Красное самоубийство Николаев Владимир

Субъективный фактор

В период становления советской власти большевики хватались за идею мировой революции, как за спасательный круг, в надежде на помощь международного пролетариата. В последующие годы, уже установив у себя немыслимую партийную диктатуру, они, во-первых, прикрывались этим громким лозунгом, а во-вторых, продолжали политику большевистской экспансии все из-за того же страха за будущее нашего абсурдного государства, которое не выдерживало никакой конкуренции с западной цивилизацией. Несмотря на то что время доказало банкротство надежды на мировую революцию, большевики не снимали эту задачу с повестки дня. Может быть, среди них были и такие, скажем, фанатики, которые все же верили в торжество мирового коммунизма? Трудно ответить на этот вопрос со всей определенностью. Интеллектуальный уровень руководителей нашей коммунистической партии всегда был чудовищно низким. У них мог высоко котироваться и лозунг поглупее, чем призыв к мировой революции!

Например, известно, что Ленин закончил университет экстерном и стал юристом, то есть буквально за несколько месяцев получил образование по такой специальности, овладение которой требует нескольких лет, причем при обязательном совмещении изучения теории с практикой. Не случайно Ленин проиграл в суде несколько своих первых дел и после этого забросил юридическую практику. Ах, если бы ему удалось стать мало-мальски приличным адвокатом!.. Зато он был возведен своими соратниками в ранг великого философа. Утверждение более чем сомнительное! У него, например, самым высшим достижением по философии числилась у нас книга «Материализм и эмпириокритицизм». Но вот что писал о ней один из ближайших знакомых Ленина Н. Валентинов:

«Многие отнеслись к книге как к курьезу… Ответили Ленину несколькими страничками, подчеркивая, что уровень понимания им философских проблем таков, что полемика с ним бесполезна». А вот что писал о той же книге В. Чернов, один из крупнейших мыслителей и деятелей буржуазно-демократической революции в России:

«В первый и последний раз произвел он эту карательную экспедицию в области философии… Целым рядом грубейших промахов и наивностей он с головой выдал свою абсолютную чуждость этой области мысли и полную неприспособленность к философствованию. Но и в этой книге он тот же, что и везде – уверенный, не подозревающий того, где и в чем он беспомощен, ломящий напролом, исполненный пренебрежения к другим и поставивший себе за правило афишировать это пренебрежение, это презрение».

Второй вождь Октябрьской революции, Л. Троцкий, вообще обошелся без высшего образования. Главный после Ленина большевистский «теоретик» Н. Бухарин тоже не сумел одолеть премудрости высшей школы. На третьем году обучения в университете он был из него исключен. Даже Ленин изволил как-то заметить, что Бухарин «нигде не учился и, думаю, никогда не понимал диалектики». Думается, что в этом отзыве есть доля истины. Все его работы по самым разным проблемам говорят об очень уж необъятном круге интересовавших его вопросов. Отсюда – некоторая эклектичность, поверхностные суждения, излишнее политизирование, категоричность вместо глубокого анализа. Здесь не место расширять этот тезис, но вот только один пример, на мой взгляд, вполне убедительный, очень характерный для отношения большевиков вообще ко многим насущным проблемам.

В 1927 году, то есть уже в свою самую зрелую пору, Бухарин опубликовал в «Правде» статью «Злые заметки» о Есенине. В ней он писал:

«…Есенинщина – это самое вредное, заслуживающее настоящего бичевания, явление нашего литературного дня. Есенин талантлив? Конечно, да. Какой же может быть спор? Но талантлив был и Барков, это прямой предшественник пушкинского стиха (как хромают мысль и стиль автора! – В. Н .). Талантлив в высокой степени “академик” И. Бунин, даже Мережковскому нельзя отказать в этом свойстве. Есенинский стих звучит нередко, как серебряный ручей. И все-таки в целом есенинщина – это отвратительная напудренная и нагло раскрашенная российская матерщина, обильно смоченная пьяными слезами и оттого еще более гнусная. Причудливая смесь из “кобелей”, икон, “сисястых баб”, “жарких свечей”, березок, луны, сук, господа бога, некрофилии, обильных пьяных слез и “трагической” пьяной икоты; религии и хулиганства, “любви” к животным и варварского отношения к человеку, в особенности к женщине, бессильных потуг на “широкий размах” (в очень узких четырех стенах ординарного кабака), распущенности, поднятой до “принципиальной” высоты и т. д.; все это под колпаком юродствующего квазинародного национализма – вот что такое есенинщина».

Нужны ли здесь какие-нибудь комментарии?

Другим не менее просвещенным коммунистическим лидером, чем Бухарин, считался партийный вождь нашей культуры А. Луначарский. Он тоже обошелся без высшего образования, но написал бесчисленное количество работ на самые разные темы. Известный русский писатель М. Алданов, эмигрировавший из России в 1919 году, писал о Луначарском:

«Этот человек, живое воплощение бездарности, в России просматривает, разрешает, запрещает произведения Нанта, Спинозы, Льва Толстого, отечески отмечает, что можно, что нельзя. Пьесы Луначарского идут в государственных театрах, и, чтобы не лишиться куска хлеба, старики, знаменитые артисты, создававшие некогда “Власть тьмы” играют девомальчиков со страусами…»

Здесь «девомальчики» и «страусы» – не выдумка! Луначарский отличался большой оригинальностью, был плодовитейшим драматургом и, как ни странно, описывал в своих пьесах не революции и баррикады, а жизнь высшего света, королей и принцев, рыцарей и прекрасных дам, замки, балы, дворцовые интриги… Вот только несколько пьес из множества других: «Король-художник», «Королевский брадобрей», «Фауст и город», «Герцог», «Канцлер и слесарь», «Медвежья свадьба» (по новелле П. Мериме)…

В пьесе «Канцлер и Слесарь» одним из действующих лиц является граф Лео Дорибах фон Трау, «блестящий кавалерийский офицер», «в его лице и движениях есть какая-то гармония, превышающая ладность чисто военной выправки». Другой герой пьесы, граф Леопольд фон Гатори, заявляет: «Я должен чувствовать голубую кровь… Манеры… Малейшая вульгарность – очарование исчезло». Еще один герой – «шикарный флигель-адъютант, гремящий саблей и шпорами». И каждый их них – колоритнейшая фигура, вызывающая у автора восторг и даже, похоже, зависть. Так, граф Лео говорит: «И вот помчаться в один из близких дней в карьер, в атаку, крикнуть всей грудью: бог войны, в руки твои предаю дух мой! И вдруг – бац! Страшным ударом быть разбитым… Кануть в вечность… А красивый труп подберут. И будут править тризну… И в стольких женских сердцах останусь я жить молодым богом в таком сиянии, какого нельзя достигнуть при жизни ни в чьем сердце».

И это пишет один из самых главных архитекторов будущего всемирного коммунистического сообщества! В своей пьесе «Король-художник» Луначарский ловко и скромно выставил самого себя: «Как тяжело королю-художнику править страной грубых беотийцев». Пир графомана? Мания величия? Бред, с которым надо отправлять к психиатру?..

Читатель! Внимательный читатель! Неужели вы ни о чем не вспоминаете, столкнувшись с драматургией Луначарского? Припомните, что Сталин 15 раз смотрел в МХАТе «Дни Турбиных» Булгакова, действительно великую пьесу, не то что поделки игривого наркома просвещения. Но почему все же 15 раз?! Да потому, наверное, что даже душа негодяев в постоянном окружении себе подобных может затосковать по порядочным людям. У Сталина – это белые офицеры из булгаковской пьесы, у Луначарского – придуманные им короли и рыцари…

Не повезло с образованием и Сталину, оно у него, как известно, неоконченное семинарское. Достаточно вспомнить последние анекдотические «научные труды» Сталина о социализме и языкознании. В лучшем случае они могут заинтересовать лишь сатириков или психиатров. Сталин, пока не записал сам себя в гении, видимо, ощущал недостаток своих знаний. С 1925 по 1928 годы он дважды в неделю приглашал к себе для занятий известного философа Яна Стэна, который был тогда заместителем директора Института Маркса-Энгельса. Известно, что Стэн был очень недоволен этими занятиями с вождем, к нему трудно прививалась философия. И этому не стоит удивляться: ведь нельзя браться за высшую математику, не освоив арифметику. Остается добавить, что в 1937 году по прямому указанию Сталина Стэн был арестован и расстрелян. Он слишком хорошо знал о степени невежества вождя.

Не отличались в этом смысле от своего вождя и его ближайшие сподвижники. Самый долговременный сталинский прислужник В. Молотов имел за плечами только реальное училище. Второй по стажу сталинский сатрап Л. Каганович имел два класса образования, по профессии – сапожник. Два класса было и у любимца вождя Н. Хрущева, который был абсолютно малограмотным, разве что читать умел. До сих пор сохранились документы с его резолюцией: «Азнакомица!» – и далее следовал перечень лиц.

