...И паровоз навстречу! Панарин Сергей

Она восстановила силы, живя возле Разлома, хотя ей понадобилось девять дней вместо трех.

На десятый бывшая Белоснежка переступила порог своего убежища. Там она застала Шванценмайстера. Парень сидел за столом и читал один из магических трактатов. К тому же он вернулся в прежний, «дособачий» облик. Девушка растерялась.

– Что ты тут делаешь? – сверхоригинально спросила она.

Юноша оторвался от чтения, радостно улыбнулся:

– Привет, Марлен. Вот, живу…

Шлюпфриг не торопился покидать теплую обустроенную пещеру. Снаружи лютовали морозы. Здесь были еда, питье, книги и целый парад застывших фигур. Сначала Шванценмайстер робел, но затем пообвык, стал развлекаться сочинением историй о заколдованных людях и чтением древних толстых томиков.

Ведьма расстегнула шубу, прошла к столу, оперлась на него руками, склоняясь к Шлюпфригу:

– Как ты посмел здесь поселиться?

– Ну, ты же сама меня сюда приволокла. – Парень развел руками. – И хотелось тебя увидеть, честно говоря.

Шванценмайстер наблюдал за качающимся талисманом.

Сосудик на тесьме, надетой на шею Марлен.

Юноше вдруг захотелось сорвать этот темный флакончик, разбить, растоптать его. Ничего подобного Шлюпфриг никогда не испытывал. Навязчивая идея крепла.

Девушка размышляла: «Он снял проклятье. Значит, либо папаша простил, либо нашелся доброхот вроде дядюшки. Интересно-интересно. Но красив, поганец, по-прежнему красив». Она пыталась придумать, что делать с ненавистным Шванценмайстером, и не находила решения.

Пауза затягивалась.

– Все? Повидал дуреху? – сквозь зубы процедила Марлен.

– Не все, – ответил парень.

Он схватил талисман и дернул его вниз.

Тесьма не поддалась, зато не ожидавшая наглой выходки девушка наклонилась еще ниже, и Шлюпфриг врезал рукой по мраморной столешнице.

Пузырек лопнул.

Осколки впились в ладонь парня. Он разжал пальцы.

– Да я тебя… – выдохнула Марлен и потеряла сознание.

Шванценмайстер вскочил. Он метнулся к девушке, схватил ее за плечи. Порезанную руку снова обожгла боль. Шлюпфриг посмотрел на ладонь. Осколки таяли, как бы впитываясь в раны.

Голова стала легкой, в ушах зашумели тысячи голосов. Прочие ощущения ушли.

Парень так и не вспомнил потом, как он доволок Марлен до кровати, уложил ее поверх одеяла и упал рядом.

Очнулся он в полубредовом состоянии. Странно, раненая рука совсем не болела, зато распухла и приобрела лиловатый оттенок.

Девушка не приходила в себя. Шлюпфриг, словно зомби, бессмысленно пошатался по подземелью, а затем вернулся в постель.

Он проваливался в сон, где его преследовали тягучие видения, пробуждался, ел, пил, безрезультатно пытался растормошить Марлен, снова отключался.

Девушка впала в оцепенение наподобие того, в котором оказалась Хельга Страхолюдлих. Парень, отравленный талисманом, день за днем топтался возле любимой, не осознавая, как быстро и напрасно пролетает время. Лиловая опухоль стала ползти от кисти по предплечью и выше, но Шванценмайстер этого не замечал.

В ночные часы призраки терзали его дух, а сознание Марлен застыло, будто птица, попавшая в стоп-кадр.

Воистину провидение выкинуло невероятный фортель, отлучив от основных событий мира сразу несколько ключевых героев.

После долгих уговоров и извинений Грюне простила рядового Лавочкина. Ему самому порядком снесло крышу: японский пересказ пушкинского романа, сделанный на немецком языке, – чудовищное извращение.

– Давайте-ка поспим, – предложил Филипп Кирхофф.

Все согласились. Время было позднее.

На юго-востоке полыхало небо. Коля знал: это фейерверки драконьих новостей. Жаль, из-за деревьев не были видны огненные письмена.

Фрау Грюне достала из своей котомки клубок. Встала, обошла костер, бережно укладывая красную шерстяную нить. Затем, когда круг был замкнут, она связала нить в кольцо.

– Это зачем? – спросил парень.

Ответил зевающий Ларс:

– Древнее колдовство. Защита от врагов. Никто не переступит нить, пока она связана.

Все улеглись спать, лишь Ларс продолжал тихо бренчать на лютне.

Лавочкин смотрел в звездное небо. Мысли не давали уснуть: «Подумать только, месяц! Дома-то, небось, уже и искать-то нас с Болванычем прекратили. Кстати, где он сейчас, интересно, болтается?»

Как на заказ, солдату почудился голос Палваныча:

– Я убью тебя, Лавочкин!.. Я убью тебя, Лавочкин!..

