Неизвестная война. Тайная история США Бушков Александр

1. Там, за синью непогоды, есть блаженная страна…

Англия (как и большинство других европейских стран) опоздала к дележу богатого американского «пирога». Всю Южную Америку, Центральную и часть Северной к середине шестнадцатого столетия захватили и не без скандалов поделили меж собой Испания и Португалия. Такой уж получился расклад. В свое время Сталин умно сказал: «Кадры решают все». У двух вышеназванных стран отыскались кадры для занятия и удержания американских владений, а прочие страны этим похвастаться не смогли.

Дело в том, что как раз к моменту открытия Америки кончилась наконец затянувшаяся на семьсот лет война с обосновавшимися на Пиренейском полуострове маврами. Христианское воинство заняло все до единого государства мавров, водрузило кресты на месте полумесяцев. Ясно стало, что отнятые у мавров земли завоеваны прочно и навсегда…

И многие тысячи бравых вояк нежданно-негаданно оказались совершенно не у дел. Распущенная армия никому больше была не нужна, но удалая вольница, увешанная оружием, уже ни за что не хотела возвращаться к прежним занятиям – ни бедные дворяне, ни простолюдины. Дворянам некуда было податься по причине полного отсутствия фамильных поместий, а хлебнувшие вольной солдатской жизни простолюдины не собирались вновь тащиться за плугом или горбить спину, занимаясь прежними ремеслами. Подобное случалось во многих странах после многих войн, и симптомы везде одинаковы: всплеск преступности среди фронтовиков, кабаки, набитые бравыми ветеранами, ощутившими себя обделенными и ненужными…

Вот тут, как нельзя более кстати для испанской и португальской короны, и вернулся из дальних странствий Христофор Колумб с известиями о новом богатом континенте. И орава «дембелей» с превеликой охотой кинулась за океан искать счастья…

Подобного «кадрового резерва» у других европейских стран не оказалось – и они чуть ли не сто лет с бессильной завистью наблюдали, как богатеют на американской добыче везучие соседи. И в конце концов от безнадежности решено было послать людей хотя бы в Северную Америку. Там не имелось индейских государств, где можно было поживиться золотом так, как это удалось испанцам с португальцами, североамериканские индейцы вели практически первобытный образ жизни – но как-никак, с точки зрения европейцев, там имелись «бесхозные» земли, а это все же лучше, чем ничего…

Первую попытку устроить колонию в Северной Америке предпринял человек, оставивший в истории заметный след: англичанин Уолтер Рэли, пират и поэт, путешественник и философ (в те бурные времена сочетание самого оголтелого пиратства с занятиями поэзией и философией считалось в порядке вещей). Рэли в 1585 г. высадил в Америке несколько десятков поселенцев, но место выбрал неудачно: земля оказалась совершенно бесплодной, и незадачливые колонисты, промучившись год, вернулись в Англию, произнося в адрес пирата-философа разные нехорошие слова, на которые английский язык достаточно богат.

Рэли был человеком упрямым. В 1587 г. он высадил новую партию колонистов – сто шестнадцать человек, в том числе женщин и детей. Место, где они основали поселок, философствующий пират (или пиратствующий философ, поди пойми теперь) назвал Виргинией– в честь английской королевы Елизаветы, без особых на то оснований считавшейся девственницей («virginia» по-латыни как раз и означает «девственница»).

Только через три года туда смог заглянуть какой-то случайный английский корабль. И моряки не нашли в поселке ни единого поселенца. Все сто шестнадцать человек исчезли бесследно. Вместе с припасами, инструментами, кухонной утварью и оружием.

Это событие до сих пор остается одной из головоломнейших загадок американской истории. Не обнаружилось никаких следов нападения индейцев. На дереве английские моряки нашли вырезанное слово «Кроатон» – так называлось одно из обитавших поблизости индейских племен, но это ни о чем не говорило… В общем, так никогда и не отыскалось никаких следов пропавших колонистов, хотя в гипотезах, как легко догадаться, недостатка нет (в том числе имеет хождение и экзотическая версия о похищении поселенцев инопланетянами, но это уж по ведомству психиатрии и к нашему повествованию отношения не имеет…)

После этого англичане оставили всякие попытки освоиться в Америке чуть ли не на двадцать лет. Но тут вдруг поступили известия, что в Новом Свете замаячили главные соперники и конкуренты – французы. В Лондоне насторожились – и решили поспешать. Дело было не только в извечном соперничестве англичан и французов: в Англии развелось чересчур уж много безземельных и бесприютных бедняков, от которых было одно беспокойство. Брат Уолтера Рэли так и писал в своем меморандуме на высочайшее имя: «Мы могли бы обжить некоторую часть этих стран и поселить здесь бедствующих граждан нашей страны, которые ныне доставляют много хлопот государству и из-за нужды, гнетущей их на родине, принуждены совершать мерзостные преступления, отчего их каждодневно вздергивают на виселицах» (8).

Испанский посол в Англии в своем секретном докладе был с этим полностью согласен: «Первейшая причина, побуждающая их колонизовать эти земли, – стремление дать отдушину уйме оставшихся без дела несчастных людей и тем отвратить опасности, которые могут грозить с их стороны».

Таким образом, к освоению Америки Англию подтолкнул в первую очередь необычайно высокий процент бродяг и безработных, зашкаливший за опасные пределы… Британцы, уяснив проблему, действовали энергично: в 1606 г. новый король Яков I лично учредил Плимутскую и Лондонскую компании – самые настоящие акционерные общества «дворян, джентльменов и купцов». Вышеперечисленные господа в два счета собрали немалые денежные суммы на обустройство колоний за океаном. Естественно, не по доброте душевной: каждому акционеру полагались в Новом Свете немалые земельные владения.

В 1607 г. к берегам нынешнего американского штата Виргиния пристали три корабля, с которых высадилось сто восемь человек. В строгом соответствии с тогдашними британскими обычаями они делились на «джентльменов» и «работников». «Джентльмены» были дворянами, в основном младшими сыновьями в семье, которым по британским законам из наследства причиталась лишь дырка от бублика. Ну а работники были работниками, что тут еще скажешь? Вот так и получилось, что колонизация Америки началась именно с Юга.

Здесь же позднее родилась незатейливая песенка:

Места, без малейшего преувеличения, оказались райские – сущий Эдем. Плодороднейшие земли, где дают огромные урожаи кукуруза и табак, пшеница и фруктовые деревья. В лесах масса дичи, в реках – множество рыбы. В лесах деревья с ценной древесиной: красное дерево, камедь… Работники вкалывали, а джентльмены благоденствовали, став хозяевами огромных плантаций.

Одним из активнейших деятелей Виргинии, много сделавшим для процветания колонии, был Джон Смит – человек, чья биография даже для того бурного века выглядела крайне экзотично.

Сын небогатого английского крестьянина, он в шестнадцать лет сбежал не просто из дома, а – в Европу, где завербовался в солдаты. Воевал в голландской армии против испанцев, за хорошую плату поучаствовал во французских войнах католиков с протестантами, потом отправился к венграм, как раз сцепившимся с турками. К туркам Смит и угодил в плен. Турки, не особенно и заморачиваясь, продали его в рабство крымским татарам. От татар неугомонный крестьянский сын бежал к запорожским казакам, добрался до Московии, а оттуда – домой через всю Европу, подгадав как раз к отправке экспедиции в Виргинию.

