Дорога висельников Резанова Наталья

– Палисада нет, – сказал Сигвард. – И не видно, чтоб кто-нибудь этот поселок охранял. А кругом, по вашим словам, разбойники и беглые каторжники.

– Улавливаешь, – благосклонно отозвался Ингоз. – Конечно, жить спокойно и хозяйство разводить можно, если кто-то тебя прикрывает.

– Снова Дорога?

– Ну, если бы Дорога брала под защиту каждый поселок… нет, на сей раз не мы. Там выше, в горах, не так давно построил шахту Куаллайд из Нессы. Вот он Орешину под руку и взял. Конечно, его охранники здесь пить и жрать могут даром. Тоже жителям убыток. Но есть к кому бежать, если что.

– Куаллайд? Вроде он конкурент вашего клиента.

– Но не наш. У Дороги нет конкурентов.

Сигвард не ответил. Кружевница тоже молчала. Она топала, угрюмо глядя перед собой, как будто домов по сторонам улицы не существовало, равно как хозяек, лущивших бобы или сбивавших масло у порогов, степенно беседующих хозяев и шнырявших туда-сюда детей.

Наконец они подошли к постоялому двору.

– О! – обрадовался Ингоз. – Чуете? Кабанчика забили. Жарят-парят вовсю.

– Зажрались, – без особого осуждения сказал Пандольф. – На Севере-то раз в году синей бьют. И то чтоб окорок был к Рождеству. А тут – как у богатеньких.

– Вода… – без всякой связи с предыдущим произнесла Кружевница.

– Какая еще вода и зачем? – удивился Ингоз. – Ты ж умываешься не чаще, чем в Эрде свиней режут.

– Поселок. Постоялый двор. Без палисада они проживут, а без воды нет. Я колодца не вижу.

– А зачем им здесь колодец? Река поблизости.

– Ганделайн вроде бы западнее, – сказал Перегрин.

– Так тут помимо Ганделайна реки есть. В горах ключей полно. Ниже одни иссякают, а другие в реки вливаются… Ага, пришли.

Компания остановилась у здания, крытого соломой. Запахи, доносившиеся из-за приоткрытой двери, дым, валивший из трубы, и суета во дворе – помимо прислуги, тут болтались еще и любопытствующие – подтверждали слова Ингоза насчет грядущего пиршества.

– Иди уж, быстрее договаривайся, – сказала Кружевница, пока остальные спешивались.

Напрасно она торопила Ингоза – он и так уже в три прыжка преодолел расстояние до двери и скрылся за нею. Вернулся тоже быстро.

– Чего ждете? Лошадей в стойла – эй, парень, иди сюда! – окликнул он малого в грязной рубахе. – Пошли в дом. Здесь праздник какой-то, и нас приглашают.

– Вы предполагаете ночевать здесь? – спросил Перегрин.

– Конечно. Пока пообедаем, уже стемнеет. Что нам, ночью по горной дороге тащиться?

– На ночевке могли бы пожрать, – возразила Кружевница. – И не так уж мы высоко поднялись.

– Если людей не жалеешь, так хоть лошадей пожалей, им отдохнуть надо.

– С чего им отдыхать, шагом шли! И вообще, мы что, развлекаться приперлись?

– Не нравится – не развлекайся. И здесь не ты командуешь, а капитан. – Он повернулся к Сигварду, явно рассчитывая найти в нем союзника.

– Кто-то мне тут недавно травил насчет сохранения тайны, – негромко произнес тот.

– А что за праздник? – внезапно спросил Перегрин. – Урожай, кажется, давно собран, а до ночи Всех Святых еще есть время.

– Да не знаю я. Какой-то обычай, то ли здешний, то ли рудокопы занесли.

– Давайте останемся, капитан, – обратился Перегрин к Сигварду, не взяв во внимание возмущенное фырканье Кружевницы. – Один вечер ничего не изменит, а меня интересуют местные обычаи.