Коля вслушался. Нет, не почудилось!

– Я убью тебя, Лавочкин!..

Парень напрягся, застыл.

Тишина.

– Почудится же! – прошептал солдат и заснул.

Пробуждение было не хуже, чем в армии. Вконец сошедший с ума Ларс вдарил по струнам и загорланил утреннюю песню:

– Помолчи! – умоляюще протянул рядовой, но лютнист-шабашник был неукротим.

Когда он умолк, все уже встали. Коля подкинул дров в начинающий гаснуть костер. Грюне ушла к ручью и вернулась с котелком воды. Филипп осоловело таращился по сторонам и ничего не делал.

Стали собирать завтрак. Лавочкин залез в мешок и увидел бутылку:

– Что же это я? Давайте выпьем винца!

Он достал сосуд, врученный Аршкопфом, взялся за печать с пробкой.

Сургуч мгновенно вскипел и испарился под Колиными пальцами. Пробку вышибло, будто внутри томилось шампанское.

Парень и его новые знакомцы смотрели, открыв рты, как из бутылки исторгается сизый дым. Густое облако причудливо закрутилось в смерч, чуть не затушив костер.

Потом дым рассеялся, и перед зрителями предстал Павел Иванович Дубовых с автоматом на плече.

– Хейердал тебя забомби, салапет стоеросовый! – накинулся прапорщик на Лавочкина. – Я ж, ектыш, там ору, а ты, ектыш, тут балду пинаешь и не мог, блин, открыть этот, ектыш, пузырь!

– Откуда ж я… – начал парень, вскочив в стойку «смирно».

– Молча-а-ать! – взревел фирменным хрюкающим ревом Палваныч.

Он стоял между солдатом и пламенем. Ногам, спине и тому, что посредине, стало жарковато. Дубовых решил отойти от костра.

– Что встал в проходе, как курсант шлагбаумановского училища? В сторону, щегол!

Рядовой отскочил. Прапорщик поспешно отошел, развернулся, уставился на Колю. Ларс и Филипп в немом ступоре следили за эволюциями прапорщика. Грюне наблюдала с каким-то детским интересом.

– Докладывай, где был в истекшем периоде и какой комплекс задач выполнил!

Хотя солдат не представлял, что за период подразумевается, он начал рапорт:

– После исполнения посольских обязанностей мы с Иоганном отправились в Черное королевство на разведку. Всезнайгель попал в плен, мне удалось скрыться. При этом выяснилось страшное. За ночь, которую я провел в подземелье маленького народца, здесь пролетело больше месяца. В ходе разведки…

Палваныч, не дав договорить, накинулся на парня:

– Ах ты, морда шпионская, лазутчик хренов, резидент Хейердалов, убогий соглядатай, шпик свиной, подлый осведомитель, слухач безухий, видок косоглазый, казачок засланный, крот подпольный, суперагент два нуля без палочки, лазутчик ластоногий, ящериный хвост, Штирлиц джеймсбондовый, притом карикатурообразный!..

Гнев прапорщика постепенно иссяк, да и ругательства кончились.

Коля хлопал глазами.

– Ты хоть понимаешь, шпала ушастая, что я все это время просидел в долбанной бутылке? – проворчал Дубовых. – И откуда ты такой выискался? Другой бы, нормальный, сразу открыл пузырь. Вдруг вино? А он целый месяц протаскался…

Лавочкину не понравилось, что на него возвели напраслину.

– Товарищ прапорщик, Аршкопф передал мне бутылку только вчера, – сказал солдат.

– Не бреши! Я ведь у него спрошу.

– Вот и спросите.

– Черт! – гаркнул Дубовых.

Бесенок нарисовался мгновенно, отсалютовал.

Кирхофф, Ларс и Грюне ахнули.

– Сержант Аршкопф прибыл! – на грани ультразвука пропищал рогатый.

– С присуждением очередного воинского звания, – съязвил Коля.

– Ты почему меня месяц промариновал? Я же отдавал внятное распоряжение!

– Николаса не мог найти. Он… прятался, – постарался перевести стрелки черт.

– Я не прятался, – огрызнулся Лавочкин. – А! Я же сначала был на секретном заводе, а потом в синих комнатах и в мирке человечков. Потому-то ты меня и не нашел.

Постепенно все прояснилось.

Бледные музыканты и девушка свыклись с тем, что перед ними возник бес. Грюне даже проявила любопытство, рассмотрела Аршкопфа более тщательно и шепнула Ларсу:

– Пятачок потешный.

Музыканта передернуло.

Палваныч отпустил рогатого, взглянул на сидящих у костра людей:

– А это что за гражданские лица?

– Беженцы, товарищ прапорщик, – доложил солдат.

– Отлично. От кого бегаем?

– От захватчиков, – буркнул лютнист.

