Здравствуй – Прощай Афонский Игорь

Белорусу достались хорошие, сбитые от времени тяжелые кирзовые ботинки, в которых ему будет очень удобно лазить по горам. Он теперь будет часто проветривать их, чтобы исчезло присутствие чужого запаха. Он будет их чистить и мыть свои ноги, чтобы не заразиться «грибком». Так в одно мгновение он отказался от борьбы, сделав свой выбор в дальнейшей жизни.

Литовец из взвода Олега сказал что-то своему «земляку», тот осуждающе покачал головой. Это были простые парни, которые и русский язык плохо знали, но в обиду бы себя не дали. Олег вспомнил боксёрский турнир в батарее. Из четырёх литовцев трое оказались достойными противниками, они что-то умели, хорошо двигались на импровизированном ринге. Один даже победил младшего сержанта Орлова, хотя уступал ему в весе и росте. Он так удачно начал бой, потом блокировал все удары и выиграл по количеству очков. Орлов был поражён результатом. Перед ним стоял человек, над которым он вечно посмеивался, которого учил азам узбекского языка, в частности, как правильно и вовремя отвечать на вопрос словом«Якши».

И он накостылял ему! Побил в этом честном поединке.

Куда теперь они попадут? Повезёт, если попадут все вместе, одним «гуртом», в одно место! Повезёт, если встретятся когда-то со своими, другими товарищами, на пыльных афганских дорогах! Повезёт, если противник всегда получит достойный отпор, ведь чему-то их в этой «учебке» всё-таки учили! Даже если этот противник будет находиться среди «своих»! Как ни обидно это будет звучать! Все ждали свой «борт»!

«Всё! Прощай, Термез!»

1998–2006 гг. Владивосток

Часть 2

Здравствуй — Прощай, Кабул!

Глава 1. ДРА. Пригород Кабула. 2 ноября 1987 года

Крытый «КАМАЗ» нервно двигался по запруженным улочкам города. За баранкой машины находился опытный водитель, который объездил вдоль и поперёк многие места этого города. Но каждый раз очередное задание было для него только следующим испытанием перед отправкой домой. Водитель Саня, сержант срочной службы, нервничал, а сидящий рядом майор Меллис только накалял обстановку! А машина была новая!

«Лялечка!»

Их две штуки пригнали в дивизион из Союза. Всего две машины досталось из целой колонны. Гнали тогда много машин, от дивизиона водители — Саня с напарником, тот его лучший друг, «карифан»! Нет, машина новая, к ней не было и не могло быть претензий! Дорога, правда, была тоже не ахти какая, но сгодится: «второй сорт — не брак!» То, что для местных не существовало никаких правил дорожного движения, его не сильно расстраивало! В этом многие находили особый смак! Вот здесь Саня не стоял бы столбом, следовало свернуть на тротуар, спугнуть всех торговцев и объехать эту пробку, но рядом сидящий офицер просто не поймёт такого зигзага! Вот и сейчас он сидит и «учит», как следует ездить! Сидит и учит! А дай в руки «колесо» — толку никакого не будет! Саня уверен, был ведь уже случай!

«Из кювета! И новую машину, стыдно вспомнить!»

Майор Меллис получил вчера очередное задание, отправиться в Тёплый Стан, набрать младших сержантов и солдат для дальнейшего прохождения службы в зенитном дивизионе. А так как вечером у кое— кого невыносимо болела голова, ну, прямо раскалывалась на части, то они отправились только утром. Планировалось: туда несколько часов езды, там несколько часов, потом обратно — весь день пролетит! И всё было бы ничего, если бы не другие соискатели других частей, которые расположены намного ближе к Тёплому Стану, ближе, чем их подразделение. Они разберут всех нужных специалистов в первую очередь. Вот если бы не головная боль, вот если бы не напивались накануне, тогда всё было бы иначе: с вечера в гости к соседям, в 181 мсп (мотострелковый полк), ночёвка, а утром — «СтульЯ», спокойно набрал нужных бойцов и в дорогу, обратно. Майор чувствовал, что не прав, но от этого ощущения у него на душе становилось ещё гаже! Злость, сорванная на простом водителе с утра, обернулась сплошной тряской в пути!

«Ну, кто так дорогу выбирает? Что, он моей смерти преждевременной захотел?»

Но мысли о бесконечном кошмаре дороги сменились заботой об общей безопасности. Майор передёрнул затвор автомата, высунулся из кабины, крикнул на водителя встречного автобуса, красноречиво пригрозил ему оружием! Тот был безграмотным малым, иностранные языки не учил, но сразу понял, что светофор на перекрёстке не работал не напрасно, что «шурави» очень торопятся, стрелять будут, короче, дал он задний ход «во славу аллаха!», а потом без особых усилий перестроился в нужном направлении.

«Хоть толк от него есть! — решил Санёк, — А то, сидит и учит! Учит, как ездить! Меня, можно сказать, родившегося за баранкой автомобиля! Учить?» «КАМАЗ» вырывается на широкую трассу, ещё немного и позади эти все заполненные толпой кварталы и улицы. Пару «КПП», пару десятков километров езды с ветерком и они на месте. Тёплый Стан!

Самолёты долго кружатся по спирали, потом заходят на посадку. Это место особенное, и все об этом знают, тут горы обступают взлётную полосу почти со всех сторон, образуя котлован. Растительность выгорает, не успев набрать полный цвет, от этого всё кругом медного, желтого цвета. Сопки голые, с правильной конусной формой вершины. Котёл, что придаёт всему внутри особый температурный режим, бережёт от сильных ветров, от лишних чужих взглядов. Самолёт, нежно роняя с борта ракеты, идёт на посадку, борт полон новоприбывшими и снаряжением. График очень плотный, работают днём, иногда вечером, нередко по ночам, всё как везде!

Тёплый Стан. Кабул. Ноябрь 1987 год. Самолёт, как ангел с широко распахнутыми крыльями, опускался и ровно терял высоту. Тут работали все законы гравитации в противовес законам аэродинамики!

«Такой агрегат тяжелей воздуха, как он может ещё и летать? Но ведь летает! И сейчас прибыл строго по расписанию!»

Глава 2. Первая ночь

Всех выгрузили из крытых «Камазов», завели в плохо освещенные казармы — такое длинное здание. Оно было сделано как-то наспех и вышло с низким потолком и грубыми глинобитными стенами. Распределяли прибывший личный состав по батареям и взводам. В первую батарею агитировали молодой лейтенант и «старлей», то есть старший лейтенант, оба были тёзками, звали их Игорями.

«Летёха» был с некоторым незаметным внешним дефектом кожи, следы как от оспы делали его лицо словно слепленным из грубой глины, такая маска кукольной игрушки. Но ничего в этом особенного не было, он словно обожжен солнцем, непосредственен и неповторим. Для примера можно вспомнить американского артиста Джеймса Вудса, тот был не ахти какой красавец, но обладал такой энергетикой, что это стоило многих качеств.

«Старлей» — это образ римского вельможи, гордого патриция, породистого человека, бюст которого мог бы украсить не одну картинную галерею искусств. Оба Игоря были друг другу прямой противоположностью, один резкий и неугомонный, а другой всегда вальяжный, неторопливый. Вторую батарею представлял старший прапорщик, такой образец настоящего человека с большой буквы, честного служаки. Среднего роста, волосы давно выцвели на палящем солнце, глаза всегда с хитринкой, весёлые, озорные. Усмешка в соломенные усы, т]лпа\ «Павлины, говоришь!»

Сначала распределение шло по воинским специальностям, которые все получили в учебных центрах, но так как нужных в частях специалистов всегда не хватало, то брали людей с излишком, потом их распределяли вне расписания, то есть за штатом. Вторая батарея имела на своём вооружении несколько «БМП — 1» и «БМП — 2», в экипаж которых входил стрелок-зенитчик, оператор ПЗРК. Обычно вторая батарея пропадала на «боевых», дежурила на выносных постах, то есть вся жизнь на колёсах. В первой батарее были «Стрелы-10». Они были на базе МТ/1Б, то есть тягач, лёгкий, бронированный. И «Шилки», машины, которые плохо зарекомендовали себя на длинных дистанциях, но местные «самоделкины» облегчали салон, снимали тяжелую дорогостоящую аппаратуру из башни и вот! И пожалуйста — «Шайтан— Арба», грозное 23-миллиметровое орудие в четырёх экземплярах на гусеничном ходу! Можно резать скалы, пилить машины пополам, очередь по танку останавливает машину, выводит экипаж из строя, люди просто глохнут на месте.

Олег стал «заштатником» в этом дивизионе. Так получилось, это было не его место службы, он растерянно промолчал и оказался в рядах первой батареи. Полгода в учебном полку его обучали другому ремеслу, быть наводчиком на самоходной артиллерийской установке. Направляясь в часть, он не ожидал, что попадёт в другие рода войск! Всё произошло с ног на голову!

Подойдёт ли его кандидатура на роль артиллериста — это уже никого не интересовало, пора переквалифицироваться в зенитчики.

Молодых вытолкали в общее помещение, им показали койки, потом забрали в каптёрку все вещевые мешки и предоставили себе, обвыкнуться на новом месте. Мешки быстро выпотрошили, там искали продукты, новое парадное обмундирование, чтобы уйти в нём на «дембель». Молодой боец, родом из Воронежа, представился Олегу: «Овка!». Говор выдавал его как деревенского простого парня, лицо которого было покрыто веснушками, нос вздернут вверх, глаза смешливые. Руки его длиннющие, натруженные, не находили себе место, он спрятал их под мышки, как узлом завязал. Сквозило крестьянской смекалкой и простодушием.

— В таком случае, Лег! — сказал почему-то Олег.

Вовка оглядел тёмноволосого парнишку, который попал в его батарею:

— Там вещевые мешки уже оприходовали!

А потом добавил.

— А, что, такие галифе уже в учебке носят?

— Нет, не носят, это я украл, они тёплые и толще, чем обычные, в два раза, вот, смотри, как раз на зиму! — сказал почему-то Олег, он ждал подвоха, но номер прошел.

— Нужно забрать кое-что из мешка, — сказал Олег.

— Поверь, поздно!

На ужин собрались в два раза, то есть «молодняк» и «старые» члены команды. Олег ошарашено смотрел на гречневую кашу. То была обычная дробленая гречка, варённая, сухая, но с намёком на подливку из моркови и лука. Где-то на гражданке гречку готовили по праздникам, долго перебирали, грели на сковороде, потом варили, добавляли сливочное масло, заливали горячим молоком. В «учебке» это редкий гость, прапорщики пользовались периодом вечного дефицита, до столовой такие крупы не доходили.

Олег выгребает остатки из котла, получается внушительная порция на крышке от котелка. Такое поведение не остаётся незамеченным! Вот, рядом за следующим столом сидят несколько старослужащих, у них появился повод поиздеваться напоследок, развеять вечернюю тоску. Когда Олег съел всё, к нему подскочил малорослый солдат со словами:

— Ешь! — он подвинул ему ещё внушительную порцию.

— Спасибо! Наелся! — новенький отказался, ему и вторая порция ушла бы со свистом, но что-то подсказывало, что нужно остановиться.

— Да, ты ешь, не бойся, никто не отнимет, а мы тебе ещё наберём! — предложил солдатик.

— А вдруг вам не хватит? — пробормотал Олег, решив, что нужно поскорей линять отсюда.

— Нам! Хватит! Поверь, ешь! Ну, ешь!

Олег попытался уйти. Но не тут-то было. Уже семенил рядом «недомерок».

— В другой раз, обязательно! А то завороток кишок получу тут! — попытался отшутиться, но малорослый «дед» повис на руке. Тут как-то всё опрокидывается, оба оказались в этой каше.

— Вот добренький дядя! — успел подумать Олег, лягнув потихоньку навязчивого собеседника.

— Кашей угостил, понимаешь!

Потом «дядя» долго шипел за своим столом, сердито бросал взгляд на Олега, отряхивал с ушей гречку. «Дембеля» рядом посмеивались над происходящим. Сложилось впечатление, что смеялись они всегда, а объектом до поры до времени был этот, «Подгузок». Впоследствии он найдёт изуверский способ мстить за свои обиды. Но это будет потом.

После отбоя новичок не обнаружил своего одеяла, но рядом на соседней кровати кто-то уже спал, укрывшись сразу двумя одеялами. Вывод напрашивался сам собой!

— Тебе тут не жарко, однако, вспотеешь, заболеешь! Ну, я возьму одно, ты не будешь против? — очень громко спросил Олег.

Тут возникла тишина! Все оглянулись на этот смертельный номер. Облегчение крайне плохо отразилось на чутком сне, лежавшего в этой кровати. «Дембель» проснулся с чувством глубокого разочарования!

— Что опять, я ещё здесь?

Но, что это! Кому стало тут холодно в ноябрь месяц?

— Эй, Шкет, да ты бы попросил внимательно, я бы сам укрыл тебя осторожно! — произнесла возникшая глыба над кроватью.

— Вот, влип — то! Если такой встанет, то я точно лягу, тут же! — подумал Олег. Он оказался загнанным в угол, перегороженным койками от выхода.

— Смотри, Белый, простудишься, как же до дома добираться будешь?

— Что-то этот парень больно крутой!

И, хрясь, голова парня боднула убийственным ударом лбом. Молодой опрокинулся, но тут же выкарабкался из-под койки.

— Да, да! Встал уже! Щас точно ляжешь! А то, понимаете ли, приехали! Отбой вот для «дяденьки», а ты, отчаянный «молокосос», сейчас будешь тут отжиматься, пока не сотрёшься в хилых своих усилиях! — продолжал кряхтеть Увалень.

— Центр тяжести переваливается с одной ноги на другую, теперь только подгадать, не пропустить следующий удар, и тогда — прорвёмся! — калейдоскопом мелькнуло в голове.

— Итак, двигай резче, шарнирный мой! По счёту…

Взмах! Удар ушел в сторону, кулак запутался в солдатском одеяле! Послышался отовсюду хохот. Глыба встала, отряхнулась от спячки, закрыв спасительный проход.

«Вот и всё! Второго такого удара я точно не выдержу!» — опять пронеслось в голове. Но второго удара не было, мимо проходил прапорщик, в батарею которого так и не попал Олег накануне, одним только взглядом навёл порядок. Уходя, произнёс:

— Зря, пацан, ты не пошёл ко мне! Зря!

Тут Олег за этот долгий вечер наконец-то попадает в свою кровать, укрывается своим одеялом!

«Кайф!»

Не он один ложится с чувством какой-то, маленькой, первой победы. Одеял хватило не всем, но кому-то точно вернули в эту ночь! Утром уедут «дембеля» домой, оставят на других все тяготы армейской жизни, но жизнь продолжается!

— Две потасовки за вечер, не дотянет до своего конца! — только и подумал старшина, в батарею которого попал Олег.

«Это мы ещё посмотрим, кто из нас молокосос! Да, молока бы сюда!» — незаметно, опускаясь в заботы короткого сна, своей первой ночи на позиции дивизиона, грезит солдат.

Глава 3. «Балерина»

В маленьком шахтёрском городке рос как-то один гений, занимался музыкой, писал стихи, знал всё о группе «Beatls», даже спускался несколько раз в шахту во время учебной практики, видно, собирался там работать, соблюдая семейные традиции. Но так получилось, что сразу после техникума выдёргивает его родной военкомат из очередного, хорошо организованного вечера танцев в небольшой «кафешке» и в руч ает п о вестку: «Явиться!».

В то время солидные мероприятия отмечали в кафе и ресторанах, а в рабочий день проводили дискотеки для рабочей молодёжи. Такой вечер организовывала группа товарищей с явно меркантильной целью, они снимали помещение кафе, приносили оборудование, инструменты, разрабатывали репертуар и играли со сцены. Гений был признанным в своей среде неплохим солистом. Всем нравилась его виртуозная игра на гитаре и неопытные опусы в нужном ритме! Вот на такой дискотеке отыграли последний, прощальный вечер, где Гений попрощался с толпой обожателей его талантов и друзьями, и уехал в столицу республики, потом в учебный центр. По окончании такого военного учебного центра некоторым присваивалось воинское звание — младший сержант, специальность оператор «ЗСУ-23-4 М». Помимо этого Гений приобрёл: повреждение голеней ног, сломанную переносицу, большие и теплые чувства о своей, родной и горячо любимой «учебке». Также родилось упорное желание вернуться в свой родной городок, где нужно будет создать новую рок-«банду» и петь песни, которые он сам сочинит, и уехать! А его просто «пёрло» на лирической ноте! Говорят, что это болезнь, которой следует переболеть в детстве, но Гению не повезло, он болел так долго и основательно, что даже добился каких-то результатов.

На постоянное место службы младший сержант прибыл в город Кабул, в «зенитный — ракетный» дивизион, где согласно своему званию и специальности стал командиром боевой машины, но «за штатом», так как самой боевоё машины ещё не было, её обещали привезти из капитального ремонта. Дальнейшая служба заключалась в бесконечных дежурствах на КПП днём и в карауле ночью: днём — пост, вечером — ночной пост, днём КПП, ночью — караул.

«Вот такая весёлая карусель!»

Судьба порой испытывала на прочность всех вновь прибывших. Как-то в бане Гению предложили постирать чьё-то бельё. То ли кому-то было некогда это сделать самому, и он очень торопился! То ли этот, некто, просто отвык сам ухаживать за собой, но не столь важно! Новичок, получив в свою шайку какие-то мокрые тряпки, громко так произносит слова:

— Да, точно — нужно и воду сменить!

Потом вываливает всё содержимое на пол. Потом, якобы обнаружив «что-то» на полу под ногами, он произносит:

— Какая досада, тут кто-то «вестщи» свои позабыл!

После этого пытается уйти, но, сами понимаете, приходится отвечать за свои поступки, за свою независимость.

Вы когда-то наблюдали, как дерутся голые люди?

Это скорее всего избиение младенцев, чем драка. И хорошо, что шайка оказалась крепкая, латунная, сразу не сломалась! Правильно! Нечего к младшим сержантам лезть, нарушать субординацию в быту! Чуть позже его наградили прозвищем «Балерина». Это, наверное, оттого, что он передвигался так странно, нервно, перебирая своими длинными, тонкими ногами, как стая непуганых маленьких лебедей в пуантах из одноименного балета. Тут он не обижался, «хоть горшком назовите, только в печь не ставьте».

Испытав однажды местные наркотические культуры, он оценил их по достоинству. И доводя свой истощенный организм до состояния эйфории в периоды безудержного голода, он использовал этот допинг нечасто.

«А кто не грешен? Кто не грешен, тот пусть кинет в него камень! Так, баловство одно!»

Вот снится ему сон, хороший такой сон, широкоформатный, где сцена на всю кровать, сами понимаете:

«Далёкий шахтёрский городок всю ночь провожал в армию солиста местной самодеятельности. Проводы состоялись в небольшом ДК "Шахтёр", где молодёжь очень любила слушать выступления родной группы. И только под занавес им объявили, что следующим днём солист по имени Осип уходит служить. Что тогда началось! Концерт просили продолжить! Девчонки вновь столпились у эстрады, они громко кричали исполнителям, просили петь дальше, стирали с лиц потекшую тушь и размазанную помаду. Их Идол покидал сцену. Это был для них конец света!

Высокий стройный юноша пел, обратившись в зал. Он пел своим уже охрипшим голосом под расстроенную гитару. Это были песни его собственного сочинения. Светлые, длинные волосы вздрагивали в такт электрической гитаре, гриф которой также жил общей жизнью с каждой песней.

Последние месяцы пик популярности группы вырос за счёт таких нехитрых текстов, положенных на музыку популярных зарубежных хитов. Работа на шахте, учёба в техникуме, всё блекло перед вечерними выступлениями в ДК или в местном кабаке, куда их тоже приглашали на юбилеи и праздники. Кабак — место очень доходное и практически недоступное для молодой группы, там нужно было делиться со старым музыкальным коллективом. Но те редкие вечера, что удалось "отлабать" на таких юбилеях, приносили настоящие деньги, на которые можно было бы приобрести новый музыкальный инструмент в группу или отложить на поездку в областной город. Там их тоже уже знали и ждали с нетерпением. Это была слава! Небольшая "местечковая" Слава, громко стучащая высокими каблуками по нешироким деревянным сценам школ, летних площадок и актовых залов.

И всё было бы замечательно, но средний возраст каждого из этого коллектива быстро приблизился к призывному. Была обыкновенная весна 1987 года. Это был чудесный вечер очередной репетиции. После "обкатки" хорошего номера произошёл разговор о службе. Длинноволосые красивые парни, немного хмельные, немного под "кайфом", просто посмеялись очередной раз на эту серьёзную тему. Тема волновала каждого из них. Серьёзно "закосить" или откупиться от призыва никто из них не мог, на это нужны были большие связи и немалые деньги. Простых парней из этого угольного разреза ждало суровое будущее забоев и темнота бесконечных штолен. Единственным "светом в окошке" для каждого были такие вот вечера — концерты и дискотеки в школах. Было совместно решено, что все встретятся на этом же месте, но через два — три года. Решение было закреплено несколькими бутылками красного вина в чудовищно высоких бутылках. Предыдущие решения пришлось аннулировать. Осип, который не спал дома уже неделю, жил у своей знакомой женщины, и отправился к ней ночевать. Как он был удивлён, попав в руки военного патруля! Его элементарно просчитали. Городок небольшой, он, да соседний такой же. Они-то и входят в район. Так состоялся его короткий разговор с самим военным комиссаром. Тот не пугал сроком за уклонение, не давил на совесть, но и не обещал "рай на земле", серьёзно прозвучало простое, дружеское:

— Пора!

Так спокойно это получилось в устах усатого майора, и бесконечные вызовы в военкомат закончились. А те повестки и те несколько ночных засад у порога дома сделали своё дело: Осип сдался с условием, что ему дадут "отгулять" этот последний день.

Сцена стонала, несколько десятков рук тянулись к нему и были готовы порвать на его части. Последний номер, и зал стал меркнуть в темноте, это администрация ДК пришла на помощь. Администратор — накаченный молодец, подсчитав денежную выручку, решил, что на сегодня им хватит. Подал знак — "закругляемся!", и несколько дружинников стали оттеснять толпу от сцены».

Хороший сон, где сцена на всю кровать… Так и остался в памяти, широкий и цветной.

Только нашествие «замполита» дивизиона на КПП приносило серьёзный урон его творчеству, тот находил очередную записную книжку, начиненную солдатскими афоризмами, и успокаивался. Поэтому всегда велось двойное ведение записей, второй экземпляр просто более тщательно прятался. Да, нужно отметить, что свою боевую машину он всё-таки получил! Механиком-водителем у него стал Хитрый Татарин.

Глава 4. Командировка

Командировка наметилась неожиданно. «Зависла» аппаратура в «Шилке». Два лейтенанта, оба являлись высококлассными специалистами, покопались во внутренностях этой машины и определили, что следует поменять «блок № XXX». Надо заметить, что «начинка» башни — это сложные панели приборов и отдельных блоков, которые должны легко сниматься, на них должна легко читаться маркировка, и это всё должно быть доступно в процессе эксплуатации. Процесс происходит, то есть производится действиями как с одного командирского места, так и с трех мест членов экипажа.

Итак, в соседнем дивизионе на другом краю города в районе «Тёплого Стана» имеется машина, которую местные «самоделкины» разобрали под «облегчённый вариант».

«Летёха» берёт с собой двух бойцов, которые получили автоматы «Калашникова», сам вооружается «АКСу», они все одеваются в тёплые бушлаты и, вперёд, в командировку!

Один из бойцов по имени Оскар был казахом по национальности, другим оказался Олег, оба одного года призыва. Немного послонялись в полку, оформили там пропуска, дождались попутную машину в нужную сторону и поехали. Окраина города — это сплошные скопления кишлаков, которые живут отдельной жизнью своей общиной, много воинских частей, ограждённых минными полями и рулонами колючей проволоки. Очень выделяются участки кладбищ, они выглядят как пустыри, где от времени обваливаются могилы, обнажая пустоты в земле; надгробий или каменных постаментов не наблюдается, это словно напоминание живущим, «что всё — это прах, из праха, и во прах вернётся». Основным признаком такого места были шесты с тёмно-зелеными платками, исписанные надписями. Иногда имелось поминальное дерево, на ветвях которого вешаются лоскутки с узелками, это очень распространённый на Востоке обычай.

Командировочным пришлось добираться долго, где-то пешком, где-то брали городское такси до какого-то административного здания, а где-то промчались на борту «БМП»; так они пересекли Индийский район, прошли Мусульманский Центр, даже стояли в городской пробке на какой-то узкой улочке, оставили в стороне район, построенный для русских специалистов. Там наблюдали такой случай: двое «бачей» влезли в закрытый тентом кузов автомобиля, хотели поживиться чем-то, но потом вылетели оттуда вон, их выкинули из кузова на асфальт.

Такие курьёзы случались и в подразделении. Однажды дивизионный «Камаз» пересекал кишлак, следовало добраться до распадка, чтобы набрать речной камень. В машину влез «бача», а когда его глаза привыкли к полумраку, его уже обыскивали солдаты, которых послали на работу в этой машине. Он орал, брыкался, извивался, укусил кого-то, но было уже бесполезно, получил удар, которым голову можно было снести. У него сразу ничего не нашли, но потом за дело взялся один киргиз и обнаружил всё-таки свёрнутые в трубочку «афгани», местные деньги. На деле то оказался мужик малого роста, очень скверного характера, много ругался, за что его выкинули на повороте. Так получается, что хотел поживиться в кузове, а там его самого чуть не раздели до нитки. А камень тогда был нужен для укрепления района, им засыпали решетки от ракетных контейнеров, которые были связаны, вшиты в стенку.

Итак, командировка. Самым изнуряющим было движение пешком по прогретым солнцем улицам. Сразу захотелось пить, но, согласно уговору, ничего нигде не брали и не покупали. Брели мимо маленьких магазинов и небольших парикмахерских, скорей это были уличные заведения, расположенные только на открытом воздухе. Туда не стоило заглядываться, потому что привлечь внимание толпы подростков в чужом районе не составляло труда. Взрослым до них не было никакого дела. Взрослые занимались сами собой, поэтому трое пешеходов с автоматами рассекали своим движением орущих им что-то детей, и следовали дальше. Наконец, поймали попутную, армейскую машину, водитель не спрашивал документов, сразу посадил их в кузов. Такую живописную троицу ни с кем не спутаешь, тем более с американскими шпионами, разве только с китайской народной разведкой. Вот и «соседи»!

В этой части служил майор Меллис, этот человек был «покупателем» в то время, когда в центральный, Кабульский «отстойник» прибыла партия новичков, он выбирал для зенитного дивизиона тех, кто потом будет там служить. Выбрал и Олега, это с его специальностью — наводчика «САУ»! Тогда он сам был начальником штаба, но потом его перевели, с повышением. А направили всего-то в такой же дивизион командиром подразделения. Теперь он, слегка пьяный, вдруг встречает в своей «вотчине» знакомого солдата. На первый момент его даже прошибает слеза:

— Ба! Какого чёрта?

Потом понимает, ведь что-то неизбежное случилось. И он под этим делом сознался, что «да, мол, был грех, взял тебя к себе, твои документы из «артиллерийской» пачки в свою кипу». Просто увидел в военном билете курсанта в форме, прочитал название «мореходки», вспомнил, что сам поступал, но не прошёл по количеству полученных баллов, и вот!

— Взял! Даже хотел сюда забрать, всё присматривался. Ты уж, прости, браток!

Слушая эту еле связную речь офицера, Олег вдруг осознал, почему его предыдущая жизнь так круто изменилась! Этот, распухший от праздной жизни тип, когда-то, будучи выпускником средней, советской школы, подал свои документы в «мореходку» и не смог сдать экзамены по математике или написать сочинение по литературе. Поэтому его взяли в Высшее Военное Командное Училище где-то в Самаре, по случаю большого там недобора. Потом он видит где-то знакомые буквы, складывает их в слова, читает и вспоминает молодость, свои старые амбиции — приютил под крылом, понимаешь ли! А сейчас льёт тут горючие слёзы, не заметил, что всю жизнь другому человеку перевернул с ног на голову. Олег вспомнил свой экзамен по математике. Ничего трудного и особенного там не было, в билете был вопрос: «А как определить объём неизвестной бутылки?».

На что Олег выкатил из памяти сразу две формулы: объёма цилиндра и конуса, суммировал и посмотрел на экзаменатора. Экзаменатор поморщился:

— Ну, зачем так сложно? Легче было бы сравнить с имеющимся эталоном объёма!

Олега трясло от волнения, он думал, что не пройдёт последний отбор, таким большим тогда казался «отсев» и строгим конкурс. Но прошёл, даже отучился второй курс, а теперь, вот второй год в вооруженных рядах Советской Армии. Теперь самая большая награда на службе: вернуться обратно, учиться!

Лёгкой, расползающейся походкой офицер удалился в свою комнату, а солдат побрёл в столовую. Там Оскар уже отвечал на вопросы старослужащего солдата, какой-то «земляк» внимательно заполнял анкету на этих двух, вновь прибывших:

— С какой целью прибыли в расположение части? Есть ли родственники за границей, а за рубежом, указать в каком количестве и с кем проживают, ненужное подчеркнуть. Сколько месяцев в году, сколько дней в Армии?

Вероятно, что его интересовало всё, но самое главное — что он с этого может иметь.

— Геморрой! — только и произнёс Олег, думая о чём-то своём. Он высказался так вслух, к всеобщему удивлению всех присутствующих!

Второй раз в жизни судьба преподносит ему такой подарок. Так в учебной части к Олегу было повышенное внимание.

— А, из «мореходки», значить! Это значить, что парень не простой, а такой крутой!

Взвод отжимается, все приняли положение — упор лёжа, уже ушли последние силы:

— Раз! Два! Раз! Полтора! А тебе, что, особое приглашение? Полтора! Это значит, что следует находиться в положении между первой и второй позицией, лёжа! У вас, что, в училище этому не учили?

И дальше разгоряченный сержант занимается индивидуально, только с одним бойцом. Вот взвод на утренней тренировке, упражнение на перекладине.

— Шо? — орет в ухо бравый сержант, — Да ты даже тридцать раз не подтянулся ещё, слабак! Смотри сюда!

Шмыглюк подпрыгнул на турник, все принялись считать, вот:

— 52! 53!

Но тот может и больше, его личный рекорд «сто с гаком», но на солнце стало нагреваться всё железо вокруг, а от ожогов и мозолей потом будут болеть руки. Сержант помешан на своей физической подготовке, он готовит себя на «дембель», можно подумать, что иначе его домой не пустят, а недавний свой гепатит во внимание почему-то не принимает. Следующая сцена.

— Ню ка! Ню ка! И хто это идёт?

И сержант толкает солдат, распихивает всех своей массой, останавливает Олега. Олег спокойно рассматривает «Чапу», они недавно крупно поцапались, не поделили очки, теперь им просто тесно в одной комнате. «Чапе» скучно, он как большой трудный ребёнок, который сломал все свои игрушки дома, теперь тянется к вещам взрослых, понимает, что за это ему ничего не будет, или не понимает. Вот возникла свалка, это сержант применяет захват руками с подсечкой по ногам, сейчас жертва должна упасть, но Олег видел уже как применялся такой приём, он переносит центр тяжести ниже, выскальзывает во время из захвата и, пользуясь теснотой в помещении, оказывается у сержанта за спиной. Теперь он может стукнуть противника по шее, но рядом оказывается сержантский «подпевала» из другого взвода, мешает что— либо сделать. «Чапа» вращает головой, взбеленился, лезет на стенку, но тут громко объявляют:

— Отбой!

Он теряет всякий интерес, что-то внутри него ломается хрупкой пружиной. Но потом он оживает, по пути вытирает об кого-то свои сопли, его несет дальше. Такой упитанности можно было бы позавидовать. Все пошли спать. Через месяц «Чапа» вскроет взрыватель на головке снаряда, потом взрыватель вскроет всех, кто находился тогда рядом, многих не довезут до врача! Просто не успеют этого сделать! А пока он об этом не знает и берёт от жизни всё! Итак, за фотографию в своём военном билете Олег испытывал к себе двойное внимание, а спрашивали с него порой и втройне!

«Блок № XXX» сняли, им оказался двенадцатикилограммовый ящик с размером среднего дипломата. Его завернули в тряпку, чтобы об углы не бить бока, и несли по очереди. Как назло, в городе в тот период времени было очень неспокойно, там то ли отмечали какой-то национальный праздник, то ли участились случаи взрывов на улицах. Поэтому город часто перекрывали, там действовала система временных пропусков, сменных паролей, проверок на дорогах и выборочные обыски любого автотранспорта.

Наняли такси. Им оказалась желтая старая «тачка» с надписью «TOYOTA» спереди и сзади, но настоящая принадлежность производителя машины даже не угадывалась. Все такси имели подобные надписи, сделанные красной краской, так же как и автобусы были подписаны «MERCEDENZ — BENZ» — ходили такие громоздкие сараи на колёсах с багажным отделением сверху. Впрочем, там всегда сидели люди, которых покачивало как обезьян на груде коробок и ящиков.

Такое живое нагромождение груза.

Где-то за центром, останавливает это такси на посту группа вооруженных людей в форме, которые начинают, отчаянно жестикулируя руками, требовать выйти всем наружу. Но «летёха» ещё раньше своим сказал, чтобы они ни за что не выходили, а теперь махал встречным патрульным рукой, мол, поехали, матерился сквозь зубы, но улыбался. Оскар сидел бледный, как мел. Олег сразу развернулся на открытую дверь, рывком вытащил автомат, приготовился, поудобней для себя, стволом наружу, ему мешал ящик, который был на его коленях в дороге. На движение отреагировал офицер, заорал:

— Матроскин, порву на тельняшку, сидите все!

Патрульные зашевелились!

— Почему это такси так ощетинилось автоматными стволами?

Тут возник человек в штатском, который всё время прятал своё лицо в головной накидке, он стал долго наговаривать дежурному офицеру «что-то про комендатуру», потом обратился к водителю транспорта. Водитель им однозначно ответил. Надо отметить, если до этого шофёр мило разговаривал с русскими на чудовищной смеси всех языков, смеялся, что-то объяснял в дороге, то теперь вытирал пот и был даже не рад таким клиентам. Короче, с него там вымогали очередную мзду, больше ничем такое странное поведение не объяснишь. Проще было бы пострелять таких пассажиров на месте, а потом в средствах массовой информации объявить о ликвидации группы диверсантов, которые хотели взорвать на улице города «свою адскую машину», но им это не удалось.

— Матроскин, порву на тельняшку!

Опять пронеслось в голове, рывок, и ствол автомата опять стал блуждать по расплывающимся фигурам постовых. Те в недоумении мялись на месте, нелепо находиться под прицелом чужого оружия, когда сами должны были применить на деле свои автоматы.

Ситуация мирно «разрулилась», решили не связываться, сняли «чаевые» с водителя машины, дали отмашку, чтобы не задерживали движение.

Как потом объяснил водитель, его пропустили до следующего поста, там он вернётся обратно. Пост их встретил, но настороженно. Это было голое место, обложенное мешками с песком и камнями, даже сесть, посидеть было негде.

— Зависли! — тоскливо произнёс Игорь. Пекло, присыпанное пылью, а дорога тянулась куда-то дальше. Дальше пошли пешком. Прошло больше получаса. Следующей попутной машиной оказался полковой «уазик», но он был полон пассажирами. Игоря узнали, решили подбросить до КПП, впихнули всех. Солдаты влезли в заднюю дверь. В салоне стоял приторный, сладковатый запах, который не спутаешь ни с чем, этот запах выделял из присутствующих женщину, медицинского работника. Усталость и напряжение дали о себе знать, солдаты уснули в нелепых позах, обняв этот «блок № XXX», как родной. Лейтенант шумно рассказывал пошлые анекдоты, все смеялись, чудовищно сплёвывали слова в ответ. Старший офицерский чин, который не хотел никого брать, в тесноте морщился, потел и своим кислым запахом выражал весь страх, который накопился у него за эту поездку. Медицинский работник томно вздыхала, шумно реагировала на ухабы дороги и строила глазки молодому офицеру. Потом всё это смылось недолгим молчанием, видно сон сморил и остальных. Только водитель резво объезжал ямы на дороге и сосредоточенно сопел, ему сейчас не было ни до кого дела.

«Сибирь — Матушка!» — так было выведено на его машине.

«А Сибирь-то большая» — тоже пронеслось в мыслях у Олега через сон.

КПП выглядело непривычным для только что въехавших пассажиров, они редко бывали с этой стороны полка. Медицинский работник попрощалась с молодым лейтенантом, обещала навестить его на позиции! А старший офицерский чин вынес и такую развязку. Страх отступил, поездка завершилась, дальше никто мешать не будет, надоедать своими анекдотами.

«Да, не полагается брать попутчиков, но эта, Светлана, так просила! Не смог устоять!» — всё это было написано на нём крупным шрифтом.

«Спасибо тебе, Светлана!»

Оскар разминал свои затёкшие суставы. Олег вручил ему «блок № XXX», типа — всё!

«Наступила и твоя очередь его нести, дорогой!»

Оскар и Олег — это две разные азиатские группировки, которым вроде делить уже нечего, а только вместе сосуществовать на позиции. Так получилось, что оба потом заболели, заразились вирусом гепатита, притом осложнение — малярия, места там были какие-то болотистые, зараженные. Так что командировка прошла не совсем гладко, через какой-то период времени высокая температура, понос, и все другие прелести инкубационного периода дали о себе знать обоим. Впрочем, инфекции бушевали в полку уже давно. Больных поместили в разные палаты, подключили к капельницам, назначили процедуры, уколы, взяли анализы. Обнадёжили, что все будет нормально!

— Вы, мальчики, поправитесь тут!

Первые сутки Олегу ничего есть не хотелось, его рвало, но нечем было, шла одна слизь, желчь. В столовую он не вставал, ему сказали, что он не прав!

«Так просто сдохнет тут!»

Олег открыл глаза, посмотрел на стоящего рядом солдата и сказал, чтобы тот не переживал!

«Чёрта с два! Я тебя ещё переживу!»

Потом отвернулся, но вечером встал на ужин. Доковылял до столовой, узнал, где должен сидеть, удивился обилию «харчей», целому набору диетических блюд. Поужинал и пошёл обратно, по дороге его снова вырвало, он вернулся, взял хлеб со стола, насильно стал есть: «Чёрта с два!».

На следующий день опять кружилась голова, глюкоза в капельнице казалась бесконечным процессом, а руки уже были исколотые, как у матёрого наркомана. Олег навестил соседнюю палату, туда его переведут, если процесс лечения пойдёт успешней. Там уже лежал некто Дядькин, младший сержант из соседней батареи. Это был невысокий, коренастый парень, который любил заполнять солдатские книжки всякой соответствующей солдатской мелочью. Там же находились ещё несколько человек, но другие койки были пустые, ожидалось пополнение из другой провинции, поэтому хотели уплотнить несколько палат.

Дядькин лихо чертил что-то для наколки на мощное плечо местному батыру, он нашел своё место в жизни. Олег рассказал, что был в командировке, и чем это для него закончилось.

— Да, шаль, что не постреляли «ваш» там! Вот была бы тогда суматоха! — просто сказал, прямо прошамкал, молчавший до сих пор «шкаф».

— Больной, что ли? — спросил Олег.

— «Да, а как догадался? Мы все тут больные! Палата № 6 — только и промычал верзила.

«Грамотный, книжки читает!» — только и подумал Олег. Вариант, когда бы их вытащили из такси и раненых кинули бы куда-то в сырой подвал, его нисколько не устраивал. На плече батыра появилась тонкая гильза патрона, снизу хорошо различалась надпись группы крови.

«Группа крови на рукаве, мой порядковый номер…» — это пронеслось из какого-то фильма, что успели они посмотреть когда-то, в учебном полку после отбоя.

— Группа крови у тебя редкая! Голубая, наверное? — не удержался и спросил Олег, желая добить неожиданного доброжелателя.

— Что? — так и не понял юноша.

— Потомственный дворянин, наверное? — всё-таки спросил опять Олег. Юный молотобоец мысленно прикинул свое родовое древо, которое упиралось в деда — кузнеца Вакулу с одной стороны и полицейского пристава с другой стороны, для простоты анкетных записей оставили рабоче-крестьянское происхождение, а о других родственниках постарались забыть. Новые анкетные данные понравились спортивному дарованию:

— Дворянин!

После этого рисунок был радикально пересмотрен, на нём появилось подобие рыцарского щита, длинное копьё и шлем со спущенным забралом. Куда-то исчезли высокие афганские горы, крутые дорожные перевалы и другая атрибутика незамысловатого рисунка. Теперь это был потомственный рыцарь с той же группой крови на дворянском щите, вместо положенного там девиза. Сама тема очень заинтересовала всех обитателей палаты, все просто с ума от неё стали сходить. Олег побрёл к себе, уже не желая больше торопиться в свой новый коллектив!

«Прорвёмся!»

Ночью ему снилось такси, где молодой лейтенант сидел за рулём и, круто вращая руль то вправо, то влево, что-то рассказывал им, пассажирам, на смеси «фарси» и английского. Потом морщился, лез за автоматом и кричал:

— Матроскин, мать твою!

Потом появилась его мама, она была одета в чёрную паранджу, но всё такая же красивая, как в тот последний свой приезд. Она прошла и не узнала его, но посмотрела на них всех. Потом он увидел себя со стороны. Почему-то он был седым и старым, на голове у него была пропахшая кислым потом чалма, в руках клюшка от гольфа, он проходил мимо расстрелянного автомобиля, откуда вытаскивали ещё тёплых пассажиров, истекающих кровью. Одежда стала вываливаться, соскальзывать с тела, теперь он не был случайным прохожим! Он тот, кто отдал приказ применить оружие. Гражданское лицо, особа, уполномоченная властью на этой дороге, призрак, прячущий свои черты за палестинским головным платком. Очки, которых не было, но теперь находились на его переносице, они стали покрываться паутиной трещин. Они налились кровью, пульсировали боем часов, потом рассыпались, и осколки летели дальше, это «Блок №ХХХ» взрывался своим долгожданным действием, мстил за испорченную командировку, засаду и поврежденное солдатское здоровье.

Олег проснулся в поту, пытался вспомнить свой сон, но кроме облегчения, что это только сон, ничего уже не испытывал. Утром он переселится в другую палату, где должен будет пролежать три недели, потом его выпишут в часть. Заныл коренной зуб, Олег вышел на улицу, укрылся тёплым халатом и сел на корточки, рядом присел ещё один боец, он курил сигарету, предложил покурить, по-соседски; Олег сделал пару затяжек, сделал просто так, не доводя процесс до конца, боль ушла. Боец что-то объяснял, о чём-то вспоминал, переживал, докурил и ушёл. Олег смотрел на далекую цепь гор, покрытую мраком, на освещенную часть аэродрома, шум от которого, оказывается, так хорошо было слышно, ему казалось всё это таким нереальным, далёким, что он даже зажмурился на мгновение. Открыл глаза и увидел, что находится всё там же, на крыльце инфекционного отделения Кабульского Военного Госпиталя.

«Прорвёмся!» — вновь пронеслось у него в мыслях! — А что, где-то должно что-то порваться, там и пройдём!»

Глава 5. Хитрый Татарин

Он не был таким хитрым, как его называли, просто было в его выражении лица что-то от усмешки бывалого хитрована, сеточка морщинок складывалась в подобие узора — улыбка бестии. Любой физиономист нашел бы в его лице много разных подтверждений любых теорий, на самом деле не было надёжней и преданней этого человека по отношению к своим друзьям или данному им кому-то его слову.

Походка у него получалась уникальная — «ходьба боком», руки постоянно прятались от кажущегося холода в просторные рукава солдатского бушлата или вкладыша от такого. Сам бушлат всегда был стянут солдатским ремнём, с видом одной чудовищной складки позади. В холодное время года он носил старую, но тёплую солдатскую шапку, которая прикрывала одно только ухо. Она была когда-то синего цвета, но в тот период стала серого. Эдакий партизан, герой — «панфиловец», вышедший из немецкого окружения с тяжелыми боями. Казахстанец! Он родом был из большого промышленного города, где ещё в школе ДОСААФа смог получить водительские права, поэтому в своей учебной части освоил смежную воинскую специальность механика-водителя. Правда, на постоянном месте службы машину ему только обещали, она должна была прибыть из капитального ремонта, а на другой технике были свои экипажи, которые ни с кем ничем делиться не собирались. Он был на подспорье, типа «принеси то, помоги это», но это только помогло накопить опыт и отработать свои профессиональные навыки. Очень скоро он утюжил гусеницами тяжелой машины позицию дивизиона так, что взводный забрал его в свой экипаж, а новая «Шилка» досталась какому-то другому водителю.

Работа экипажа состояла в постоянной готовности к действию и в быстром, оперативном реагировании на поставленные командованием задачи. По сигналу «Общая тревога» запускался двигатель, прогревалось масло, настраивалась техника, отрабатывалось ориентирование на местности. Приборы «привязывались» визуально к тем или иным точкам на ландшафте, чтобы потом, по команде, в связке с другими машинами искать цель, вести её в воздухе и сбить, если возникнет такая необходимость. Чтобы не дать обнаружить себя «чужим» РЛС, технику гоняли на запасные позиции, окопы, которые вырыл кто-то раньше.

На позициях всегда не хватало людей! Или потому, что часть людей вечно стояла в караулах и других нарядах, всегда была нехватка в свободных членах команды. Экипажи освобождались от несения дальнейшего дежурства без предоставления им замены, то есть они уходили с поста, если это нужно, получали оружие и направлялись на машины. Одни даже ухитрялись получить чужое оружие за других членов команды, чтобы сократить общее время сборов.

Всё это происходило очень быстро, были отработаны специальные нормативы, по секундомеру проверяющий офицер засекал продолжительность действий экипажа. Показательное выступление выглядело так. Старт начинался за четыре метра, всё влетали на свои места со скоростью ветра, запирались и смотрели в «щели» видоискателей, проклиная дальше всех и всё.

— А! Что? Еле шевелитесь, совсём «молодые» оборзели! — это через губу цедит Рахимов — младший, который в своё время такие нормативы сдавал пачками. Сколько нужно набить шишек и волдырей, пока все не уложатся в срок!

«Будьте, спокойны! Укладывались!»

Конечно, с нашим героем всегда происходили курьёзные случаи! Он не мог пройти мимо всякого рода техники и вооружения. При случае залазил во все машины, которые только появлялись на территории. Обсуждал краткие тактические и технические данные того или иного агрегата, вводил водителей в «ступор» своей осведомлённостью, за что мог получить от очередного «деда» по шее. Часто использовал трюк с картофелем в выхлопном трубопроводе, этим добивал всех приезжих шоферов. Те никак не могли понять причины несуществующей поломки машины. Правда, с тяжёлыми «Шилками» такое не прокатывало, они не хотели глохнуть, или глушители были дырявые. Гоняли его после этого даже молодые офицеры, желая нанести лёгкие «местные» увечья.

Трюк с сахаром был самым дорогостоящим удовольствием в его исполнении. Когда в карбюраторный двигатель в бензобак добавляют большое количество сахара, то, поработав немного, двигатель сам глохнет. Чтобы сгустить топливо до нерабочей кондиции, сахара нужно очень много! Поэтому трюк не получался, или это происходило в пути. Никто не верил Татарину, если он начинал хвалиться по такому поводу.

— Ну, скажите мне, пожалуйста, какой это найдётся дурак, который целую пачку сахара просто так возьмёт и забьёт в патрубок, это сколько чаю можно было ночью всем вместе выпить?

— Что? Найдётся?

Трогательно выглядело его желание поднять всем настроение. Происходит следующая сцена: сначала его появление среди остальных, это полное многозначительности ёрзание на одном месте, молчание и очевидное оттягивание времени. Наконец-то «Рыба» не выдерживает паузу и спрашивает:

— Ну, что там у тебя? Выкладывай, а то, как ёрш на сковороде, всё вытанцовываешь!

— Да, вы знаете?

И тут ошеломляет всех своей новостью!

— Да врёшь, наверно, сам выдума-а, или кто подсказа-а! — это, окая, отрезал Вовка. Оказывается, что возвращается в батарею боец из Союза, он выезжал на похороны своего родственника. Татарин предположил, что больше отпускать не будут. Была такая привилегия для отличников боевой и политической подготовки, как предоставление кратковременного отпуска с поездкой на Родину.

— А в чём радость, вы, может быть, спросите? Так в батарею солдат вернулся, и новости, должно быть, привез, свежие! — тут же подвёл итог Татарин.

Однажды, каким-то чудом уберёгся от серьёзных повреждений. Как-то после политической подготовки бойцы вышли покурить, на перерыв. Для того, чтобы остатки сна выдуло из головы ветром вместе с речью оратора. Появляется Татарин, вид загадочный. Первый его вопрос всем:

— Знаете, что у меня есть?

— Что же у тебя есть? — это спрашивает Балерина, в надежде подкрепиться чем-то вкусным. Татарин лезет в карман толстых штанов и достаёт, вдруг, чеку от гранаты! На лице у него возникает крайнее удивление! Удивление вызывает у всех происходящее далее! Тут раздается глухой хлопок, дымом и гарью заполняется всё место для курения! Татарин танцует, бешено и очумело, вертит глазами, всё время бьёт себя по карманам штанов. Потом выворачивает их, и оттуда высыпается всякая, перемолотая вдрызг, мелочь. Это штаны исполосованы осколками взрывателя от гранаты, а ноги посекло царапинами, но кожу спасло нижнее бельё и толстые, тёплые штаны. Ничего не пострадало. «Антифриз» понимает, что могло быть хуже:

— Ну, ты ещё бы гранату притащил сюда, показать!

Татарин полез в другой карман, все готовы кинуться после такого номера в разные стороны. Он достаёт отдельно выкрученную гранату без взрывателя. Тут появился офицер, который слышал хлопки и уводит «сердешного» на разбор этих полётов. «Камикадзе» получил два наряда вне очереди, провел последующие два дня на кухне, а старший прапорщик устроил ревизию на прицепе с боекомплектом.

В банные дни личный состав получает пару кусков мыла для стирки и мытья. Стиральный порошок был привилегией лиц особо приближённых к каптёрке и офицеров. Как-то вычислили, что в автомобильном взводе пятна на одежде выводят бензином, протирают промоченной тряпочкой, особенно грязные места перед стиркой. Татарин берётся стирать в бензине своё «хэбэ». Конечно, тогда одежда становится идеально чистой, ведь бензин смывает сильный налёт грязи, соли и многое другое.

«Но как смывают бензин?» — такой вопрос у механика-водителя не возник, он вешает одежду сушить в полном предвкушении завершенного дела. Но так получилось, что кто-то курил рядом, «на свою голову» кинул бычок от сигареты рядом с местом, где стояли эти пары бензина в безветренную погоду. Этот «кто-то» чуть не поседел за минуту, когда буквально на его глазах почему-то вспыхнула голубым пламенем одежда. Потом приказом запретили стираться в бензине и других огнеопасных жидкостях и растворителях.

В осенний, дождливый период со стиркой возникали проблемы. Общей стиральной машины не было, бельё отдавали в полковое подразделение банно-прачечного комбината. Вот привозят бельё обратно, а оно сырое и с насекомыми, в полку был разгар их появления, новая вспышка. Сушить не было никакой возможности: парилка очень маленькая, но эффективная, там всё быстро сушилось. Сушили в казарме, развешивали все на постелях, на веревках, потом гладили утюгом, давили швы ткани утюгом. Вытравить никакого средства не было, предложили керосином, но что-то передумали.

Боролись долго, выиграл тот, кто всегда стирал себе отдельно, не пользовался общим постельным бельём. Положение выправилось с наступлением холодов. Дожди закончились, сушить стало можно на морозе, а досушивать в помещении. Все постепенно постриглись наголо, соблюдая санитарные нормы, это уровняло все категории солдат и сержантов, лысые с выбритыми подмышками «деды» уже не отличались от «черпаков», каждый старался сам привести свои вещи в порядок.

В этот холодный период Татарин ходил в караул — «пост № 1», именно от него пошла традиция смазывать сапоги салом или техническим жиром. Правда, те, кто служил долго и пережил предыдущую зиму, имели теплые стельки из собачьих шкур, тёплые шерстяные носки из «дукана». Но главным критерием сухой одежды и обуви было наличие в комнате печки — «буржуйки», которая в ночь обрастала всевозможными предметами. За печкой следил специальный истопник, он заготавливал топливо и растапливал, а дневальный подкладывал дрова всю ночь. В ленинской комнате извели все подшивки газет, которые торопились набить в сапоги, сушить изнутри.

Именно Татарин стал надевать чужие толстые портянки на пост в холодное время, но потом прекратил, «сделал» себе запасную пару. Это, глядя на «карифана», Антифриз решился взять чужие, но бывшие свои портянки, которых лишился в первые дни на позиции. Ноги просто ломило от холода, колодкой стояла обувь на таких морозах, это была какая-то беспросветная пора. Нужны были валенки с резиновой галошей, овечьи тулупы, а люди выходили в ночной караул в картонных сапогах и резиновых чулках от комплекта химической защиты. Именно в тот период один разведчик ПВО простудил свои почки и заработал гайморит, он стоял на вышке двенадцать часов через двенадцать. Этот лист железа под ним и деревянная будка, продуваемая всеми ветрами — вот вся защита разведчика, одетого в простое бельё, бушлат, тонкую одежду и укрытого в плащ-накидку. Практиковалось также отстоять на посту пару лишних часов. За другого человека, за «старослужащего», который в то время спит спокойным сном. Спать-то хотелось всем без исключения. Особой местью было вызвать какому-то старослужащему на свой пост по очереди то одного бойца, то другого. Это чтобы как-то заполнить своё время службы, отрывая отличных забот других. Так, эрудированный Подгузок терроризировал своим вниманием нескольких бойцов из своего взвода, он просто душевно с ними беседовал, тщательно завернутый в тёплую одежду. Боец, который ни о чём не подозревал, выскакивал на минуту-другую и мёрз рядом по полчаса кряду, отвечая на самые нелепые в жизни вопросы. Всякие попытки урезонить пыл «Мелкого», ни к чему хорошему не приводили, его внимание к ближнему только усиливалось. Так или иначе, но нахождение в закрытом, ограниченном пространстве давало ему преимущества, он был недосягаем, пользовался поддержкой своего призыва, но он не переходил той грани, когда можно было просто оторвать ему уши. Татарин нашёл ключик и к этому образцу человеческой гуманности, скоро все «заскоки» прекратились.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

И снова и снова в спорах о Великой Отечественной войне всплывает имя Марка Солонина. И вновь кипят с...
Человек велик в своем потенциале, но так мало его использует. Увлекшись разумом, мы почти отказались...
«…Я же, не испытывая ничего, кроме печали об ушедшем лете, с утра пораньше, оседлал свой велик и отп...
Она была пленницей, а стала султаншей. Была бесправной рабыней, а стала вершительницей судеб и влады...
Грамотный маркетинг и искусные продажи могут значительно увеличить прибыль компании. Но также доходн...
В книгу известного детского писателя входит фантастическая повесть о бесконечности познания мира. Чи...