Придя к согласию, путешественники расседлали лошадей, – Пандольф и здешний слуга отвели их в конюшню, – и проследовали на постоялый двор. Заведение было более чем скромного пошиба. Для постояльцев отгорожены две клети – отдельных комнат не было предусмотрено. В клетях было холодно, но предполагалось, что в каждой может ночевать с полдюжины народу – надышат, согреются. Путники заняли одну из клетей, перетащив туда же вещи. Сайль тут же сварливо заявила, что раз ее не послушались, никуда она сейчас не пойдет, а жратву ей пусть сюда принесут. Заодно имущество посторожит, еще потом спасибо ей скажут… И тут же завалилась на сенник, брошенный на козлы, – такие здесь были постели. Спорить с ней ни у кого не было желания, пошли обедать. Или ужинать – кому как больше нравится.

Большую часть помещения занимал зал, занятый не столько посетителями, сколько чадом, пробивавшимся с кухни – готовили здесь на открытом очаге. Впрочем, всем присутствующим приходилось видать и похуже, поэтому кривиться никто не стал.

Ингоз, оставив карнионскую утонченность в запасе для других случаев, затребовал пожрать – получше и побольше, а Пандольф присовокупил:

– И пива!

Хозяин, медлительный, медвежеватый, с копной седеющих черных волос и узкими пристальными глазами, спросил:

– Благородные господа едут на рудник к господину Куаллайду?

– Может, к нему, – ответил Ингоз, – а может, и нет, просто на праздник пришли повеселиться. Тебе что за печаль? Нынче в гости его ждешь?

– Его-то нет, что ему здесь делать?

– Ну так и тащи еду, нечего тут базар разводить.

Посетителей в зале было больше, чем можно ожидать, учитывая, что других путников в поселке новоприбывшие не видели. Очевидно, под кров постоялого двора пришли местные жители, привлеченные ожидаемым пиршеством.

– Странно, – Перегрин произнес это так, что слышали лишь его спутники. – на сельские праздники обычно приходят семьями, а тут…

Действительно, за столы усаживались только взрослые мужчины и молодые парни.

– Ничего странного, – отвечал Ингоз. – Скоро перепьются все – к чему им бабы и дети? А как начнут морды друг другу бить – тут бабы и набегут, мужиков унимать. Не раньше.

Его рассуждения были прерваны явлением мисок и кружек. Подавал на стол не хозяин, а плотный белобрысый парень, немного почище того, что прислуживал при конюшне, но во всем остальном похожий на него. Брат, наверное.

Обед – он же и ужин – состоял из жареной свинины, разварной репы и пива, к которому незамедлительно припал Пандольф.

– Хорошо! – крякнул он, вытирая губы. – Даже не ожидал, что здесь варят такое крепкое.

– Это нарочно, для праздника, – пояснил белобрысый.

– А что за праздник-то? – спросил Пандольф.

– А вы разве не знаете? – удивился подавальщик. – Кобольдова ночь нынче. Неупокоенные души гонять будем. Я думал, вы для того и пришли.

– Уж будь покоен, парень, погоняем кого надо, в стороне не останемся.

– Что-то я про такое не слышал, – с сомнением сказал Пандольф, когда белобрысый отошел.

– Я слышал про кобольдов, когда путешествовал, – в задумчивости заметил Перегрин. – Это нежить, обитающая в шахтах и рудниках. Разное про них говорят, но большинство верит, что это грешные души. Кто-то утверждает, будто принадлежат они язычникам, блуждающим в глубинах гор без надежды на спасение, другие – что это рудокопы, засыпанные и забытые в шахтах без надлежащего погребения. Но я никогда не слышал о подобных верованиях в связи с Открытыми Землями. В Германии, в Богемии – да. Но не здесь.

– Это просто, мэтр! – Ингоз оторвался от миски. Он был доволен, что может что-то объяснить самому Перегрину. – Здесь же в прежние годы не было шахт. Да и народ по большей части пришлый. Нагнали рудокопов из других провинций, а мастера-то горные иногда и вовсе иностранцы.

– Вы совершенно правы, друг мой. Несомненно, суеверие это привнесено сюда сравнительно недавно.

– Но если это суеверие рудокопов, – сказал Сигвард, – какого черта празднуют в деревне? Добро бы еще на руднике Куаллайда…

– Мужичье, – пожал плечами Ингоз. – Темнота! Им лишь бы нажраться да напиться. – И, подхватив кружку, чокнулся с Пандольфом.

