Последняя битва Посняков Андрей
Рыцарь мешал немецкие слова с латынью, впрочем, Иван его хорошо понимал.
– Несчастный случай – это одно, – тевтонец продолжал рассуждать вслух, – а заранее обдуманное убийство – совсем другое. Тогда возникает вопрос – кому выгодно? Знаете, кому?
Иван пожал плечами.
– Молодой пани Елене, мачехе Александра! – огорошил фон Райхенбах. Да, этому орденскому функционеру нельзя было отказать ни в уме, ни в логике. – В браке с рыцарем Здиславом у молодой пани ведь только младшие дети. Наследник земель и замка один – Александр! А пани хоть и красива, но из очень-очень захудалого рода.
Услышав такие слова, Раничев хотел было, не долго думая, сдать ему пани Елену со всеми потрохами, по крайней мере, мелькнула подобная мысль, наверное, не такая уж и плохая. Вопрос был в другом – поверит ли тевтонец «кастильскому миннезингеру»? Не покажется ли ему, что «дон Хуан» намеренно подставляет Елену? Особенно – после всех вот этих слов. Если б Раничев рассказал о предложении женщины раньше, это б не вызвало таких подозрений, но сейчас… Этак можно и самому подставиться, и без того положение не очень. Нет, все слова прекрасной паненки лучше приберечь на совсем уж крайний случай. Да и подло это – подставлять женщину. Впрочем, и убивать исподтишка да еще чужими руками – подло. А может быть, пани Елена и вовсе тут ни при чем? Может, этот плащ оказался на Александре случайно? Да, несчастный юноша ведь собирался что-то рассказать «дону Хуану», спросить совета у совершенно постороннего человека. Что он хотел поведать? Теперь уж вряд ли когда узнаешь.
– А, вот наконец и Альбрехт! – улыбнулся тевтонец. – Ну что ты нам поведаешь, брат мой?
Брат Альбрехт – коренастый небритый кнехт в белой накидке с орденским черным крестом и кольчуге – поклонился и вполне толково – насколько мог судить Раничев из перевода фон Райхенбаха – доложил о ходе расследования. Кнехт опросил человек десять, выяснив, что ручницы имелись лишь у четырех охотников. Естественно, у «дона Хуана», у пары дальних родственников барона фон Эппла и – у пажа пани Елены.
– Так-так. – Рыцарь потер руки. – Говоришь, у пажа?
– Именно так, у пажа, брат Гуго! Двоих родственников барона я привел, во-он они стоят, у дуба.
– А паж?
– А пажа не нашел. Видать, он уже уехал в замок.
– Найти, допросить, привести! – живо распорядился рыцарь и тут же поправился: – Впрочем, можешь не допрашивать, я сам с ним поговорю. Возьми с собой двух братьев и съезди в замок. Я буду ожидать здесь. А вы, дон Хуан, – обернулся фон Райхенбах, – пока подождите.
Быстрой походкой тевтонец направился к топтавшимся у дуба дальним родственникам барона фон Эппла – недотепистым молодым людям с одинаково круглыми лицами, явно не отмеченными печатью интеллекта. Вспомнив «Двенадцать стульев», Раничев их так и прозвал про себя – «Никеша» и «Владя». О чем с ними говорил тевтонец, слышно не было, зато было хорошо видно, как рыцарь тщательно осмотрел имевшиеся у молодых людей ручницы, даже понюхал, только что языком не лизнул. Потом, похлопав «Никешу» по плечу, неспешно вернулся обратно, к Раничеву и кнехтам.
– Они даже не успели выстрелить из своих ручниц. – Тевтонец развел руками. – Ни нагара, ни запаха. Что ж, подождем пажа.
Оставив Ивана с кнехтами, фон Райхенбах с видом заправского сыщика принялся еще раз тщательно осматривать место происшествия: кусты и небольшую полянку. Время от времени он опускался на колени, что-то рассматривал, измерял локтем и шагами. Шерлок Холмс, мать-ити! Эркюль Пуаро!
Честно признаться, Раничеву уже стала надоедать вся эта комедия. Однако было интересно – а кто же все-таки убил? Неужели, не надеясь на «дона Хуана», пани Елена отыскала-таки еще одного исполнителя и тот выполнил порученное дело точно и в срок? Или – это и в самом деле несчастный случай? Ну да – Генрих! Мальчишка-паж. У него ведь тоже была ручница… и вот нечаянно выстрелила. Ну а дальше понятно: парень испугался и убежал. Да, пожалуй, это весьма достоверная версия. Может быть, так оно и было? Судя по всему, и фон Райхенбах склонялся к этому же. Что ж, придется ждать результатов беседы с пажом.
Было жарко, но кнехты развели костер – поджарили на вертеле выловленную в ближайшем озерке рыбу: здоровенных упитанных хариусов. Позвали брата Гугу и Раничева. Иван не стал отказываться, и впрямь что-то давно уже проголодался, а рыбка-то была выше всяких похвал.
– Ну как? – выплюнув кости, насмешливо осведомился «кастилец». – Обнаружили еще какого-нибудь подозреваемого?
– Паж. – Фон Райхенбах улыбнулся в ответ. – Ждем пажа.
– Угу, – кивнул Иван. – Ждите. А я пока пойду искупаюсь.
– О, дон Хуан, – скривив губы, замахал руками рыцарь. – Ну я же вас просил!
– Ах да. – Раничев пожал плечами. – Помню, помню… Что ж, придется подождать.
Над головами радостно светило солнце, вокруг, от рощиц к реке, расстилался нежно-зеленый, поросший многочисленными цветами луг. Ромашки, купальницы, одуванчики переливались всеми оттенками желтизны; синели, голубели, фиолетились васильки, колокольчики, фиалки, ближе к рощице островком розовел клевер. За рекой, сколько хватало глаз, тянулись возделанные поля, а где-то на линии горизонта сиреневой дымкой туманился лес.