На корабле с нашим героем снова что-то произошло. Судя по сохранившимся документам, бравый вояка всерьез собирался захватить власть и стать королем Виргинии. Его там же, на полпути в Америку, арестовали, но по прибытии в Новый Свет не просто освободили, а назначили одним из членов Совета, управлявшего колонией: со специалистами было туго, и власти решили, что непрактично будет разбрасываться такими кадрами, пусть и склонными к заговорам…

Правда, осмотрительные джентльмены, не особенно и допуская буйного Смита к текущим делам, выпихнули его исследовать новообретенные земли. Смит не особенно и упирался: все интереснее, чем сидеть на месте и шуршать скучными бумагами. Он плавал вдоль побережья, составляя карты, странствовал по суше – где ненароком закрутил бурный роман с очаровательной дочкой индейского вождя по имени Покахонтас (вполне возможно, эта романтическая история кому-то из читателей знакома по одноименному американскому мультфильму). В конце концов, постарев, подустав и получив несколько ранений, наш искатель приключений вернулся в Англию, купил именьице и зажил более-менее спокойно.

Ну, а что же Север?

Терпение, друзья мои, терпение…

К 1620 г. обозначилась «вторая волна» английских переселенцев, решивших попытать счастья в Новом Свете. Правда, на сей раз причины были не столько экономическими, сколько идеологическими. Точнее, религиозными. И переселенцы обитали не в Англии, а прозябали в Голландии, куда им пришлось бежать с родного острова…

Поскольку читатель, без сомнения, подзабыл, как обстояли церковные дела в Англии того времени, постараюсь вкратце напомнить. Король Генрих VIII в первой трети шестнадцатого столетия вывел британскую церковь из подчинения Риму, назначив ее главой самого себя. Новая церковь, получившая название англиканской, все же сохранила многое от католицизма: церковная иерархия (архиепископы, епископы, священники), пышные обряды, богато украшенные церкви, киоты и статуи святых, органная музыка, красивые облачения священнослужителей.

Но понемногу в Англии вслед за Европой развелись свои протестанты, именовавшиеся пуританами (от латинского «purus» – «чистый»). Эти люди, пренебрегавшие любой роскошью, одетые в черное с ног до головы, на первый взгляд провозглашали дельные вещи: следует, мол, восстановить первозданную чистоту и простоту христианства, жить не по лжи, честно трудиться, хранить супружескую верность, заставить духовенство отказаться от ненужной пышности…

Однако, как это частенько случается, благородные стремления очень быстро оказались доведенными до полного и совершеннейшего абсурда. Пуритане всерьез решили превратить всю страну в подобие монастыря. Яркая лента в прическе девушки, пестрое платье – смертный грех. Кружка доброго пива в воскресенье – смертный грех. Танцы и песни – смертный грех. И так далее. Особенно досталось от пуритан театру, который они именовали «чертовой капеллой», а драматургов, актеров и зрителей – «грешниками, язычниками, легкомысленными и безбожными людьми».

Новоявленные проповедники от слов перешли к делу – поносили «грешниц», любивших наряжаться, буянили в пивных, требуя от завсегдатаев покончить с питием «греховных жидкостей». В довершение всего устраивали скандалы на представлениях шекспировских пьес – за что бессмертный бард Уильям Шекспир, по достоверным историческим сведениям, прилюдно честил пуритан словечками, которые вытерпит не всякий забор…

Одним словом, как-то незаметно глашатаи благородных идей превратились в шайку экстремистов, увлеченно буянивших где только возможно, по поводу и без повода. Тут уж подключились власти, быстро сообразившие, что дела принимают скверный оборот. Король Яков I, мужик весьма неглупый, высказался прямо: сегодня эти оратели требуют отменить епископов, а завтра, чего доброго, и до короля доберутся… (Кстати, его величество как в воду смотрел: не прошло и тридцати лет, как пуритане сыграли огромную роль в английской революции и казни короля Карла I).

Как легко догадаться, за пуритан с превеликим рвением взялись тогдашние силовые структуры, которых, что греха таить, поддерживала британская общественность, не намеренная отказываться от пива, зрелищ, увеселений, танцев и праздников. И пуритане (отнюдь не горевшие желанием принять мученическую смерть за веру) стали разбегаться кто куда.

Группа таких беглецов, обосновавшаяся в Голландии, решила после долгих размышлений поискать счастья за океаном. Возглавлявший их тридцатилетний Уильям Брэдфорд принадлежал к суперрадикальной секте так называемых «браунистов», которым даже пуритане казались излишне развращенными. По браунистам, в христианской церкви имел право состоять отнюдь не всякий крещеный – а лишь небольшая кучка «избранных». Кто избранный, а кто нет, разумеется, определял глава секты….

Именно эта теплая компания, боявшаяся, что оппоненты до нее доберутся и в Голландии, решила перебраться за океан, чтобы строить там жизнь «с чистого листа», основать собственную землю обетованную по своему вкусу и разумению, под своей безраздельной властью.

Прослышав о готовящемся путешествии, к ним явился Джон Смит, которому наскучило сидеть дома, – и предложил свои услуги в качестве капитана, проводника, вообще специалиста по Америке. Наивный был человек… Компания Брэдфорда с негодованием отказалась от услуг старого искателя приключений, объявив, что присутствие среди них столь сомнительного субъекта может дурно повлиять на религиозную мораль общины.

Дело тут, впрочем, было не в морали, а в расчетливости. Брэдфорт к тому времени уже раздобыл написанные Смитом книги об Америке и составленные Смитом карты Америки – а потому сам Смит был уже и не нужен…

И вот настал великий (без преувеличения) миг. 6 сентября 1620 г. поднял паруса «Мэйфлауэр» – самый знаменитый корабль в истории Америки, чье название знакомо в США каждому ребенку. У нас это имя, не мудрствуя, переводят буквально – «Майский цветок», хотя «майским цветком» в Англии исстари называли боярышник.

Брэдфорд и его люди отправлялись в Америку отнюдь не «вольными стрелками». Поскольку денег у них не имелось, им пришлось заключить самый что ни на есть кабальный договор с Виргинской компанией: компания оплачивает всем переезд, а странники обязуются отработать на плантациях семь лет… Дефицит рабочих рук в Америке был адский, а выбирать Брэдфорду было не из чего.

Об этом мало кто помнит, но переселенцы отправились было через океан на двух кораблях. Однако второй, «Спидуэлл», всего через два дня плавания продолжать рейс не смог: на нем обнаружилась течь, и он вернулся в порт, а его пассажиры перешли на «Мэйфлауэр», благодаря чему последний и стал историческим судном. Ну, а бедолага «Спидуэлл» был прочно забыт…

Двухмесячное плаванье, протекавшее в самых жутких условиях (шторма, нехватка провизии и воды), закончилось успешно. На американскую землю высадились сто два человека – сорок один мужчина, девятнадцать женщин и сорок два ребенка.

Едва осмотревшись, мистер Брэдфорд самым беззастенчивым образом кинул своих нанимателей. С навигацией тогда обстояло не ахти, и капитаны сплошь и рядом плавали по тому принципу, что отражен в знаменитой некогда песне: «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону». Как выражаются у нас в Сибири, шпарили бесхитростно: на два лаптя правее солнышка. Вот и шкипер «Мэйфлауэра», некто Кристофер Джонс, малость промахнулся, полагая не без оснований, что Американский континент – земля протяженная и мимо все равно не проскочишь, обязательно упрешься в какую-нибудь сушу…

Возней с компасом и прочими приборами (если только у него имелись «прочие приборы») Джонс себя не особенно утруждал – и в результате причалил к берегу не в Виргинии, а на семьсот миль севернее (американская миля, напоминаю, равняется 1600 метрам). Большой был спец по навигации…

Поселенцы оказались в совершенно безлюдных местах, никому не принадлежавших, – в дикой глухомани. Однако Брэдфорд нисколечко не протестовал, потому что у него родилась гениальная идея… Странники подписали обязательство отработать семь лет в Виргинии? Но здесь-то, черт побери, не Виргиния, здесь ничьи земли, насчет которых в договоре ничего не говорилось!

А потому договор со спокойной совестью похерили. Виргинская компания, узнав, что ее облапошили, махнула рукой – у нее не было сил и возможностей, чтобы принудить нарушителей контракта, обосновавшихся аж за семьсот миль от Виргинии, выполнять взятые на себя обязательства…

Место, где обосновались пуритане, сейчас называется Массачусетским заливом. Так на Американском континенте появились два отдельных английских поселения, разделенных, в переводе на наши меры, более чем тысячей километров. Так появились Север и Юг. Южане называли себя виргинцами, а северянам дали пренебрежительную кличку «янки». По самой достоверной из множества версий, она происходит от имени некоего датчанина Яна Киза (Jan Kees – yankee).

А вот дальше, на мой взгляд, произошла вопиющая несправедливость. Судите сами. Первой была основана южная колония Виргиния – в 1607 г. Только тринадцать лет спустя образовалась северная, Массачусетс – в 1620 г. И тем не менее в США именно с северной колонии ведется отсчет исторических дат, именно к ней привязаны главные национальные праздники. 22 декабря, день высадки на берег пассажиров «Мэйфлауэра», пышно отмечается в Америке как Forefather’s Day – «Прародительский день». Название «Мэйфлауэр» известно каждому американскому дитяти. Между тем дата высадки южан, имевшая место быть на тринадцать лет раньше, известна лишь узким специалистам, названия кораблей вирджинцев забыты совершенно (мне, несмотря на долгие поиски, не удалось откопать ни одного из трех), в США есть памятник Брэдфорду, но не сыщется памятников Джону Смиту – который, помимо всего прочего, как раз первым и исследовал те места, где впоследствии возникли штаты Новой Англии… В США считается невероятно престижным вести свою родословную от «отцов-пилигримов» с «Мэйфлауэра» – но гораздо менее престижным считается быть потомком поселенцев с трех виргинских кораблей…

Подозреваю, все дело в том, что в Гражданской войне победил Север, а не Юг. Случись иначе, все было бы наоборот… Историю, как давно известно, пишут победители.

Сама по себе история становления колоний – и южной, и северной – достаточно интересна. Здесь и кровопролитные войны с индейцами, и голодные зимы, когда порой даже разрывали могилы и питались покойниками, и более веселые моменты. Вот только она, в общем, к теме данной книги имеет мало отношения, а потому я ее опущу.

Разговор пойдет о другом – о рабочих руках.

Рабочих рук, как уже говорилось, катастрофически не хватало что на Юге, что на Севере. На Юге возникли крупные плантации, а Север был представлен гораздо более скромными по размеру фермерскими хозяйствами – но проблема была общей и для виргинцев, и для янки.

Перед испанцами и португальцами такая проблема в свое время не стояла – на них работали индейцы. Но североамериканских индейцев к подневольному труду приспособить не удавалось. Все дело в менталитете. Испанцы и португальцы захватили государства. Тамошние индейцы за столетия привыкли вкалывать на старшего, не покладая рук, а потому белые завоеватели, собственно, ничего нового в сложившуюся систему не внесли, всего лишь заняли место индейской правящей верхушки, и не более того.

В Северной Америке дело обстояло иначе. Индейцы в тех краях вели первобытный образ жизни, а потому у них просто-напросто не умещалась в сознании идея, столь привычная европейцам: подневольный труд на чужого дядю. Все попытки поселенцев «приспособить» индейцев к работе оказались безуспешными, краснокожие держались стойко: хоть убей, а работы не дождешься! Ни битье не помогало, ни показательные убийства. Вдобавок племена, откуда белые захватывали работников, в отместку нападали на поселения, сжигая все дочиста и истребляя все живое.

В конце концов и южане, и северяне плюнули и отступились, четко осознав, что из индейцев работников не получится и продолжать в том же духе выйдет себе дороже. Но выход все же, поразмыслив, отыскали…

Нет, вы зря подумали про негров. Первые рабы в американских колониях были белыми и происходили из Европы…

2. Семь – число несчастливое…

Гораздо позже, когда противоречия между Югом и Севером дошли до критической черты и война вот-вот должна была грянуть, поэт-южанин Джон Рэндолф на одном из собраний говорил: «Эти джентльмены с Севера думают, что мы склоним головы перед нашими черными рабами; так пусть они знают, что мы заставим их раболепствовать перед их собственными рабами – белыми».

Рэндолф, конечно, чуточку преувеличил – к тому времени ни на Севере, ни на Юге уже не осталось белых рабов. Но раньше, до американской революции, их число было громадным…

Речь идет о так называемых «сервентах» (от латинского «сервентус» – «слуга»). На деле значительная часть слуг были настоящими бесправными белокожими рабами. О них помнят слабо, потому что на памяти в первую очередь чернокожие рабы, – но они были…

Вообще-то именно Англия была инициатором широкого развития рабства в своих американских колониях. Напоминаю: колонии были в первую очередь акционерным предприятием, и значительная часть американских земель принадлежала не обосновавшимся там «джентльменам», а господам акционерам из Лондона, многие из которых в жизни не бывали в Америке, но желали иметь хорошие прибыли с вложенных денег. А потому Лондон прямо-таки требовал от колоний не разбрасываться на всякую «ерунду» вроде выращивания тыкв, рыболовства и охоты на пушного зверя, а бросить все силы на создание огромных плантаций, ориентированных на какую-то одну сельскохозяйственную культуру. Именно с таких плантаций и поступал нешуточный доход – а обеспечить его можно было только с помощью подневольного труда бесправных рабов, работавших исключительно за одежду и кормежку. Экономика, господа мои, только и всего…

Классический пример – южный штат Джорджия. Рабство там ввели только в 1750 г. – по настоянию Лондона, которому требовался отличный виргинский табак. Южный же штат Южная Каролина десятки лет прекрасно существовал без рабства, производя кукурузу, свинину, вывозя оленьи кожи, древесину и пеньку (все это вовсе не требовало рабского труда). Однако к 1710 г. те самые акционеры из Лондона категорически порекомендовали заняться рисом – а вот рисовые плантации существовали исключительно на рабском труде.

