Когда исчезли голуби Оксанен Софи
Пианист был тот же самый и на следующий день, и через день тоже, так что Партс даже засомневался, доложил ли коллега о случившемся. Однако сам он в кафе не появлялся, а на третий день его сменило новое лицо. Бородач больше не приходил. Компрометирующего материала было уже и так более чем достаточно. Компания явно затевала что-то в рамках университетского факельного шествия, и если это правда, то работа Партса по ведению “московской” группы закончится либо до шествия, либо сразу после него. Партс понял, что ему надо спешить. Он должен завершить расследование, пока группа со всеми своими подразделениями еще на свободе и в полной доступности.
Поэт сам открыл дверь. Дом был таким все таким же серым, одежда мужчины сливалась со стенами. Поэт поправил очки, глаза с трудом можно было разглядеть за толстыми линзами. Партс вежливо улыбнулся и сказал:
— Каалинпяя.
Момент был, бесспорно, волнующий. Партс знал, что стоящий на пороге мужчина и не подозревает, что они сейчас испытывают примерно одни и те же чувства. У поэта был шанс. Хорошие актерские способности и правильная тактика защиты спасли бы его. Партс повидал за свою жизнь множество изворотливых личностей, которые отлично владели искусством высшего пилотажа, однако этот человек оказался не из их числа. Фигура его поникла, как стены прогнившего дома, которые можно сломать одним ударом топора.
— Нам стоит поговорить. Старые дела не должны мешать вашей карьере. — Партс сделал небольшую паузу и продолжил: — Но нельзя забывать и о молодом поколении. Ваши нынешние произведения недостаточно способствуют укреплению моральных устоев молодежи.
— Моя жена скоро вернется домой.
— Я с удовольствием побеседую и с ней тоже. Может быть, продолжим внутри?
Поэт попятился.
— Мы, безусловно, постараемся сделать все возможное, чтобы запрет на публикацию был как можно скорее снят.
Поэт оказался легким случаем. Намного легче, чем Партс мог себе представить. Удивительно, как ему удавалось вести двойную жизнь так долго под самым носом у партии. Он годами считался заслуженным советским поэтом, и, судя по всему, отдел пропаганды, Главлит и все прочие инстанции были им вполне довольны, и все же, несмотря на это, он продолжал вести подпольную деятельность. И одновременно писал оды партии!
Партс бодро шагал к остановке. Лишь там его накрыла усталость, и ему пришлось присесть. Поэт был легким случаем, потому что у Партса была информация, чтобы прижать его. Но у него не было ничего, чтобы прижать жену. Хотя имя Сердца упало из уст поэта, словно “юнкерс” без топлива, он не был уверен, что Роланд делился с ней абсолютно всем. Однако не потому ли между ним и женой выросла непроходимая стена? Знала ли она все это время, почему ему необходимо избавиться от Роланда? Имело ли это теперь хоть какое-то значение? Он сам удивлялся, насколько спокойно все воспринял. И почти восхищался своим хладнокровием. Может, в глубине души он давно догадывался обо всем, но сейчас это было не важно. Впервые за долгое время он испытывал невероятное удовлетворение. Он знал, что все в его власти, — чувство, которое в последнее время он едва не забыл. Словно он на лету поймал целую стаю птиц, которая тут же превратилась в легко управляемую массу. Дома его ожидали нетерпеливые клавиши “Оптимы” и жена. Обо всем остальном позаботится Контора.1965 Таллин Эстонская ССР, Советский Союз
Все пошло наперекосяк. Рейна и еще троих организаторов демонстрации задержали. Эвелин дрожала, лежа в кровати под одеялом, гнетущая тишина общежития давила на потолок, и он, казалось, опускался все нже и ниже, в голове еще звучали крики: милиция, милиция! Эвелин не хотела выходить из комнаты, она знала, что в кухне все будут перешептываться. Нет, у нее нет новостей, и она не знает, где Рейн и что с ним будет. Точнее, знает. Рейн не вернется на учебу, но это все понимали и без нее, об этом не стоило даже шептаться. Или ей взять и уехать домой? Но можно ли? Приедет ли милиция забирать ее оттуда, выгонят ли ее из общежития, из университета? Мать не перенесет этого, не выдержит, нет, она не может поехать домой, не может рассказать им об этом. Как подобрать слова? Нет, не выйдет. А как же Рейн? Попадет в тюрьму или в армию? Или в тюрьму и в армию? Или в психушку? Эвелин села на кровати: в психушку, боже мой, так случилось с тем автором листовок, чью пишущую машинку искали в мужском общежитии