Больше в зале так никто не делал. Хотя пили весьма старательно. Но, как показалось Сигварду, будто бы исполняя повинность. Черное пиво, которым заливали жаркое, черпали из большого бочонка, и было оно, как справедливо отметил Пандольф, крепче обычного.

– Не вижу особого веселья, – заключил Сигвард, обведя взглядом празднующих. Он не повышал голоса, его, однако, услышали.

– А вот сейчас придут, все и начнется, – откликнулся широкоплечий, длиннорукий парень из-за соседнего стола.

– Кто придет? Кобольды? – Ингоз плеснул себе еще пива.

– Типун тебе на язык! Господа рудные мастера… Ну, и прочие.

– В портовых городах Карнионы есть обычай «прогонять старуху», то есть зиму, – сказал Перегрин. – Люди всю ночь носятся по улицам, визжат, орут, бьют в сковородки и барабаны, трещат в трещотки, дуют в свистульки, так что шум стоит адский. Должно быть, нынче ожидается нечто подобное. Женщин и детей отправили по домам, возможно, чтоб они думали, будто пресловутые кобольды реальны. Это уже другой обычай, более древний…

Ингоз хохотнул.

– Кружевница-то угадала, когда решила не высовываться! Вот ведь вредная девка! Кстати, мэтр, вы какие-то записи делали, так напрасно вы их в комнате оставили. У Кружевницы ни стыда, ни совести, пока нас нет, она нос туда сунет.

– Непременно, – подтвердил Перегрин. – Любопытно будет узнать, что из этого получится.

Сигвард не разделял исследовательский интерес Перегрина.

– Значит, ожидаются люди с шахт Куаллайда. Они могут вас опознать?

– Рудничные мастера – нет, – Ингоз был настроен благодушно. – А кабы и могли, какая разница? Они к нашим делам – никаким боком. Вот если бы охрана… были промеж нас кой-какие споры…

Он не успел развить тему. Хозяин постоялого двора, уже некоторое время топтавшийся возле двери, глянул наружу и выдохнул:

– Идут!

– Сейчас несу, хозяин! – с готовностью откликнулся белобрысый.

Миру был явлен поднос со свиными ребрами и буханками хлеба. Его водрузили на пустовавший стол у самого входа.

– Еще бочонок кати! – цыкнул хозяин.

Дверь открылась, и один за другим появились с полдюжины мужчин. Мрачные бородатые люди в рабочих робах мало были похожи на жданных гостей, пришедших повеселиться.

– Трещотки и барабаны? – прошептал Пандольф. – Что-то я ничего такого не вижу.

Сигвард сделал ему знак помолчать.

Хозяин и один из вошедших, надо думать старший, поклонились друг другу.

– Угощенье на столе, – сказал хозяин. Голос его внезапно стал хриплым, словно бы осел. – Пусть никто не скажет, будто мы дурно вас приняли и оставили голодными.

Старший мастер кивнул и сказал остальным:

– Ешьте, пейте и вынесите угощенье тем, кто во дворе. – В его речи слышался акцент, но какому языку он принадлежал, трудно было определить. Затем он обратился к хозяину: – Среди вас чужаки.

– Это гости. Они пришли на праздник по своей воле.

– Они знают правила?

– Они не знают правил. Но мы им скажем.

Возражений не последовало. Горняки принялись за еду. В отличие от деревенских они, кажется, и впрямь были голодны и спешили насытиться. Но все равно это мало напоминало сельское пиршество на осеннем празднике. Хотя пили много, никто не чокался и не произносил тостов. Две компании – местная и пришлая – не смешивались, как вода и масло.

– Их там не меньше двадцати, – тихо сказал Сигвард Ингозу.

– Кого?

– Тех, что во дворе. И это те, кого я смог разглядеть.

– Ясное дело, тут и так полно народу, все бы не втиснулись.

– Не нравится мне это, – сказал Пандольф.

Перегрин промолчал.

Наевшись, гости поднялись из-за стола.

– Вы исполнили первую половину уговора, – сказал старший мастер. – Исполните и вторую. Расскажите пришлым правила, а мы будем ждать. И помните, – он повернулся так, чтоб его угрюмую физиономию видели все собравшиеся, – в эту ночь дома сидят только дети, бабы и дряхлые старики. Мужчины изгоняют зло. И вы поклялись не мстить за тех, кого эта ночь заберет.

