Чудо ты мое, зеленоглазое Котов Алексей
Старик метнулся в комнаты.
Лена безостановочно целовала мужа в лоб и щеки теплыми губами и ласково гладила по спине. Потом она осторожно приподняла ему голову и заглянула в глаза.
— Тебе лучше? Ну, Витя?..
Витька спрятал лицо в плечо жены.
— Боже мой!.. — простонал он. — Если бы кто только знал, как мне плохо!..
Петрович дрожащими руками высыпал на ладонь Лены три маленькие таблетки.
— Больше нельзя, — пояснил он. — Опасно.
Лена слегка отстранилась от мужа и поднесла ладошку к его губам.
— Витя, давай, ну?.. — попросила она. — А теперь запей… Вот так.
Витька жадно выпил полную кружку воды.
— Холодно здесь на веранде. Пошли в комнату, — Лена помогла мужу встать. — А дома тепло… Ты согреешься. Все будет хорошо. Вот увидишь… — Лена говорила быстро, тем преувеличенно-ласковым тоном, с помощью которого успокаивают больных детей. — Вот так… Обопрись на меня… И нечего не бойся… Все будет хорошо.
Витька шел с трудом, прикрывая ладонью лицо. Лена уложила мужа и легла рядом. Она обняла его за шею и придвинулась поближе. Уже совсем скоро Витьке стало лучше.
А Лена говорила и говорила. Она рассказывала о своем детстве: о том, как воровала в колхозном саду яблоки, о том, как однажды зимой чуть не замерзла по дороге из школы, и о том, как к ней, тогда еще семнадцатилетней девчонке, решил посвататься председательский сын. Постепенно в голосе женщины стали появляться веселые нотки.
— Вить, ну ты посуди сам, какой спрос с семнадцатилетней девчонки? — говорила Лена. — Смешно! А я тогда чуть было не согласилась. Правда, смешно? А знаешь почему? Из интереса. Все думала, а как же, мол, это все будет дальше? Дом, дети… И все мое! Ведь не игрушечное же все это, а уже самое настоящее…
Витька вздохнул и вытер с лица испарину.
— Что ж не вышла замуж? — чуть улыбнувшись, спросил он.
— Да зачем же мне такой муж был нужен?! Честное слово, как не живой он какой-то, — слова из него не вытащишь. Тоже мне, мужик! Только и знал, что руками хватать.
— Что хватать-то?
Лена рассмеялась.
— Ох, и змей ты, Витька! Кстати, и правильно я сделала, что за того сынка председателя не пошла. Сейчас он пьет сильно.
— Ну, ничего… Вот со мной разведешься и займешься его перевоспитанием.
Лена всплеснула руками.
— Да разве с таким как ты разведешься?! Горе ты мое!
Лена говорила еще долго, до тех пор, пока Витька не уснул. Когда дыхание мужа стало ровным и спокойным, женщина встала и вышла на кухню. Она долго перелистывала поэтическую тетрадку мужа и даже прочла одно стихотворение:
- 1.
- Кто — я?..
- Я — все… И ничего.
- Я разделен на «все» и «ничего» спервоначала,
- Я тот, кто уплывал
- И тот, кто на причале
- Встречал себя же самого.
- 2.
- Что я могу?..
- У слова «доброта» нет дна,
- Ведь мама не уйдет, ребенка накормив словами
- И сколько б я не отдал — будет мало…
- Да, Слово — Истина, не истина — слова.
- 3.
- Кто — я?..
- Я — зеркало себя…
- Я — рай разорванный до преисподней ада…
- Я — «да» и «нет»,
- Я — «надо» и «не надо»
- И я люблю ни капли не любя!..
- 4.
- Что я могу?..
- Мои слова пусты…
- Мои два ада переполнены словами,
- Не я их произнес — они возникли сами,
- «Я» — промолчало,
- Говорило «ты»…
- 5.
- Кто — я?..
- Я — бог,
- И я — не Бог…
- Я создаю, но предаю начала
- Я — не беру, но мне и мира мало…
- Я — неумел, но только я и смог!..
- 6.
- Что я могу?..
- И все… И ничего.
- Я разделен на «все» и «ничего» спервоначала…
- Я тот, кто уплывал
- И тот, кто на причале
- Встречал себя же самого…
«Вот и попробуй понять Витьку, — слабо улыбнулась женщина. — Да тут же ни что ни слово — загадка! Эх, ты, философ мой доморощенный…»
Вокруг стояла полная тишина… Лена отложила тетрадку и целых пять минут, словно раздумывая над чем-то еще непривычным, смотрела на иконы.
«Мука одна, а не жизнь у нас, Господи… — подумала она. — Только что-то получаться стало, только деньги пошли — Витька споткнулся… Почему все так?! Почему и за что нас держишь и не отпускаешь, Господи?»
Лена встала, подошла ближе к иконам и опустилась на колени. Женщина молилась впервые в жизни. Она не знала ни одной молитвы и, когда-то крещеная по православному обряду, осеняла себя католическим крестом. Кроме того, Лена стеснялась кланяться и стояла на коленях, гордо распрямив плечи. Ее придуманная тут же, у иконы, молитва была искренна и проста — женщина просила невозможного. Она просила счастья…
Глава 19
Утром Витька разбудил Петровича раньше обычного. Племянник был хмур и бледен. Он явно нервничал.
Петрович ополоснул лицо водой и стал одеваться.
— На котоферму пойдем? — спросил старик. — А Ленка где?
— Домой уехала, — коротко ответил Витька.
— Как это? — удивился старик.
— По делам.
— Сегодня вернется?
— Нет.
Витька отвечал неохотно и пытался избежать объяснений.
Петрович насторожился.
— Витьк, может, случилось что?
— А что может случиться? — поморщился Витька. — Все нормально, дядь Коль.
— Ты как себя чувствуешь?
— Отлично, — Витька закурил и отошел к окну. — Дядь Коль, мне сегодня в центр съездить надо.
— А на котоферму когда мы пойдем?
— Вечером. Ты подежурь пока здесь, — Витька попытался улыбнуться. — А я скоро вернусь. Справишься?
— Почему нет? Завтракать-то будешь?
— Спешу я, дядь Коль.
Почти сразу же после ухода Витьки к старику заглянула дочь Светлана. Поздоровавшись, еще с порога, дочь спросила:
— Пап, что у вас произошло?!
Старик уже не столько удивился, сколько насторожился.
— Да вроде ничего… А в чем дело-то?
— Как это ничего?! — закричала Света. — Я Ленку только что к свекрови отвела. Не в себе она! В одну точку, как помешанная, смотрит и только твердит: таких, мол, подлецов как Витька без суда расстреливать нужно.
— Ты толком-то объясни! — тоже повысил голос старик.
— Пап, выгнал Витька Ленку. Понимаешь? Выгнал! — Света потянулась к кружке с водой. — Ленка к автобусной остановке шла и, уж я не знаю как, ногу подвернула. Там, на лавочке, я ее и подобрала. Господи, да еще хорошо, что мы с ней встретились! Ленка сейчас в таком состоянии, что каких угодно дел натворить может. У тебя, спрашивает, Светка, ружье дома есть? Я говорю, есть, а что? Ленка говорит, Витьку, мол, мне срочно расстрелять надо. А глаза у нее как у безумной, четное слово! Так что сейчас за Ленкой моя свекровь присматривает.
— Ну, сука Витька! — Петрович сжал кулак и грохнул им по столу. — Ну, сука, поговорю я с тобой сегодня! Ты у меня вспомнишь, что человеком когда-то был, а не последним выродком. А ты что стоишь?! — закричал старик на дочь. — Иди к Ленке, успокой ее, если сможешь, а я тут без тебя разберусь!
Света попыталась было рассказать ничего не значащие подробности случившегося, но старик только отмахнулся. Ему был важен сам факт, а не бабьи домыслы.
После того, как дочь ушла настроение Петровича испортилось окончательно. Старик сильно переживал… Но вскоре злость ушла и Петрович почувствовал болезненную слабость во всем теле. Это состояние было хорошо знакомого ему. Когда-то он даже дал ему свое название — «безразличка». Еще Петрович очень хорошо знал, что в такие минуты нельзя расслабляться — любая остановка в движении или работе грозила обернуться еще большей сонливостью и какой-то страшной, душевной пустотой.
Старик встал из-за стола и вышел во двор.
До полудня Петрович не присел ни разу. Он чистил кроличьи клетки, убирал в сарае и поправлял еще крепкий забор. Старик гнал от себя ненужные, дурные мысли и старался думать только о работе. К полудню ему стало легче. Усталость, но уже совсем другая, физическая, приятно ломала тело и освежала мысли, делая их простыми и ясными. Несколько покупателей кошек отвлекли его от прежнего болезненного настроения еще больше…
В час дня Петрович приготовил обед. Он ждал Витьку, но племянника не было и старику пришлось есть в одиночестве. После обеда Петрович собрался было зайти к свекрови Светы, но тут снова пошли покупатели. Их было пятеро и все они появлялись один за другим. Старик не торговался и покупатели остались довольны. Вырученные от продажи котов деньги не принесли Петровичу прежней радости. Старик подумал о Витьке. Он так и не мог понять, что толкнуло Витьку поссориться с женой.
Петрович снова было направился к калитке, но там его встретил очередной покупатель — шестой по счету. Это был толстяк с добродушным лицом выпивохи и компанейского парня. Последний покупатель оказался настолько словоохотливым, что сосредоточенный на своих мыслях старик уже не знал, как от него отделаться. Толстяк долго рассматривал предложенного ему кота и без умолку ботал. Он то вспоминал какие-то странные истории о колдунах и ведьмах, то, как бы между делом, расспрашивал старика о его прошлой жизни, то принимался рассказывать что-то из своей, правда, делая это крайне путано и бессвязно.
«Да пошел ты к черту! — в конце концов, выругался про себя Петрович — И принесла тебя нелегкая…»
Такие надоедливые покупатели Петровичу еще не встречались. Через полчаса старик потерял терпение и чуть ли не взашей вытолкал толстяка на улицу. К Лене старик так и не пошел — его насторожило поведение толстяка и он остался дома. А странный покупатель еще долго слонялся по улице, посматривая на окна дома.
Витька вернулся только в шесть часов вечера. Он был по-прежнему хмур и сосредоточен. Разговора с племянником у старика не получилось, Петрович уже остыл и не знал с чего начать этот разговор.
«Ладно, пока отложим, — размышлял про себя Петрович. — Ты, Витька, тихой сапой все на свое воротишь, ну и я так же буду! Подожди, я тебя так проучу, век помнить меня будешь!..»
Как конкретно он будет наказывать племянника, старик пока не знал. Но в том, что рано или поздно он это сделает, Петрович ни капли не сомневался.
Тишина за ужином, казалось, совсем не удивила Витьку. Компаньоны ели молча, думая каждый о своем. Мелкий, ничего не значащий разговор в конце ужина, разумеется, в счет не шел.
— Я сегодня ночью, дядь Коль, сон видел, — сказал Витька, глядя в темное окно. — Дурной какой-то сон…
Петрович промолчал.
— Ты в предчувствия веришь? — спросил племянник.
— От настроения зависит, — нехотя буркнул старик.
— А вот я нет, — Витька натянуто улыбнулся.
— А что за сон-то был?
— Будто я умер…
— Да? Ну, тогда, значит, долго жить будешь.
— Как это? — удивился Витька.
— А так. Примета такая есть.
К удивлению старика племянник расстроился…
Сборы на котоферму заняли немного времени. Витька вдруг потребовал, что бы Багира осталась дома. Петрович не стал возражать, ему и самому надоела привязчивая кошка. Багиру заперли в крохотном чуланчике. Кошка громко мяукала и царапала дверь.
— Ну, что, дядь Коль, тронулись? — улыбнулся Витька.
— Пошли, племянничек.
На улице шел дождь.
— У них там что, график, что ли, на небе? — возмущался Витька. — Как стемнеет, так обязательно дождь…
Луч фонарика метался по темным лужам и, натыкаясь на относительно свободное от воды место, замирал на несколько секунд.
Витька часто перекладывал тяжелую сумку из руки в руку и продолжал ругаться.
— Всемирный потоп!
— Витьк, у тебя ботинки текут? — поинтересовался Петрович.
— Есть немного, а что?
— Ничего, — проворчал старик. — Вот сам их и починишь… А я не буду!
— Проще новые купить…
Такое простое решение заметно расстроило старика.
— Распустились вы все совсем, — громко заявил он. — Чуть что — новое им подавай. А самим уже и чинить лень.
— Ох, и вредный же ты! — улыбнулся Витька.
Петрович вытер с лица дождевые капли и отвернулся от племянника.
«Это еще что, Витька, — подумал он. — Ты, небось, думаешь, я тебе денег дам? Вот фигу тебе, а не доллары, племянничек. Я все наши деньги на две части поделю: одну половину Ленке отдам, вторую Светке, а тебе бутылку водки куплю. Обмывай, философ, нашу удачу!»
Старик представил себе злое и обиженное лицо Витьки. На душе стало легче…
Когда компаньоны миновали последние плохо освещенные дома, Петрович все-таки рассказал Витьке о сегодняшнем последнем покупателе.
— Странный очень этот мужик, — заключил он.
— Значит, ты говоришь, кота он так и не купил?
— Нет.
— Так-так… — Витька задумался и после небольшой паузы спросил. — Дядь Коль, у тебя двухстволочка-то в порядке?
— Надо полагать.
— Хорошо. Вытащи-ка ты ее из сундука и на всякий случай под рукой держи. Особенно, когда меня дома не будет.
— Считаешь, что из жуликов тот мужик был? — забеспокоился старик.
— Не знаю. Может быть просто дурак, а может кто и похуже. Так что, в случае чего, сам понимаешь, что нужно будет сделать. У тебя со здоровьем-то как?
— В каком смысле?
— Сердце не шалит?
— До последнего времени не жаловался. Сейчас иногда поноет, правда, немного… Но это скорее от нервов и переживаний всяких.
— Значит, сдюжишь в случае чего, — завершил тему Витька. — Да и вообще, ты, дядь Коль, за последнее время заметно крепче стал. Так всегда бывает, потому что цель в жизни человеку силы дает.
Дождь усилился и стал проливным. Петрович глухо ворчал. Идти становилось все труднее, раскисшая дорога скользила под ногами как молодой лед. До диспетчерской компаньоны добрались промокшими до нитки. Витька немного повеселел. В его глазах появился прежний, задорный блеск.
— С детства люблю трудности, — улыбнулся он. — Ну, что, Петрович, приступим к их ликвидации?
Громко мяукающее кошачье стадо быстро успокоилось и приступило к всеобщей трапезе. То тут, то там облизывающиеся коты и кошки поднимали головы и с недоверием посматривали на людей.
— Подумаешь, задержались немного, — шутливо оправдывался перед питомцами Витька. — Больше такого не будет.
— А они уже привыкли друг другу, — заметил старик, поглаживая крупного, лохматого кота. — По крайней мере, драться перестали.
— Кошки это тебе не люди, — быстро ответил Витька. — К тому же я им целую бутылку валерьянки скормил, что бы спокойнее на жизнь смотрели.
Петрович усмехнулся.
— То-то я думаю почему здесь лекарством пахнет?
Витька покурил и, отобрав с десяток котов и кошек для продажи, засобирался в обратную дорогу. Петрович предложил переждать дождь. Но племянник только отмахнулся.
— А если он всю ночь лить будет, нам тут что, ночевать, что ли? Пошли, дядь Коль!
Под ногами поскрипывал песок и мелкий мусор.
«Подмести бы надо, — подумал Петрович. — Да и вообще порядок тут навести не мешает…»
Витька запер дверь на втором этаже и протянул Петровичу ключ.
— Зачем он мне? — удивился старик.
— У меня предчувствие, дядь Коль, — простодушно улыбаясь, пояснил Витька.
— Какое такое предчувствие?
— А такое, что я этот ключ потеряю…
Спускаясь по лестнице вниз, на первый этаж, Витька откровенно дурачился.
— А нам все равно, а нам все равно! — громко распевал он — Не боимся мы волка и лису!
Неживое, едва слышимое эхо повторяло слова незамысловатой песенки глухим, утробным голосом.
— Все к черту! — рявкнул Витька.
Эхо ответило так же резко и, как показалось Петровичу, даже зло.
На площадке первого этажа Витька неожиданно остановился и замолчал. Потом поднял вверх руку.
— Ты что, Витьк?.. — удивился Петрович.
— Слышишь, дядь Коль? — шепотом спросил Витька.
— Что?
— Ребенок, вроде бы, опять плачет.
На этот раз старик услышал. Со стороны подвала доносились отчетливые крики младенца. Эхо множило их и нельзя было с уверенностью сказать, плачет один ребенок или два. Первый, отчетливо звучащий, голос мог действительно принадлежать маленькому ребенку, а второй, более низкий и тихий, словно подражал ему и вместе с тем пытался спрятаться за ним. Старика неприятно удивило то, что именно во втором голосе явно угадывались недобрые и одновременно жалобные нотки.
Петрович поежился.
— Может быть это котенок, Витьк? — спросил он — Ну, тот самый… Старухин.
— Может быть, хотя голос и не похож на кошачий.
Витька открыл скрипучие двери подвала. Плач стал громче.
— Это не кот, — уверено сказал Витька. — Это точно ребенок.
Племянник посветил фонариком в уходящую вниз пустоту. Снова мелькнули белые порожки, кирпичная стена и обрезки алюминиевых труб.
— Ничего не видно, но придется спускаться, — Витька протянул Петровичу фонарик. — Внизу я и спичками обойдусь, а ты мне сверху посветишь.
— Не надо, Вить… — попросил старик.
— Ты что, боишься, что ли?!
Только после того, как племянник напомнил о страхе, Петрович вдруг понял, что действительно боится. Витька ободряюще улыбнулся.
— Держи фонарь, дядь Коль! И хватит трястись. А если это действительно чей-то малец?
— Да откуда он тут?!
— Мало ли… Может, его здесь какая-нибудь мамаша-стерва бросила.
Плач неожиданно стих. Старик неохотно взял фонарик из руки племянника. Витька присел и посмотрел вниз.
— Тут не высоко, метра полтора, наверное, — голос племянника звучал как из колодца. — Короче говоря, ноги не сломаешь…
Петрович тоже спустился пониже. Между тем Витька крепко ухватившись за обрезок алюминиевой трубы и прыгнул вниз.
— Влево посвети, дядь Коль, — попросил он. — Так… Теперь направо. Тебе там сверху виднее, ты ничего не замечаешь?
— Нет.
— Перегородки тут какие-то… — Витька тихо выругался. — Сплошной бардак… Ты пока свети, дядь Коль, а я сейчас спички достану.
Петрович нагнулся еще ниже. Луч фонаря метался по уходящим в глубину помещения стенам. Чуть ближе, справа, мешала обзору фанерная стена.
Внизу чиркнула спичка.
— Дядь Коль, да это же ящики в штабелях стоят! — крикнул Витька. Зашуршала бумага и племянник громко чертыхнулся. — А в ящиках противогазы. Здорово, да? У нас в деревне мужики самогон противогазными фильтрами очищают. После них он лучше всякой водки становится…
Внизу заметались неясные тени. Петрович вдруг почувствовал как сильно бьется его сердце.
— Витьк, ты там ерундой не занимайся, — крикнул он. — Ищи то, за чем полез!
— Да знаю я!
Снова послышался все тот же странный детский плач. Он стал еще громче и как показалось Петровичу, ближе. У старика задрожали руки. Луч фонарика дернулся вниз и пополз в сторону. Петрович успел рассмотреть в темноте тусклое пламя спички.
— Ты лучше свети, — откликнулся Витька. — Сейчас я…
Договорить племянник не успел. Неожиданно плач взвыл на неестественно высокой ноте. Почти сразу же, следом за ним, послышался страшный Витькин крик. В лицо старика, словно от крыла гигантской птицы, ударила волна холодного воздуха.
Петрович вскрикнул и бросился наверх. Из подвала отчетливо слышались крики и шум борьбы. У выхода из подвала старика остановила яркая, как вспышка мысль: «А как же Витька?!..»
Петрович оглянулся. В подвале с тупым звуком обрушились на пол несколько ящиков. Потом все стихло…
У Петровича пересохло в горле. Он хотел крикнуть, но не смог. Луч фонарика судорожно метался по стенам и не мог остановиться. Из глубины подвала показалась окровавленная Витькина рука. Рука оперлась на край порожка, следом за ней показалась вторая. Из темноты, выплыло бледное как мел лицо Витьки.
— Дядь Коль, руку дай… — тихо позвал он.
Петровичу показалось что у него отнялись ноги. Старик стоял и смотрел, не в силах тронуться с места.
— Руку дай! — крикнул Витька, протягивая к Петровичу свою.
Сзади племянника поднялась огромная тень. Она была похожа на растянутую черную простыню. Тень поднималась все выше и выше.
— Что ты стоишь…
Договорить Витька не успел. Страшная сила рванула его вниз и он исчез.
У Петровича потемнело в глазах. Уже не отдавая себя отчета в том, что он делает, старик бросился бежать. Во внезапно опустевшем мозгу билась только одна мысль: быстрее, быстрее, быстрее! Перед глазами Петровича промелькнул дверной проем, несколько чахлых деревьев на улице, колючая проволока, потом пошла размытая дождем дорога. Спускаясь в овраг, Петрович поскользнулся и упал. Фонарик отлетел в сторону, но старик даже не подумал поднять его. Он судорожно цеплялся руками за скользкую траву и полз вверх, не разбирая дороги. По лицу хлестал дождь. Сверкнула молния и почти сразу же за ней ударил гром. Петрович закричал от ужаса. Взобравшись наверх, он долго стоял на коленях не в силах подняться…
Что произошло потом, старик почти не запомнил. Страх, страх непреодолимый и черный гнал его все дальше и дальше от диспетчерской. Петрович пришел в себя только после того, как захлопнул дверь дома и навалился на нее всем телом. Через минуту стало чуть легче дышать. Старик с трудом добрел до стула и сел.
Первая мысль, пришедшая ему в голову, была огромной и ужасной. Петрович закрыл лицо руками и застонал.
«Господи, что это было?! Что?!»
Время шло… Старик по-прежнему сидел на стуле и смотрел в одну точку.
«Тише, старый, ну тише! — уговаривал он сам себя. — Нужно что-то делать… Куда-то идти… А куда?!.. В милицию? Ведь засмеют же! Скажут, с ума сошел дедок на старости лет — кошек волшебных продавал…»
«К Лешке пойти можно, — решил Петрович — Он не бросит… Выручит».
Мысль, что снова придется идти к диспетчерской и может быть даже лезть в подвал испугала старика до холодного пота. Он с трудом встал и направился к двери.
«Нужно же идти… Нужно!»
Возле вешалки старик снова сел. Сил почти не было. Он вытер с лица холодный пот и посмотрел на дверь. Она казалась странно далекой.
«Вставай, гадина старая! — выругал себя Петрович. — Вставай!»
Он шагнул к двери и распахнул ее. На пороге стоял недавний толстяк покупатель. В его руке тускло блеснуло лезвие ножа.
— Тихо, дед! — прошипел толстяк. — Ты один?
Петрович попятился. Толстяк уже было собирался шагнуть следом, но вдруг как-то странно вздрогнул всем телом и привалился к дверному косяку. Его голова упала на грудь.
Петрович только стоял и смотрел… Разум отказывался понимать происходящее. Толстяк захрипел. На его плечо, вынырнув откуда-то сзади из темноты, легла огромная лапа чем-то напоминающая кошачью. Толстяк дернулся еще раз и рухнул спиной на квадрат падающего из дверного проема света. Он удивленно смотрел наверх и шевелил побледневшими губами, словно что-то силился сказать.
Неожиданно тело толстяка сдвинулось с места и стало исчезать в темноте: сначала голова, потом туловище и ноги. Петровичу показалось, что он сходит с ума. Там, в темноте за порогом, над толстяком склонилось что-то бесформенное и большое.
Петрович вскрикнул и бросился к двери. Но закрыть ее до конца и задвинуть засов он не успел. Оттуда, снаружи, на дверь навалилась чудовищная тяжесть. В щель просунулась огромная кошачья лапа и когти царапнули старика по плечу.
«И по мою душу, значит, тоже… — мелькнула у него безумная мысль. — Теперь и за мной пришли…»
Петрович подпер медленно открывающуюся дверь ступней, отпрянул и ударил по ней всем телом. Щель между косяком и дверью уменьшилась, лапа едва успела выскользнуть из нее. Петрович ударил еще раз. Дверь захлопнулась. Петрович быстро задвинул ее на засов.
Силы почти окончательно оставили его… Он с трудом добрел до кровати и упал лицом в подушку. Что было дальше, то ли он уснул, то ли просто потерял сознание, Петрович уже так никогда и не узнал.
За окном бушевала непогода. Тонкие ветви молодой рябины то царапали стекло, приникая к окну, то исчезали в темноте. Огромная кошачья лапа отодвинула ветви в сторону и окно закрыла черная тень. Вскоре тень исчезла. Она исчезла так тихо, как будто растворилась в темноте…
Глава 20
Петровича разбудил луч света. Луч был теплым и приятно грел кожу лица. Темнота от закрытых век стала красной.
«День уже на дворе, — спокойно подумал Петрович. — Долго же я спал. Совсем разленился на старости лет…»
Он открыл глаза и тот час зажмурился. Солнце светило прямо в лицо. Петрович сел и посмотрел на часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого.
«Старуха… Это был ее котенок».