и перевернули вверх дном каждую комнату, тысячу кроватей, тысячу шкафов. Машинку не нашли, но парня взяли. Его увезли в психушку на Пальдиски, 52, после этого никто о нем больше ничего не слышал. Рейн сумасшедший, да, она влюбилась в сумасшедшего, позволила ему замутить ей голову. Она поставила под угрозу свое выпускное платье и надежду оказаться в числе студенток последнего курса, чьи фуражки уже полиняли, а ручки исписались, поставила под угрозу шанс со временем стать инженером. Они с Рейном никогда больше не встретятся, у них никогда не будет ни общих простыней, ни кактуса на подоконнике, ни лакированного шкафа. Ей не надо больше думать о том, позволить ли Рейну снять с нее юбку или нет. Надо было позволить. Надо было найти партийного. Надо было прислушаться к той девушке, которая сказала, что Рейн — это плохой выбор, надо было подумать о себе: я хочу окончить университет, хочу семью, хочу дом, хочу выйти замуж, хочу хорошую работу. Эвелин подбежала к своему шкафчику. Там не было ничего, она знала это, но скоро они придут и будут рыться в шкафах, постелях, подушках. Эвелин побросала вещи в чемодан, обулась и выбежала в коридор, оттуда на лестницу, из комнат выглядывали, она чувствовала на себе любопытные взгляды, они кололи ее, словно иголки, шаги гулко отдавались в голове, она побежала вдоль забора к остановке, вдоль забора, за которым работали заключенные, скоро среди них будет Рейн или она, Эвелин побежала быстрее, чемодан был тяжелый, но она справится, страх загнал ее в тридцать третий автобус, переполненный рабочими с фабрики, так что она с трудом протиснулась внутрь. Автобус тронулся, и Эвелин облокотилась на тюк какой-то женщины, увязанный в белую простыню, этот тюк скоро поедет в Сибирь, как и все подобные тюки, набитые купленными в Эстонии товарами, которые русские тащили, согнувшись в три погибели, на вокзал и в Сибирь, куда и она тоже скоро отправится, куда ее отправят, скрип ее зубов был похож на скрип вагонов, и в этом скрипе страх выгнул спину и приготовился вцепиться в ее хребет, но не сейчас, не сейчас, сначала домой, она хочет увидеть дом, прежде чем они придут за ней, а они придут, они всегда приходят. Возможно, они уже ждут ее в доме матери. Глаза Эвелин были сухими, хотя и намокли от слез, как и у Рейна, когда они смотрели на цепочку факелов, спускающихся от башни Кик-ин-де-кёк. Он сжал ее руку, все прошло спокойно, и Рейн говорил о восстании Юрьевой ночи. Тогда факелы порабощенных эстонцев тоже зажглись в ночи, но все закончилось кровавой бойней — Эвелин стоило бы помнить об этом. Стоило бы помнить уже тогда, слушая рассказ Рейна, стоило бы помнить, а не улыбаться в ответ, шагая по Нарвскому шоссе в сторону Кадриорга и распевая Saa vabaks Eesti meri, saa vabaks Eesti pind , но она улыбалась и, как идиотка, кричала “ура!” вместе со всеми, пока не услышала, как кто-то завопил: милиция! — и тогда идущая впереди девушка сбросила туфли на каблуках и в одних чулках побежала к соседнему переулку, люди повернули назад и стали напирать на них, факелы попадали на землю, милиция! — истошно закричал кто-то, и ее рука вырвалась из руки Рейна, она потеряла его из виду и побежала вместе со всеми, милиция, она бежала неизвестно куда и остановилась лишь у закрытых на ночь ворот Паткули, перелезла через них и притаилась с другой стороны, выжидая, пока шум стихнет. Подъезжая к своей остановке, Эвелин поняла, что не может так поступить с родителями. Нельзя, чтобы ее забрали из дому. Все увидят, вся деревня увидит. Нет. Она должна вернуться в Таллин.
1965 Деревня Тоору Эстонская ССР, Советский Союз
Товарищ Партс встал в конец очереди, женщины в платках повернули головы и посмотрели на него. Он никого в деревне не знал, он никогда раньше не был в этих краях и совсем не успел подготовиться к предстоящему заданию. Все произошло слишком быстро. Неожиданно он осознал, что сидит в машине, выделенной отделом, и направляется в деревню. Никто в Конторе не намекнул, что им известно о прошлом, которое связывало Партса с госпожой Вайк или Мартой, но он не смог придумать никакой другой веской причины, чтобы объяснить, почему именно он должен провести профилактику, это не входило в его обязанности. Марта Каск должна была появиться в деревне в день работы магазина. Суматоха. Мужчины, несущие на согнутых спинах мешки с хлебом для коров. Велосипеды, нагруженные пустыми молочными бутылками.