– Мы поклялись, – откликнулись сидевшие за столами.

Горняки вышли, и хозяин подскочил к пришлым.

– Правила такие, – сообщил он. – Обещались из пистолей и мушкетов не палить. Вы свои пистоли, смотрю, в комнате оставили, так что все верно. В дома не забегать. Ежели кого поранят – того сюда. Это все.

– А, так они здесь стенка на стенку ходят! – догадался Пандольф, когда хозяин отошел.

– Что ж, можно и поразвлечься, вряд ли мы деремся хуже, чем эти увальни, – сказал Ингоз, на что Перегрин заметил:

– Похоже, не так все просто.

– Вам бы, Перегрин, лучше остаться здесь, – сказал Сигвард, глядя, как мужчины поселка топают к выходу.

– И правда, мэтр, лучше бы вам… – Ингоз продвигался к двери, но, выйдя наружу, осекся.

Там было светлее, чем можно ожидать по этому времени суток. Ибо во дворе пылал высокий костер.

– Чем выше огонь, тем правильней, – промолвил кто-то из крестьян. – Он отпугивает зло.

Пламя освещало тех, кто стоял по другую сторону костра. Лица некоторых из них казались в неверном колеблющемся свете черными. И вовсе не потому, что на руднике Куаллайда работали эфиопы. Просто они вымазали лица глиной. Неизвестно, было это сделано ради соблюдения некоего ритуала или для того, чтоб их не узнали.

– У них кайла и лопаты, – сообщил Пандольф.

– А у нас шпаги и кинжалы. – Ингоз уже оправился от замешательства. – Что тут сказали? Только стрелять нельзя. Остальное все можно. Это мужикам впору бояться рудокопов. Но черт меня побери, если эти придурки с лопатами сладят с такими парнями, как мы!

Сигвард знавал людей, умевших в бою управляться с молотом, клевцом, от которого кайло не слишком отличается, да и с той же лопатой не хуже, чем с мечом или пикой, но спорить не стал – был настороже. До этого момента все предшествующее грядущей драке было благопристойно. Слишком благопристойно для сборища крестьян и рудокопов. Они соблюдали ритуал… что у них там положено дальше?

Дальше следовала перебранка. Что вполне обычно и для боя, и для простой потасовки. Один за другим крестьяне, стоявшие рядом с пришлыми, начали подавать голоса:

– Шлюхины дети!

– Черномордые!

– Псиное отродье!

Ингоз все еще усмехался. Он слышал в городах гораздо более заковыристые ругательства, чем те, которые способно было изобрести скудное воображение поселян. Было бы любопытно, чем ответят горняки. Но рудокопы молчали. Сигвард услышал, как Перегрин бормочет за его спиной:

– Кобольдова ночь… они хотят изгнать зло, которое приходит с гор… это рудокопы приходят вместо кобольдов… игра, притворство… но жертва должна быть настоящей.

– Какая жертва? – спросил Пандольф.

Перегрин не успел ответить. Когда из толпы крестьян раздалось отчаянное:

– Сдохните! Сдохните все! – рудокопы ринулись вперед.

Местные жители не были такими уж рохлями. Оружие им не было положено, но почти никто не явился во двор с голыми руками. Большинство были вооружены дубинками. При сидении в зале их прятали под одеждой. Кое-кто похватал заготовленные заранее вилы и грабли. И Сигвард готов был поручиться, что есть у них и ножи. Хотя в подобной драке пускать их в ход вроде бы не принято.

Но гадать было некогда. Рудокопы бежали на них. Теперь они вопили, даже выли. И те, кто прятался сейчас по домам, вероятно, верили, что в поселок и впрямь нахлынула орда злых духов. И это было к лучшему. Потому что горняки вели себя как те самые кобольды, коих они стремились изгнать. И слабым лучше было им не подворачиваться.

