Знаменитый сыщик Калле Блюмквист играет Линдгрен Астрид
– Мы, кажется, угодили прямо на семейное торжество, – усмехнулся Бледный. – Друг детей Эйнар в кругу родных. До чего мило, так и хочется сфотографировать и поместить в газете! Нет, Эйнар, не пойми меня превратно, я вовсе не имею в виду «Полицейские ведомости». Есть же и другие газеты!
Он помолчал, разглядывая пистолет, потом снова заговорил:
– Жаль, что мы помешали. Если бы мы чуть-чуть припозднились, твои маленькие друзья успели бы тебя освободить и ты, наверное, живо отыскал бы стекляшки, не то что вчера.
– Артур, выслушай меня, – сказал дядя Эйнар. – Клянусь, что…
– Ты уже достаточно клялся! – оборвал его Бледный. – Когда тебе придёт охота сказать, куда ты девал вещички, можешь открыть рот. А до тех пор не рыпайся! Будешь храниться в лежачем положении, как бутылка с минеральной водой. Надеюсь, твои маленькие друзья не будут возражать, если я тебя опять свяжу? И ты ведь не слишком голоден и не очень хочешь пить, старина? Потому что я, к сожалению, ничего не могу тебе предложить, кроме этого носового платка. До тех пор, пока ты не образумишься!
– Артур! – завопил дядя Эйнар в отчаянии. – Ты должен выслушать меня. Знаешь, кто всё заграбастал? Вот эти вот щенки! – Он указал на детей. – Они уже собирались привести сюда фараона, когда вы нагрянули. Вот уж не думал, что буду рад видеть ваши рожи! Но сейчас вы пришли как нельзя кстати.
Минуту все молчали. Бледное лицо с бегающими глазками повернулось к ребятам. Калле почувствовал, что надвигается страшная опасность. Это было нечто совсем иное, гораздо более ужасное, чем когда он стоял перед дулом пистолета дяди Эйнара.
Молчание прервал второй, тот, которого Калле называл Противным.
– А что, Артур, может быть, на этот раз он говорит правду?
– Возможно, – ответил Артур. – Это мы скоро узнаем.
– Ребят предоставьте мне, – сказал дядя Эйнар. – Я быстро выжму из них всё, что нам нужно.
Андерс, Калле и Ева-Лотта слегка побледнели. Да, Калле не ошибся, это было посерьёзнее войны Роз…
– Послушай, Артур, – продолжал дядя Эйнар, – если до тебя наконец дошло, что я не собираюсь вас надувать, то ты, конечно, понимаешь, что мы теперь больше чем когда-либо должны держаться заодно. Разрежь-ка верёвку, – он показал на ноги, – и давай кончать дело. Сдаётся мне, что нам давно пора отсюда убираться!
Артур без единого слова подошёл к нему и разрезал верёвку. Дядя Эйнар с трудом поднялся, потирая онемевшие мышцы.
– Это была самая длинная ночь в моей жизни! – вздохнул он.
Артур ехидно скривил рот, а Противный хрипло засмеялся.
Дядя Эйнар подошёл к Калле и взял его за подбородок.
– Ну так как же, господин сыщик, ты, кажется, собирался посылать за полицией?
Калле молчал. Игра была проиграна, он это понимал.
– Должен тебе сказать, Артур, что эти дети невероятно сообразительны. И я буду очень удивлён, если они не расскажут дяде Эйнару по-хорошему, где спрятали драгоценности.
– Здесь их нет, а где они, мы не скажем, – упрямо ответил Андерс.
– Послушайте меня, детки, – сказал дядя Эйнар. – Вот эти два добрых дяди вчера вечером неправильно меня поняли. Они вбили себе в голову, что я знаю, где лежат драгоценности, но не хочу им сказать, куда их спрятал. Поэтому они дали мне ночь на размышление. Как я уже сказал, это была самая длинная ночь в моей жизни. В этом погребе довольно-таки темно по ночам. В сущности, ни зги не видно. И к тому же холодно, как в склепе. И если руки и ноги связаны, то очень плохо спится. И есть хочется, и пить тоже, уверяю вас. Куда лучше и уютнее спать дома, у мамы, правда, Ева-Лотта?
