Галобионты Беляев Иван

Наконец Дзержинец дошел до конца тоннеля. Отпер последнюю дверь. Эта была самая большая и толстая дверь во всем коридоре. Она была выкрашена в красный цвет. Никто, кроме Дзержинца не знал, что в нее встроена пластиковая взрывчатка, которая должна сработать в момент, когда дверь попытаются открыть люди, не владеющие кодом. Взрывом снесет всю переднюю часть Базы, а дальше начнут срабатывать взрывные устройства в других отделах. Буквально через полторы минуты от объекта не останется ничего. Дзержинец понимал, что эта мера предосторожности сопряжена с известным риском, но только так он мог быть гарантирован от того, что Базу рассекретят.

Он знал, что пока открывает последнюю дверь, в центральном отделе Базы уже знают о его приходе и готовятся к встрече. Так оно и было.

– Добрый день, полковник, – услышал он.

В просторном помещении с несколькими дверями, ведущими в разные отделы Базы, стоял человек среднего роста, нормальной комплекции, одетый в синий костюм, в коричневом галстуке. Темно-русые волосы зачесаны назад, открывая небольшие залысины на лбу. Глаза водянисто-голубые, смотрят насторожено и, кажется, немного неприязненно.

– Здравствуйте, Антон Николаевич, – полковник пожал протянутую руку.

– Милости просим, я давненько вас поджидаю.

– А разве была такая договоренность?

– Послушайте, полковник, – мужчина засмеялся неприятным блеющим смехом, – я все-таки слежу за развитием событий в мире. Я прекрасно знаю, что здесь некоторое время назад побывал президент страны. Кстати, этим вечером работники местного телевидения обещают показать репортаж, снятый в дельфинарии. С удовольствием посмотрю его. Может быть, наконец я смогу получить представление о том месте, которое находится надо мной…

– Вы чем-то недовольны? – спросил полковник, перебив говорившего на полуслове.

– Я? – Антон Николаевич растерялся и не сразу нашелся, что ответить. – Вы не так меня поняли, полковник, – все с тем же неловким смехом сказал он. – Я, как всякий человек науки, немного любознателен, только и всего.

– Я предлагал вам превосходную поездку на север страны, – продолжал давить Дзержинец, – вы сами отказались, заявив, что не имеет никакого желания покидать лабораторию. Я прав?

– Разумеется, вы правы! – Антон Николаевич больше не смеялся, он смотрел на визитера со страхом и долей раболепия.

Полковник остался доволен результатами сделанной выволочки. Он знал, что этот человек, как никто другой, нуждается в периодическом „промывании мозгов“. При чрезмерно лояльном к нему отношении, Антон Николаевич неизменно начинал вести себя недостаточно корректно, позволяя себе саркастические выпады. Дзержинец взял за правило пресекать подобные выходки еще до того, как они совершались.

Характер Степанова представлял собой гремучую смесь из многочисленных комплексов неполноценности, сочетающихся с непомерно большими амбициями. Столь опасное сочетание требовало строжайшего контроля. Допусти полковник слабину хотя бы один раз, и Антон Николаевич начал бы предъявлять всевозможные требования и мог бы и вовсе выйти из повиновения.

Они прошли в кабинет Степанова, оснащенный компьютерами и техникой последней модели.

– По-моему, вы выглядите гораздо лучше, по сравнению с тем, каким я вас запомнил по нашей последней встрече. Надеюсь, и настрой у вас соответствующий.

Вместо ответа Антон Николаевич только улыбнулся и пожал плечами.

– Что у вас новенького? – поинтересовался Дзержинец уже другим, благожелательным тоном.

– Новенького? – переспросил Степанов, как всегда, оттягивая время, чтобы обдумать ответ.

– Как идет работа над пятой серией?

– Полным ходом, полковник, полным ходом, – поспешно ответил Антон Николаевич, пожалуй, даже слишком поспешно.

– Когда планируете начать адвентацию?

Степанов ответил не сразу. Он был очень взволнован, это не укрылось от взгляда полковника.