В ожидании возвращения посланного за пажом кнехта кнехты вполголоса переговаривались, о чем – бог весть – Раничев не понимал, да и особо не вслушивался. А вот фон Райхенбах, откушав рыбки и тщательно вытерев о траву руки, принялся дотошно расспрашивать «дона Хуана» о Кастилии. Хорошо, что Иван лет пять назад побывал в этой далекой и красивой стране, полной высоких замков, гордых идальго и красивейших женщин, – так что врать почти не пришлось.
– Эстремадура – прекраснейшая провинция, – пространно распространялся «менестрель», – не так давно отвоеванная у мавров…
– А вот, кажется, и брат Альбрехт с кнехтами, – недослушав, показал глазами тевтонец. – Почему-то возвращаются одни. Интересно, а где же паж?
– А нет его нигде, брат Гуго! – разведя руками, доложил Альбрехт. – Весь замок облазили с помощью слуг герра Здислава. – Паж как в воду канул! Говорят, не вернулся с охоты.
– Все ясно, – поджав губы, кивнул фон Райхенбах. – Случайный выстрел, испуг, побег… А ведь, скорее всего, этот паж ошивается где-то здесь рядом. И в глухие леса он не пойдет – там еще живут незамиренные язычники-пруссы. Значит – здесь. Вот что, Альбрехт! Возьми-ка людей да прочешите рощицу во-он до того луга. Пройдитесь по деревням, людей спросите.
Поклонившись, Альбрехт удалился. Часть кнехтов поехала конно, а часть – пошла пешком по тропе.
– Прежде чем ловить, – вскользь заметил Иван, – я бы навел об этом паже справки. Кто он, откуда, из какой семьи, местности? Там и искать.
– Ну, дон Хуан, – рыцарь ухмыльнулся. – Ты недооцениваешь рвения орденских слуг. Паж родом из Дубровно, этот городок здесь, рядом. Туда и поехали.
– Могу я доложить, брат Гуго? – вновь подойдя, поклонился Альбрехт.
– Что, нашли что-то важное?
– Вот. – Он протянул зеленый лоскуток с ошметками рыжего беличьего меха. – Говорят, паж был именно в такой куртке.
– О, да, – заинтересованно подтвердил Раничев. – И где нашли?
– Да – где?
– На той самой дороге, что ведет к… – Кнехт запнулся, бросив на Ивана быстрый пронзительный взгляд.
Фон Райхенбах усмехнулся:
– Ты, наверное, хотел сказать – к гати, любезный брат? Тщательно обыщите вокруг!
– Сделаем.
Альбрехт ушел к своим людям, и те, вскочив на коней, наметом понеслись в рощу. Как раз той дорожкой, по которой совсем недавно проезжал Иван. И на которой – как раз у гати – виднелись отчетливые следы гусениц! Впрочем, а не показалось ли все это Раничеву?
Тевтонец больше ни о чем не разговаривал с «доном Хуаном», а лишь в какой-то мрачной задумчивости смотрел вдаль, опираясь рукою на дуб. Так он простоял довольно долго, пока не стало смеркаться, как раз в это время со стороны рощицы раздались крики и конское ржание – то возвращались кнехты. Возвращались отнюдь не с пустыми руками – брат Альбрехт лично перекинул через холку коня что-то, завернутое в белый орденский плащ. Иван внезапно похолодел, сраженный ужасной догадкой. И оказался прав!
Сняв с коня ношу, кнехты положили ее под ноги фон Райхенбаху и развернули плащ, явив крестоносцу и Раничеву мертвое тело пажа! Белое лицо его искривила гримаса ужаса, на шее зияла страшная, почти до самых позвонков, рана.
– Кинжалом… – тихо пояснил Альбрехт.
Рыцарь поднял глаза:
– Где нашли?
– У гати.
– Так-так… – Тевтонец перевел взгляд на Ивана. – Так ты, дон Хуан, кажется, говорил, что заблудился? И как раз…
Глава 13
Июнь 1410 г. Мариенбург. Девчонку звали – Грета
Она врага велела в темницу отвести,
Чтоб там, от всех сокрытый, сидел он взаперти.
«Песнь о Нибелунгах»
…у гати?
Раничев лишь молча усмехнулся. А что тут скажешь?
Город Святой Марии – Мариенбург (Мальборк – по-польски) – строился много лет подряд. На берегу реки постепенно вставали высокие крепостные стены, дом Конвента с капеллой, зал орденского собрания – капитула – приземистый корпус келий – дормиториум, предзамковые укрепления. В самом начале четырнадцатого века Мариенбург стал столицей Тевтонского ордена, резиденцией его гроссмейстеров – великих магистров. Город укреплялся, рос, перестраивался. Вместо дома Конвента был выстроен верхний замок, собор Святой Марии с капеллой Святой Анны – место погребения великих магистров Ордена. Здесь же, рядом, расположился средний, а дальше – и нижний – замки, все окруженные неприступными стенами, башнями, рвами. Раничеву хорошо было видно их в окно кельи. Хотя, конечно, любоваться красотами было не очень удобно – узенькое оконце в случае осады служило бойницей и располагалось выше человеческого роста, специально, чтобы случайно попавшие в комнату стрелы не могли бы достать находившихся там людей.
Вообще замок Мариенбурга вызывал самое искреннее восхищение – настолько он был красив и продуман. Система отопления, вентиляция, каналы и колодцы, запасы зерна – как говорится, все для удобной и счастливой жизни. Взять замок нахрапом вряд ли было кому под силу – глубокие рвы, двойные стены, башни давали врагам мало шансов прорваться. А осаду замок мог выдержать любую – воды хватало – территорию замка пересекали каналы, и это не говоря уже о колодцах.
