Роман с физикой, или За всех отвечает любовь Бялко Александр

– Ну, Петрович.

– Хоть чего делайте Николай Георгиевич, – нельзя. Не пущу.

– Да, вот так, – обратился Борков к Изотову, – неожиданное препятствие все пошло прахом. Что делать?

– Что делать? Курить, раз делать нечего.

Изотов достал пачку и угостил Боркова, взял сам и смачно затянулся. Сладкое облако дыма растеклось по помещению.

– Чевой-то вы курите? – поинтересовался Петрович.

– Новая Ява, – Изотов протянул пачку Петровичу.

– Неужто наша, не может быть, – понюхал сигарету Петрович, – чудно, вроде по-русски написано.

– Да, ты прикури.

Петрович аккуратно размял сигарету и закурил.

– Хороша!

– У меня еще есть, – Изотов достал полную пачку, – возьмите покурить. Смена длинная.

– Ну, спасибо, ребятки, так вам куда?

– На второй этаж в методический кабинет. Ничего секретного, а у Профессора Изотова все допуски есть, как положено.

– Хорошо пущу, но не надолго. И чуть чего мухой вы улетаете, а я вас знать не знаю.

– Хорошо, хорошо.

Петрович с Явой в зубах уже открывал турникет.

В знакомом кабинете ничего за пару дней не изменилось.

– Немного другой вид стал у приборов, внешний дизайн более имперский, а все остальное, включая начинку совершенно такие же. Такие приборы делали годах в 50-х, когда я только в институт пришел, у нас такие были, – прокомментировал Борков.

Борков бросил пальто и начал проверять соединение приборов с телевизором.

– Все нормально. Можно начинать, – сказал Борков так, как будто и сам не верил и боялся начать.

– Давайте, начнем, – тоже со страхом поддержал Изотов.

– Ладно, двум смертям не бывать, как говорится, – пробуем, будь что будет.

Точно так же как и в прошлый раз, они расположились на креслах, точно так же и лежали их пальто.

– Включаю.

Борков опять защелкал тумблерами и кнопками. Включил и телевизор.

– Ничего страшного, если с первого раза не получится, еще есть время, – успокаивал сам себя Изотов.

– Да, с первого раза обычно ничего не бывает, – подтвердил Борков.

Экран засветился. На экране была странная картинка. Большая улица заполненная толпой людей. Люди шли неожиданно быстро, по краям толпы у тротуаров происходили какие-то драки. Комментариев было не слышно.

– Это улица Горького. У телеграфа. Я там часто бываю.

– А что происходит?

– Не пойму.

На экране появилась диктор:

Вы смотрели репортаж из центра Москва, где восставший народ расправляется с агентами НКВД и их приспешниками.

– Вот это да!

– Ты видел, – Борков перешел на ты, – ты видел там просто трупы вдоль дороги.

– Конечно, видел. Там просто ловят всех шпиков или кто на шпика похож, и забивают до смерти.

– Интересно когда это. Сколько ждать?

– Снега на улице не было, значит скоро.

Диалог прервала диктор:

А сейчас вы увидите запись казни Сталина и его семьи по приговору чрезвычайного трибунала на даче в Кунцево.

– Это можно не смотреть, – сказал Борков, – как расстреливают немощного старика смотреть тошно.

– Да еще и с семьей. Опять все по-ленински сделали.

– Смотреть нужно, – сам себе возразил Борков, – надо досмотреть пока, как в прошлый раз конденсаторы не разрядятся.

– Какой ужас! – глянул на экран Изотов.

Тут он и произнес ту фразу, которая входит сейчас во все учебники политологии. К сожалению, там нигде не пишут об авторстве этой фразы. С другой стороны в учебниках написано примерно так:

Появление во властных структурах сотрудников спецслужб или получение сотрудниками секретных служб доступа к рычагам власти приводит в конце концов такую государственную систему к массовым беспорядкам и революционным изменения с элементами насилия и жестокости.

Не это говорил Изотов, он сказал, глядя в телевизор:

– Всевластие стукачей ведет к кровавому бунту.

Телевизор снова стал показывать улицу Горького (теперь Тверская) с горами трупов на тротуарах. Кое-где на хилых липах улицы Горького висели висельники, те у которых нашли удостоверение НКВД.

Наши ученые умы вынуждены были смотреть эту жуткую картину, пока конденсаторы не разрядятся. А сталинские конденсаторы держали заряд долго!

Но не бесконечно. Что-то сверкнуло за окном. Мигнул телевизор и потух. Снова вспышка близкой молнии ослепила комнату, ученые зажмурились. Когда открыли глаза, был день, светило солнце.

– А портрета-то больше нет! – подошел к стене Борков, – даже следа от него не осталось. Значит, давно не висит.

– Давайте просто телевизор включим, посмотрим, где мы, – громко, не веря своему счастью, крикнул Изотов.

– Говорить то можно громко, как хорошо.

Ученые почувствовали, что они в своих семидесятых застойных годах, где они были как рыба в воде. Страх и ужас остались в прошлом.

– А вот газеты, – радостно громко говорил Изотов и бросился их внимательно читать.

– Все так? – поинтересовался Борков.

– В точности.

– Ну, слава богу.

– Хотя нет, – испугано заметил Изотов.

– Что не так, – встревожился Борков.

– Горбачева не избрали в ЦК.

– Пустяк, через год выберут, не в 77, так в 78.

– И компания по борьбе с пьянством не началась.

– Ничего, потом наверстают.

– Нет, все-таки как-то не спокойно. Можно на кафедру позвоню?

– Да, можно не спрашивать. Это там где Любовь?

Изотов не ответил, взял старый эбонитовый телефон методического кабинета, оставшийся, наверное, со сталинских времен. Нервно набрал на старинном диске знакомый номер.

– Любовь слушает, – скучным казенным голосом ответила Люба с того конца провода.

– Люба, это я, – радостно сказал Изотов, расплывшись от счастья в улыбке.

– Это вы, Александр Федорович, – уже совсем по-другому, как всегда нежно и певуче ответила Люба.

– Как там дела на кафедре?

– Как всегда я одна за всех отвечаю.

– Красовский?

– Не разу не появлялся.

– Кондратов?

– Операцию ему сделали удачно, поправляется.

– А Шварцман? – со страхом спросил Изотов.

– Как всегда болеет. Теперь где-то в парке гулял, ногу сломал. Приходил тут за зарплатой на костылях и с гипсом на всю ногу.

– Прекрасно! – с облегчением вздохнул Изотов.

Люба засмеялась.

– Вы всегда так шутите смешно, Александр Федорович, – что же тут прекрасного в его больной ноге?

– Неудачно пошутил. Я сейчас просто очень рад, что все закончилось хорошо. Все прошло.

Изотов представлял себе, как на кафедре Люба сидит у телефона и улыбается ему.

– Я тоже рада, что все хорошо получилось.

Люба замолчала. Изотов тоже молчал. Неожиданно Люба спросила:

– А вы не забыли, Александр Федорович, что обещали развестись с женой?