Сигвард быстро сообразил, что деревенские будут стараться выгнать рудокопов из поселка, а те, наоборот, – загнать здешних обратно на постоялый двор. А драк в тесноте он страсть как не любил. Поэтому без зазрения совести вытащил меч и перерубил черенок лопаты у того, кто первым попытался к тому присунуться. Убивать он никого не собирался, однако правила позволяли себя защищать. А лучшая защита, как известно, – это нападение. Он выбивал оружие у нападавших, оглушал их, бил рукоятью меча по зубам. Его спутники предлагали «развлечься», но для Сигварда это было не развлечение, а работа, привычная, в каком-то смысле рутинная. Впрочем, и Пандольф не выказывал восторга, он привык рассчитывать на огневую поддержку, хотя и рубился неплохо. А вот Ингоз развлекался вовсю, стремясь поиздеваться над противником: ставил подножки, отвешивал пинки, распарывал одежду, так чтоб неудачливый поединщик запутался в собственных штанах.

Они втроем владели оружием лучше, чем кто-либо в поселке, потому неудивительно, что как-то само собой оказалось, что Сигвард, Ингоз и Пандольф возглавили оборону. Перегрина нигде не было видно. Очевидно, он, последовав совету Сигварда, убрался в дом. Перейдя в наступление, обороняющиеся прокатились по улице. Воодушевленные крестьяне вопили, перекрикивая горняков.

Улица, в сравнении с двором, была черна. Нынешней ночью в домах не жгли огней, а окна были наглухо закрыты ставнями. Так что в поселке было чуть светлее, чем в лесу, охватившем его кольцом. Лишь отблески высокого костра позволяли различать очертания домов, и где-то вдалеке – зубцы Эрдского Вала. Горы как будто вздыбились, нависая над Орешиной. Вот почему, наверное, в прежние времена люди верили, что горы здесь движутся. Но от гор не следует ждать обмана. Обманывать способны только люди.

Вдохновившись успехом, жители Орешины рассеялись по улице. Сигвард остановился. В конце концов, это была не его игра. Кобольды – не кобольды… неважно, чем прикрывается и за какими обрядами прячется простое и незатейливое желание намять бока ближнему своему. А лучше дальнему.

Но он ошибся.

Кто-то из вырвавшихся вперед селян снова завопил. И это был крик боли, не торжества. В густом сумраке, где метались черные тени, трудно было разобрать, что происходит, но Сигварду показалось, что два человека попадали на землю, а остальные отчаянно ищут, где скрыться.

– Засада! – бросил он. – Они прятались за домами!

Сигвард быстро отступил к ближайшему строению, чтобы иметь возможность укрыться самому. Пандольф с Ингозом последовали за ним.

Пока Пандольф отпыхивался, привалясь к бревенчатой стене, Ингоз не преминул высунуться из-за угла. В ближайшую дверь молотили кулаками двое подбежавших мужчин. Но им не отпирали. Может, верили, что кобольды приняли облик их родных, а может, те же родные строго-настрого запретили им отпирать до утра. Потом один охнул и сполз, цепляясь за двери, на крыльцо.

– Чего-то я не по… – начал было Ингоз, но Сигвард, ухватив его за шкирку, оттащил назад, и арбалетная стрела вонзилась в стену.

– Задворками – обратно, – приказал Сигвард. – Берем пистоли, гранаты – тогда, может, отобьемся.

– Но это ж не по правилам…

– Проснись, какие тут правила!

Что происходит, он не знал, но ясно было, что происходящее вышло за пределы ритуального мордобития.

– Чтоб я сдох, – пыхтел Пандольф, едва поспевая за Сигвардом, – если рудокопы здешние умеют стрелять из арбалетов.

Сигард в таких местных тонкостях не разбирался, но, с учетом засады, в Орешину могли прибыть не только рудокопы. Однако высказать эту мысль он не успел.

– Мэтр! Кружевница! – заорал Ингоз, когда в отсвете костра обрисовалась крыша повыше других. – Кружевница, мать твою! Хватит дрыхнуть! Тащи все оружие!

Только глухой способен был спать этой ночью, однако от Кружевницы можно было ждать чего угодно, поэтому Ингоз решил предупредить события.

– И лошадей выводи! – благоразумно добавил Пандольф.

Оба приказа были вполне правильны. Задачей отряда было не защищать жителей поселка от ополоумевших горняков. Следовало уходить, по возможности быстро.

Но те, кто устроил засаду на другом конце улицы, поспели и здесь. Вход был блокирован, причем людей во дворе было не меньше десятка. Одного из них нетрудно было опознать. Это был старший мастер, тот, который привел рудокопов в поселок. С ним были и те, кто ужинал нынче со своими будущими противниками, были и другие – под жуткой раскраской кто их разберет? Вдобавок сейчас глина на лицах размазалась от пота.