Ева-Лотта смотрела на дядю Эйнара, и лицо у неё было совсем такое, как когда он мучил её любимого Туссе.
– Господин знаменитый сыщик, – обратился дядя Эйнар к Калле, – как ты смотришь на то, чтобы провести одну или, скажем, две ночи в этих развалинах? Или даже все ночи, которые тебе остались?
Калле почувствовал, как по спине поползли отвратительные мурашки.
– Кончай размазывать! – вмешался Артур Редиг. – Волынка слишком затянулась. Слушайте, отпрыски! Я детей люблю, даже очень. Но таких, которым приспичило бегать за фараонами, когда надо и когда не надо, я терпеть не могу. Мы вас здесь запрём, мы вынуждены это сделать. Выйдете вы отсюда живыми или нет, зависит от вас самих. Либо вы выложите драгоценности, и тогда проведёте здесь только одну ночь, от силы две. Как только мы будем в безопасности, ваш милый дядя Эйнар напишет и сообщит, где вы находитесь.
Он помолчал.
– Ну, а если вы не захотите говорить, куда их дели, тогда… тогда мне даже страшно подумать, как будут плакать ваши дорогие мамочки.
Андерсу, Калле и Еве-Лотте тоже было страшно об этом подумать. Калле вопросительно посмотрел на Андерса и Еву-Лотту. Они кивнули. Положение безвыходное, придётся сказать, где лежит железная коробка…
– Ну, знаменитый сыщик? – поторапливал Калле дядя Эйнар.
– А вы нас обязательно выпустите, если мы скажем? – спросил Калле.
– Разумеется, – ответил дядя Эйнар. – Ты не веришь дяде Эйнару, мой мальчик? Вы останетесь здесь только до тех пор, пока мы не переберёмся в более подходящее место, чем этот город. К тому же я попрошу дядю Артура, чтобы вас не связывали, и тогда вам здесь будет совсем неплохо!
– Железная коробка находится в белом комоде на чердаке булочной, – сообщил Калле, и видно было, что ему стоило огромных усилий произнести эти слова. – Там, где был цирк «Калоттан».
– Чудесно! – сказал дядя Эйнар.
– Ты уверен, что знаешь, где это? – спросил Артур Редиг.
– Абсолютно! Вот видишь, Артур, как важно для нас держаться заодно. Никто из вас не может подняться на чердак булочной, не вызвав подозрений, а я могу.
– Ладно, – проговорил Артур. – Пошли!
Он посмотрел на троих ребят, молчаливо жавшихся друг к другу.
– Надеюсь, вы сказали правду! «Правда дороже золота» – есть такая хорошая пословица, мои юные друзья. Если вы наврали, мы вернёмся сюда, и тогда уж вам будет так плохо, так плохо…
– Мы не соврали, – пробурчал Калле, глядя исподлобья.
Дядя Эйнар подошёл к нему. Калле сделал вид, будто не замечает его протянутой руки.
– Прощай, господин знаменитый сыщик. Мне кажется, тебе лучше бросить криминалистику. Кстати, нельзя ли получить обратно отмычку? Ведь это ты её взял?
Калле вынул из кармана отмычку.
– Вам тоже кое-что не мешало бы бросить, – сказал он угрюмо.
Дядя Эйнар рассмеялся.
– Прощай, Андерс, спасибо за компанию! Прощай, Ева-Лотта! Ты милая девочка, я всегда так считал. Передай привет маме, если я не успею с ней попрощаться!
Он поднялся по лестнице со своими приятелями. В дверях дядя Эйнар обернулся и помахал:
– Обещаю, что обязательно напишу и сообщу, где вы находитесь. Если только не забуду…
Тяжёлая дверь с шумом захлопнулась.
14
– Это я виноват, – заговорил Калле после паузы, которая, казалось, длилась целую вечность. – Только я один. Не надо было впутывать вас в это дело. А может, и себя тоже.