Раничев вздрогнул, услышав, как открылась дверь кельи и орденские слуги принесли корзину с обедом – кувшин неплохого вина, дичь, мед, свежие печеные хлебцы. Голодом Ивана здесь не морили, да и вообще относились неплохо, как только можно неплохо относиться к узнику, коим и являлся сейчас «дон Хуан», подозреваемый в убийстве. Конечно, «дона Хуана» держали, если так можно выразиться, в камере, но в камере комфортабельной: мягкое удобное ложе, пол, застланный красивым персидским ковром, серебряная посуда, книги, в любом количестве доставляемые из орденской библиотеки. За те три дня, что узник находился в замке, пару раз заглядывал фон Райхенбах. Допросов не вел, просто так заходил поболтать да сыграть партию в шахматы. А вчера так и вообще вывел Раничева на прогулку, с гордостью показав замок и его окрестности. Что и говорить, было чем гордиться.
– В замке существует изрядный запас зерна, – рассказывал рыцарь, – хранящийся в специальной кладовой с особой вентиляцией, есть и центральное отопление – печи, трубки, заслонки. Правда, в караульных помещениях его совсем нет, чтобы братья не спали.
Иван только кивал, слушая восторженные рассказы тевтонца о местном ЖКХ. Поражала своей продуманностью и схема размещения часовых – насколько об этом мог судить посторонний – и организация охраны. Бежать отсюда, похоже, было бы просто невозможно, замок охранялся так, что не проскользнула бы и мышь.
– Видишь во-он ту высокую башню, дон Хуан? – показывал брат Гуго. – Да-да, где туалеты. А ту узкую галерею, что ведет вверх, в случае осады можно легко перекрыть. Даже если замок будет захвачен, гарнизон легко продержится в Данскере еще много дней.
– Где продержится?
– Данскер – так именуется башня.
Короче говоря, в странном положении находился узник. Допросов не вели, очных ставок не устраивали – да и не с кем было б, даже если бы захотели – вообще, похоже, никого особо не занимало, признается ли в конце концов дон Хуан или нет. Раничеву это было непонятно, а оттого – на душе скребли кошки. Непонятки – самое гнусное. А в остальном было неплохо – даже не скучно, днем Иван гулял по замку в сопровождении фон Райхенбаха либо брата Магнуса – толстого, добродушного на вид монаха, остроумного, начитанного и веселого, насколько веселым может быть монах. Магнус тоже заходил по вечерам скоротать время, и нельзя сказать, чтоб Иван не был бы рад этим визитам. Вот и сейчас…
– Позволено ли мне войти, достопочтенный рыцарь? – постучав и приоткрыв дверь, почтительно осведомился брат Магнус.
Раничев с улыбкой развел руками:
– Ну как может протестовать бедный узник?
Беседы, естественно, велись по-латыни, правда Иван мало-помалу запоминал немецкие слова, вернее, слова того немецкого диалекта, на котором говорили тевтонцы.
– Входи, входи, брат Магнус, я вижу, ты сегодня не с пустыми руками? – Раничев кивнул на небольшую книгу под мышкой монаха.
– Вот решил просветить тебя о наших обычаях.
– Прекрасно. – Иван потер руки. – А потом сразимся в шахматы?
– Обязательно.
Раскрыв книгу – это оказался орденский устав, – монах принялся торжественно зачитывать статьи, а потом толковать их. Статей было много: о том, как и что братья могут использовать в качестве одежды и постели, о бритье духовных и мирских братьев, о том, как и что братья должны есть, о подаянии милостыни и прочее, и прочее, и прочее.
– Что касается постельных принадлежностей, каждый брат должен довольствоваться спальным мешком, ковриком, простыней, покрывалом из холста или тонкого полотна и подушкой, если только брат, заведующий спальными принадлежностями, не выдает больше или меньше означенного. – Прочитав, брат Магнус осмотрел постель узника, заметив, что у того как раз не хватает нового покрывала.
– Завтра поутру сходим вместе к кастеляну, хоть ты и не брат, дон Хуан, и подозреваешься бог знает в чем, но живешь пока на положении мирского брата, а следовательно, имеешь право на все, что сказано в Уставе, – с улыбкой заверил монах. – Что же касается твоей вины, истинной или мнимой, то лишь орденский суд установит ее.
– Да уж, – буркнул Раничев, расставляя на доске фигуры. – Скорей бы уж во всем этом разобрались.
– Разберутся. – Брат Магнус кивнул, бросив на собеседника пристальный – даже, пожалуй, слишком пристальный – взгляд. – Твой ход, дон Хуан.
Иван был не слишком-то хорошим игроком, по крайней мере, Тимуру в свое время постоянно проигрывал, как вот и теперь – брату Магнусу.
– Ну-с… Мы так! – Раничев передвинул королевскую пешку с е-2 на е-4 – как и всегда.
– Угу… – Монах сделал ход конем.
И снова Иван проиграл – да не очень-то ему и нравились шахматы, вот если б карты – «тысчонку» бы расписали или хотя бы тривиального «козла».
Игру закончили быстро – братию уже созывали к вечерней молитве.
– Оставляю тебе Устав, дон Хуан, – уходя, громко произнес брат Магнус. – Как ты и просил.
– Просил? – не понял Иван, но монах вдруг мягко наступил ему на ногу.
– Да-да, просил. Прочти. Полезное и душеукрепляющее чтение.
Подмигнув, брат Магнус торопливо скрылся за дверью, оставив узника в состоянии легкого недоумения.
Пожав плечами, Иван пролистнул книгу… Ага! Вот оно! Письмо! Вложенный между страницами маленький пергаментный лист!
Написано по-латыни:
«Друг наш, обстоятельства складываются против тебя. Капитул Ордена признает тебя виновным в умышленном убийстве и предаст казни. Есть время бежать, мы все подготовим. Слушай брата Магнуса, и да поможет тебе Господь и Пресвятая Дева, аминь. Твои друзья»
– Друзья… – прошептал Иван. – Какие еще…
Он тут же захлопнул рот рукой, вспомнив странное поведение Магнуса – так ведут себя тогда, когда почти наверняка опасаются тех ушей, что растут иногда из стен.