– Мне еще необходимо провести серию различных операций, – уклончиво ответил он.

– Но вы можете назвать хотя бы приблизительные сроки? – настаивал Дзержинец.

Антон Николаевич начал раздражаться, что также насторожило посетителя.

– Мне трудно говорить с вами об этом, вы ведь не имеете представления о всех тех биологических процессах, которые происходят в моей лаборатории. Но поймите хотя бы то, что я действую вслепую и сам не могу предсказать результаты своих работ. Все, что я могу – это наблюдать, фиксировать и делать выводы. Последняя серия качественно отличается от всех предыдущих и что она будет собой представлять, для меня самого остается пока загадкой. Можете мне не верить, но в этом заключается специфика моей работы…

– Я все это знаю, – снова перебил Степанова полковник, – вы говорили мне в точности то же самое и в период работы над предыдущими сериями.

– Тогда тем более, не стоит давить на меня и требовать ответов на вопросы, которые мне самому еще неизвестны.

– Что-то вы слишком горячитесь, – заметил Дзержинец, усаживаясь на кожаный диван.

Степанов опомнился и мгновенно преобразился, вновь превратившись в подобострастного хозяина, принимающего почетного гостя.

– Я – ученый, – произнес он извиняющимся тоном, – и когда дело касается моей работы, теряю все представления о приличиях, – снова раздалось блеяние, от которого Дзержинец слегка поморщился. – Простите меня, полковник, я забыл о долге гостеприимства. Не желаете ли кофе или, может быть, чаю?

– С удовольствием выпью кофе, – ответил Дзержинец.

– Как всегда?

Гость утвердительно кивнул головой и откинулся на спинку дивана. Он чувствовал небольшую усталость – день сегодня выдался чересчур богатый событиями.

Степанов заспешил к выходу.

– А где же ваш ассистент? – спросил Дзержинец вдогонку.

– Михаил Анатольевич? – по своему обыкновению переспросил Степанов.

– А что у вас есть и другие ассистенты? – Дзержинец нахмурился, что не предвещало ничего доброго.

Антон Николаевич опять затрясся от смеха.

– Увы, полковник! – ответил он, избегая взгляда Дзержинца. – Михаил Анатольевич у меня один, хотя порой я мечтаю о том, чтобы у меня в подчинении было побольше умных, знающих, исполнительных людей.

– В вашей власти ковать себе собственные кадры. Как раз такие, о каких вы мечтаете, – ответил Дзержинец.

– О, если бы все было так легко! – усмехнулся Антон Николаевич и исчез в дверях.

Дзержинцу совсем не понравилось поведение Степанова. Он и сам не мог бы сказать, что конкретно его настораживает. На первый взгляд ученый вел себя как обычно. Он всегда был нервозным, трусоватым и каким-то скользким. Дзержинцу нередко приходилось использовать весь свой дар убеждения и силу характера, чтобы заставить этого человека вести себя так, как это нужно для дела.

Дзержинец имел обыкновение говорить негромким голосом, как-то вкрадчиво. Никто никогда не слышал, чтобы полковник кричал или даже повышал голос. Напротив, в особых случаях, если он был разгневан или раздражен, его голос становился еще тише, но приобретал зловещие нотки. Это действовало безотказно. Собеседник неизменно бывал повергнут в тревогу.

Через несколько минут Степанов возвратился с кофе.

– Так где же все-таки ваш ассистент? – спросил полковник, сделав маленький глоток крепкого черного кофе. Полковник не курил и никогда не употреблял алкогольных напитков. Единственной вредной привычкой, которой он не мог сопротивляться, было пристрастие к очень крепкому черному кофе без сахара. Но и здесь Дзержинец старался ограничивать себя, употребляя не более трех-пяти чашек в сутки.

– Михаил Анатольевич сейчас как раз находится в верхнем отсеке. Я говорил вам еще во время вашего прошлого визита, что сейчас мы приступаем к работе над следующей серией.

– И как далеко вы продвинулись?

– Я полагаю, что скоро можно будет говорить о чем-то конкретном.

Степанов оживился, в его глазах загорелся настоящий энтузиазм ученого от Бога. Таким он нравился полковнику больше всего.

– Попробую рискнуть и поинтересоваться вашими прогнозами относительно этой серии, – произнес Дзержинец, попивая горячий кофе.

– О! – вдохновенно воскликнул Степанов. – Это будет нечто совершенно потрясающее! Если все получится так, как я рассчитываю, то скоро в вашем распоряжении будет находиться такая рота, с которой не совладает целая армия.

– Очень многообещающе, – поощрительно произнес Дзержинец, – хотелось бы, чтобы вы не ошибались в прогнозах.

– Мне бы тоже этого очень хотелось.

– Я думаю, вам понятно мое желание уточнить, на сколько процентов вы уверены в успехе?

– Это очень сложный вопрос, дорогой полковник, – в волнении Степанов и сам не заметил, что допустил неуместную с Дзержинцем фамильярность, но тот, однако, предпочел не заострять на этом внимания. Степанов тем временем с увлечением продолжал: – Видите ли, до последнего времени я разрабатывал проблему точечного характера наследования различных моногенных особенностей…

– Антон Николаевич, вы опять увлекаетесь, – сказал полковник.

Снова раздался блеющий смех.

– Прошу прощения! Я говорил об отклонениях, вызванных мутацией одного гена и не зависящих от внешних условий развития особей. Я пробовал выяснить, доминантна либо рецессивна эта определенная особенность, обусловлена ли она мутацией гена, локализованного в половой хромосоме или в аутосоме…

– Послушайте, Антон Николаевич…

– Простите! – поспешно заговорил Степанов.

Он умолк, собираясь с мыслями. Весь его вид говорил о том, с каким трудом он приноравливается к невежеству собеседника, пытаясь отыскать понятные полковнику определения.

– Короче говоря, я убедился, что умственные особенности человека не моногенны, а полигенны, то есть, они обязаны определенному взаимодействию нескольких генов. Возникновение же этих генов в фенотипе зависит от внешних условий.

Полковник терпеливо молчал, добросовестно пытаясь вникнуть в суть услышанного.

– Таким образом, передо мной встала двойная задача, – говорил Степанов, – мне не только нужно было выявить необходимую комбинацию генов, но и создать внешние условия, при которых такая комбинация привела бы к наиболее оптимальному результату.

Дзержинец отставил свою чашку. Никто из сидящих в кабинете не заметил, что за дверью, ведущую в первую лабораторию, притаился человек. Приникнув ухом к щели между дверью и косяком, человек, затаив дыхание, прислушивался к разговору. Чем дольше он слушал, тем большее изумление отражалось на его лице.

– Самое сложное заключалось в том, чтобы отыскать подходящий материал. Кстати, здесь нужно отдать должное нашему Михаилу Анатольевичу – он проделал гигантскую работу. Именно ему мы можем быть обязаны нашим богатейшим генофондом популяции, в котором присутствует множество мутантных аллелей одного гена.

– Замечательно, – одобрил Дзержинец, – теперь объясните, как это скажется на вашей последней разработке.

– К этому я и веду, – ответил Степанов, – думаю, не ошибусь, если скажу, что мне удалось добиться самых потрясающих результатов.

Ученый выдержал театральную паузу. Зная за Степановым этот грешок – любовь к эффектным репликам, – полковник с безучастным выражением лица терпеливо ждал продолжения.

– Что бы вы сказали, если бы узнали, что в недалеком будущем в нашем распоряжении будут существа, обладающие сверхъестественными способностями?

Дзержинец не мог удержаться от того, чтобы слегка вздрогнуть. Почти незаметно, но тем не менее Степанов почувствовал, что ему удалось заинтриговать собеседника.

– То есть? – спросил Дзержинец.

– Способности, которыми обладают сотые доли процента населения земли, да и то в ничтожных масштабах. А у нас с вами будут существа, аккумулирующие в себе все наиболее выдающиеся таланты сверхъестественного толка.

– Вы можете объяснить нормальными словами, какими именно способностями они будут обладать, или мне придется вытягивать это из вас клещами?

Степанову, похоже, удалось выбить полковника из равновесия. Он взял небольшой реванш и был весьма рад этому.

– Сверхчувственное восприятие: телепатия, телекинез, левитация, пирокинез, гипноз, интуиция на грани ясновидения, – на одном дыхании выпалил Антон Николаевич.

Некоторое время Дзержинец молчал, пытаясь уместить в сознании услышанное. Степанов наслаждался произведенным эффектом.

– Насколько это реально? – наконец спросил полковник.

– Процентов на восемьдесят. Я был мог дать и больше процентов, но еще не выяснил, насколько наличие данных способностей может повлиять на другие, без которых невозможно полноценное существование в наших условиях.

– То есть, они будут какими-нибудь ущербными?

Степанов усмехнулся.

– Это слишком сильно сказано. У них будут наличествовать те же органы, что и у их собратьев. Если они и будут иметь отличия на физическом уровне, но только в лучшую сторону. Другое дело, что я еще не знаю, как эти способности будут взаимодействовать с их психикой и какое влияние они возымеют над их психологией. На изучение этой проблемы потребуется определенный срок и, скорее всего, немалый. Как я уже говорил, я выхожу на качественно новый уровень моих экспериментов. В случае, если я добьюсь успеха, можно будет подумать о том, чтобы перейти к еще более высокому витку.

Глаза Степанова горели фанатическим огнем. Даже видавший виды полковник был заворожен этой экзальтацией.

– Куда еще? – спросил он чуть слышно, но ученый понял вопрос.

– О! Это будет такой скачок, после которого человека – земное существо с ограниченными возможностями – можно будет приравнять к божеству, создающему существ по собственному усмотрению.

– Но вы и так создаете…

– Это не то! – отмахнулся Степанов. – Когда я смогу преодолеть физический барьер и выйти на астральный уровень, на уровень трансмутации, тогда я буду считать, что я добился всего, о чем только может мечтать человек, претендующий на роль Бога.

В речи Антона Николаевича было слишком много „Я“, но Дзержинец, не обратил на это внимание, он думал о том, что Степанов сходит с ума.

– Вы это серьезно говорите? – спросил он, внимательно глядя на Антона Николаевича.

– Вы не верите! – губы Степанова исказила кривая ухмылка.

– Что ж, это абсолютно нормальная реакция. Достаточно вспомнить, как воспринимались обывателями все выдающиеся изобретения, начиная с автомобиля и самолета, и заканчивая полетами в космос и развитием робототехники.

– Благодарю, – произнес Дзержинец, при этом на его тонких губах мелькнуло подобие улыбки, – вы назвали меня обывателем.

– С моей точки зрения, вы, при всех ваших выдающихся способностях – самый настоящий обыватель. Ваша психология не способна выйти за рамки давно открытых физических законов. Это происходит в силу вашей абсолютной прагматичности. Вы чрезвычайно умны и проницательны, в этом смысле вас смело можно назвать незаурядным человеком. Но в этом также и состоит ваша неспособность заглянуть за грань того, что в философии называется объективной реальностью.

Дзержинец взглянул на часы.

– У меня сейчас нет времени слушать ваши интереснейшие выкладки. Но я буду очень внимательно следить за ходом ваших разработок и с нетерпением ждать результатов.

– Я бы советовал вам, наоборот, вооружиться терпением, – со смехом возразил Степанов, – это будет еще не скоро.

– Вам потребуются дополнительные ассигнования, или другая помощь?

– Пока эта проблема не стоит, – ответил ученый с все той же кривой ухмылкой, – вы снова не пожелали принять в расчет, что я пытаюсь выйти на иной уровень, нежели физический, соответственно, и средства нужны иные.

– Возможно, мое сознание и ограничено, как вы говорите, но, насколько мне известно, телепаты и ясновидящие точно также дышат воздухом, едят такую же пищу и пьют такую же воду, как и остальные люди. Это не бесплотные духи, а вполне обычные, во всяком случае, с виду, люди, из плоти и крови.

– Задача, которую я перед собой ставлю, заключается в том, чтобы соединить незаурядные физические качества с паранормальными способностями на астральном уровне.

– Может статься, что когда вы представите мне результаты, я смогу воспринять это как нечто, имеющее право на существование, но сейчас, извините, мое приземленное мироощущение не дает такой возможности.

– Я понимаю вас, полковник, – ответил Степанов, – просто я считал своей обязанностью поставить своего патрона в известность относительно моих планов.

– Вы правильно сделали, Антон Николаевич, – сказал Дзержинец, поднимаясь с дивана, – а теперь мне пора идти.

Человек, подслушивавший у двери, метнулся в сторону и неслышными шагами стал удаляться в дальние помещения.

– Кстати, – заговорил Дзержинец снова, когда они со Степановым шли по направлению к выходу, – как поживают ваши питомцы?

Полковник шел впереди и поэтому не видел, как изменился в лице Антон Николаевич. Однако, по секундной заминке он понял, что этот вопрос – из разряда сложных.

– В быстрейшие сроки ожидаю возвращения.

– Вы получали от них известия?

– Пока нет, – ответил Степанов, – но мы и не планировали, что будем поддерживать связь до их возвращения на Базу.

– Хорошо, – сказал Дзержинец, – вы знаете, что делать, когда они прибудут?

– Без сомнения, но тут уместнее было бы выразиться по-другому: не „когда они прибудут“, а „если они прибудут“. Лично я бы не дал гарантии, что они вернутся.

– Надеюсь, что вы ошибаетесь.

– Я и сам на это надеюсь. Вот и опять, возвращаясь к нашей беседе. Не правда ли, насколько было бы легче, если бы мы могли иметь с ними телепатическую связь?

Дзержинец лишь пожал плечами. Он уже подходил к красной двери, когда ему в голову пришла одна мысль.

– Вы уверены, что сможете обеспечить контроль над существами со сверхъестественными способностями? – озабочено спросил он.

– Я буду работать над этим. Вы же понимаете, что это в моих интересах.

– Что ж, – полковник протянул руку, – удачи вам. Думаю, скоро увидимся. Передавайте привет Михаилу Анатольевичу. Жаль, что я так и не повидался с ним.

– Непременно передам. Всего вам доброго, полковник.

Красная дверь закрылась. Единственная дорога во внешний мир снова осталась закрытой. Степанов минуту или две стоял перед ней и с болезненной тоской представлял себе, как Дзержинец удалялся прочь по длинному, уходящему вверх коридору.

В последнее время профессору, как никогда, хотелось выйти из этих опостылевших стен.

Секретчик удовлетворенно потирал руки. Его план осуществился, как нельзя лучше. Не было сомнений, что Дзержинец имел отношение к этому пвсевдодельфинарию, как он называл Исследовательский центр. Не то, чтобы у Секретчика были прямые доказательства причастности полковника Безопасности к темным делишкам, творящимся в дельфинарии, но нескольких нюансов, которые не могли ускользнуть от его пристального взгляда, оказалось более чем достаточно, чтобы подтвердить его подозрения.

Самым забавным, по мнению Секретчика, было то, что Дзержинец понимал, с какой стороны ветер дует, и ничего не мог с этим поделать. Визит Президента в дельфинарий, осуществленный посредством неусыпных забот Секретчика, оказался весьма и весьма плодотворным. Оставалось еще множество неясностей, но тем нее менее он уверился, что нашел ту самую исходную печку, от которое предстоит теперь плясать не только ему, ни всем его лучшим людям. По возращении в Москву, Секретчик прежде всего дал директиву особое внимание уделять подводным поискам районе затонувшей субмарины. В операции было задействовано два десятка водолазов, сантиметр за сантиметром обследовавших морские глубины в радиусе нескольких километров от места залегания останков АПЛ.

Помимо этого Секретчик распорядился сообщать ему обо всех интересных находках, сделанных на море, будь то Баренцево, Лаптевых или же Балтийское.

Результаты не замедлили появиться. Уже на второй день скрупулезных поисков ему на стол положили сообщение об обнаружении двух трупов на берегу Финского залива. Тела были закопаны в песок в десятке метров от моря, там же нашли резиновую лодку и рыболовное снаряжение, по всей очевидности принадлежавшее убитым мужчинам. Неподалеку, под обрывом, нашли автомобиль рыбаков. Вскоре были установлены личности убитых. Ими оказались два пенсионера. Секретчик моментально выделил это сообщение из числа восемнадцати других. Что подсказало ему? Все та же интуиция? Или же просто неестественность ситуации?

Грабители вряд ли стали бы так действовать. На одном из мужчин нашли дорогие водонепроницаемые часы, которые обязательно должны были быть „приобретены“ нападающими. Уцелела и увесистая золотая цепь с крестом, что висела на шее у другого рыбака. Все наводило на мысль, что это не было убийство с целью ограбления. Пропали только деньги и несколько предметов одежды.

Секретчику пришло на ум, что некто вышел из воды в чем мать родила, убил рыбаков, отнял у них одежду, закопал останки и был таков. Да, к тому же он еще сбросил с обрыва автомобиль, что говорило о его недюжинной силе. На то, что этот некто был в единственном экземпляре, указывало отсутствие лишь одной пары брюк, одного свитера и одной пары обуви. Хотя с другой стороны, их могло быть и много, но только одному из них понадобилась одежда. Идиотизм, конечно, но разве вокруг нас мало творится идиотизма? Секретчик не имел обыкновения отказываться от версии всего лишь потому, что она выглядит абсурдной.

Узнав от родственников убитых, какая именно одежда была похищена, его люди взяли след. Искали высокого крупного человека в сером свитере, коричневых брюках и сапогах.

Вскоре выяснилось, что мужчину с такими приметами видели у Московского вокзала, но дальше его след безнадежно терялся в бурном людском потоке, обитающем в вокзальном районе мегаполиса.

Параллельно проводилась подготовка к разведке в псевдодельфинарии. Секретчик, как никто другой понимал, что данное мероприятие будет сопряжено с немалыми трудностями: от его наметанного глаза не ускользнули те солидные охранные точки, которыми был снабжен исследовательский центр. Еще больше насторожило, что вся охрана велась, так сказать, негласно.

Секретчик многое отдал бы за то, чтобы собственными глазами взглянуть на объекты, скрытые где-то на территории дельфинария. А в том, что они имели место быть, он ни капли не сомневался.

Побережье Баренцева моря. Поселок Белогорск. Районная больница.

Этот день не задался с самого утра. Главврач поселковой больницы Василий Васильевич Матвеев мучился с жесточайшего похмелья. Не помогали ни ударные дозы активированного угля, ни горсть янтарной кислоты, ни другие применяемые в таких случаях снадобья. Видно спирт оказался дрянным. В кои-то веки, они с Макарычем решили сэкономить казенный и попробовать подаренного одним из благодарных пациентов пойла. Но лучше бы они перелили „подарочек“ в емкости из-под казенного спирта и выпили, как обычно.

Предаваясь этим мрачным мыслям, доктор Матвеев понуро сидел за своим столом и смотрел, как за окном качается от сильного ветра сосновая ветка. Как опостылел ему вид этой вечной ветки за грязным окном!

– Василий Васильевич! – дверь в кабинет приоткрылась и вошла старшая медсестра Людочка.

По ее взволнованному виду можно было сделать заключение, что произошло нечто особенное.

„Этого еще не хватало“, – мрачно подумал Матвеев и неприязненно воззрился на Людочку.

– Там привезли труп! – сообщила старшая медсестра, блестя своими темными глазками.

– Труп? – тупо повторил Василий Васильевич, с тоской чувствуя, что вот-вот от него потребуется принятие важного решения.

– Труп! – почти радостно подтвердила Людочка. – Рыбаки нашли у самого берега сегодня рано утром.

– Что за труп?

– Почем я зная! – Людочка повела остренькими плечиками, давая понять, что главврачу пора бы начать реагировать несколько поактивнее.

С тяжким вздохом Василий Васильевич поднялся из-за стола и вышел из своего кабинета. Людочка поскакала следом, сводя главного с ума цокотом своих каблучков по мраморному полу.

– Позвони заведующему моргом, – распорядился Василий Васильевич, чтобы избавиться от назойливого сопровождения.

– Так его же нет сейчас на месте, – напомнила Людочка, – он будет только послезавтра.

Главврач снова издал тяжкий вздох. Если уж не день задался с утра, то и продолжение будет соответствующим.

– А где его зам?

– Виктор Михалыч на месте, это он прислал за вами.

– Ну иди тогда, займись своими делами, – буркнул Василий Васильевич, – я и без тебя дорогу найду.

– Но… – обиженно воскликнула Людочка, – может быть там понадобится мое присутствие…

– Если понадобится, тебя позовут, иди отсюда.

Зная, что главный не в том расположении духа, чтобы ему можно было противоречить, Людочка отстала от него, предоставив продолжать путь в одиночестве. Когда цокот каблучков замер за спиной, Василию Васильевичу стало полегче.

Он вышел из главного корпуса, прошел через больничный двор и оказался в приземистом строении, где был расположен морг.

Свежий воздух немного приободрил главного, в голове прояснилось и только после этого он в полной мере осознал всю важность происшедшего. В свете событий последних дней труп, обнаруженный невдалеке от места трагедии, мог стать самой настоящей сенсацией.

– Ну что тут у вас? – по-деловому спросил Василий Васильевич, стремительно входя в зал, уставленный свободными столами.

Его встретил заместитель заведующего моргом.

– У нас тут такая находка, – заговорил он возбужденно, – сколько лет работаю, но такого еще не видел.

– Ну, где ваш труп? – хмурясь, поинтересовался Василий Васильевич.

Замзава указал куда-то в дальний конец зала, главврач обратил внимание, что сам патологоанатом не проявляет желания подойти к дальнему столу, на котором лежит „находка“.

Зрелище и впрямь оказалось умопомрачительным. Полуразложившееся месиво, больше чем наполовину обглоданное рыбами, источало такую вонь, что уже за несколько метров Василия Васильевича начались позывы к рвоте.

Он не стал подходить ближе, опасаясь, что его и без того пострадавший организм не выдержит такой нагрузки.

– Вы уже произвели осмотр? – спросил он у замзава.

– Да, первичный осмотр я произвел, – ответил тот, закуривая сигарету без фильтра.

Василий Васильевич с наслаждением втянул дым в ноздри. Сам он не курил, но хорошо понимал, почему патологоанатомы не спешат расставаться с этой привычкой.

– Ну и каковы ваши выводы?

– Трудно сказать, Василий Васильевич, – для определенных выводов нужна экспертиза. Придется ждать возвращения заведующего.

– А без него никак?

– Я не могу брать на себя такую ответственность, – поспешно отговорился патологоанатом, – к тому же в моем распоряжении нет целого ряда специальных препаратов, за ними необходимо кого-нибудь послать в областной центр…

– Понял, – прервал его Василий Васильевич, – не хотите, так и скажите, а ваши оправдания мне слушать не за чем. Я только одно хочу выяснить, – главврач понизил голос и приблизился к собеседнику почти вплотную, хотя в зале кроме них двоих никого не было, – я хочу знать, может ли эта… – он помялся, в поисках подходящего определения, – эта… хм, находка, иметь какое-то отношение…

Василий Васильевич сделал многозначительную паузу. Патологоанатом с первой секунды понял, к чему клонит главный. Это отнюдь не являлось показателем остроты его умственных способностей, просто сейчас буквально все события, как выдающиеся, так и мелкие, вольно или невольно связывали с гибелью подлодки „Антей“.

Он задумался. Докурил сигарету, бросил ее на пол, растер окурок. Василий Васильевич, проявляя истинно христианское долготерпение, молча наблюдал за всеми этими манипуляциями.

И только тогда, когда его рыжеватые брови стали сходиться у переносицы, патологоанатом решился прервать молчание и заговорил:

– Я не могу сказать этого с полной ответственностью, – осторожно заговорил он, – но у меня сложилось впечатление, что этот труп не мог быть связан с затонувшей субмариной… – увидев, как при этих словах лицо главного мало-помалу прояснятся, он продолжал уже с большей уверенностью, – да, мне думается, что погибший не имел отношения к тому, что произошло одиннадцать дней назад.

Василий Васильевич поощряюще кивнул и замер в ожидании продолжения. Не сводивший с него глаз патологоанатом заговорил снова:

– У меня есть ряд оснований для такого умозаключения.

– Слушаю вас, – Василий Васильевич весь излучал тепло и симпатию.

– Прежде всего – одежда.

– То есть?

– Дело в том, что на погибшем не сталось ни клочка одежды.

Обычно в таких случаях остается хотя бы миллиметровые кусочки ткани. Как-никак моряки, – патологоанатом невольно понизил голос, – были одеты в форму. За эти дни она не успела бы сгнить, осталось бы по крайней мере хоть что-то.

Нельзя сказать, что Василий Васильевич пришел в восторг от этого довода, который, несмотря на всю свою привлекательность, явно был притянут за уши. Он с надеждой смотрел на замзава, ожидая большего от следующих аргументов.

– С другой стороны, если бы данный труп действительно имел отношение к лодке, то он не сохранился бы в таком хорошем состоянии. Согласитесь, прошло одиннадцать дней. За эти дни тело должно было проделать довольно внушительный путь – почти в двести километров. А в море, как вы знаете, водятся всевозможные хищники, которые не оставили бы без внимания такую добычу.

– Но ведь труп изрядно подпорчен, – возразил Василий Васильевич, правда очень нерешительно.

– В том-то и дело, – патологоанатом все более воодушевлялся, – он только подпорчен, а по идее от него должен был остаться один скелет!

– Вы уверены?

– Да, Василий Васильевич, я уверен, – твердо произнес замзава моргом, закуривая очередную сигарету.

– Послушайте, – оживился Матвеев, – кто кроме вас и старшей медсестры еще в курсе на счет трупа?

Патологоанатом призадумался и начал загибать пальцы.

– Ну, во-первых, рыбаки, во-вторых, милиционеры, которые составляли акт, а из наших – я, старшая медсестра, которая неизвестно как оказалась здесь в момент доставки и вы, наверное, это все.

– Немало, – озабочено произнес Василий Васильевич.

– Вот-вот должны позвонить из отдела милиции, они ждут нашего заключения.

– Подождут, – неприязненно процедил Василий Васильевич, – эти дела так быстро не делаются. Если позвонят, вы им так и скажите. Хотя нет, – главврачу пришла в голову одна мысль, – я сам позвоню начальнику отдела и поговорю с ним. А теперь нам с вами нужно подумать о том, какое заключение мы выпишем.

Они направились в кабинет заведующего моргом.

– Как вы себя чувствуете, Василий Васильевич, – поинтересовался патологоанатом.

– Хреново, Виктор Михалыч. С утра голова раскалывается и подташнивает. А тут еще эти новости. И почему это должно было случиться именно у нас!

Василий Васильевич обхватил свою страдающую голову руками и сел за стол на место заведующего. Патологоанатом изучающе посмотрел на него и вкрадчиво произнес:

– Василий Васильевич, у меня есть одно великолепное средство для улучшения вашего самочувствия.

– Я уже все попробовал, – убитым тоном ответил главврач, – не помогает.

– Уверен, что этого вы еще не пробовали.