– «Виноват, виноват»! – передразнила Ева-Лотта. – Да откуда ты мог знать, что так получится?
Опять наступила ужасная тишина. Казалось, на всём свете нет ничего, кроме этого подземелья с наглухо запертыми дверями.
– Жалко, что Бьёрка вчера не застали, – наконец сказал Андерс.
– Не говори! – отозвался Калле.
Потом опять все молчали. Все трое думали. И думали, в общем, об одном: всё рухнуло. Драгоценности спасти не удалось, грабители вот-вот скроются за границу. Впрочем, сейчас это казалось пустяком по сравнению с тем, что сами они заперты и не могут выйти, не знают даже, выйдут ли вообще когда-нибудь на волю. От этой мысли становилось так страшно, что просто невмоготу…
А вдруг дядя Эйнар не напишет? И, кроме того, сколько идёт письмо из-за границы? И сколько можно прожить без пищи и воды? А вдруг бандиты решат, что им лучше, чтобы дети навсегда остались в подземелье? Ведь за границей тоже есть полиция, и грабители, конечно, будут чувствовать себя гораздо спокойнее, зная, что дети никогда не смогут выдать их. «Я напишу, если не забуду», – сказал дядя Эйнар напоследок. Зловещие слова!
– У меня есть три булки, – сообщила Ева-Лотта и сунула руку в карман.
Это было всё-таки небольшим утешением.
– Значит, мы до вечера с голоду не умрём, – заметил Андерс. – Ещё есть полковша воды.
Три булки и полковша воды! А потом?
– Надо звать на помощь, – предложил Калле. – Может, какой-нибудь турист придёт смотреть развалины.
– Насколько я помню, прошлым летом здесь побывали два туриста, – сказал Андерс. – В городе об этом потом долго говорили. Почему бы сегодня не приехать ещё одному?
Они стали перед маленьким оконцем, сквозь которое в подземелье падал луч света.
– …три, четыре! – скомандовал Андерс.
– Помогите! Помоги-и-те-е!
Последовавшая за этим тишина показалась им ещё более глубокой, чем раньше.
– В Грипсхольм[8] и Альвастру[9] – вот куда они едут. А до наших развалин никому и дела нет.
Нет, никакие туристы не слышали их крика, да и никто другой не слышал.
Минуты проходили и складывались в часы.
– Если бы я хоть дома предупредила, что иду в развалины! Они пришли бы сюда нас искать…
Ева-Лотта закрыла лицо руками. Калле проглотил комок в горле и поднялся с пола. Он не мог больше сидеть сложа руки и смотреть на Еву-Лотту. Дверь! Нельзя ли её выломать? Достаточно было одного взгляда, чтобы понять всю бессмысленность этого предположения…
Калле наклонился: на земле возле лестницы что-то лежало. Карманный фонарик дяди Эйнара! Он его забыл! Вот это повезло! Теперь и ночь не так страшна, не придётся до утра сидеть в полном мраке. Можно посветить, если что. Конечно, батарейка долго не протянет, но можно хоть посмотреть, который час. А впрочем, не всё ли теперь равно, три часа, четыре или пять… Скоро для них вообще ничего не будет иметь значения.
Калле чувствовал, как в нём растёт глухое отчаяние. Он переходил с места на место, «угнетаемый мрачными мыслями», как обычно пишут в книгах. Всё, что угодно, только не сидеть и ждать! Всё, что угодно! Уж лучше обследовать тёмные лабиринты, ведущие в глубь подземелья.
– Андерс, ты ведь предлагал обследовать подземелье. Хотел начертить план, а потом устроить здесь новый штаб. Давайте сейчас исследуем!
– Я в самом деле говорил такую чушь? – удивился Андерс. – Меня, наверное, тогда солнечный удар хватил. Уж если я выберусь отсюда, то ни за что в жизни даже носа не покажу в эти паршивые развалины! Так и запомни!
– Интересно всё-таки, куда ведут все эти ходы? – упорствовал Калле. – А вдруг тут есть ещё выход, о котором никто не знает?
– Как же! А вдруг вечером сюда понаедут археологи и откопают нас? Это почти так же вероятно.
Ева-Лотта вскочила:
– А если мы будем сидеть сложа руки, то совсем рехнёмся! По-моему, лучше что-то делать. Фонарик у нас есть, будет чем осветить дорогу.
– Пожалуйста, – согласился Андерс. – Только, может, нам перекусить сначала? Три булки – это всего лишь три булки, навеки их не растянешь, так что и беречь их незачем.
Ева-Лотта дала каждому по булке. Друзья молча проглотили их и запили водой из ковша.
Потом взялись за руки и начали свой поход. Калле шёл впереди и светил фонариком.
Как раз в этот момент возле полицейского участка остановился автомобиль. Из него вышли двое полицейских и торопливо прошли в участок, где их встретил Бьёрк. Он явно был удивлён неожиданным визитом. Приезжие представились: комиссар Стенберг, полицейский Сантессон из стокгольмской уголовной полиции.
Затем комиссар поспешно спросил:
– Вы не знаете здесь в городе частного сыщика по фамилии Блюмквист?
– Частный сыщик Блюмквист? – Бьёрк покачал головой. – Никогда не слыхал!
– Странно, – удивился комиссар. – Он живёт на Большой улице, четырнадцать. Вот, смотрите!
Стенберг вынул письмо и протянул его Бьёрку. Будь при этом Калле, он сразу узнал бы этот листок.
Вверху стояло: «Стокгольм, в криминальную полицию». Внизу подпись: «Карл Блюмквист, частный сыщик».
Бьёрк расхохотался.
– Да ведь это мой дружок Калле Блюмквист. Частный сыщик, скажи пожалуйста! Да ему лет тринадцать, этому частному сыщику!
– Но чем же вы объясните, что он прислал нам отпечаток пальца, точно совпадающий с тем, который мы обнаружили в июне на Банергатан? – сказал комиссар Стенберг. – Слыхали, наверное? Крупная кража драгоценностей. Чей это отпечаток? Сейчас нас это интересует больше всего. Это наша единственная нить. У нас нет никаких сомнений, что грабителей было несколько: одному не под силу сдвинуть с места тяжеленный сейф. Но только один из них оставил отпечатки. Остальные, очевидно, были в перчатках.
Бьёрк задумался. Он припомнил осторожные расспросы Калле, когда они встретились на днях на площади: «Что надо делать, когда знаешь, что человек – преступник, а доказать не можешь?» Выходит, Калле Блюмквист каким-то образом напал на след грабителей!
– По-моему, нам остаётся только пойти к Калле и спросить его самого.
– Да, и как можно скорее, – подхватил комиссар и скомандовал: – Большая улица, четырнадцать!
– Есть Большая улица, четырнадцать! – сказал полицейский и сел за руль.
И машина умчалась.
Алые розы изнывали от скуки. Что это ещё за новая мода у Белых – ни с того ни с сего заключать мир, когда война началась, да так многообещающе! Чем это они заняты, что добровольно отказываются от такого удовольствия?
– По-моему, нам надо пойти пооскорблять их немного, – предложил Сикстен, – может, они образумятся.
Бенка и Йонте ничего не имели против.
Но в штабе Белых роз было тихо и пусто.
– Где их нелёгкая носит? – удивился Йонте.
– Подождём, – сказал Сикстен. – Когда-нибудь же они вернутся!
И Алые розы удобно расположились на чердаке.
Они обнаружили множество старых журналов, которыми Белые розы развлекались в плохую погоду. Нашлись также шахматы и роскошный стол для игры в пинг-понг. Словом, в развлечениях недостатка не было.
– А у них шикарный штаб, – заметил Бенка.
– Да-а, – отозвался Сикстен. – Эх, если бы и у меня в гараже поместился стол для пинг-понга!
Они играли в пинг-понг, съезжали по верёвке и влезали обратно, рассматривали картинки в журналах, и их ничуть не беспокоило, что Белых роз здесь нет.