Стоявший рядом с мастером внезапно расхохотался. Смех был хриплый, словно у пьяного.

– Какая встреча! Что, не ждали, вояки?

– Гархибл, ты, что ли? – Пандольф был неподдельно удивлен. – Ты как в это вляпался?

– Это ты вляпался. – Человек, названный Гархиблом, оскалился. На лице, вымазанном глиной и освещенном костром, зубы казались белыми и острыми, хотя, вероятно, в действительности были совсем не таковы. – И приятель твой тоже.

– Знаешь его? – спросил Сигвард у Пандольфа.

– Начальник охраны у Куаллайда. – Пандольф прищурился. – Эй вы, рожи немытые! Против кого попереть решили? Твой хозяин что, свихнулся?

– Значит, охранники. Не рудокопы, – сказал Сигвард. – Прохлопала Дорога такие дела.

Гархибл не обратил на него внимания.

– Дурак ты, Пандольф, дураком был и помрешь таким. И ты, Ингоз, как ни хитри, такой же дурак.

– А не заигрался ли ты, приятель? – огрызнулся Ингоз. – Думаешь, хозяину твоему это так сойдет?

Гархибл захохотал, его смех подхватили другие.

– Это ты про Куаллайда, что ли? Нет, братец, здесь другое…

– Ага, кобольдов гоняли. И людей гробили между делом.

Гархибл отсмеялся.

– Умный, да? Все знаешь? Только главного не знаешь…

Старший мастер – черт его знает, принимал ли он участие в ночной охоте или все время был во дворе – возвысил голос:

– Этот год плохой. Обвалы. Скрепы рушатся. Люди гибнут. Это кобольды. Они голодные. Нужно накормить их. Полить землю кровью.

– Слышал, что мастер сказал? – снова вмешался Гархибл. – Нежить злобствует и не уйдет, покуда не нажрется. И не так, как в прежние года!

– Много накормить, сытно. Чтоб ушли, – подтвердил мастер. – Чужая кровь спасет нашу.

– Да вы тут язычество развели! – сообразил Ингоз. – Святого Трибунала на вас нет!

– А вот нет его и не будет… Все, хватит, поболтали. Кончайте их, парни, – приказ Гархибла в качестве завершающей ноты перешел в пронзительный крик.

Пока длился дуэт начальника охраны и мастера, Сигвард подобрался к костру, выхватил оттуда головню и швырнул в лицо Гархиблу. Швырнул удачно – Гархибл взвыл, зажимая обоженные глаза руками. Один из рудничных охранников выстрелил, но Сигвард этого ожидал, и болт прошел над его головой. Пандольф с Ингозом, отнюдь не собираясь удобрять землю своей кровью, действовали быстрей и слаженней, чем их противники. Пандольф выхватил шест из ограды, перехватил его за середину и принялся серьезно гвоздить всех, кто не успевал увернуться. Ингоз, не отличавшийся подобной силой, прибег к привычному оружию, в том числе к столь вовремя починенной даге. Сигвард тоже решил, что сражаться с вооруженными охранниками – совсем не то, что участвовать в драке крестьян и рудокопов. Теперь он старался не выбить оружие у противника, а прикончить его. Если кобольдам требовалась кровь на земле, они могли быть довольны.

Полоснув противника дагой, Ингоз отступил, зацепился за что-то ногой и упал. Рядом с ним на земле валялся конюх. Должно быть, он не ушел с остальными мужчинами. Теперь его белые волосы казались черными из-за пропитавшей их крови.

Падение и уберегло Ингоза. Гархибл, озверев от боли, вытащил из-за пояса пистоль. Должно быть, определенные правила запрещали пускать огнестрельное оружие в ход, но ему было уже не до правил. Из-за ожога он не видел, в кого целился, а может, Гархиблу было все равно, кого убивать.

Разозленный Пандольф, урча, как медведь, бросился на него и едва не нарвался на чей-то палаш. Сигвард успел упредить удар, отрубив руку вместе с палашом.

– Убейте! Убейте всех! Так говорю я! – кричал старший мастер, воздевая руки. И так, с воздетыми руками, рухнул головой в костер.

