Лунный блюз Вавикин Виталий

– Это всего лишь вода, – миролюбиво сказал Баррис.

– Он сломал мою тележку! – верещал калека. – Сломал тележку! Посмотрите! – Он нагнулся, пытаясь поднять отвалившееся колесо. – Кто теперь станет катать эту рухлядь?!

– Встань и вези ее сам, – сказал Баррис.

– Ты спятил?!

– Встань, потому что теперь ты можешь сделать это.

Молодой мужчина смотрел на Барриса, как на сумасшедшего. Его светлые глаза были большими, наполненными презрения и какого-то психиатрического сочувствия.

– Вы больны, – сказал он Баррису.

– Нет. – Баррис улыбнулся.

Калека за спиной молодого мужчины поднялся на ноги.

– Как это? Что это? – тряс головой бездомной.

Мужчина в дорогом пальто обернулся. Его большие глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из глазниц.

– Он всегда был калекой! – шептал он. – Всегда был…

Дом был большим, выложенным из красного кирпича, с автоматическими воротами и гаражом на три машины.

– Никогда не видел ничего подобного, – признался Александр, комментируя увиденное на вокзале.

Баррис промолчал. «Зачем я приехал в этот дом?» – спрашивал он голос в своей голове. И голос отвечал: «Не называй никого скверным или нечистым».

– Вы знаете о недавних событиях в Селене? – спросил Баррис молодого мужчину.

«Расскажи обо всем, – велел Баррису голос. – Расскажи и ни о чем не утаивай».

Гости набились в дом Александра, как зеленый горошек в консервную банку. Они ели и пили, и голос – голос, который слышал Баррис – проникал в них, через поглощенную воду и пищу. Александр лично разливал в их стаканы, предложенную Баррисом воду, из центрального водохранилища Селены.

– Мы возвещаем об этом! – говорил Баррис, зная, что собравшиеся люди слышат или скоро станут слышать тот же голос, что и он сам. – Говорим, что каждому, кто присоединился к нам, будут прощены все грехи. Теперь встаньте и несите то, что внутри вас, по всему миру. И не бойтесь ничего, ибо теперь мы одно целое!

Тарс не узнавал свою жену. Еще утром она была такой родной и понятной, а сегодня, ночью, стала чужой и совсем незнакомой. Они лежали в постели, и жена рассказывала ему о том, что произошло в доме Александра Грэма.

– Это настоящее чудо! – сказала она, прижимаясь к мужу. Руки ее скользнули по его животу, вниз. – Этот голос, голос в моей голове, он говорит, что я могу и тебе показать это. Нам нужно лишь стать чуть ближе. Соединиться. Понимаешь?

Тарс отстранил ее руку. Отыскав на ощупь пачку сигарет и зажигалку, он закурил.

– Не отвергай нас, – сказала жена. – Не отвергай, потому что это сильнее тебя. – Ее руки снова заскользили по его телу. – Я не хочу потерять тебя, любимый. Не хочу…

Оттолкнув жену, Тарс поднялся с кровати, оделся. В участке было тихо, пахло бетоном, краской и сигаретным дымом.

– Мы должны арестовать этих людей, – сказал лейтенанту Тарс. – Не знаю, чем они опоили мою жену, но это явно не чай.

Барриса арестовали ночью. Десять крепких мужчин в серой униформе, вышибли дверь в доме Александра Грэма и забрали Барриса. Тарс не колебался. Никогда не колебался. Обнаженная женщина, выскочив из хозяйской спальни, попыталась преградить ему дорогу. Он ударил ее в живот. Она упала. Вцепилась в его ноги и волочилась следом до самого выхода. Крики ее разрывали ночную тишину. Выпавший снег, обжигал кожу холодом.

– Бросьте его в камеру, – распорядился Тарс, запихивая Барриса в патрульную машину. Он поднял с земли обнаженную хозяйку дома. – Иди домой, – велел ей.

– Ненавижу тебя!

– Ложись спать и клянусь, мы забудем об этом…

Холодная ночь медленно перетекала в пасмурное утро. Баррис лежал на жесткой койке. Глаза его были закрыты. Мысли медленно текли, как река, которая никогда не повернет вспять.

Джерри сменил напарника в 6.15. Проведенная с женой ночь расслабляла и вызывала зевоту. Давно у Джерри не было ничего подобного, по крайней мере, с ней. Женщина, словно с цепи сорвалась. Умоляла, просила, ласкала… Он потянулся. «Джерри! – услышал он голос. Вскочил на ноги. Огляделся. – Я здесь, Джерри. – Армия мурашек-лилипутов пробежала по спине. – Да, Джерри. Прямо здесь – внутри твоей головы».

Старые замки заскрипели. Баррис поднял голову.

– Выходи, – сказал Джерри, надел на Барриса наручники, провел мимо охраны и уже на улице. – Теперь ты свободен.

Баррис шел по ночному городу, не чувствуя холода.

– Кто там? – спросила жена Александра Грэма, когда он постучал в двери ее дома.

– Баррис.

– Баррис?! – Она разбудила мужа и оставшихся на ночь гостей. – Он вернулся! Он стоит в дверях и ждет нас! – кричала она.

– Ты не в своем уме, – покачал головой Александр. Баррис снова постучал в дверь. – А, может, и нет…

Тарс негодовал. Он не спал всю ночь. Отвез детей к сестре, запер жену в подсобке, зная, что оттуда невозможно выбраться. Она кричала. Кричала всю ночь. Умоляла, требовала, клялась в любви, плевалась ненавистью… Тарс лежал в кровати, и сердце его бешено колотилось в груди. Он не снял униформу. Не снял ботинки. Грязный снег, застрявший в протекторе, таял, капая на белые простыни…

Джерри сделал шаг вперед.

– Это я отпустил Барриса, – признался он. Руки Тарса потянулись к его шее. – Я ничего не мог поделать! Голос в голове. Он не оставлял мне выбора.

– Голос?

– Я слышал его. Он говорил, что я должен отпустить Барриса. – Джерри вспомнил свою жену. Вспомнил ее сладкие речи. – Мне кажется, моя жена тоже слышит этот голос.

– Слышит голос? – Тарс тупо моргал, соображая. – Наверное, я схожу с ума.

– Думаешь о своей жене? – спросил помощник Сид.

– Не знаю.

– Они все были у Александра Грэма.

– Я убью его.

– Утром, проезжая мимо его дома, я видел там целую толпу людей. – Сид сжал свои белые, ровные зубы. – Думаю, Баррис там.

Бездомные окружили дом Александра Грэма.

– Покажите нам Бога! – голосили они. – Покажите нам того, кто смог исцелить калеку! Мы тоже хотим исцелиться!

– Подари мне молодость, Бог! – кричала старая женщина в лохмотьях.

– Хочу снова стать мужчиной и трахнуть красотку, в которую ты превратишь эту старуху! – неистовствовал седой бородач.

– Верни мне дом и детей!

– Преврати всю воду в вино!

– Позволь мне начать новую жизнь…

Баррис отошел от окна. Десятки людей, набившихся в дом Александра Грэма, слушали крики бездомных, раболепно ожидая, что сделает Баррис. «Я не хочу выходить туда, – сказал он себе. – Не хочу общаться с этим отрепьем».

– Думаю, будет лучше выйти и поговорить с ними, – сказал ему Александр.

– Они животные!

– Они могут стать такими же, как мы.

– Всего лишь крысы…

Баррис вздрогнул, услышав голос в своей голове: «Не называй никого скверным или нечистым! – прогремел он, и слезы покатились по щекам Барриса. – Я сделал тебя светом для других народов, чтобы принес ты спасение всем и каждому».

Баррис открыл двери и осторожно вышел на улицу. Бездомные смолкли.

– Люди! – обратился он к ним (или же голос внутри него, обратился к ним его устами?) он уже не замечал разницы. – Что вы делаете, люди? Мы не боги, а такие же, как и вы! Мы пришли к вам с благочестием, чтобы от этих пустых вещей вы поверили в нечто большее, создавшее небо и все, что под ним. В прошлом, народ мог идти своим путем, но теперь мы все должны стать одним целым, разделить все между собой и найти в этой благодати спасение…

Бездомные загалдели и снова стали требовать исполнить их желания.

Город разделился надвое. Доминик Крисп пробежал глазами сводку отчета убытков, смял белый лист с графиками и таблицами и выбросил в мусорное ведро. За три недели пребывания Барриса в городе, Крисп потерял больше, чем за весь прошлый год.

– Такими темпами через пару месяцев мы вынуждены будем объявить себя банкротами, – сообщил Крисп собравшимся учредителям.

– Но ведь мы всегда получали хороший доход, – занервничал Арт Глэмсон, словно подозревая Криспа в подвохе.

– О каком доходе можно говорить, если полгорода сознательно отказались от всех благ? – Крисп закурил облегченную сигарету. – Я не говорю об Александре Грэме, он всегда был ненормальном, хотя деньги умел зарабатывать, но взгляните на Дилана Скотта…

– Он тоже сдвинулся? – опешил Арт, спешно промокая носовым платком потеющую лысину.

– И не только он! – Крисп выдохнул к потолку струю густого синего дыма. – Менеджеры, юристы, торговые агенты… Если нас не убьет банкротство, то боюсь через неделю, придется самим вести бухгалтерию, пролонгировать документы, заключать договора и развозить продукцию по магазинам!

– Это ужасно… – затрясся толстый Арт.

– Но ведь должны быть причины, – подал голос директор отдела сбыта.

– Конечно, должны. – Крисп положил на стол папку с личным делом Барриса. – Он приехал из Селены, живет в доме Александра Грэма, обыкновенный юрист из столицы, но…

– Но он разрушает наши жизни, – подытожил директор отдела сбыта.

– Именно, – согласился Крисп.

– Может быть, кто-то из Селены хочет прибрать к рукам наш бизнес? – пропищал Арт.

– Тарс считает иначе.

– Кто такой Тарс?

– Начальник полицейского участка города, – Крисп скривился, меряя блестящую лысину Арта критичным взглядом. – Вы хоть изредка появляетесь в городе?

– Если честно, то мне по вкусу больше горы. Свежий воздух и…

– Тарс говорит, что люди называют Барриса пророком. Свидетельствуют о чудесах, которые он творит.

– К тому же вы хороший управляющий… – закончил Арт прерванную речь, вздрогнул, обдумал услышанное. – Как вы сказали люди называют этого Барриса?

– Пророком, – процедил сквозь зубы Крисп, ударил в негодовании кулаком по столу. – Да что с вами, черт возьми?

Маню знал, что это не паранойя. Нет. Люди Барриса были повсюду. Здесь, в Ияхе, в Селене… Редкие, но продолжительные землетрясения сотрясали его маленький загородный домик. Фужеры на полках тихо позвякивали. Это настоящая зараза! Думал Маню. Она расползается по планете, как рак и единственная возможность излечить недуг, это отрезать пораженную конечность, или же его эпицентр. Люди меняются, становятся другими, но Баррис ли причина этого? Что, если он лишь орудие? Так, по крайней мере, он всем говорил, но как узнать правду? Маню выкурил последнюю сигарету. Отмороженные пальцы на ногах все еще болели, но он уже мог обуться в свободную обувь. Пройдет пара часов и ему придется отправиться в город и купить блок сигарет. Но не опасно ли это? Что если Баррис подчинил себе уже весь город? Маню вспомнил, как ему едва удалось спастись, и отмороженные пальцы заныли так сильно, что на глаза навернулись слезы.

Тарс смотрел на толпу ополченцев. Многих из них он знал лично, многих в лицо. Мужчины кричали, что Баррис забрал у них их женщин, женщины кричали, что Баррис забрал их мужчин. Маленький мальчик, лет семи, плакал и все время просил кого-то, вернуть ему родителей.

– Какого черта вы притащили его сюда? – заорал Тарс.

– Его родители ушли к Баррису, – сказал сосед по улице. – Теперь они ищут его, чтобы забрать с собой.

– Но не тащить же его сюда!

– Хочешь, чтобы я оставил его одного в пустом доме?

Тарс промолчал. Мысли бежали и бежали в голове, но ничего конкретного не приходило на ум.

– Где остальные дети?

– За городом. Мы отправили их к родным, родственникам, друзьям…

– Господи! – простонал Тарс, вспоминая жену. Сколько времени он уже держит ее в подсобке?

«Пусти меня!» – кричит она, кидается на дверь, а потом затихает. Он приносит еду, наблюдает, как она ест. Такая удовлетворенная. Такая безразличная. А потом снова: «Выпусти меня отсюда! Выпусти!» И если он откроет дверь, то нет сомнений, куда она пойдет. К Баррису! И дети. Она заберет их с собой. Обратит или что там с ними происходит? И не будет этому конца. И нет смысла ждать. Дальше только хуже.

– Мы должны остановить это, – сказал Тарс, не то соседу по улице, не то самому себе.

Когда вооруженные люди окружили дом Александра Грэма, Баррис услышал голос: «Не бойся! Продолжай говорить с людьми и не молчи. Ибо я с тобой, и никто не сможет причинить тебе вреда, потому что много народа у нас в этом городе»…

– Останьтесь здесь, – велел Тарс подчиненным. – Следите, чтобы никто из штатских не приближался к дому. Нам не нужна резня.

– Уверен, что хочешь пойти один? – спросил помощник.

– Они наши друзья и соседи, Сид. Я должен попробовать убедить их выдать мне Барриса.

Где-то в глубине души, он надеялся, что если изолировать (при необходимости убить) Барриса, то, может быть, все встанет на прежнее место. Он вспоминал жену, и в тайне, даже от самого себя, надеялся, что настанет день, когда он откроет дверь в подсобку и увидит прежнюю супругу. Немного полную, не очень красивую, но такую родную и такую понятную…

Тарс поднялся по ступеням и постучал в крепкую дубовую дверь. Александр вышел на порог.

– Я хочу поговорить с Баррисом, – сказал Тарс.

– Поговорить или снова арестовать?

– Город сходит с ума, Александр…

– Город сходит с ума, потому что боится принять неизбежность.

– Мы должны остановить это.

– Мы ничего уже не можем остановить, Тарс.

– Не стой у меня на пути. – Тарс положил руку на расстегнутую кобуру.

Грэм не двигался.

– Пусть войдет, – сказал появившийся за его спиной Баррис.

Грэм послушно отошел в сторону. Пальцы Тарса вспотели. «Всего один выстрел, – думал он. – Всего один». Баррис улыбнулся и жестом пригласил его войти. Тяжелая дверь закрылась за спиной. Десятки глаз устремили на Тарса свои вопросительные взгляды. Его плечи опустились, но он тут же взял себя в руки.

– Вы понимаете, что делаете? Понимаете, к чему все это приведет? – решительно спросил Тарс.

– Вы в чем-то обвиняете меня? – Баррис поднял левую бровь.

– Да. Обвиняю. – Тарс снова вспомнил свою жену, и зубы его предательски скрипнули.

– Но разве не для этого существуют суды и судьи?

– К черту! – рявкнул Тарс и ему показалось, что следящие за ним взгляды сменились с вопросительных на враждебные. – Полгорода ненавидит вас так сильно, что готовы ежесекундно учинить самосуд! Скажите, почему я должен сдерживать их от этого? А?

– Может быть, потому что вторая половина готова защищать меня? – Лицо Барриса было каким-то до отвращения умиротворенным.

Тарс хотел спустить курок. Как никогда хотел.

– Это ничего не изменит, – сказал Баррис все с тем же умиротворением. – Даже моя смерть. Мы все равно вернемся. Вернемся и возродим падший дом: поднимем из руин и обновим его, чтобы все человечество, которое неизбежно принадлежит нам, стремилось к нашему единству. Да, Тарс. Мы совершим все это. И это было известно от века в век…

Когда Тарс вышел из дома Александра Грэма, он уже не был прежним Тарсом. Руки безумцев, прижавшие его к полу, порвали униформу. Кто-то раскрыл ему рот, всунул между стиснутых зубов ложку, и Баррис лично влил ему в горло стакан зараженной питьевой воды. Она принесла голос. Странный, всепроникающий голос. «Больше счастья в том, чтобы давать, чем в том, чтобы брать», – слышал Тарс.

– Нет, – прошептал он, поднимаясь с пола.

Люди расступились. Их глаза стали миролюбивыми, словно он теперь был одним из них.

– Нет! – Тарс заставил себя выйти на улицу. Непреодолимая немота сковала тело. – Я не стану таким, как они. Не стану. – Он увидел свою жену. Увидел так ясно, словно она действительно стояла перед ним. Она улыбалась ему. Спрашивала, куда он отвез детей. – Нет! – Тарс зажмурился, стиснул зубы. За веками, как кадры фильма, мелькали фрагменты незнакомых ему жизней и событий. «Дивись или сгинь! – говорил ему голос. Его собственный голос, который больше не принадлежал ему. – Дивись или сгинь, ибо совершаю я в твои дни нечто такое, во что никогда не поверишь ты, даже если объяснить тебе происходящее. Даже если объяснить…»

– Шеф? – Помощник Сид сделал шаг к Тарсу, увидел, как он достает из кобуры служебное оружие, остановился. – Какого черта ты делаешь?

– Я не стану, таким, как они. – В черных глазах Тарса на мгновение промелькнула ясность и здравый ум. – Не стану, – сказал он, глядя в глаза Сиду, сунул в свой рот ствол и нажал на курок.

Грохот выстрела прокатился по опустевшим улицам. Маню вздрогнул, уронил в грязь купленный блок сигарет.

– Что за дела?

Он свернул с Зеленой улицы на Центральную, увидел толпу людей в серой униформе, собравшуюся возле дома Александра Грэма и направился к ним. Тело начальника Тарса лежало на каменных ступенях. Бледное, с выпученными глазами, устремившими свой невидящий взгляд куда-то в небо. Теплая кровь, вытекала из развороченного выстрелом затылка. Маню видел, как вместе с кровью из головы Тарса вытекают ошметки мозгов. Пар поднимался от темно-красной разраставшейся лужицы. Редкие белые снежинки, медленно приземляясь на ее блестящую поверхность, окрашивались в кровавый цвет. Никто ничего не говорил, не двигался.

– Сид? – тихо позвал старого знакомого Маню, но голос в этой тишине был громким и неприлично уверенным, для подобного момента. – Сид? – Маню тронул его за плечо.

– А? – Помощник Тарса обернулся.

– Кто это сделал? – Глаза Маню скользнули по телу на холодных каменных ступенях.

– Он сам. – Сид моргнул. По щекам скатились две блестящих слезинки.

«Он не моргал! – подумал Маню. – Не моргал до тех пор, пока я не заговорил с ним». Маню сделал шаг назад. Неужели этот Баррис подчинил себе весь город?

– Как же нам с этим бороться? – спросил Сид, обернулся, посмотрел на своего начальника. – Как же бороться, если тот, кто мог бороться, мертв?

– Значит, ты все еще не сними? – осторожно спросил Маню, но, тем не менее, приготовился к спешному бегству.

– Мы хотели остановить их, но… – Сид снова обернулся, шумно выдохнул, руки его сжались в кулаки.

– Это не сильнее нас, Сид, – сказал Маню.

– Нет, – согласился Сид.

– Мы еще поборемся.

– Так ты с нами? – спросил Сид.

Маню посмотрел на тело Тарса.

Не уволься он из полиции три года назад и, возможно, сейчас на ступенях лежало бы его тело. Но теперь… Теперь людям Тарса нужен был новый лидер.

– Я с вами, – сказал Маню.

А снег все падал и падал с неба.

– Они ушли, – сказал Александр Грэм, отходя от окна.

– Они всегда уходят, – сказал Баррис.

«И всегда возвращаются, – сказал голос в его голове. – Они знают, как жил ты все время, что был в этом городе, со дня своего прибытия: ты служил своей миссии со всей смиренностью и слезами, через испытания, которые выпали на твою долю из-за их козней. Ты, не колеблясь, делал все, что могло быть полезным для нас, и распространял нашу власть всенародно и в каждом доме. Но теперь ты должен отправляться в путь. Потому что вернутся те, кто хочет смерти твоей и всех, кто рядом с тобой». «Что ждет меня там?» – спросил Баррис. «Испытания и тюрьма, – безразлично сказал голос. – Но жизнь твоя не имеет никакой цены для нас, только бы закончить дело и служение, принятое тобою – принести людям благую весть о великой милости, которая ожидает их. И никто из тех, кто окружает тебя сейчас, не увидит тебя больше». Баррис посмотрел на Александра Грэма, на его жену, на десяток людей, окружавших его, готовых отдать свою жизнь за него.

– Баррис? – тихо спросил Грэм, встретившись с его тревожным взглядом.

– Я должен уходить, – выдохнул Баррис, не зная, он ли говорит это, или голос внутри говорит его устами. Он слышал, как зашептались верные ему люди. Видел тревогу в заботливых глазах. – И не встретимся мы больше ни с одним из вас, – говорил то ли Баррис, то ли голос внутри него. – И объявляю вам сегодня, что не буду в ответе, если кто-то из вас повторит судьбу Тарса, ибо, не колеблясь, нес я вам свою миссию, ничего не скрывая. Будьте же бдительны и осторожны, и подобно тому, как пастухи заботятся о стадах, так и вы заботьтесь о том, что принес я в сердца ваши. И знаю я, что когда уйду от вас, придут свирепый волки и не пощадят стада. И среди вас появятся люди, извращающие правду, ради того, чтобы вы отступили от новых принципов и мировоззрений… – Баррис замолчал, но голос его звучал в головах собравшихся и после этого.

Баррис снял с вешалки свое пальто, оделся и вышел из дома на улицу.

«Отправляйся в Иер, – сказал ему голос. – И отыщи там тех, кто отведет тебя в сердце мое, к истокам дела нашего, дабы завершить то, что должно быть завершенным».