Сикстен стоял у открытого люка, держась за верёвку. В это время в саду показался человек. «Вон идёт тот тип, родственник Евы-Лотты… как его там… дядя Эйнар. Жуть, до чего торопится», – подумал он. Дядя Эйнар посмотрел наверх, увидел Сикстена и вздрогнул.
– Ты ищешь Еву-Лотту? – спросил он через секунду.
– Да, – ответил Сикстен. – Вы не знаете, где она?
– Не знаю.
– Жалко, – сказал Сикстен и съехал вниз по верёвке.
Дядя Эйнар просиял.
Сикстен полез обратно.
– Ты опять наверх? – спросил дядя Эйнар.
– Ага, – подтвердил Сикстен и проворно полез дальше. Сразу было видно, что у него пятёрка по физкультуре.
– А что ты там будешь делать? – спросил дядя Эйнар.
– Ждать Еву-Лотту.
Дядя Эйнар немного походил взад и вперёд.
– Я теперь припоминаю: Ева-Лотта с ребятами собиралась куда-то на прогулку. Раньше вечера они не вернутся! – крикнул он Сикстену.
– Жалко, – сказал Сикстен и съехал вниз.
Дядя Эйнар просиял.
Сикстен полез обратно.
– Ты что, не слышал, что я сказал? – Дядя Эйнар начинал нервничать. – Евы-Лотты не будет дома целый день!
– Жалко, – сказал Сикстен. – Очень жалко.
И полез дальше.
– Что же ты там будешь делать? – спросил дядя Эйнар.
– Смотреть картинки, – ответил Сикстен.
Теперь дядя Эйнар уже не сиял. Он нетерпеливо шагал взад-вперёд.
– Эй, ты, наверху! – крикнул он через минуту. – Хочешь заработать крону?
Сикстен выглянул в люк.
– Ещё бы! А как?
– Сбегай в магазин на площади, купи мне пачку сигарет!
– С удовольствием, – сказал Сикстен и съехал вниз.
Дядя Эйнар вручил ему пять крон, Сикстен припустился бежать и исчез. Дядя Эйнар просиял больше прежнего.
Тут в люк высунул голову Бенка. Симпатяга Бенка с белобрысыми курчавыми волосами и курносым носом. У кого хватило бы сердца ругаться при виде такого славного парня? А вот дядя Эйнар выругался, да ещё как!
Вскоре вернулся Сикстен. В руке он держал большой кулёк. Он отдал дяде Эйнару сигареты и крикнул Алым:
– Во, ребята, я купил у Евы-Лоттиного папы булок на целую крону, а он никогда не жадничает. Еды у нас теперь хватит на весь день, и домой идти не придётся.
Тут дядя Эйнар выругался ещё более замысловато и большими шагами пошёл прочь.
Алые розы продолжали рассматривать журналы, играть в пинг-понг и съезжать по верёвке. Они уписывали булки за обе щёки, и их ничуть не беспокоило, что Белые розы блистают своим отсутствием.
– Вам не кажется, что у этого чудака не все дома? – спросил Сикстен, когда дядя Эйнар в четвёртый раз появился около булочной. – И чего он носится, словно курица с яйцом? Неужели ничем полезным нельзя заняться?
Шли часы. Алые всё играли в пинг-понг, листали журналы, съезжали по верёвке, поглощали булки, и их ни капельки не беспокоило, что Белые розы всё не появляются.
15
Темно, всюду темно! Лишь изредка через какую-нибудь щель вдруг пробьётся тоненький луч света. Но карманный фонарик ещё горит. Без него пришлось бы худо. Нелегко пробираться подземными переходами. Дорогу то и дело загораживают большие камни; сыро, скользко и холодно. Неужели придётся провести здесь ночь, и не одну?
Ева-Лотта, Андерс и Калле держатся за руки. Свет фонаря падает на сырые, заплесневелые стены.
– Каково было беднягам, которые сидели здесь раньше! – заговорила Ева-Лотта. – И наверное, по многу лет!
– Им хоть есть давали, – проворчал Андерс.
