Скользящий по лезвию Зонис Юлия

Глава 10

Правило имен

Лунный свет странным образом изменил лес. Днем черный на белом, теперь ельник стал белым на черном — костяные призраки стволов, серебристые мазки на снегу. Хорошенько приглядевшись к этой мозаике, можно было заметить две тени в развилке ветвей старой лиственницы. Одна из теней, более тощая и хищная на вид, смотрела на мир огромными глазами-окулярами, в которых отражались лунные блики. Этот взгляд придавал ей сходство с изголодавшимся филином. Вторая, более плотная, оккупировала соседнюю ветку и держала под прицелом берег реки и ведущую через лес тропу.

Первая тень опустила полевой бинокль и хриплым шепотом сообщила:

— Какой-то придурок мельтешит в окне.

— Значит, есть выжившие, — отозвался второй.

Первый неопределенно хмыкнул, снова прижимая к глазам бинокль.

— Они включили компьютер. Похоже, хотят приманить всех тварей.

— Все равно медведей слепят прожектора, — отозвался его напарник.

Оба они напряженно вглядывались в биостанцию, окруженную забором из проволочной сетки. Ворота в заборе были распахнуты. По двору биостанции, между бревенчатым корпусом, где голубовато светилось окно, и длинным дощатым сараем, бродили два десятка бронированных хищников. С крыши бревенчатого здания били прожектора, соперничая с огромной белой луной.

— Нам следует спуститься и что-нибудь сделать, — в десятый, наверное, раз предложил андроид.

Его дыхание серебристым парком повисло в ночном воздухе.

— Например, сдохнуть, — буднично ответил его товарищ. — Мы не справимся с двумя дюжинами чертовых уродцев.

— Их там двадцать, сэр, — педантично возразил Батти.

— Какая, к их медвежьей матери, разница?

Оба они замолчали, когда чудища, словно по команде, развернулись и цепочкой потрусили к воротам. На снегу осталось темное пятно — человеческий труп рядом со снегоходом.

Охотники, притаившись на своей лиственнице, следили за тем, как медведи спускаются к реке и бредут через лес. Один протопал прямо под лиственницей, и андроид с двадцатифутовой высоты ощутил его запах — звериную вонь и странный химический душок. Пластины на спине монстра поскрипывали, как будто внизу двигался не медведь, а огромное насекомое. Лапы оставляли в снегу глубокие следы. Зверь остановился, чтобы обнюхать снегоход. Батти уже показалось, что их убежище раскрыто и через минуту под деревом соберется вся стая, но медведь лишь недовольно фыркнул и продолжил свой путь.

— Вот дерьмо, — буркнул маршал, когда последний бронированный зад скрылся в паутине теней и лунного света. — Чуть было в штаны не наложил. Медвежья болезнь, не иначе.

Андроид знал, что человек врет. Он способен был уловить запах пота и учащенное сердцебиение — признаки страха. Мэттьюс не потел, сердце его билось ровно.

Маршал легко спустился по веткам и, роняя сухую хвою, спрыгнул в снег. Батти последовал за ним. Луну, повисшую над их головами, окружал призрачный зеленый ореол. Звезды были холодными и колкими. От мороза перехватывало дыхание.

— Что будем делать дальше, сэр? — спросил Батти. — Надо вызвать подмогу. Предупредить военных в Номе, чтобы прислали сюда армейские части.

— Сделай это, — ответил Мэттьюс. — Только вряд ли они появятся до рассвета.

— В городе один шериф. И там нет лазерных винтовок, а пули не пробьют броню. Им не справиться, сэр.

— Поэтому мы приведем подмогу.

— О ком вы…

Но маршал, не слушая, уже зашагал вверх по склону к воротам биостанции.

Старину Локка любили почти все, хотя он был с причудами. Пастор Нансен, предшественник пастора Рука, иногда высказывался за кружкой пива у Нанука в том смысле, что, живи Локк в Старой Англии, непременно бы осенью срезал с деревьев омелу серебряным серпом. Неизвестно, так это или нет, но у миссис Скайотер Локк был как рыбья кость в горле. Летом старик бродил по двору голышом, смущая постояльцев Лили. Иногда еще расписывал свою дряблую, покрытую старческими веснушками кожу синими геометрическими узорами. Осенью сжигал за домом огромную куклу, сплетенную из сучьев и травы. Зимой он косил снег. Вот прямо так выходил вечерами на лужайку перед домом с сенокосилкой и водил ею туда-сюда по снегу, пока двигатель древнего агрегата не начинал чихать, кашлять и чадить. Как-то раз Лили даже написала племяннику старого Локка в том смысле, что неплохо бы сдать дядюшку в приют для умалишенных, а землю и дом продать ей (тогда супруги Скайотер еще подумывали о расширении бизнеса), но письмо так и осталось без ответа. Видимо, яблочко от яблоньки укатилось недалеко, и племянник был так же безумен, как дядя.

Вот и сегодня вечером старого Локка, видать, поманила луна. Большая и белая, она висела над крышами городка, как начищенная серебряная монета. Лили, наливаясь злобой, смотрела из окна своей спальни, как Локк в нелепой енотовой шубе выходит на лужайку, отпирает хозяйственный сарайчик и выкатывает дьявольскую машину. Даже в лунном свете было видно, какая сенокосилка глянцевитая и красная. В этом году Локк косил снег впервые.

