О любви (сборник) Токарева Виктория

— У меня с собой нет денег, — заметил Влад. — Ты заплати. Я тебе потом отдам.

Костя знал, что Влад не отдаст. Но это не имело значения.

— Доллары берете? — спросил Костя.

— Только рубли, — ответила Галя.

— А что же делать? — растерялся Костя.

— У нас тут рядом сберкасса. Можете разменять.

— Да возьми доллары, — заговорщически посоветовал Влад.

— Не имею права, — грустно ответила Галя.

Если бы деньги предназначались лично ей, Галя, конечно, взяла бы доллары. Но она была на государственной службе и должна была соблюдать финансовую дисциплину.

Костя и Влад вышли из кабинета. Женщина из очереди с брезгливым упреком посмотрела на Костю.

— А еще в шарфике…

— Что? — не понял Костя.

— Шарфик надели, а ведете себя как нахал, — объяснила женщина.

— А-а… — Костя постоял в раздумье. Потом наклонился к женщине и тихо спросил: — А где здесь туалет?

— Ну, вы вообще… — Женщина покачала головой. Может быть, ей казалось, что нахалы не должны посещать туалет. Либо она считала, что нахалы не имеют права общаться с приличными людьми.

— В конце коридора, направо, — сказал старик, сидящий вторым.

— Спасибо, — поблагодарил Костя и пошел направо.

Этот туалет каким-то образом снял агрессию с очереди. Он как бы примирил всех со всеми. Получалось, что все люди — люди. Каждый человек — человек.

Костя зашел в туалет. Снял сумку и поставил ее на сливной бачок — повыше и почище. Достал одну пачку, вытащил из нее десять сотенных бумажек — пусть будут. И сунул в карман дубленки. Начатую пачку положил во внутренний карман пиджака. Потом застегнул сумку, закинул за плечо. Перед тем как выйти, с отвращением помочился. Больше всего он любил мочиться на даче, на землю. Ему казалось, что через струю он общается с космосом. Приобщается к круговороту. И процесс мочеиспускания из функции организма превращается в нечто подобное медитации. А общественные туалеты повергали в депрессию, как будто он обнимался с трупом.

Все, что касалось тела, чистоты, физических проявлений, было для Кости важно. Может быть, это особенность Стрельцов.

Костя и Влад вышли из нотариальной конторы и стали искать сберкассу.

Возле Костиного сердца лежала пачка с деньгами, и не какими-нибудь, а благородными долларами. В кармане тоже лежали деньги, грели бедро. На спине — куча денег, но она воспринималась как тяжесть. Когда так много — деньги становятся абстракцией. Нечто подобное происходит во время землетрясения. Когда погибает один человек — это трагедия. Когда много — это статистика.

Девушка в окошке сберкассы приняла купюры и долго их разглядывала, проверяла на каком-то аппарате, только что не нюхала.

Костя стоял замерев и напрягшись. Очень может быть, что ему достались фальшивые деньги. В бандитской среде это так естественно.

Если теща узнает, что деньги фальшивые — она его просто убьет. Или скорее всего сама умрет. А Костя этого не хотел. Он уже успел ее полюбить. Он желал ей здоровья и долголетия.

Девушка закончила проверку и выдала ему пачку русских денег. Значит, доллары оказались настоящими. Значит, у жены все в порядке. Он ее обеспечил и теперь освобожден от гнетущего чувства вины. А она свободна от унизительного состояния бедности. Деньги не сделают жену счастливой. Но они сделают ее свободной. А это тоже большое дело.

У Кости была мечта — летать. Люди в двадцать первом веке изобретут крылья на моторчике. Маленький, портативный летательный аппарат… Величиной со спортивную сумку. Он будет за спиной, на лямках. Нажал на кнопку — крылья плавно выдвинулись и распростерлись. Нажал вторую кнопку — и взлетел. Как во сне. Можно задавать любую высоту, любую скорость.

Костя вспомнил об аппарате, потому что за его спиной, в сумке, — крылья. Они уже тянут его вверх. Сообщают радость и высоту.