От одной булочки долго сыт не будешь, и он очень проголодался. Небось дома сейчас обедают…
– У нас сегодня на обед фрикадельки, – мечтательно вздохнула Ева-Лотта.
Калле молчит. Он зол на себя за то, что вообще связался с этой работой сыщика. Сидели бы они теперь дома на чердаке, воевали бы с Алыми, кушали фрикадельки, катались бы на велосипеде, купались и мало ли что ещё! А вместо этого они бредут здесь в темноте, и даже страшно подумать, что их ожидает…
– Уж лучше пойдём обратно, к старому месту, – предложила Ева-Лотта. – Нового ничего не увидим, дальше будет всё то же. Везде одинаково темно и противно.
– Давайте хоть дойдём до конца этого перехода, а потом вернёмся, – возразил Андерс.
Ева-Лотта ошиблась: не везде их ожидало одно и то же. Этот переход кончался лестницей. А лестницы обычно соединяют между собой этажи!
Андерс, Калле и Ева-Лотта стоят и молча смотрят на узкую винтовую лесенку, ступени которой стёрты множеством ног. Они не верят своим глазам. Калле взлетает наверх, светя себе фонариком. Но лестница кончается тупиком. Вход в подземелье заколочен, а значит, и выхода нет… Калле готов головой пробить эти доски, так, чтобы щепки полетели.
– Мы должны, должны выйти! – кричит вне себя Андерс. – Я больше не могу! – Он поднимает большой камень. Калле помогает ему. – …три, четыре! – командует Андерс.
Удар! Дерево трещит. Ещё разок!
– Вот увидишь, Калле, мы пробьёмся! – Андерс чуть не плачет.
В последний раз, изо всех сил… Трах! Щепки летят во все стороны. Отбросить мусор с пути легко. Андерс высовывает голову в отверстие и радостно вопит. Лестница ведёт на первый этаж развалин!
– Калле, Ева-Лотта, за мной! – зовёт он.
И вот уже все трое стоят и, как на чудо, смотрят на свет, на солнце…
Ева-Лотта бросается к окну. Там, внизу, раскинулся городок. Видно речку, водонапорную башню, церковь. А вон, вдали, красная крыша булочной. Тут Ева-Лотта припадает к стене и не сдерживаясь громко плачет.
«Ох и чудные эти девчонки, – переглядываются Калле и Андерс. – В подземелье так она не ревела, а теперь, когда уже всё позади, брызжет, что твой фонтан».
К этому времени Алые розы уже просмотрели все журналы и досыта наигрались в пинг-понг. К тому же в Прериях скоро должен начаться футбольный матч.
– Да ну их, надоело ждать! – говорит Сикстен. – Они, наверное, в Америку эмигрировали.
Пошли!
Все трое съезжают по верёвке и переправляются через речку по мостику Евы-Лотты. Дяде Эйнару наконец представляется возможность, которой он так долго ждал.
В двухстах метрах от булочной стоит на улице чёрный блестящий «вольво». В нём сидят двое мужчин, нетерпеливые и раздражённые. Они долго сидели на жаре. Часы ползли, и через равные промежутки времени появлялся их старый друг Эйнар и рапортовал:
– Щенки всё ещё там! Что же я, по-вашему, должен делать? Не могу же я свернуть им шеи, как бы мне этого ни хотелось!
Но вот наконец появляется дядя Эйнар. Он почти бежит и что-то несёт под пиджаком.
– Всё в порядке, – шепчет он и прыгает в машину.
Кривоносый даёт полный газ, и «вольво» мчится к северной окраине города.
Трое в машине думают лишь об одном: как можно поскорее покинуть городок. Их взгляд устремлён вперёд, они видят только дорогу, которая приведёт их к богатству и вольной жизни. Если бы они хоть раз глянули, то, может, заметили бы троих ребят – Андерса, Калле и Еву-Лотту, которые, вынырнув из-за угла, с ужасом и растерянностью глядели вслед быстро удаляющемуся врагу.
16
– Скверный мальчишка, где ты пропадал? – напал на Калле бакалейщик Блюмквист. – И что ты такое натворил? Опять окно разбил?
Тысячу раз выходил бакалейщик на крыльцо, высматривая своё чадо. Наконец он увидел его на перекрёстке вместе с Андерсом и Евой-Лоттой, выскочил на улицу и крепко взял Калле за руку.
– Папочка, пусти! – крикнул Калле. – Мне сейчас же нужно в полицию.
– Знаю. Полиция уже у нас в саду и дожидается тебя. Это тебе даром не пройдёт!
Почему полиция его дожидалась, Калле понять не мог. Но достаточно было и того, что она его дожидалась. Калле побежал в сад, как никогда прежде не бегал. Андерс и Ева-Лотта едва поспевали за ним.
На зелёной перекладине качелей сидел Бьёрк, дай бог ему здоровья, а с ним – два других полицейских.
– Арестуйте их, арестуйте! – дико закричал Калле. – Скорее, скорее!
Бьёрк и дво других вскочили.
– Где? Кого?
– Воров! – Калле был так взволнован, что едва мог говорить. – Они только что уехали на машине. Ой, скорее же!
Ему не пришлось повторять дважды. На глазах у ошеломлённого бакалейщика Калле и его друзей усадили в полицейскую машину и увезли под охраной троих полисменов. Он схватился за голову. Сын попал под арест, и в такие юные годы, какой кошмар! Одно лишь утешало Блюмквиста-старшего: булочникова девчонка, видать, ничуть не лучше, да и сапожника парень под стать!
Полицейская машина мчалась на север с такой быстротой, что благонравные горожане только осуждающе вздыхали, качая головами. Калле, Андерс и Ева-Лотта сидели на заднем сиденье вместе с комиссаром Стенбергом. На поворотах их швыряло то в одну сторону, то в другую. Ева-Лотта удивлялась сама себе: сколько пережить в один день и даже не упасть в обморок! Калле и Андерс трещали наперебой, пока комиссар не сказал, что предпочёл бы слушать их по очереди. Калле неистово жестикулировал и орал не своим голосом:
– Один – бледный, другой – противный, а третий – дядя Эйнар, но Бледный даже ещё противнее, чем Противный, и дядя Эйнар тоже противный.
Комиссар слегка опешил.
– Бледный называет себя Ивар Редиг, но его, кажется, зовут Артур, а того, противного, они называли Кривоносый, но его имя, наверное, Крук, а у дяди Эйнара фамилия Линдеберг или Бране, и он спит с пистолетом под подушкой, а ещё он закопал драгоценности под лестницей в развалинах, а когда я снимал отпечаток пальца, то цветок упал, как назло, представляете, и он на меня тогда с пистолетом, а когда я сидел на дереве, то слышал, как Кривоносый и Редиг грозили ему смертью, и потом они его связали в подземелье в развалинах, потому что он сдуру туда с ними пошёл, а драгоценностей там уже не было, потому что мы их спрятали на чердаке, вот, а теперь они их, наверное, забрали, так жалко, потому что они заперли нас в подземелье, и до чего же там много всяких переходов, но мы выбрались оттуда, вот, теперь вы всё знаете, дядя комиссар, только езжайте скорей, скорей!
Судя по выражению лица дяди комиссара, нельзя было сказать, что теперь он всё знает, но он считал, что выяснением подробностей можно будет заняться потом.
Полицейский взглянул на спидометр. Сто километров в час. Увеличить скорость он не решался, хотя Калле считал, что они едут слишком медленно.
– Здесь развилок, куда свернём – налево или направо?
Полицейский так резко затормозил, что машину занесло.
Андерс, Калле и Ева-Лотта кусали пальцы от нетерпения.
– Досадно! – заметил комиссар. – Бьёрк, вы здесь дороги знаете: по какой они могли поехать?
– Трудно сказать. Но по какой бы ни поехали, они всё равно выберутся на большое шоссе, которое ведёт к границе.
– Минуточку, – сказал Калле, вылезая из машины.
Он вынул из кармана записную книжку и прошёл на левую дорогу, внимательно рассматривая землю.
– Они поехали по этой! – закричал Калле возбуждённо.