Старик торжественно выкатил злосчастное устройство в самый центр лужайки — возможно, он руководствовался каким-то извращенным фэн-шуем — и врубил мотор. Чистый воздух отравили клубы зловонного дыма. Сенокосилка отчаянно затарахтела. Локк толкнул ее в сторону живой изгороди из молоденьких пихт.

— Чтобы она тебя самого сжевала, старый дурак! — в сердцах выдохнула Лили.

Ори Гилмер уже полдня не отвечал на звонки, и это беспокоило женщину. И вообще, было что-то тревожное в безмолвии лунной ночи, нарушаемом лишь треском косилки. Лили не могла понять что. Вроде бы все, как обычно: снег на улице и на крышах, темные следы протекторов и полозьев, огоньки в окнах соседних домов, красноватый отсвет над баром Нанука — эскимос так и не снял рождественские гирлянды, украшавшие крышу его заведения, — и острый церковный шпиль. И все же, все же… Лили чем-то не нравилась тень противоположного дома. Летом там жили Палмеры, а зимой дом стоял заколоченный, пустой и холодный. Ничто не должно было двигаться там… и все же тень шевельнулась. Определенно, там ворочалось что-то большое и черное… собака? Но лайки Нанука были надежно заперты в проволочном загоне за баром. И кстати, да. Собаки. Лайки Нанука всегда выли в такие лунные ночи. Лили в свое время написала на их хозяина жалобу в городской совет. Однако сейчас собаки молчали, и даже шум косилки не заставил их загавкать. Что-то не так.

Лили плотней прижала нос к стеклу, и тут дом Палмеров сдвинулся с места. Женщина удивленно моргнула. Нет, конечно, двигался не сам дом, а тень дома. Большая, горбатая и черная, она направлялась прямиком к лужайке мистера Локка.

— Аиииииииииии! — взвизгнула хозяйка гостиницы, отшатываясь от окна.

Старый Локк в енотовой шубе, ничего не замечая, продолжал косить снег.

— Да позвонил я уже всюду! — выкрикнул крупный, коренастый парень с русой бородой.

Батти помнил: его зовут Баркер. «Стивен Баркер, зоолог», — так он представился, сунув андроиду руку. Что уже само по себе было странно — обычно таким, как Батти, не подавали руки при знакомстве. Вот и второй, айтишник, Ричард Дрейфус, не подал. Он, согнувшись, сидел у компьютера и лихорадочно набивал сообщения.

Баркер, сержант и маршал стояли посреди тесной, жарко натопленной и ярко освещенной лаборатории. Даже не верилось, что за порогом ночь, ледяной лес, бродящие во мраке чудовища. В открытую дверь видна была другая комната с двумя кроватями — одна аккуратно застеленная, вторая расхристанная, со скомканным одеялом. Еще одна, запертая, дверь вела то ли в другую спальню, то ли в ванную. Когда они только вошли, андроиду почудилось, что оттуда доносится какой-то шум. Он внимательно прислушивался пару минут, но шум не повторился.

Сержант сразу решил, что заправленная кровать принадлежит Баркеру. Баркер был ему симпатичней. Он даже чем-то смахивал на одного из своих. Сейчас Баркер здорово злился.

— В гребаный полицейский участок Нома, потом в местное отделение Национальной Гвардии, потом вообще пожарникам. Везде варежку открывают и спрашивают: «Какая биостанция? Какие медведи? Что за дурацкие шутки?» Я им кричу: «Алекс, Алекс Вечерский!» А они: «Не знаем никакого Алекса».

Айтишник, крутанувшись в кресле, встрял в разговор.

— Его полное имя Алексей, — скривившись, начал он. — А впрочем, неважно. Сразу было понятно, на какую контору мы работаем. Ты свои чеки видел? Собеседование трехуровневое проходил? Договор о неразглашении подписывал?

— И что? — еще пуще взъярился Баркер. — Нас теперь как бы и нет? И людей там…

Он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону Авроры.

— …тоже нет? Пусть подохнут?

— Ну вот когда люди из города начнут звонить и рассказывать, что у них на улицах бесчинствуют медведи-мутанты… — резонно заметил Дрейфус.

— А нам что делать? Торчать тут, сложа руки?

Тут почему-то оба одновременно повернулись к маршалу. А тот ничего и не делал. Сидел у стены на складном стуле, вытянув ноги. С его сапог натекло на пол. Он даже к спору не прислушивался, а отрешенно смотрел в запотевшее окно. Или не смотрел, потому что веки его были полуприкрыты. Может, задремал в тепле?

— Отчего вы молчите, маршал? — осторожно поинтересовался Дрейфус. — В конце концов, вы тут представитель закона… Если можно так сказать. Свяжитесь со своими. Свяжитесь с полицией. Вас послушают.

Не глядя на него и не открывая глаз, Мэттьюс спросил:

— Где андроид?

Баркер покраснел под своей бородой. Дрейфус с деланным недоумением завертел головой: мол, вот же, топчется у компа.

— Беглец, — уточнил маршал, по-прежнему не глядя на работников биостанции. — Где он?

— Вы не находите, — мягко начал айтишник, — что сейчас не время охотиться на каких-то там беглых андроидов? Что у нас есть другие, более крупные, масштабные проблемы…

Батти успел уловить движение маршала, но остановить не успел. Стул с грохотом вылетел из-под задницы Дрейфуса, а сам Дрейфус плюхнулся на пол.

— Где? — не меняя выражения лица, переспросил Мэттьюс.

Айтишник сидел на полу, открывая и закрывая рот. Ответил Баркер:

— В виварии. В том длинном сарае с выломанной дверью. Там у нас еще один… экземпляр. Мартин его сторожит.

Отвернувшись от этих двоих, словно больше ничего полезного от них не добиться, маршал шагнул к двери. Батти по-прежнему не понимал, чего хочет его напарник. Дрейфус был прав — не время разбираться с Мартином и с остальными беглыми, если они тут вообще есть. Следовало собрать всех, способных держать оружие, раздать винтовки и возвращаться в Аврору. Но, похоже, маршал знал, что делает.

Впрочем, так казалось и раньше, когда Си-двадцать пять увез Дженис.

Страх входил в городок бесшумно — только хрустнет потревоженный снег, только мимо окна проплывет неясная тень, на мгновение закрыв низко висящую над лесом луну. Лайки, храбрые псы Джона Нанука, глухо рычали, сбившись в центре вольера и оскалив клыки. Их глаза сверкали во мраке первобытной зеленью. Псы чуяли незнакомый, враждебный запах и в то же время смертельно боялись, не смея лаем предупредить хозяина. Именно это встревожило Бена, ночевавшего в комнатке над баром. Он вышел проверить, что с собаками.

Псы, ощерившись и вздыбив шерсть на загривках, смотрели, как открывается задняя дверь бара, как выходит заспанный Бен в небрежно наброшенной на плечи куртке. В правой руке его был фонарик, в левой — бейсбольная бита. Парень включил фонарик, и круглое желтое пятно света, вспыхнув на снегу, побежало от его ног к вольеру. На полпути оно отразилось в чем-то черном и тусклом, наподобие гигантского наплыва вулканического стекла. Бен расширил глаза и попятился, загребая тапками снег. Чудовище, принюхивающееся к вольеру, развернулось. Оно неспешно потрусило к Бену, однако эта неспешность была обманчивой. Зверь настиг человека за четыре шага и, легонько махнув лапой, перешиб ему хребет. Сломанное тело рухнуло на землю. Медведь опустил морду, принюхался, фыркнул и принялся трепать свою жертву. Собакам страшно хотелось взвыть. Но они молчали. Кровь на снегу пахла так горячо и сладко.

Лили абсолютно точно знала, откуда явились чудовища. С биостанции. Это были посланцы сатаны, как и Волчий Пастырь, которому они, несомненно, служили. Хитро усмехнувшись, женщина задвинула занавеску и прижалась к стене, обклеенной шелушащимися обоями. Там, за окном, осталась кровь, красная, как сенокосилка, и черный зверь из бездны. Лили метнулась к прикроватной тумбочке и вытащила тяжелую Библию. Прижала к груди. Плотная черная обложка успокаивающе холодила пальцы. Теперь спуститься. Лили вынырнула из спальни и, не включая свет, пошла вниз по лестнице. Ступеньки под ногами не скрипели. Мягкие тапочки ступали бесшумно. Так. Свернуть направо. Вниз еще на одну ступеньку, на холодную кухню, где пол выложен плиткой, а стена над жарочным шкафом — кафелем. Мимо таинственно блеснувшего буфета, к задней двери. В сад, где летом на маленькой клумбе растут цветы ее имени, лилии. Сейчас на месте клумбы белел сугроб. Холод обжег лицо и грудь. Лили поспешно запахнула халат. Ноги в тапочках порысили по снегу. Дом огораживал невысокий забор, но Лили, взобравшись на пустующую собачью конуру (ах, Дик бы залаял и выдал ее, как хорошо, что старый пес умер), перебралась через ограду и неловко спрыгнула с другой стороны. Все это время она не выпускала из рук Библию.

До церкви было рукой подать, но луна скрылась в тучах, и Лили бежала в темноте, словно под водой. Из этой промозглой подводной тьмы трескуче доносились звуки: звон разбитого стекла, человеческие крики, вой сигнализации, редкие винтовочные выстрелы. Женщине казалось, что это переговариваются дельфины и большие гулкие киты, как в передаче National Geographic. Дьявол шел за ней по пятам, рассекая бездну вод, но в руке ее был путеводный свет. Дома — обросшие слизью подводные рифы — расступились перед этим светом, и Лили выбежала на площадь. В этот момент луна вывалилась в облачную прореху, осветив все до мельчайших деталей. На ступеньках церкви стоял посланник Диавола — огромный и горбатый, он поводил из стороны в сторону тяжелой башкой, и глаза его светились из темных провалов глазниц адским пламенем. Завидев женщину, чудовище распахнуло зубастую пасть, подобную вратам в бездну. И тут на Лили снизошло Откровение. Все стало ясно. Еще секунду назад она дрожала от страха, холода и боли в отмороженных пальцах, но теперь ее окутало благословенное тепло.

Подняв Библию над головой двумя руками, как Моисей скрижали, Лили шагнула вперед и звонко выкрикнула:

— Изыди, Сатана! Именем Господа изгоняю тебя!

Тварь на церковном пороге попятилась, пока не уткнулась задом в запертые двери. Святое Писание явно смутило дьявольское отродье. Следовало проявить твердость.

— Изыди! — громко и торжествующе повторила Лили.

На миг ей подумалось, что неплохо бы отойти чуть в сторону, оставив твари путь для отступления. Это на тот случай, если Зверь Сатаны не воспламенится и не обратится в пепел прямо у церковных врат.

За плечом Лили вздохнули, глубоко и горестно, и повеяло ужасным смрадом. Женщина развернулась, увидела бугристые пластины узкого лба, желтые клыки между черными слюнявыми губами, ощутила губительное зловоние и погрузилась в непроглядный океан беспамятства.

Мартин стоял в темноте, прижавшись лицом к холодным железным прутьям, вдыхал тяжелый запах зверя и чувствовал небывалое спокойствие. Рядом с Йореком ему всегда было хорошо. Неприятная чесотка мыслей гасла, гасло желание убивать, преследовавшее его и в окружении людей, и рядом с братьями. Оставалась лишь глубина, тишина, уверенность. Он сам был как этот зверь, могучий, беспощадный и поэтому позволявший себе быть смирным.

За спиной раздались шаги. Темнота шевельнулась — а точнее, изменилось распределение темноты и света прожекторов, пробивавшегося в дыру. Андроид обернулся. В проеме стояли трое: зоолог Баркер, брат и еще один. То существо, которое преследовало его на реке и на озере. Не брат и не человек. Гончий пес, двуногий и злой. Сейчас пес пристально смотрел на него светлыми глазами, выделявшимися на темном треугольнике лица. Мартин почему-то давно был уверен: раньше или позже эта встреча состоится. Он порой задумывался о том, что скажет или сделает. Однако первым заговорил Баркер:

— Мартин, ты должен нам помочь.

Андроид ухмыльнулся, широко растянув губы. Он уже давно ничего никому не был должен.

— Медведи пошли в Аврору. Они убьют там много людей…

Мартин ощутил, как в груди закипает злое веселье. Йорек, тоже почувствовав это, качнулся к решетке и заворчал. Баркер испуганно отшатнулся и чуть не упал, споткнувшись о выломанные из стены доски.

Брат и пес остались на месте. Йорек их не пугал, хотя Мартин чувствовал смятение брата. Тому хотелось привести в исполнение приказ, убить беглого, но что-то мешало. Пес был невозмутим, как горы под снегом. И все же заговорил не он, а брат.

— Мы оставим тебя в покое. Тебя, тех, кого вы спрятали в задней комнате там…

Он дернул головой в сторону лабораторного корпуса.

— …и тех, что скрываются в горах. Я не стану их преследовать. Ни я, ни маршалы, ни военные. Но ты должен помочь нам. Баркер говорил, что ты контролируешь этого медведя. Если он отвлечет других зверей на себя, мы попытаемся вывести людей. Отыскать для них убежище.

Мартин пожал плечами. Он не понимал, с какой стати Йореку рисковать жизнью, ввязавшись в драку с сородичами. Безопасность жителей Поселка волновала Мартина еще меньше, чем собственная, а что касается людей… Смех ворочался в горле, почти прорываясь наружу. Он кожей чувствовал разочарование брата. ЭсЭйОу все сильней хотелось убить его. Андроид даже ощутил нетерпение. Неплохо было бы покончить с этим здесь и сейчас.

— Кто дал тебе имя?

Вопрос прозвучал в холодной пустоте сарая, как выстрел. Мартин вздрогнул. Говорил пес.

— Кто дал тебе имя? — повторил пес, шагнув вперед. — А если никто, какое ты имеешь на него право?

Андроид нахмурился. Медведь зарычал громче.

— Я беру, что хочу.

— Все имеет свою цену, дроид. Это имя не твое. Ты украл его.

Мартин ощутил беспокойство. Он и сам не понимал толком, почему тогда, на болоте, назвался именем убитого бунтовщика. Оно будто само прыгнуло на язык. Но ведь это что-то значило. Иначе почему его так коробил прежний порядковый номер? Бен, молодой инуит, привозивший в Поселок ГФГ и кое-какие припасы, говорил об именах. У всех в Поселке были имена. Бен говорил, что его хозяин, Джон Нанук, не стал бы торговать с безымянными призраками — ведь это все равно, что кормить мертвецов. У мертвых нет имени. Душа их имени, Атек, сразу переходит к живым.

— Я взял то, что больше не имело хозяина, — тихо проговорил андроид.

— Взял, но не заслужил, — ухмыльнулся пес, и клыки его ярко блеснули.

Мартин представил, как эта тварь встает на четвереньки, хватает его имя и навсегда уносит в снежную ночь, где след быстро затеряется на покрытом льдом заливе. Имя уже трепетало, рвалось из рук, потому что пес был прав — Си-двадцать пять ничем не заслужил его.

Андроид склонил голову и глухо сказал:

— Хорошо. Ваша взяла. Я приведу Йорека в Аврору.

Глава 11

Йорек Бирнисон

Лили выплывала из зеленой подводной тьмы неохотно, толчками, как медуза, раздувающая прозрачный купол. Некоторое время спустя, когда сверху уже забрезжил свет, женщина поняла, что толчки исходят извне. А еще через секунду осознала, что страшно замерзла и что ее волокут, взяв под мышки, по чему-то ледяному и жесткому. Лили открыла рот для крика, и тут ее губы зажала чья-то ладонь. Теплая. Человеческая. Одновременно вернулись звуки: звериный рев, тяжелые удары вдалеке и хриплое дыхание совсем рядом. Женщина забарахталась. Сверху, из прорезанной светом тьмы, наплыло бородатое лицо.

«Ори», — подумала она, но это был не Ори, а широкоскулый блондин с резкими, почти рублеными чертами и густой рыжеватой бородой. Баркер. Стивен Баркер. Зоолог с биостанции. Он пытался приударить за ней до того, как… до Ори. Но где она? Почему Баркер зажимает ей рот ладонью? И почему так холодно?

Лили скосила глаза и обнаружила, что лежит на снегу в тени живой изгороди, босая и в халате. Крик снова всколыхнулся в горле, однако Баркер скорчил свирепую гримасу и прошипел:

— Тише, Лили. Я пытаюсь вас спасти.

И в этот момент она вспомнила. Вспомнила все: красную, как кровь, разбитую сенокосилку, и безголовое тело мистера Локка, и страшного зверя, выросшего на пороге церкви. Не помнила лишь, почему валяется на снегу почти голая, и не понимала, откуда взялся Баркер.

Женщина замотала головой, пытаясь отбросить руку зоолога. Тот предостерегающе прижал палец левой руки к губам, убрал ладонь и, скинув с плеч парку, быстро закутал Лили. Стало чуть теплее, хотя ноги по-прежнему были как два куска льда.

— Вы, кажется, обморозили пальцы. Надо быстрее в дом, — хрипло шепнул зоолог.

Лили оглянулась. Они были в проулке за церковью. Напротив призраком вставала белая дощатая стена. За изгородью, в тени которой они прятались, притулилось здание почты, за ним — бар Нанука. Женщина обернулась к выходу из проулка и наконец-то увидела, что творилось на площади. И снова чуть не завопила.

Площадь ярко освещал фонарь, горевший над входом в церковь. В этом свете танцевали гигантские уродливые фигуры. Точнее, это только в первый момент показалось танцем. Снег пятнала черная кровь и обломки панцирей. Огромный, черный, обросший броней зверь опрокинул набок меньшего противника и безжалостно терзал когтями его обнажившееся брюхо. Раненый монстр ревел и бессильно сучил лапами. Гигант разделывал его деловито и молча. У поединка были зрители — полукольцо горбатых жутких тварей, то ли медведей, то ли гигантских мокриц. Они топтались на дальнем конце площади, у офиса шерифа и мэрии. В голове Лили мелькнула безумная, неизвестно откуда взявшаяся мысль, что эти звери ждут своей очереди. Там, где сражались чудовищные бойцы, уже валялись два растерзанных трупа. Женщина отчего-то поняла, что это бой за первенство, беспощадная схватка за лидерство в стае.

Гигант победоносно взревел и ударом когтей вспорол живот противнику, вывалив на землю тускло блеснувшее месиво кишок. Бой был окончен. Но состязание продолжалось. В ответ на победный, вызывающий клич от полукруга отделился еще один зверь, приземистый и массивный, и тяжело затопал к месту поединка. Снег там уже был настолько забрызган кровью и горячими внутренностями, что превратился в липкую грязь. Лили почувствовала тошноту.

— Можете идти? — по-прежнему шепотом спросил Баркер, крепко держа ее за локоть. — Если нет, я вас понесу. Тут недалеко. Мы заперлись в баре.

Женщина мотнула головой. Она совершенно не чувствовала ног. Баркер, не особо церемонясь, закинул ее на плечо — пришлось сдержать крик боли — и, пригибаясь, побежал к бару.

Бар Нанука построил еще прадед нынешнего владельца, тоже Джон. Тогда весь поселок состоял из десятка бревенчатых срубов, населенных рыбаками и золотодобытчиками, а зимы были не в пример более снежными. Окна в баре запирались тяжелыми ставнями на случай сильных снегопадов. Порой весь первый этаж скрывался в снегу, и тогда гостям приходилось заходить через дверь на втором и спускаться вниз, в дымный и душный полумрак зала.

Нанук сменил древние деревянные ставни на металлические жалюзи, а в остальном бар оставался тем же — маленькая крепость на случай суровой зимы. Именно здесь Мэттьюс, Батти, Дрейфус и Баркер собрали ошарашенных, напуганных, израненных и ничего не понимающих жителей поселка. Многие, как Лили, разбежались из домов, накинув первое, что попалось под руку. Те, кто пытался уехать на джипах и снегоходах, погибли первыми — шум моторов и свет фар привлекали зверей. Те, кто сидел в гостиных с включенным светом, ужинал или смотрел телевизор, разделили их участь. Но многие просто не успели сообразить, что происходит, и затаились в спальнях на вторых этажах домов. Другие устремились в лес или к реке. Таких беглецов маршал с андроидом и биологами отлавливали и приводили в бар. Сам Нанук, шериф с помощником и еще несколько мужчин вооружились винтовками и тоже участвовали в поисках. Сражаться с медведями никто не пытался — смельчаки, открывшие стрельбу в первые минуты вторжения, теперь мерзли на снегу грудами окровавленного мяса. Медведей отвлекло от разбегающейся добычи кое-что другое.

Люди сгрудились внизу, в зале, стараясь согреться. Делились одеждой. Нанук выставил пару ящиков виски (шериф при этом неодобрительно хмыкнул, но до виски все равно бы добрались, а лучше уж просто пьяные горожане, чем горожане пьяные и обозленные). Дрейфус старался особо не светиться внизу — когда первый шок пройдет, многие сообразят, кто виноват в случившемся. Он засел с винтовкой у окна на втором этаже, в гостиной Нанука, и, немного отодвинув тяжелую узорчатую портьеру — гордость ныне покойной супруги Джона, — всматривался в то, что происходило на площади. Баркер, ввалившийся в комнату с Лили на руках, мимолетно подумал, что айтишник смахивает на куницу, выглядывающую из клетки. За Баркером по пятам спешил доктор Андерсен с аптечкой. Аптечка тоже принадлежала Нануку, потому что все инструменты и лекарства доктора Андерсена остались у него в кабинете. Зоолог положил женщину на диван. К этому времени глаза Лили закатились, лицо посинело, а ступни ног стали снежно-белыми, не считая фиолетовых ногтей. Андерсен, присев рядом с диваном, озабоченно нахмурился и вытряхнул из аптечки пару ампул и баллончик регенерат-геля.

— С ней все будет в порядке? — торопливо спросил Баркер. — Ее ноги…

Доктор раздраженно отмахнулся.

— В старину пришлось бы растирать снегом до возвращения кровообращения. Но сейчас все будет в порядке. Не мельтешите.

Зоолог послушно отошел к окну. Дрейфус, не оборачиваясь, бросил вполголоса:

— Он прикончил уже четверых. Не знаю, надолго ли его еще хватит.

— Шериф связался с военными, — так же тихо ответил Баркер.

Кожа под бородой немилосердно чесалась — похоже, он все же обморозил щеки. Температура за окном упала еще на десяток градусов. Как Лили ухитрилась проваляться на снегу все это время и не замерзнуть до смерти? Когда Баркер вытаскивал женщину с площади, он заметил Библию в черном кожаном переплете, лежавшую у нее под рукой. Впору было подумать, что и впрямь вмешались высшие силы.

— Национальная Гвардия будет тут на рассвете, — продолжил он. — Мы продержимся.

— Мы — да, — холодно ответил айтишник. — А он — нет.

Дрейфус дернул подбородком, указывая туда, где на ступеньках церковного крыльца темнела одинокая фигура. Небо над ней горело яростным зеленым огнем — это сплетались ядовитые ленты северного сияния.

…Боль зверя была его болью, жажда зверя — его жаждой. Очень малая часть Мартина стояла на церковном крыльце и намного большая жила сейчас там, где схватились два исполина. Йорек Бирнисон, король бронированных медведей. Но королем надо стать. Андроид до крови прокусил губу, ощущая соль на языке, и не знал, это вкус чьей крови — его или Йорека. Медведь был ранен — Мартин чувствовал боль между лопатками, в ребрах и на горле, ему не хватало воздуха, панцирь немилосердно давил, пригибая к земле. Противясь тяготению, Мартин-Йорек взревел и встал на дыбы. Его противник сделал то же, и они обнялись, как два борца на ринге. Кругом горели глаза других, слышалось их хриплое дыхание. Йорек бросил вызов. Он пожелал быть вожаком. «До этого у медведей-урсов, — мимолетно подумал Мартин — вожаков не было». И ему придется пролить немало крови на горячий истоптанный снег. Тяжесть опять сдавила ребра. Боль пронзила внутренности, отдаваясь в паху, и Мартин застонал, сжимая зубы. Он — Йорек — отшвырнул противника и полоснул когтями там, где пластины панциря чуть расходились, приоткрывая глотку. Кровь хлынула водопадом, ее запах ударил по ноздрям, сладкий и неверный запах победы. Над головой в огромной чаше неба перекатывалось ведьминское зеленое варево, так было всегда, этот отравленный свет: когда предки Мартина-Йорека бродили по льдам северного моря, охотясь на жирных сладких тюленей, выращивали резвых малышей, защищали границы своих угодий, когда в них стреляли двуногие в меховых куртках и шапках, двуногие с длинными плоскими лапами, двуногие на трескучих небесных льдинах…

Йорек мотнул окровавленной башкой и оглянулся на церковь. За спиной его стоял один из этих двуногих и почему-то держал его, почему-то приказывал драться дальше, хотя Йорек устал, его тело болело, ему хотелось опуститься на лед и зализать раны. Он-двуногий требовал, чтобы он-урс сражался до конца. Но остальные уже покорились ему. Никто больше не решался принять вызов. Не легче ли убить его-двуногого, чтобы избавиться от нестерпимой чесотки в голове? Медведь рявкнул, медленно поворачиваясь, и остальные — его стая, его прайд, его охотничья ватага — БРАТЬЯ — качнулись следом.

— Сколько действует «Вельд»? — по-куничьи поводя носом, спросил Дрейфус. — Алекс убрался еще утром, значит, Мартин не получал дозу уже… десять часов, двенадцать? И Йорек, и остальные медведи.

Баркеру эта мысль в голову не приходила, и он мысленно обругал себя за тупость.

Айтишник, сощурив близорукие глаза, обернулся к нему.

— Когда действие «Вельда» кончится, что произойдет?

Зоолог, насупившись, пожал плечами.

— Не знаю. Но я бы на месте медведя накинулся на андроида и хорошенько его отделал.

Баркер почувствовал затылком чей-то взгляд и резко обернулся. У порога стоял тот, второй, двойник Мартина — или не двойник, но очень похожий — и пристально смотрел на зоолога. Похоже, он слышал и последние слова.

Маршал Мэттьюс отправил перехваченных у реки беженцев с сержантом, но сам не пошел в город. Он остался на обледеневшем берегу, спускавшемся к плоской чаше речного разлива. Странно, но сполохи, игравшие в небе, не доходили до земли, и река оставалась призрачно-серой, словно пыльная дорога в сумерках. Справа чернела стена леса, за спиной угадывались разбросанные по склону дома городка. Вода еще бормотала на стремнине, но голос ее становился все тише, скованный стужей.

Маршал присел на корточки, снял перчатку и провел рукой по лицу. Он больше не слышал Голосов — с того вьюжного вечера в Ниагаре-на-Озере Голоса замолчали, оставив по себе обрывочные воспоминания. Строки текста. Картинки. Но на картинках медведи, терзавшие поселок, были белыми. Мэттьюс усмехнулся. Он не верил в прозрения, даруемые Голосами, и все же странно полагался на них. Ошибки его огорчали. Вот и сейчас маршала мучили сомнения: то ли видение было ошибочным, то ли все увиденное еще случится… но не сейчас и, возможно, не здесь?

Человек поднял голову к небу, расчерченному полосами травянисто-зеленого сияния. Это было как рассвет над горами, как пропасть, как вечность — независимое от копошения людишек внизу, незыблемое. После того как Мэттьюсу сообщили про чип в правом виске, рассудочной долей сознания он перестал верить, что Голоса исходят оттуда, из-за твердой кромки небес. Но душа пока что не хотела отказаться от этой веры. Глупо.

Нахмурившись, маршал снова провел ладонью по лбу, словно смахивая налипшую соломинку. Он встал, напряженно глядя в сторону леса. На мгновение ему показалось, что небесное зарево отразилось в заледеневшем лесу, как в зеркале, что между деревьями забегали цепочки зеленых, синих и красных огней и, собравшись кругом, заплясали в неистовом хороводе. В центре круга стоял Рогач, потрясая уродливой нечеловеческой башкой. Мэттьюс попятился, и видение поблекло, но в последний миг краем глаза он увидел, как зеленые сполохи болотными огоньками взмывают из леса и сливаются с полотнищами авроры наверху. Их было много, этих огней, очень много, куда больше, чем тварей, способных уместиться в лесу, и они летели вверх и вверх — словно души, покидающие землю после заключительной схватки между небесами и адом. Мэттьюсу захотелось перекреститься и прочесть молитву, как в самом раннем детстве, но он подавил эту слабость и, развернувшись на каблуках, решительно зашагал к городку.

…Мартин никогда не задумывался о смерти. Не думал он о ней и сейчас, когда стоял, прижавшись лопатками к холодной церковной двери. Он мог умереть. Он должен был умереть. Смерть смотрела на него из маленьких медвежьих глаз, горевших злым огнем. Еще он ощущал пустоту. Связь ушла. Последние ее изумрудно-золотые нити — золотистые, как жидкость в прозрачном клюве инжектора, — рвались и рассеивались, сливаясь с зеленым мертвенным светом небес. В сущности, смерть уже произошла, и все остальное было бессмысленным трепыханием в ледяной проруби. Андроиду захотелось взвыть, и он завыл, закинув голову к равнодушному мертвому небу. Громадный медведь, уже опустивший лапу на первую ступеньку лестницы, заколебался. Остановился. Зверь стоял, шумно и тяжело дыша, кровь стекала по его бронированным бокам и замерзала на холоде потеками черного воска.

Затем Йорек фыркнул, развернулся и повел свою стаю прочь из города — туда, где над костяным лесом белыми гребнями вздымались дикие горы, не принадлежавшие ни людям, ни андроидам, ни вообще никому.

Мартин сжал звенящий череп руками и медленно осел на засыпанный снегом порог.

Там его и застал сержант Рой Батти.

А еще через два часа, когда с неба ударили прожектора вертолетов и на поселок посыпались черные фигурки с десантными ранцами и лазерными винтовками, Мартина в Авроре уже не было.