Магнус… Да, непрост оказался монашек! И что это за неведомые «друзья»? Кому тут интересен Раничев? Никому, кроме… Да, кроме пани Елены. Наверное, паненка имеет насчет Ивана какие-то свои далеко идущие планы. Или все же в ней заговорила совесть? Раничев задумчиво уставился в потолок. Допустим, если предположить, что причиной гибели Александра стал несчастный случай – случайный выстрел пажа, – то ведь пани Елена, естественно, не догадывается об этом, а наверняка считает, что все исполнил Иван, как она его и просила. А раз так, значит, пытается выручить. Другого объяснения записке Иван, как ни старался, придумать не мог. Тогда интересные знакомства обнаруживаются у скромной супружницы местечкового рыцаря! Елена, несомненно, Елена, потому что больше – кто? Интересно, как его люди? Глеб, Савва, Осип, Ульяна. Все еще в замке Здислава? Или уже уехали. Тогда – куда? Их не должны бы схватить, во время охоты все четверо находились в замке. Хотя кто знает? Впрочем, наверное, не стоило о них беспокоиться – ребята взрослые, язык знают, умеют играть на музыкальных инструментах и петь – с голоду не пропадут всяко. Сейчас самому бы выбраться, коль уж пошли такие дела. «Друзья»! Ну надо же! Попытаться поговорить с Магнусом? Ах да, нельзя, могут подслушать. А если на прогулке? Пожалуй, попытаться можно.
Раничев и не заметил, как провалился в сон. Приснилась ему песочница в детском саду, он сам и сотоварищи-однокласснички – всем еще лет по пятнадцать. Сигарета, бутылка портвейна по кругу, «Примус» из переносного мономагнитофона «Весна».
- Девочка сегодня в баре,
- Девочке пятнадцать лет…
И жуткое, какое-то хмельное состояние свободы! Иван даже проснулся с таким настроением. Бежать, немедленно бежать, какие тут могут быть сомнения?!
На прогулке поговорить с Магнусом по душам, увы, не вышло, монах отмалчивался, лишь улыбался, собственно, и прогулки-то никакой не было, так, зашли к брату-кастеляну за бельишком. Да, еще монах сунул очередную записку, которую Раничев с нетерпением прочел у себя в келье:
«Завтра сделай так, друг наш: сделай из простыни веревку, майся животом, просись в башню. Как приведут, закрепи веревку за гвоздь и жди. Откроются врата, ты упадешь – плыви налево. В порту найдешь „Катерину“ – корабль датчанина Нильса, он идет в Ла-Рошель. Удачи».
Ну и ну!
Прочитав, Раничев покачал головой – ребус какой-то! Врата, куда-то плыть. Вот только с веревкой, животом и кораблем все более-менее ясно. От Ла-Рошели до Испании – рукой подать. Стоп! А если это провокация? Но зачем? Кому все это нужно? Нет, вряд ли. В общем, стоит попробовать – все же романтика, мать ее за ногу! Ох, пани Елена…
Завтра, словно бы специально для побега, с утра выдался дождь. Раничев заранее приготовил веревку, обвязал вокруг тела. Когда после завтрака в келью заглянул стражник, «дон Хуан» уже вовсю стонал, обхватив руками живот. А туалет-то находился как раз в башне Данскер! По галерее рядом. Раничев постоянно ходил сам по себе, никто его не контролировал – все же дал слово не предпринимать никаких попыток к бегству, да и попробуй тут, убеги, не зная ни ходу, ни броду. Вот и сейчас, стражник, убрав миску и кувшин, махнул рукой – иди, мол.
Согнувшись, и прижимая к животу руки, Иван быстро побежал по галерее. Вот и башня, кабинки для отправления естественных надобностей. Внизу шумела вода – канал. Интересно, насколько тут высоко? И где гвоздь? Ага, вот он! Крепко привязав веревку, Иван посмотрел на «очко» – узкое, при всем желании не пролезешь!
Едва успев это подумать, узник вдруг почувствовал, как под ним проваливается пол! Ну да – распахнулся на две половинки – вот они, врата! – Иван едва успел ухватиться за веревку и быстро полез вниз, к темной воде канала. Да, пожалуй, разбился бы – мелко, а на дне – видать, специально – острые камни. Иван, как и было сказано в записке, направился влево, быстро погружаясь в глубину: только что было по колено, а вот уже по пояс, а вот – по грудь. Беглец оттолкнулся ногами – поплыл. Сверху канал накрывал каменный свод, становившийся все ниже и ниже… вот уже сравнялся с водой! Иван набрал в легкие воздуха, нырнул – впереди, под водой показалась арка, за которой был виден свет. Вот она осталась за спиною… Раничев ощутил какое-то движение, оглянулся, увидев, как, ударившись в грязное дно, в арке опустилась решетка. Иван поежился – вовремя проплыл, исключительно вовремя. А может, это решетку захлопнули вовремя. Неведомые друзья, блин!
Вот и свет, боже! Вынырнув, Иван с наслаждением вдохнул воздух. Вокруг клубился туман, по серой воде канала барабанил дождь. Да, повезло с погодой… Впрочем, хватит купаться, пора бы уж и выбираться на берег. На датское судно? Ага, сейчас! Нет уж, надобно легализоваться, отыскать своих и разгадать наконец проклятую тайну! Что за оружие тевтонцы прячут на заброшенной мельнице? Что за танк? «Тигр», «Пантера», «Четверочка»? Любого за глаза хватит, чтобы выиграть Грюнвальдскую битву, а затем начать экспансию в литовские и польские земли, на Псков, Новгород.