Он без труда узнал Марту.
— Марта, неужто и правда ты!
Марта вздрогнула, глаза ее расширились, как будто Партс бросил камень в озеро. У Партса больше не осталось сомнений: Марта не сумеет извлечь выгоду из того, что ей известно. Она не понимает, что это товар, которым можно торговать: спасти свою дочь, прижать Партса, обвинив его в связи с немцами. Она не понимала ценности своей информации, в этом Партс был уверен. Ему даже стало жаль ее на какой-то миг, но потом он включился в работу, протиснулся сквозь толпу прямо к Марте, повторяя “надо же, какая неожиданность”, и сказал, что пробудет здесь до завтра в связи с обновлением состава учителей Эстонской Советской Социалистической Республики.
— Обучение учителей истории хотят целиком перевести в Москву, вряд ли у них получится, — усмехнулся Партс и подмигнул Марте. — Я этого не допущу. Угости же меня кофе, коли уж встретились спустя столько лет!
Партс заметил, как Марта смотрит по сторонам, словно бы ища кого-то, но кого? Он догадался, что она хочет послать с кем-то весточку. Когда знакомый мальчуган подбежал к Марте, Партс тут же достал из кармана трешку и сунул в руку парнишке:
— В торговый день и детям не грех полакомиться чем-нибудь вкусненьким. Завтра я приду с проверкой в вашу школу. Иди скажи учительнице, что все будет хорошо.
Парнишка убежал.
— Чего такая грустная, Марта?
Партс посмотрел ей прямо в глаза, отметил изменения зрачков, нервное переминание с ноги на ногу и то, как она поправила платок на висках.
— Какая неожиданность, что мы вот так вот встретились! И какая удача! И как старый друг вашей семьи, Марта, я должен сказать, что беспокоюсь за вашу дочь. Эвелин, так ведь ее зовут?
— За мою дочь? Эвелин? — Голос Марты был хрупким и напоминал только что покрывшуюся льдом поверхность озера.
— Министерство образования — прекрасное место работы. Площадка будущего всей страны. Мы несем ответственность за будущее нашей молодежи. Поэтому особенно печально, если молодые люди выбирают неправильную дорогу. Вы, наверно, слышали о студенческой демонстрации?
Марта испугалась вопроса, не знала, отвечать да или нет, и затихла слишком надолго.
— Эвелин, конечно, ни в чем не виновата, но компания… Ее жениха арестовали.
Марта пошатнулась.
— Давайте лучше поговорим за чашкой кофе.
Партс с намеком кивнул в сторону толпы. Марта смотрела по сторонам, словно бы ища помощи.
— Но вам же надо сделать покупки, пойдем потом.
Марта, казалось, боится сдвинуться с места, Партс проводил ее к очереди, Марта, словно овца, послушно следовала за ним. На прилавке стучали счеты, хрустела оберточная бумага, свиных ножек осталось всего четыре, Марта дергала платок и поправляла его на висках. Потом заправила под него выпавшую прядь волос, капелька пота стекала по виску, словно слеза. Партс стоял около нее не двигаясь и вежливо улыбался всем проталкивающимся к прилавку. Кто-то подошел сказать Марте, что ее муж был с утра первым в очереди. Марта кивнула. Партс вопросительно посмотрел на нее.
— Забота о продуктах всегда ложится на женщин, — сказала Марта.
Партс догадался, что она имела в виду. Муж Марты сходил утром за водкой, забыв обо всем остальном. Везде одна и та же проблема, в каждом колхозе. В дни работы магазина и дни зарплаты никто не работает, даже коровы стоят недоеными. Товарищ Партс взбодрился, ситуация развивалась в правильном направлении.
Партс помог Марте уложить банки с кислой капустой и вывел ее на улицу. Она, казалось, еле держалась на ногах, велосипед то и дело уводило в сторону, сумки позвякивали, от блочных стен веяло холодом. В воздухе пахло снегом и мерзлой землей. Атмосфера была гнетущей, но Партс был в прекрасном расположении духа. Марта повернула во двор. Над трубой поднимался дым, из амбара послышалось мычание. Побеленные известью стволы яблонь расчертили сад на полоски.
— У нас беспорядок, — сказала Марта. — Может, лучше…
— Не беспокойся, милая Марта.
Она бросила быстрый взгляд в сторону бани. Партс остановился, резко повернулся и быстро зашагал к бане. Марта бежала следом, хватала за руку, за пальто. Партс оттолкнул ее, оставив кричать позади, и распахнул дверь бани. На скамейке спал Роланд, опустив подтяжки до пояса и открыв рот. Он храпел.1965 Таллин Эстонская ССР, Советский Союз
Роланд Симсон, известный нам под именем Марк и позднее перевоплотившийся в Роланда Каска, неприметно и вполне беззаботно жил в деревне Тоора. Его дочь Эвелин Каск поступила учиться в Таллин. Кто бы мог подумать, что под маской примерного отца скрывается человек, который еще совсем недавно хладнокровно стрелял в беременных женщин на глазах у всех? Кто бы мог подумать, что люди, способные на такие кощунства, передадут этот вирус следующему поколению? Эвелин Каск пошла по стопам отца, став ярой антикоммунисткой и сторонницей буржуазного национализма.
Товарищ Партс опустил руки на колени. Последние главы были почти готовы, работа спорилась, с тех пор как он смог посвящать ей не только ночи, но и дни. Даже фотографии уже подобраны. Одна из них — портрет автора во время фашистской оккупации. Красная армия, вступив в лагерь Клоога, фотографировала бараки и заключенных. В числе раненных в спину Партс отыскал себя. На его счастье, все истощенные, умирающие и уже мертвые узники были на одно лицо.
Товарищу Партсу удалось выжить, притворившись мертвым. Он был в группе заключенных, которую привезли в Клоогу из тюрьмы Патарей. Он стал свидетелем ужасов лагеря смерти, его вынуждали принимать участие в сожжении заживо других советских граждан, но он попытался бежать. Ему выстрелили в спину, и он был тяжело ранен. Если бы Красная армия освободила лагерь хотя бы днем позже, он бы не выжил. Благодаря своей находчивости он и сегодня свидетельствует против фашистских иродов, открывая нам глаза на правду.
Подойдет ли такой текст в качестве подписи под фотографией, или выстрел в спину — это уже слишком? А что, если кто-то потребует доказательств? Об этом стоит подумать отдельно, Контора вряд ли потребует дополнительной правки, но детали следует еще отточить, сделать повествование более живым, а потом уже можно отправлять книгу в большой мир. Последние штрихи добавились после того, как он еще раз съездил в деревню Тоору, чтобы ощутить местный колорит, найти характерные детали, вышел на середину поля к груде камней, откуда открывался хороший вид на дом Марты Каск. Опасаясь гадюк, он надел калоши и шерстяные носки. Прихватил с собой бинокль. Он следил за жизнью в доме, за работой двух женщин в платках и записывал подробности.
Партс не чувствовал усталости, хотя предыдущий вечер был изматывающим. Встреча в Конторе продолжилась до обеда, а после этого еще в нескольких барах. К таким заходам Партс не был готов, но справился. Он успел даже упомянуть возможные темы новых расследований и невзначай напомнил о своей учебе на острове Стаффан. Для него не составило бы труда освоиться в Финляндии, известный писатель и историк не вызовет подозрений, академический мир будет для него открыт. Настало время планировать будущее. Например, посольство СССР в Хельсинки. Работа атташе по культуре была бы ему по душе. Вновь открывшееся паромное сообщение между Финляндией и Эстонией означало, что силы Конторы были задействованы по полной программе, органам срочно нужны оперативные работники, надежные люди. Безусловно, Контора может решить, что он больше подходит для наблюдения за западными туристами в Таллине или для расширения переписки с Финляндией, чем для работы в Финляндии тайным агентом. Однако Партс верил, что выход книги избавит его от такой судьбы. Только бы она вышла! Он не собирается смотреть на паромы с берега. Он обязательно попадет на него, обязательно.
Еще один вариант — Советский комитет по культурным связям с соотечественниками за рубежом, точнее, его отдел, расположенный в ГДР. Он прекрасно владеет немецким языком. Может быть, ему удастся попасть в архивы Германии и найти какие-то свидетельства о человеке с фамилией Фюрст. До сегодняшнего дня это имя нигде не всплывало, но рано или поздно может появиться, здесь или за рубежом. Хотя это было бы даже весело. Партс решил найти кого-нибудь из Первого отдела, какого-нибудь начальника, которому он мягко намекнет об этом деле. Будет лучше, если кто-то другой выскажет мысль, что он подошел бы на роль агента в Финляндии или Германии. Излишняя инициативность никогда не приветствуется. Еще решат, что он надумал сбежать из страны. Что ж, осталось лишь несколько страниц, финальная сцена. Клавиши “Оптимы” нетерпеливо включились в танец.В 1944 году фашисты заторопились — Красная армия стремительно наступала. Однажды утром всех узников концлагеря Клоога собрали во дворе для переклички. Чтобы держать ситуацию под контролем унтерштурмфюрер СС по фамилии Верле сказал, что заключенные будут эвакуированы в Германию. Через два часа помощник коменданта лагеря унтершарфюрер СС Шиварзе отобрал триста самых крепких мужчин. Им объявили, что они будут помогать при эвакуации. На самом деле это было не так. Их заставили таскать тяжелые бревна на открытую площадку, примерно в километре от лагеря. Во второй половине дня из числа заключенных было выбрано еще шесть человек. Им дали задание погрузить на тележку две бочки с бензином или дизельным маслом. Бочки предназначались для разведения огня. Марк руководил укладкой поленниц.
Марк по натуре был идеальной кандидатурой для работы в концлагерях. До того как советские воины освободили Эстонию от фашистского рабства, он работал приспешником палачей в лагере Клоога. Фашисты не знали, что делать с заключенными. Времени на эвакуацию лагеря не было, ибо победоносная Красная армия была уже на подходе. Большинство узников были так измучены, что не выдержали бы переезда. Паромы ждали солдат и офицеров, но куда девать остальных?
Решение нашел Марк. Он предложил костры.
Уложили бревна. Поверх бревен положили толстые доски. Бревна были сосновые и еловые, доски длиной 75 сантиметров. Посередине — четыре доски, поддерживаемые несколькими бревнами. Наверно, они должны были служить неким дымоотводом. Площадка была шесть на шесть с половиной метров. Недалеко от нее, на расстоянии от 5 до 200 метров, лежало восемнадцать человек. Все они были застрелены. Позднее их смогли опознать по номерам на руке.
Около пяти часов вечера начались жестокие расправы. Узникам приказали лечь на костер лицом вниз. Затем их расстреляли выстрелами в затылок. Длинные, плотные ряды трупов. Как только ряд заполнялся, сверху на трупы укладывали новый ряд бревен. Костры состояли из трех-четырех слоев бревен и трупов. До леса было 27 метров. Костры располагались на расстоянии трех-четырех метров друг от друга.
Позднее особая комиссия по расследованию преступлений, совершенных в Клооге, обнаружила также сожженный дом, от которого остались только печные трубы. На пепелище были найдены останки 133 тел, некоторые сгорели практически дотла. Опознать их было невозможно. Все палачи, находившиеся 19 сентября 1944 года в лагере Клоога, должны предстать перед судом по обвинению в массовом убийстве советских граждан и понести самое суровое наказание.Эпилог
1966 Таллин Эстонская ССР, Советский Союз
Товарищ Партс наблюдал за женой из окна второго этажа. На скамейке в парке жена выглядела вполне спокойной. Она даже не скрестила ноги, они прямыми палками торчали вперед, руки лежали по бокам. Женщина, сидящая рядом с ней, курила, затягиваясь быстрыми короткими затяжками, но жена и головы не повернула в ее сторону. Партс видел только ее профиль, ее фигура явно раздалась вширь. Он не помнил, чтобы она когда-нибудь была такой неподвижной, словно соляной столб.
— Значительные перемены, — заметил товарищ Партс. — Раньше она курила без остановки.
— Да. Инсулиновые шоки делают чудеса. Правда, мы еще не уверены в точном диагнозе вашей жены. Астеническая неврастения или даже психопатия, осложненная хроническим алкоголизмом. Или астеническая психопатия, — перебирал варианты главврач. — Возможно, параноидная шизофрения.
Партс кивнул. Во время предыдущего визита врач рассказывал ему о ночных кошмарах жены. Тогда Партсу не разрешили увидеть ее, медикаментозное лечение привело к возникновению побочных эффектов, галлюцинации усилились. Впрочем, лечение тогда только началось. Врач считал случай жены очень интересным: он прежде не встречал пациентов, чьи галлюцинации были бы так зациклены на гитлеровских преступлениях. Обычно у замужних женщин активизируется инстинкт защиты, направленный на других, особенно это свойственно женщинам, потерявшим детей при трагических обстоятельствах. Главврач, казалось, был заинтересован в более пристальном изучении ее заболевания. Он предложил Партсу сесть. Тот собирался уходить, но, отойдя от окна, вежливо присел. Возможно, врач полагал, что как муж пациентки и самый близкий ей человек он нуждается в особом обращении. Прозвучали слова сожаления о том, что жену товарища Партса придется перевести в другую клинику. В лечебнице Зеевальда много больных, к которым уже никто не приходит.
— Появились ли новые галлюцинации? — спросил Партс.
— Пока нет. Я надеюсь, что созданные ее воображением друзья исчезнут в ходе лечения. Видения дочери сохранились, в иные дни она ведет долгие беседы со своей воображаемой девочкой, интересуется ее учебой, дает советы по уходу за кожей, подбирает прически для вьющихся волос и так далее, вполне невинные вещи. В отличие от других ее видений, дочь не вызывает в ней агрессии, — пояснил доктор. — Скорее она испытывает гордость за нее, она думает, что она учится в университете.
— Может быть, именно бездетность спровоцировала ее заболевание, — сказал Партс. — Она никогда не соглашалась проконсультироваться у специалистов, хотя я на этом настаивал. Ведь все это, наверно, можно было бы предотвратить, если бы она вовремя обратилась за помощью?
Партс понизил голос, как бы преодолевая волнение, хотя на самом деле он пытался скрыть облегчение. Судя по словам врача, его жену наконец-то признали сумасшедшей. Врач поспешил заверить, что Партсу не стоит винить себя, все всегда обстоит намного сложнее.
— Министерство внутренних дел порекомендовало Минск. Не так уж это и далеко, — сказал Партс.
— Вам не стоит беспокоиться, новые психиатрические лечебницы оснащены наилучшим образом. Ваша жена получит самый лучший уход.
Партс оставил на столе главврача коробку шоколадных конфет “Калев” и сетку с апельсинами. Он никогда не станет просить выписать жену из больницы. С тех пор, как в доме воцарилась тишина, эта мысль стала ясной и прозрачной как стекло. Он всегда был слишком сентиментален, слишком осторожен, все это надо было сделать гораздо раньше.
Утро было особенно ясным, а свет удивительно воодушевляющим. Белки в парке провожали его до самых ворот. Партс покинул лечебницу Зеевальда, наслаждаясь мыслью, что никогда больше не увидит свою жену. Конец и начало сошлись в одной точке. Его шаги становились все легче и непринужденнее, он решил совершить долгую прогулку, идти было приятно, и он уходил все дальше, словно выскользнувший из рук воздушный шарик. Первый тираж книги составил восемьдесят тысяч, тогда как книги Мартинсона выходили тиражом не более двадцати тысяч, и типография уже приступила к допечатке. Завтра будут работать продуктовые спецраспределители, и он купит себе фарша; через месяц поедет в ГДР, где готовится к выходу тираж в двести тысяч, потом в Финляндию, где книга также будет напечатана. Он встретит новых людей, завяжет новые контакты, но сегодня, сегодня у него выходной. И ведь есть отличный повод для праздника. В приподнятом настроении он решил познакомиться с техническим прогрессом на улицах города и проехал на новеньком троллейбусе от ипподрома до “Эстонии”, купил мороженое и с пломбиром в руках, не чувствуя усталости, дошел до склона холма Мустамяэ. Студенты шныряли взад и вперед, но теперь его это уже не беспокоило, скорее он даже хотел бы влиться в их компанию, ведь он тоже стоял на пороге новой жизни. Солнце выглянуло из-за облаков, ветер расчистил небо, белизна силиката слепила глаза. Партс поднял руку, прикрывая ею глаза, из соседних кустов взметнулась в небо стая голубей, он повернул голову в их сторону, но ничего не увидел, небо было слепяще-белым. Распогодилось, воздух был чистым, как только что отштукатуренная стена, как побледневшая кожа Розали на фоне отштукатуренной стены сарая. Девушка повернулась и посмотрела на Эдгара, она была в ярости, разгневанная и бледная.
— Что ты суетишься вокруг немцев? Я видела тебя, — прошептала она.
— Ничего. Дела.
— Скармливаешь им коммунистов!
— Это должно было бы тебя обрадовать! А сама-то что делаешь? Знает ли Роланд, что его невеста заигрывает по вечерам с немцами?
— Это не так! Я ходила на винокурню к Марии.
— Почему тогда не рассказала об этом Роланду?
— Откуда ты знаешь, что не рассказала? Леонида не может больше носить туда продукты. Мне проще туда вместо нее.
— Так я спрошу у него? Скажу, что ты устала ждать Роланда дома?
— Может, тогда и я скажу твоей жене, что ты вернулся?
— Скажи.
— Не хочу делать ей больно. Ты сам должен ей сообщить. Хотя ей было бы лучше без никчемного, ни на что не годного мужа.
— На что ты намекаешь?
— Я видела, как ты смотришь на того немца, с которым у тебя дела. Я видела, как он выходил отсюда.
— Да ты спятила, радость моя. С каких это пор запрещается смотреть? Что ты сама там делала и как смотрела? Я знаю, какими глазами ты на него смотришь.
— Я видела, как он вышел отсюда и ушел задами, я видела. И веришь, нет, я все о тебе знаю. Юдит не понимает, не хочет понять, до нее не доходит, она слыхом не слыхивала о таких отклонениях, как у тебя. Но я знаю, что бывают такие мужчины, такие, как ты. Я думала об этом, долго думала. Юдит заслуживает лучшего! Я хочу предложить ей, чтобы вы аннулировали ваш брак. Для этого есть основания, мужская неполноценность — достаточно веская причина, ты болен, не способен выполнять супружеский долг, не способен иметь детей, не муж. Я все выяснила. Это ненормально!
Лицо Розали покрылось морщинками, морщинки стали наливаться краской, их белые края исчезали, отвращение рвалось наружу, хотя ее натуре такие чувства были совсем несвойственны, она была жизнерадостной и веселой, но отвращение было слишком сильным, непреодолимым.Шея Розали оказалась тонкой, как осиновый прут. Такие прутья она связала бы спустя несколько месяцев в метлу, чтобы убрать сарай, перед тем как побелить его стены. После этого она развела бы известь, взболтала бы ее, достала бы кисть из конского волоса, которую Роланд смастерил из срезанного по весне хвоста, и стала бы водить ею по стенам, делая их все белее и белее, тонкими, как мундштук, пальцами, которые так любил ее жених.
Глоссарий
Эстония под властью СССР (1940–1941, 1944–1991)
КГБ СССР — Комитет государственной безопасности СССР (1954–1991). Помимо охранной, оперативно-розыскной и разведывательной деятельности (за исключением военной разведки, которой занималось ГРУ), в задачи КГБ входила борьба с инакомыслием и антисоветскими организациями.
ГЛАВЛИТ — Главное управление по делам литературы и издательств, орган цензуры печатных изданий, а также радио- и телетрансляций в СССР.
КПСС — Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС была правящей партией СССР и обладала монопольным правом на политическую власть.
НКВД СССР — Народный комиссариат внутренних дел (1934–1954), главный орган госбезопасности СССР в 1934–1954 годах. Народные комиссариаты прекратили свое существование после войны, их функции перешли к министерствам. В 1946 году функции НКВД СССР переходят к Министерству внутренних дел (МВД). В 1954 году часть функций МВД переходит к КГБ.
Союз вооруженной борьбы, СВБ (Relvastatud Vitluse Liit, RVL) — созданная в уезде Ляэнемаа подпольная вооруженная организация лесных братьев, которая противостояла советской оккупации во второй половине 1940-х годов.
Стаффан (Staffan) — остров в Финляндии, где по инициативе немецкой разведки проходила обучение группа эстонских добровольцев под названием “Эрна” (Erna) , выполнявшая в 1941 году партизанские и разведывательные задания на территории советской Эстонии.
Эстонская ССР — Эстонская Советская Социалистическая Республика.
Эстонское телеграфное агентство, ЭТА ( Eesti Telegraafiagentuur, ETA) — информационное агентство Эстонской ССР, входившее в единую государственную информационную систему СССР.Эстония под властью Третьего рейха (1941–1944)
Абвер (Abwehr) — орган военной разведки и контрразведки Германии (1920–1944).
“Балтише Эль” ( Baltische l GmbH, Baltl,) — общество с ограниченной ответственностью “Балтийская нефть”, использовавшее труд узников концлагерей.
Ваффен-СС (Waffen-SS) — войска СС.
Вермахт (Wehrmacht) — вооруженные силы нацистской Германии в 1935–1945 годах.
ВФХА СС (SS-WVHA, SS Wirtschafts- und Verwaltungshauptamt) — Главное административно-хозяйственное управление СС.
Главное управление имперской безопасности, РСХА (Reichssicherheitshauptamt, RSHA) — главный орган безопасности Третьего рейха в 1939–1945 годах, находился в подчинении СС. В его состав входили тайная государственная полиция рейха (гестапо), служба безопасности (СД), а также государственная криминальная полиция (крипо).
“ Омакайтсе ” (Omakaitse) — эстонская военизированная организация, действовавшая во время Второй мировой войны на стороне Германии. Впервые возникла в 1917 году для обеспечения безопасности граждан и частной собственности. В период первой советской оккупации организация была распущена. 22 июня 1941 года лесные братья, скрывавшиеся от советской мобилизации и ставшие объектами репрессий, возродили организацию и приняли активное участие в Летней войне (22.7.1941–21.10.1941). После парада победы немецких войск “Омакайтсе”, состоявшая из партизанских отрядов, была обезоружена и распущена. В августе того же года организацию вновь возродили, на сей раз под командованием оккупантов. В 1943 году участие в деятельности “Омакайтсе” было обязательным для всех мужчин 17–45 лет, в 1944 году возрастные рамки расширили до 60 лет (раньше мужчин этого возраста мобилизация не касалась).
Организация Тодта, ОТ (Organisation Todt, ОТ) — немецкая военно-строительная организация времен Третьего рейха; названа по имени возглавившего ее Фрица Тодта. Осуществляла строительство крупных объектов как в Германии, так и на оккупированных территориях. В работе организации использовался принудительный труд.
Полевая жандармерия (Feldgendarmerie) — военная полиция вермахта.
Полиция безопасности и СД Эстланда (Sicherheitspolizei und SD Estland) — эстонское отделение полиции безопасности нацистской Германии. Делилось на немецкий сектор (Группа А) и эстонский сектор (Группа Б). Отдел Б-IV представлял собой эстонскую политическую полицию.
Рейхскомиссариат Остланд (Reichskommissariat Ostland) — административно-территориальное образование нацистской Германии в 1941–1944 годах, состоявшее из оккупированных территорий Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии и Северной Польши.
СД (SD, Sicherheitsdienst) — служба безопасности СС.
СС (SS, Schutzstaffeln der NSDAP) — военизированные формирования Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП).
Трудовые лагеря, лагеря трудового перевоспитания (Arbeitserziehungslager, AEL), — лагеря принудительных работ, создаваемые гестапо с 1940 года.
Эстонский легион СС был частью Ваффен-СС в 1942–1943 годах. Легион не набрал планируемой мощи и в целом не принимал участия в сражениях. В 1943 году переформирован в Эстонскую добровольческую дивизию СС (Estnische SS-Freiwilligen-Brigade) , в которую призывали мужчин 1919–1924 годов рождения. Призванные на обязательную трудовую службу могли выбирать между трудовыми работами и службой в дивизии.Примечания
1
“Стань свободным, эстонское море, стань свободной, эстонская земля” (эстон.). В оригинале песня начинается словами: J vabaks (“Оставайся свободным”), но в период оккупации эстонцы переделали начало песни на Saa vabaks (“Стань свободным”). (Здесь и далее — прим. перев.)
2
Лотты — так называли участниц финской женской военизированной организации “Лотта Свярд”.
3
Улица Белого Корабля (от эст. Valge laev , белый корабль). Улицы с таким названием не существует в Таллине. Образ белого корабля символизировал путь к свободе.
4
DKW (Dampf Kraft Wagen) — марка немецких автомобилей и мотоциклов.
5
Яйцо, масло, яйцо, масло (нем.).
6
Хаапсалуском отделении (нем.).
7
Имеется в виду Эстонская освободительная война (1918–1920), в ходе которой вооруженные силы самопровозглашенной Эстонской республики противостояли Красной армии.
8
Хяльмар -Йоханнес Мяэ (1901–1978) — эстонский политик, в годы немецкой оккупации был лидером марионеточного эстонского самоуправления.
9
“Любовь не облагается пошлиной” (нем.).
10
Подразделение пропаганды (нем.) .
11
Ауфзегелунг ( от нем. Aufsegelung ) — христианизация прибалтийско-финских народов немцами в Средние века. В нацистской Германии это слово возродилось в новом значении — вовлечение завоеванных стран в сферу немецкой культуры.
12
Вступившие в легион направлялись в учебный центр в Дембице, где через три месяца учебы принимали присягу на верность нацистской Германии и возвращались в Эстонию.
13
Все это делает берлинский воздух (нем.) .
14
Имеется в виду медаль “Зимнее сражение на Востоке 1941/42” (Восточная медаль). Немецкие солдаты называли ее “Мороженое мясо”, так как ее часто вручали после обморожения.
15
Нет немцев, нет немцев, нет больше… (искаж. нем.)
16
Почти все вузы Эстонии имеют свою форменную одежду, в частности студенческие фуражки разного цвета.
17
Восстание Юрьевой ночи — восстание 23 апреля 1343 г., с которого началась война эстонских крестьян за освобождение от немецких и датских феодалов (1343–1345).
18
Буду верен тебе до смертного часа, ты мне всего милей… (эстон.). Строка из государственного гимна Эстонии, запрещенного в советское время.