Все эти пролезшие в вожди недоучки имели под собой весьма своеобразную партийную элиту. Так, в 1927 году в компартии высшее образование было менее чем у одного процента ее членов. Через десять лет, в 1937 году, лучше не стало: среди секретарей обкомов низшее образование имели 70 процентов, среди секретарей райкомов – 80 процентов. Потом, со временем партийные боссы наловчились получать дипломы о своем образовании, используя высокое служебное положение. Официальную статистику это подправило, но сути дела не изменило. Так, например, Л. Брежнев имел диплом инженера, но никакими знаниями не отличался. М. Горбачев заимел два диплома – юриста и агронома, но это не мешало ему неоднократно демонстрировать в своих выступлениях незнание и непонимание самых элементарных основ той самой экономики, которую он принялся реформировать. Так, год за годом он клялся в верности рыночной экономике и при этом объявлял, что он категорически против частной собственности на землю. Но это же абсурднейшее противоречие! Для любого западного политика одного такого публичного заявления было бы достаточно, чтобы навсегда покинуть политическую сцену. Мы же спокойно все это выслушивали!

Все пришедшие за Сталиным кремлевские вожди, включая пропущенных нами выше Андропова, Черненко и Ельцина, образованностью не отличались. И похоже, что комплекс недоучки их не смущал… Наоборот, именно отсутствие необходимого багажа знаний позволяло им не только губительно экспериментировать со своим народом, но и призывать другие народы последовать нашему примеру!

Разумеется, что в наших рассуждениях нельзя сводить все дело к вопросу о знаниях, образовании. Если иметь в виду субъективные факторы, то можно вспомнить еще об одной странности: под красным знаменем мировой революции у нас почему-то всегда впереди всех выступали люди по сути своей ущербные, одурманенные безраздельной личной властью. В «Письмах из мертвого дома» Достоевский писал: «Кто бы ни испытывал власти, полной возможности унижать другое человеческое существо… до самой крайней степени унижения, хочешь не хочешь, утрачивает власть над собственными чувствами. Тирания – это привычка, она имеет способность развиваться, она в конце концов развивается в болезнь… Человек и гражданин умирают в тиране навсегда».

Итак, по Достоевскому, тирания развивается в болезнь. А может быть, наоборот? Спорный вопрос. Обратимся к истории. Оказывается, что за практическое осуществление коммунистических идей, невозможное без установления диктатуры (как прежде всего признали сами большевики!), почему-то взялись люди психически не очень полноценные. Возможно, потому, что и сама эта затея была в принципе нездоровая? Начнем с Ленина. Возьмем воспоминания о нем Н. Валентинова, близко знавшего Ильича задолго до того, как тот стал вождем. Валентинов пишет:

«В своих атаках, Ленин сам в том признавался, он делался “бешеным”. Охватывавшая его в данный момент мысль, идея властно, остро заполняла весь его мозг, делала одержимым… За известным пределом исступленного напряжения его волевой мотор отказывался работать. Топлива в организме уже не хватало. После взлета или целого ряда взлетов начиналось падение энергии, наступала психическая реакция, атония, упадок сил, сбивающая с ног усталость. Ленин переставал есть и спать. Мучили головные боли. Лицо делалось буро-желтым, даже чернело, маленькие острые монгольские глазки потухали. Я видел его в таком cocтоянии… После лондонского съезда партии он точно потерял способность ходить, всякое желание говорить, почти весь день проводил с закрытыми глазами. Он все время засыпал… В состоянии полной потери сил он был и в Париже в 1909 году после очередной партийной склоки.

Он убежал в деревушку Бон-Бон, никого не желая видеть, слышать, и только после трех недель жизни “на травке” превозмог охватившую его депрессию… Опустошенным возвратился он с Циммервальдской конференции в 1915 году, где истово сражался за претворение империалистической войны в гражданскую. Он искал отдыха в укромном местечке Соренберг, недалеко от Берна… Вдруг ложится на землю, вернее, точно подкошенный, падает, очень неудобно, чуть не на снег, засыпает и спит как убитый».

Таких свидетельств много. Уже только по ним психиатр может сделать вполне конкретные выводы, но и так ясно, что с психикой у Ленина не все было в порядке. В повседневной жизни его болезненное состояние выражалось в таких руководящих наставлениях: «Ничто в марксизме не подлежит ревизии. На ревизию один ответ: в морду!» По этому поводу Валентинов замечает: «Здесь дело не в одном только расхождении в философии. Здесь причиной – невероятная нетерпимость Ленина, не допускающая ни малейшего отклонения от его, Ленина, мыслей и убежденности… Философские дебаты с Лениным, мои и других, имеют большое продолжение, а главное – историческое заключение, похожее на вымысел, на бред пораженного сумасшествием мозга… “Философская сволочь”, – так Ленин называл всех своих оппонентов в области философии».

Валентинов пишет о книге Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»:

«Беснование сделало книгу Ленина уникумом – вряд ли можно найти у нас другое произведение, в котором была бы нагромождена такая масса грубейших ругательств по адресу иностранных философов… У него желание оплевать всех своих противников, он говорит о “ста тысячах плевков по адресу философии Маха и Авенариуса…” Взяв в свои руки власть в 1917 году, Ленин от плевков перешел к высылке своих оппонентов из России за границу, к концлагерям и массовому террору. Теперь уже широко известно, что последние два года жизни он пытался руководить страной, будучи практически недееспособным, причем отказала ему голова. Что у него раньше началось: болезнь или тирания?

За свои сорок пять лет активной работы в журналистике, с 1947 по 1992 год, я не раз убеждался в том, как большая политика страдает от состояния здоровья и самочувствия ее лидеров. Известны самодурство и взбалмошность Хрущева. Последние годы своего правления был практически недееспособным Брежнев. Будучи смертельно больными, пытались править страной Андропов и Черненко. Эту же дурную традицию развил и приумножил Ельцин.

Пристальный интерес западной общественности к состоянию здоровья своих политических лидеров не является следствием только обывательского любопытства, просто там люди не желают доверять свои судьбы больным руководителям, облеченным большой властью. У нас же здоровье наших вождей – государственный секрет. Сталин, например, запрещал собирать и хранить медицинские документы о своем здоровье. Тем не менее до нас дошли кое-какие сведения на эту тему. Большую ценность представляют мемуары Н. Петровой, посвященные жизни и деятельности профессора Д. Плетнева, который в течение нескольких лет был личным врачом Сталина. Она была много лет ближайшей сотрудницей Плетнева, и он незадолго до своего ареста передал ей свои записки. В середине 30-х годов он был брошен в ГУЛАГ, как и множество других лиц, близко знавших Сталина. Во время войны Петрова работала в госпитале, который в 1942 году захватили немцы. В конце концов она оказалась на Западе, где ее воспоминания и были изданы на русском и английском языках. Вот как, например, Плетнев рисует образ вождя:

«Сталин обладал неустрашимостью и мужеством льва, умом змеи, слабостью и трусостью зайца, и все это одновременно! Он плохо переносил физическую боль, и боли в суставах иногда доводили его до исступления. Он не терпел возражений, был склонен к хвастовству и любил лесть. Он обладал широким кругозором, проницательностью, изворотливостью, гибкостью и сильной склонностью к авантюризму. Однако одних лишь духовных его способностей было бы недостаточно для успешного восхождения, если бы не дьявольская хитрость и коварство и поразительное знание человеческой души со всеми ее слабостями. Он был упрямым, последовательным и обладал невиданной силой воли и железными нервами. Обмануть его, стоя перед ним, было очень трудно, потому что возникало впечатление, что его глаза видят тебя насквозь… По выражению лица невозможно было угадать его истинных мыслей. Иногда он казался обманчиво радушным и дружелюбным, в то время как испытывал к этому человеку только вражду и ненависть. Он страдал только двумя расстройствами: манией величия и манией преследования».

Остается добавить, что в 1937 году Плетнев поставил своему главному пациенту диагноз – «параноидальный психоз» и вскоре исчез в недрах ГУЛАГа. Известно, что Сталин с раннего детства был очень болезненным ребенком. Мало этого. Малолетнего Иосифа и его мать постоянно избивал пьяный отец, домашний тиран. Друг юности будущего вождя, И. Иремашвили, вспоминал, что эти избиения и издевательства оставили неизгладимые следы в душе Сталина. Иремашвили писал:

«Незаслуженные избиения мальчишки сделали его таким же жестоким и бессердечным, как его отец. Он был убежден в том, что человек, которому должны подчиняться люди, должен быть таким, как его отец, и потому в нем вскоре выработалась глубокая неприязнь ко всем, кто был выше него по положению. С детских лет целью его жизни стала месть, и этой цели он подчинил все, в нем непрерывно и однозначно накапливалась ненависть».

Трагической жертвой сталинской нездоровой психики стал великий русский ученый В. Бехтерев, невролог, психиатр и психолог. В конце декабря 1927 года он был приглашен к Сталину на консультацию. Как известно, Сталин зря ничего не делал, а к помощи врачей (тем более не своих, личных) прибегать не любил. Значит, приспичило обратиться к Бехтереву, который ранее участвовал в нескольких консилиумах по поводу здоровья вождя, но они не касались психики Сталина, обсуждалась его сухорукость, инсульты и неврологические расстройства. Бехтерев тогда и приглашался не как психиатр, а как невропатолог. А в декабре 1927 года вождь впал в состояние тяжелой депрессии, и Бехтерев провел с ним несколько часов. Неизвестно, о чем они говорили, но известно другое. В своем узком кругу Бехтерев после того визита сказал: «Диагноз ясный. Типичный случай тяжелой паранойи». Ha другой день Бехтерев скоропостижно скончался. До этого ни на что не жаловался, был в добром здравии. Его, гордость нашей науки, тут же кремировали. Вскрытия не было! Остается добавить, что сын Бехтерева, инженер по профессии, был затем арестован и расстрелян, а его жена пропала в концлагерях, исчезла неизвестно куда и вдова ученого, свидетель всего случившегося с Бехтеревым.

Известный психиатр А. Личко высказывает такое мнение:

«Я как психиатр считаю, что Сталин был болен и что диагноз, поставленный Бехтеревым, верен. Болезнь, как это часто бывает, особенно остро протекала, очевидно, в отдельные периоды, в другие же затихала. Психопатические приступы при этой болезни, как правило, бывают спровоцированы внешними обстоятельствами, трудными ситуациями. Возьмите хотя бы волнообразность репрессий. Я думаю, приступы были в 1929–1930 годах, потом в 1936–1937-м… Может быть, был приступ в самом начале войны, в первые дни, когда он фактически устранился от руководства государством. И, наконец, это период в конце жизни, период “дела врачей”…»

Основной вывод профессора Личко: «Если у обычного параноика бред может повести к жестокостям и убийствам, то у параноика, стоящего у власти, этот бред влечет за собой массовые репрессии».

Чуть выше приведено свидетельство профессора Плетнева о мании величия вождя, есть смысл и о ней сказать несколько слов, хотя в данном случае примеры можно перечислять буквально до бесконечности. Одним из таких самых ярких и достоверных примеров является изданная в 1948 году «Краткая биография» вождя. В истории человечества, наверное, вообще трудно отыскать более льстивую книгу, чем эта. Понятно, что сам товарищ Сталин внимательнейшим образом изучил в ней каждое слово еще до того, как разрешил печатать. Понятно, что она самым тщательным образом им лично отредактирована и во многих случаях просто написана. В этом, зная нашего вождя, можно не сомневаться. Эту «Краткую биографию» вполне можно назвать «Автобиографией»! Но самое пикантное заключается в том, что до нашего времени сохранилась часть тех вставок, которые вождь собственноручно сделал при работе над текстом. Вот некоторые из них:

«В этой борьбе с маловерами и капитулянтами, троцкистами и зиновьевцами, бухариными и каменевыми окончательно сложилось после выхода Ленина из строя то руководящее ядро нашей партии…, которое отстояло великое знамя Ленина, сплотило партию вокруг заветов Ленина и вывело советский народ на широкую дорогу индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства. Руководителем этого ядра и ведущей силой партии и государства был тов. Сталин».

«Мастерски выполняя задачи вождя партии и народа, имея полную поддержку всего советского народа, Сталин, однако, не допускал в своей деятельности и тени самомнения, зазнайства, самолюбования».

«Товарищ Сталин развил дальше передовую советскую военную науку. На разных этапах войны сталинский гений находил правильные решения, полностью учитывающие особенности обстановки».

«Сталинское военное искусство проявилось как в обороне, так и в наступлении. С гениальной проницательностью разгадывал товарищ Сталин планы врага и отражал их. В сражениях, в которых товарищ Сталин руководил советскими войсками, воплощены выдающиеся образцы военного оперативного искусства».

Таковы самохарактеристики вождя, ослепленного манией величия, и в этом ослеплении руководившего огромной страной… Но его «Краткая биография», вернее, «Автобиография» свидетельствует еще и о другом – о совершенно беспардонной наглости и лживости. Вождь, который учит жить не только своих подданных, но весь мир, похоже, считает всех по меньшей мере робкими глупцами. С первых строк этой столь разоблачительной, прежде всего для него самого, книги объявляется:

«Господствовавший в семинарии иезуитский режим вызывал у Сталина бурный протест, питал и усиливал в нем революционные настроения. Пятнадцатилетний Сталин становится революционером…». Далее сообщается, что он в том же возрасте «стоял во главе марксистских кружков семинарии». Но и этого мало! О том же самом периоде жизни будущего вождя сказано: «Уже в то время Сталин – один из самых энергичных и видных работников тифлисской социал-демократической организации». Как тут не вспомнить о еще одной такой же «биографии», а именно – Ким Ир Сена, северокорейского диктатора, там он был объявлен революционером с… 12 лет!

Автор книги о самом себе если где и не соврет, то умолчит о многом. В книге, например, упоминается, что Сталин в 1910 году стал членом ЦК партии, но при этом опускаются пикантные подробности этого назначения. В то время Ленин находился в эмиграции, и его уполномоченным в России являлся тогда известный большевистский лидер Р. Малиновский, он и настоял на том, чтобы Ленин ввел Сталина в ЦК. А вскоре после Октябрьской революции, в 1918 году, выяснилось, что Малиновский в течение многих лет был агентом царской охранки; известно, что среди большевиков было немало агентов охранки, недаром в ходе октябрьского переворота его участники в первую очередь уничтожали именно полицейские архивы. А Малиновского поспешно расстреляли. Концы в воду?

В «Краткой биографии» утверждается: «Ленин и Сталин смело и уверенно, твердо и осмотрительно вели партию и рабочий класс на социалистическую революцию, на вооруженное восстание. Ленин и Сталин – вдохновители и организаторы победы Великой Октябрьской революции». Как будто никому не известно, что с первых же дней существования советского правительства и до 1923 года Сталин занимал весьма скромный пост народного комиссара по делам национальностей. Известно также, что Троцкий был руководителем Красной Армии, но в книге утверждается: «Непосредственным вдохновителем и организатором важнейших побед Красной Армии был Сталин…»

Коллективизация, индустриализация, массовый террор – все эти периоды, если верить книге, демонстрируют лишний раз гениальность и прозорливость вождя. Не забыта, конечно, и мировая революция, по этому поводу говорится, что Сталин учит трудящихся всех стран, «как нужно готовить условия конечной победы пролетариата». Если «Краткую биографию» издать под одной обложкой с «Кратким курсом» истории партии, то получится книга, у которой есть удивительный аналог – «Моя борьба» Гитлера. То же переплетение истории и личности, тот же стиль, то же обожествление обоих диктаторов (ими же самими!), те же претензии на мировое господство (фашистское или большевистское)…

Выражаясь по-современному, зловредный ген мании величия (единовластия, культа личности и т. п.) был изначально заложен в глубинную структуру, в самый фундамент партии большевиков. Тот же Хрущев начал было одной рукой разрушать культ личности Сталина, а другой начал воздвигать собственный культ. Потому ему и стало затем неловко дальше развенчивать бывшего диктатора.

По-моему, мало кто обращает внимание и на то, как Хрущев разоблачал культ Сталина на XX съезде партии. Чтобы понять это, надо для начала обратить внимание на этот пресловутый термин «культ личности». С тех пор он так прочно вошел в наш обиход, что никто не вникает в его смысл, а ведь именно в нем, в этом смысле, уже заложена вся ущербность критики сталинской эпохи по хрущевскому сценарию. О культе личности как таковом ему следовало бы говорить во вторую очередь, а в первую – о порочной системе, позволившей этому культу вырасти. В разоблачительной речи Хрущева личности, характеру Сталина было придано самодовлеющее значение. А ведь главное зло, породившее этот культ, – в теории и практике нашего так называемого социалистического государства. Вот в этой главе книги мы, например, добрались до разговора о субъективных факторах в жизни и деятельности ее главных героев – глашатаев мировой пролетарской революции, но выше, до этого, мы уже немало сказали о породившей их структуре и политике. Хрущев же от такого разговора ушел…

И недаром именно Хрущев (из-за своего потрясающего невежества и необразованности) и после начавшегося было разоблачения культа Сталина не отказался от идеи мировой революции и большевизации всего мира, на своем удивительно низком уровне развития он мог продолжать верить в эту бредовую идею, об этом свидетельствуют факты того времени. Сразу после смерти Сталина, с которым мы буквально зашли в тупик, в обществе стали появляться новые веяния, причем даже в высших властных сферах. Так, Маленков уже в августе 1953 года произнес в своей речи невиданное ранее у нас слово «разрядка», а в марте 1954 года высказался за ослабление международной напряженности, «против политики холодной войны, ибо эта политика есть политика подготовки новой мировой бойни, которая при современных средствах войны означает гибель мировой цивилизации». Маленков, человек образованный и знающий, все это понял, а вот его коллега по власти в то время, все тот же Хрущев, счел такие идеи вредными, враждебными стратегии коммунистической партии и советского государства. Он прямо обвинил Маленкова в оппортунизме и в том, что тот не проявил себя «достаточно зрелым и твердым большевистским руководителем». Воспитанная в сталинском духе партийно-государственная верхушка поддержала, разумеется, Хрущева. В результате Маленков был с позором отрешен от власти.

Верный духу воинственного пролетарского интернационализма, Хрущев активно включился в гонку ядерных вооружений. Тогда и у Америки, и у нас было вполне достаточно ядерного оружия, чтобы уничтожить нашу цивилизацию, но Хрущев все равно санкционировал испытания водородных бомб с огромным зарядом, сотрясая и отравляя земную атмосферу. Казалось бы, пора уже расстаться с надеждой на мировую революцию, но, нет, идея эта все еще подогревалась в нашем сознании в расчете на кризис мирового капитализма, который уверенно предрекали большевистские теоретики. Хрущев, например, заявлял, что мы непременно похороним капитализм. И с таким настроением едва не похоронил весь мир! А дело обстояло так.

Разоряя собственную страну, запугивая всех и вся, мы настойчиво проводили в жизнь свою политику так называемого пролетарского интернационализма. В рамках этой политики мы до зубов вооружили кубинского диктатора Фиделя Кастро, провозгласив при этом его диктаторский режим «Островом свободы»! Как же иначе! Ведь под самым боком у США… А затем мы установили на острове свои ядерные ракеты. Этого американцы не потерпели и потребовали их забрать обратно. Мы на это сразу не согласились. В октябре 1962 года международная обстановка настолько осложнилась, что мир оказался на грани новой войны, на этот раз неминуемо ядерной. В последний момент у нас все-таки хватило разума убрать ракеты с Кубы.

Неистребимая верность идеям воинствующего интернационализма у Хрущева, как и у Сталина, сочеталась с манией величия. Да, он был проще, доступнее, демократичнее Сталина, но все равно культ его собственной личности раздули у нас, можно сказать, до сталинских масштабов. Когда Сталин начинал прибирать власть к своим рукам, всюду можно было увидеть плакат художника Б. Ефимова, на котором восходящий вождь был изображен у штурвала страны. С приходом к власти Хрущева появился плакат художника Абрамова, где тот тоже стоял у штурвала страны. Плакат был снабжен стихами С. Михалкова:

Не страшен никакой девятый вал

И никакие бури не страшны:

В уверенных руках находится штурвал

Могучей, мирной, трудовой страны.

И пошло-поехало!.. В прославление нового вождя включились все силы культурного фронта: кино, средства массовой информации, писатели и поэты… Возглавляли этот благостный хор, разумеется, партийные функционеры и государственные чиновники. Лесть была безгранична, бездарна и зачастую просто безумна. Так, поэт С. Смирнов воспел даже смертельно опасные ядерные игры Хрущева, едва не ввергнувшие человечество в атомную войну:

Я дома, по радио, речь вашу слушал,

Мне светлые чувства заполнили душу…

Она громогласней весеннего грома,

Она для агрессоров – вроде разгрома.

На исходе своего правления Хрущев, похоже, совсем потерял голову. К своему 70-летию он навесил себе четвертую золотую Звезду Героя. Сменивший его на посту нашего вождя Брежнев буквально шаг за шагом повторял все благоглупости Хрущева на пути создания собственного культа. Вплоть до золотых геройских звезд – у Брежнева их стало пять! Подробнее о его культе личности написано выше, в главе «Наследник».

Сталин, Хрущев, Брежнев… Какие разные люди! Но была у них одна общая определяющая черта, они были падки на лесть, которая питала их неуемное властолюбие. И вот именно их выдвинула на самый верх основанная Лениным и Троцким коммунистическая система. Кстати, они оба и положили начало созданию культа личности правящего советского лидера, просто им не было отпущено достаточно времени для этого. Так что разговор о культе личности того или другого нашего вождя надо начинать не с личных качеств, а с той системы, которая их породила. Порочная по самой своей сути, она могла выдвигать на самый верх только таких же порочных людей.

Пожалуй, нельзя завершить эту главу, посвященную субъективным факторам наших выдающихся коммунистов-интернационалистов, не упомянув еще об одном общем для них качестве. Дело в том, что Сталин, Хрущев и Брежнев любили выпить. Их предшественнику, Ленину, злоупотреблять спиртным не позволяло слабое здоровье, о чем выше мы уже писали, зато он обожал пиво. Алкоголь был не просто спутником жизни послеленинских вождей, но играл существенную роль в характере их правления, почему и приходится остановиться на этой теме.

Все, к чему Сталин прикасался, он переиначивал на свой лад, извращал и портил, нарушал общечеловеческие нормы. Будучи выходцем из Грузии (там застолье – дело святое, сродни искусству), он сумел тем не менее испохабить даже этот светлый и праздничный обычай. Кстати, именно с испорченным застольем связан тот самый роковой случай, после которого в его жизни наступил наиболее страшный период. В 1932 году, в годовщину Октябрьской революции, он вел праздничный стол в узком кругу своих родных и близких. Как всегда, начал за столом безобразничать, швырялся чем попало в сидевшую напротив него жену, кричал ей: «Эй, ты, пей!» Она вскочила из-за стола, бросила ему: «Я тебе не “эй, ты”». И покинула застолье. Утром на другой день ее нашли мертвой, она скончалась от выстрела из собственного пистолета. До сих пор существуют две версии: или самоубийство, или ее убил Сталин. После этой трагедии он окончательно поселился на своей даче в Кунцево, где его частые безобразные застолья стали традицией на целых двадцать лет. Начинались они поздно вечером и заканчивались, как правило, под утро.

Как известно, Сталин в начале своей партийной карьеры был боевиком, уголовником, совершал грабежи (деньги шли частично в партийную кассу, частично ему и его сообщникам). Соответственным был и образ жизни будущего вождя, его внешний облик. Хрущев в своих мемуарах пишет о том, как Сталин не раз в узком кругу и при хорошем застолье рассказывал о своей ссылке в Вологодской области в 1908 году:

«Во время первой ссылки, – любил рассказывать Сталин, – я познакомился с хорошими ребятами из уголовников. Обычно я с ними и общался. Помню, останавливались с ними у трактира. Выясняли, у кого есть рубль или два, совали деньги в окно, брали питье и пропивали все до копейки. Сегодня я плачу, завтра – он; и так по очереди. Славные парни были эти уголовники, таких теперь редко встретишь. А среди политических много всякой сволочи было. Организовали раз товарищеский суд, меня судить, за то, что пью с уголовниками, будто бы это проступок какой!»

Кстати, это свидетельство лишний раз демонстрирует, как вольготно жили в ссылке большевики при царском режиме. Сталинские застолья Хрущев вспоминает не раз:

«Это могло случиться с любым из нас. Все зависело от того, как взглянет на тебя Сталин или что ему покажется в данный момент. Порой он говорил: “Что это вы сегодня на меня не смотрите? Что-то у вас глаза бегают”. Или еще что-либо в этом роде. И все это произносилось с таким злом! Разумный следователь не ведет себя так даже с заядлым преступником, а тут произносилось за дружеским столом. Сидим мы, едим, а он вдруг награждает такими эпитетами и репликами людей, которые по его же приглашению сидят за его столом и ведут с ним беседу. Тяжелое было время!..»

И еще из воспоминаний Хрущева на ту же тему:

«Просто невероятно, что Сталин выделывал. Он в людей бросал помидоры, например, во время войны, когда мы сидели в бомбоубежище. Я лично видел это. Когда мы приезжали к нему по военным делам, то после нашего доклада он обязательно приглашал к себе в убежище.

Начинался обед, который заканчивался швырянием фруктов и овощей, иногда в потолок и стены, то руками, то ложками и вилками. Меня это возмущало: “Как это вождь страны и умный человек может напиваться до такого состояния и позволять себе такое?” – Командующие фронтами, нынешние маршалы Советского Союза, так почти все прошли сквозь такое испытание, видели это постыдное зрелище».

Мало всего этого. Как правило, Сталин насильно заставлял своих собутыльников напиваться до бесчувствия. Похоже, он следовал правилу: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Каждому было ясно, что отказ от предложения выпить может взбесить Сталина, так что от лишней рюмки никто не отказывался.

В большой сталинской столовой рядом с обеденным столом стояли запасные чистые приборы – драгоценный фарфор, хрусталь. Это для удобства гостей, поскольку официантов не было. Иногда хозяин стола произносил команду по-грузински, и тут же появлялись охранники, хватали скатерть на столе за четыре утла и привычно быстро сворачивали ее вместе со всем, что было на столе. Понятно, все перемешивалось, посуда безнадежно билась, но тут же, как в сказке, накрывалась чистая скатерть, стол быстро обновлялся, и застолье продолжалось. Наверное, вождь еще в молодости подсмотрел этот прием у каких-нибудь богатеев или в воровском притоне.

Как ни странно, пьянство вождей было поставлено на службу интернационализму, они, видимо, были уверены, что с ним, с его помощью, будет легче продвигать большевизм по всему миру. Не только своих ближайших собутыльников, но и многих иностранных коммунистических лидеров Сталин заставлял напиваться до неприличия. После одного такого случая югославский вождь Тито сказал своим спутникам, что больше к Сталину на ужин не пойдет. Как известно, при Сталине и стены везде все слышали, тем более в официальных резиденциях. Возможно, с этого заявления Тито и зародилась у Сталина неприязнь к нему, которая затем переросла в лютую ненависть.

В своих воспоминаниях Хрущев утверждал, что постоянные собутыльники вождя, его любимцы Жданов и Щербаков, умерли от пьянства, от постоянного перепоя за хозяйским столом, где приходилось стаканами пить вино, что обоим было противопоказано, особенно в таких количествах. Однажды Хрущев попробовал было обмануть хозяина стола и выпить вместо вина сок. Тот тут же это заметил и закатил ему скандал.

В последние годы жизни вождя его постоянными собутыльниками были Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Возможно, это обстоятельство сыграло роковую роль в судьбе Сталина. Как известно, незадолго до смерти он публично высказывал свое недовольство ближайшими соратниками, намекал на грядущие перемены в руководстве. Для будущих жертв из его окружения эти угрозы могли означать все что угодно, вплоть до расстрела в подвалах Лубянки. Ведь вождь всю свою жизнь занимался тем, что уничтожал своих когда-то самых близких ему людей. Вполне возможно, что четверка последних его собутыльников могла задуматься над такой перспективой.

С приходом гласности поползли слухи, появились и печатные публикации о том, что Сталин, возможно, был отравлен во время последнего застолья в ночь на первое марта своими же соратниками, которые имели все основания опасаться за свою судьбу под Сталиным. В 2003 году, в связи с 50-й годовщиной со дня смерти вождя, самое распространенное у нас периодическое издание, еженедельник «Аргументы и факты» (тогда тираж доходил до трех миллионов), подробно описал такую возможную версию сталинской смерти. Еженедельник предложил провести расследование по этому делу и высказал конкретные предложения по тому, как это организовать. Никакой реакции властей на столь настойчивое предложение не последовало.

Можно еще вспомнить о том, что неуемная грузинская душа вождя не удовлетворялась ролью тамады только в домашнем застолье, он, как истинно кавказский человек, любил также многочасовые массовые застолья, которые устраивал в Кремле. Этот заведенный им обычай вошел в кремлевский обиход и стал традиционным при всех последующих советских вождях. Вот воспоминание об одном из таких сталинских пиршеств, оно оставлено музыкантом Ю. Елагиным, участником Государственного джаза. Речь идет о традиционном новогоднем банкете, который, как всегда, сопровождался концертом лучших артистических сил. Елагин сообщает, что выступление их джаза началось в 2.30 ночи, вот как гулял вождь-тамада! Итак:

«Программой командовал какой-то чекист в форме майора госбезопасности. Он был весь красный и потный от волнения и не выкликал фамилии артистов, а прямо рявкал и рычал, как заправский фельдфебель на провинившихся солдат… В проходах через каждые четыре шага стояли чекисты. (Зачем?! Вожди артистов боялись?) Мы идем и слышим команду очень тихим голосом: “Идите вперед! Быстро! Не останавливаться!”

Мы попадаем на эстраду. Зал поражает нас обилием света. Это Георгиевский зал, нарядный зал, парадный зал для кремлевских банкетов. В зале идет пир горой. За большими столами полно народу. Прямо перед нашей эстрадой, несколько изолированно от всех остальных, стоит стол для членов Политбюро.

Вожди сидят спиной к нам и лицом к залу. Они сидят без дам, строго по рангу. Сталин посередине, справа от него Молотов, слева Ворошилов. Члены Политбюро сидят чинно и спокойно и производят впечатление единственно трезвых людей в зале.

За столом налево сидит компания летчиков. Они что-то весело кричат и громко чокаются бокалами. Толстый и пьяный Алексей Толстой стоит на столе и машет белой салфеткой…

По залу носятся лакеи в черных смокингах, с подносами и бутылками в руках. Их очень много – почти столько же, сколько и гостей. Это все молодые и здоровые ребята с молодцеватой выправкой и почему-то кажется, что им больше подошел бы не смокинг, а совсем другой костюм.

…Когда мы выходим на эстраду, Сталин и его соседи поворачиваются к нам и аплодируют. Сталин одет в куртку защитного цвета, без орденов и каких-либо знаков отличия. Он улыбается и ободряюще кивает нам головой. Перед ним стоит наполовину наполненный стакан. По цвету похоже на коньяк. Мы начинаем играть. Из всего зала нас слушают только члены Политбюро. Они перестают есть и оборачиваются в нашу сторону. Вся остальная публика продолжает есть и не обращает на нас ни малейшего внимания. Стучат тарелки, звенят бокалы. Когда мы кончаем нашу программу, вожди хлопают долго и энергично.

…Мы снова попадаем в большое фойе. Через несколько минут к нам подходит наш шеф – капитан: “Товарищи, занесите ваши инструменты в комнату, а потом милости просим откушать!” Мы относим инструменты и идем в большой зал на первом этаже, где накрыты длинные столы специально для участников концерта. На столах самая разнообразная закуска. Много икры, окорока, салаты, рыба, свежие овощи и зелень. Графины с водкой. Красные и белые вина. Великолепный армянский коньяк. Столы накрыты не менее чем на тысячу человек, а нас всех не более четырехсот. Так что можно рассаживаться и есть и пить вволю.

Чекист с лейтенантскими отличиями выполняет роль буфетчика и чрезвычайно ловко и быстро, как заправский ресторанный кельнер, открывает бутылки. Вообще, в то время, как наверху высоких гостей обслуживали лакеи в смокингах, нам прислуживали чекисты в форме. Очевидно, мы были не столь важные птицы, чтобы стоило для нас переряжаться…

…Наконец, один из наших товарищей, после изрядного количества рюмок водки и коньяка, совершенно потрясенный и глубоко восхищенный окружающим великолепием, тоже поднимается и просит слова. “Товарищи! – говорит он заплетающимся языком. – Где, в какой стране это возможно, чтобы я, простой музыкант, попал сюда? Этим я обязан только нашему другу и великому вождю всех музыкантов, дорогому товарищу Сталину! За здоровье товарища Сталина! Ура!”…»

С приходом к власти Хрущева характер застолья в высшей кремлевской элите изменился. При нем средства массовой информации стали освещать жизнь и деятельность наших руководителей без того строжайшего официального протокола, который прежде был неписаным законом. Хрущев с его неуемной энергией представлял для этого все возможности. Он мотался по всей стране, часто ездил за границу, без конца выступал. Как любой необразованный человек, он имел свое определенное мнение по всем вопросам и спешил навязать людям свою точку зрения. Его бесконечные встречи с так называемым партийно-советским активом заканчивались, как правило, застольем. Вот уж когда оно обрело у нас все права! С его легкой руки оно стало одной из главных примет новой власти. Приезжаешь в командировку в колхоз, и тут же в твою честь накрывается праздничный стол. Приезжаешь на завод – та же картина. А если попадешь в руки местной власти района или города, то тебя силком волокут в так называемый дом приемов, то есть гостиницу (обязательно с закрытым для посторонних рестораном). И снова – застолье!

Жизнь в те годы была, мягко скажем, бедная, скудная, всюду царил страшный дефицит на все что угодно, но все равно такие сказочные скатерти-самобранки повсюду были обязательным атрибутом, признаком хорошего тона и преданности вышестоящим властям. Где на это брали деньги? Как добывали продукты? Кто в конце концов за все это платил и отчитывался? Похоже, что сам Хрущев при своих ближних и дальних поездках не задавал таких вопросов местным руководителям, которые закатывали пиршества в его честь. Не обходился без застолья ни один приезд из центра в провинцию любого начальника любого уровня. Понятно, что местная элита с большим энтузиазмом участвовала в таких событиях.

Казенное застолье было одним из многих мероприятий, с помощью которых воздвигался культ Хрущева (а после него – Брежнева). Такой, настоянный на водке, подхалимаж стал занимать весьма существенное место в жизни партийно-советской номенклатуры. Хрущев додумался и до того, что устраивал застолье для деятелей литературы и искусства, но без концертов, а для того, чтобы там под водку учить их уму-разуму! И здесь его неуемная дурная энергия принесла немалый вред, собрала в настоящую волчью стаю спекулянтов от литературы и искусства, гордо именовавших себя партийными писателями и художниками. По образцу сталинско-ждановских проработок они при поддержке Хрущева развернули травлю тех, кто не был согласен с умертвляющим все живое партийным диктатом.

При Хрущеве застольная скатерть-самобранка стала обязательной в загородных начальственных резиденциях, где пиршество обычно следовало за охотой, которая больше походила на поставленный егерями спектакль. Бывший при Хрущеве партийным вождем на Украине П. Шелест вспоминал, как Хрущев принимал под Киевом Фиделя Кастро в охотничьем хозяйстве. Наш шустрый вождь убил двух кабанов, двух козлов, четырех зайцев, а Кастро – оленя, двух козлов и кабана. А затем – застолье! Можно еще добавить, что спецсамолеты и спецпоезда вождя-непоседы походили на передвижные рестораны, а однажды им стал океанский лайнер, на котором Хрущев плавал в Америку.

Хрущев, можно сказать, установил рекорд в организации советского застолья, причем сделал это на высоком международном уровне. Понятно, что застолье широко использовалось в деле обработки иностранных коммунистических лидеров, постоянно наезжавших в Москву за инструкциями и деньгами. И вот Хрущев в 1957 году закатил грандиозный прием в Тайницком саду Кремля в честь окончания Всемирного фестиваля молодежи и студентов, успешно тогда проведенного в столице. Как журналиста-международника, к тому же еще сравнительно молодого, меня обязали работать на этом фестивале, поэтому я и попал на это фантастическое ночное застолье в кремлевском саду. В нем участвовало 10 тысяч человек!

Зять Хрущева, журналист А. Аджубей, в 1988 году опубликовал свои воспоминания, в которых он, естественно, никак не критикует своего тестя, наоборот, пытается представить его в самом лучшем свете, но даже из такого текста следует, насколько неестественной и странной была та атмосфера, которая окружала Хрущева даже во время домашнего застолья. Аджубей вспоминал:

«…На даче собрались гости. Нельзя было не заметить, насколько хозяин стола отличался от них. Обветренный, загорелый, с реденьким венчиком волос по кругу мощного черепа, Хрущев походил на приезжего родственника, нарушившего чинный порядок застолья. В тот вечер он был в ударе, сыпал пословицами, поговорками, каламбурами, украинскими побасенками. Он чувствовал, конечно, что его простоватость коробит кое-кого из гостей, но это его нисколько не смущало. Цепкие глаза бегали по лицам собравшихся, и, казалось, в них, как в маленьких зеркальцах, отражалось все, что владело его вниманием. Без пиджака, в украинской рубахе со складками на рукавах (у него были короткие руки, как он говорил, специально для слесарной работы), Хрущев предлагал и другим снять пиджаки, но никто не захотел.

Гости сидели со снисходительными минами на лицах, не очень-то скрывая желание отправиться по домам, но встать из-за стола не решались. Было видно, что они принимают Хрущева неоднозначно, что вынуждены мириться с тем, что он попал в их круг, а не остался там, на Украине, где ему самому, по-видимому, жить и работать было легче и сподручнее. Эта несовместимость Никиты Сергеевича с гостями вызывала неловкость и даже тревогу. Нина Петровна (жена Хрущева – В. Н .) сказала: “Давай отпустим гостей…”»

Конечно, застолье у тамады-пахана Сталина было иным, но и участникам этого сиденья не позавидуешь…

Известно, что Чехов перед смертью попросил шампанского. По свидетельству личного повара Хрущева, тот потребовал перед смертью пива и соленый огурец.

Так называемый брежневский застой можно еще назвать застольным периодом, а также эпохой всевластия партийно-государственной номенклатуры. При Сталине эта номенклатура жила в постоянном страхе и не могла полностью наслаждаться своим привилегированным положением. При Хрущеве страх начал ослабевать, но его бесконечные эксперименты и перетряски сильно досаждали чиновникам. А вот при Брежневе они наконец-то дорвались до тех радостей, какие дает номенклатуре только тоталитарная власть. Созданный еще при Сталине новый эксплуататорский класс впервые вздохнул полной грудью и проявил себя во всей красе – в коррупции, взяточничестве, гульбе, разврате, охоте, рыбалке и прочих порою шалостях и наслаждениях, среди которых вскоре на первое место вышли зарубежные поездки (на народные деньги, разумеется). Вслед за этим появился интерес к твердой валюте и богатейшее в мире государство стало расхищаться его же властителями, превращаясь в сырьевой придаток западного мира.

Брежнев был поставлен у руля государства примерно так же, как в 1613 году Михаил, первый из Романовых: никто из близкого окружения не воспринимал Брежнева всерьез, никто не думал, что он надолго задержится в вождях. Все чиновники просто хотели при нем наконец-то свободно вздохнуть, расслабиться и наверстать упущенное при Сталине и Хрущеве. Что же касается живучести и устойчивости нового советского лидера, его приближенные ошиблись, он правил затем аж 18 лет, но все же их выбор оказался верным, поскольку Брежнев по своей натуре был безудержным жизнелюбом, можно сказать, коммунистом-эпикурейцем. Как и его предшественники на этом посту, он ни образованием, ни воспитанием не блистал. Один из тех, кто писал ему речи, человек крестьянского происхождения, охарактеризовал мне его так: «У нас в деревне от таких спички прятали». Но при этом Брежнев оказался гроссмейстером партийных интриг.

Брежнев очень любил выпить. Это четко отметил лечивший его немецкий кардиохирург Шмидт-Фойгт: «Он был пьяницей и принимал слишком много транквилизаторов». При нем, что вполне естественно, застолья стали кульминацией разгульной придворной жизни, бесконечных празднеств, юбилейных дат и взаимных награждений. Весьма показательно, что пьяницами были его брат, сын и дочь.

С каждым годом охота занимала у Брежнева и его придворных все больше и больше времени. Кстати, это не чисто партийная забава (охота пополам с водкой). Ее большевистское руководство переняло у дворян, уничтоженных ими в 1917 году. Это развлечение высшей советской элиты скрывалось от простых смертных так же тщательно, как самые главные государственные секреты. Как-то один из участников охоты, работник ЦК партии, проболтался о кое-каких, весьма безобидных, подробностях такой охоты. Когда об этом узнало руководство, его тут же освободили от работы в ЦК.

Водка при брежневской охоте играла не меньшую роль, чем выстрелы, которые, в случае удачи, тут же отмечали стопкой. Впрочем, у вождей бывали и еще более оригинальные застолья! Например, они во время парадов и демонстраций, проходивших на Красной площади, исчезали по очереди с трибуны Мавзолея и выпивали прямо у богатого стола в ленинской усыпальнице.

В качестве корреспондента «Огонька» я много раз имел возможность наблюдать за Брежневым и его ближайшим окружением. Такое близкое общение позволяло судить о многом. Если Сталин упивался властью, как вампир, то Брежнев был ею приятно убаюкан, жил в свое удовольствие и давал жить другим… Такое вот воспоминание…

Лето 1979 года. В Вене только что закончилась встреча Брежнева с американским президентом Картером. Она оказалась удачной. При подписании ее документов наш вождь на радостях даже облобызал Картера. Я находился в трех-четырех метрах от них и видел, насколько американский лидер был ошеломлен при этом. На Западе к такому бурному проявлению мужских эмоций на людях не привыкли.

Из Вены мы вылетели в Москву в прекрасном расположении духа. В одном самолете поместилась охрана Брежнева, свободная от дежурства, и все наши журналисты. Стюардессы суетились вокруг нас. Особенным успехом пользовался прекрасный коньяк. В конце концов они устали разливать его по рюмкам и фужерам и стали раздавать по рядам бутылки. Мы прилетели в правительственный аэропорт Внуково-2, поэтому моя жена ждала меня в редакционной машине прямо на летном поле у трапа самолета. Она до сих пор вспоминает, как долго и весьма причудливо мы выбирались из самолета и спускались по трапу.

…Во время визита Брежнева в Индию я столкнулся с одним из сотрудников ЦК, моим школьным однокашником Ж., он писал вождям их речи и важные документы. Зашел у нас с Ж. разговор о книгах, но он оборвал его: «Я уже много лет подряд читаю только самого себя!» Для уровня Брежнева этого было вполне достаточно. В последний день нашего визита я зашел в номер к Ж. часа за два до отлета. И хорошо сделал! Он был один и мертвецки пьян, ничего не соображал. Я сгреб в чемодан его вещи, позвал на помощь двух его коллег. Мы загрузили его в машину, потом – в самолет. Оказалось, что для него такое происшествие было нормой. Через какое-то время я повстречался с ним в ресторане на банкете у одного из наших общих друзей. Когда я собирался уходить, хозяин стола упросил меня забрать с собой Ж., который по своему обыкновению был в стельку пьян. Оказалось, что он жил недалеко от меня. Чтобы не сдавать его родным в таком виде, я завез Ж. к себе, надеясь привести в чувство. А он для начала зачем-то опрокинул у меня уже накрытый стол… При Брежневе он работал долго и был на хорошем счету.

Как-то в брежневские времена я побывал в Праге и зашел там к приятелю в редакцию журнала «Проблемы мира и социализма». В то время это был центр международного коммунистического движения, можно сказать, осколок бывшего Коминтерна. Больше всего меня поразило то, как все там сильно пили, начиная с главного редактора, сотрудника ЦК партии, разумеется.

В последние годы своей жизни Брежнев окончательно развалился, стал буквально безнадежным инвалидом. На него было страшно смотреть, особенно во время иностранных поездок. Впечатление было такое, что он плохо ориентировался в пространстве, не все соображал и не всегда знал, куда ему идти. Зачастую охранники водили его под руки, а на трап самолета просто втаскивали и так же спускали вниз. Во второй половине 70-х годов он перенес первый инсульт и первый инфаркт. Но высшую номенклатуру он вполне устраивал: так сытно, пьяно и вольготно она никогда еще не жила. При таком правителе и таких порядках страна логично подошла к своему закономерному концу. Эпоху брежневского застоя вернее назвать временем ускоренного загнивания недееспособного режима.

В плане нашего разговора можно бесконечно долго писать о нашем плачевном состоянии в ту пору. Для экономии времени и большей убедительности есть смысл привести цитату из монографии, изданной под более чем авторитетным грифом в 1992 году – «Министерство внутренних дел РФ. Научно-исследовательский институт». Итак:

«Необходимо остановиться еще на одной особенности алкогольной ситуации начала 80-х годов – пьянство на работе. Явление, мало распространенное в нашей стране и в довоенные, и в первые послевоенные годы, в 60–70-е годы приобрело массовый характер. Распитие спиртных напитков в рабочее время, в рабочей обстановке стало обыденным явлением. Пьянство проникло в различные сферы, в том числе в сферу служебных отношений, стало обязательным элементом делового „этикета“. Утвердившаяся повсеместно и на всех уровнях, в том числе и на самом высшем, обстановка одобрительного отношения к потреблению алкоголя, с одной стороны, становилась самостоятельным и очень сильным фактором, способствующим распространению пьянства. С другой стороны, такое отношение придавало алкогольной политике государства двусмысленный характер: реализация планируемых многочисленных мероприятий по борьбе с пьянством и алкоголизмом часто осуществлялась формально, для „галочки“, в то время как практические дела и поведение тех, кто был призван проводить эту политику, входили в полное противоречие с тем, что провозглашалось. Характеристика алкогольной ситуации начала 80-х годов будет не полной, если не отметить такую ее особенность, как всеобщий характер алкогольного потребления. Особенно подверженными алкоголю оказались работники в сфере материального производства…»

Сказано суховато, по-казенному, но верно! И сказано это уже много позже истерической горбачевской кампании против пьянства. То есть не ради пропагандистских целей…

Вот с таким государством и такими вождями мы 70 лет указывали человечеству путь к светлому коммунистическому будущему и даже пытались вести всех к нему, причем не только с помощью убеждения, но и силком. Стоит ли удивляться тому, что сегодня многие наши современники-земляне с подозрением относятся к России и не любят русских, составляющих ее основное население?

О чем писали и говорили

«Любопытной чертой нашего времени являются некоторые неожиданные и непонятные черты организованного невежества – патологическое явление, однако очень глубоко влияющее на жизнь».

В. Вернадский. «Дневник». 1941 г.

«За семь десятилетий существования великого государства, именуемого СССР (и мы будем всегда с горечью говорить о его крушении), было семь первых вождей гигантской страны: Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев. Можно историю изучать, скрупулезно анализируя социальные капилляры жизни, духовную пищу людей, политические мифы, которым они молились, тенденции, которые тогда господствовали. Но можно изучать и по-другому: взглянуть на галерею „вождей“… Все они, эти лидеры, совершили роковые просчеты, имеющие глубокие исторические последствия для России… Все “профессиональные революционеры” – партократы, люди одного искусственного паразитического и бюрократического клана».

Д. Волкогонов

«Говоря о России, – писал Чаадаев, – постоянно воображают, будто говорят о таком же государстве, как и другие; на самом деле это совсем не так. Россия – целый особый мир, покорный воле, произволению, фантазии одного человека, именуется ли он Петром или Иваном, не в этом дело: во всех случаях одинаково это – олицетворение произвола…»

Мы и жили, следуя такой традиции, под Лениным, Сталиным, Хрущевым, Брежневым. Но мы и сегодня не признаемся в том, что влачили унизительное существование. И будто бы специально для нас Чаадаев писал: «Горе народу, если рабство не смогло его унизить, такой народ создан, чтобы быть рабом». Известна уже почти вся страшная правда о кровавом произволе при Ленине и Сталине, но у нас открыто прославляют и того, и другого. При этом никому не возбраняется публично, устно и печатно фальсифицировать историю и с явно провокационной целью сеять ложь и ненависть.

Почему именно он?..

Почему именно Сталину удалось практически взяться за то, что можно назвать началом похода за мировой революцией? Неужели эта идея сама по себе была настолько порочной, что оказалась почти под силу только такому неповторимому преступнику? Почему к осуществлению этой революционной идеи смог вплотную подступиться только такой тиран, каких история еще не знала? Выше, в главе «Субъективный фактор», упоминается, что у него наблюдались психические отклонения от нормы. Но мало ли оказывалось сумасшедших на разных тронах и в разные времена? Их с «вождем мирового пролетариата» не сравнишь, далеко им до него.

XX век стал эпохой страшных катаклизмов и, может быть, явление Сталина народу оказалось еще одним предзнаменованием скорого конца света? Какой-то роковой, дьявольской, губительной силой он явно обладал. Ведь это именно он повел свою партию, свой орден меченосцев, к самоубийственному концу. Хрущев, Брежнев, Горбачев и Ельцин просто не смогли совладать с уже набравшей разрушительную силу инерцией. И это из-за Сталина советская империя расползлась по швам, поскольку он их в свое время намеренно сделал противоестественно и провокационно (кстати, скроил именно таким образом в расчете на мировую революцию!). Некоторые могут сказать, что не идея была плоха, просто Сталин ее дискредитировал. Значит, плохой Сталин оказался сильнее хорошей идеи? А почему так получилось?

В наше сугубо меркантильное и политизированное время все меньше внимания обращается на человека как такового, на его личную (духовную и частную) жизнь. Это пагубное невнимание с особой силой насаждалось при Сталине. Как известно, его частная жизнь была у нас государственным секретом. Ему было, что скрывать от людей.

Да и сам он от них всегда скрывался. Во-первых, потому что очень боялся за свою драгоценную жизнь и постоянно прятался за спинами своих бесчисленных охранников. Во-вторых, потому что плохо говорил по-русски, с большим грузинским акцентом и не всегда грамотно. Появлялся на людях очень редко и только перед специально отобранной и перепроверенной аудиторией. В-третьих, не было у него никакой, мягко говоря, привлекательности. Уже цитировавшийся выше В. Бережков, личный переводчик вождя, так вспоминает о своей первой встрече со Сталиным: «Взглянув на него, я испытал нечто близкое к шоку. Он был совершенно не похож на того Сталина, образ которого сложился в моем сознании. Ниже среднего роста, исхудавший, с землистым, усталым лицом, изрытым оспой. Китель военного покроя висел на его сухощавой фигуре. Одна рука была короче другой…»

А вот еще один портрет Сталина, сделанный М. Джиласом, одним из югославских лидеров, которых вождь принимал у себя на даче в 1944 году:

«…Это был не тот величественный Сталин, знакомый нам по фотографиям и выпускам кинохроники, с медленными деревянными жестами и походкой. Он ни секунды не сидел спокойно. Он играл своей трубкой, обводил синим карандашом слова, которыми были обозначены главные темы обсуждения, зачеркивал их косыми штрихами, когда обсуждение того или иного пункта было завершено, вертел головой, ерзал на стуле. Меня поразило еще одно обстоятельство: его маленький рост и незначительная внешность. Туловище было коротким и узким, руки и ноги казались чересчур длинными, левая рука и левое плечо были несколько скованы в движениях. У него был толстый живот. Волосы были редкими, но настоящей лысины не было. Лицо было белым, щеки имели красноватый оттенок… У него были черные, неровные зубы, обращенные несколько внутрь, даже усы были редкими и не торчали. В нем была какая-то простонародная неотесанность, что-то от старого крестьянина и отца семейства, в его желтых глазах сквозила какая-то смесь строгости и лукавства».

Понятно, что немало людей вполне искренне увлекались идеей мировой революции, но как они могли терпеть в роли ее вождя такую личность?! Загадка… Он решительно выпадал из ряда своих великих современников, владевших идеями и толпами, такими, как, например, Ленин, Троцкий, Гитлер, Черчилль, Де Голль…

Как бы Сталин ни скрывал свое прошлое, свою подлинную биографию, как бы ни прятался от людей, все же о его личности для потомков кое-что сохранилось. Во-первых, несколько книг воспоминаний его дочери. В них она пишет об отце, для которого из всех его родственников была самым близким человеком. Как Светлана была способной и старательной ученицей (моей сверстницей, которую я наблюдал в нашей школе, сталинском лицее, в школьные годы), так и оказалась вполне достойной мемуаристкой, что для детей выдающихся личностей является большой редкостью. Их воспоминания, как правило, грешат субъективизмом, попыткой оправдать своих родителей (например, мемуары сыновей Жданова, Берии, Хрущева).

Работая в журнале «Огонек» в годы перестройки, я не раз сталкивался с такими случаями. Помню, как особенно яростно оправдывали своих отцов сыновья Жданова и Лысенко, двух сталинских палачей, первого – в литературе, второго – в сельском хозяйстве. Много лет Светлана выгодно отличалась от таких отпрысков кремлевской элиты с их «воспоминаниями», но с годами у нее стал портиться характер, начали проступать отцовские черточки, отчего ее последние книги (лучшей из них была самая первая – «Двадцать писем другу») утратили в некоторой степени свою объективность. Следом за ней я поставил бы в «сталиниаде» Хрущева с его воспоминаниями. Правда, если Светлана не старается выгородить себя, то его мемуары вообще окрашены этим стремлением. Есть еще одна солидная работа о Сталине (в нескольких томах), написанная нашим известным историком Д. Волкогоновым, но и в ней частная жизнь вождя освещена очень скудно. К сожалению, имеется крайне мало сведений о дореволюционной жизни Сталина, который хорошо постарался, чтобы они вообще не дошли до нас. Мало этого. Известно, что он старательно уничтожал людей, которые окружали его в разные периоды жизни, заодно запрещал их воспоминания. Было что скрывать? Разумеется! Возможно, стыдился еще своей бедности и неприкаянности. Никогда не работал, любил загребать жар чужими руками, никогда не лез на рожон, предоставляя это другим. Избегал участия в массовых манифестациях, избегал толпы и любых схваток, не лез лично и в вооруженные грабежи, а только планировал и организовывал их.

Этому, можно сказать партийно-гангстерскому, периоду в жизни Сталина уделено немало внимания в прозе известного писателя М. Алданова. Он эмигрировал из России после Октябрьской революции и много писал о ней и предшествовавших ей событиях, при этом опирался на богатые зарубежные архивы, во многом вывезенные из России. Под пером Алданова вырисовывается образ озлобленного и беспринципного авантюриста, для которого человеческая жизнь ничего не стоит и у которого нет никаких моральных устоев. Писатель приводит свидетельства современников молодого Сталина, в которых отмечается, что с ним было просто неприятно общаться. Как известно, и в зрелом возрасте он остался таким же. Так, например, в решающие часы октябрьского переворота он неизвестно где долгое время пропадал, наверное, выжидая, чья возьмет. К дореволюционному периоду его жизни относятся упорные слухи о том, что он был провокатором, секретным агентом царской охранки. Вполне возможная версия: среди большевиков было немало таких агентов, в том числе даже лидер фракции большевиков в Государственной думе Малиновский.

Версия о том, что Сталин служил в царской охранке, оказалась очень живучей. Как известно, он был неразлучен с Берией, своим главным опричником, и вот что пишет о нем дочь вождя:

«Страшную роль сыграл Берия в жизни нашей семьи. Как боялась и как ненавидела его мама! Все ее друзья – оба Сванидзе, сестра Марико (работавшая секретаршей у Енукидзе), сам Енукидзе пали первыми, как только Берия смог убедить отца в том, что это его личные недруги и недоброжелатели… Я уже говорила, что во многом отец и Берия повинны вместе. Я не стану перекладывать вину с одного на другого. Они стали, к сожалению, духовно неразрывны. Но влияние этого ужасающего, злобного демона на отца было слишком сильным и неизменно эффективным.

Шатуновская (старая большевичка – В. Н .) говорила мне, что роль Берии во время Гражданской войны на Кавказе была двусмысленной… Он был прирожденный провокатор и как разведчик обслуживал то дашнаков, то красных – по мере того как власть переходила то к одним, то к другим. Шатуновская утверждает, что однажды нашими военными Берия был арестован, – он попался на предательстве и сидел, ожидая кары, – и что была получена телеграмма от С. М. Кирова (командовавшего тогда операциями в Закавказье) с требованием расстрелять предателя. Этого не успели сделать, так как последовали опять военные действия и всем было не до этого маленького человечка. Но об этой телеграмме, о том, что она была, знали все закавказские старые большевики, знал о ней и сам Берия… Не здесь ли источник злодейского убийства Кирова много лет спустя? Ведь сразу после убийства Кирова в 1934 году Берия выдвигается и начинает свое движение наверх…»

Не может быть сомнения, что Сталин тоже прекрасно знал об этой истории. Два сапога – пара…

И вот, наконец, психологический портрет Сталина, сделанный большим знатоком его биографии, писателем Ю. Боревым:

«Сталин был недоверчив. Бдительность, к которой он всегда призывал народ, в его сознании переродилась во всеобщую подозрительность. Единственная информация, которой он доверял, – это сведения, порочащие кого-либо. И чем ближе к нему человек, тем убедительнее для Сталина отрицательная информация о нем.

Сталин говорил: “Поскольку власть в моих руках – я постепеновец”. Терпеливо, с маниакальной последовательностью и целеустремленностью, с волей, перераставшей в фанатическое упрямство, Сталин шел к своей цели. Он подминал под себя людей и ломал их волю. Ему не были нужны ни друзья, ни советчики, а только исполнители его указаний. Удел даже соратников Сталина – рабское подчинение его мнению.

Не обладая большой культурой, Сталин не любил интеллигентность. Светочем науки для него был Лысенко, а подлинные герои – биолог Вавилов или ученый-энциклопедист Флоренский – лжеучеными. Его социальное мышление феодально-бюрократично: все жители сталинской империи являлись для ее главы и крепостными, и винтиками большого государственного механизма. Как всякий крепостник, он считал себя вправе распоряжаться жизнью своих подданных.

Небогатый культурно-мыслительный материал, который он почерпнул из непродолжительной учебы и долгого вращения в среде культурных и полукультурных людей, окостенел в его сознании и превратился в догмы. Рассуждения его логичны, но это формальная логика, не отражающая жизнь в ее сложности. Не случайно в конце 40-х годов Сталин велел опубликовать дореволюционный учебник Челпанова по формальной логике, дидактическая мысль Сталина, опиравшаяся к тому же на проповедническую традицию, усвоенную им в семинарии, была понятна и близка массовому сознанию. Это облегчало восхождение Сталина на пьедестал вождя народа. Проницательный ум Сталина усиливался его волей, терпением и хитростью, сочетавшейся с вероломством.

Сталин был памятлив на отношение к нему и учитывал это отношение при формировании кадров власти. Памятливость оборачивалась мстительностью, а бдительность и осторожность – подозрительностью и мнительностью».

Нет, никак не вдохновляют приведенные выше характеристики «вождя советских народов и международного пролетариата»! Не оставляют они приятного впечатления. То же самое можно сказать и о Сталине не как о «вожде», а просто как о человеке. Его не назовешь личностью дружелюбного и семейного склада. Он практически не имел друзей. Был плохим мужем и отцом, хотя дважды женился, имел троих детей и много родственников. Был весьма неравнодушен к прекрасному полу, но нельзя назвать его отношения с женщинами нормальными, в силу своего гнусного характера он не мог относиться к ним хотя бы мягко и снисходительно, как к слабому и прекрасному полу. К тому же он был типичным восточным человеком, для него женщина была существом второго сорта, годным только для удовлетворения естественных мужских потребностей и для ведения домашнего хозяйства. Тем не менее он рано женился, правда, произошло у него это не по-людски. Он совратил (говорили, что просто изнасиловал) 16-летнюю дочь одного из своих знакомых, она забеременела, и вот он в 27 лет стал мужем. Звали ее Екатерина Сванидзе. Она родила в 1907 году сына Якова (Сталин к нему особо теплых чувств не питал) и вскоре умерла от тифа.

Как известно, жизнь Сталина со второй женой, Надеждой Аллилуевой, не сложилась и закончилась трагически в 1932 году. В своих воспоминаниях Светлана Сталина пишет:

«Я часто думаю, какая судьба ждала ее дальше, если бы она не умерла? Ничего хорошего не ждало. Рано или поздно она оказалась бы среди противников отца. Невозможно представить себе, чтобы она молчала, видя, как гибнут лучшие старые друзья – Н. И. Бухарин, А. С. Енукидзе, Реденс, оба Сванидзе, – она бы не пережила этого никогда, быть может, судьба даровала ей смерть, спасшую ее от еще больших ожидавших ее несчастий? Ведь она не смогла бы – “трепетная лань” – предотвратить все эти несчастья или остановить их…»

Светлана так продолжает свой печальный рассказ:

«Мне рассказывали потом, когда я была уже взрослой, что отец был потрясен случившимся. Он был потрясен, потому что не понимал: за что? Почему ему нанесли такой ужасный удар в спину? Он был слишком умен, чтобы не понять, что самоубийца всегда думает “наказать” кого-то – “вот, мол”, “на вот тебе”, “ты будешь знать!”. Это он понял, но не мог осознать – почему? За что его так наказали?»

Был слух, что Надежда Аллилуева оставила мужу письмо. Светлана пишет:

«Я никогда, разумеется, его не видела, его, наверное, тут же уничтожили, но оно было, об этом мне говорили те, кто видел его. Оно было ужасным. Оно было полно обвинений и упреков. Это было не просто личное письмо; это было письмо отчасти политическое, и, прочитав его, отец мог думать, что мама только для видимости была рядом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет. Он был потрясен этим и разгневан и когда пришел прощаться на гражданскую панихиду, то, подойдя на минуту к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушел прочь. И на похороны не пошел. Он считал, что мама ушла как его личный недруг».

Есть и другая версия гибели Надежды Аллилуевой, не самоубийство. Умная и совестливая женщина не могла не видеть, что творил ее муж со страной, с народом и близкими ей людьми. У нее все чаще возникали ссоры с мужем. Последней каплей стал следующий случай. Однокурсница Надежды по Академии народного хозяйства рассказала, что ее мать умерла от голода на Украине. Так Надежде из первых рук стало известно о голоде, организованном там Сталиным в ходе проведения насильственной коллективизации. Она сама съездила на Украину и увидела, что там творится. Вернувшись, не только разругалась с мужем, но и написала письмо в Политбюро, пригрозив Сталину обнародовать его. И тут она узнала, что ее подруга по Академии и еще восемь однокурсниц арестованы. После этого отношения между мужем и женой совсем разладились. Тогда Сталин попросил своего личного врача Д. Плетнева поговорить с женой, воздействовать на нее. Оказывается, чудом сохранились записки Плетнева обо всем этом, согласно которым Надежда сказала ему:

«Меня обманули моя партия и ее вождь, которому я хотела служить. Теперь я вижу, как все последователи Ленина один за другим уходят в никуда. Сталин – диктатор, им руководит бредовая мечта о мировой революции. Сталинский террор гуляет по стране, как дикий зверь, мне ужасно стыдно».

В связи с главной темой нашего разговора здесь не может не обратить на себя внимания упоминание о «мировой революции» и «сталинском терроре» под ее знаменем! Эта, как пишет Надежда, «бредовая мечта» стала камнем преткновения даже в семейной ячейке.

Врач Плетнев, разумеется, ничем Сталину помочь не смог. Вскоре Надежда в присутствии Ворошилова обвинила мужа в организации голода на Украине, вспыхнула ожесточенная ссора. Сталин потерял самообладание и начал бить жену. Она закричала, что он убийца и предатель. Сталин выхватил пистолет, который всегда носил с собой, и выстрелил в жену, рана оказалась смертельной. Плетнева тут же вызвали к умирающей, но он был бессилен. Ближайшие соратники Сталина решили скрыть страшную правду, чтобы не компрометировать свое великое дело. Впоследствии Сталин ликвидировал всех, кто знал о случившемся, в том числе врачей и нескольких чекистов. Только Молотов, Ворошилов и Каганович не пострадали. Правда, незадолго до своей смерти вождь собирался разделаться и с ними, ему помешал смертельный удар.