Костя отсчитал рубли для Гали, отдал Владу. Влад тоже пересчитал, шевеля губами. Потом он перестал считать, но продолжал шевелить губами. Не мог остановиться. Видимо, деньги действовали на него гипнотически. Это была его медитация.

Костя и Влад вернулись в нотариальную контору, получили необходимые документы.

— Теперь в ГАИ, — сказал Влад. — Там как раз обед кончился.

Влад боялся, что Костя одумается и порвет доверенность. Поэтому он немножко нервничал и немножко наезжал. Костя, в свою очередь, мечтал освободиться от машины и от Влада, который ему надоел своей деловитостью, а главное — голосом. У него был жлобский голос, не наполненный знаниями. Только голос, а под ним — пустота.

Влад сел за руль. Тронулись.

— Хорошая машина, — похвалил Влад. — Мягкая. Даже жалко разбивать. Я себе ее возьму, на каждый день.

— У тебя же есть машина, — вспомнил Костя.

— У меня две. «Поджеро» и «феррари». Но они дорогие. Их жалко, а эту не жалко. Будет каждодневная, а те выходные.

— Машина нужна, чтобы ездить, — заметил Костя. — А не в гараже держать, как туфли в шкафу.

— Моя жена так же говорит… Я на мебель чехлы надеваю, а жена стаскивает. Говорит: хочется жить в красоте…

— Будешь беречь, а жить когда? — спросил Костя.

— Моя жена так же говорит. Я скупой, бережливый, экономный… А знаешь почему?

— Не знаю.

— Потому, что я очень долго жил очень плохо. И мои родители очень долго жили очень плохо. Я устал. Я больше так не хочу. Я теперь очень долго буду жить очень хорошо. Ни одного дня не отдавать черту. Понял?

«Неплохо, — подумал Костя. — Ни одного дня не отдавать черту…»

Подъехали к ГАИ.

— Подожди, — предупредил Влад.

Он выскочил из машины. Скрылся в дверях ГАИ.

Костя ждал, безучастно глядя перед собой. Было как-то тревожно сидеть возле милиции с мешком денег. Хоть ГАИ и не милиция, но все равно.

Влад появился быстро — энергичный и озабоченный.

— Если хочешь быстрей, надо башлять…

— Чего надо? — не понял Костя.

— Башли. Ты как будто вчера родился. Давай…

Костя сунул руку в карман дубленки и вытащил стодолларовую банкноту.

— Много, — сказал Влад.

— Других у меня нет.

— Ну давай…

Влад взял деньги и скрылся.

Костя испугался, что сейчас выйдет страж порядка и спросит: «Откуда у вас валюта? Откройте сумку… Пройдемте…» И это будет дорога в один конец.

Через пять минут Влад вышел вместе с начальником — этакий капитан Катани, красивый, не подумаешь, что взяточник. В Косте все напряглось. Зачем он вышел?

— Где номера? — громко крикнул Влад.

— В багажнике, — ответил Костя. — А что?

Влад что-то сказал Катани. Катани покивал головой. Они расстались, явно довольные друг другом.

Влад сел в машину.

— Номера те же останутся, — пояснил Влад. — Меньше волокиты.

Выехали на проспект.

«Неужели все позади?» — подумал Костя.

— Деньги все делают, — философски ответил Влад. — Надо только уметь дать.

— А чего там уметь? Протянул и дал.

— Ничего подобного. Надо уметь быть своим.

— В Америке этого нет, — заметил Костя.

— Знаешь, какая зарплата у полицейских? А у наших ментов — знаешь какая?

Выехали на широкий проспект. По правой стороне стояли узкие высокие дома, как воздетые к небу пальцы. В одном из таких домов жил Миша Ушаков.

— Останови, — попросил Костя. — Я сойду.

— А чего? Поедем на дачу. У меня коньяк есть бочковой. Целая канистра.

Костя догадался: Влад не отказывает себе в предметах роскоши, к коим относится коньяк. Но старается совместить роскошь и жесткую экономию. И тогда получается бочковой коньяк.

— Ты кто по гороскопу? — спросил Костя.

— Дева.