Выбрав укромное местечко – спускающиеся к самой воде заросли ивы – беглец выбрался на берег и отдышался. Снял привязанные к поясу башмаки, надел. Вообще одежка у него была приличной – все из дорогих тканей, явно не для простых людей шито. Вот еще бы оружие! Да-а, раскатал губищу. Впрочем, а почему бы и нет? Иван прощупал полы щегольской охотничьей куртки, куда на всякий случай зашил как-то пару дукатов. Вытащил – и сразу светлее стало вокруг… Или это просто солнышко вышло?
До порта Иван, конечно, добрался, только вот никаких кораблей искать не пошел – завалился в таверну, нарочно выбрав самую подозрительную, впрочем, какие еще могут быть в порту?
Усевшись за стол, подозвал трактирщика и, буркнув – «бир!» – протянул к горевшему очагу мокрые ноги.
– Дождь? – внимательно осмотрев посетителя, ухмыльнулся хозяин таверны – рыжий бородатый мужик с одним – левым – глазом, правый был перевязан черной тряпицей.
Дождь? Иван хмыкнул. Догадливый малый.
– Вот твое пиво, господин… Если хочешь обсушиться получше, то наверху есть комнаты. – Трактирщик нахально подмигнул. – Правда, это дорого стоит, особенно если с девочками.
Из сей его тирады Раничев разобрал только «комнату» и «дорого стоит», после чего, подумав, кинул на стол дукат.
– О, пойдем, пойдем, мой господин! Этого вполне хватит. Вон лестница.
Пройдоха-трактирщик проводил Ивана «в номера» точно с таким видом, с каким контрабандисты провожали Семена Семеныча Горбункова на уходящий корабль. Только что не приговаривал: цигель, цигель, «Михаил Светлов» у-у-у!
Отдав мокрую одежку для просушки трактирщику, Иван с удовольствием вытянулся на кровати. Матрас был набит свежим сеном – вкусно пахло иван-чаем и мятой. Беглец усмехнулся, хлебнул принесенного хозяином пива. Кажется, настало время подумать.
Скрипнула дверь…
Ага, дадут тут подумать, как же!
В дверях стояла женщина, вернее, молоденькая девчонка самого дрянного пошиба. Рыжая, как и хозяин – да что они тут, все, что ли, рыжие? – разбитная… Ну точно из того же фильма – «цигель, цигель, ай лю-лю» – только что помоложе. Ну и посимпатичней малость, чего уж! Сказать ей, что ли, про «русо туристо»? Да нет, что-то не хочется…
– Ну что стоишь? – по-русски спросил Иван и кивнул на постель. – Заходи!
Девчонка сразу все поняла – еще бы тут не понять – и, живо сбросив потрепанную хламиду, юркнула в постель. Фигурка у нее оказалась ничего себе, приятная, грудь небольшая, как у Ульяны, да и личико, при ближайшем рассмотрении, очень даже ничего. Губки пухлые, глазки голубенькие, вот только передние зубы выбиты – ну уж тут пока не до выбора. А звали девчонку – Грета.
Быстро покончив с продажной любовью, Раничев угостил гостью пивом и перешел к светской беседе. Вернее, попытался перейти – немецкий-то еще понимал плохо, на уровне «зер гут» и «Гитлер капут». Ну и «Ду Хаст» еще, само собой, куда ж без «Рамштайна»?
– Грета, немцы в городе есть? – пошутил Иван для начала, уж потом задал серьезный вопрос – знает ли она, в какой стороне находится Грюнвальд?
– Грюнвальд? – Девчонка, похоже, поняла только название деревни.
– Грюнвальд, Грюнвальд, – покивал Раничев. – Там еще несколько деревень есть – Танненберг, Зеевальде, Фоулен…
– Фоулен? – переспросив, Грета закивала – знаю, мол. – Дубровно!
– Какое еще, к черту, Дубровно? Я тебя про Фоулен спрашиваю? Как пройти? Проехать? Добраться как?
Такое впечатление, латыни жрица свободной любви тоже не понимала. Ну что тут будешь делать? Не по-английски же с ней говорить и – уж точно – не по-русски.
– Ты, верно, поляк? – спросила девчонка. – Поланд?
– Фиголанд… – обозлился Раничев. – Лейтенант я, старшой. Дорогу, дорогу говори! Покажешь?
– Фоулен – деревня, – на пальцах объясняла Грета, для верности повторив по слогам. – Де-рев-ня! А Дубровно – город. Рядом-рядом. Чуть-чуть.
– Ага. – Раничев наконец стал кое-что понимать. – Помню, помню, проезжали какой-то городок. Так это, значит, и есть Дубровно. А как туда проехать? Поможешь?
– Помогать? – Девчонка задумалась. – О, да-да. А ты заплатишь? Платить, понимаешь? Платить.
– Ах, платить… Так бы сразу и сказала. – Иван вытащил из кошеля оставшийся последний дукат. – Хватит?
– О, я, я!
– То-то же, что «я-я», немчура чертова! Когда проводишь? Давай-ка быстрей… Хорошо бы к вечеру отсюда выбраться.
– О да-да, сейчас пойдем…
Девчонка прильнула было к Ивану, но тот строго шлепнул ее по ягодицам – нечего, мол, тут всякими глупостями заниматься, сначала дело. Грета протянула руку к дукату… Раничев шлепнул и по руке:
– Я же сказал – сначала дело!
Ничуть не обидевшись, жрица любви кивнула и, проворно натянув хламиду, исчезла за дверью.
– Ну и ну, – проводив ее взглядом, покачал головой Иван. – Боже мой! С кем приходится работать!
К его удивлению, Грета отсутствовала недолго – вернулась уже с высохшей – пусть даже чуть-чуть, и то хлеб – одеждой, протянула:
– Одевайся и едем.
– Едем? Никак такси вызвала? Нет, Грета, наши люди в булочную…
– Быстрей, быстрей, Иоганн ждать не будет.
– Иоганн? – Раничев уловил имя. – Это кто еще? Вас ист дас?
– Камрад.
– Камрад? – Иван усмехнулся. – Что ж, идем. Посмотрим, что там у тебя за камрад.
