Королева Марго. Искушение страсти Павлищева Наталья

В Париже схватилась за голову королева-мать:

— Что эта дрянь сделала с нами, просто уму непостижимо.

А Маргарита закусила удила, она вспомнила, что у салического закона во Франции немало противников, и решила отвоевать себе право быть наследницей трона. Но на любую войну нужны деньги, выделить которые могла только Католическая лига.

Деньги Ажену были очень нужны, потому что наемникам, да и остальным солдатам надо платить, вооруженные люди должны что-то есть, а собираемые с Ажена налоги не так велики. Средства были выделены и даже отправлены, но, как всегда, дело погубило предательство. Те, кто должен был их доставить, попросту прикарманили, исчезнув с казной графини Аженской!

К ее полному недовольству, Генрих III пошел на уступки Католической лиге и подписал с ней Немурский мирный договор. Лига, по крайней мере на время, перестала воевать с королем Франции, что при этом оставалось делать Маргарите, никого не волновало. Ее просто бросили на произвол судьбы.

А положение в Ажене ухудшалось. Из-за эпидемии погибло немало народа, а войско наместника французского короля в Гиени было готово осадить мятежный город по всем правилам. И горожане решили тайно договориться с наместником, тем более недовольство своей госпожой в аженцах росло день ото дня. Маргарита вознамерилась серьезно укрепить город, сделав его недоступным для врагов, что вовсе не понравилось жителям. Денег не было, желания аженцев помогать тоже, они договорились просто захватить свою госпожу, чтобы обменять ее на прощение себе.

Между аженцами и защитниками графини начались настоящие боевые действия, был взорван пороховой склад неприступного форта Порт дю Пен у въезда в город, Маргарита со своими сторонниками оказалась окружена. Поняв, что помощи ждать неоткуда, а расправа грядет жестокая, она предпочла бежать… Увозил мятежную красавицу на крупе своего коня капитан д'Обиак, ставший ее любовником. За Маргаритой последовал и ее двор.

После нескольких дней скитаний по диким горам Оверни едва живые беглецы добрались до Карлата, где их встретили хорошо. Маргарита поселилась в большущем дворце Бридоре, больше похожем на крепость. Но злоключения беглой графини не закончились.

У Маргариты температура, она лежала, не в силах поднять головы, когда вдруг принесли известие, что из Ажена прибыл… обоз!

— Что? Не пускать, в повозках могут оказаться замаскированные солдаты!

— Нет, мадам, в повозках ваши вещи из Аженского дворца.

Наместник короля в Гиени оказался столь любезен, что переправил опальной беглянке ее вещи из Ажена! Зато другие вокруг оказались просто жуликами, Маргариту не единожды обворовывали подчистую, лишая казны. Пришлось заложить собственные драгоценности, но и тут ее обманули! Отчаянно не хватало просто еды, дров, смены белья. Бывшая королева, дочь, сестра и жена короля вынуждена экономить каждое экю и ссориться с поваром, страдавшим от безделья.

Самым неприятным было непонимание, что делать дальше. Проедались последние крохи, полученные за драгоценности, оставалось только идти с протянутой рукой или просить милостыню у собственных родственников. Но делать это Маргарита не собиралась, лучше умереть от голода, чем кланяться ненавистным брату и мужу!

Больная, сильно поправившаяся, замученная и запутавшаяся, Маргарита сильно страдала, но сдаваться не собиралась.

Но это оказалось не все. Поняв, что у бунтарки нет средств, чтобы нанять защиту, король Франции приказал одному из своих миньонов Жуаезу захватить мятежную сестру! Понимая, что в Карлате ее предадут, как и в Ажене, Маргарита снова бежала, и снова на крупе лошади, а потом в повозке, запряженной быками. Никакого величия, кроме величия духа, у Маргариты не осталось. Откуда ему взяться, если нет денег?

Она ехала по собственным землям, но никто не оказывал мятежной королеве помощи, напротив, каждый норовил обобрать по мере сил. Защищаться в простых деревнях и даже небольших городках было невозможно, и Маргарита смиренно попросила защиты у матери, прося предоставить ей возможность пожить в замке Ибуа, принадлежавшем королеве-матери. Екатерина не отказала, но…

Королевские войска преследовали беззащитную сестру короля упорно. Уходя от этого преследования, ей пришлось перебираться через речку Алье ночью вброд, королева чуть не утонула… В замке, куда, наконец, добрались, провизии не оказалось вовсе, купить ее не на что. Но хуже всего, что утром замок оказался… окружен! Королева-мать не собиралась потакать своей строптивой дочери и спасать ее тоже не собиралась. Подохнет? Тем лучше, будет знать, как поднимать голову против тех, кто сильней.

Бежать не было ни малейшей возможности, да и куда? Маргарита оказалась в плену.