В общем, не сами южане придумали и пестовали рабство – они всего лишь вынуждены были выполнять директивы Лондона…

Вернемся к сервентам, именовавшимся еще «кабальными слугами» и на протяжении всей колониальной эпохи составлявшим от 10 до 15 процентов населения.

Таковые делились на две категории: добровольных и недобровольных. «Добровольцы» звались еще «выкупниками» и «учениками». Выкупники в оплату за проезд в Америку должны были отработать в качестве слуг (в доме, на ферме, в мастерской) от двух до семи лет – без права в течение этого срока менять хозяина, жаловаться на скверное обращение, вообще «качать права». Это, конечно, было не рабство, но и никак не свобода.

«Ученики» – это дети из бедняцких семей, которые были обязаны за обучение ремеслу отработать определенный срок, заканчивающийся обычно по достижении ими двадцати одного года (при том, что в ученики можно было попасть и лет в десять). Часть из них в Америку отправляли сами родители, будучи не в силах прокормить, а часть (обычно сирот и бездомных) высылали в колонии английские власти. Легко догадаться, что любой хозяин пытался выжать из подобной рабочей силы все, что только возможно…

С «недобровольными» сервентами дело обстояло еще хуже. Часть из них составляли коренные американцы, которых превращали в кабальных слуг местные суды за неуплату долгов или мелкие уголовные преступления вроде воровства или самовольной отлучки с работы. И уж эти бедолаги свой семилетний срок отбывали от звонка до звонка, не обремененные и минимумом прав.

Кроме того, из Англии шел прямо-таки «бурный поток» людей, отправляемых в белые рабы насильно.

Начнем с детей. Англичане создали целую индустрию по похищению детей – как у себя в стране, так и в Европе. Специальные агенты высматривали на улицах бедно одетых детей, за которых явно некому было бы вступиться. Выбрав подходящий момент, хватали, тащили в «накопители», а потом целыми кораблями отправляли за океан. Один из таких прохвостов похвалялся, что за двенадцать лет похитил и переправил в колонии по пятьсот ребятишек ежегодно (8).

И наконец, хозяйственные англичане массами отправляли в колонии уголовных преступников, которым смертная казнь или пожизненное заключение заменялось кабалой в колониях на срок от семи до четырнадцати лет, а порой и пожизненно. А заодно брали и бродяг. Перечень «негодяев и бродяг», которых следовало ловить и высылать за океан, был разработан четко: «Всех тех, кто, попрошайничая, называет себя школярами; всех моряков, которые делают вид, что потеряли свои корабли и товары в море и слоняются по стране, выпрашивая милостыню; всех праздношатающихся людей по любой сельской местности, которые либо попрошайничают, либо занимаются всякими таинственными ремеслами или нелегальными играми… актеров, выступающих в интермедиях, и бродячих музыкантов… всех этих странников и простых работников, слоняющихся без дела и отказывающихся трудиться за разумную оплату, которую обычно предлагают».

«Разумная оплата» составляла сущие гроши. Такая вот старая добрая Англия, колыбель европейской демократии…

В колонии, кроме того, массово отправляли «политических». Английский закон, направленный главным образом против секты квакеров, гласил: всякий, кто был трижды признан виновным в посещении «незаконных религиозных собраний», будет выслан в колонии на семь лет. Такая же участь ждала тех, кто знал об этих «незаконных собраниях», но не донес властям… (8). Это – на заметку тем прекраснодушным интеллигентам, кто полагает, что уголовную ответственность за «недонесение» придумали в Советском Союзе злобные чекисты…

Тех, кто читает и любит книги Рафаэля Сабатини о приключениях капитана Блада, могу проинформировать: события там изображены в строжайшем соответствии с исторической правдой. Когда было разгромлено восстание Монмута (в котором по воле автора случайно оказался замешан вымышленный Блад), вождей мятежа казнили, а рядовых участников и в самом деле отправили в рабство в колонии. Между прочим, в старинных документах того времени среди взятых в плен мятежников действительно значится некий ирландец по фамилии Блад…

В колониальное рабство отправляли и участников восстания ирландцев против диктатуры Кромвеля, и многих других бунтовщиков – опять-таки навечно.

Ну, а вдобавок по Европе странствовало множество вербовщиков, расписывавших простакам сказочные сокровища Америки: «Они способны были убедить любого, что в Америке нет ничего, кроме Елисейских полей, изобилующих дарами природы, добывание которых не требует никакого труда; что в горах много золота и серебра, а колодцы и родники наполнены молоком и медом; что любой иммигрант, отправляющийся туда в качестве слуги, станет богачом, девушка-служанка превратится в грациозную леди, крестьянин станет дворянином» (93).

Дуралеев, подмахнувших контракт, обычно до отплытия держали в английских тюрьмах – чтобы ненароком не передумали и не сбежали. Все, и принудительные, и добровольные, плыли через океан в жутчайших условиях. Капитаны кораблей, которые за перевозку сервентов получали немалые денежки с головы, напихивали людей в трюмы, как сельдей в бочки. Пассажиры, как прилежно засвидетельствовали американские историки, от четырех недель до четырех месяцев валялись в трюме не раздеваясь и страдали из-за скудости рациона. Отмечено много случаев, когда оголодавшие «счастливцы» охотились за мышами и крысами. Случалось и похуже. На одном из кораблей полупомешанные от голода люди съели шесть трупов своих умерших ранее спутников (93, 58). Смертность, кстати сказать, была ужасающей: в 1709 г. на одном из кораблей из четырехсот «контрактников» за время пути умерло восемьдесят, но в 1730 г. этот мрачный рекорд был побит: из партии в сто пятьдесят сервентов до Америки доплыли только тринадцать.

По прибытии в Америку сервентов (в том числе и «добровольцев») преспокойнейшим образом распродавали. Подлинное объявление в одной из американских газет: «Только что в Лидстаун прибыл корабль „Юстиция“ с примерно сотней физически здоровых сервентов – мужчин, женщин и мальчиков. Продажа состоится во вторник, 2 апреля».

Между прочим, это объявление относится к 1771 г., когда американская революция вот-вот должна была грянуть…

Тех, на кого покупателей не нашлось, отдавали так называемым «торговцам душами», которые торговали белыми рабами, так сказать, вразнос – этакие коробейники. Они брали некупленного за шкирку, вели в глубь страны и предлагали всем желающим по дешевке: «А вот кому?!»

В американской истории зафиксирован анекдотический случай – белый раб оказался малым сообразительным и проворным. Пока его торговец спал в сарае, он отправился к местным и преспокойно заявил, что «торговец душами» как раз он, а в сарае дрыхнет свежедоставленный раб. Продал его, получил денежки и благополучно скрылся. Как выпутался из этой истории торговец, мне неизвестно.

Но подобные шутки случались редко – сплошь и рядом было не до смеха. Нужно добавить еще, что семьи белых рабов, как и черных, повсеместно разлучали: мужа покупал один хозяин, жену – другой, дети попадали к третьему. Однажды произошел вовсе уж диковинный казус, в котором трагическое мешается с комическим: некий человек, приехав однажды в Америку, смог выбиться, как говорится, из грязи в князи, разбогатев, решил прикупить себе сервентов. Заочно, не видя «товара», приобрел белого раба, его жену и дочь. Когда товар доставили, оказалось, что это отец, мать и сестра покупателя… Случалось и такое.