– Неужто старого козла удар хватил? – пробормотал Ингоз.

Однако Сигварду показалось, что он различает в дверях темный силуэт. Перегрин. Но у него не было никакого оружия. Да и в спине мастера не торчало ни стрелы, ни клинка.

Но и Гархибл в схватке с Пандольфом решающего удара избежал. Хрустнула под ударом шеста челюсть, но то была челюсть сотоварища начальника охраны, не его самого. А Гархибл завопил:

– Отомстим за мастера! Палите здесь все к чертовой матери!

Послушные приказу, соратники Гархибла принялись раскурочивать костер, явно намереваясь забросить пламя на соломенную крышу.

– Святая Айге! – в отчаянии крикнул поднявшийся с земли Ингоз. – Там же Кружевница со своим мешком! Рванет так, что весь поселок снесет…

И словно в ответ – на крыше постоялого двора появилась фигура – как черт из ярмарочного вертепа. Раздалось пронзительное:

– Наши – от костра!

Времени на подробные разъяснения не было, но Ингоз с Пандольфом, хорошо знавшие Кружевницу, сразу поняли, что она собирается делать. А Сигвард не знал, но догадался. Поэтому никто из них не увидел, как Сайль швырнула гранату в костер, поскольку все трое рванули за конюшню. Зато грохот, воспоследовавший за этим, был слышен не только им, но и всем жителям Орешины. А может, и тем, кто оставался на рудниках. И полыхнуло, казалось, до самого неба. Таким образом было соблюдено еще одно условие ритуала – высокий костер. Грохот еще не утих, когда сопроводился криками и стонами, перекрываемыми бранью. Любопытный Ингоз опять попробовал было высунуться – посмотреть, сколько врагов пало, но Пандольф на него прицыкнул. Сигвард, задрав голову, пытался разглядеть на крыше Сайль, однако ничего не увидел. Как в том же балагане, когда ярмарочный черт, отыграв свою роль, проваливается под сцену.

Кто-то тронул его за плечо. Сигвард резко обернулся. Это был Перегрин.

– Помогите мне вывести лошадей, пока сюда еще не добрался огонь.

– Но… – заикнулся возникший рядом Пандольф.

– Мы уже все вынесли из клети и погрузили. И ваше оружие – тоже. Сайль – очень благоразумная девушка.

– Где она? – спросил Сигвард. Маг на пару с Кружевницей вполне могли измыслить какой-нибудь фокус.

– Сейчас подойдет. Скорее же!

Перегрин был прав. Разметанный костер мог подпалить конюшню и постоялый двор. Лошади уже начали беситься, и потребовалось немало сил, чтоб успокоить их и вывести наружу. Впрочем, у Сигварда был опыт, да и Перегрин, похоже, при случае мог вести себя как заправский конокрад.

Ингоз и Пандольф, убедившись, что маг не солгал, бросились к своим лошадям и своему оружию.

Тут же вынырнула неведомо откуда Кружевница – физиономия еще грязнее, чем обычно, и украшена свежими царапинами, на волосы и безрукавку налипла солома.

– Что так долго? – рявкнул Пандольф, успевший нацепить перевязь с петриналем. – Ползком ты по крыше ползла, что ли?

– Да, а что? Я тебе не попрыгунчик, с верхотуры прыгать…

Сигвард пресек очередное препирательство. Он был уже в седле и протягивал руку Кружевнице.

– Хватит разговоров! Дом уже занялся.

– И здешние не станут разбираться, кто прав, кто виноват, – подхватил Перегрин.

Его правота была очевидна. Кружевница даже не стала отстаивать преимущества пешего хода. Пыхтя, она подтянулась и уселась позади Сигварда, вцепившись в его поясной ремень.

Так они покинули Орешину, еще недавно столь гостеприимную. Как раз вовремя – ибо местные жители, позабыв про запреты, правила и ритуалы, устремились тушить пожар, пока он не перекинулся на соседние дома, а заодно добивать деморализованных рудничных.

Путники не хотели уезжать вечером, а пришлось убегать ночью. Правда, не в полной темноте. Зарево освещало путь.

– Ничего себе, сходили на праздничек! – пробормотал, оглянувшись, Ингоз.

Никто ему не ответил, да и не нужен был ответ.