Костя знал, что мужчины-Девы — жадные, аккуратные и красивые. Жадность — совпадала с Владом. А красота — нет. Хотя что-то симпатичное в нем все-таки было. Недвусмысленность. Влад не хотел казаться лучше, чем он был.

— Притормози, — попросил Костя.

Влад остановил машину. Выпустил Костю. Теперь машина была его, и только его. Он рванул ее с места, будто это был «поджеро» или «феррари». Но это была «пятерка» «Жигули», замешанная в историю. Тот же бочковой коньяк в канистре.

Миша Ушаков был дома, как обычно.

Последние три года он сидел возле парализованной мамы. Попеременно с женой. Денег на сиделку у них не было.

Мама требовала ухода, как грудной ребенок, с той разницей, что ребенок растет и впереди у него большое будущее. Труд во имя жизни. А здесь — тупиковая ветка.

Миша обрадовался Косте. Он радовался любому человеку, который размыкал его пространство. Дом как бы проветривался жизнью.

Миша заметил, что человек имеет несколько кругов. Первый круг — это круг кровообращения, биология, то, что внутри человека.

Второй круг — это связь с родными: мужем, женой, детьми, родителями — кровный круг.

Третий круг — связь с друзьями, сотрудниками по работе — более дальний круг, наполняющий человека информацией.

И четвертый круг — расширенная информация: путешествия, впечатления.

Особенно полноценным четвертый круг бывает у людей, имеющих славу и власть. Слава — тоже власть. А власть — тоже слава.

Этот четвертый круг наиболее полно питает человека. Поэтому так многие устремляются к власти и жаждут славы.

Когда человек заболевает, круги постепенно сужаются: с четвертого — на третий, с третьего — на второй и в конце концов — на первый, когда уже ничего не интересно, кроме своего организма.

Мишина мама сохраняла два круга: первый и второй. Себя и Мишу. Больше ничего и никого.

Первое время она бунтовала: почему это несчастье случилось именно с ней. А теперь уже не бунтовала: случилось и случилось.

Единственное, она очень жалела Мишу. Качество его жизни ухудшилось. Она тащила сына за собой в два круга, отсекая третий и четвертый. Ей хотелось, чтобы Миша жил полноценной жизнью. Она была даже согласна умереть, но как человек верующий — не могла наложить на себя руки. А если честно, то и не хотела. Все шло как шло.

А Миша хотел только одного: чтобы его мама жила и смотрела на него любящими глазами.

Жена была старше Миши, безумно его ревновала, боялась потерять, и такая ситуация в доме ее, как ни странно, устраивала. Она делала жену необходимой. Человеком, без которого не обойтись.

Жена тоже обрадовалась Косте. Она вообще не разрешала себе плохих настроений. Организованная, сделанная женщина.

Костя разделся в прихожей. Вместе с Мишей прошел в его кабинет. Полированный чешский гарнитур, модерн шестидесятых годов. Кресло — просто помоечное, прикрытое пестрой тряпкой. Стулья расшатались, однако служили. Вещи живут дольше человека. Было очевидно, что Мише и его жене плевать, что вокруг.

Равнодушие к комфорту — наследие «совковых» времен. Но и бескорыстное служение науке — тоже оттуда. Из «совка».

— Как у тебя дела? — спросил Костя.

Они с Мишей виделись редко, но от разлуки дружба не портилась, не засыхала. Каждый раз при встрече Косте казалось, что они расстались только вчера.

— Мама лежит, наука стоит, — сообщил Миша. — Финансирование нулевое. Половина лаборатории в Америке. Живут под Сан-Франциско. Чуваев уехал на прошлой неделе. А туберкулез вернулся.

— Кто? — не понял Костя.

— Не кто, а что. Туберкулез. В девятнадцатом веке назывался чахоткой.

— Но ведь изобрели пенициллин… — вспомнил Костя.

— Пятьдесят лет назад. Туберкулез приспособился. Мутировал. И вернулся. Грядет чахотка двадцатого века.

— Что же делать?

— Мы посылали письмо президенту. Я разговаривал с Харитоновым…

Миша замолчал. Потом очнулся.

— Выпить хочешь? — спросил он.

