек с большим опытом в делах войны, пойдет с вами к мосту. А вас, капитан, пусть не вводят в заблуждение вид и манеры этих людей. Все они умеют обращаться с оружием, даже Кружевница.

– Даже! – оскорбленно фыркнула Сайль.

– Твое мастерство – в изготовлении, а не в использовании, не станешь же спорить?

Она спорить не стала.

– Итак, чтобы экспедиция была успешной, вам прежде всего нужен проводник. Пандольф с Ингозом уже давно живут в Открытых Землях и, надеюсь, неплохо знают места, куда вы направляетесь.

– Это верно. Мы тут посовещались, и я решил, что идти нужно мне, – провозгласил Ингоз. – Был я у этой дороги через перевал. Ничего, правда, ни про какой мост не слышал. Но если он там поблизости, я его найду.

– Отлично. Пандольф выйдет с вами и, если понадобится помощь, отправится за ней.

– Я не мальчик на побегушках – туда-сюда носиться! – возмутился Пандольф.

– Не мальчик. Но никто лучше тебя не знает, как найти и собрать нужных людей. Ну вот, со всем разобрались.

– Нет, не разобрались, – мерзкий нрав Кружевницы не позволил ей согласиться. – Капитан командует, Ингоз ведет, я смотрю, что и как надо взрывать, Пандольф на подхвате. Но, скажите на милость, какого черта нам сдался этот Перегрин? – Про вероятное участие мага Воллер сам рассказал ей, на свою голову.

Воллер и сам не уставал задавать себе это вопрос. Но авторитет руководителя требовал пресекать сомнения и возражения.

– Клиент полагает, что нас могут подстерегать опасности не вполне материального характера. Поэтому в экспедиции присутствует человек, наделенный магическими талантами.

– Чушь собачья!

– Не скажи, – возразил Ингоз, в котором вновь проснулся карнионец – последний, впрочем, никогда особо крепко и не засыпал. – Слышал я, что в этих горах и лесах много такого водилось в прежние времена, чего лучше к ночи не поминать. Сейчас оно вроде все убралось или повымерло… а ну как мы его потревожим? А в Карнионе водились люди, которые знали, как с этим злом справляться.

– Был бы тут отец настоятель, – съязвил Пандольф, – он бы тебе сказал, как с этим злом нужно справляться. Молитвой и постом, вот как!

– А вы что скажете, капитан Маркхейм? – обратился Воллер к предполагаемому командиру отряда.

– Мне пока сказать нечего. Посмотрю, на что способен этот маг, тогда и буду судить о нем.

– Мудрое решение. Думаю, на войне вы были удачливы.

Эти слова произнес голос, которого доселе никто в комнате не слышал. Все как один повернулись к дверям, а Ингоз с Пандольфом похватались за оружие.

В дверном проеме стоял высокий худой человек. Он был одет в темный кафтан с меховой опушкой и шапку с наушниками, какие носили университетские преподаватели и городские чиновники. Он бы и походил с первого взгляда на магистрата или профессора, однако те обычно отличаются бледностью либо, наоборот, румяным полнокровием. А у этого кожа имела темно-оливковый оттенок. Возможно, не от загара, а от природы.

– Позвольте представиться. Меня называют Перегрин.

– Явление, как на театре, – буркнула Сайль.

Это был редкий случай, когда Воллер склонен был с ней согласиться. Он воззрился на вошедшего с подозрением, ибо, вопреки его представлениям, Перегрин никак не выглядел стариком. Молодым – тоже. Скорее его можно было назвать человеком без возраста. Окладистая седая борода – непременный атрибут мага – тоже отсутствовала. Перегрин был чисто выбрит.

Но высказывать свои сомнения вслух Фелимид не собирался.

– Итак, вы посланы нашим клиентом, – безразлично произнес он. «И именно ты подал Роуэну дурацкую идею взорвать мост», – добавил он про себя. Эта мысль приходила в голову Воллеру не впервые, но высказать ее вслух он не решился.

Перегрин перешагнул через порог, вошел и сел на свободный табурет. Только после этого ответил:

– Если вы имеете в виду господина Роуэна – да, я прибыл сюда по его рекомендации.

Воллера этот ответ несколько покоробил. В его кругу не было принято во всеуслышание называть имена клиентов. Разумеется, все собравшиеся, за исключением, может быть, Маркхейма, знали, кто финансирует экспедицию. (Впрочем, он допускал, что Кружевница, как особа не от мира сего, вообще не помнит имени Роуэна.) Но зачем же так прямо-то!

– И я вижу, у некоторых ваших друзей возникли сомнения по поводу необходимости моего пребывания здесь, – продолжал Перегрин.

– Не у некоторых, а у меня, – у Кружевницы, конечно, не хватило ума промолчать.

– Барышня не верит в магию?

И Перегрин тоже хорош. Хотя откуда ему знать, что Кружевница за такое обращение может и в глаз двинуть? Хотя – он провидец, должен бы догадаться.

– Барышни верят в магию. Только я не барышня и всякой хренью не заморачиваюсь.

– Во что же вы верите?

– В натурфилософию, математику, механику и химию. И в Бога, конечно.

– Однако большинство людей не видит разницы между магией и любезной вашему сердцу натурфилософией. Немало механиков и алхимиков было осуждено Святым Трибуналом за колдовство и ересь. И для простонародья слово «математик» является синонимом колдуна.

– Я за чужое невежество не ответчица! А насчет Святого Трибунала… – (Вот напрасно, напрасно помянул его Перегрин, подумал Воллер) -… если вас, в отличие от честных механиков, он не трогает, вы, стало быть, с ними в дружбе!

Неизвестно, что бы она еще ляпнула, но Маркхейм положил ей руку на плечо, явно стремясь успокоить. Она к такому не привыкла и в озадаченности умолкла.

– В том, что я шпион, меня еще никто не подозревал…

– И напрасно. – Сайль, спохватившись, дернула плечом, стряхнув руку капитана.

– Извините, мэтр, – вступил Ингоз. – Никто вас ни в чем не подозревает, это просто у Сайль нрав такой поганый. Не может, чтоб не полаяться. Известное дело – если баба со взрывными устройствами балуется, разве можно ожидать, чтоб у нее голова была в порядке?

– Так это вы будете готовить взрыв моста? – Перегрин взглянул на Сайль с новым интересом.

– Ну? – ощерилась она.

Однако Перегрин продолжил без всякой враждебности:

– В таком случае ваша недоверчивость понятна. И я ни в чем не стану вас убеждать. Если с нами в пути не случится ничего способного разрушить ваше предубеждение, я буду только рад.

– Славно сказано, мэтр! – подхватил Пандольф. – И складно. Спросит с нас клиент – а что это в рейде маг делал? – ответим: радовался.

И этот туда же. Не успела Сайль заткнуться, так его словно черт за язык потянул.

– А вы, юноша, тоже занимаетесь натурфилософией? – Похоже, Перегрина наскоки лишь забавляли.

Пандольф на «юношу» обиделся не меньше, чем Сайль на «барышню».

– Ни черта я ни в каких философиях не смыслю. А только как меня прежде ни пугали Открытыми Землями и всякой чертовщиной, что там с незапамятных времен застряла, я за все годы, что здесь живу, ничего страшней Кружевницы не видал.

Кружевница, взъярившаяся из-за безобидной «барышни», довольно осклабилась. Не иначе, восприняла заявление Пандольфа как комплимент.

– Напрасно вас пугали. Застрять здесь, как вы изволили выразиться, с незапамятных времен вряд ли что могло. А вот прорваться сызнова – вполне способно. Уверяю вас, это случалось и на моей памяти. И я могу разглядеть опасность, которую вы все можете не заметить, несмотря на жизненный опыт.

Убедительно врет, с одобрением подумал Воллер. Еще немного – и они все ему поверят.

– С помощью хрустального шара? – спросил Пандольф.

– Если вам так неймется, молодой человек, можете осмотреть мои сумки и проверить, есть ли там хрустальный шар или нет.

Пандольф не нашелся что ответить, зато вступил молчавший все это время Маркхейм:

– Может, вернемся к тому, ради чего собрались? Пешком мы отправимся или верхами? Сколько времени займет дорога? Будет ли возможность пополнить провиант?

– Слава богу, хоть у кого-то голова на месте, – проворчала Кружевница.

– Можно подумать, не ты свару начала, – огрызнулся Ингоз, но Воллер прервал его, не позволив скандалу развернуться вновь:

– Капитан задал действительно важный вопрос. Ингоз, прекрати валять дурака. Ты утверждал, что хорошо знаешь эту местность.

– Ну, знаю… Если по горным тропам, то путь можно спрямить. Дней десять, думаю, займет до перевала. Но лошади там не везде пройдут. Так что если верхами, то в обход получится. Времени уйдет поболее, но не сильно. Теперь насчет пожрать. В горах народу мало живет, да и с живностью там плохо. Так что большей частию провизию надо переть на себе, а нет – так спускаться придется.

– Стало быть, выгоднее ехать обходным путем, – подытожил Воллер. – Разница во времени сократится, если не придется отвлекаться на добычу провианта. Кроме того, у Сайль с собой тюк, который изрядно весит. Его, как и припасы с едой, доверим вьючным лошадям.

– Ничего, и сама дотащу, не сломаюсь! – В сознательном возрасте Кружевница садилась в седло, лишь когда добиралась из Нессы в Открытые Земли. И она справедливо полагала, что верховая езда доставит ей мало удовольствия. – И без обжираловки как-нибудь обойдемся, а немного и на своих плечах допрем!

Воллер совершенно верно истолковал причину ее возражений.

– Сайль, если ты сутками забываешь поесть, это не значит, что другие ведут себя так же.

– А лошади? Где мы их возьмем? – поинтересовался Ингоз. Без особого, впрочем, волнения – он знал, что лошадей и оружие Дорога раздобудет везде.

– Мы обсуждали этот вопрос с отцом Джеремией. Он согласен ссудить лошадей из монастырского хозяйства. – Еще бы настоятель не согласился. Ведь и лошади у обители появились благодаря попечению Воллера. – И господин Перегрин, полагаю, не пешком сюда прибыл.

– Так, – кивнул маг.

– Тогда, надеюсь, все вопросы решены. Завтра отправляйтесь в путь. Я с вами расстанусь, а свяжусь после того, как задание будет выполнено.

Никто не возражал, и Воллер уже поздравил себя с благополучным завершением беседы, когда снова вылез Пандольф:

– А все-таки жаль, что господин маг не прихватил с собой хрустального шара. Мог бы предсказать, что с нами будет.

Воллер чуть не выругался. Такой выходки он мог ждать от Сайль, в крайнем случае от Ингоза, несмотря на все его карнионские суеверия, но Пандольф скоро лысый будет, а туда же. Не зря его Перегрин юношей обозвал.

Но маг в долгу не остался:

– Для этого хрустальный шар не нужен. Ясно предвижу, что наше ближайшее будущее будет весьма беспокойным.

«Два ключевых момента встречи.

Девушка Сайль вышла из себя при упоминании о Святом Трибунале.

Человек, которого назвали капитаном, вступил в разговор, когда я заверил всех, что при мне нет хрустального шара. Вообще он слушал очень внимательно. К нему следует приглядеться особо.

Этот человек мне о чем-то напоминает. Но о чем – не помню. Мы определенно ранее не встречались. Впрочем, неудивительно… (далее тщательно зачеркнуто)».

Глава 5

Экспедиция

Утро не обошлось без очередного скандала. Небольшого.

Монастырь выделил путешественникам четырех лошадей. Трех верховых и вьючную. Перегрин приехал верхом и привел с собой мула с поклажей.

При таком раскладе один человек, а именно Пандольф, оставался без средства передвижения. Тот возмутился и заявил, что раз уж его заставляют быть на подхвате, идти пешком он не намерен. Ингоз не преминул уесть напарника и высказался в том смысле, что Пандольфу надлежит быть мальчиком на побегушках, а не на поскакушках. Приятели сперва разлаялись, потом решили воззвать к Воллеру, но оказалось, что тот уже отбыл.

В несвойственной ей роли миротворицы выступила Сайль. Она была только рада возможности уступить своего коня (вернее, кобылу) Пандольфу и заметила, что, мол, не такая неженка, как некоторые, и пешком ей идти куда как удобнее. На чем и согласились, иначе выход из обители отложился бы до полудня.

– Устанешь – скажи, – предупредил Маркхейм. – Я тебя к себе подсажу.

– Скорее эти клячи устанут, чем я на своих двоих. Тоже мне, нашли скакунов в монастырских стойлах!

Ингоз заржал не хуже той лошади, очевидно трактуя слова Кружевницы не в самом пристойном смысле. Хотя она, скорее всего, ничего такого в виду не имела. И преувеличивала, обозвав монастырских лошадей «клячами». Они были крепкие, кормленые. Но ни красотой, ни резвостью не отличались. Зачем это в монастырском хозяйстве? Отец Джеремия не был такой уж затворник и порой выезжал по делам, и кто-то из братии его сопровождал, благо обитель Святой Евгении не принадлежала к монастырям того устава, что предписывают монахам только ходить пешком либо ездить во имя смирения исключительно на ослах и мулах. Но ни настоятель, ни его подчиненные не были из числа священнослужителей, что обожают гарцевать на кровных конях не хуже кавалеристов.

Кстати о кавалеристах – в недавнем прошлом капитан Нитбек взял бы у ремонтеров таких лошадей лишь для обоза. За многие годы службы он избавился от некоторых предрассудков, усвоенных в отцовском имении, – например, что в бою под седлом должен быть только жеребец, а не мерин или, хуже того, кобыла. На Юге на ком только не ездили, особливо по ту сторону границы – вон махди, то бишь лжепророк, пришествия которого ожидали рахманы, вообще должен был явиться на белой боевой верблюдице. Однако военные условия предъявляли свои требования. Боевые кони, помимо выносливости, должны были отличаться и резвостью, и нравом, а офицерские – тем паче.