Большая книга пиратских приключений (сборник) Гусев Валерий
– Глупости! – Рыбкин из ежика опять стал одуванчиком, заговорил с нежностью: – Акулы – милейшие существа, ценнейшие и полезнейшие рыбки. – Тут он стал загибать пальцы: – Целебная печень. Великолепная кожа. Высококалорийное мясо.
– Суп из акульих плавников! – сладко зажмурился кок Сковорода.
– А какие зубки! – ехидно добавил гидролог Кошкин. – И как их много!
– К вашему сведению, – добавил Рыбкин, – акулы поддаются дрессировке. – Тут он, немного смутившись, честно, как ученый, поправился: – Не совсем так, конечно, но договориться с ними можно. Я знал одного американского ученого, который целый год провел в стае акул. Он изучал их образ жизни, повадки, вкусы. Вместе с ними охотился. Подготовил очень интересную книгу. – Тут Рыбкин немного поник головой. – Но, к сожалению, не успел ее опубликовать…
– Не договорился, значит, – безжалостно сказал Алешка. – По вкусу им пришелся.
– Ваши акулы, – нападал гидролог на ихтиолога, – очень вредные существа. Они мешают науке!
И тут он стал очень интересно рассказывать, как в свое время ученые изучали морские и океанские течения с помощью бутылочной почты. Оказывается, они закладывали в пустые бутылки записки с указанием координат и бросали их в море. Потом бутылку кто-нибудь обнаруживал на другом конце океана и сообщал об этом ученым. А они таким образом узнавали какое-нибудь течение.
– И сколько этих бутылок, – горячился гидролог, – находили в брюхе акул! Какие уж тут данные! Шляются ваши акулы по всему Мировому океану.
– Шарлатанство! – возмущался Рыбкин. – Бутылка плывет на поверхности. Любой ветер изменит ее курс. Вот вам и течение!
– А вот и нет! Вы просто темный человек! На дно бутылки насыпали песок, и она плавала только чуть высунув из воды свое засургученное горлышко. Влияние ветра исключается!
Алешка эту тему прослушал с особым вниманием. И стал собирать пластиковые бутылки. И складывать их в письменный стол.
– Я, Дим, – объяснил он, – буду маме письма в них посылать.
– ?
– Ну, Дим, вот мы вернемся к родным берегам, мама спросит: «Что ж ты, Ленечка, мне не писал письма?» А я ей: «Да я тебе сто бутылок писем написал!»
Вот хитрец! Не знаю только, где он песок найдет, чтобы в бутылки засыпать. Кругом одна вода. Да и та морская.
Нашел-таки! Стал захаживать в камбуз к Сковороде и выпрашивать у него сахарный песок: «Мы с папой вечерами чай пьем, нам много сахара надо».
В общем, жили мы очень интересно. Особенно по вечерам, в кают-компании, за всеми этими разговорами. Наш папа в них тоже принимал самое активное участие. И иногда порол такую чушь, что за него становилось стыдно. А иногда вдруг задавал такие вопросы, что нам становилось ясно – эти вопросы неспроста!
– А вот я, – важно рассказывал папа, – прочитал в газете, как одна акула помогла раскрыть преступление.
– Преступника съела? – ехидно спросил Рыбкин. – И отравилась!
– Нет, зачем же? – Папа наивно распахнул глаза, совсем как Алешка. – Она съела его пистолет.
– Вместе с патронами? – продолжал ехидничать Рыбкин.
– Нет, зачем же? – терпеливо повторил папа. – Патроны уже были израсходованы. При ограблении банка. Преступник потом выбросил пистолет в море, акула его проглотила, ее случайно поймали и обнаружили в брюхе оружие. Установили владельца и задержали его. Так прямо в газете и было написано.
– Чушь какая-то! – возразил Рыбкин. – Не может такого быть!
Папа чуть заметно усмехнулся. Мы с Алешкой – тоже. Потому что знали эту историю. И вовсе не из газет. Папа сам расследовал это дело. Вот тебе и «не может быть!»
А капитан папу поддержал.
– У нас тоже был случай. На море. С акулой. В брюхе – бутылка, там отчаянная записка. «Наше судно «Глория» идет ко дну. Капитан и экипаж покинули судно на шлюпке, оставив нас на тонущем корабле. Боже! Покарай их!»