Костя заметил, что женщины всегда предлагают поесть, а мужчины — выпить. Костя вспомнил, что он без машины, а значит, может выпить.

Вышли на кухню. Жена — ее звали Сильва — сварила сосиски. Разогрела заранее приготовленную вермишель.

Сосиски были пересолены.

Изначально плохое мясо, и в него добавлена соль.

Крупный ученый жил в бедности, ел дешевые сосиски. А мог бы уехать под Сан-Франциско, иметь дом с бассейном. А его мама сидела бы в шезлонге, на лужайке перед домом. И ее руку лизал бы черный дог. Но для Миши самым главным был мутирующий туберкулез.

Миша разлил водку по стаканам. Выпили.

— Так что Харитонов? — напомнил Костя.

— Харитонов сказал, что сейчас страна летит в пропасть и надо подождать… Они могут лететь еще семьдесят лет. У нас ведь все по семьдесят лет.

— А ты не хочешь уехать? — спросил Костя. — Какая разница, где бороться против туберкулеза?

— Разница, — отозвался Миша.

— Почему?

— Я там ничего не придумаю. Я только здесь могу работать. В этой комнате. У меня здесь мозги вертятся. А ТАМ стоят.

— Но ты же не пробовал…

— А зачем пробовать? Я и так знаю. Рыбы живут в воде, птицы в небе, а русские — в России.

— А сколько тебе надо денег? — спросил Костя.

— Много.

— Что такое «много»?

— А почему ты спрашиваешь?

— У меня спонсор есть. Он может дать.

— Спонсор — не идиот. Деньги вернутся не скоро. А может, и никогда. Просто люди перестанут умирать от туберкулеза. Харитонов тоже спросил: «Когда вернутся деньги?» Если бы я ему сказал: «Завтра», — был бы другой разговор. Никого не интересует здоровье нации. Всех интересуют только деньги.

— А сколько стоит твоя программа?

— Да я не о всей программе. Мне бы только достать биологический продукт антибиотиков.

— Что? — не понял Костя.

— Бактерии, грибы — природный антибиотик. Они вырабатывают вещество, которое защищает от окружающих бактерий…

— Это дорого? — поинтересовался Костя.

— Если учитывать приборы, химическую посуду, труд лаборантов, то в сто тысяч можно уложиться.

— Сто тысяч чего?

— Ну не рублей же… Я обращался в банки, мне говорят: кризис.

Костя принес из прихожей сумку и стал выкладывать на стол пачки. Миша смотрел с ужасом, как будто увидел привидение.

— Откуда это у тебя? — шепотом спросил Миша.

— Я получил наследство.

— Откуда?

— У меня дедушка в Израиле. У него там нефтяная скважина.

— А разве в Израиле есть нефть? — удивился Миша. — По-моему, ты врешь.

— Какая тебе разница? Дело ведь не в нефти, а в деньгах.

Костя отодвинул в сторону десять пачек. Миша смотрел задумчиво.

— Я думал, что ты русский…

— Я русский.

— А дедушка в Израиле откуда?

— А там тоже много русских. Все живут везде.

В кухню вошла Сильва. Застыла при виде денег. Но ненадолго. И ни одного вопроса. Вышколенная, как гувернантка в богатом доме. Собрала посуду со стола и сложила в раковину.

— Я завтра же закажу Шульцу штаммы, — объявил Миша.

— Шульц — это кто? — спросил Костя.

— Немец.

— Хорошо, — одобрил Костя. — Шульц не украдет.

Миша разлил остатки водки. Сильва поставила на стол магазинное печенье. Вышла.

— Мистика какая-то… — проговорил Миша. — Я всегда знал, что мы выкрутимся. Случится чудо… И вот оно — чудо.

— У меня к тебе просьба: не говори никому, где ты взял деньги.

— Не скажу, — пообещал Миша.

— Поклянись.

— Клянусь.

— Чем?

— Честным словом.

Мишиного честного слова было вполне достаточно.

— Я пошел. — Костя поднялся.

Миша не хотел расставаться сразу, резко. Это все равно что резко затормозить, и тогда можно удариться головой о стекло.

Миша продлевал расставание, как бы плавно тормозил.

