Красное самоубийство Николаев Владимир

Фальсификация истории ВОВ была не единственным жертвоприношением на алтарь коммунистического пропагандистского Молоха. Будучи пока не в силах идти военным походом на буржуазный Запад, Сталин занялся своим собственным народом. Уж кто-кто, а он не мог не ощущать возникшей после Победы атмосферы всеобщей надежды на перемены к лучшему. Он испугался, что Победа пробудит у народа чувство собственного достоинства и свободомыслие. А это никак не входило в его планы. Сразу после окончания войны началось беспощадное наступление на права и духовную жизнь народа, чтобы поставить все на свои довоенные места. В разоренной войной и прибитой голодом стране разворачивается наступление мракобесия. Как из рога изобилия посыпались постановления партии по идеологии, сталинские пропагандисты-недоучки громили философию, политэкономию, историю, биологию, кибернетику, генетику…

За восемь послевоенных сталинских лет досталось и литературе с искусством, которым вождь всегда уделял особое внимание. Поэт Д. Самойлов писал по этому поводу: «Страшное восьмилетие было долгим. Вдвое дольше войны. Долгим, ибо в страхе отшелушивались от души фикции, ложная вера; медленно шло прозрение. Да и трудно было догадаться, что прозреваешь, ибо прозревшие глаза видели ту же тьму, что и незрячие». Другой поэт, Наум Коржавин, так написал о том времени:

Не от побед бывают беды,

От поражений… Мысль проста.

Но их бедой была победа –

За ней открылась пустота.

Так все и было. И Сталин вовсе не случайно именно так повел себя. Тогда сложилась парадоксальная ситуация – во время тяжелейшей войны в какой-то мере высвободилась душа народная из-под тяжкого пресса рабской диктатуры. Над страной нависла смертельная угроза, и подавляющее большинство народа сплотилось в борьбе против нее. А это единое устремление требовало для своей реализации известной степени свободы, как крыльям нужен воздух для осуществления полета. С пронзительной проницательностью написал об этом Пастернак в своем романе «Доктор Живаго», он обращается к одному из героев книги:

...

«Удивительное дело. Не только перед лицом твоей каторжной доли, но и по отношению ко всей предшествующей жизни тридцатых годов, даже на воле, даже в благополучии университетской деятельности, книг, денег, удобств, война явилась очистительной бурею, струей свежего воздуха, веянием избавления… Когда возгорелась война, ее реальные ужасы, реальная опасность, угроза реальной смерти были благом по сравнению с бесчеловечным владычеством выдумки и несли облегчение, потому что ограничивали колдовскую силу мертвой буквы.

Люди не только в твоем положении, на каторге, но все решительно – в тылу и на фронте – вздохнули свободнее, всей грудью, и упоенно, с чувством истинного счастья бросились в горнило грозной борьбы, смертельной и спасительной».

Эти мудрые слова о духовном состоянии народа в годы войны и сразу после нее стоят сотен томов ура-патриотической прозы, разоблачают ее заказной казенный пафос и позволяют понять истоки народного подвига. Примерно те же мысли высказал о том времени и А. Твардовский:

Грянул год, пришел черед,

Нынче мы в ответе

За Россию, за народ

И за все на свете.

Да, так уж получилось, что только в военные годы советские люди смогли сами быть за что-то в ответе. Всегда предполагалась единственная модель их поведения – выполнять указания свыше. От них самих ничего решительно не зависело, и вдруг пришла пора, когда только от них стало зависеть – быть или не быть нам всем и нашей стране.

Нет, с таким народом Сталин мириться не мог! Можно было бы ожидать, что после такой великой Победы пойдет на спад массовый террор карательных органов против собственного народа. Наоборот! Он лишь усилился и обрушился не только на военнопленных, возвращавшихся из немецкой неволи, не только на тех, кто находился в оккупации, но буквально, как и до войны, на все слои населения. Как и в тридцатые годы, после войны власть и КГБ стали устраивать новые судебные процессы по типу тех, что проводились в 30-е годы. Крупнейшим из них стало так называемое «Ленинградское дело», по которому было расстреляно, брошено в тюрьмы и концлагеря много ленинградцев и москвичей. Руководители Ленинграда обвинялись в том, что хотели якобы больше самостоятельности от центральной власти. Совершенно абсурдное обвинение для того времени! Но дряхлеющий диктатор всюду видел заговор против своей безраздельной власти. Все обвинявшиеся по этому делу после смерти Сталина были реабилитированы. Точно так же тогда же было состряпано и громкое «Мингрельское дело», схожее с ленинградским, но еще и с националистическим привкусом. Оно тоже впоследствии оказалось дутым. Характерно, что вечно всех подозревавший вождь напоследок выбрал в качестве своих жертв Ленинград и Грузию. Он уже не раз «чистил» колыбель революции, поскольку терпеть не мог действительных руководителей октябрьского переворота. Что же касается Грузии, то он, очевидно, по-прежнему опасался оттуда разоблачения свих прежних дел в молодые годы. Так матерый хищник пытался зализывать разболевшиеся под старость, казалось бы, забытые раны…

Нельзя не упомянуть и о том, что Сталин в конце войны взял новый разбег в организации массовых репрессий, доведя их до масштабов геноцида: целые народы обвинялись в сотрудничестве с немецкими захватчиками. Первой его жертвой стали калмыки. НКВД осуществил насильственное переселение «лиц калмыцкой национальности» с их исторической родины, лишив при этом права на государственность. Всего было выселено около 100 тысяч человек. Всех, включая женщин, детей и стариков, загоняли в товарные вагоны, времени на сборы не отводилось, несчастные брали с собой то, что могли унести на руках. Точно так же было выселено около 70 тысяч карачаевцев, полмиллиона чеченцев и ингушей, около 40 тысяч балкарцев, около 100 тысяч турок и курдов. Выселяли на совершенно не подготовленные для этого места в Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан, причем организовывали эти операции в зимние холода. Десятки тысяч людей при этом погибли.

Эти и другие массовые репрессии имели, можно сказать, и профилактическую цель – еще больше запугать и без того бессловесный советский народ. Сталин с его обостренным политическим чутьем понимал, что после войны даже в условиях его тирании могут возникнуть новые веяния, поскольку народ просто стал больше знать, ведь до этого он жил за непроницаемым железным занавесом, которым являлась советская граница. А в результате войны народ испытал на себе колоссальное воздействие так называемого информационного взрыва, который и мог потрясти все казавшиеся незыблемыми устои. Началось с того, что наши войска, преследуя немцев, вступили в Европу и увидели неведомый им мир.

Со мной рядом лежал в военно-морском госпитале молоденький десантник из морской пехоты, бравший Германию с моря и немало по ней прошагавший. Я спросил его, зная его сельское происхождение, какое впечатление произвели на него немецкие деревни. Он ответил: «Ты знаешь, мы все время шли почему-то через города, большие и маленькие». Сельские каменные дома со всеми удобствами он никак не мог принять за крестьянское жилье. Даже немки не произвели на него такого большого впечатления, как эти деревенские дома, он просто не мог себе представить, что люди могут жить на селе в таких условиях! Тогда я с высоты моего столичного и флотского воспитания только улыбнулся наивности этого милого парня. Но ведь миллионы наших солдат смогли увидеть тогда совсем иную жизнь, о которой им наша пропаганда годами, десятилетиями рассказывала одни ужасы.

Мне запомнилось на всю жизнь, какое огромное впечатление произвели наши союзники, американские и английские моряки, на Северном флоте, где меня застал конец войны. Большие морские караваны доставляли на наши базы оружие, военное снаряжение, продукты… Их приводили к нам тысячи заморских военных моряков. На них взирали у нас буквально с открытым ртом! Встречи с ними, знакомство с их образом жизни, так отличавшимся от нашего, не могло не поражать наших людей. Бросалась в глаза их демократичность, раскованность, уверенность в себе и чувство собственного достоинства. Не могла не поражать также их более чем солидная материальная обеспеченность, которая на фоне нашего привычного жалкого существования выглядела прямо-таки богатством, роскошью. А широта и разнообразие их взглядов и свобода их выражения!..

Каждый мог также убедиться, что наши союзники на самом деле оказали нам существенную помощь. Летом 1944 года у нас в печати было опубликовано сообщение «О поставках Советскому Союзу вооружения, строительного сырья, промышленного оборудования, продовольствия Соединенными Штатами Америки, Великобританией и Канадой». В нем, в частности, отмечалось, что с октября 1941 года по апрель 1944 года нам было поставлено из США 8,5 миллионов тонн вооружения, строительного сырья, промышленного оборудования и продовольствия. Из США и Англии мы получили более 12 тысяч самолетов. Из США, Англии и Канады к нам поступило более 9 тысяч танков, из США – более 200 тысяч мощнейших по тем временам грузовиков. Я читал заявления наших специалистов, что без этих грузовиков нам в войну пришлось бы очень трудно. Кто пережил войну, помнят их до сих пор. А банки свиной тушенки, консервированного мяса и яичный порошок побывали в те годы в каждом нашем доме…

О чем писали и говорили

...

«Газеты переполнены бездарной болтовней XVIII съезда партии. Ни одной живой речи. Поражает убогость и отсутствие живой мысли… Собрались чиновники, боящиеся сказать правду».

В. Вернадский. «Дневники»

Приведенные выше слова Вернадского можно сделать эпиграфом ко всей официальной пропаганде советской власти. Причем эта фирменная печать лежит не только на массовых, проходных пропагандистских выступлениях, но и на писательской публицистике. Вот один пример из бесчисленного множества. Очерк «Голосует народ», автор Вс. Вишневский, известный драматург и публицист. Это – его очерк в номере газеты «Правда» от 22 декабря 1947 года, он посвящен очередным выборам в местные советы депутатов трудящихся. Итак, несколько абзацев из этого «очерка»:

...

«…Мы опрашиваем у председателя избирательного участка № 9 Ольги Петровны Кабановой: кто пришел первым на участок и в каком часу?

– Первым пришел Захаров Яков Максимович… Пришел он в пять часов тридцать минут.

После маленькой паузы добавляет:

– Не сегодня, 21 декабря, а вчера вечером, 20-го…

Мы видим 73-летнего гражданина, москвича, пенсионера. Рядом с ним его жена. Они терпеливо ждут, когда откроются двери в зал голосования (дело происходит в пятом часу утра 21 декабря – В. Н .).

Председатель пробовал ночью уговорить почтенную чету пойти домой отдохнуть: “За вами будет сохранена первая очередь, товарищ Захаров, гарантируем, – а вы поспите…” Старик посмотрел, покачал головой и сказал: “Беспокоитесь, что мы не спавши будем?.. Товарищ Сталин из-за нас сколько ночей не спал? Нет, я уж тут подожду с супругой…” И они оба терпеливо ждали двенадцать с половиной часов.

Ровно шесть утра. Председатель, приветствуя первых избирателей, открывает доступ в зал… Быстро идет отметка избирателей, выдача бюллетеней… Люди внимательно читают бюллетень, в котором стоит имя Иосифа Виссарионовича Сталина.

Итак, первым по праву подходит к избирательной урне 73-летний Захаров. За ним его жена. Волнуясь, старик глядит на сограждан:

– Я голосую за товарища Сталина. Зову и вас. И благодарю комиссию за заботу и обслуживание…

Полночь. Мы снова на участках. Председатель участка № 9 сообщает:

– За товарища Сталина подано все 100 процентов бюллетеней.

На участке № 24 подсчет продолжается. Во втором часу ночи сообщен результат:

– За товарища Сталина 2122 бюллетеня – все 100 процентов.

В школе на участке № 8 такое же сообщение: все 100 процентов голосов…

Народ сказал свое слово…»

Остается добавить, что это произведение украсило страницы главной газеты страны. Оно занимает почти целую полосу. На кого это рассчитано? На каких дебилов?! Похоже, именно таким и видели с трибуны Мавзолея свой народ Сталин и его ближайшие соратники. Или хотели видеть таким?..

На страницах главной партийной газеты большевиков мы можем найти такие же «шедевры», но близкие к теме этой книги. Вот один из них, относящийся ко времени Хрущева.

Студентка из Томска Ш. прислала в «Правду» письмо, в котором предлагала свои глаза слепому лидеру американской коммунистической партии Генри Уинстону. Она, в частности, писала: «Предлагаю Вам свои глаза. Я молода, мои глаза прекрасно видят. Вам они нужны для предстоящей борьбы. Вы должны дать согласие…»

В редакции пришли в восторг от этого письма, тут же его напечатали и послали к студентке двух своих корреспондентов. В газете был опубликован и ответ Уинстона, в котором он все же разумно отнесся к необычному предложению и, в частности, писал: «Я очень хорошо понимаю искренность твоего предложения. И рад сказать, что не могу принять его, моя беда – не глаза, а нервное истощение…»

Несмотря на явное благоразумие американец тоже не удержался от восторга, граничащего с идиотизмом, в своем письме, опубликованном, разумеется, в «Правде», назвал глаза студентки «ярче любых бриллиантов в короне». Посланные к ней два правдиста рассказали, тоже на страницах газеты, какой фурор произвела в Томске вся эта история, состоялся, например, большой митинг студентов и горожан. И совершенно неожиданно вся эта затея, разрекламированная на страницах газеты, испарилась… Ее оборвали буквально на полуслове. Без каких-либо объяснений. Только в узком журналистском кругу стало известно о финале дурацкой сенсации. Оба правдиста в Томске перепились с этой студенткой и двумя ее подругами, набезобразничали так, что их вполне можно было бы и под суд отдавать, но начальство ограничилось тем, что выгнало с работы обоих бедолаг.

Не забыла «Правда» привлечь к решению международных партийных задач и прославленного Гагарина, причем так с этим делом торопилась, что уже в самом первом очерке о нем торжественно сообщала:

...

«…Гагарин понял: корабль почти облетел вокруг земного шара. Он рассказывал потом, как вспомнились ему строки из стихотворения о Ленине “Капитан Земли”:

Он – рулевой

И капитан,

Страшны ль с ним

Шквальные откосы?

Ведь, собранная

С разных стран,

Вся партия – его

Матросы.

Космический корабль нес идеи Ленина вокруг всей Земли…»

Такую абракадабру, как эти стихи, разве что только в космосе и можно вспомнить! На земле это не удастся…

Ленину, на наш взгляд, с правдинской поэзией вообще не очень повезло, даже у хитроумнейших авторов рифмы не очень складывались на газетной полосе, особенно тогда, когда они добирались до планетарного масштаба. Например, «Правда» напечатала отрывки из поэмы А. Вознесенского «Лонжюмо», посвященной слушателям партийной школы Ленина в Лонжюмо (Франция), вот несколько строк из той публикации.

«А рядом лежит

в облаках алебастровых

планета –

как Ленин,

мудра и лобаста…»

«Однажды, став зрелей,

из спешной повседневности,

мы входим в Мавзолей,

как в кабинет рентгеновский,

вне сплетен и легенд, без шапок

без прикрас,

и Ленин, как рентген просвечивает нас.

Не шелохнувши глаз, мы постигаем Ленина,

и шелухою с нас спадает все, что временно…»

«…В лонжюмовское помещение

умещалась тогда она.

Школа Ленина,

школа Ленина –

ей планета теперь тесна!..»

«…А когда над Москвою талой,

нужный времени позарез,

встал по-ленинскому

кристальный,

весь просвечивающий дворец,

про пилоны его простые,

про зеленый аквамарин,

если спросят:

“Какого стиля?”

“Школы Ленина”, – говорим».

О том, как поэт рисует Ленина, говорить, наверное, не стоит, пусть это остается на его совести, комментарии тут излишни, но нельзя не обратить внимания на то, как он, архитектор по образованию (это его особая гордость), восторженно воспевает Дворец съездов, изуродовавший наш Кремль.

Служители пропагандистского Молоха в своем рвении доходили не только до беспринципного словоблудия, но и, можно сказать, до иезуитства. Так, например, секретарь ЦК партии по идеологии Л. Ильичев уже в хрущевскую эпоху заявлял:

...

«Описывая годы культа личности, И. Эренбург выдвинул так называемую “теорию молчания”, которая в то время будто бы являлась нормой поведения советских людей и, конечно, самого автора мемуаров (то есть – Эренбурга – В. Н .). Тогда многим якобы было известно о злоупотреблениях Сталина властью, но иного выхода, кроме как жить, “стиснув зубы”, они не видели. Каждый старался сохранить себя, ибо верил, что со временем все изменится. “Теория молчания” была подвергнута критике в статье В. Ермилова в “Известиях”. Нельзя, товарищи, соглашаться с такой фальшивой, неправильной “теорией”. Прежде всего она набрасывает тень на советских людей, которые с энтузиазмом строили социализм и верили в правильность действий товарища Сталина… Не верна “теория молчания”, кстати, и в отношении самого И. Эренбурга. Вы ведь не молчали тогда, Илья Григорьевич, а восхваляли и восхваляли в полную меру вашего публицистического таланта. Все мы тогда, не лицемеря, так писали и говорили. Мы верили и писали. А вы, выходит, не верили, но писали! Это разные позиции!»

Что тут можно сказать? С больной головы на здоровую! Эта цитата удивительно точно отражает ту лицемерную страусиную политику, на которую позволили себе решиться после Сталина те же Хрущев и Брежнев…

В Советском Союзе проводилось много разных официальных мероприятий, направленных на то, чтобы создавать видимость «нерушимой братской дружбы народов». Подлинная цена ее теперь определилась. Самойлов вспоминает декаду казахской литературы в Москве. Ему пришлось тогда срочно переводить стихи одного казахского акына. Тот затем позвал его к себе в гостиничный номер.

...

«На диване за столиком сидел бритоголовый мурза, – вспоминает Давид, – он сидел на диване, скрестив ноги. Налив мне водки, он сказал: “Ты меня всегда переводи, Самойлович. У меня много разных стихов есть: политический, лирический, художественный”. Мы выпили. Он налил снова…»

Еще из воспоминаний Самойлова на ту же тему: «Остался замечательный памятник, книга “Поэты мира в борьбе за мир”. Это энциклопедия переводческой халтуры и беззастенчивости. Я тоже там представлен…» Как и следовало тому быть, заведовали этим отхожим промыслом, этими мутными источниками неплохих гонораров, в основном люди окололитературные, редактора государственных издательств и журналов. О сборнике «Поэты мира в борьбе за мир» Самойлов пишет:

...

«Создавал эту книгу Александр Иванович Палладин, довольно представительный человек еще нестарого возраста. Такие люди неизвестного происхождения часто появлялись тогда на горизонте издательского дела. И на чем-то проворовавшись, вдруг исчезали. Исчезали беззвучно и бесследно, как и Александр Иванович Палладин, издатель-Чичиков, какой-то чин иностранной комиссии Союза писателей. Этот тоже проворовался…»

У партийной печати был своеобразный, можно сказать, острый собачий нюх на писателей самого реакционного толка и при этом абсолютно бездарных, они успешно делали карьеру и при Сталине, и после его смерти. Одним из них был прозаик и публицист В. Кочетов. Вот несколько строк из его статьи «С партией»:

...

«…Когда думаешь сегодня о нашей партии, умеющей мужественно отвести грозный удар от мира (это в связи с нашим позором – кризисом из-за советских ракет на Кубе, которые мы тщетно пытались скрыть от мировой общественности – В. Н .), непрерывно совершенствующей свою все организующую деятельность, помогающей передовой части литераторов и художников находить верную дорогу, успевающей всюду и везде, – невольно задумываешься над тем, сколько же в ее истории, в ее полной творческого горения жизни благодатнейшего и благороднейшего материала для мастеров пера, кисти, кино. Это ум, это твердость убеждений, железная организованность, это верность идеям революции, верность народу…»

И все это пишется о партии в газете «Правда», ее же центральном органе! Сама себя улита хвалит.

...

«Я был коммунистом. Но только тогда, когда порвал с этой чудовищной утопией, понял, сколько в этой идеологии двуличия и, если хотите, бесстыдства».

Д. Волкогонов

Апокалипсис едва не случился…

Как правило, войны начинаются из-за передела земель, им же и заканчиваются. Одних, победителей, исход войны устраивает, других, побежденных, разумеется, нет. После Второй мировой ее исходом были недовольны не только немцы и японцы. Сталин тоже был недоволен. Как уже отмечалось выше, американцы с их атомной бомбой сорвали его поход на Запад. Тем с бо?льшим остервенением он начал наводить свои порядки в странах, попавших под наше влияние и фактически нами оккупированных (кроме Китая). Представители «страны победившего социализма» принесли на своих штыках не свободу, а порабощение. Мало этого! «Вождь мирового пролетариата» явно рассматривал их как плацдарм для осуществления своей мечты – советизации других стран, торжества все той же пресловутой мировой революции. Именно эта ситуация и послужила причиной той самой «холодной» войны, которая затем почти на полвека неимоверно осложнила и омрачила нашу жизнь в послевоенном Советском Союзе. Ее началом считают знаменитую речь У. Черчилля в Фултоне в 1946 году. Он резко выступил против агрессивных происков Сталина, против порабощения попавших под его сапог стран и призвал Запад не позволять диктатору распоясываться на международной арене. Свою речь он недаром произнес в Америке. Со своим огромным политическим (и антисоветским!) опытом он выступил как бы в роли наставника американского президента Трумэна. Но правильнее, по-моему, все же считать, что «холодная» война началась тогда, когда Трумэн сообщил Сталину о наличии у США атомной бомбы, то есть началась она уже на исходе Второй мировой, одна война вылезала из другой, словно матрешка.

Считается, что война была «холодной», поскольку сначала она обходилась без сражений и жертв. Но нам она принесла жертв и бедствий не меньше, чем могла бы принести настоящая война. Дело в том, что мы, больше всех пострадавшие в войне, мы – главные победители, остались один на один со всеми нашими послевоенными трудностями, размеры которых просто трудно себе представить. Надо было поднимать из руин огромную страну, трудиться не покладая рук, не щадя своих сил. А где их было тогда взять? Какая еще страна потеряла в той войне десятки миллионов человек?! В том числе своих главных работников – мужчин… Где еще в деревнях пахали, запрягая женщин вместо лошадей?.. Война оставила нам в наследство голод, нехватку всего на свете, никудышное здоровье у подавляющего большинства населения. Дети, рожденные в войну и после нее, образовали самое слабое и больное поколение за все советское время.

Всего этого могло бы и не быть. Мы, как никто, нуждались в помощи извне. Нам обязательно помогли бы, но… Сталин снова и снова проявил себя как самый настоящий враг своего народа, каких он сам искал всю жизнь. Как известно, страны разоренной Европы совместно взялись за восстановление своего хозяйства при помощи США. Сталин же об этом и слышать не хотел! У нас объявили, что вся эта заокеанская помощь, которая оказывалась в рамках так называемого плана Маршалла, в итоге поработит Европу, сделает ее американским вассалом. Но до сих пор Англия, Франция, Германия, другие европейские страны вполне самостоятельно живут так, как нам и не снилось. Быстро возродилась из пепла не только Германия, но и Япония! Давно уже уровень жизни побежденных нами немцев и японцев многократно превысил наш жалкий уровень жизни…

Сегодня просто трудно, невозможно себе представить, какую бешенную идеологическую кампанию против США и Западной Европы организовал тогда Сталин. Вот несколько заголовков из наших газет того времени: «США – центр мракобесия», «Самая уродливая цивилизация планеты» (тоже о США), «В вашингтонском притоне» (отнюдь не об уголовниках), «Англо-американские покровители Гитлера», «Поход американской социологии против разума», «Коричневый дурман» (тоже о США), «Фашистский бред Черчилля», «Воспитание фашистских убийц» (о США), «Гитлеровцы в англо-американских мундирах», «Американский поход против культуры», «Де Голль хочет стать французским Гитлером»… Можно себе представить, какие тексты шли за подобными заголовками. Вот, например, несколько строк из статьи «Идеологи американского фашизма»: «Фашизация государственного строя США является непременным условием подготовки новой войны, замышляемой американскими империалистами. Подчиняя себе государственный аппарат, миллиардеры Уолл-стрита вводят в США зверский фашистский режим». Как говорится, с больной головы на здоровую!..

Повторим, что в такого рода «пропаганде» дело сплошь и рядом доходило просто до идиотизма. Так, известная во всем мире книга Карнеги «Как приобрести друзей и влиять на людей» была в 1947 году отрецензирована «Литературной газетой» в статье «Азбука гангстеров и бизнесменов». В ней, в частности, говорилось: «Насквозь реакционная в своем ханжестве и предельно циничная книга», «Моральный катехизис Уолл-стрита», «Изуверская и, по сути дела, фашистская книга», «Моральный кодекс цивилизованных дикарей»… «Изуверская» и «фашистская» книга Карнеги! Сегодня она издана и у нас. Ведь до такой ее оценки и в сумасшедшем бреду нельзя додуматься! Но именно такого накала ненависти требовала наша пропаганда. Примечательно, что в приведенных выше примерах часто упоминается фашизм, причем нацистская идеология приписывается Америке. Вот уж воистину: «На воре шапка горит!»

Такая совершенно оголтелая антиамериканская пропаганда стала главным делом наших средств массовой информации, а самым главным политическим требованием стало заклинание: «Воспитать ненависть к американскому империализму!» Духом антиамериканизма была буквально пропитана вся наша жизнь, особенно наука, искусство, литература. Одним из главных трубадуров этого идеологического крестового похода стал К. Симонов, активно работавший сразу в нескольких жанрах: поэзии, прозе, драматургии, публицистике. Он занялся этим делом по личному поручению самого Сталина и под его повседневным руководством, потеснив на этом поприще даже такого опытного писателя-пропагандиста, каким был тогда Илья Эренбург. В послевоенные годы Симонов побывал во многих странах, в своей «Автобиографии» он отмечает, что провел в таких командировках около трех лет. Попав сразу после войны в США, общаясь там с нашими вчерашними союзниками по борьбе с фашизмом, Симонов четко выполняет заказ вождя, пишет о том, как там якобы ненавидят и боятся нас (а не Сталина и его политику!):

Смертельно вежливым огнем

Окружены мы день за днем.

Поэт не замечает, что уже одним этим «вежливым огнем» он выдает свою заданность, проговаривается об искусственности якобы существующей ситуации, которую создают не американцы, а он сам в своем воображении. Даже международный корреспондентский клуб в Вашингтоне он рисует как дом на… передовой, на фронте (я много раз бывал там в годы «холодной войны» и ничего подобного не ощущал):

Она проходит под паркетом

Всех комнат даже в доме этом,

Где месяц мы едим и пьем

С врагами за одним столом;

Через беседы и обеды,

Через вопросы и ответы,

Стол разрубая пополам,

Она проходит по пятам…

Она, как битва под Москвой,

Владеет всей моей душой.

Нет, не мог тогда знающий и умный человек так думать, если он не кривил душой. Это была заказная воинственность. Не мог Симонов не понимать, что поводом к «холодной войне» явилось то, что Сталин поработил страны Восточной Европы. Именно это преступление вождя Симонов пытался оправдать в своих пьесах «Под каштанами Праги», «Русский вопрос», в сборнике стихов «Друзья и враги». Будучи к тому же и лириком, он писал немало задушевных стихотворений и был популярен в народе, поэтому его криводушная пропаганда вполне могла восприниматься многими за истину. А ведь он практически возводил Сталина в ранг величайшего миротворца и обвинял Запад во всех смертных грехах. За такие свои произведения он получал одну за одной Сталинские премии, значит, вождь считал, что его заказ хорошо выполнен! Помимо премий следовали оглушительные тиражи книг и бесконечные постановки пьес. Тот же резко антиамериканский «Русский вопрос» был поставлен сразу в пяти ведущих московских театрах – Художественном, Малом, имени Вахтангова, Моссовета, Ленинского комсомола, не говоря уже о сотнях (!) театров по всей стране, другого такого случая в истории русской сцены не было и, надо думать, никогда не будет. А вот о качестве его ангажированной драматургии и говорить нечего. Где они сегодня, все эти пьесы и стихи? А вот Сталину нравилось…

Повторим, что, к сожалению, такого рода заказная пропаганда под видом литературы работала на создание в какой-то мере атмосферы ненависти по отношению к США, но не все, разумеется, ловились на эту удочку. Уже упоминавшийся нами талантливый поэт и острослов Д. Самойлов метко назвал К. Симонова «любимцем и идеологом советской полуинтеллигенции» и отмечал его «инстинктивный восторг перед официальной иерархией и стремление занять в ней место». Кстати, напарника Симонова Эренбурга Самойлов величал «старым слугой и старым метрдотелем в правительственном ресторане». Между прочим, таким, как Симонов и Эренбург (а таких было много), приходилось нелегко: ведь они были вынуждены не только разоблачать «фашиствующих американских поджигателей войны» и «западную лживую демократию», но при этом и восторгаться своей «демократией», советской, оправдывать известный сталинский тезис о том, что любой советский человек на голову выше любого западного буржуа.

Привитие ненависти к кому бы то ни было вообще дает сомнительные результаты. Сталин же воспитывал народ в духе ненависти еще и из корыстных соображений: ему всегда, на протяжении всей его жизни был нужен враг, с которым надо обязательно бороться и которого надо уничтожить. И самое главное – списать на него все собственные просчеты и преступления! Не я, мол, виноват, а вот он, мой враг, к тому же враг народа. Срываются, например, пятилетние планы, составленные без всякого учета экономических реальностей, значит, виноваты вредители… Бедствует после войны страна, значит, виноваты американские империалисты…

Этот всегдашний сталинский заказ на образ врага был рассчитан и как проверка на готовность беспрекословно служить лично ему, заказчику. Тот, кто эту проверку не проходил, лишался всего, часто – и жизни. Вот почему приходилось выполнять волю вождя и людям вполне приличным. Вот, например, поэт С. Маршак, тонкий и умный человек, большой талант, публикует под совершенно чудовищной карикатурой стихотворение, якобы разоблачающее план Маршалла:

С трескучим шумом

Мчится «виллис».

Владелец «виллиса» богат.

За этот «виллис»

Уцепились

Шуман, Шумахер, Сарагат.

Шофер стремителен и гневен,

Властолюбив, нетерпелив.

Его поддерживает Бевин,

Руками сзади обхватив.

Ревет мотор, дыша бензином.

Его Шумахер одолжил,

Впридачу к лошадиным силам

И несколько ослиных сил.

Крича народам:

«С Новым годом!» –

Шофер несется полным ходом,

Бросая доллар, как лассо.

«Нет, – говорят ему народы, –

Не продадим мы вам свободы.

Попридержите колесо».

В стихотворении перечисляются западноевропейские политики того времени, избранники народов нескольких стран, между прочим. Как же мог сам Маршак сочинять столь убогие вирши? Наверное, никак не мог отказаться…

Кампания разжигания ненависти ко всему западному миру сочеталась тогда с другой гигантской провокационной затеей – так называемой борьбой за мир. Тут самое время вспомнить, что Гитлер громогласно ратовал за мир, пока набирался сил для войны. Вот и Сталин, на время остановленный американской бомбой, тоже заговорил о мире. За счет государственного бюджета, то есть на народные деньги, были созданы Всемирный и Всесоюзный комитеты защиты мира со множеством отделений на местах как в нашей стране, так и за рубежом. Эти «общественные» организации были изначально густо нашпигованы сотрудниками КГБ, для них это была удобная «крыша» и благоприятная среда для обделывания своих делишек. Именно это обстоятельство и было главной движущей силой искусственно созданного движения. Эту закулисную механику я имел возможность наблюдать вблизи, будучи журналистом-международником. Как и другие наши официальные затеи такого рода, это движение за мир, организованное ЦК партии, оказалось мертворожденным и не могло поднять общественность ни у нас, ни за рубежом. Всю эту пустую деятельность можно было бы сравнить с работой нашего Верховного Совета при Сталине, куда народ «выбирал» назначенцев власти и где все депутаты всегда обязательно голосовали «за», единогласно, чтобы им ни предлагали.

Как только мы в 1949 году обзавелись наконец своей атомной бомбой, Сталин снова оживился. Он не рискнул пойти на прямой конфликт с американцами, поскольку тогда наше отставание от них в этой области было еще очень большим, но тем не менее Сталин затеял свою очередную авантюру: с помощью Китая и Северной Кореи, их руками, он решил проверить прочность Южной Кореи, находившейся под защитой Запада. В КНДР (Корейской народно-демократической республике) правил сталинский сатрап, установивший в стране жесточайшую диктатуру. Выступал он в Северной Корее под именем Ким Ир Сена. На самом деле это был обрусевший заурядный кореец, служивший до этого в нашей армии на Дальнем Востоке, по имени Иван Афанасьевич Кан. Сталин сделал его своим наместником, а после смерти Сталина Ким Ир Сен стал полновластным диктатором над северной половиной Кореи.

Так вот, в 1950 году северокорейцы напали с помощью китайских «добровольцев» на своих южных соседей (разумеется, с ведома и одобрения Сталина). Тут же Организация Объединенных Наций, вернее, вооруженные силы многих ее членов выступили на защиту Южной Кореи. В той войне главную роль сыграли американские войска и китайская армия. Исключительно кровопролитная и разрушительная война тянулась до 1953 года, эта дата ее окончания не случайно совпала со смертью Сталина, организатора и вдохновителя этой бойни. В ходе той войны погибло немало наших военных советников, многие из которых принимали активное участие в боевых действиях. Нередко в воздушных боях в корейском небе сталкивались между собой и погибали советские и американские летчики. В результате Южной Корее все же удалось отстоять свою независимость.

Война в Корее лишний раз показала, что Сталин не успокоился и не успокоится, пока не начнут осуществляться его планы дальнейшего распространения влияния большевизма в мире (нескольких стран в Восточной Европе и Азии ему было мало). Впрочем он сам и не думал скрывать этих своих самых сокровенных устремлений, что было им открыто продемонстрировано на XIX съезде партии, последним съездом с его участием, он состоялся в октябре 1952 года. Судя по тому, как он вел себя на нем и что говорил, скоро умирать он не собирался, наоборот, было ясно, что вождь замыслил немало новых потрясений как для партии, так и для всей страны, даже для всего мира. Было также ясно, что Сталин, несмотря ни на что, не расстался с навязчивой идеей о мировом господстве.

Тем не менее вождь был уже стар и заметно сдал. Он не мог выступать на съезде с обычным многочасовым докладом, и это за него сделал Маленков. Выступление самого вождя на съезде было коротким, но многозначительным. В нем была всего-навсего одна идея, высказанная явно по принципу: у кого что болит, тот про то и говорит. Да, он еще и еще раз поведал о своей озабоченности проблемой коммунистического владычества над всем миром. Обращаясь с трибуны съезда к зарубежным коммунистам, он сказал: «Есть все основания рассчитывать на успехи и победу братских партий в странах капитала». Он обещал им всестороннюю поддержку: «Понятно, что наша партия не может оставаться в долгу у братских партий, и она сама должна оказывать им поддержку, а также их народам в их борьбе за освобождение, в их борьбе за сохранение мира. Как известно, она так и поступает».

Прогноз вождя о неминуемой победе «братских партий» (нашей пятой колонны в других странах) не сбылся, но КПСС и после смерти Сталина свято выполняла его завет и содержала эти «партии» за счет советского народа еще более тридцати лет, пока сама не канула в лету. В наше время, уже в XXI веке, многие могут подумать, что все эти бесконечные разговоры Сталина о мировой революции – пустая болтовня профессионального политика. Ни в коем случае! Академик Е. Велихов, мировая величина в области физики и, главное, светлая голова, трезво мыслящий человек, утверждает: «Ленин и Сталин готовили страну к мировой революции и под нее формировали и научные школы, и промышленность…»

Слышите? Даже «научные школы»! Что уж говорить обо всем прочем?!

Нет, выступление Сталина на XIX съезде имело бы самые драматические последствия, если бы он не ушел от нас в марте 195З года. Тогда, в конце 1952 года, по всему было видно, что он многое задумал. В том году он расширил число членов Президиума ЦК партии до 25 человек (случай небывалый, обычно их было в политбюро около десяти). То есть при ликвидации нескольких старых членов оба высших партийных органа, Президиум и Секретариат, вполне могли функционировать без них. При этом нельзя было не вспомнить о том, какую чистку в своих рядах вождь устроил в 30-е годы. Он недаром в конце 1952 года высказал на Пленуме ЦК партии недовольство своими старыми и самыми близкими сподвижниками, в том числе Молотовым, Микояном, Ворошиловым и даже Берией! Было ясно, что их участь предрешена, для новых глобальных свершений вождю требовались другие люди, не такое старье. Только смерть помешала ему повторить в 1953 году кровавую вакханалию 30-х годов. Но пока он был жив и умирать не собирался (удар хватил его неожиданно), его перепуганным соратникам оставалось только дрожать от страха или же самим побеспокоиться о своей безопасности. А Сталин тем временем приступил к делу, для начала он выразил желание уйти в отставку. Можно вспомнить, что в 20-е годы, когда после смерти Ленина разгорелась борьба за власть, он тоже высказывал такое пожелание. Тогда Каменев и Зиновьев не пустили его в отставку, не из любви к нему, разумеется, а просто в пику Троцкому, которого они не хотели видеть над собой, в вождях. На следующем этапе борьбы за партийный трон против ухода Сталина с поста генерального секретаря возразил очень влиятельный тогда Бухарин, его поддержал Пленум ЦК партии, состав которого загодя подобрал Сталин, пользуясь, как говорится, своим служебным положением. Можно вспомнить, что такие же номера на придворной сцене откалывали еще Иван Грозный, Борис Годунов и другие наши цари. Их просьбы об отставке никогда не удовлетворялись. Так случилось и после XIX съезда партии. Вождь пошел навстречу массам, но сказал при этом: «Ну что же. Если вы меня уговорили и обязали работать – я буду. Но я должен буду исправить некоторые вещи и навести в партии порядок. У нас образовался правый уклон. Это выразилось в том, что товарищ Молотов отказался подписать смертный приговор своей бывшей жене – Жемчужиной. Он воздержался от голосования по этому вопросу. Товарищ Микоян не смог своевременно обеспечить продовольствием Ленинград во время блокады…». В таком же духе он помянул и некоторых других своих приближенных. Было ясно, что он уже решил перейти к решительным действиям. Но каким?..

Сталин не случайно прежде всего помянул жену Молотова. Дело в том, что она была еврейкой и пользовалась большим влиянием среди столичной еврейской общественности. С этого факта и надо начинать рассказ о последнем завихрении злодейского сталинского ума. Начать придется издалека, без этого не понять, как Сталин пришел к такому мнению о Жемчужиной.

Вскоре после войны Сталин начал мощнейшую пропагандистскую кампанию – борьбу с так называемым космополитизмом. Все началось, казалось бы, с весьма незначительного факта, а вылилось вскоре в настоящий государственный антисемитизм, который к самому концу жизни вождя должен был перерасти в геноцид по отношению ко всем советским евреям. Этому помешала только его смерть. Дело было в следующем. Сталин регулярно лично раздавал премии своего имени в области науки, производства, литературы и искусства. Среди его лауреатов оказалось несколько абсолютно бездарных драматургов, которые с лихвой возмещали этот врожденный недостаток тем, что в своих произведениях воспевали Сталина и его режим. Некоторые театральные критики, еще не до конца потерявшие совесть, попробовали в своих рецензиях довольно робко и деликатно указать на художественную слабость таких пьес. Но ведь они уже были отмечены Сталинскими премиями! Так что их спонсор, Сталин, естественно, обиделся на такие оценки, нет, не самих пьес, а собственного вкуса. А за обиду Сталин всегда жестоко мстил, в подавляющем большинстве случаев просто физически уничтожал своих критиков. Случилось так, что в группе возмутивших вождя критиков оказалось немало евреев. Поэтому организованная по команде вождя травля театральных критиков сразу приобрела ярко выраженный антисемитский характер. Партийные пропагандисты тут же отыскали космополитов в литературе и искусстве. Так был найден очередной враг советской власти, которого можно было обвинять в наших бедах, каких у нас всегда хватало. Возможно, не одни театральные критики-евреи стали причиной сталинского гнева, вполне вероятно, что активное участие еврейских ученых в создании ядерного оружия в США тоже подлило масла в огонь. К тому же Сталин крупно просчитался при создании государства Израиль в 1948 году. Тогда мы не только приветствовали этот факт, но и активно содействовали появлению Израиля на карте мира. Тогда Сталин рассчитывал на Израиль как на форпост, на силу, направленную против традиционного засилья англичан в этом регионе. В то время мы даже осуждали борьбу арабов против нового государства. Но лидеры Израиля не оправдали надежд Сталина. Их он достать не мог и обрушился на своих евреев.

В январе 1949 года газета «Правда» объявила о начале нового большевистского крестового похода в статье «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», а на другой день призыв «Правды» подхватила «Литературная газета» в ее передовой статье говорилось, в частности:

...

«В области театральной критики сложилась антипатриотическая группа носителей враждебного нам безродного космополитизма, последышей буржуазного эстетства. Развязно и со всеми удобствами расположилась она в театральной критике. Эта антипатриотическая группа эстетствующих формалистов, без всякого к тому основания называющих себя театральными критиками, поставила своей задачей последовательное избиение, дискредитацию всех новых, впервые выступающих советских драматургов и всех истинно новаторских, партийных патриотических пьес…»

Газета «Правда», нисколько не смущаясь, так прямо и ставила рядом критику пьес с фактом присуждения им Сталинских премий: «Шипя и злобствуя, пытаясь создать некое литературное подполье, они охаивают все лучшее, что появилось в советской драматургии… Мишенью их злостных и клеветнических выпадов были в особенности пьесы, удостоенные Сталинской премии».

Сталин всегда был антисемитом, это не было большим секретом. Примечательно, что еще в 1937 году главный гитлеровский пропагандист Геббельс писал в своем дневнике: «В Москве снова показательные процессы. Снова, очевидно, против евреев. Радек и прочие. Сталин прижмет евреев». А вскоре после войны наш вождь начал преследовать выдающихся деятелей культуры и науки еврейской национальности, начав с театральных критиков. Многие из них были расстреляны в подвалах Лубянки. А в 1952 году было официально объявлено о якобы имевшем место страшном заговоре, наша пресса сообщала:

...

«Недавно человечество узнало о раскрытии в нашей стране террористической группы врачей (среди них перечислялись в основном евреи – В. Н .), ставивших своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза. Врачи-убийцы, изверги рода человеческого, наемные агенты иностранной разведки, растоптали священное знамя науки, осквернили честь ученых».

Среди жертв «извергов» назывались А. Жданов, А. Щербаков, рано ушедшие из жизни в те годы. Назывались и другие видные имена. Обвинялись в их убийстве крупнейшие деятели советской медицины, ученые с мировым именем. Они якобы сотрудничали с международной еврейской организацией «Джойнт», связанной с американской разведкой. Аресты по этому делу начались в 1950 году, то есть вслед за кампанией против театральных критиков.

Организаторы дела врачей-убийц размахнулись так широко, что в конце следствия был арестован даже министр госбезопасности В. Абакумов (проглядел таких злодеев!). В 1970 году бывший член политбюро и глава советского правительства Н. Булганин рассказал о том, что тогда на самом деле происходило, а журнал «Новое время» лишь в 1993 году опубликовал это признание Булганина: «Процесс над врачами, который намечался на середину марта 1953 года, должен был завершиться вынесением смертных приговоров. Профессоров предполагалось публично повесить на центральных площадях в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Свердловске, других крупнейших городах…» Булганин также сообщил о намечавшейся после процесса массовой депортации евреев в Сибирь и на Дальний Восток. Булганин, тогда министр обороны, получил указание от Сталина подогнать к Москве и другим крупнейшим центрам страны несколько сотен военных железнодорожных составов для организации высылки евреев. При этом, по словам Булганина, планировалось организовать крушения железнодорожных составов, «стихийные» нападения на поезда с евреями, с тем, чтобы расправиться с ними в пути».

Это страшное свидетельство, обнародованное таким осведомленным человеком, каким являлся тогда Булганин, отнюдь не единственное. Известный исследователь жизни Сталина, писатель и ученый Ю. Борев, так описывает те же события:

...

«Согласно сталинскому сценарию, должен был состояться суд над “врачами-убийцами”, который приговорил бы их к смерти. Некоторых преступников следовало казнить, других позволить разъяренной толпе отбить у охраны и растерзать на месте. Затем толпа должна была устроить в Москве и других городах еврейские погромы. Спасая евреев от справедливого гнева народов СССР, их предстояло собрать в пунктах концентрации и эшелонами высылать в Сибирь.

Хрущев пересказывал Эренбургу свою беседу со Сталиным. Вождь наставлял: “Нужно, чтобы при их выселении в подворотнях происходили расправы. Нужно дать излиться народному гневу”. – Играя в Иванушку-дурачка, Хрущев спросил: “Кого их?” – “Евреев”, – ответил Сталин, наслаждаясь своим интеллектуальным превосходством. Утверждая сценарий депортации, он распорядился: “Доехать до места должно не более половины”. По дороге предполагались “стихийные” проявления народного гнева – нападения на эшелоны и убийства депортируемых.

Так Сталин, – продолжает Борев, – готовил окончательное решение еврейского вопроса в России, как рассказал об этом Эренбург.

Один из старых железнодорожников, живущий в Ташкенте, рассказывал мне, что в конце февраля 1952 года действительно были приготовлены вагоны для высылки евреев и уже были составлены списки высылаемых, о чем ему сообщил начальник областного МГБ».

Завершает свой рассказ о тех событиях Борев так:

...

«В феврале 1953 года дуайен зарубежных послов в Москве сделал Молотову заявление от имени возглавляемого им дипломатического корпуса:

– По нашим сведениям, предполагается суд над так называемыми врачами-убийцами, который носит явно антисемитский характер и вызовет повсеместные еврейские погромы. Если этот кровавый спектакль будет разыгран, то все аккредитованные в Москве послы покинут СССР, посольства будут закрыты и дипломатические отношения прерваны.

Молотов доложил об этом заявлении на заседании высшей партийной элиты, и ряд людей (в том числе и Ворошилов) высказались против этой акции. Сталин молча покинул заседание и не появлялся до своей смерти даже среди соратников.

Сталин уже не обращал внимания на протесты против ареста врачей со стороны Жолио Кюри и возглавляемого этим ученым движения за мир.

Сталин намеревался провести кровавую акцию невзирая на масштабы международного протеста. Степень его свободы от общественного мнения была столь высока, что означала или полное затмение ума, или полную готовность пойти на разрыв международных отношений со всеми ведущими странами мира. Последнее возможно только при твердом намерении развязать мировую войну.

Возможно, Сталин умер за пять исторических минут до атомной катастрофы мира. Случайно при таких обстоятельствах не умирают. Если же правда, что Сталина устранил Берия, то фантасмагорическая ирония истории, ее парадоксальность грандиозны: палач спасает мир от гибели».

Если все это и так, то Берия спасал прежде всего самого себя. Выше уже отмечалось, что в последние месяцы жизни вождя постоянно исходящая от него опасность безмерно увеличилась, прежде всего по отношению к близким старым соратникам. При этом он, похоже, не замечал, что сам тоже стал жертвой созданного им абсурдного режима. Загнал себя в тупик. Пребывал в абсолютном одиночестве, остался без врачей, которых сам отправил на Лубянку, заодно вообще отказался от квалифицированной медицинской помощи, а при недомогании обращался к своему охраннику, имевшему ветеринарное образование, причем был он не врачом, а фельдшером. Вождь разогнал свою привычную охрану во главе с генералом Власиком, который всю жизнь служил вождю верой и правдой. Освободился и от своей тени – от самого Поскребышева, через которого только и можно было проникнуть к вождю. Даже поваров сменил! А ведь всех новых людей поставлял ему, естественно, Берия.

Накануне смертельного удара у Сталина было застолье в обычном составе: Маленков, Берия, Хрущев, Булганин. На другой день хозяин стола и свалился. Обнародовано много достоверных свидетельств о том, что вся четверка его последних собутыльников явно не спешила сделать все необходимое, чтобы помочь умиравшему вождю, утверждают, что о смерти Сталина Берия оповестил собравшихся словами: «Умер тиран!» Вспоминают также, что прибывший вскоре Василий Сталин кричал: «Убили отца?!» Правда, говорят, что он, как обычно, был пьян.

Историк Б. Илизаров утверждает:

...

«У меня нет никаких сомнений, что в конце жизни Сталин не только предполагал планово, т. е. не спеша, “окончательно решить” еврейский вопрос (а попутно и другие “национальные” проблемы), но и так же планомерно, холодно и расчетливо вел дело к мировой ядерной войне, чтобы окончательно решить вопрос с капитализмом и стать мировым владыкой. Ожидания скорого всемирного финала “старого” капиталистического мира, неизбежность новой и “последней” войны всеми способами поддерживались в народе. Светлана Аллилуева вспоминала реплику близкого товарища ее братьев, которую он произнес в последний год жизни ее отца: “Эх, сейчас бы самое время начать, чтобы отвоеваться, – пока жив твой отец. Сейчас мы непобедимы!” Об этом жутко было подумать всерьез, – пишет она, – но, очевидно, такие настроения были и в правительстве”. Во всех этих замыслах Сталина не было ни грана безумия, во всяком случае, с медицинской, клинической точки зрения. Из вполне обычного чувства зависти к богатым, впервые зародившегося в его еще детской душе, из ущемленного национального достоинства, в благоприятных условиях разгорелось пламя адской ненависти, пожиравшее миллионы людей. Не меньшее опустошение произвело заражение этой ненавистью не только окружавших его соратников, но и нескольких поколений советских людей, страстно занимавшихся взаимным уничтожением».

Итак, неожиданная смерть Сталина, наверное, предотвратила ядерную войну. Но темпы ядерной гонки, уже на водородном уровне, продолжали нарастать. Сталин умер, но курс его продолжался. Большевистская партия и наша страна с еще большим ускорением приближались к своему закономерному убийственному концу.

На исходе XX века конец этот наступил. Правда, вместо КПСС появилась КПРФ. Она стала жалкой пародией на большевистскую партию. Но факт остается фактом: в Германии нацизм был разоблачен, осужден и уничтожен, а вот у нас коммунизм советского разлива («Фашизм для бедных»! – Г. Бёлль) застрял занозой. Уже безопасной?! В 1994 году писатель В. Астафьев, заслуженно ставший к тому времени живым классиком, писал:

...

«…Преступней коммунистической партии не бывало на земле, хотя все они строились и строятся по схеме элементарной банды – пахан, окружение его, шестерки, палачи, угодники-доносители. Самое страшное то, что у нашей родимой “совести и чести эпохи”, украсившей себя в истории чудовищными преступлениями, главные деяния впереди – она придет к власти, расправится с народом, посмевшим ее ослушаться, и кончит тем, что хлопнет дверью перед окончательной гибелью, т. е. поднимет, спровоцирует атомную войну, ибо нет такого похабства, такого мерзкого дела, которым бы она побрезговала, чтоб соблюсти свой норов».

Никто у нас не писал о Великой Отечественной войне (прозу и публицистику) так исторически точно и мудро, как Астафьев. А такого рода историк-художник отчасти и пророк. Не дай Бог!..

Наследник

С приходом старости Сталин, конечно, не мог не задумываться над тем, что будет после него, прежде всего он не мог не опасаться, что пойдут насмарку его отчаянные старания фальсифицировать историю советской власти и своего правления. Но кто после него сможет запрятать еще глубже страшную правду о недавнем прошлом и продолжит возвеличивать чудовищную ложь? Сталинские соратники из числа его сверстников решительно отпадали.

Кого же он намечал на свое место? Конечно, никто не ответит на этот вопрос с абсолютной точностью. Но все же можно высказать предположение, против которого, по-моему, трудно возразить и выставить другую версию. Попробуем разобраться.

Достойным наследником Сталина оказался Михаил Андреевич Суслов. Да, он был вторым человеком в стране при Хрущеве и Брежневе, но являлся при них главным идеологом. Он сумел надолго затормозить процесс разоблачения сталинизма и довести до логичного гибельного конца борьбу большевиков за мировое господство. С этой главной идеей Ленина, Троцкого и Сталина покончено, похоже, навсегда, а вот ядовитое наследие Сталина смердит до сих пор, оно оказалось столь живучим, главным образом, потому, что он верно выбрал себе наследника. Причем не только выбрал, но и выпестовал его за много лет.

Суслов родился в 1902 году, то есть был намного моложе привычного сталинского окружения. Вырос в бедной крестьянской семье в селе Шаховском Хвалынского уезда Саратовской губернии. Вскоре после революции, в 1919 году, его отец стал членом партии большевиков, служил в местном уездном комитете и горсовете. Будучи человеком очень скрытным, Суслов почему-то не любил вспоминать об отце и своем детстве. В деревенской школе он получил начальное образование и стал сельским активистом, в 1920 году вступил в комсомол. До наших дней дошел один любопытный документ – «Протокол № 2 заседания активных работников Хвалынской городской организации комсомола от 9 декабря 1922 года». Из протокола узнаем, что Суслов читал свое сочинение-реферат «О личной жизни комсомольца». Он изложил в виде заповедей «что можно и что нельзя делать комсомольцу». Собрание решило этот реферат опубликовать и распространить по другим комсомольским ячейкам. С этим сообщением Суслов выступил в качестве члена партии, куда был принят в 1921 году.

По путевке местной партийной организации Суслов был направлен в Москву на учебу и в 1924 году окончил рабфак. С 1924 по 1928 год учился в Московском институте народного хозяйства имени Плеханова. Затем в целях повышения квалификации стал слушателем института красной профессуры. В 1929 году начал читать курс политэкономии в Московском университете и Промышленной академии. Нельзя сказать, что такое образование и тем более тогдашняя политэкономия были на высоком уровне, но все же впоследствии Суслов выгодно отличался от большинства своих малограмотных коллег в высших сферах власти.

Суслов мог бы сделать солидную и спокойную научную карьеру, но вместо этого начал решительно (без суеты, основательно) взбираться на партийный Олимп. В 1931 году решением ЦК партии был направлен на работу в Центральную контрольную комиссию ВКП(б) и Наркомат рабоче-крестьянской инспекции – единый (до 1934 года) партийно-государственный контрольный орган. Деятельность в таком специфическом органе власти вполне соответствовала характеру и наклонностям Суслова. В то самое время Сталин разворачивал массовый террор и прежде всего выстраивал под себя свою партию. В апреле 1933 года было принято Постановление ЦК о чистке партии. С этой целью для всех регионов страны были сформированы особые комиссии. Суслов участвовал в комиссии по чистке уральской партийной организации. Так он стал одним из сталинских опричников и затем не раз отличался на этом поприще. Он быстро понял, что в партии главное – борьба за власть и что при этом требуется идеологическое прикрытие, то есть самая беспринципная демагогия, если называть вещи своими именами.

Надо полагать, что деятельность Суслова в самый разгар массового террора была замечена и отмечена: в 1938 году он стал секретарем Ростовского обкома партии по кадрам, то есть продолжил свой путь все по той же стезе опричника. Документы того времени свидетельствуют, что в Ростовской области аресты носили такой массовый характер, что в местных организациях не осталось парторгов и их не из кого было выбирать! Летом 1938 года Суслов писал в местной газете «Молот»: «С каждым днем обновленное руководство обкома партии постепенно нащупывает, где у нас политически неблагополучно с руководством районов. Была проведена большая очистительная работа. Но это не значит, что кое-где еще не удалось притаиться вражеским элементам. Я думаю, что кое-где им удалось сохраниться, но житья мы им не дадим, выкорчуем до конца и наверняка».

Пустые грозные слова! Но те, кто знаком со сталинским стилем, сразу услышат в этой цитате знакомые интонации вождя. Нарочитое или врожденное сходство? Не все ли равно… Вскоре Сталин его распознал и, похоже, оценил.

В январе 1939 года Суслов стал уже вторым секретарем обкома. А на следующий месяц шагнул еще выше, занял пост первого секретаря Краевого комитета партии в городе Ворошиловск (ныне – Ставрополь). Биографы Суслова, Р. Медведев и Д. Ермаков, дают ему такую характеристику:

«Стиль руководства Суслова, окончательно определившийся и утвердившийся в эти годы, сосредоточен на тщательном, пунктуальном и аккуратном исполнении постановлений. Это верноподданническая самоотверженность в проведении в жизнь “мудрых” указаний вождя… По авторитетным в среде партийных руководителей образцам Суслов формировал и собственный строгий аскетический образ, строил свое поведение. По воспоминаниям людей, знавших Михаила Андреевича по Ставрополью, в его облике не было ничего естественного, полнокровного, открытого. Он осознавал себя в первую очередь лицом, облеченным властью, “верным солдатом партии”, частью отлаженной машины партийно-государственного управления… Именно в себе, в своем идеологически выверенном руководстве (а не где-то на заводах или колхозных полях) видел Суслов средоточие переустройства мира…»

По свидетельствам очевидцев, Суслов любил повторять такой афоризм: «Партии не нужны таланты, партии нужны преданные люди». Он никогда не забывал прославлять «гений Сталина». И, отлично понимая политику и логику вождя, Суслов не переставал всюду искать «врагов», говорить и писать о них без конца. Вот его несколько строк из местной партийной печати: «Все наши победы завоеваны в жесткой борьбе с остатками классовых врагов – троцкистами, бухаринцами, буржуазными националистами, шпионами и диверсантами, агентами иностранных разведок, пытавшимися сорвать социалистическое строительство и восстановить капиталистическое рабство в нашей стране».

Во время Великой Отечественной войны край был в 1942 году на пять месяцев оккупирован гитлеровскими войсками. Сразу после окончания оккупации Суслов возглавил поиск «врагов», виновников военных неудач на территории края. В недолгий период оккупации незначительная часть проживавших в крае карачаевцев поддерживала захватчиков. За это Сталин объявил всех карачаевцев изменниками, всех без исключения! Поэтому в ноябре 1943 года почти 80-тысячное население этой национальности было депортировано в Среднюю Азию и Казахстан. Затем такому же геноциду подверглись еще несколько народностей кавказского региона, но высылка карачаевцев оказалась самой первой. По команде Сталина Суслов, как глава края, организовал это чудовищное преступление. В результате этой акции погибло больше половины карачаевцев.

Сталин оценил усердие Суслова и выдвинул его на более высокий пост. Новое назначение было непосредственно связано с проведенной Сусловым депортацией карачаевцев. Когда в 1944 году большая часть Литвы была освобождена Красной Армией от немецкой оккупации, Сталин сформировал специальное Бюро ЦК ВКП(б) по Литовской ССР и назначил Суслова его председателем. Суслов прежде всего должен был разобраться с литовцами так же, как он это сделал с карачаевцами. Недаром он захватил с собой в Литву генерала НКВД Ткаченко, который под его руководством осуществлял депортацию карачаевцев.

Сталин назначил на новую должность Суслова с дальним прицелом: вскоре от оккупации была освобождена вся Прибалтика, и ее предстояло советизировать по сталинскому образцу. Весьма показательно, что вождь выбрал именно Суслова для осуществления на практике своей самой заветной мечты о советизации все новых и новых земель. Под началом этого процесса Сталин видел массовую депортацию всех, кто казался Москве врагом или просто подозрительным элементом, в Прибалтике таких нашлось несколько сотен тысяч.

В Литве нам пришлось несколько лет вести вооруженную борьбу с так называемыми «лесными братьями», которые выступали против советской власти и боролись с оружием в руках за независимость своей родины. Шла упорная и жестокая партизанская война. Суслов и здесь проявил себя. Он приказал для устрашения разбрасывать на улицах и площадях трупы участников сопротивления. Нечего уже говорить, что на местных жителей обрушился массовый террор. Затем Суслов стал главным эмиссаром Сталина по всей Прибалтике, где тоже очень угодил вождю, который уже точно наметил Суслова своим полномочным представителем по распространению советизации в Европе. В течение двух лет, с 1946 по 1948, Суслов выполнял особо важные сталинские поручения в разных странах Восточной Европы, ставших придатками нашей империи. Сталин лишний раз убедился, что не ошибся в своем избраннике. В 1947 году вождь лично рекомендовал Суслова на пост секретаря ЦК партии по идеологии. Это был космический взлет! Тогда в Секретариат ЦК входили всего пять человек: Сталин, Жданов, Кузнецов, Маленков и Попов.

До прихода Суслова в ЦК нашим главным идеологом (после Сталина, разумеется) считался Жданов, но в 1948 году он умер. Его место занял Суслов, с 1949 по 1951 год он был главным редактором газеты «Правда», оставаясь при этом секретарем ЦК. Он явно устраивал вождя не только как проводник его внешней политики, но и в качестве идеологического надзирателя внутри страны. Именно он проводил в жизнь сталинские планы по организации погромов в культуре, науке, литературе, которые были в послевоенные годы. Он же стал главным сторожем при «железном занавесе», которым страна наглухо закрылась от проникновения к нам западных веяний. Недаром историк Д. Волкогонов констатировал: «Долгие годы в СССР могли узнать о Западе лишь то, что сочтут люди типа Суслова».

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Когда отказывают сверхнадежные системы вневременной транспортировки, когда бессилен Космический флот...
Белый ангел – любовь. Синий – грусть, розовый – нежность. Зеленый – цвет зависти и ненависти. Художн...
Эта книга – сборник «малых» произведений признанного мастера отечественной фантастики. Драконы и маг...
60-е годы XIX века. Отмена крепостного права не принесла счастья семье Савостиных. Казалось, что эта...