Самое примечательное: белым рабам жилось гораздо хуже, чем черным! Причины ясны из письма, написанного в восемнадцатом веке: «Негры являются пожизненной собственностью, смерть рабов в расцвете молодости и сил наносит материальный ущерб владельцу; поэтому почти во всех случаях рабы живут в более комфортабельных условиях, чем несчастные европейцы, в отношении которых строгий плантатор проявляет неумолимую жестокость. Они выбиваются из сил, чтобы выполнить порученную им работу».

Ассамблея Виргинии (орган местного самоуправления) еще в 1662 г. отмечала: «Варварское обращение жестоких хозяев с рабами вызвало множество скандалов и нанесло ущерб престижу страны в целом, в результате чего люди, которые намеревались приехать сюда, теперь воздерживаются от этого из-за всяких опасений; и по этой причине приток, особенно мужской, рабочей силы и благосостояние владений его величества наталкиваются на большие трудности».

Речь идет исключительно о белых рабах. Подобные заявления ничего, в общем, не изменили – положение сервентов оставалось ужасающим. За все время кабальной службы белый раб не получал ни гроша заработной платы, работая исключительно за ночлег, пищу или обучение ремеслу (даже одежды не полагалось, приходилось все эти годы донашивать ту, в которой приплыл). Для «добровольцев» после отбытия срока (а как это иначе назвать?) полагалось скудное вознаграждение: кое-какая одежонка, немного денег, иногда участок земли. Но до этого нужно было еще дожить – хозяин из временного работника, как уже говорилось, старался выжать все соки. Продолжительность рабочего дня и условия труда устанавливал сам хозяин – а сервент не имел права протестовать. В 1663 г. шестеро кабальных слуг в штате Мэриленд (Север!) отказались работать и пришли в суд жаловаться на своего хозяина, который кормил их скудно, а мяса они и в глаза не видели. Судья, не моргнув глазом, заявил: ежели вы, сукины дети, немедленно не пойдете работать, получите по тридцать плетей! И ушли бедняги восвояси…

Бегство от хозяина, кстати, каралось не только жестокой поркой, но и удвоением (а то и утроением) срока кабальной службы. За повторный побег белому рабу выжигали раскаленным железом клеймо на шее и плече.

Свидетельство современника: «Я видел, как надсмотрщик бил сервента палкой по голове, пока не потекла кровь, за промах, о котором и говорить не стоит».

Белого раба можно было не только избивать как душе угодно, но и убить вообще. Английский писаный закон гласил: «Если раб, будучи наказан хозяином за бегство или другой проступок против него, потеряет жизнь или какой-либо член, то никто не обязан за это никаким возмещением. Но если кто-либо из баловства или жестокости намеренно убьет своего раба, он уплатит в казну 15 фунтов стерлингов» (237).

Для богатого плантатора уплатить казне 15 фунтов было не труднее, чем нынешнему олигарху оплатить штраф за неправильную парковку. Процитированный закон относится не к американским колониям, а к британскому острову Барбадос, но в Америке дела обстояли примерно тем же образом. В 1666 г. (и снова на Севере!) под судом оказалась некая супружеская пара: хозяйка, воспитывая своего сервента, так увлеклась, что ненароком отрезала ему все пальцы на ногах, отчего бедолага умер. Суд дамочку оправдал вчистую. Там же, в те же примерно времена, стало известно, что другой «крепкий хозяин» заковал сервента в цепи и забил до смерти, а двух «контрактниц»-служанок изнасиловал. Суд вынес шалунишке порицание – по делу об убийстве, а изнасилования вообще рассматривать не стал.

Законы северного штата Массачусетс о рабстве высказывались, надо признать, не без некоторого изящества: «Среди нас никогда не будет ига рабства, крепостной зависимости или людей, содержащихся на положении пленников, если это не законные пленники, захваченные в справедливых войнах, или иностранцы, добровольно продавшие себя или проданные нам. Но и эти будут пользоваться всеми свободами и христианским обращением, которые предписаны моралью Божьего закона в Израиле для таких лиц. Это, однако, никого не освобождает от рабства, присужденного властями».

Как видим, белого человека держать в рабстве нельзя… но ежели по закону, то можно. Легко догадаться, что ни о каких таких свободах или «христианском обращении» речь в большинстве случаев и не шла. Кстати, формулировки статей закона об отбывших свой срок, оставляли для хозяев лазейки: «Каждый сервент, который служил верно и добросовестно на пользу своему хозяину семь лет, не должен быть отпущен без всего; если же он не проявил верности, добросовестности и усердия на своей службе при хорошем обращении с ним хозяина, он не будет отпущен на свободу, пока власти не сочтут, что он выполнил свои обязательства».

Все зависело, как видим, исключительно от доброй воли хозяина – или отсутствия таковой. Человек беззастенчивый мог заявиться к властям и с честными глазами уверять, что его раб, которому пришел срок освобождаться, ни верности, ни добросовестности, подлец, не проявил, да и усердия от него было не дождаться – а значит, пусть еще годик-другой потрудится за харчи и ночлег где-нибудь в хлеву…

Бесстрастная история свидетельствует: примерно четверть сервентов умирала до истечения срока, надорвавшись. А семьдесят процентов счастливчиков, доживших до свободы, причитавшегося им земельного надела так никогда и не получили, опять-таки пополнив ряды наемных рабочих, разве что наделенных чуточку большими правами: теперь их нельзя было бить и убивать безнаказанно, только и всего…

Можно добавить еще, что сервентам категорически запрещалось вступать в брак без разрешения хозяина – а разрешения такового чаще всего было не дождаться: кому захочется, чтобы его раб отвлекался на всякие глупости вроде жены и детей? Был принят специальный закон, по которому брак раба и рабыни, заключенный без разрешения хозяина, «должен рассматриваться как прелюбодеяние или внебрачная связь, а дети должны считаться внебрачными». «Грешникам» опять-таки продлевали срок рабства.

Ничего удивительного, что иные тюремные сидельцы в Англии предпочитали оставаться «на нарах» вместо того, чтобы отправиться в Америку в качестве сервента. Некоему Филиппу Гибсону, приговоренному к смертной казни за уличное ограбление, предложили вместо этого отправиться пожизненно в Америку – но Гибсон все же предпочел виселицу. Весьма показательный пример…

Что до процентного соотношения белых и черных рабов, то оно выглядит крайне любопытно: в Виргинии в 1683 г., например, насчитывалось три тысячи черных рабов и двенадцать тысяч белых. В других местах соотношение было примерно такое же…

Самое интересное, что в американских колониях процветал между рабами самый натуральный интернационализм, без малейшей розни по цвету кожи. Северный штат Мэриленд принял в свое время специальный закон, направленный против браков черных и белых: белая женщина (неважно, рабыня или свободная), вышедшая замуж за негра, получала семь лет кабального услужения, а негр, если он был свободным, попадал в рабство пожизненно. Коли уж пришлось принимать специальный закон, надо полагать, подобные браки имели большое распространение…

Ну, а поскольку натура человека такова, что он не всегда будет сносить издевательства, белые рабы не только пускались в бега, но и восставали. Как черные, так и белые.

Первое крупное восстание черных произошло не на Юге, а как раз на Севере, в 1712 г. в Нью-Йорке. 25 негров и 2 индейца подожгли дом и убили девятерых белых. Восставших перехватали солдаты, и 21 человек из них был казнен. Губернатор докладывал в Лондон: «Одних сожгли, других повесили, одного колесовали, одного живым повесили в городе на цепях». Одного из чернокожих бунтовщиков в назидание другим северяне, будущие «прогрессивные борцы против рабства», поджаривали на костре восемь часов…

Однако еще за полсотни лет до этого в Виргинии белые и черные рабы устроили совместный заговор – но были выданы предателем и казнены. Там же, судя по сохранившимся документам, было немало случаев, когда сервенты прятали беглых чернокожих – а то и бежали вместе.

В 1741 г. в том же Нью-Йорке насчитывалось десять тысяч белых рабов и две тысячи черных. После начавшихся зимой загадочных пожаров черных и белых обвинили в совместном заговоре с целью выжечь город дотла. Неизвестно, как все обстояло на самом деле, но среди казненных были не только черные, но и белые рабы (в том числе две белые служанки).

Американский историк Э. Морган: «Есть намеки на то, что две группы презренных изначально видели друг друга разделяющими одну судьбу. Например, среди сервентов и рабов были обычным делом совместные побеги, похищение свиней, попойки. Среди них не было необычным предаваться совместным любовным утехам. Во время восстания Бэкона один из последних сдавшихся в плен отрядов состоял из восьмидесяти негров и двадцати сервентов-англичан».

Подобных примеров – множество. В 1661 г. мятежники под предводительством Фрейда и Клаттона не только сколотили отряд, но раздобыли даже пушки и собирались пройти во всей стране, собирая к себе как белых рабов, так и черных, – и намеревались добиваться свободы для всех…

И завершить наш невеселый рассказ можно одним из превеликого множества объявлений о побеге, взятым из американской газеты: «Бежал от нижеподписавшегося, проживающего в Аппер-Пеннс-Нет, округ Салем, 27 августа сего года слуга-шотландец, по имени Джеймс Дик, около 30 лет от роду, ростом около пяти футов восьми дюймов, волосы рыжеватые, цвет лица свежий, смотрит исподлобья, говорит хриплым голосом; во время побега на нем был железный ошейник (так как это уже восьмой его побег) и темная куртка из медвежьей шкуры. Кто поймает упомянутого слугу и обеспечит его возвращение господину, получит награду в три доллара, которую заплатит Томас Кэри младший».

Это типичнейшее объявление появилось в газете северного штата Пенсильвания. И не когда-нибудь, а в сентябре 1773 г., когда американская революция уже, можно сказать, стояла на пороге.

Подводя итоги, сделаем несколько важных выводов. Во-первых, рабы в Америке были не только черными, но и белыми, причем порой количество белых превосходило количество черных в несколько раз. Во-вторых, рабство в Америке (как черное, так и белое) было введено исключительно усилиями господ из Лондона, заботившихся об увеличении своих барышей. В-третьих, до определенного момента не только южане, но и северяне вовсю пользовались рабским трудом как черных, так и белых – причем сплошь и рядом северяне превосходили южан в жестокости. Помнить об этом необходимо, чтобы получить полную картину событий, предшествовавших американской Гражданской войне.

А потом грянула американская революция. О ней написано достаточно, и в мою задачу не входит повторять общеизвестные факты. Уточню лишь, что именно американская революция покончила с институтом сервентов (число которых за все время существования колоний только в материковой Америке достигало 50 000 человек, не считая английских плантаций на островах Карибского моря). Белое рабство отошло в прошлое. Черное осталось.

Ну, а кто все же его организовал и поддерживал? Попробуем разобраться…

3. «Черное дерево»

Когда лондонские акционеры потребовали от колоний, расположенных на Юге, сделать упор на производство табака, риса и хлопка, почти сразу же встала проблема рабочих рук. Индейцы, как мы уже видели, не годились. Белые рабы тоже не особенно подходили – они плохо переносили непосильный труд в жарком, не везде здоровом климате Юга, умирали сотнями, при первой возможности бежали, благо укрыться им было довольно легко: ни цветом кожи, ни языком они не отличались от белого населения Америки. Да и обходились они дорого для «массированного» использования на плантациях. Потому-то рабский труд белых и применялся главным образом на Севере ввиду местной специфики.

Лондонские джентльмены, озабоченные жирными прибылями, задумались всерьез: где бы взять совершенно бесправных рабочих, которые, во-первых, хорошо переносили бы жаркий климат, а во-вторых, были бы совершенно чужими для американских поселенцев?

Ответ искали недолго: негры, конечно же!

Но не будем забегать вперед. Вернемся во времена «королевы-девственницы» Елизаветы, в конец шестнадцатого столетия.

Англия, опоздавшая к дележу американских богатств, далеко не сразу стала устраивать на суровых североамериканских берегах крохотные поселения. Сначала в ход пошла типично рэкетирская мораль: у испанцев много добра, а у англичан мало, следовательно, нужно заставить поделиться…

И Англия послала в море целые пиратские эскадры, которые без зазрения совести перехватывали груженные золотом испанские флотилии, а также нападали на испанские города в Америке и гребли под метелку все ценное, пытками вымогая у жителей золото и серебро.

Кадры для этих экспедиций иногда комплектовались при самых причудливых обстоятельствах. Вот пикантный пример, показывающий к тому же, что за уголовный бардак царил в «доброй старой Англии». В 1573 г. Елизавета отправила во Францию своего посла графа Уорчестера, который вез в подарок французскому королю Карлу IX большое золотое блюдо. В те времена короли в таких случаях не мелочились, и блюдо это, можно смело полагать, было весьма увесистым. В Ла-Манше на посольское судно напали английские же пираты. Сам посол каким-то чудом ухитрился бежать и даже спасти блюдо, но всех его спутников пираты перерезали и захватили у них разного добра на сумму 500 фунтов стерлингов (по тем временам столько стоило немаленькое поместье какого-нибудь герцога). Рассвирепевшая королева приказала: ловить! Ее капитаны быстренько выполнили приказ, наловив в Ла-Манше несколько сотен пиратов. Из них повесили только троих, а остальных королева приказала зачислить в свой военный флот, действующий против испанцев в Америке. Хозяйственная была женщина – к чему разбрасываться столь ценными кадрами?!

Вообще-то по морям-океанам шаталось бесчисленное количество представителей всех без исключения европейских наций. Но только Англия превратила пиратство практически в целую отрасль «народного хозяйства». Все выглядело просто и цинично: ее величество королева – выражаясь современным языком, – крышевала своих молодчиков, выдавая им официальные грамоты на столь предосудительное занятие, «отмазывала» после протестов испанских дипломатов – ну, а благодарные пираты отстегивали своей покровительнице изрядную долю добычи.

Френсис Дрейк

Знаменитый Френсис Дрейк (причем в период прочного мира между Англией и Испанией), сплавал к американским берегам, где каким-то образом раздобыл столько золота и серебра, что его перегруженный корабль едва не затонул. Испанский посол, превосходно знавший, как именно Дрейк разжился драгметаллами и сколько городов выгорели дотла, требовал от королевы отрубить Дрейку голову. Королева возвела бравого моряка в дворянство, а чуть позже пожаловала титул баронета и адмиральский чин. Благодарный Дрейк преподнес ей привезенный из Америки огромный бриллиант, которым королева тут же украсила свою корону. Его собрат по ремеслу Джордж Клиффорд стал за схожие достижения графом Камберлендским и был удостоен высшего английского ордена Подвязки.

Время от времени, правда, в Англии с превеликим шумом, демонстративно сажали в тюрьму пару-тройку пиратских капитанов – из тех, кто привез мало или плохо делился. Но основная масса «морской братвы» под крылышком королевы процветала.

Интересно, что плавали эти ребятки под красным флагом – так уж отчего-то сложилось. В 1596 г. Первый лорд Адмиралтейства (сиречь – военно-морской министр) так и писал в приказе по флоту: «Во время боя вместо постоянных корабельных флагов поднимать боевое полотнище красного цвета» (207). Впрочем, французы тоже до середины XVIII в. использовали красный флаг, а испанские пираты – черный (пока еще без черепов с костями и прочих фигур, которые стали широко распространяться на пиратских штандартах только во второй половине означенного столетия).

Ну, а что касается мирных британских купцов-мореплавателей, то они в том же шестнадцатом столетии уже освоили крайне специфические методы получения прибыли. В то время уже существовали страховые общества, выдававшие полисы в том числе и на корабли с товарами. Оборотистый английский купец страховал свое судно и груз в Голландии, потом в Испании, затем устраивал так, что корабль шел ко дну, – и получал денежки по страховке и в Амстердаме, и в Мадриде…

Веселые были времена… И тут-то, в самом начале семнадцатого столетия, появилось новое, чертовски прибыльное ремесло – работорговля.

Самое раннее дошедшее до нас документальное свидетельство о плавании в Африку с целью захвата рабов – это дневник некоего сеньора Азауары, командовавшего отрядом португальских работорговцев в 1446 г. Тогда было захвачено 165 человек.

Очень быстро подобные налеты на африканские берега стали гораздо масштабнее. Первое время негров-рабов возили исключительно в испанские американские владения (ну, и в португальские, конечно). Самое поразительное – массовый ввоз негров в Америку был вызван, вы не поверите, гуманизмом…

Кое-кто, наверное, помнит по школьным учебникам истории испанского епископа Бартоломео де Лас Касаса, который немало трудов положил на то, чтобы освободить от рабства американских индейцев. Большой был борец за права индейцев, массу сил и красноречия положил, убеждая, что краснокожие – такие же люди, как и белые, что у них тоже есть бессмертная душа, а потому грех держать их в рабстве… И в конце концов добился своего: рабство индейцев в испанских владениях было отменено.

Это, в общем, чистейшая правда – но далеко не вся. А полная правда (о чем советские учебники, да и многие исторические труды старательно умалчивали) состояла в том, что на смену индейцам епископ предложил завозить из Африки негров. Вот у негров, по его глубокому убеждению, никакой бессмертной души не имелось, и на них гуманизм Лас Касаса как-то не распространялся. С заядлыми гуманистами такое случается сплошь и рядом, избирательный какой-то у них гуманизм…

Идеи Лас Касаса многим пришлись по вкусу. Индейцев освободили, а на их место принялись завозить африканцев. Возникли самые настоящие транснациональные корпорации, объединившие представителей самых разных стран: «черную работу», то есть плавание в Африку за рабами, взяли на себя португальцы, а финансировали их предприятие флорентийские, генуэзские и немецкие банкиры. Получался сущий интернационал…

Одно немаловажное уточнение: не стоит думать, будто и далее рабов добывали лихими набегами на прибрежные селения. Таким способом много невольников не добудешь. Все обстояло еще непригляднее: белым в больших количествах продавали своих соплеменников сами же африканские властители, которые ничуть не походили на опереточную фигуру черного вождя-алкоголика из бессмертного романа Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан». Ничего подобного: черные партнеры португальских купцов были вполне трезвыми и вменяемыми, респектабельными господами, умевшими считать деньги. И в уплату они получали не бусы и самогонку, а полновесное золото…

Такова уж человеческая натура, независимо от цвета кожи: если продавать на сторону своих подданных окажется крайне выгодным бизнесом, можете не сомневаться, продавать он будет. Африканские правители, воевавшие друг с другом не менее ожесточенно, чем европейские, пленных попросту продавали тем же португальцам. Слово современному историку: «Короли Конго еще в XVI в. приняли крещение и вассалитет от Португалии… Черные вожди стали графами, герцогами, маркизами, носили португальские наряды, парики, шпаги, посылали детей учиться в Лиссабон, говорили по-португальски, строили европейские дома, а при дворе действовал португальский этикет и на балах танцевали европейские танцы» (191).

Ничего особо оскорбительного для африканцев тут нет: столь же просвещенные английские господа в париках торговали своими земляками – как и утонченные русские баре. Я же говорю, хомо сапиенс – сволочь изрядная…

Подобное положение дел сложилось не только в Конго. На территории нынешней Анголы власть в нескольких государствах захватили своеобразные африканские «военные братства», переводя на европейские мерки – нечто среднее между дворянством и рыцарскими орденами. Эти спесивые ребятки, звавшиеся «имбанга ла», население захваченных ими земель (столь же чернокожее) презирали примерно так, как французский знатный дворянин презирал собственных крестьян. И вовсю торговали «простолюдинами» с теми же португальцами. Довольно быстро параллельно с официальной работорговлей возникла и нелегальная – в этом увлекательном бизнесе трогательно слились родовитые португальские губернаторы и гордые африканские «рыцари». Рабов, как любой товар, упекали «налево», денежки раскладывали по собственным карманам и набедренным повязкам, а когда из Лиссабона приходили запросы королевских чиновников, удивленных тем, что очередная партия невольников куда-то запропастилась, губернаторы не моргнув глазом отписывали: имеем честь доложить вашему сиятельству, что невольники, о которых вы имеете честь справляться, перехвачены в диких африканских дебрях племенем каннибалов и сожраны все, до последнего человека… Я нисколечко не шучу. Все именно так и обстояло, и довольно долго, пока королевские ревизоры не разобрались, что их дурачат…

В 2001 г., по сообщениям прессы, Организация Африканского Единства собиралась всерьез предъявить США и другим государствам, когда-то занимавшимся работорговлей в Африке, колоссальный судебный иск за тот ущерб, что Африка понесла от работорговли. Я не знаю, чем кончилось дело (речь шла о фантастической компенсации в 777 триллионов долларов), но в данном конкретном случае ответчики вполне могли бы заявить, что часть вины лежит и на тогдашних африканских лидерах, увлеченно торговавших своими подданными оптом и в розницу. И, самое грустное, европейцы были бы совершенно правы: без активного содействия черных вождей работорговля в таких масштабах была бы попросту невозможна…

Впрочем, до середины семнадцатого столетия, примерно до 1650 г., масштабы были довольно скромными. Сначала, как уже говорилось, работорговлей ведали португальцы. Потом голландцы напали на португальские владения в Африке и захватили несколько городов на побережье. По какому-то странному совпадению все эти города были «перевалочными базами» работорговли… Но и при голландцах масштабы вывоза негров оставались все еще скромными – от пяти до тринадцати тысяч человек в год.

Прошу прощения у читателя, что употребляю для столь печальных обстоятельств слово «скромные», но что тут поделаешь, если по сравнению с последующими событиями эти цифры и впрямь весьма скромны…

В солидном историческом труде об Испанской империи встречается интересная фраза: «После 1650-х коммерцию поддерживали главным образом не испанцы, а другие европейцы» (75).

Автор книги – англичанин. И его уклончивые слова о «других европейцах», как это сплошь и рядом у англичан водится, призваны изящно замаскировать кое-что крайне неприглядное для Британии. Поскольку под деликатным псевдонимом «другие европейцы» выступают англичане – только англичане, в первую очередь англичане…

Вновь на сцену выходит добрая старая Англия. Обогатившись американским золотишком, разгромив конкурентов-голландцев, одно время всерьез воевавших с Британией за первенство на морях, англичане не могли пройти мимо столь прибыльного занятия, как работорговля. И с ходу постарались не просто вклиниться в этот доходный бизнес, а играть в нем главную роль…

Есть у англичан интересное качество: мало того, что они быстренько подключались к любой гнусности, способной принести хорошие денежки, так еще и в сжатые сроки усугубляли эту гнусность до немыслимой степени…

Так произошло и с работорговлей. До англичан дело было поставлено, в общем, по-дилетантски, но британцы в два счета придали ему надлежащий размах и профессионализм.

Прежние торговцы были сугубыми одиночками, выправлявшими лицензии каждый для себя. Англичане в два счета создали новое акционерное общество, во главе которого, не мелочась, поставили брата короля, герцога Йоркского. И понеслось… За двадцать следующих лет англичане продали в Вест-Индию сто шестьдесят тысяч рабов – в год это выходило больше, чем раньше продавали все работорговцы из разных стран вместе взятые. Согласно чисто английской специфике, где протестантская вера и бизнес были неразрывно переплетены, среди кораблей, перевозивших «черное дерево», были и носившие названия «Иисус» и «Иоанн Креститель».

Потихоньку-полегоньку англичане стали вытеснять с рынка конкурентов. Сначала выкинули испанцев, которых поначалу согласились взять в долю. Потом разбили голландский флот, после чего страна тюльпанов вышла из бизнеса. После Утрехтского мира, в 1713 г. завершившего очередную европейскую войну, англичане выговорили для себя уже монопольное право поставлять рабов в Америку – как в свои колонии, так и испанцам с португальцами.

Денежки потекли рекой. Размах был нешуточный. К английскому порту Ливерпуль в 1730 г. были приписаны 15 кораблей для перевозки рабов, в 1753 г. – 53, в 1760 г. – 74, в 1770 г. – 96, в 1792 г. – 132. Есть некоторое представление о масштабах?

На живой груз, как и на всякий товар, оформлялись соответствующие судовые документы, и капитан подписывал, как выражаются торговцы, «коносамент» – расписку в получении. Вот текст одного такого коносамента.

«Погружено с Божьей милостью и в хорошем состоянии Джеймсом Марром на славный корабль „Мэри Бороф“, который поведет в предстоящее плаванье с Божьей помощью капитан Дэвид Мортон и который сейчас стоит на якоре у берега Сенегала и Божьей милостью предназначен в Джорджию, что в Южной Каролине: двадцать четыре отличных раба и шесть отличных рабынь, промаркированных (то есть заклейменных. – А. Б.), как это изображено на полях, и пронумерованных, коих следует доставить в таком же хорошем состоянии и форме в упомянутый порт Джорджия, Южная Каролина – за исключением, как обычно, непредвиденных случаев, связанных со стихией и смертностью, – и сдать фирме «Брутон и Смит» или ее уполномоченным, за что получатель или получатели должны уплатить пять фунтов стерлингов за голову при получении, а также премию и аварийные взносы, как это принято в таких случаях. В качестве свидетельства этого капитан названного корабля составил три коносамента одинакового содержания и даты. При выполнении одного из них остальные теряют силу. Да ниспошлет Бог милость славному кораблю и доведет его в безопасности до желанного порта. Аминь!

Составлено в Сенегале 1 февраля 1766 г.

Капитан Дэвид Мортон» (119).

Между прочим, это опять-таки чисто британское изобретение – впихивать в документы по работорговле ссылки на «Божью милость» и просить у Господа благословения своему неправедному ремеслу…

Еще несколько цифр. Согласно подсчетам английского же ученого (75), до того как англичане захватили монополию на торговлю рабами и их перевозку, в Америку было переправлено около 290 000 негров. В результате деятельности англичан – полтора миллиона. При том, что до Америки дотягивал один раб из десяти – остальные умирали еще на кораблях от голода и жажды от дикой скученности (их набивали в трюмы, как селедки в бочку). Ну, а если корабль попадал в мертвый штиль и терял ход, живое «черное дерево» преспокойно выбрасывали за борт…

Подсчитано, что в результате деятельности работорговцев Африка лишилась около пятидесяти миллионов своих жителей. Иные историки называют даже более ужасающую цифру – семьдесят пять миллионов (8). Львиная доля вины за все это лежит на англичанах. Д. Дивен, лектор Лондонской школы экономики (потомок офицеров русской службы), пишет прямо: «Рабство сыграло важнейшую роль в развитии как Британской империи, так и современной интегрированной мировой экономики» (94).

Именно на этом Англия и поднялась до статуса одной из ведущих мировых держав – на беззастенчивом пиратстве и масштабнейшей работорговле. Немаловажное дополнение: точно так же на работорговле поднялись и северные штаты США, та самая обитель будущих «благородных борцов с рабством». Южные плантаторы только пользовались купленными рабами – но все же сами не плавали за ними в Африку. Доставка и торговля рабами в Америке всегда была в руках британцев и жителей северных штатов. Именно они были создателями системы – о чем впоследствии пытались забыть, обрушивая весь огонь критики на «ужасных плантаторов Юга». Хотя уголовные кодексы большинства стран карают не только непосредственных исполнителей преступления, но и активных соучастников…

Да и в самой «доброй старой Англии» негров продавали, как скотину. Объявление из лондонской газеты «Постмэн» за 2–9 июня 1699 г.: «Продается девочка-негритянка, шести лет, хорошо говорит по-английски, приятная и сообразительная, умеет многое делать. Обращаться к хирургу на Флаггот-роуд в Детфорде, что рядом с Лондоном, где можно будет на нее посмотреть и обсудить покупку с ее хозяином» (165).

Еще одно объявление того же времени: «Черный мальчик тринадцати лет сбежал из Патни, на нем был ошейник с надписью „Негр леди Бромфильд, Линкольн-инн-филдз“. Вернувшему мальчика обещается 1 гинея в качестве вознаграждения». Как видим, мальчик в ошейнике был собственностью не «зверя-плантатора», а титулованной светской дамы, которая наверняка ужасно оскорбилась бы, если бы ее попытались поставить на одну доску с каким-нибудь неотесанным виргинским хлопководом…