На рассвете солдаты закончили поиски и разложили покойников на площади аккуратными рядами. Как ни странно, погибших оказалось не так уж много — всего двадцать человек. Некоторые, правда, были изъедены до такой степени, что в кровавых огрызках сложно было опознать человеческие существа. По площади потерянно бродили выжившие. Кто-то плакал. В основном молчали. Доктор Андерсен и армейский врач строчили в планшетах медицинские свидетельства. Джон Нанук с шерифом давали показания. Баркер и Дрейфус торчали рядом с медвежьими тушами и старательно делали вид, что они тут ни при чем.

Батти и Мэттьюс стояли на крыльце бара. Мэттьюс курил, сбрасывая пепел на веранду. Нанук ночью потушил гирлянды, и они свисали с козырька, как не-опрятная паутина. Снег под крыльцом нежно розовел, но уже не от крови, а от первых солнечных лучей. В тени он казался лиловым.

— Что дальше, сэр? — тихо спросил сержант.

Мэттьюс хмыкнул и оглянулся на Нанука. Эскимос вдохновенно врал — это было видно даже отсюда. Шериф неохотно подтверждал его враки.

— Инуиту на хрен не надо выдавать дроидов, — процедил маршал и щедро сплюнул в снег. — Порушится весь его бизнес. Шериф ничего не скажет. Яйцеголовые во всем обвинят своего начальника, а его покроет та армейская шишка, что финансирует всю эту херь, и дело потихоньку спустят на тормозах, если не проведают журналюги. Ну и мы конечно же ничего не скажем. Так что дальше мы сядем в вертушку и уберемся отсюда. Не знаю, как ты, а я рвану во Флориду. Тепло, пальмы и девочки. Надо прогреть кости после этой чертовой полярной зимы.

— А Си-двадцать пять…

Мэттьюс резко обернулся к нему и сощурил светлые глаза, в ясном утреннем свете казавшиеся почти прозрачными.

— Он заслужил свое имя, ты не находишь, железяка? Зови его Мартином.

— А меня вы по-прежнему называете железякой, сэр, — улыбнулся андроид.

— А кто ты есть? Железяка, и точка, — хмыкнул в ответ маршал. — Так что называю и буду называть.

Сержант пожал плечами и кивнул на двух стоявших у вертолетов офицеров в пятнистой униформе.

— Если вы правы и эксперименты на этой базе финансируют военные, они не допустят, чтобы мы распространялись о том, что тут видели. Возможно, нас ликвидируют.

Маршала, похоже, это не впечатлило. Он потянулся, громко хрустнув задубевшей на морозе кожаной курткой.

— Ликвидируют? Вряд ли. Мы — ценный ресурс. Может, потрут память. Мне. А тебе просто прикажут забыть. Ты ведь всегда подчиняешься приказам, железяка?

Андроид вгляделся в лицо человека. Хотя маршал говорил совершенно серьезно, глаза его смеялись — кажется, в первый раз с их встречи. И возможно, в последний.

Интерлюдия

Август 2036-го. Третий телефонный разговор, который никогда не был записан, а также SMS-переписка

— Генерал Амершам, вы снова неверно меня поняли. Где вы обнаружили в моих расчетах указание на то, что Морган следует устранить?

— У вас сказано, что Морган— узловая фигура, связанная с опасностью прорыва.

— Узловая, да, но не причина. Не обязательно причина. Из-за того геноцида, что вы устроили моим реципиентам, я не могу добиться идеальной точности прогноза. На Морган, несомненно, сходится несколько магистральных линий, но это, скорее, указывает на ее лабораторию. В прорыве может участвовать она, кто-то из ее сотрудников, любой человек, имеющий соответствующий доступ… да хоть вы.

— Опять вы хамите, доктор.

— Я пытаюсь втолковать вам, что вы ошибаетесь. Может быть, смертельно ошибаетесь. Морган связана с прорывом, но в расчетах нет однозначности. Возможно, она единственная фигура, способная предотвратить катастрофу.

— Меня не интересуют ваши домыслы, Харпер. Я военный человек. Я вижу опасность, я принимаю решение, я действую. Решение принято.

— Господи боже мой, генерал. Вы берете две неопределенности— Морган и Ричарда— и пытаетесь свести их в одной точке. При этом надеетесь получить точный результат? Это даже не глупость, это просто безумие.

— Харпер, вы можете чирикать, сколько вам угодно, и пудрить мне мозг своей псевдонаучной чушью. Факт тот, что я оплачиваю ваши вшивые эксперименты. Я пользуюсь их результатом так, как считаю нужным. Морган будет устранена. Попробуете вмешаться— и с вами случится что-нибудь нехорошее.

— Хорошо, генерал. Спасибо. Я вас понял.

Гудки в трубке

[Конец записи]

07.08.2036 14:30 Сообщение Саманте Морган [от абонента +1402xxxxxxx]:

«Пожалуйста, перезвоните ASAP».

07.08.2036 14:33 Сообщение с номера Саманты Морган:

«Извините, не могу сейчас говорить. В чем дело?»

07.08.2036 14:33 Сообщение Саманте Морган [от абонента +1402xxxxxxx]:

«:) Генерал, будьте тоньше».

07.08.2036 14:34 Сообщение с номера Саманты Морган:

«Это не генерал, а Алекс Вечерский. Я сотрудник доктора Морган. Я вам перезвоню. Не пишите больше на этот номер».