Камрад оказался тот еще. Тоже беззубый, небритый, в какой-то непонятной шапке-колпаке. Крайне неприятный тип. Правда, у него имелось транспортное средство – запряженный угрюмым конякой фургон – телега с укрепленным на дугах верхом. В дождь – самое то.
– Ну! – Иван живо забрался внутрь. – Вези, караванщик!
– Счастливого пути! – улыбнувшись, помахала рукою Грета.
Ехали довольно ходко, к вечеру выбрались из города, заночевали в каком-то глухом лесу – Раничев не спал, опасался, что не вызывающий особого доверия камрад Иоганн его прирежет. Нет, обошлось. К полудню уже въезжали в Дубровно – небольшой богатенький городок, окруженный серовато-белыми вымытыми недавним дождем стенами.
– Приехали, – не доезжая до ворот, возчик повернул коня. – Вот он – город. Гони монету и иди, а мне туда не надо.
– Что ж…
Расплатившись с «камрадом», Раничев радостно зашагал к городу. Отражаясь в неширокой реке, синело небо, краснели чистенькие черепичные крыши городских домиков, над головою ярко сияло солнце.
«А неплохая девчонка эта Грета, – с неожиданной теплотою вдруг подумал Иван. – Не обманула. И деньги свои…
Глава 14
Июнь 1410 г. Восточная Пруссия. Старая мельница
Дары раздали скрипачам,
Но что явилось их очам?
Кого послал злодеям Бог?
Вернер Садовник«Крестьянин Гельмбрехт»
…заработала».
Дубровно оказался городком уютным и красивым, с небольшой ратушной площадью, готическим собором и тавернами, сквозь широко распахнутые двери которых доносились раскаты смеха. Раничев хотел было зайти, выпить пару кружек пива или бокал вина, да вовремя вспомнил, что денег-то у него, увы, больше не было. Иван остановился на площади, прислонившись спиной к высокому ветвистому тополю, и задумался. Прежде чем искать своих, нужно было позаботиться о себе. Дорогой охотничий костюм «дона Хуана» изорвался и выглядел сейчас не очень-то презентабельно, впрочем, его вполне можно было попытаться продать, не весь, конечно, а только одну куртку. А что? Прекрасный темно-голубой лионский бархат, золотое шитье, пуговицы. Вот только жаль, не успел заштопать прореху на локте, да и левый бок несколько грязен.
Поплевав на ладонь, Иван как мог оттер грязь и огляделся вокруг в поисках возможных покупателей. А их здесь хватало – ратушная площадь одновременно являлась и рыночной. На первых этажах располагавшихся на площади и примыкающих к ней улицах домов имелись торговые лавки с большими зазывно распахнутыми ставнями – скобяные, суконные, посудные, разного рода кузнечного товару. На противоположной стороне площади, справа от ратуши, шумел рынок. Все, как полагается: сколоченные из крепких досок ряды с товаром, толкотня, бегающие в толпе мальчишки, крики торговцев и покупателей.
Немного поколебавшись. Иван снял куртку и, повесив ее на согнутый локоть, направился к торгашам. Долго ходил, присматривался, вслушиваясь в громкие вопли; местные жители азартно торговались на двух языках – немецком и польском, «Матка Бозка» и «Пся крев» звучали едва ли не чаще, чем «Майн Гот».
Неспешно прохаживаясь между рядками, Раничев внимательно присматривался к торговцам. Не позвали бы стражу, завидев подозрительного бродягу, предлагающего купить столь недешевую вещь! Тут нельзя было действовать наобум, еще не хватало неприятностей с местным магистратом – город-то наверняка принадлежал Ордену и оттого явно богател. Это только в диких представлениях далеких от понимания истории людей Тевтонский орден выглядел сущим разбойником с большой дороги, о том только и думающим, как бы кого поработить да ограбить. На самом-то деле все куда как сложнее было, история вообще наука сложная, если уж на то пошло – в ней без знания синергетики, теории турбулентности систем и прочих философских вещей разобраться даже приблизительно невозможно, вот как и с Тевтонским орденом. С одной стороны – разбойник, с другой – умелый финансист, способный легко просчитывать выгоды и оттого покровительствовать городам и торговле, привлекать переселенцев, причем не только из германских земель, а и из той же Польши. И поляки – хоть тот же рыцарь Здислав из Панена – становились верными вассалами Ордена и уже рассматривали как свою родину именно подвластные Тевтонскому государству земли, а отнюдь не Польшу. Почему, спрашивается? Только лишь из-за вассальной присяги?