Столько предательств, сколько она, едва ли кто в жизни видел. Именно предана и продана. Все желали ее смерти — мать, брат, муж, собственные придворные, те, кто должен был защищать…

Маргарита постаралась не потерять лицо, хотя сделать это было крайне трудно, слишком тяжелые обстоятельства. Попросила написать несколько писем, распоряжаясь тем, что осталось.

Ей позволили.

Сначала письма в Карлат, чтобы прислали хотя бы смену одежды и белья…

Теперь письмо матери. Нет, не ей, ей даже писать не хотелось. Лучше Антуану де Серлану, гофмейстеру и первому советнику королевы-матери, он обязательно передаст содержание самой Екатерине.

«Господин де Серлан, поскольку мои ужасные несчастья и жестокосердие тех, кому я никогда не переставала служить, настолько велики, ибо, не довольствуясь оскорблениями, от которых я страдала в течение нескольких лет, они решили положить конец моей жизни, я желаю как минимум перед своей смертью получить удовлетворение от того, что королева моя мать будет знать — у меня достаточно храбрости, дабы не оказаться в руках моих врагов живой, уверяя Вас, что сделаю это без колебаний…»

Маргарита отложила перо в сторону и задумалась, хотя времени для написания письма дано немного.

Им действительно нужна только ее смерть, особенно Генриху. Королю Наварры супруга давно ни к чему. Почему же тогда не «помочь» ей утонуть при трудной переправе или просто не убить? Один выстрел из арбалета, и он свободен, можно жениться на ком угодно… Генрих даже высказался в том роде, что не дождется, когда ему передадут известие, что королева (то есть Маргарита) удушена кем-то.

Король и королева-мать далеко в Париже, но Генрих столько раз имел возможность отправить ее на тот свет, почему же его люди не сделали этого? О любви речи не шло, муж никогда не пылал к ней страстью, даже когда они спали вместе. Оставалось одно: он не хотел ее смерти, потому что пока она жива, он не мог жениться ни на ком другом! Конечно, как же сразу не догадалась! Генрих с легкостью обещал жениться каждой соблазненной им девушке или женщине, но если простушки не принимали слова короля всерьез, то фаворитку вроде Фоссез не обманешь. Живая Маргарита — хорошее оправдание, чтобы не вести очередную красотку под венец. Не это ли заставляет короля Наварры сохранять ей жизнь?

А мать? Маргарита уже слышала, что королева предлагала Генриху Наваррскому свою внучку, дочь Клод Кристину Лотарингскую. Чтобы утопить Гизов, королева-мать готова уничтожить собственную дочь…

Перо снова заскользило по бумаге:

«Заверьте же ее, что первой новостью обо мне, которую она получит, станет моя смерть. Следуя ее приказаниям и уверениям, я попыталась спастись у нее в замке. Но вместо обещанного доброго приема нашла там только позорную гибель! Она произвела меня на свет, она меня хочет погубить…»

Запечатав письмо и передав для отправки в Париж, Маргарита снова задумалась. Ее действительно не раз могли убить, но пока этого не сделали, значит, она нужна живой. Кому и зачем? Генриху Наварре, что считаться женатым и спокойно таскать в постель любовниц, не опасаясь требований пойти под венец. А вот королю Франции Генриху Валуа зачем? Рука не поднимается убить? Или он боится, чтобы вместе с женитьбой Наварры на принцессе Лотарингской верх окончательно возьмут Гизы? На короля это похоже, они с Карлом готовы были убить собственную сестру, только чтобы Маргарита не досталась Гизу.

Значит, пока она нужна живой по крайней мере двум королям — Генриху Французскому и Генриху Наваррскому. И хотя каждую минуту есть опасность получить стрелу из арбалета, удар ножом или яд на дне бокала, жизнь продолжается.

А пока есть надежда, она будет сопротивляться!

— Мадам, нам пора ехать.

Маргарита с изумлением уставилась на сообщившую это даму. Перед ней стояла Жильберта де Шабанн, одна из фрейлин, дочь мадам де Кюртон, гувернантки, с которой связаны добрые воспоминания.

— Откуда вы здесь? Я не ожидала вас скоро увидеть.

— Я буду рядом с вами, мадам.

— Куда мы едем?

— В замок Юсон.

Маргарита проворчала себе под нос:

— Чтоб я знала, где он…

— Охранять вас назначен мой супруг маркиз де Канийак…

— Маркиз ваш муж?!

— Да, мадам.

Заполучить в качестве охраны зятя своей любимой гувернантки де Кюртон… Так недалеко и до побега!

— В Юсон так в Юсон.

Никто не понял, почему королева Наварры вдруг перестала шипеть, как рассерженная гусыня, и стала куда более покладистой.

Вчера еще королева, а ныне пленница подняла глаза, пытаясь окинуть взором весь замок. Этого оказалось мало, пришлось закинуть голову, потому что Юсон тремя уступами взбирался высоко в гору.