– Ну и что? – заинтересованно спросил Алешка. – Покарал?
Капитан кивнул:
– Прямо из шлюпки – в тюрьму.
Веселенькая история!
Но все-таки наш папа был больше слушателем, чем говоруном. Он чаще всего помалкивал. Как глуховатый боцман Шмага со своим насморком. Как только начинались научные разговоры, боцман вешал на шею свой слуховой плеер, втыкал в ухо наушник и зыркал глазами по сторонам. Будто они ему слушать помогали.
– Очень любознательный моряк, – с уважением говорил о нем начальник экспедиции. – Он обогащает свой ум и знания. Я очень уважаю таких людей.
Боцман шмыгал носом и слушал.
Он был не только любознательный, но и очень застенчивый человек; наверное, из-за своего насморка и плохого слуха.
А вот нашего Алешку не смущали никакие разговоры, даже самые научные.
Как-то ихтиолог Рыбкин предложил:
– Представьте, что вы отправляетесь в долгое космическое путешествие. Ну, представили? Вы можете взять с собой с Земли три самые дорогие и любимые вещи. Что бы вы взяли?
Ну, тут все разгорячились. Кто-то хотел взять с собой любимые книги, кто-то музыку Чайковского, кто-то трех любимых девушек (это веселый матрос), кто-то горсть родной земли (три горсти родной земли), кто-то три плитки шоколада, кто-то три бутылки вина (это боцман), а Лешка сказал:
– Я возьму папу и маму. И соседскую кошку. Потому что у нее нет ни папы, ни мамы.
– А Диму? Разве его не возьмешь? – ужаснулся капитан Флинт.
Алешка не смутился:
– А кто же будет за квартиру платить? И посылки нам в космос слать?
– А я бы, – мечтательно сказал Рыбкин, – взял с собой баночку с тремя простыми земными карасями. Пусть они виляют хвостиками и напоминают мне родные подмосковные пруды.
– Взяли бы уж лучше, коллега, три баночки шпрот.
А папа ничего не сказал. Но по его глазам я понял, что уж он-то взял бы с собой в космос трех самых опасных преступников и выпустил бы их там на волю. В черное космическое пространство. Безвоздушное.
Вот так мы и плыли. Работали, шутили, задумывались и мечтали. И наконец прибыли в район глубоководной впадины по имени знаменитого французского мореплавателя Бугенвиля.
– Вот тебе раз! – сердито сказал капитан, когда механики застопорили машины и «Афалина» легла в дрейф на плавной океанской волне. – Тебя тут только не хватало!
В нескольких милях от нас маячила серая туша военного крейсера. Капитан взял бинокль. Папа – тоже.
– Американец, – сказал капитан.
– Точно, – подтвердил папа. – Приятное соседство.
– А чего ему тут надо? – спросил Алешка. – Этому американцу?
– Американцам везде чего-то надо, – проворчал капитан и стал отдавать команды для подготовки к исследованиям.
А папа долго стоял на мостике с биноклем, разглядывал чужой корабль, а потом тихо сказал капитану:
– Он ведет наблюдение за нами. Сейчас разведку вышлет.
И точно – через две минуты с палубы крейсера поднялся вертолет и направился к нам, сверкая лопастями винта в синем небе. Весь наш экипаж высыпал на палубу, даже боцман с плеером.
Вертолет приблизился к «Афалине», снизился так, что даже стала видна голова пилота в шлеме, и начал кружить над нами. Иногда так низко, что казалось, он вот-вот коснется своими поплавками поверхности океана.
– Чтоб ты свалился! – в сердцах сказал Алешка.
И даже боцман что-то пробурчал неразборчиво. А капитан погрозил пилоту кулаком. И тот, будто испугавшись, свернул в сторону, помчался к своему кораблю и быстренько сел там на свое место.
– Вот так! – гордо сказал капитан. – Не нравится тебе кулак российского моряка.
– Это ему моя фига не понравилась! – заспорил Алешка.
– Что? – возмутился капитан. – А ну, покажи!
Алешка показал. Капитан презрительно рассмеялся:
– Да такую фигу и в микроскоп не разглядишь. Вот у меня – фига так фига. – И он снова сложил свою ладонь-лопату в здоровенный кулак.
– Не нравится мне это соседство, – сказал папа капитану. – Оно не случайное.
– Сергей Александрович, – капитан положил свою лопату папе на плечо, – «Афалина», я вам скажу, в какой-то степени неуязвимое судно.
– Разве что, – вздохнул папа. – Но меня вовсе не «Афалина» тревожит.
А Лешка в тот же день отправил маме свое первое письмо в бутылке с сахарным песком. Мне удалось подглядеть в этом письме три строчки. «…В Тихам океани очень харашо. Плавают акулы и летают вражеские виртолеты. Я один виртолет сбил валинком, а другой зимней шапкой. А капитан сбил свой виртолет своей фигой… Сахарный писок чистый, можеш пить с ним чай…»
Интересно, если это письмо и в самом деле разыщет нашу маму, она будет смеяться или плакать? Скорее всего – смеяться до слез.
Глава IV
Пираты с пиастрами
Не обращая внимания на нахального «американца», на «Афалине» стали разворачиваться работы.
Автоматический эхолот показал в этой точке впадины глубину девять тысяч метров.
– Отсюда и начнем, – решил Штокман. – Готовьте ловушку. И вертушку.
Ловушка – это что-то вроде стальной банки. Она скользит вниз по тросу, до самого дна, с разинутой пастью. А на нужной глубине ее догоняет, тоже по этому тросу, специальный грузик. Догнал – бац! – ловушка захлопнулась. И все, что есть на этой глубине, оказалось у нее внутри. Остается ее поднять и изучить содержимое.
А вертушка – барабанчик с лопастями. Его тоже по этому тросу опускают на нужную глубину. И если он начинает вертеться, значит, там есть течение. И его скорость и направление автоматически передаются на «Афалину».
Мы с Алешкой уже побывали в трюме, где стоит этот барабан с тросом. Вы ахнете! Представьте себе трос длиной в четырнадцать километров! А веселый матрос, который командовал этой ловушкой, еще больше нас удивил.
Алешка сказал:
– Фигня какая-то! Он как размотается на всю длину, так и оборвется. Под своей тяжестью.
– Не надейся! – сказал веселый матрос. – Не ты один такой умный!
– Ты тоже, что ли? – спросил Алешка.
– А как же! Этот трос вначале тоненький-тоненький, а потом все толще и толще. Когда весь размотается, он толщиной уже в руку.
– Неслабо! – признал Алешка.
Вообще на нашей «Афалине» было много таких чудес. Но Лешке больше всего полюбилась темная комната. И он все время спускался в нее и мешал работать наблюдателю.
Когда опустили ловушку, Алешка опять шмыгнул туда и улегся рядом с экраном. Но ничего интересного не было. Глубина большая, черная, только изредка мелькнут рыбешки, вальяжно проплывет розовая медуза.
– Скучно? – спросил его наблюдатель.
– Не очень.
– Ты тогда здесь побудь, ладно? А я – на палубу, сейчас ловушку поднимут, интересно взглянуть.
Он выключил съемочную камеру и удрал на палубу. А Лешка остался созерцать черные глубины. И, как оказалось, не зря.
Работа на судне шла четко. Каждый знал свое дело. И все помогали друг другу. А с палубы американского корабля время от времени поднимался вертолет и вертелся вокруг нас. Но до него никому не было дела. Казалось бы…
Во время обеда Алешка вдруг, ни к кому не обращаясь, работая ложкой в тарелке, сказал:
– Ну и вертолет у них. Дурацкий.
– Почему дурацкий? – спросил старший механик. – Очень надежная машина. Маневренная, устойчивая.
– Очень надежная! – Алешка так фыркнул в тарелку с флотским борщом, что капитан опять схватился за салфетку. – Очень надежная! Только почему-то с нее все время что-то падает.
Капитан и папа одновременно вскинули головы и переглянулись.
– Что падает? – спросил папа.
– Барахло какое-то, – отмахнулся Алешка. – Вроде мусора. А может, он сам разваливается. Потихонечку. Я второе не буду, – Алешка вскочил. – У меня наблюдения простаивают. Я там такое открытие сделал!
– О господи! – вздохнул папа.
– А чего? – обиделся Алешка. – Всем можно открытия делать, а мне нельзя?
– И что же ты открыл? Надеюсь, не подводный люк?
Алешка, убедившись, что в кают-компании никого, кроме нас, не осталось, шепнул:
– Двуногую рыбу. Всю в пузырях. Прямо под нами проплыла. Только Рыбкину пока не говорите. Это ему сюрприз будет.
Капитан и папа опять переглянулись.
Капитан встал и вышел. И очень скоро вернулся:
– Сергей Александрович, я попрошу вас подняться на палубу.
Мы, конечно, за ними.
Капитан и папа стояли на мостике, а мы у них за спиной.
– Наблюдайте, Сергей Александрович, – сказал вполголоса капитан, – я сейчас дам команду включить акустическую защиту. – Он щелкнул на панели управления каким-то тумблером и что-то сказал, нагнувшись к микрофону.
Ничего особенного не произошло. Только недалеко от нас на поверхность моря вылетело что-то вроде черной круглой пробки. Вроде чья-то башка.
– Аквалангист, – сказал папа. – Тот самый мусор, что вертолет сбросил.
– Шпионская морда! – выругался капитан. – Двуногая рыба. Ничего, он теперь неделю глухим будет. Как наш боцман.
Потом мы узнали, что, как боевой корабль особого назначения, «Афалина» была оборудована системой акустической защиты от вражеских подводных диверсантов. Чтобы, например, никто из них не мог подкрасться к ней и заложить мину.
Система очень простая. Вроде Алешкиного визга. Или свиста. Особый прибор создавал под водой вокруг корпуса корабля ультразвуковой защитный пояс. Для аквалангиста это все равно что рявкнуть ему в ухо самой большой духовой трубой. Или трахнуть по башке самым большим барабаном.
Тем временем вертолет снова сорвался со своей площадки и низко-низко над водой помчался к аквалангисту. Под брюхом вертолета на тонком тросе висело что-то вроде корзинки. Она подцепила его и втянула в брюхо вертолета. Где, надо думать, ему оказали первую помощь, как пострадавшему от артобстрела.
– Не нравится мне это, – сказал папа.
– Да наплевать, – легкомысленно отмахнулся капитан.
– Кто-то корректирует их действия.
– С моего борта?
– С вашего борта.
– Не может этого быть!
– Может, – просто и спокойно сказал папа. – У нас на борту – вражеский человек. Подумайте, кто это может быть.
– Из экипажа – никто! – твердо произнес капитан. – Я сам его формировал. Я отбирал каждого матроса, как саженец для своей дачи.
– А ученые? – спросил папа. – Их вы хорошо знаете?
– Совсем не знаю. Но знаю точно: если среди них есть враг, то это Рыбкин!
– Почему?
– Болтает много. И все время спорит.
– А если бы он много молчал, – улыбнулся папа, – и совсем не спорил, тогда как?
Капитан вздохнул. И признался откровенно:
– Тогда еще подозрительнее…
Через несколько дней «Афалина» поменяла место своей станции. Станцией ученые называют пункт, где проводятся очередные исследования.
– Еще одна станция, – сказал капитан, – и у нас будет большое событие.
– Будем с крейсером воевать? – обрадовался Алешка.
– Больно надо, – пренебрежительно отозвался капитан. – Будем пересекать экватор. По традиции – праздник Нептуна. Карнавал, веселье и прочее.
– Я в акулу наряжусь, – сказал мне Алешка.
– Это как? – удивился я. – Бутылку с письмом проглотишь? Или капитанский будильник? Тоже придумал! Все будут веселиться, а ты будешь тикать. Животом.
– Ты не романтик, Дим, – вздохнул Алешка. И сообщил по секрету: – У Рыбкина, Дим, вставная челюсть. Я ее свистну на время – представляешь, какой буду зубастый! Настоящая акула.
– Представляю, какой Рыбкин будет беззубый.
– Ничего, я зато его обрадую. Я же для него открытие сделал. Он из-за этого моего открытия академиком станет. Мне не жалко.
– Какое опять открытие? – Тут я здорово насторожился. По опыту знаю: когда Алешка делает открытие, нужно держаться от него подальше. И от Алешки, и от открытия.
– Я, Дим, новую рыбу открыл! Двуногую!
– Еще одну? Может, ты и бескрылого оленя откроешь? – Я усмехнулся. – И большая рыба?
– С тебя ростом, – разозлился Алешка. – Только умнее!
Я не обиделся. На Алешку трудно обижаться. Он ничего не делает со зла, все от чистого сердца.
– Это не еще одна, а та же самая рыба, – доходчиво объяснил мне Алешка.
– Это же аквалангист, – доходчиво возразил я.
– А Рыбкин об этом не знает.
Доходчивей не скажешь. Я только вздохнул.
– А ты, Дим, на Нептуне кем нарядишься? Давай Дедом Морозом! Валенки у нас есть, рукавицы тоже. Я тебе зеленую бороду из водорослей сделаю – у биологов их полно, даже с ракушками.
Еще не хватало! Дед Мороз с зеленой бородой, украшенной ракушками.
И тут меня осенило. Чего проще!
– Леха! Я дурачком наряжусь.
– Клево! У тебя получится.
Спасибо за комплимент.
Работа работой, а подготовка к празднику тоже шла полным ходом. Веселый матрос взял на себя все руководство этим важным делом: пересечение экватора – огромное событие в жизни каждого корабля и его экипажа. Особенно для тех моряков, которые пересекают экватор первый раз в жизни.
Веселый матрос не только подготовил сценарий, распределил роли, но и помогал всем сооружать костюмы.
– Дим, – спросил он меня, – а ты кем хочешь быть? Хочешь, морским чертом тебя наряжу? Или русалкой? У Рыбкина есть в коллекции отличный засушенный хвост акулы. Я тебе его к ногам присобачу, хочешь?
– А как я буду ходить этим хвостом?
– А зачем тебе ходить? Сядешь возле трона Нептуна и будешь петь какую-нибудь дурацкую песенку.
– Это я и без хвоста могу.
Но моя идея все-таки созрела: я наряжусь дурачком. Костюм очень простой: на пузе – плеер, в ухе – наушник, глаза – сонные и тупые. И нужно еще в такт музыке кивать башкой.
Да, но вот свой плеер мы с Алешкой в плавание не взяли. Валенки захватили и зимнюю шапку тоже, а плеер забыли. Ничего, попрошу на время у боцмана его слуховой аппарат – он на вид вылитый плеер. И я пошел к боцману Шмаге. Или Шмыге.
Постучал в дверь его каюты. Никто мне не ответил – это понятно, он же плохо слышит. И я вошел в каюту. Но боцмана там не было. Зато его слуховой плеер лежал на столике у койки. Я взял его примерить – повесил на пузо, вставил наушник и ткнул наугад какую-то красную кнопку. И вдруг в наушнике послышался какой-то неясный шум, писк морзянки, и кто-то четко сказал грубым голосом:
– На связи. Что у тебя, Алик?
Я растерялся и брякнул:
– Ничего особенного. Хвост для русалки.
В ответ – ругань и грозные слова:
– Нажрался? Еще раз выйдешь в эфир пьяным, я тебя расстреляю. Отбой.
И я опять ткнул какую-то кнопку. Шум в наушниках исчез.
Что за фигня? Неужели такой мощный аппарат? Даже чьи-то переговоры по рации хватает.
Тут за моей спиной отворилась дверь, и вошел боцман. Хорошо, что я успел снять с себя его прибор.
– Здравствуйте, – сказал я. – Вы не дадите мне свой аппарат на праздник? Это будет мой костюм, под дурачка.
Боцман непонимающе посмотрел на меня, а потом отвернул манжету и взглянул на часы:
– Полтретьего. А ты уже опять проголодался?
Теперь уже я тупо заморгал. Потом сообразил, что он плохо слышит и, видимо, по-своему понял мой вопрос: «Который час? И скоро ли будет обед?»
Тогда я объяснился знаками: показал на «плеер» и ткнул себя пальцем в пупок. Боцман тоже ответил знаком: молча показал мне фигу и распахнул передо мной дверь.
Жаль. Что ж, придумаю что-нибудь другое.
Лешка со своими открытиями как в воду глядел. Будто предсказал. Наутро случилось знаменательное событие: глубоководный трал поднял с глубины девять километров неведомую науке рыбу. Это просто праздник какой-то! Событие мирового значения! Рыба была небольшая, вроде щуки, но такая страшная, просто уродина. Да еще с какой-то удочкой на носу. А на конце этой торчащей вверх удочки болтается какой-то шарик.
– Это приманка, – объяснил радостный Рыбкин. – Там же, на дне – вечная тьма. А этот шарик светится. И приманивает добычу.
Здорово, конечно, но уж очень она страшная. Я бы к такой рыбе ни на какую приманку не пошел.
– Страшная… – заступился за рыбу Алешка. – Поживи на такой глубине, да еще в вечном мраке. Это не то что моя двуногая.
А начальник экспедиции уже стоял на палубе с бутылкой шампанского. А за его спиной – кок Сковорода с подносом, на котором позвякивали блестящие на солнце бокалы.
Начальник экспедиции сказал речь, поздравил Рыбкина и весь коллектив и добавил:
– Ну вот, а все говорят, что на такой глубине нет жизни. Жизнь есть везде! – Он осушил свой бокал до дна.
Вообще было весело. Можно подумать, что мы подняли со дна океана не какое-то явно несъедобное страшилище, а сундук с золотом. Но всех это страшилище очень радовало. Лишь боцман почему-то был к нему безучастен. Он только слушал и молчал. И щелкал кнопками слухового аппарата.
Счастливый Рыбкин даже не допил свое вино и тут же помчался в лабораторию – сделать необходимые записи и заспиртовать рыбу. Как вещественное доказательство, что жизнь есть везде. Даже в немыслимых черных глубинах океана.
Вслед Рыбкину неслись поздравления. И шутки. Даже боцман пошутил:
– Отдал бы ты ее коку, на ужин.
Рыбкин при этом чуть не сорвался с трапа и покрепче прижал свое драгоценное страшилище к груди. А что с ним будет, когда Алешка наврет ему о своей двуногой рыбине! Интересный народ, эти ученые. Штокман как-то за ужином рассказал, что один ученый-энтомолог, который букашек изучает, открыл неизвестного крошечного паучка и сошел с ума от радости. И назвал этого паучка именем своей жены. Они, наверное, жена и паучок, чем-то похожи были.
– Числом ног, что ли? – свредничал Алешка.
Возможно: или у паука всего две ноги, или у жены ученого шесть ног.
Во всяком случае, Алешку так поразил этот рассказ, что он тут же пересказал его маме в очередной бутылке с сахарным песком.
– Дай посмотреть, – попросил я, когда Алешка вложил письмо в конверт.
Он нехотя вынул и протянул мне листок со своими каракулями.
«Дарагая мама! Нам тут очень весело. У жены одного ученава оказалось шесть ног. И он сашел с ума от радости. А ихтеандер Рыпкин поймал страшилишче с удачкой на носу. И тоже сашел с ума от радости…»
Как бы и наша мама… от радости… Подумает еще, что мы не в экспедиции в Тихом океане, а на экскурсии… в сумасшедшем доме.
Я так и сказал Алешке. А он усмехнулся и успокоил меня:
– Дим, наша мама умная.
Жизнь на судне шла своим чередом. Мы даже начали забывать, что папа здесь на задании. А он не забывал. Правда, это было совсем незаметно. Он только болтался по кораблю и трепался со всеми (извини, папа), кто ему попадался на пути. И задавал всякие смешные вопросы. И выслушивал смешные ответы. И всем нравилось, что этот богач такой наивный и простой. И старались рассказывать ему и объяснять как можно больше и подробнее. Тем более что папа очень внимательно их слушал. Это называется сбор информации.
И, конечно, папа все время «просеивал» эту информацию в своей голове. И, видимо, что-то там оставалось – важное и ценное. Потому что он становился все озабоченнее, правда, только тогда, когда находился наедине с нами или с капитаном. А так он был все время весел, любопытен и в хорошем настроении.
Мы с Алешкой, конечно, забыли о своих ролях детей олигарха. Да и не знали мы этих ролей, никогда такими детьми не были и с такими детьми не общались. И оказалось, что такое нормальное поведение сослужило нам хорошую службу. Нас приняли в коллектив и относились к нам без настороженности, открыто.
– Нормальные хлопцы, – сказал как-то кок Сковорода. – И лопают как нормальные люди. Я боялся, что капризничать будут, деликатесов требовать, а они – нет, метут все подряд. Кабы нам из-за них голодом не сесть. А вообще мне любо, когда люди хорошо едят. И приятно, и полезно. И коку авторитетно.