Вместе вышли во двор. Зимой смеркается рано. Сумеречное освещение было очень красивым. Все четко, как через темное стекло.

— Чудо только маскируется под чудо. А на самом деле — это проявление справедливости, — сказал Миша.

— А ты считаешь, справедливость есть? — серьезно спросил Костя.

Чужие деньги попали к Косте. Он их раздает широкой рукой. Разве это справедливо?

А может быть, как раз справедливо. Скорее всего это деньги, полученные от фальшивой водки или от наркотиков. Иначе откуда такие бешеные суммы у таких молодых людей? Пусть лучше они попадут в руки теще, которая всю жизнь работала на эту страну и не получила от нее ничего, кроме нищенской пенсии. Бедную тещу использовали и кинули, как теперь говорят. И науку кинули. Значит, Костя частично восстановил справедливость.

— Конечно, есть, — сказал Миша. — Ведь свалили памятник Дзержинскому.

— Через семьдесят лет…

— Это лучше, чем никогда, — возразил Миша.

Фон неба темнел и постепенно растворял в себе дома и деревья.

«Как время, — подумал Костя. — Все в себе растворяет. Целые поколения…»

Вдруг зажглись фонари, и стало как-то театрально.

— Я хотел тебе кое-что сказать… — начал Миша.

«Сейчас скажет, что у него есть другая женщина», — испугался Костя.

— Никто, кроме мамы, не знает, какой я был маленький. В ней я весь, как в компьютерной памяти, — проговорил Миша. — Если она уйдет, она все унесет с собой и останется только то, что Я СЕЙЧАС. Без корней и без прошлого…

Костя задумался. Он заметил: когда у человека нет детей, то всю свою любовь он отдает родителям. Миша любил маму удвоенной любовью, как больного ребенка.

— И еще… — проговорил Миша.

Костя напрягся.

— Спасибо тебе…

— И все? — проверил Костя.

— Все.

— Тогда я пошел, — с облегчением сказал Костя. Поправил на плече сумку.

— А ты не боишься, что тебя ограбят? — спросил Миша.

— А откуда кто знает?

И в самом деле. Откуда кто знает, что лежит у человека в спортивной сумке? Может, книги, может, теннисная ракетка…

Они разошлись. Костя испытывал чувство, похожее на вдохновение.

Что его вдохновило? Мишино «спасибо», или то, что немец вышлет штаммы, или просто Миша, который любит свою маму, а жена любит Мишу, а Миша науку — и везде любовь кружит над головами.

Костя взял машину и поехал к старухе. Он решил отдать ей деньги прямо сейчас. Ему подсознательно и сознательно хотелось освободиться от дурных денег. Поменять деньги на результат.

За рулем сидела молодая женщина, видимо, тоже занималась частным извозом.

Костя опустился на заднее сиденье, осторожно прикрыл дверцу, назвал адрес старухи «улица Кирова, семнадцать» и замолчал. Углубился в подсчеты.

Сколько было денег? Сколько осталось? На что их потратить? Только скорее. И тогда пусть приходит Азнавур и задает вопросы.

— Как поедем? — Женщина обернулась и посмотрела на Костю. На ней была круглая шапочка, отороченная белым мехом. Как у Снегурочки. — Через центр или по кольцу?

— Самая короткая дорога та, которую знаешь, — сформулировал Костя.

— Тогда по кольцу…

— Простите… дурацкий вопрос. Если бы вы нашли много денег, что бы вы сделали?

Страницы: «« 4567891011 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Очередная книга из серии «Причуды этикета» рассказывает, какие нормы и правила поведения считаются о...
Это еще одна книга из серии «Причуды этикета». В ней рассказывается о том, как вести себя в клубе, ч...
Это еще одна книга из серии «Причуды этикета». В ней рассказывается о том, как вести себя в казино, ...
Официальные приемы становятся все более популярны в России не только в деловых, но и светских кругах...
В этой книге описываются азы церковного этикета. Знание и понимание обрядов и действий, происходящих...
Свадьба – это всегда радостное и запоминающееся событие в жизни каждого человека. Но сколько волнени...