Ласковое солнце, довольно часто гревшее округу, и в тот день старалось на славу, но замок все равно на первый взгляд показался мрачным. Не добавлял комфорта и сильный холодный ветер, осень все же. Зато вокруг все желтело и краснело, горизонт окаймляли горы, а впереди на одну из них карабкались крыши домов замка Юсон. Маргарита вдруг усмехнулась: а ведь это ее собственные владения…

Покосившись на сопровождавших, прежде всего маркиза Канийака, королева неожиданно даже для самой себя лукаво улыбнулась, окрестности замка хороши, а остальное как-нибудь устроится.

Конечно, пережить предательство близких тяжело, а ведь ее предали все: мать, брат, муж, даже горожане Ажена…. Но Маргарита не теряла присутствия духа, жить можно везде, и в Юсоне тоже, нужно только суметь устроиться.

— Вперед! — ее рука махнула в сторону замка.

Три ряда стен, усеянные бойницами и укрепленные многочисленными зубчатыми башнями, высились один за другим. Узкое пространство между бастионами оставляло мало шансов на жизнь штурмующим. Да уж, такой штурмом не возьмешь… Зато защищаться можно прекрасно! Нужно только превратиться из пленницы в хозяйку.

Эта мысль очень понравилась Маргарите. Если она станет настоящей хозяйкой замка Юсон, никаким Генрихам ее не одолеть, ни брату, ни мужу. Конечно, она прекрасно понимала, что главная опасность не большая сила, а предательство, но бодрости духа не теряла.

Наверху осенний ветер был сильным и совсем не теплым, правда, множество стен не позволяли ему разгуляться, зато сквозняки получались отменные! Конечно, замок обжит плохо, существование в нем не налажено, но это пока. Королева и ее небольшая свита разместились в замке под присмотром швейцарцев короля.

Донжон замка (главная башня) невелик и уж очень мрачен, под сводами гулял ветер и эхо от шагов и голосов. Закопченные потолок и стены подсказывали, что огонь не всегда зажигали в камине, иногда пользовались просто кострами посреди пустого главного зала.

— Камины хоть есть?

— Конечно, мадам. В вашей комнате зажжен.

Давно не чищенные камины отчаянно дымили, видно, дымовые проходы забиты чем попало. Отопление такого немаленького каменного сооружения требовало большого количества дров, те, кто охранял Юсон, едва ли пользовались главным залом постоянно, да и к приезду опальной королевы тоже не особенно готовились.

Ступени узкой каменной лестницы вели на верхние этажи. Ни в главном зале, ни в комнате, отведенной королеве, стекол в окнах не было, от пронизывающего ветра их закрывали простые створки, давно рассохшиеся от времени. Освещали помещения донжона смоляные факелы.

«Словно попала в древность…» — с тоской подумала Маргарита, но выбора у нее все равно не было, не подземелье — и то хорошо.

К тому же королева настолько устала и была измучена, что отказалась от ужина и попросила поскорее оставить ее, чтобы была возможность лечь спать. В выстуженных комнатах донжона было просто холодно, потому раздеваться не пришлось. Забыв про все неудобства, Маргарита кое-как пристроилась на большой кровати, оставшейся от какого-то прежнего владельца замка (замок вообще-то принадлежал ей самой, но королева никогда не бывала в этом орлином гнезде), укрывшись плащом, и попыталась заснуть.

Удалось не сразу, хотя постепенно огонь в камине разогнал холод.

Проснулась она посреди ночи, не понимая, что происходит и где находится. Только перекличка швейцарцев внизу напомнила события предыдущих дней: предательство горожан Ажена, побег, предательство матери, заманившей в ловушку, позорный арест, страшную переправу, во время которой она едва не утонула, и, наконец, Юсон — замок на горе.

Ей, привыкшей к роскоши и удобству, пришлось не просто ночевать в дрянных тавернах и питаться хлебом и отвратительным, разбавленным вином, но и теперь вот спать на грубо сколоченной кровати, на которую брошено дурно пахнущее тряпье. Мелькнула даже мысль, что лучше бы утонуть…

Но Маргарита слишком любила жизнь, чтобы долго поддаваться такому мрачному настроению. Возможно, родственные связи мадам Кюртон и нынешнего тюремщика королевы помогут хоть немного скрасить убогий быт? Должен же он понять, что королева и сестра короля не может спать на чем попало, сидеть на колченогих стульях или есть на грубо сколоченном столе.

Она узница, но не в тюрьме же, а в замке…

Мысли Маргариты несколько расплылись, одна их часть была посвящена возможности побега, другая уже планировала переделки в замке Юсон. Второе королева объяснила сама себе тем, что еще неизвестно, когда этот побег удастся осуществить, не жить же это время, словно в деревенской лачуге!

А что, если это не последнее место содержания? Вспомнив высокую гору, на вершине которой прилепился замок, Маргарита усмехнулась: куда уж дальше и выше? Дальше на юг — ближе к Испании, а выше только птицы и господь. Ни туда, ни туда ей совсем не хотелось. Жизнелюбивая натура Маргариты протестовала против окончания ее земного пути, стараясь найти хорошие стороны и в нынешнем положении.

Пока находилась только одна: кажется, ее больше не будут мучить, перевозя из одного места в другое. Да еще то, что камин грел неплохо…

Смоляной светильник затрещал, сообщая, что скоро потухнет. Противно пахло гарью. С мыслью о том, что нужны свечи, а еще сменить тюфяки, королева заснула…

«Отсюда не сбежишь», — думала Маргарита, обозревая окрестности на следующий день. Да и куда бежать? Казалось, во Франции нет для нее места. В Испанию? Но Маргарита умна и прекрасно понимала, что она вообще нужна, только пока является объектом для противостояния. Как при этом сохранить свою жизнь?

Но сейчас она решала для себя другой вопрос: насколько можно доверять Жильберте и ее мужу? Нет, пока нужно вести себя осторожно.

— Мадам, вам не стоит так долго стоять на ветру, можно заболеть.

— Пожалуй, вы правы, здесь действительно дует. Зато красиво вокруг… Интересно, как мы здесь надолго?

— Надолго, мадам.

— Жильберта, вам что-то известно?

— Король распорядился держать вас здесь.

— Какой из королей?

— Франции.

— Морить голодом?

— Нет, что вы! Здесь не слишком уютно, но сносно.

В Юсоне действительно оказалось сносно. Особенно когда от герцога де Гиза прибыл посланник.

Маргарита не поверила своим ушам: Гиз?! Неужели Генрих попытается ее освободить?

Боясь спугнуть свое счастье, Маргарита скромно не показывалась, пока человек от Гиза был в крепости, правда, отчаянно надеясь, что тот передаст и письмо для нее.

— Жильберта, а для меня герцог ничего не передавал?

— Нет, мадам, ничего. Он только предложил большой выкуп за вас.

— И?..

— Жан согласен…

Маргарита была готова немедленно расцеловать Жана де Канийака, несмотря на всю его внешнюю непривлекательность. Маркиз был невысок ростом, щупл и вообще неказист.

— Жильберта, наступит время, когда я вернусь к власти, тогда одни из лучших мест при дворе будут ваши с супругом. Поверьте, я не Генрих Наваррский и умею быть благодарной за помощь.

Она сняла с пальца большой перстень и протянула фрейлине. Маркиза Канийак приняла подарок, скромно потупив глаза, хотя одаривать пока было не за что.

Вечером маркиз Канийак попросил поговорить лично. Это уже что-то значило: тюремщик просил аудиенции.

Маргарита постаралась выглядеть как можно внушительней, хотя прекрасно понимала, что без своих нарядов, без драгоценностей, без париков столь сильное впечатление не произведет. И все же королеве умения держать себя не занимать, а быть приветливой и даже ласковой Маргарита умела всегда. Повинуясь ее жесту, маркиз присел на краешек стула.

— Мадам, прошу простить меня за доставленные неудобства. Полагаю, вы понимаете, что я действовал не по собственной воле, а по приказу.

— Конечно, я не держу на вас зла, тем более лично вы были весьма учтивы и предупредительны, за что я очень благодарна и этого не забуду.

Канийак расплылся в довольной ухмылке. Он не позволял себе улыбаться широко из-за испорченных зубов, к тому же помнил, что ел чеснок, запах которого королева терпеть не могла. Но для Маргариты важней его слова, она готова потерпеть и чесночный запах.

— Не скрою, герцог де Гиз от имени Лиги прислал весьма заманчивое предложение, на которое я уже дал свое согласие.

— Я буду свободна?

Маркиз чуть смутился, Маргарита почувствовала, как внутри все сжалось: неужели заманчивое предложение касалось не ее освобождения? Но смущение Канийака оказалось вызвано совсем другим.

— Мадам… я осмелюсь дать вам совет, хотя вы его и не просили… Не подумайте, что я слишком нагл или навязчив…

— Да в чем дело?!

Канийак зачем-то встал на одно колено, видно полагая, что так его слова прозвучат внушительней. Заинтригованная Маргарита изумленно смотрела на своего тюремщика. Почему-то мелькнула мысль, сколько ему лет. Где-то около пятидесяти, но жизнью потрепан основательно, хотя что там трепать, и так в чем душа держится.

— Мадам, вы будете свободны, но… вам лучше не уезжать из Юсона.

Теперь она уже ничего не понимала. Что за свобода под замком?

— Здесь сильный гарнизон, который будет вас защищать. Поверьте, в любом другом месте гораздо опасней. Вас снова могут арестовать и поручить это совсем не мне…

А ведь он прав, он тысячу раз прав, этот Канийак! Даже если это не его задумка, а кого-то более сильного. Крепость неприступна, сделав хорошие припасы, здесь легко прожить год в осаде. Да никому и в голову не придет осаждать столь крепкий бастион ради захвата опальной королевы. Создав необходимые условия для жизни, в Юсоне вполне можно чувствовать себя и уютно, и в безопасности, в то время как при любом дворе, что испанском, что лотарингском, не говоря уже о французском или наваррском, она в смертельной опасности!

Маргарита поднялась с кресла, в котором сидела, забыв о существовании Канийака, прошлась по комнате, посмотрела на пламя камина, задумчиво покусала губу… Маркиз с колен поднялся, но пока не произносил ни слова.

— Маркиз, я не знаю, что именно вам предложил герцог де Гиз, но если вы сделаете то, что предлагаете мне, то есть обеспечите мою безопасность в этом замке, я, со своей стороны, щедро вознагражу вас. Какой бы опале я ни подверглась, у меня пока немало средств, воспользоваться которыми мне самой не позволят, а вот для вас это будет возможно. — Она чуть помолчала, прикидывая, насколько далеко можно зайти в откровенности с Канийаком, потом, словно решившись, чуть мотнула головой: — Не думаю, что это противостояние продлится долго, ничто и никто не вечен на земле… Но как быть с гарнизоном?

— Мадам, я все устрою. Благодарю вас за доверие. Позвольте откланяться.

Несмотря на пронизывающий ветер, Маргарита долго стояла на крепостной стене, глядя вдаль на долину Лимань и хребты Мон-Дор на горизонте. Ее ничего не стоило убить вот в такой момент, просто подтолкнуть вниз… или снять одним выстрелом.

Но Канийак обещал охранять. И пока у нее есть хоть что-то, чем можно платить маркизу, он будет это делать. Что ж, ей и это сейчас сгодится.

Она снова стала разменной монетой в чужой игре, Маргарита Валуа нужна брату-королю, чтобы не позволить королеве-матери женить Генриха Наваррского на Кристине Лотарингской, самому Генриху Наварре она нужна, чтобы выдерживать атаки очередной любовницы с требованиями жениться, Филиппу Испанскому, чтобы ее именем грозить королю Франции, де Гизу как объект противостояния с обоими Генрихами, Канийаку, чтобы получать от нее средства… А кому нужна она сама, не Маргарита де Валуа, королева Наварры и сестра короля Франции, а просто Маргарита, красивая и умная женщина? Пришлось со вздохом констатировать, что никому, кроме себя самой.

Любовники убиты или казнены, друзей нет, доверять никому нельзя, даже Канийаку. Если его аппетиты окажутся слишком большими и для них не хватит средств, маркиз с легкостью продаст ее еще раз. И бежать невозможно, тот же Канийак с удовольствием получит плату, подсказав, куда она бежала.

Сам Канийак (легок на помине) почти неслышно подошел сзади. Но у Марго прекрасный слух, она даже поняла, кто это остановился за спиной.

— Маркиз, смотрите, как красиво. Вы правы, мне стоит остаться здесь, даже будучи свободной…

Маргарита резко повернулась и неожиданно поинтересовалась:

— Где достать книги?

— Книги? Какие книги?

— Не могу же я целыми днями разглядывать окрестности. Французскую литературу, латынь, что сможете…

Канийак согласно кивнул:

— Это можно, мадам. У меня, смею надеяться, неплохая библиотека.

Хотелось спросить откуда, но Маргарита вспомнила, что маркиз был послом в Константинополе, вероятно, там и приобрел.

— Я буду благодарна, если вы мне поможете. К тому же можно попросить моих друзей прислать книги из Парижа. Я смогу вести переписку?

— Да, мадам.

— Благодарю вас. Если мне придется когда-нибудь покинуть этот замок, я сохраню о вас самые лучшие впечатления.

Она прекрасно понимала, что Канийак ждет от нее не впечатлений, а вознаграждений. Но награждать пока не за что, достаточно перстня, подаренного супруге.

По дороге в Юсон, с трудом преодолевая крутой подъем, тянулась цепочка из нескольких телег. Были слышны окрики возниц, ругань, когда колесо упиралось в какой-нибудь камень, к скрипу флюгеров замка на ветру добавлялся скрип тележных колес. Знатной узнице Юсона везли мебель и ковры, а также домашнюю утварь, без которой королева никак не могла обойтись. Даже в заточении, правда, все больше похожем на добровольное изгнание, Маргарита оставалась королевой.

Стоило первым возам въехать во внутренний двор, она принялась распоряжаться, куда и какую мебель ставить, как размещать привезенное, голос Маргариты, то резкий, то ласковый, звучал, казалось, по всему замку. Юсон быстро превращался из места постоя гарнизона в место проживания красивой женщины. Впрочем, одно другому не мешало. В донжоне стены завесили гобеленами, поставили удобную мебель, вычистили камин и подновили облупившуюся позолоту, пол застелили новыми циновками, в окна вместо рам с промасленным пергаментом вставили стекла. Конечно, это не были изящные витражи, всего лишь простые стекла, мутные и не позволявшие ничего видеть снаружи, но, во-первых, видеть нечего, потому что сквозь удлиненные оконные прорези высокого донжона виднелось только небо, во-вторых, Маргарита радовалась и таким.

Донжон приобрел не просто жилой, а вполне сносный вид, до дворцов, даже самых захолустных, пока далеко, но уже не казарма.

Однако, суетясь и распоряжаясь, Маргарита все время размышляла о своем положении. Не зря ли она так старается облагородить Юсон? Деньги Гиза могут опоздать, как и предыдущие, во-вторых, никакой гарантии, что и эту сумму попросту не украдут, не было.

Королева подолгу лежала без сна, пытаясь понять, как ей себя вести. Будучи в крайнем гневе из-за предательства матери, она написала несколько резких писем, прекрасно зная, что Екатерине Медичи все передадут, теперь, поостыв, Маргарита уже спокойно размышляла, что ей грозит.

Слава богу, обоим Генрихам пока не до нее, Валуа и Гиз сошлись в смертельной схватке, а Бурбон попросту выжидает, кто из этих двоих одержит верх. Если король, то муж легко предаст жену еще раз, если Гиз, то Маргарита супругу нужна живой. Пока она сидела на вершине горы и была выгодна живой всем.

Есть только один человек, которому Маргарита не нужна вовсе, — мать. Екатерина Медичи не успокоится, пока не уничтожит дочь. И вот этого королева боялась больше всего. Не взятия штурмом Юсона, даже не осады, ее в замке можно выдерживать долго, а хитрости королевы-матери. Екатерину Медичи нельзя уговорить, умолить, она не поверит никаким обещаниям, это не Генрих или глупый, доверчивый Франсуа. Королеву-мать можно бить только ее оружием — хитростью. Казалось, пытаться перехитрить самую хитрую женщину Франции дело безнадежное, но в донжоне Юсонского замка сидела достойная дочь этой хитрой женщины!

Маргарита уже не боялась Канийака, тому обещаны деньги, и немалые, в надежде их получить маркиз стал шелковым. Она опасалась предательства. Можно поднять по тревоге гарнизон и пересидеть любую осаду, но нет спасения от яда. Королева знала, что большая часть рассказов о страшных порошках Руджиери, их умении пропитывать ядами перчатки или страницы книг, об отраве, нанесенной на одну сторону ножа, и многом другом — всего лишь страшилки.

Королеве-матери приписывали любую смерть неугодных ей людей, а Екатерина Медичи от такого сомнительного качества авторства не отказывалась. Зачем? Чтобы боялись. Но Руджиери и не только они действительно умели изготавливать яды, хотя, чтобы отравить королеву в Юсоне, достаточного самого простого — крысиного. Не убережешься.

Оставалось надеяться обезопасить себя от гнева той, которую боялась больше других. Как? Королева-мать должна поверить, что дочь безопасна, но Екатерине Медичи недостаточно простых заверений о покорности и нежелании бунтовать. Нужно, чтобы она посчитала, что дочь смирилась. Как ведут себя те, кто смирился, сдался? Они просят.

Маргарита просила у матери, почти униженно просила защиты, помощи, не важно, что не надеялась их получить, главное, чтобы Екатерина Медичи поверила, что дочь сломлена… Удалось, поверила, но мягче к опальной королеве не стала, называла Маргариту «это существо», словно подчеркивая, что не желает иметь ничего общего с той, которую вынуждена называть дочерью.

А дочь решила для себя, что потерпит, переживет, главное — выжить и собрать силы. Символом короля Франциска была саламандра, не так ли следует вести себя и Маргарите. Умение вовремя отбросить хвост пригодилось и королеве.

Прошло всего два месяца после появления в замке опальной королевы, когда швейцарцы были выведены во внутренний двор замка и сама Маргарита приглашена туда же.

Стоял февраль, ледяной ветер не оставлял попыток забраться под одежду, проникал, казалось, не только в рукава или за воротник, он леденил саму душу, потому ритуал поспешили провести поскорей. Ритуал состоял из принесения гарнизоном швейцарцев присяги своей новой хозяйке — королеве Наварры Маргарите де Валуа!

У нее был свой крепкий замок с сильным гарнизоном, и теперь Маргарита могла не бояться открытых козней матери, брата и мужа, оставалось опасаться только предательства. Слушая слова присяги, улыбаясь и протягивая руку для поцелуя, Маргарита размышляла о своем. Чтобы Канийака не перекупили снова, его нужно очаровать, так же как и Жильберту. В Юсоне должен быть создан собственный двор, в котором не последнюю роль будут играть маркиз и маркиза. Пусть тешатся близостью к королеве, только бы не продали ее с потрохами кому-то другому.

Маргарита довольно улыбнулась своим мыслям: в таких условиях она согласна прожить пару лет. Королева и не догадывалась, как была близка к истине.

Солдат, заметивший улыбку королевы, даже чуть растерялся, решив, что это предназначено ему. Королева известна своей любвеобильностью, а французский двор, как и королевская семья, не слишком большой привередливостью в любовных связях. Сердце швейцарца сладко замерло от предвкушения такой удачи…

Но мадам столь же приветливо улыбнулась и двум следующим, пришлось со вздохом констатировать, что улыбка была всего лишь данью вежливости. Однако швейцарец не забыл улыбку королевы.

Кажется, жизнь начала налаживаться. Но Маргарита за последние годы пережила столько, столько раз бывала на грани гибели и позора, что не верила уже ничему и никому. Пока главным оказалось затаиться и не привлекать к себе внимания.

Она не знала, что Юсон — это надолго, что в замке она проживет целых девятнадцать лет, причем последние пять по собственному желанию.

— Мадам, мой супруг желал бы присоединиться к войскам Лиги, ведь он командует артиллерией у герцога Майеннского…

Маргарита едва сдержалась, чтобы не фыркнуть, мол, туда ему и дорога. Ей уже изрядно действовал на нервы этот сморчок, строивший из себя хозяина ее судьбы. Королева знала, что Канийак получил немалую сумму от Генриха де Гиза и именно тот пост, о котором сейчас говорила его супруга. Но, как и ожидалось, аппетит маркиза рос по мере обогащения, он знал, что сейчас де Гизу не до Маргариты Валуа, а потому решил воспользоваться ее положением.

Конечно, Маргарита прекрасно понимала, о чем ведет речь маркиза Канийак, парочка желала вознаграждения за то, чтобы, предав своих прежних хозяев, пока не предавала новых. Хуже всего, что платить придется, иначе завтра в Юсоне окажутся люди Генриха Наваррского, от которого ожидать милости не приходилось. Он и королева-мать были для Маргариты слишком опасны, опасней даже короля. Генриху III не до мятежной сестры, запертой в Юсоне, его со всех сторон осаждали сторонники Лиги либо испанцы.

Итак, Канийак отбывал к герцогу Майеннскому… Это и плохо, и неплохо, Маргарита пока не решила как. Но он явно хотел денег, которых просто не было.

Королева прекрасно умела держать паузу, она благосклонно смотрела на фрейлину, затеявшую разговор, пусть выскажет требования сама, не стоит предлагать дары, если их не требуют.

Жильберта спросила:

— Маркиз хотел бы получить заверения в вашем добром отношении.

Заверения? Да сколько угодно! Только маркиз ждал не заверений, а дорогих подарков. Она вздохнула:

— Я очень хотела бы отблагодарить маркиза за оказанную им помощь, но что я могу, все мои владения вне Юсона, вам это хорошо известно. К тому же король слишком рьяно охраняет любые мои владения. Если я передам что-то маркизу сейчас, это навлечет на него настоящие неприятности.

Заметив, как вытянулось лицо Жильберты, королева поспешила обнадежить:

— Но мы можем обмануть королевских ищеек другим способом.

Фрейлина обратилась в слух, словно принявшая охотничью стойку собака. Запахло какими-то благами, и нельзя пропустить ни слова.

— Королева-мать уже в весьма преклонном возрасте, я могу завещать маркизу все земли в Оверни, которые наследую после моей матери королевы Екатерины.

Несколько мгновений Жильберта пыталась сообразить, хорошо это или плохо. Дав ей осознать размеры «благодеяния», Маргарита добавила:

— Лично вам я хотела бы преподнести некоторые из своих драгоценностей. Возможно, вы хотите обсудить этот вопрос с супругом? Мы могли бы пригласить его сюда…

Королева вовсе не желала, чтобы обсуждение шло без ее присмотра, мало ли что там надумают эти хапуги!

Маркиз, видно, ждал приглашения, потому что появился тут же — надушенный, напомаженный, словно и впрямь на королевском приеме. Маргарита позволила ему по полному этикету раскланяться, милостиво разрешила поцеловать ручку… Со стороны это выглядело как встреча двух высоких сторон. Пусть потешится.

Указав Канийаку на большое кресло напротив себя, королева также милостиво разрешила сесть и Жильберте.

— Ваша супруга сообщила мне, маркиз, о вашем весьма похвальном намерении принять участие в защите интересов Франции на стороне Лиги и отбытии для этого к герцогу Майеннскому. Для начала у меня к вам две просьбы.

Маркиз заметно напрягся…

— Во-первых, передать руководителям Лиги и особенно герцогу де Гизу мою величайшую благодарность за помощь и поддержку и особенно за их выбор вас в качестве моего защитника.

Эта фраза была вполне по силам маркизу Канийаку, он согласно кивнул, мол, передам.

— Вторая просьба касается вашей супруги.

Теперь напряглась уже Жильберта.

— Я полагаю, что маркизе опасно отправляться на войну вместе с мужем, не стоит рисковать столь красивой женщиной. Прошу вас разрешить супруге остаться здесь, в Юсоне, до вашего возвращения. Надеюсь, — Маргарита чуть повернула голову к самой маркизе, — мадам Канийак не против?

— Да, конечно, — в два голоса произнесли супруги, вызвав почти веселый смех у королевы.

Она прекрасно понимала, что маркиз не собирается брать Жильберту с собой, маркиза должна оставаться при королеве в качестве шпиона. Но Маргарита повернула так, что это по ее настойчивой и убедительной просьбе надсмотрщица получала право жить в крепости.

Но супругов интересовало не это. Пока Маргарита смеялась, а потом удобней устраивалась в своем кресле, Канийак ерзал, пытаясь придумать, как заставить королеву говорить на нужную тему. Немного помучив бедолагу, Маргарита начала сама:

— Вы так много сделали для меня, маркиз, без вашей помощи и ваших советов я погибла бы среди врагов. Как хорошо, что в мире есть истинные друзья!

«Истинный друг», конечно, улыбался, забыв про свои испорченные зубы, но словам благодарности предпочел бы более весомые слова. Любят эти дамы болтать, ей-богу!

— Я хотела бы отблагодарить вас сполна…

Наконец-то! С этого нужно и начинать, а не уговаривать оставить Жильберту, которую он вовсе не собирался брать с собой, дома надоела.

— …но вы прекрасно знаете мое стесненное положение. — Не обращая внимания на изрядно поскучневшее лицо маркиза, Маргарита продолжала: — Я объяснила вашей супруге, что не желала бы своей благодарностью поставить вас в затруднительное положение даже на время. Но готова просить вас принять другой подарок, возможно, куда более ценный.

При слове «ценный» настроение маркиза стремительно изменилось снова. Наблюдать такую резкую череду разочарования и надежд было весьма любопытно, но Маргарита больше не стала мучить своего тюремщика, подробно объяснив суть дарения.

Канийак задумался. Конечно, получить вместо королевы ее наследственные земли в Оверни весьма заманчиво, но он хорошо понимал, что это журавль в небе. Зато какой журавль! Крупный, упитанный, ведь большая часть Оверни должна была отойти Маргарите.

Сама королева, конечно, не стала рассказывать, что она попросту не имеет права дарить синьории в статусе апанажа, маркизу этого знать ни к чему. А если он и разберется позже, то всегда можно сделать вид, что сама о таком не знала. К тому же Маргарита подозревала, что королева-мать исполнит свою угрозу и лишит ее наследства. Опротестовывать такое решение Екатерины Медичи в суде будет стоить денег и сил, которых у Канийака явно не хватит. Королева именно потому так легко и обещала гипотетическое наследство, что не надеялась отвоевать его у тех, кого Екатерина Медичи назовет своими наследниками. Отвоевать можно только при поддержке короля, а такой поддержкой Маргарита похвастать никак не могла.

Но Канийак оказался тоже неглуп, он принялся канючить:

— Но, мадам… это так не скоро, а нам нужно на что-то жить сейчас… моя супруга…

Королева только развела руками:

— Все, что могу предложить помимо уже обещанного, — выплатить двадцать тысяч экю в ближайшие пару лет…

Чувствуя, что маркиз сейчас упрется, она чуть надавила:

— Есть еще одна возможность… но она не в вашу пользу… я могу попытаться продать кому-нибудь то право того самого наследования Оверни, а полученные деньги выплатить вам немедленно, но, думаю, сейчас за это много не дадут, тысяч десять, тогда как со временем Овернь может принести во много раз больше.

Канийак колебался между желанием получить деньги срочно и возможностью стать хозяином большей части Оверни. Давать ему много времени на размышления не имело смысла, мало ли что надумает, Маргарита решила поторопить:

— Если вы согласны принять от меня наследование Оверни и двадцать тысяч экю за два года, то я немедленно напишу своему нотариусу в Париж, чтобы он оформил документы. Если нет, будем ждать другой возможности отблагодарить вас, которую, конечно, я буду стараться изыскать, но не все в моей власти… Вы знаете, что слишком много врагов ныне ополчилось на меня и Францию. Вот одержим победу с вашим участием, — королева широко улыбнулась маркизу, приведя того в трепет, — тогда благодарность будет куда более ощутимой… А пока, маркиз, позвольте оказывать знаки внимания вашей супруге, она их весьма достойна. За время пребывания рядом с мадам Канийак в Юсоне я успела убедиться в достоинствах мадам и решила, что лучшей придворной дамы мне не найти. Мадам, позвольте вас заверить, что как только у меня будет достойный двор, вы займете в нем достойное место.

Все, достаточно, не то так можно пообещать этой дурочке подвинуться на троне…

Королева приготовила лист и перо, давая понять, что намерена писать в случае согласия. Но маркиз все думал.

Маргарита усмехнулась: неужели он ждет, что королева будет уговаривать какого-то маркиза? Перо вернулось на место, бумага легла в ящик бюро. Этот жест сделал свое дело, Канийак вздохнул:

— Сорок тысяч.

— Что сорок?

— Сорок тысяч экю и дарственная.

Борясь с желанием попросту выкинуть вон этого наглеца, уже получившего большие деньги от Гиза, Маргарита задумчиво покусала губу и вздохнула:

— Могу только гарантировать получение такой суммы в течение нескольких лет.

Закончилось все подписанием удивительной дарственной: