Голограмма для короля Эггерс Дейв

VII

В шатре никого. Огромная пустота, воняющая потом и пластиком. Пол застелен персидскими коврами — десятками ковров, внахлест. Штук тридцать складных стульев — как будто здесь была свадьба и гости только что разошлись. В углу сцена — там будут стоять колонки и проекторы.

В дальнем углу три фигуры — темные, ссутуленные, уставились в серые экраны ноутбуков. Алан направился туда.

— А вот и он! — грохнул голос.

Брэд. В хаки и свежайшей белой рубашке, рукава закатаны. Встал обменяться рукопожатием, от души покорежил Алану кисть. Коренастый, плотный, ноги колесом — похож на борцовского тренера.

— Привет, Брэд. Рад тебя видеть.

Рейчел и Кейли тоже поднялись. Абайи они скинули, остались босиком, в шортах и маечках. Кондиционер в шатре работал, но до комфортной температуры недотягивал. Молодежь потно блестела.

Они ждали, что скажет Алан. Он не знал, что сказать. С этими троими он был знаком шапочно. Встретились мельком три месяца назад в Бостоне по настоянию Эрика Ингвалла. Составили план, прикинули обязанности, графики и цели. Получили и подписали бумаги — отказы от претензий: обещают соблюдать законодательство КСА, а если нарушат закон и будут признаны виновными, подлежат наказанию, как и все прочие. В списке возможных последствий определенных преступлений, включая адюльтер, подчеркнуто упоминалась казнь, и все они подписались, несколько ослабев коленками.

— Как тут у вас, ребят? Нормально? — спросил Алан.

Ничего лучше ему в голову не пришло. Он еще не переварил тот факт, что все они сидят в шатре.

— Ничего, только вай-фай не ловится, — ответила Кейли.

— Из Черного Ящика слабенько добивает, — прибавил Брэд, кивнув на офисное здание «7/24/60» — оно стояло повыше. Уже и прозвище сочинили.

— Кто вас разместил в шатре?

Ответила Кейли:

— Мы приехали, и нам сказали, что презентации будут здесь.

— В шатре.

— Ну, как бы да.

— А вам сказали, — вмешалась Рейчел, — почему мы — ну, здесь? А не наоборот в центральном корпусе?

— Мне не сказали ничего, — ответил Алан. — Может, все поставщики тут будут.

Он думал, здесь десяток других компаний, все суетятся, готовятся, все бурлит в предвкушении королевского визита. Но они черт знает где, одни, в темном шатре — это как?

— Ну, может быть, — сказала Рейчел и прикусила щеку изнутри. — Но тут больше никого нет.

— Значит, мы первые, — сказал Алан, симулируя беспечность.

— Странно просто — мы же «Надежна», а сидим тут, — вслух удивился Брэд. Верный корпоративщик, весьма компетентный молодой человек, которому, вероятно, до сего дня не приходилось отклоняться от внушенных и наизусть заученных сценариев.

— Новый же город. Неизведанная территория, — сказал Алан. — Вы узнавали про вай-фай?

— Пока нет, — сказала Кейли. — Вас ждали.

— И сигнал сначала был приличный, — прибавила Рейчел. С этими словами она отбыла в глубины шатра, будто надеялась, что сигнал вернется, услышав, что о нем заговорили.

Алан глянул в экран Кейли, увидел концентрические круги сигнала — в основном серые, не черные. Для голографической презентации нужен проводной канал или хотя бы мощный сигнал — слабого и тормознутого не хватит.

— Ну, я спрошу. Остальное-то уже ставите?

— Пока нет, — поморщился Брэд. — Мы типа надеялись, что это временно. Здесь презентацию проводить не очень.

— Вы тут сидели и ловили сигнал?

— Пока да, — сказала Кейли, только сейчас, видимо, сообразив, что можно было и поработать.

Из темноты в углу вмешалась Рейчел:

— И сигнал сначала был приличный.

— Ага. С час назад, — согласилась Кейли.

VIII

Алан здесь не просто так, верно? В шатре, в сотне миль от Джидды, но и вообще — на Земле, в мире живых? Смысл так часто ускользал. Так часто требовал археологических раскопок. Смысл его жизни — юркие грунтовые воды в сотнях футов под землей, и порой он забрасывал ведро в колодец, наполнял, вытаскивал и пил. Но хватало ненадолго.

О смерти Чарли Фэллона говорили в новостях по всей стране. С утра одетым вошел в озеро. Алан видел его в воде по щиколотку и ничего такого не подумал. Трансценденталист лезет в грязь.

Алан уехал.

Но Чарли заходил глубже. Постепенно. Другие соседи видели его в воде по колено, по пояс. Никто ни слова не сказал.

Наконец он зашел в воду по грудь, и Линн Мальяно вызвала полицию. Полиция приехала, приехали пожарные. Стояли на берегу и орали на Чарли. Велели выходить. Но за ним никто не полез.

Потом полицейские и пожарные говорили, что из-за сокращения бюджета их не обучали проведению таких спасательных операций. Лезть в воду за Чарли — это большая ответственность. И кроме того, говорили они, он же стоял. Вроде все с ним нормально было.

Наконец какая-то старшеклассница подплыла к нему на покрышке. Чарли Фэллон уже посинел и не откликался.

Старшеклассница завизжала. Тут полицейские с пожарными достали инвентарь и вытащили Чарли на берег. Давили ему на грудь, но он уже умер.

— Алан?

Брэд смотрел на него в тревоге.

— Ага, — сказал Алан. — Давай снаружи глянем.

И пошел к выходу. Рейчел и Кейли двинулись было за ним, но Брэд их не пустил.

— Вам, — сказал он, — нельзя выходить в таком виде.

А они ответили, что им и внутри хорошо — хотя бы прохладно.

Алан и Брэд вышли из шатра. Сощурились под жарким солнцем, поискали что-нибудь похожее на вышку или провода.

— Вон там, — сказал Брэд и показал на розовый дом со спутниковой тарелочкой на боку.

Зашагали к дому.

— Нам что нужно-то? — спросил Алан.

Брэд — инженер, и технические вопросы Алан рассчитывал делегировать ему.

— Глянуть, подключена ли она? — отвечал Брэд.

Алан покосился на Брэда — он серьезно? Брэд серьезно.

Вроде подключена. Но от тарелки до шатра ярдов тридцать, — скорее всего, пользы не будет. Они еще постояли, щурясь и озираясь. Стайки рабочих в красно-фиолетовых комбинезонах укладывали кирпич на набережной, сметали песок.

— Это вон башня? — спросил Алан. На набережной высилась двухэтажная металлическая конструкция, помесь флюгера с нефтяной вышкой. Они подошли ближе и не увидели никаких проводов. Непонятно, будет ли толк. Они вернулись в шатер, так и не разобравшись.

Рейчел и Кейли сидели в темноте по разным углам, скрючившись над ноутбуками, точно мамаши над младенцами.

— Ну как? — спросил Брэд.

— Да так, — сказала Кейли. — То есть, то нет.

— Почту удалось отправить? — спросил Брэд.

— Пока нет, — сказала Рейчел.

После жары требовалось передохнуть; Алан взял складной стул, сел. Брэд сел рядом.

— Мы пытаемся Кариму написать — это наше контактное лицо, — сказал Брэд.

— А где он?

— Вроде бы где-то здесь.

— В корпусе? В Черном Ящике?

— По-моему, да.

— А сходить туда не пробовали?

— Пока нет. Я в эту жару не полезу, если не припрет.

И они остались сидеть в шатре.

IX

Эрик Ингвалл — дурацкая эта рожа. Сидит за длинным гранитным столом, читает отчет Алана, поджав уродские губки. Хотелось засандалить ему по морде. Лупить по этой приторной физии, пока уважать не научится.

— Ты уж в этот раз, пожалуйста, соберись, — сказал Ингвалл.

Ингвалл — чемпион среди дотошных. Если что ему не нравилось, лицо его тужилось мучительной гримасой. Отчет Алана по ЭГКА его не устраивал. Алану поручили что-нибудь подготовить перед командировкой — общий обзор ЭГКА, каковы перспективы «Надежны», — и Алан подготовил. Сдал отчет раньше срока, написал гораздо больше и подробнее, чем Ингвалл просил.

— Но у тебя столько вопросов осталось без ответа, — сказал Ингвалл, болезненно кривясь. — Это меня смущает.

Алан усмехнулся и объяснил, что в отчете нет ответов, потому что он еще не съездил в Саудовскую Аравию и не может гадать о реальном положении дел, не говоря уж о намерениях Абдаллы.

— Это продажи, — с улыбкой сказал Алан. — Прикидываешь, планируешь, потом едешь на место, все меняется, но ты продаешь.

Ингвалл не улыбнулся и не согласился.

— Докажи мне, что посылать надо тебя, — сказал он. — Ты уже давненько на скамье запасных, я хочу быть уверен, что ты в форме. Что ты игрок.

Алан глянул в окно на гавань.

Предки Алана приехали в Америку из Ирландии во время голода. Три брата отплыли из графства Корк и в 1850 году высадились в Бостоне. Сначала выпускали латунные пуговицы, пуговицы превратились в целую литейную в Южном Бостоне, где чего только не производили — трубы, клапаны, бойлеры, радиаторы. Нанимали других ирландцев, потом немцев, поляков и итальянцев. Бизнес процветал. Братья понастроили себе летних резиденций на побережье. Нанимали детям учителей, дети учили латынь и древнегреческий. Весь Бостон увешан табличками с их именами. Церкви, больничные корпуса. Потом Депрессия, все начали заново. У отца Алана не было дачи в Чэтеме. Он бригадирствовал на фабрике «Страйд Райт» в Роксбери. Неплохо поднялся, сбережений хватило на колледж для Алана. Но Алан бросил колледж, пошел торговать в «Фуллер Браш», потом велосипедами, и неплохо поднялся, все было прямо замечательно, пока он сотоварищи не решили нанять людей на другом краю земли — создавать то, что они тут продавали, и вскоре Алан остался без товара, а теперь вот сидит в конференц-зале над гаванью, смотрит, как морщится Эрик Ингвалл, который ему задолжал и сам это понимает.

— Я считаю, это верняк, — сказал Алан.

— Вот я о том и говорю, — ответил Ингвалл. — Твоя самоуверенность не внушает уверенности мне.

X

Кейли подтащила стул:

— Ну. Как думаете, он много народу с собой привезет?

— Кто? — спросил Алан.

— Король.

— Не знаю. Человек десять. Или больше.

— Думаете, он сам все решает по ИТ?

— Я почти уверен. Его именем весь город назван.

Подтянулась Рейчел.

— А вы с ним знакомы? — спросила она.

— Я? Нет. Я лет двадцать назад был знаком с его племянником.

— Он был принц?

— Ну да. И остается.

— А он сюда приедет?

— Он — нет. Он в Монако. Бизнес почти забросил. Летает по миру, деньги раздает на всякие полезные дела.

Алан вспомнил Джалави. Своеобразное лицо. Рот перекошен, будто нарисован дрожащей рукой, и от этого лицо насмешливо кривилось. Но он был очень искренний, очень любознательный и в любую минуту готов разрыдаться. Вечно плакал. Вдовы, сироты — от любой истории глаза на мокром месте, а бумажник нараспашку. Джалави рекомендовали ограничить общение с людьми. С кем ни столкнется, к любому привяжется, любого попытается преобразить. Говорят, умирает от рака кости.

— Но все равно, — сказал Алан. — Король Абдалла сегодня не приедет. Можете выдохнуть.

Они посидели молча. Рейчел и Кейли явно не терпелось вернуться к ноутбукам, но воспитание требовало побеседовать с Аланом, старшим членом команды, человеком таинственного происхождения, предположительно важной птицей.

— Джидду уже видели? — спросила Рейчел.

— Нет, пока не успел.

— Поспать удалось? — спросила Кейли.

Алан сказал правду: не спал почти шестьдесят часов, уснул около шести утра. Все трио посоветовало ему вернуться в отель и отдохнуть. Они тут сами сегодня управятся.

— Что-нибудь снотворное у вас есть? — спросила Кейли.

— Ничего. Побоялся, что меня на таможне расстреляют. А у вас?

У них тоже не было.

— Я тут подумал, — сказал Брэд. И глянул на Алана, словно сама эта концепция — думать — требовала полевых испытаний. Алан постарался изобразить ободрение. — Ну, я хотел сначала спросить вас, — пояснил Брэд, — но я подумал: может, звякнуть в центральный офис, сказать, что условия здесь так себе?

Алан посмотрел на Брэда — долго, молча. Как ему внушить, что это отвратительная идея? Надо как-то внушить.

— Отличная мысль, — сказал Алан. — Но давай пока отложим.

— Ладненько, — сказал Брэд.

— У меня в три встреча с Каримом аль-Ахмадом, — сказал Алан. — Наверняка там все и разъяснится.

Молодежь закивала, потом все посидели, ничего не говоря. Начало первого. А впечатление такое, будто они уже которые сутки торчат в этом шатре.

— А мы знаем, где тут едят? — спросила Кейли.

— Я не знаю, — ответил Алан. — Но я выясню.

Пытаясь, видимо, спасти настроение, Рейчел склонилась ближе:

— Но должна сказать, тут просто изумительно. Видели тренажерный зал в отеле?

Брэд видел, Кейли не видела.

— Там бедренный тренажер есть, — сказала Рейчел. — «Наутилус».

И так миновали еще двадцать минут — за разговором о том, почему их положение ново, странно, идеально, хотя, может, и не вполне. Они раздумывали, принесут ли им поесть. Не надо ли сходить за едой в Черный Ящик. Или стоило захватить еду с собой.

Кейли похвасталась, что у нее новый телефон, и всем его показала. Поведала, как искала, куда бы выбросить старый, и в конце концов просто кинула в мусорную кучу.

Алан вскоре потерял нить. Стал задремывать, загляделся в полиэтиленовое окошко. За окошком проступали бледные картинки — песок, море. Хотелось уйти туда, на свет, в жару.

Он поднялся.

— Пойду разберусь, что творится, — сказал он, одергивая рубашку. Пообещал, что решит проблему питания, вай-фая, их пребывания в виниловом шатре на морском берегу.

XI

Вышел — шандарахнула жара — и зашагал к Черному Ящику. По набережной, к стеклянному зданию, огибая недостроенные участки, кучи грунта, штабеля кирпича, груды инструментов. Перепрыгнул пальму, ожидающую посадки, пересек дорогу, остановился перед офисным корпусом. До двери — ступеней сорок, и когда Алан их одолел, впору было выжимать рубашку.

Вестибюль ярко освещенный, блестящий, кондиционированный, полы светлого дерева. Похоже на скандинавский аэропорт.

— Я могу быть вам полезна?

Справа за полукруглым столом черного мрамора сидела девушка в небрежно повязанном шарфе.

— Здравствуйте, — сказал Алан. — Как вас зовут?

— Меня зовут Маха, — сказала она. Черные глаза, орлиный нос.

— Здравствуйте, Маха. Меня зовут Алан Клей, я из «Надежна Системз». У меня в три часа встреча с Каримом аль-Ахмадом, и…

— Ой, вы слишком рано. Сейчас начало третьего.

— Да, я знаю. Но я из «Надежны», и мы сидим в шатре на берегу, и у нас нет вай-фая, а без него мы не можем провести презентацию.

— Ой, про вай-фай я ничего не знаю. Вряд ли в шатре будет вай-фай.

— В том-то и беда. Можно мне с кем-то это обсудить?

Маха энергично закивала:

— Да, это надо с господином аль-Ахмадом. Он отвечает за презентации в шатре.

— Замечательно. Он на месте?

— Боюсь, что нет. Он, наверное, прибудет к вашей встрече. Он почти весь день в Джидде.

Дискутировать бесполезно. До встречи с аль-Ахмадом всего час.

— Спасибо, Маха, — сказал Алан и ушел.

В шатер не вернешься. Новостей нет, но если не показываться молодежи на глаза до самой встречи, они подумают, что все это время Алан сидел и беседовал с аль-Ахмадом и проблемы были решены.

Вновь ступив под жаркий свет, он вспомнил про еду. Он не спросил про еду. Но теперь и в Черный Ящик не вернешься. Жалкое зрелище — настырный потный человек с кучей вопросов, к тому же забыл ключевую проблему питания. Нет, он обо всем спросит в три часа. А до тех пор молодежь пускай потерпит.

Он зашагал по набережной, по извилистой кирпичной инкрустации, размышляя. Ему пятьдесят четыре. Он в белой рубашке и хаки, идет по дороге — вероятно, будущему приморскому бульвару. Он бросил свою команду, трех молодых людей, которым поручено установить и показать королю голографические коммуникации. Но короля нет, а они одни сидят в шатре, и неизвестно, когда же положение наладится.

Чуть не грохнулся. Наступил в дыру, куда еще не лег кирпич. Не упал, но вывихнул лодыжку — очень больно. Постоял, попытался стряхнуть боль.

Все тело в шрамах от аварий последних пяти лет. Алан стал неуклюж. Бился головой о шкафы. Прищемлял руки автомобильными дверцами. Поскользнулся на обледенелой стоянке и потом месяцами ходил как деревянный. А когда-то был элегантен. Ему однажды сказали, что он элегантен, — много десятилетий прошло. Стояло лето, теплый ветер, Алан танцевал. Пожилая женщина, незнакомая, но слово застряло в голове, дарило утешение. Если некогда пожилая женщина сочла его элегантным — это что-то значит?

Он вспомнил Джо Триволи. В первый день, у первой двери тот велел сообщить жилице, что к ней пришли с визитом. Алан инстинктивно потянулся к звонку.

— Нет-нет, — сказал Триволи и постучал — поспешный и жизнерадостный музыкальный рифф. Обернулся к Алану. — Чужак звонит, друг стучит, — пояснил он. Дверь отворилась.

За сеткой стояла растерянная женщина. Лет пятидесяти, седая и всклокоченная, очки на медной цепочке. Алан глянул на Триволи — тот улыбался, будто столкнулся с любимой училкой из первого класса.

— Здравствуйте! Как ваши дела?

— Нормально. Вы кто? — сказала она.

— Мы представляем компанию «Фуллер Браш» из Ист-Хартфорда, штат Коннектикут. Вы слышали о «Фуллер Браш»?

Женщина развеселилась:

— Ну естественно. Но вас, ребята, я уже много лет не встречала. Всё бродите, а?

— Всё бродим, мэм. И я буду вам премного благодарен, если вы уделите нам буквально несколько секунд в такой прекрасный денек.

Триволи оглядел двор, деревья, голубое небо. Затем снова повернулся к двери и зашаркал ногами по коврику. Женщина машинально попятилась и шире открыла дверь. Она не приглашала Триволи и Алана в дом, но теперь пропускала — лишь потому, что Триволи вытер ноги. Будто на гипнотизера смотришь, на фокусника: Алан вдруг увидел, что в мире водятся люди, для которых прочие люди и вообще мир — всего-навсего объекты заклинаний.

Алан шел дальше по недоделанной дорожке. Приблизился к розовому дому, рассмотрел. Сотни раз видел такие на флоридских побережьях. Безликий, огромный; широкое плоское лицо уныло и упрямо взирало на море. Наверняка сотни три квартир.

Заглянул в окна — зрелище обнадеживало. Первый этаж нежилой, и будущие съемщики кое-где уже пометили территорию. Пиццерия «Уно», «Вольфганг Пак». Быть может, однажды здесь появятся люди — станут жевать, смеяться, изображать жизнь.

У него все получится. Он вспомнил свой серебристый велик — свой прототип. Красавец. Все серебристое и хромовое, даже трансмиссия, даже сиденье. Покажите мне творение прекраснее. Прототип так блестел, сверкал с таким вызовом — из космоса видно.

Алан привел Кит посмотреть на прототип.

— Это ты его собрал? — спросила она.

— Ну, его собрали для меня. Я помогал его сконструировать.

— Потрясающе, — сказала она. — И ты на нем можешь ездить?

— И не только я.

Она погладила прототип, попятилась, оглядела его целиком, оценила.

— Очень хорошо, пап.

Вернется в отель и напишет Кит письмо. Несколько дней назад она прислала великолепный трактат — шесть страниц аккуратным почерком, в основном проклинала мать, больше не желала с ней знаться. Теперь Алан в странном положении — вынужден защищать женщину, которая так часто и так бездумно пробивала в нем дыры, что ему еще повезло, если он хотя бы издали кажется целым. Кит обличала, выносила окончательный приговор — ее письмо документировало, оправдывало, прославляло финал ее отношений с матерью.

Так дело не пойдет. Нужно залатать дыру. Алан не желал быть отцом-одиночкой. И опасался — точнее, знал, — что, признав недостойной мать, Кит, используя те же инструменты оценки, сочтет непригодным и Алана. Всему есть предел. Надо поддержать Руби.

Алан и Кит переписывались годами. Первое письмо — когда Руби задержали за нетрезвое вождение. Алан хотел обрисовать дочери контекст. Хорошее письмо, пап, сказала она тогда. И с тех пор Алан записывал для нее свои мысли, по три-четыре страницы, и, как выясняется, не напрасно. Кит говорила, что во дни сомнений перечитывает эти письма. Они остужали ее злость, не раз уводили от края. Обычно она хотела расстаться с матерью, разорвать отношения. Они с Руби по-разному устроены, теперь это очевидно. Кит пошла в Алана флегматичностью — Руби назвала бы это буржуазностью, — но, так или иначе, дочь вымотали эти штопоры, она уставала от глубинной чистки, в которую Руби превращала каждый их разговор.

Но для начала Кит нужны стратегии защиты от хаоса. Ограничение контакта. Алан и сам лишь недавно научился. Спасение — в электронной почте. Они с Руби договорились свести общение к переписке, только о Кит, и не более трех строк. Помогло. Алан два года не беседовал с Руби по телефону, и после прекращения огня его нервы успели окрепнуть, а рассудок — слегка передохнуть. От громких голосов Алан больше не подскакивал.

— Алан!