– Почему не в армии? – Дубовых нахмурился. – Два здоровых мужика… Один балалаечник, второй пучеглазый, как семафор. Вам бы в рядах вооруженных сил цены не было!

– Чтобы я, Филипп Кирхофф… – напыщенно заговорил лучший певец Дриттенкенихрайха.

– Тпру! – скомандовал Палваныч. – Бывают в жизни совпадения. Да, Лавочкин?

– Так точно, – кисло ответил Коля, имея в виду то, что лучше бы прапорщик не проваливался вслед за ним в этот мир.

Дубовых вернулся к Филиппу:

– Может, еще и «Зайку» споешь?

– Старая песня. – Кирхофф поморщился.

– Теперь ясно, почему вас так долго не было, – сказала кротко улыбающаяся девушка.

– А ты кто, дочка? – поинтересовался прапорщик.

– Грюне.

– Груня?!

– Ха-ха, и ты туда же! – рассмеялась красавица. – Положительно, вас с Николасом многое связывает. Ларс, Филипп, вы еще не догадались? Это же барон Николас Могучий и Пауль Повелитель Тьмы.

– Да ну? – неуверенно переспросил Кирхофф, а лютнист непроизвольно отодвинулся подальше.

– Смышленая, – одобрил Палваныч. – А вы, творческая интеллигенция, не дрейфьте. Рядовой, объясняй диспозицию. Что там нового по театру военных действий?

Лавочкин пересказал сведения, полученные от Грюне. Потом спохватился: изложил начальнику главную сенсацию – наличие у Дункельонкеля паровозов.

– Вот ядреный миномет! – Дубовых удрил кулаком о ладонь. – Не поверил бы, кабы сам до этого не увидел самолет!

Прапорщик поведал, как он лихо отстрелялся в Дробенланде, потом о воздушном бое и ранении графини Страхолюдлих, о хрустальном гробе, а закончил историей про злого духа из бутылки.

– Узнать бы способ разбудить Хельгу, – закончил Дубовых.

Тут встрял усатый музыкант:

– Я так понял, уважаемый, при акте нанесения поцелуя вам нужно подтвердить свой титул принца. У меня есть знакомый в Наменлосе. Большой специалист по бумагам. За сравнительно маленькие деньги он вам сделает соответствующее свидетельство.

Палваныч набычился:

– Ты мне… Как там тебя?

– Ларс, господин, – робко ответил лютнист.

– Угу, так ты мне, Ларс, предлагаешь фальшивку купить, да?

– Практически оригинал. Почти.

– Ты вообще понимаешь, дурында в зеленой шляпе, кому и для чего предлагаешь карикатуру? – Голос прапорщика угрожающе понизился. – Я, офицер российской армии, приду к гробу возлюбленной, держа в руках подделку?!

Коля, конечно, усмехнулся на слове «офицер», но в целом поддержал командира:

– Магию бумажками не обманешь. Тут надо либо быть потомком королей, либо еще что-то придумать…

– Ладно, это сейчас не главное. Главное, Лавочкин, я чертовски хочу домой.

При слове «чертовски» перед Палванычем снова возник Аршкопф.

– Изыди! – рыкнул Дубовых, и бесенок испарился. – Если честно, рядовой, у меня в бутылке было много времени, чтобы покумекать о наших с тобой маневрах. Твой колдун сказал, что дорога в наш мир откроется только из Черного королевства. И мы с какой-то дури приняли его информацию так, будто бы кровь из носа, но нужно выиграть войну с Дунькой этим Онкелем, или как его там. Но я не нанимался воевать непонятно за кого хрен его знает с кем. Вдруг они сплошь наши потенциальные противники? Я подозреваю, нас сюда затащили не с бухты-барахты.

– Заговор? – иронично уточнил солдат.

– Вот! Ты сам дошел! – Прапорщик торжествующе ткнул пальцем-сарделькой в грудь парня.

– Простите, господа, – тихо вступила Грюне. – Вообще-то, нам давно пора в путь. До Вальденрайха далеко. Вы с нами или нет?

Филипп и Ларс стали собирать вещи.

Палваныч растерялся. Он не представлял, куда двигаться.

– Товарищ прапорщик, – обратился к нему Коля, – у меня есть два вопроса. Во-первых, как мы осуществим переход в наш мир без колдуна? И во-вторых, неужели вы оставите свою подругу в спячке?

– Отвечаю по порядку. Конечно, нам надо взять за жабры твоего Всезнайгеля. А касательно Хельги… Ты сам посуди: кто я и кто она. Тамбовский ракетчик и вальденрайхская графиня-ведьма. Не чувствуешь здесь определенного юмора шутки? Так-то.

Лавочкин промолчал. Ему было страшно стыдно перед похищенной Эльзой, да ведь действительно – ни самому остаться, ни ее с собой забрать.

– Эй, гражданские, – сказал Дубовых. – Мы с вами. Нечего вам без охраны шастать.