Какой-то здоровенный мужик случайно наступил Раничеву на ногу и, буркнув что-то похожее на извинение, направился к дальнему рядку, зыркая по сторонам глазами. Да-да, именно так – зыркая, а не просто глядя. Либо намерился что-то украсть, либо сбыть краденое. С грязной котомкой на плече, в руках – посох, при надобности вполне сходивший и за дубину, одет в какую-то подозрительную ветошь с наброшенным на голову – это в жару! – капюшоном, подпоясан веревкой, башмаки рваные, морда красная небритая, челюсть кирпичом, глаза глубоко запавшие, маленькие, злые. Крайне подозрительный тип! По теории Ломброзо – именно так и выглядят истинные преступники. Раничев так и подумал и тут же направился за мужиком, полагая, что тот приведет его если и не к прямому скупщику краденого, то к такому пройдохе, которому вполне можно сбагрить куртку без лишних вопросов. Тип между тем не торопился: постоял у горшечного рядка, поговорил о чем-то с горшечником, потом направился к возам с дровами и сеном, там тоже потрепал языком – о чем, Иван не слышал, да и если б услышал, то не понял, толком не зная ни немецкий, ни польский. Ага! Вот типус снова оглянулся, скользнул безразличным взглядом по Раничеву да спокойно зашагал дальше, видать, Иван не вызвал у него никаких подозрений. Так, не торопясь, они обошли почти весь рынок и остановились у рядов с дичью – утками, гусями, перепелками. Тип снова оглянулся – Иван быстро отвел взгляд – оп! Сброшенная с плеч котомка быстро оказалась под рядком… потом, уже опустевшая, перекочевала обратно к красномордому. Торговец отсчитал деньги. Ага! Раничев про себя усмехнулся – все ясно! Подозрительный тип – браконьер. Бьет, собака, дичину безо всякой лицензии – сиречь, в чужих лесах – да сбывает потихоньку через перекупщика. А тот такой улыбчивый, основательный, даже приятный – как торговцу без этого? И одет прилично – в добротную длинную куртку с зеленым зубчатым башлыком, на голове – такая же зеленая шапка с длинным фазаньим пером. Щеголь, мать ити…
Когда браконьер отошел, Раничев направился было к торговцу, да его опередили двое юношей подростков, купивших копченую утку. Оба темненькие, худые, похожие… ха! Да не просто похожие, а одинаковые, близнецы. Выбрав утку, долго расплачивались мелочью, Раничев уже заколебался ждать, от нечего делать, рассматривая какой-то несуразный наряд обоих парней. Оба были одеты в такие же куртки, как и на торговце дичью, с башлыками, на ногах – узкие коричневые штаны-чулки, башмаки лошадиной кожи. Вроде бы обычная одежда горожан, и Иван никак не мог вдумчиво уяснить, что же в ней несуразного, пока не сообразил – а одежка-то явно с чужого плеча! Ведь в эти времена не было магазинов готового платья, одежду шили, подгоняя под фигуру заказчика, оттого и сидела она, словно влитая, не как на этих… Иван пригляделся – ну да, точно, куртки ясно на три размера больше, и штаны морщинят. А уж башмаки… Один парень, кажется, даже прихрамывает. Странные ребятишки. Иван вдруг отчетливо сообразил, что уже где-то видел обоих юношей, ну точно видел… Темные волосы, темные глаза, тонкие черты лица… Ну конечно, видел, еще бы! На си-ди дисках, на календарях, на школьных тетрадках… Вылитые мальчики-солисты из подростковой группы «Tokio Hotel», только подстриженные! Да, очень похожи. Ну скоро они там расплатятся?
Раничев в нетерпении подошел ближе, сделав вид, что внимательно рассматривает перепелов. Не обращая на него никакого внимания, торговец тщательно пересчитывал мелочь – маленькие медные монетки, среди которых… Иван не поверил глазам! Нет, вот она, монета со свастикой!
Расплатившись, ребята направились к ратуше, весело переговариваясь меж собой – жаль, Иван не понимал, – смеялись. Конечно же, Раничев сразу же позабыл про куртку, вернее, быстренько ее надел, стараясь не потерять подозрительных подростков из виду. А те и не особенно-то спешили, смеясь, осмотрели ратушу – туристы, блин! – зашли в хлебную лавку, затем – в винную, в общем, накупили всяких вкусностей, подозвав мальчишку разносчика, попили воды и, дружно взглянув на солнце, направились к городским воротам.
Иван шел за ними по узким, мощенным булыжником улочкам, застроенным трех– и двух-этажными домами, тоже узкими, по фасаду – вряд ли длиннее трех метров. Чем дальше от центра, тем улочки становились грязнее, мостовая закончилась, под ногами зачавкала жирная, дурно пахнущая грязь, появились зловонные лужи, которые приходилось старательно обходить, впрочем, не это было главное – улочки-то были безлюдные, и парни вполне могли заметить преследование, поэтому Раничев расчетливо держался шагах в тридцати позади, а когда подростки сворачивали за угол, тут же ускорял шаг. Жаль, не знал немецкого. Сейчас бы догнал, потолковал с парнями – откуда у них нацистские пфенниги? – случай удобный, вокруг ни души, и вряд ли бы кто явился на крик о помощи – дураков нету. Подумав так, Иван словно бы сам наскреб на свою шею: позади послышались хлюпающие шаги, а впереди, вынырнув из какого-то вонючего переулка, материализовалась парочка гопников с увесистыми дубинками в руках. Иван быстро оглянулся – сзади, нехорошо улыбаясь, подходили двое с длинными блестящими ножами. Н-да, ситуация. Можно сказать, сам же и нарвался, не следовало шляться в столь изысканно дорогой куртке по таким безлюдным местам. Однако следовало разрядить ситуацию. Не говоря ни слова – а что говорить-то, все и так предельно ясно, – Раничев резко отпрыгнул в сторону и, оттолкнувшись от стены ближайшего дома, что есть силы вломил ногой в грудь неосторожно подошедшему сзади гопнику. Знал, при таком раскладе – четверо на одного – выиграть можно только напав первым. Что и проделал. Не ожидавший этакой прыти гопник, охнув, отлетел в сторону, упав спиной в грязь. Иван приземлился следом, выхватил из вражьей руки кинжал и сразу же напал на второго, не дожидаясь, пока подбегут на помощь дубинщики.
Раз! Два!
Сделав несколько выпадов, Иван раскровянил гопнику руку и, дернувшись в сторону, обернулся – те двое, с дубинами, сгруппировались грамотно – один впереди, другой сзади. Не шли рядом в столь узком месте, не мешали друг другу. Опытные… Иван не дожидался, когда подойдут. Сделав обманный выпад, резко развернулся, всадив нож в бок оставшемуся позади лиходею, и, оттолкнув его, со всех ног бросился прочь… Далеко не убежал – навстречу ему шагали еще двое. Один сжимал в руке короткий меч, второй – шестопер. Ситуация на глазах осложнялась. Раничев быстро осмотрелся – узкая улочка, запертые ворота, на вторых этажах домов – наглухо закрытые ставни из прочных досок. Гопники между тем приближались. Нож против пары дубин, меча и шестопера ну никак не катил, даже при всем воинском мастерстве Ивана, к тому же теперь лиходеи, видя судьбы своих сотоварищей, будут держаться куда как осторожней и действовать наверняка.
Иван посмотрел вверх, на маленький голубой кусочек неба, ухмыльнулся… Оп! И, подпрыгнув, уцепился руками за ставни стоявших друг против друга домов, благо расстояние вполне позволяло совершить такой трюк. Раскачался, с силой метнув тело вперед, и, перевернувшись через голову, приземлился далеко за спинами лиходеев! Не дожидаясь, пока те очухаются, снова бросился бежать, завернул в какой-то закоулок, сунул руку за пояс – а нож-то выпал! Жаль… Иван осторожно выглянул – а собственно, за ним никто и не гнался! Те двое – с мечом и шестопером – недвижные, валялись в грязи друг против друга, и меж ними, сжимая в руках кистень, спиной к Ивану стоял высокий человек в накинутом на голову капюшоне и, похоже, смеялся! Маячившие дальше дубинщики смотрели на него с явным страхом, мало-помалу смещаясь в сторону проулка.
Высокий вдруг хохотнул и сделал выпад, словно бы хотел дотянуться до этих парней. Разбойники вмиг нырнули за угол, исчезли, как и не было! Однако…
Мужчина вдруг обернулся – и Раничев узнал его – тот самый неприятный красномордый тип с маленькими глазками и челюстью кирпичом, браконьер!
Увидев Ивана, тип к нему и направился. Остановился, что-то быстро сказал, кивая на поверженных гопников. Раничев хоть и не знал хорошо немецкий, да понял – пора отсюда сваливать, пока не появились стражники или пылающие жаждой мщения сотоварищи лиходеев.
Как-то само собой получилось, что они пошли вместе. Иван и этот неприятный на вид тип. Шагали быстро, миновали небольшую площадь, свернули в какой-то переулок, где их едва не облили помоями, выплеснутыми с верхнего этажа, и наконец вышли на какую-то мощеную улочку, выглядевшую вполне ухоженной и чистой. По ней даже неспешно прогуливались люди: хорошо одетые люди – отороченные мехом и расшитые серебром длинные суконные куртки, узкие разноцветные штаны, береты, модные башмаки – «медвежья лапа» – мужчины, женщины, дети. Разговаривали, смеялись, раскланивались друг с другом, заходили в лавки. Прямо идиллия какая-то! А вернее, городской район, принадлежащий определенному ремесленному объединению – цеху – суконникам, кузнецам, булочникам, оружейникам, ювелирам, да мало ли… Такие райончики обычно патрулировались не только городской стражей, но и милицией – цеховым ополчением, – относящейся к порученному делу куда как тщательней стражников.
На испачканного в грязи Раничева косились, да и шагавший чуть впереди спутник его одежкой своей тоже, надо думать, не вызывал особо положительных эмоций у добропорядочных бюргеров. Впрочем, кое-кто с ним раскланивался, и красномордый верзила тоже кивал в ответ! Ну надо же…
– Зайдем? – неожиданно предложил он, остановившись напротив распахнутой двери, над которой висела позолоченная пивная кружка.
Иван не знал этого немецкого слова, но хорошо понял сказанное и широко улыбнулся:
– Пошли… Только это… Гроши, пфенниги – нихт, нихт!
– Гроссен нихт? – Переспросив, верзила сипло расхохотался и махнул рукой – мол, так и быть, угощаю.
– Отто, – усаживаясь за стол, представился он.
Раничев протянул руку:
– Хуан.
Трактирщик принес пару больших деревянных кружек со взбившимися шапками пены. Ивану показалось – ну никогда в жизни еще не пил вкуснее! Интересно. Почему этот тип – Отто – решил вмешаться в конфликт? Или эти лиходеи немало насолили когда-то и ему самому? А этот браконьер может оказаться полезным. Наверняка он хорошо знает все окрестные леса, в том числе и тот, что у старой орденской мельницы. Поговорить бы… Эх, плохо без языка. Раничев попробовал было сказать пару фраз по-латыни – Отто не понял, покачал головой:
– Поляк?
Ну вот, опять принимают за поляка!
Раничев замахал руками:
– Найн, нихт, нет. Ноу поланд!
– Литвин?
Хм… А что? Чем плохо сейчас назваться литвином – по крайней мере, можно будет говорить по-русски, на государственном языке Великого княжества Литовского. Только бы не приняли за шпиона.
– Литвин, – согласно кивнул Иван. – Знаешь русский?
– Немного. – Отто неожиданно улыбнулся и, подозвав трактирщика, заказал еще пива.
– Ты смелый человек, Хуан. – Браконьер говорил по-русски с ужасающим акцентом, но все же говорил, видать, довелось когда-то пожить в литовских городах – Менске, Витебске, Могилеве или даже в Киеве, Чернигове, Брянске.
– Сражаться с бандой хромого Ганса не каждому под силу, – негромко продолжал Отто. – Хорошо ты потрепал этих ублюдков.
Раничев прищурился:
– Вижу, и ты их не очень-то любишь.
– Ненавижу! – тут же отозвался браконьер. – Они когда-то сдали меня олдермену ордена… Едва вырвался.
Иван понятливо кивнул, не переспрашивая – за что сдали, наверное, что-нибудь интеллектуальное, типа охоты в чужих лесах или рыбной ловли в орденских озерах и реках.
– Ты очень выручил меня, Отто, – тихо сказал он. – Поверь, не забуду.
– Ерунда. – Отто отмахнулся. – Ублюдки хромого Ганса давно здесь всем надоели.
– Что же городской совет? Ратманы? Никак не могут переловить?
– Совет? Ратманы? – Браконьер хохотнул и, оглянувшись, понизил голос. – Хромой Ганс имеет высоких покровителей в ордене! Кто-то из высших братьев явно ему помогает, иначе давно бы повесили и его самого, и всех его людишек.
Читать бесплатно другие книги:
