Незабудки для тебя Робертс Нора

5

Дом Мане

2 января 1900 года

Все это ложь!

Холодная, жестокая, наглая ложь! Никогда, никогда он не поверит, что его милая Абби от него сбежала! Бросила его, бросила ребенка…

Люсьен, обхватив голову руками, сидел на кровати. Уже два дня — с тех пор, как вернулся домой и узнал, что жена исчезла, — он пребывал в смятении и отчаянии.

Сбежала с другим, так ему говорят, с любовником, с которым встречалась всякий раз, когда Люсьен уезжал по делам в Новый Орлеан.

Все ложь!

Он был у нее первым и единственным. В этом он убедился в первую брачную ночь. Его жена была невинна, чиста как ангел!

С ней что-то случилось. Люсьен разжал руки, невидящим взором уставился на лежащие перед ним брошь-часы — подарок Абби в день, когда он предложил ей руку и сердце. Случилось что-то ужасное, Люсьен чувствовал это.

Но что? Что могло заставить ее покинуть дом среди ночи?

Люсьен вскочил и снова начал мерить шагами комнату, взад — вперед, взад — вперед.

Может быть, заболел кто-то из ее родных? Но нет, дело не в этом. Разве не обегал он, как безумный, все болота? Разве не обошел всех ее родных и друзей, требуя, умоляя, заклиная рассказать, куда она могла скрыться?

Да и сейчас слуги прочесывают дорогу, болото, поля.

Но он знает: по обоим берегам реки уже летят слухи и злобные сплетни.

Словно наяву, ему слышится ядовитый шепоток за спиной: «А чего он еще ждал? От этой шлюхи, от дешевки с болот!»

Неправда! Это ложь — отвратительная, мерзкая ложь!

Дверь распахнулась. Жозефина никогда не утруждала себя стуком в дверь, пренебрегая воспитанием и хорошими манерами. Дом Мане принадлежит ей, отныне и навечно, она может входить куда и когда пожелает.

— Люсьен!

Он резко обернулся.

— Ее нашли?

Вернувшись с болот, он не переменил испачканную одежду, не снял сапог, даже не умылся. Лицо его, забрызганное грязью, озарилось безумной надеждой.

— Нет. — Жозефина решительно захлопнула дверь. — И не найдут. Она сбежала. Быть может, прямо сейчас смеется над тобой вместе со своим любовником.

Она столько раз повторяла эти слова, что уже сама почти в это поверила. Еще немного — и это станет правдой.

— Нет! Она не могла сбежать!

— Дурень! По-дурацки женился — и после свадьбы остался дураком! — Она подошла к гардеробу, распахнула дверцы. — Разве ты не заметил, что она взяла с собой кое-какую одежду? Горничная тебе не сказала?

Он видел лишь голубое бальное платье — пышное, словно свадебный торт, с оборками и розетками. Она так восхищалась этим платьем!

— Горничная ошиблась… — Но голос его дрогнул.

— Нет, это ты ошибаешься! А как насчет драгоценностей? — Жозефина сняла с полки обтянутую кожей шкатулку, откинула крышку. — Где жемчуга, что ты подарил ей на Рождество? А бриллиантовый браслет — твой подарок, когда ты узнал, что она беременна?

— Их кто-то украл.

Презрительно фыркнув, Жозефина вывалила содержимое шкатулки на диван.

— Взяла то, что ярче блестит. Таких девиц всегда привлекает внешний блеск. Обольстила тебя, втерлась в нашу семью, а теперь опозорила всех нас, покрыла стыдом наше имя!

— Нет! — крикнул Люсьен, сердце его рвалось на части. — Абби не могла меня бросить! Не могла бросить Мари-Роз!

— Быть может, к ребенку она и была привязана, но, как видно, они с любовником предпочли не обременять себя младенцем. И вообще, Люсьен, почему ты так уверен, что этот ребенок от тебя?

Щеки его запылали алыми пятнами гнева.

— Как ты можешь спрашивать? Ты целый год прожила с ней под одной крышей — и смеешь так о ней говорить?!

«Зерно сомнения посеяно, — сказала себе Жозефина. — Осталось его взрастить».

— Смею. Именно потому, что жила с ней под одной крышей — и при этом, в отличие от тебя, не была ни ослеплена похотью, ни околдована, уж не знаю чем там она тебя околдовала. Ты виноват не меньше ее. Если бы ты удовлетворял свои аппетиты как все прочие мужчины — дал бы ей денег, подарил пару побрякушек, — то не навлек бы на нас два скандала подряд!

— Платить ей? Как шлюхе? Как платит своим женщинам Жюльен? — Люсьен шагнул вперед, дрожа от ярости. — Моя жена — не шлюха!

— Она тебя просто использовала, — чеканя каждое слово, проговорила Жозефина. — Ты доверил ей честь нашей семьи, а она ее растоптала. Вошла в наш дом как служанка — сбежала как обманщица, как воровка в ночи, бросив плачущего ребенка.

Сжав плечи сына, она встряхнула его как куклу.

— Ты пытался изменить то, чего изменить нельзя. Ждал от нее слишком многого. Всем, кроме тебя, было ясно: не бывать ей хозяйкой Дома Мане!

«Потому что хозяйка здесь — я», — мысленно добавила Жозефина.

— По крайней мере, у нее хватило ума это понять. Что ж, ее здесь больше нет. А мы будем держаться с достоинством, и сплетни рано или поздно утихнут. Мы — Мане, мы и не такое переносили.

Она повернулась и пошла к дверям.

— А ты, будь добр, приведи себя в порядок и выходи к обеду. Хватит с нас потрясений, пора возвращаться к нормальной жизни.

Когда за матерью закрылась дверь, Люсьен рухнул на кровать и зарыдал, сжимая в руке брошь.

— Да, ты не терял времени даром, приятель, — проговорил Реми, оглядывая кухню. — Ну и бардак ты здесь устроил!

— Через пару недель ты эту кухню не узнаешь! — откликнулся Деклан из соседней комнаты — столовой, где оборудовал себе столярную мастерскую.

Эффи приподняла край брезента.

— Пол великолепен. Реми, ты ничего не понимаешь! — воскликнула она, обводя рукой развороченное помещение. — Эта кухня как холст: ее нужно очистить, чтобы написать прекрасную картину!

— Вот кто меня понимает! Эффи, бросай этого кретина и переезжай ко мне!

— Хватит соблазнять мою девушку! — С этими словами Реми подошел к дверям. Деклан стоял с бензопилой в руках: сбоку свисает пояс с инструментами, за ухом — плотницкий карандаш. И, похоже, дня три не брился.

«Надо признать, — подумал Реми, — образ сурового мастерового чертовски ему идет!»

— Ну что, берешь нас в дело? Или, может, просто рядом постоим, восхищаясь твоим мужественным видом?

— Ну нет! Мне как раз не хватало двух пар рабочих рук. — Пила с визгом вонзилась в доску, осыпав Деклана дождем стружки. — Готовы пролить семь потов?

— Само собой! — Реми обнял Эффи за плечи. — Не забудь поставить мне пиво!

Четыре часа спустя они сидели на галерее у дверей свежеокрашенной кухни. Эффи почти утонула в рабочей одежде — старой джинсовой куртке Деклана; на носу у нее блестело пятнышко краски. Из соседней комнаты доносились звуки хард-рока. Запотевшие, только что из холодильника бутылки пива довершали картину.

Извлекая из пальца занозу, Деклан подумал о том, что это и есть та жизнь, о которой он всегда мечтал.

— Что это за куст там цветет? — спросил он у Эффи, махнув рукой в сторону сада.

— Камелия, — ответила Эффи. — Дек, грешно оставлять сад в таком состоянии!

— Знаю. Я им займусь.

— Ты не можешь заниматься всем сразу. Лучше найми кого-нибудь, чтобы сад привели в порядок.

— Старину Фрэнка и крошку Фрэнки, — предложил Реми, отхлебнув пива. — Они как раз по этому делу. Отличные садовники.

— Семейное предприятие? — Семейному бизнесу Деклан привык доверять. — Отец и сын?

— Брат и сестра.

— Брат и сестра и обоих зовут Фрэнк?

— Ну да. Папаша их, Фрэнк Ксавье, больше всего на свете обожал собственную персону, вот и назвал в свою честь и сына, и дочь. Я тебе дам их телефон. Скажешь, от меня.

— Пойду умоюсь, — проговорила Эффи, бросив взгляд на свои перепачканные краской руки. — Не возражаешь, если я поброжу по дому?

— Дорогая, — ответствовал Деклан, поднося ее руку к губам, — мой дом — твой дом.

— Хорошо, что я ее встретил первым, — заметил Реми, когда Эффи вышла.

— Да уж, повезло тебе.

— А ты, кажется, тоже на кого-то глаз положил, судя по тому, как поглядываешь в сторону Болота!

— Соперничество из-за Эффи привело бы к тому, что мы с тобой скрестили бы шпаги, поэтому ради спасения нашей дружбы я переключился на мисс Одетту.

— Понятно, — рассмеялся Реми. — А наша Лина та еще штучка, верно? Только взглянешь на нее — и в штанах жарко становится!

— У тебя есть невеста.

— Но я же не ослеп оттого, что у меня появилась невеста! Шучу, шучу: меня интересует только Эффи. — Он удовлетворенно вздохнул. — И потом, у нас с Линой уже был случай познакомиться поближе.

— О чем это ты? — Деклан отставил пиво и воззрился на приятеля. — У вас с Линой?.. Ты… и Лина…

— Да, жаркое было лето, — подмигнул Реми. — Сколько бишь прошло? Да уж будет годков пятнадцать. А сердце до сих пор замирает! — И он картинно приложил руку к сердцу. — Мне было семнадцать, я только что окончил школу. А она на два года меня моложе — значит, пятнадцать. Ах, что за бурные вечера проводили мы на заднем сиденье моего старого «Шеви Камаро»!

Он заметил помрачневший взгляд Деклана.

— Извини, дружище, но ее я тоже встретил первым. И добрых полгода с ума сходил по этой девчонке. Думал, умру, если ее не заполучу. Сам знаешь, как это бывает в семнадцать лет.

— В тридцать один — ничуть не легче, — проворчал Деклан.

Реми расхохотался.

— Так вот: я за ней ходил хвостом, выплясывал вокруг нее разные пляски, только что стихов ей не писал. Водил ее в кино, катал на машине. Пригласил на свой выпускной бал. Что за девчонка была — просто картинка! И вот однажды, лунной июньской ночью, на заднем сиденье старины «Камаро» свершилось великое событие. Я у нее оказался первым. — Он бросил на Деклана быстрый взгляд. — Говорят, с первым своим мужчиной женщина сравнивает всех остальных. Так что тебе, дружище, придется потрудиться!

— Не беспокойся, справлюсь получше сопливого мальчишки. — Однако про себя Деклан не мог не признать: думая о Лине, он сам чувствует себя сопливым мальчишкой. — И что же было дальше?

— Дальше… да все как-то рассосалось. Я уехал учиться на север, она осталась здесь. Ушла любовь, угасла страсть — мы стали просто друзьями. Мы и сейчас друзья, Дек. Я ее очень люблю.

— Звучит как предостережение. Что, хочешь всех своих девушек сохранить при себе?

— Да нет. Просто, знаешь ли, чертовски не хочется, чтобы два человека, которые мне дороги, сделали друг другу больно. Ты у нас парень с прошлым, она тоже…

— Я свое прошлое держу взаперти.

— Может быть. Да и она, бог свидетель, свои скелеты не выпускает из шкафа. Видишь ли, ее мать…

Договорить ему не удалось — из дома раздался пронзительный крик Эффи.

Пиво выплеснулось на пол — опрокинув бутылку, Реми вскочил на ноги. Громко окликая Эффи, он бросился к лестнице. Деклан следовал за ним по пятам.

— Наверх! — Деклан свернул налево и, прыгая через две ступеньки, начал подниматься по черной лестнице. — Она наверху!

— Реми! Реми, скорее сюда!

Эффи сидела на полу, обхватив себя руками. Реми склонился над ней, и она бросилась к нему в объятия.

— Детка, что случилось? Что с тобой? Упала?

— Нет. Нет. Я видела… — Она уткнулась лицом ему в плечо. — Там. Там, на кровати!..

Деклан заглянул в приоткрытую дверь. Никакой кровати там не было, — если не считать той, что примерещилась и ему в первый вечер. Он осторожно толкнул дверь и замер на пороге. Пусто. В густом ковре пыли на полу — следы ног Эффи. Розовый предзакатный свет в окне освещал лишь деревянный пол да выцветшие обои.

— Эффи, что ты видела? — спросил Деклан.

— Там, на кровати… женщина… мертвая… ее лицо…

— Ну что ты, милая! — Гладя ее по голове, Реми заглянул в пустую комнату. — Там же ничего нет. Вот, посмотри сама. Нет ничего.

— Но я видела…

— Расскажи, что ты видела. — Деклан присел с ней рядом. — Что там было?

— Там была… — Эффи вздрогнула и плотно сжала губы. — Реми, помоги мне встать.

Лицо ее было белым, как стена, однако она поднялась на ноги и ступила за порог.

— Эффи, милая, ты вся дрожишь. Пойдем вниз.

— Нет. Нет, подожди! — Широко открыв глаза, вглядывалась она в комнату. — Верно, здесь ничего нет. И не могло быть. Пустая комната. Совсем пустая. Неужели мне все это показалось?

— Кровать с пологом? Синие шторы? Комод с выдвижными ящиками, бюро, туалетный столик, стул со спинкой, обтянутой тканью. Газовые лампы, свечи на каминной полке, фотография на стене…

— Откуда ты знаешь?

— Я видел то же самое. В первый день. И ощущал запах лилий.

— Белых лилий в высокой вазе, — договорила Эффи. По щеке ее скатилась слеза. — Лилии мне сразу бросились в глаза. Надо же, думаю, как мило — Деклан поставил здесь цветы. Но тут же мне пришло в голову: как ты сумел так красиво обставить комнату и почему нам ничего не сказал? Я вошла… и увидела ее. На кровати… Извините, мне надо на воздух.

Не говоря ни слова, Реми подхватил ее на руки.

— Мой герой, — прошептала она, уткнувшись ему в плечо.

— Ты чертовски меня напугала, милая, — проговорил Реми, спускаясь по лестнице. — Деклан, принеси моей девушке воды.

Мгновение Деклан стоял на пороге, вглядываясь в пустую комнату, а затем поспешил за ними.

Он налил в стакан воды и принес на галерею, где устроился Реми с Эффи на коленях.

— Ну, и что ты теперь думаешь о привидениях?

Эффи взяла стакан, отпила воду и подняла глаза на Деклана.

— Думаю, что это просто игра воображения.

— Белый пеньюар, брошенный на спинку кресла. Гребни, несколько золотых украшений, брошь, покрытая цветной эмалью.

— Да, часы с крыльями… — Она испустила долгий вздох. — Не знаю, что все это значит.

— Как выглядела та женщина?

— Ужасно! Все лицо в синяках, в кровоподтеках… О, Реми!

— Тише, тише. — Он крепче прижал девушку к себе, погладил по спине. — Не думай об этом. Деклан, хватит ее расстраивать.

— Ничего, Реми, все нормально. — Эффи положила голову на плечо Реми. Она смотрела Деклану в глаза. — Все это было так странно… и страшно. Похоже, она была совсем юной. Густые черные волосы, облако вьющихся волос, разорванная ночная рубашка, страшные кровоподтеки на шее, как будто… о боже, как будто ее душили. Я точно знала, что она мертва. Я закричала и бросилась из комнаты, но, наверное, у меня подкосились ноги.

— Нужно узнать, кто она, — проговорил Деклан. — Родственница хозяев, служанка, гостья… Должен быть какой-то след! Если в этом доме было совершено убийство, об этом должны были сохраниться какие-то сведения! Ведь наверняка должно было проводиться расследование.

— Я могу поинтересоваться, поищу в архивах. — Слабо улыбнувшись, Эффи отставила пустой стакан. — В конце концов, это моя работа.

— Если бы здесь когда-то произошло убийство, до нас дошли бы хоть какие-нибудь слухи, — покачал головой Реми. — Но я никогда ни о чем таком не слышал. Милая, я отвезу тебя домой.

— Хорошо. — Эффи наклонилась к Деклану, коснулась его руки. — Едем с нами. Не знаю, стоит ли тебе здесь оставаться.

— Я останусь. Я так хочу.

«Здесь — мое место», — сказал он себе, когда остался один. Он думал об этом, сколачивая кухонный шкаф, повторял эти слова в такт глухим «выстрелам» пневматического молотка.

Он не просто восстанавливает дом — он делает его своим. И, если здесь когда-то погибла какая-то девушка, теперь это его история.

Он должен знать, что здесь произошло, должен узнать ее имя, ее судьбу. Откуда она взялась? Кто она такая, была ли действительно убита, кто ее убил и почему? А может быть, судьба для того и направила его сюда, чтобы он раскрыл тайну этого дома?

Не случайно ведь странные образы, витающие в этом доме — те, что, похоже, и отпугнули прежних хозяев, — лишь укрепляют его решимость.

Жизнь в доме с привидениями его не пугала. Но он не сможет жить спокойно, пока не узнает, кто эти призраки и почему они так и не смогли обрести покой.

И все же, ложась спать, в эту ночь Деклан не стал выключать свет.

В следующие несколько дней Деклан и не вспоминал ни о призраках, ни о ночных прогулках, ни даже о поездках в город — он был слишком занят. В Дом Мане явились нанятые им электрик и сантехник, каждый — со своей командой, а от шума и многолюдья привидения, как известно, предпочитают держаться подальше.

Фрэнк и Фрэнки — брат и сестра — были похожи как две капли воды: оба высокие, широкоплечие, с всклокоченными шевелюрами неопределенного цвета — прошлись по саду, качая головами и издавая неясные звуки, которые с равным успехом могли выражать одобрение или порицание. После часового осмотра Фрэнки — как видно, главная в команде — представила Деклану черновик контракта на очистку сада от сорной травы и разросшегося кустарника. Судя по заявленной стоимости работ, получив свой гонорар, брат и сестра намерены были немедленно уйти на покой, однако Деклан доверял Реми и потому согласился на их условия.

На следующий день они вернулись, вооруженные лопатами, мотыгами, граблями и садовыми ножницами в милю длиной. В окно столовой, где Деклан сколачивал шкафы, долетали обрывки их разговора, сопровождаемые треском веток и глухими ударами.

К вечеру, выглянув в окно, Деклан увидел, что поросль сорняков основательно поредела.

Явился и мастер по восстановлению лепнины, рекомендованный мисс Одеттой, — высокий и тощий, как щепка, негр по имени Тибальд. Прадедушка его, как узнал Деклан через минуту после знакомства, батрачил на хлопковых полях семейства Мане.

Вместе они обошли дом. Тибальд осматривал и обстукивал стены и что-то записывал в пухлом потрепанном блокноте. Когда дошли до бальной залы, он с мечтательным видом уставился на потолок.

— Да-а… — проговорил он. — Все так, как мне и запомнилось. А то с годами стало казаться, что все это одна моя фантазия. Трудно поверить, что и вправду есть на свете такая красота.

— Вы бывали здесь раньше?

— Заходил разок. Рудикеры — это последние хозяева, те, у кого вы купили Дом Мане, — хотели нанять меня на штукатурную и лепную работу. Грандиозные планы были у этих Рудикеров, все хотели переделать да перестроить, да так дело ничем и кончилось. Сделали совсем немного, да и работали на них не местные, а из Саванны, так я слыхал.

— Почему?

— Видно, потому, что хотели все тут переделать по-своему. А местные рабочие, те, что всю жизнь здесь прожили, что сотню историй слыхали об этом доме, их грандиозных планов могли и не оценить. Думаю, в этом дело.

— Понимаю, вот поэтому я предпочитаю местных. Скажите, сможете ли вы восстановить лепнину здесь и сделать такую же в других комнатах?

— Я делал лепные карнизы во Дворце урожая на Ривер-роуд. В машине у меня лежит портфолио со снимками, можете взглянуть. Или, если хотите, можно сходить во Дворец урожая и посмотреть в натуре. Там сейчас проводят экскурсии и устраивают праздники. Другие мои новоорлеанские работы — в Батон-Руж и в Метери, могу дать адреса.

— Давайте взглянем на снимки.

С первого же взгляда снимки «до» и «после» — лепные карнизы, стены, медальоны — показали Деклану, что перед ним настоящий художник. Однако для проформы он попросил подготовить наброски и смету. Тибальд обещал все сделать к концу недели, и мужчины пожали друг другу руки.

— С огромным удовольствием, скажу я вам, приложу руки к этой работе! — проговорил Тибальд, обводя взглядом дом. — А на третьем этаже что-то делать будете?

— Со временем — да.

— Тогда, может, вам стоит поговорить с моей сестрой Люси. Она очищает дома.

— Боюсь, уборщица мне еще долго не понадобится!

Тибальд басовито рассмеялся, извлекая из кармана упаковку жевательной резинки «Биг Ред».

— Нет, сэр, это совсем другая чистка. — Он угостил жвачкой Деклана, а сам, сложив другую пополам, отправил ее себе в рот. — Люси изгоняет духов. А в этом доме сильные духи. — Он помолчал, энергично работая челюстями. — Особенно на третьем этаже.

— Откуда вы знаете?

— Чую. Этакий холодок по загривку. Да и вы чуете, верно? Когда Рудикеры ремонтировали дом, двое рабочих отсюда сбежали. Парни работали на третьем этаже, и вдруг побросали инструменты да так дунули, словно за ними сам дьявол гнался. И не вернулись. Так-то вот. Быть может, еще и поэтому Рудикеры старались привозить рабочих издалека. — Тибальд пожал плечами, не переставая жевать. — Может, поэтому так ничего и не вышло из их грандиозных планов.

— Вы не знаете, что там произошло? На третьем этаже?

— Понятия не имею. И даже не представляю, у кого спросить. Только знаю людей, которые ни за какие коврижки и шагу туда не сделают. Так что, захотите делать гипсовые потолки на третьем этаже, звякните сначала моей сестренке Люси.

Они одновременно повернулись, заслышав шум подъезжающей машины.

— Смотрите-ка, машина мисс Лины, и мисс Одетта с ней! — расплылся в улыбке Тибальд, увидев, как позади его грузовичка притормаживает допотопный «Эм-джи».

— Доброго дня вам, леди! — Тибальд подошел вразвалку к машине, открыл дверь для мисс Одетты. — Где сидите?

— У нас все отлично, Тибальд, а у тебя? Как здоровье, семья?