История Икс Моллой А.

18

Сначала я так сильно смущаюсь, что хочу стыдливо спрятаться в кустах с цикадами.

Никто надо мной не смеется, не издевается, ни единой ухмылки, но все мое существо кричит, что так неправильно. И все же я иду вперед, в толпу, мимо элегантных людей с изящнымибокалами шампанского. Они будто бы расступаются передо мной с немым уважением.

Музыка возобновляется, и среди толпы я вижу других девушек, одетых точно так же, как и я! Это мои сестры, им тоже предстоит посвящение. Узнаю пару лиц. Я видела некоторых девушек в шатре. Их половые органы тоже на всеобщем обозрении — в искусном обрамлении старинных чулок, легкого шелка и сложной системы корсета, но все-таки у всех на виду.

Меня вдруг охватывает желание поговорить с кем-нибудь из них. Что они чувствуют? Что думают обо всем этом? Моя природная застенчивость сдерживает этот порыв, но тут я понимаю: Икс, какого черта? Ты расхаживаешь среди элегантно одетых богачей без трусов! И еще смущаешься завязать разговор?

В стороне от толпы замечаю одну девушку. Она стоит под свисающим с тамариска фонарем и держит в руке бокал золотистого шампанского. Девушка слегка склонила голову набок и словно бы наслаждается музыкой — довольно энергичный струнный квартет, лирическая мелодия с отчетливыми африканскими ритмами. Мне хочется пуститься в пляс, но не могу же я танцевать в таком виде! По крайней мере на трезвую голову.

Девушка — настоящая красавица, с длинными темными волосами, украшенными жемчужинами и серебряными шпильками. Передо мной будто Джессика, только повыше и с огромными глазами, а вот в манере держаться видны уверенность и ум, как и у моей подруги.

— Привет! — говорю я.

Девушка поворачивается и вопросительно прищуривается:

— Bon soir.

— Ой… Э… Простите, — краснею я. Почему я краснею именно сейчас? — Извините, я не поняла…

— Нет-нет. Все в порядке. Я француженка, но говорю по-английски. — Девушка загадочно улыбается. — Привет!

Я возвращаю ей улыбку.

Она опускает глаза на мою наготу без всякого стеснения, затем указывает на свои белые бедра и полоску черных волос.

— Ну и что ты думаешь насчет наших… исторических костюмов?

— Не знаю даже… — качаю я головой. — Они и в самом деле исторические?

— Да, — отвечает девушка. — Исторические. Так одевались при дворе Наполеона. Ты слышала когда-нибудь о фалбале?

Я медлю с ответом, потом слегка нервно смеюсь. Умная шутка. Насколько я знаю, фалбала — это нечто вроде оборки или рюшки, украшение для наряда, которое носили хорошенькие девушки в восемнадцатом — девятнадцатом веках, а может, воротник с обилием кружева. Но фалбала — самое лучшее описание наших «костюмов» на сегодняшний вечер.

Понимаю, что даже не спросила имени этой девушки.

— Кстати, меня зовут Александра. Или просто Икс.

— Привет, Икс. Я Франсуаза.

Мы пожимаем руки.

— Могу ли я поинтересоваться, — говорю я, — кто проводит твое посвящение?

Франсуаза делает взмах в сторону толпы болтающих, пьющих, сплетничающих людей, которые после шампанского становятся еще более шумными и оживленными.

— Даниэль де Кервиньяк. Француз, как и я. Но он банкир в Сити, мы живем в Лондоне.

— Твой парень?

— Да. Хотя ему сорок два, и парнем его уже не назовешь. Скорее мой amant[59].

— Понятно, — киваю я и отпиваю шампанского.

Я вдруг осознаю, что мы ведем вполне обычный, непринужденный разговор, хотя одеты как самые развязные шлюхи за всю историю. Очень странный контраст. Но менее странный, чем десять минут назад.

— А тебя кто привел?

— Марк Роскаррик.

— Лорд Роскаррик? — Глаза девушки округляются. — Тот самый лорд Роскаррик?

— Да. А что? Ты его знаешь? Или что-то про него?

— Икс… — вежливо улыбается Франсуаза. — Могу я называть тебя Икс? Что ж, Икс, абсолютно все знают про Маркуса Роскаррика. Про «molto bello…

— …е scapolo lord Roscarrick», — вздыхая и качая головой, добавляю я. — Ладно, поняла. Я все же читаю новости в Интернете. Для большинства людей он, наверное, знаменитость, — говорю я, глядя в карие глаза девушки. — Дело в том, что я из Калифорнии, и для нас европейские аристократы, точно футболисты. Мы ничего про них не знаем. Как про спутники Нептуна.

— Тебе же лучше, — улыбается Франсуаза. — Среда знаменитостей довольно гнилая. А вот твой лорд Роскаррик неплохая добыча — улов сезона. — Она подходит ближе ко мне и заговорщически шепчет: — И каков он в жизни? Он… э… немного опасен? Как про него и говорят? И правда, что он такой удивительный?

— Прости?

— В смысле, — говорит она, ее губы слегка подергиваются, — я про его красавицу-жену и прочие слухи… Ой, прости меня. Я не должна об этом говорить. Слишком много болтаю. Тебе очень повезло. И к тому же мы сегодня должны быть загадочными и таинственными, верно? А сами стоим здесь с «Происхождением мира»[60] у всех на виду. — Она бросает взгляд на низ своего живота и добавляет: — Надеюсь, это того стоит. Бразильская эпиляция была не в меру болезненной!

Я снова звонко смеюсь. Однако смех мой слегка натянутый и нервный от переживаний. Что она имела в виду, говоря про Марка? Хочу расспросить ее, но нас прерывает голос, говорящий по-французски:

— Francoise, J’ai cherch pour toi[61].

Очевидно, это ее любовник. Он типичный красавец средних лет, с сединой в висках и широкими плечами. В своем первоклассном смокинге он просто излучает богатство и могущество. Но этот мужчина совсем не похож на Марка Роскаррика.

Француз учтиво кивает мне, его глаза лишь на секунду опускаются ниже моей талии. Нас представляют, и он пожимает мою руку, затем берет Франсуазу под локоть и уводит ее. Она оборачивается на ходу и дружелюбно смотрит на меня.

— Прощай, Икс, — говорит она через плечо. — Уверена, мы еще встретимся.

С минуту я размышляю над этим. Пожалуй, Франсуаза права. Если она этим летом участвует в мистериях, то мы наверняка встретимся. И я рада этому, потому что ощутила зарождающуюся между нами дружбу. А мне определенно нужен союзник. К тому же я хочу узнать, что Франсуазе известно про Марка. Хочу ли?

Я опустошаю бокал и внимательно слежу за удаляющейся Франсуазой.

Белые ягодицы манят красотой и сексуальностью, пока девушка шествует на высоких каблуках восемнадцатого века мимо нормально одетых для вечеринки людей. Я ожидала, что все будет выглядеть до комичности нелепо, но я ошибалась. Франсуаза выглядит величественно, блистательно, как великолепная арабская скаковая — породистая лошадь, которую выводят на площадку для скачек, не потехи ради, а для того, чтобы ею восхищаться. Она ловит на себе взгляды уважения и даже благоговения.

Вот в чем дело. Ее нагота, точнее полунагота, дает ей преимущество, власть. Франсуаза в центре внимания, она вызывает всеобщий восторг. Говорят, что полуголые мужчины смотрятся нелепо или, по крайней мере, неприглядно; полуобнаженные или полуодетые девушки, напротив же, приобретают таинственную и удивительную власть, особенно над противоположным полом. А в наших странных-престранных костюмах эта власть еще более подчеркнута. Усилена, словно классическая музыка, которую включили на полную громкость. Оглушает. «Происхождение мира» как-никак.

Черт побери! Я беру еще один бокал шампанского, что разносят на серебряных подносах прислужницы, и сама окунаюсь в толпу.

Что ж, это сработало! Я получаю в свой адрес то же уважение с примесью благоговения. Более зрелые женщины бросают на меня завистливые и понимающие взгляды. Мужчины слегка кланяются, как дипломаты и придворные перед ее высочеством или даже величеством. Будь у них шляпы, они бы снимали их передо мной.

И все-таки здесь царит декаданс. Я понимаю это, оказавшись в толпе. Какая-то девушка легонько, словно ветерок, касается моего бедра. И снова, так что это не случайность. Мужская ладонь ложится мне на ягодицы и исчезает. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это был, но я вовсе не встревожена. Может, я захмелела, но вся атмосфера не напряженная, а, напротив, игривая и — да, пронизанная эротикой.

В носу щиплют пузырьки от шампанского. Я пью еще. Мимо, задевая меня, проходят люди. Моего нагого тела касаются новые руки. Но я не против. Это даже хорошо, я действительно налаждаюсь происходящим. Наконец я нахожу Марка — с тремя другими мужчинами. Он поворачивается и представляет меня, но я сразу же забываю имена, поскольку слегка пьяна. Мужчины — светловолосые англичане — целуют мою руку и на долю секунды задерживают взгляд на моем неприкрытом лоне в причудливом обрамлении. Но стыд уже испарился. Посмотрите на меня! Давайте же, смотрите! Рискните! Теперь я смеюсь и шучу вместе с Марком. Я сама насквозь пропиталась декадансом.

Музыка становится громче. Теперь это оживленный вальс: усиленный колонками и подчеркнутый зажигательными языческими мотивами. Вальс — слава тебе, Дионисий! — единственный торжественный танец, который я знаю. Смотрю на Марка. Он берет меня за руку и ведет к широкой каменистой террасе с видом на море. И там мы танцуем среди прочих пар. Мы движемся в быстром ритме, моя голова у Марка на плече, а ладонь в его руке.

И сейчас я даже рада, что все видят нас: пускай смотрят, пускай делают что хотят. Ночь просто чудесная, прохладное шампанское, довольная и радостная луна, яркие, отполированные до блеска звезды. Марк кладет руку на мою поясницу, где тугое кружево притягивает корсет крепче к моему телу, приподнимая груди. Я благоухающая и невесомая.

— Ты выглядишь великолепно, — говорит Марк.

— Не смешно?

— Совсем нет, carissima. Напротив. Я очень горжусь.

— Почему?

Его ладонь спускается ниже по корсету и нежно сжимает ягодицы.

Я поднимаю взгляд на Марка. С притворной скромностью улыбаюсь и молчу. Мы оба делаем вид, что ничего особенного не происходит.

— Я видел, как многие другие женщины отступали на этом этапе. Вторая мистерия сложная.

Он снова сжимает мой зад. В лунном свете щетинистый подбородок Марка выглядит очень сексуально. Губы слегка приоткрыты. Он улыбается, поблескивая белыми зубами. Сжимай сильнее, Марк Роскаррик, сильнее.

— А что случается с мужчинами? — спрашиваю я. — В чем заключается их инициация?

Он пристально смотрит мне в глаза. Наши губы совсем близко друг от друга. Мы по-прежнему кружимся в танце на террасе, а Марк держит меня за ягодицы.

— У нас все иначе. Более жестоко. Может быть, даже… пугающе…

— Как?

— В другой раз, — отвечает он. — Не сейчас… Только посмотри на себя, ты как фарфоровая куколка. И лишь слегка странная.

Он убирает ладонь с моего зада и отступает, кружит меня одной рукой. Теперь это вряд ли похоже на вальс, скорее обычный танец, к которым я привыкла. Молодежный и произвольный. Немного дикий. Языческий. Близкий к сексу. С африканскими мотивами. Дионисийский? Люди в строгом наряде, танцующие в свободной манере, выглядят глупо, но здесь все вполне нормально: миллиардеры кружатся в танце с principesse на руинах виллы Тиберия, где раньше возвышался величественный мраморный дворец Йовис. Там пожилой римский император украшал свои благоухающие сады голыми мальчиками и девочками, притаившимися в нишах и альковах, восславляя божеств дикости и разврата, Пана, Эроса, Вакха.

Ночь продолжается. Я, кажется, выпила слишком много. Марк говорит, что все в порядке, что на второй мистерии все много пьют. Снова танцуем в обнимку. Он прижимает меня к груди, его рука проскальзывает между моих ног и легонько гладит меня там — всего раз. Но боже, это восхитительно. Марк шепчет, что здесь пьют в честь Диониса. А потом говорит что-то еще, но я уже не понимаю слов — я пьяна. К тому же я хочу, чтобы он продолжал ласкать меня, при всех. Хочу, чтобы довел меня до оргазма, при всех. Почему бы и нет?

И тут он внезапно останавливается. Я поворачиваюсь.

Все замерли. Музыка стихла. В чем дело? Марк хватает меня за руку и ведет через террасу. Теперь я замечаю своих сестер — пять девушек, явившихся сюда для инициации. Их тоже сопровождают мужчины. Мы вместе поднимаемся по деревянным ступенькам и подходим к пяти золоченым стульям, что стоят на мраморном подиуме над террасой с танцующими людьми.

Воцаряется тишина.

— Сядь, — тихо шепчет мне на ухо Марк.

Я послушно усаживаюсь на стул. Снова до меня доносится стрекотание цикад. Что происходит? Я оглядываюсь и вижу слева от себя Франсуазу, рядом с ней стоит Даниэль. Она рассеянно смотрит на меня. Выдавливает из себя улыбку. Девушка будто лишилась былой уверенности.

Молодой мужчина в темном костюме зачитывает свиток. Толпа притихла, наблюдая за происходящим и внимательно прислушиваясь. Все слова на латыни. И тут меня осеняет: момент настал. Это сцена с фресок в Помпеях: мужчина читает манускрипт и объявляет о посвящении пяти девушек в мистерии Диониса.

— Quaeso, Dionysum, haec accepit mulieres in tibi honesta mysteria…

Мужчина замолкает. Собираюсь подняться, но Марк наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

— Сиди, Александра, не шевелись.

Я жду. К нам возвращаются прислужницы. На этот раз одна из них держит в руках некий инструмент — из серебристого металла, смутно напоминающий пистолет. Что-то медицинское? Сквозь алкогольное опьянение и нарастающую панику я пытаюсь сосредоточиться. Что это такое?

Марк наклоняется ниже:

— Спокойно, Икс, спокойно. Позволь этому произойти.

Ко мне обращается итальянка:

— Раздвиньте ноги, пожалуйста.

— Нет.

— Пожалуйста.

— Нет.

— Пожалуйста!

Я нехотя повинуюсь, мозг мой моментально трезвеет. Теперь я отчетливо понимаю, что собираются делать девушки. Я уже вижу, что происходит с Франсуазой по соседству со мной. Прислужницы сделают мне татуировку. Посвящение в мистерии навсегда отпечатается на моем теле. Даже если я остановлюсь, то отметка останется со мной на всю жизнь.

Но я должна сделать это. Правда? Тянусь к руке Марка и сжимаю ее. Очень крепко.

Все смотрят на нас. Я зажмуриваюсь. Стыд вновь вернулся. Чувствую укол боли между ног.

О господи!

Прислужницы уже приступили. И это довольно болезненно, но больше всего меня угнетают стыд и сомнения. Я не люблю татуировки — никогда не любила, и даже в мыслях у меня не было сделать одну себе. Все постоянное нервирует меня. А теперь какие-то непонятные девушки делают мне татуировку на внутренней стороне бедра, причем на виду трех сотен незнакомых богачей, которые не один час любовались моей наготой. Хочется заплакать. Больно. И ужасно неправильно. Я больше не пьяна. Марк крепко сжал мою руку, но это не помогает.

— Нет… — говорю я. — Я не…

Ватными тампонами девушки стирают капельки крови. Татуировка завершена, но стыд никуда не исчезает.

Шампанское быстро выветривается из головы. Я унижена до предела, кажусь себе смущенной и глупой. Это отвратительная и безобразная церемония. Какая же я дура: меня заклеймили на веки вечные, как скотину.

— Морфей! — кричу я. — Морфей!

И это действует. Все замирают. Но уже слишком поздно, инициация завершена, на бедре красуется татуировка. Ненавижу себя за глупость. Выдергиваю руку из ладони Марка, встаю со стула и убегаю прочь от толпы и музыки. Мчусь в оливковую рощу, прикрывая от позора лицо руками. Останавливаюсь на вершине утеса, полянке, освещенной луной и звездами.

Сажусь на теплый камень и несколько раз всхлипываю. Затем ощущаю нечто влажное. В ужасе смотрю на внутреннюю сторону бедра: по белой коже бежит алая струйка крови.

19

В водной глади отражается огромная меланхоличная луна, оставляя на мелкой ряби серебристую дорожку. Оливковые деревья о чем-то шепчутся на легком ветерке, а я вся дрожу, сидя на гладком камне, смущенная, подобно Еве, своей наготой. Мне нужен фиговый листок. И какая-нибудь подстилка. Мне совсем не смешно. Все кругом омерзительно. Я даже не могу смотреть вниз. На свою новую татуировку.

— Carissima. — Это Марк. — Икс, я искал тебя. — Он поднимает в воздух парусиновую сумку. — Принес тебе кое-что из одежды и выпить.

Я смотрю на него и бормочу:

— Но, Марк, Марк… Я не могу…

— Что?

— Не могу надеть платье от Армани… — В моем голосе еще слышны слезы. — Я его испорчу. У меня… — Я страдальчески вздыхаю. — У меня течет кровь.

Марк опускается на колени и открывает сумку. Он принес с собой бинт, ватные тампоны и мазь.

— Я обратился к прислужницам, — роясь в сумке, говорит он. — Они дали мне все это, дорогая. И еще здесь есть простое черное платье. Я попросил Джузеппе привезти его. — Марк поднимает на меня глаза и добавляет: — Оно от «Зары», если что. — Передает мне платье.

Его искристые голубые глаза, слегка сероватые в лунном свете, пристально смотрят на меня. Я сглатываю слезы, но теперь ощущения другие: это слезы облегчения — хотя я не хочу этого признавать, — слезы благодарности. Но именно он впутал меня во все это. Не знаю, что чувствую на самом деле.

Марк отворачивается, и я стираю кровь. Наношу антисептическую мазь, смягчающую неприятные ощущения. Кровотечение почти прекратилось, осталась лишь боль — боль и унижение, хотя последнее совсем скоро испарится. Может, я слишком перенервничала. Не знаю. Я ведь хорошо проводила время, наслаждалась свободой мистерий, пока все не пошло наперекосяк. Может, я сама виновата.

Сделай глубокий вдох, Икс.

Пора взглянуть на татуировку. Я развожу ноги и смотрю на белую кожу, освещенную луной.

Мне снова хочется заплакать.

Но на этот раз от восхищения: моя маленькая татуировка прелестна и утонченна. Изящная темная стрела с извилистой змейкой вдоль нее. Черно-лилового цвета, но не яркая. Она удивительная и чудесная, хотя и крошечная.

— Это символ из алхимии, — говорит Марк.

Он стоит на коленях и смотрит на мои бедра. Я, конечно же, обнажена между ног, но мне нравится взгляд Марка. Мы оба пялимся на мою промежность и татуировку на внутренней стороне бедра.

— Символ чего?

— Очищения, — отвечает Марк. Он целует мою коленку, по-прежнему затянутую в чулок.

— Тебе нравится? — не выдержав, спрашиваю я.

— Я в восторге. Она восхитительна. Кажется, символы меняются каждый год. Но этот я знаю. Очень красиво. — Марк снова целует мое колено и спрашивает: — Икс, а что думаешь ты?

— Не знаю… — Я внимательно смотрю на символ. Очищение. — Не верю, что говорю такое, но, кажется, мне нравится. Правда, теперь я отмечена навсегда. Заклеймена? — Приподнимаю голову Марка за подбородок, отводя его взгляд от моей татуировки и наготы. — Ты вынудил меня сделать татуировку.

— Похоже на то.

Свет луны ложится на наши плечи и лица, мы неотрывно смотрим друг на друга. Мне становится зябко.

— Не поможешь? — спрашиваю я у Марка. — Мне нужно переодеться.

— Конечно.

Встаю и, опираясь на Марка, надеваю новые черные трусики. Марк садится передо мной на колени, отстегивает чулки и медленно спускает их вниз по белым ногам. На секунду замирает и целует меня в бедро. Я дрожу. Уж не знаю, от ветра или от поцелуя. Теперь мне хочется избавиться от корсета. Но самой это сделать невозможно.

— Марк…

Он нежно целует меня в шею, становится за спиной и расшнуровывает корсет. Наконец-то моя талия свободна, а груди обнажены. Соски затвердели. Я возбуждена, но секса не хочу, не сейчас, не сегодня ночью. Я быстро надеваю платье, что принес Марк: обычное черное платье, действительно от «Зары». Тянусь к сумке в поисках обуви и понимаю, что Марк позаботился и об этом. Новые беленькие носочки и кроссовки. Обуваюсь. Размер подходит идеально. Кто бы сомневался.

— А теперь выпивка, — говорит Марк, доставая термос.

Мы садимся на землю, и он наливает напиток в пластиковые стаканчики. Я с подозрением нюхаю жидкость:

— Что это за штука?

— Старый рецепт Роскарриков, односолодовый шотландский виски «Айлей», смешанный с тростниковым сахаром с Барбадоса и некоторыми специями. Скалтин[62]. Это панацея от всего, carissima, да к тому же вкусно.

Я делаю глоток странного напитка. Марк прав, этот скалтин обжигает мое горло не как обычный виски. Он словно амброзия, божественный ликер богов. То, что мне сейчас нужно. Приятное тепло разливается по телу, заживляя все мои «раны».

Марк расстилает на земле плотный клетчатый плед, чтобы мы могли лечь. Из моей прежней одежды он делает импровизированные подушки. Он очень заботится обо мне.

— Можем вернуться назад, когда пожелаешь, — говорит Марк. — Почти все уже разъехались. Но неплохо было бы поваляться здесь немного, да? Капри предоставлен лишь нам двоим. Это редкость.

Виски начинает действовать. Скалтин — настоящий бальзам. Мы ложимся на плед, и я прижимаюсь к сильному и теплому телу Марка, блаженствуя в его объятиях. Сейчас между нами не секс, а дружба — глубокая, настоящая дружба. Рядом с ним я в безопасности, под его защитой, вниманием. Я как в дурмане, могу говорить с ним на любые темы: о политике, науке, баскетболе. А еще мне кажется, я вот-вот усну, так я устала.

Пока мое сознание колеблется на грани сна и реальности, мы любуемся звездами.

— Посмотри, — говорит Марк. — Это мое любимое созвездие.

Мой взгляд следует за его рукой.

— Орион?

— Нет, вон та группа звезд, cara mia. Она выглядит как ты, когда чихаешь. Созвездие Аллергика Александры. — (Я тихонько смеюсь.) — Ну ладно, видишь вон то причудливое созвездие прямо подо Львом? Это созвездие Марка Ворчуна. Оно очень знаменито. Им пугают сицилийских детишек, — шутит Марк. — А вон там — да, там, прямо под Плеядами, — что это за созвездие? Капризной Алекс, возвращающей машину?

— Нет-нет, неправда… — Я улыбаюсь и целую его в шею. — Это созвездие Нас. Созвездие Марка и Алекс, вместе, одних на острове Капри.

Тишина. Марк смотрит ввысь, на величественный и непокорный водоворот звезд и луны.

— Созвездие Марка и Алекс? — вздыхает он. — Мне нравится. — Он поворачивается ко мне. Его глаза полны серьезности и печали, любви и счастья. — Милая…

— Да?

Мы почти шепчем. Мы оба очень близки к тому, чтобы провалиться в сон.

— Дорогая, что бы ни случилось, даже если ты покинешь мистерии и мы больше не сможем быть вместе, обещай мне… Когда ты будешь сердита, опечалена или одинока, выйди ночью на улицу и посмотри на это созвездие, ладно? Ты ведь посмотришь на созвездие Алекс и Марка на Капри, созвездие Нас? Прошу… — Он уже почти спит. — Прошу, сделай это для меня.

— Хорошо. — Я зеваю и закрываю глаза. — А теперь обними меня покрепче. — Сон вот-вот настигнет меня. — Марк, — бормочу я в его объятиях. — Неужели все мистерии будут такими же? Мне было… слегка страшно.

— Нет, — говорит он с закрытыми глазами. — Другие, другие, поэтичные… сложные… carissima.

Он спит. Я в последний раз смотрю на сверкающую группу звезд, созвездие Нас, а затем тоже закрываю глаза.

20

Первые несколько дней после второй мистерии я пребываю в неком тумане. Отнюдь не болезненном, скорее мечтательном, хмельном и слегка тоскливом. С небольшой долей сожаления. Во мне что-то поменялось. Я буквально стала другой: внутренне и внешне. Ощущаю это каждый раз, когда раздеваюсь, принимаю душ и вижу свое новое тату, которое просто парализует меня. Правда, теперь мне оно даже нравится, как тайный, но восхитительный подарок. Как-то вечером показываю его Джессике: задираю платье, и подруга потрясенно смотрит на тату.

Потом качает головой и говорит:

— Я тоже хочу.

Мы хохочем. Затем я собираюсь, за мной заезжает Марк, и мы отправляемся ужинать, как нормальная пара. Мы входим в определенный ритм. Обычные любовники.