«МиГ» – перехватчик. Чужие крылья Юров Роман

— Так вот почему трясло, — догадался Виктор, — из-за винта все… Слушай, Палыч, давай помогу.

— Командир, иди, отдыхай, у меня тут помощников выше крыши, есть кому гайки крутить…

Ужин прошел уныло, в похоронном молчании. После обеда снова летали полком, прикрывать полк СБ. В этот раз немцы бой приняли, дрались яростно и упорно. Никифоров, командир первой эскадрильи, сумел сбить одного врага, однако и немцы не остались в долгу, сбили два бомбардировщика. Пилот первой эскадрильи, Сергей Лисичный, недавний герой, заваливший «мессера», также был сбит в этом бою. Его горящий «МиГ» упал в окрестностях Таганрога, парашюта никто не видел. Многие машины в полку получили повреждения. И теперь все летчики вяло ковыряли свои порции, изредка тихо переговаривались. Ощущение было такое, словно находишься на похоронах, даже наркомовские сто граммов не сумели разгладить обстановку…

После ужина Виктор направился к замеченной ранее колхозной ферме. Снег весело поскрипывал под ногами, взошедший месяц хорошо освещал заснеженную степь. Вот и ферма. Он быстро забрался на кучу, устроился поудобнее и принялся ждать. Как она тут оказалась — неясно. Может, война помешала увезти свеклу на переработку, а может, чье головотяпство — никто уже не скажет. Тем не менее приличная гора свеклы, порядка сотни тонн, осталась лежать под открытым небом никому не нужной промерзшей горой. Однако, несмотря на то что она промерзла, ни зайцам, ни оставшимся местным жителям, что часто наведывались сюда с мешками, это, видимо, не мешало. Заячьими следами здесь все было буквально затоптано. Снега выпало непривычно много для этих мест, вот косые и облюбовали себе большую кормушку.

Накануне он зашел к механикам, разжился фонариком и, воспользовавшись кусачками, обкусил скругленные головки пуль в обойме. Конечно, точность у таких пуль убогая, но на пару десятков метров хватит, а больше и не надо. Заяц на рану очень крепкий, а Виктор хорошо себе представлял, как «шьет» «ТТ» и бежать километр по снегу за умирающим подранком ему не хотелось.

Первый заяц показался минут через десять, темной тенью выделяясь на белом фоне заснеженной земли. Он настороженно подбежал к куче, шурша по снегу, принялся хрустеть промороженной свеклой и замер, освещенный ярким светом фонарика. Выстрел на морозе прозвучал каким-то жалким хлопком, зато от вспышки пламени и света фонарика Виктор ослеп. Однако все оказалось зря, он промахнулся. Заяц серой тенью удирал в спасительную тьму, а незадачливый охотник, беззвучно матерясь и моргая, так и сидел, карауля следующую жертву.

Второй зверек прибежал скоро, буквально минут через пять. Теперь Виктор стрелял без фонарика, тщательно целясь в серую, расплывающуюся на фоне незанесенной снегом свеклы фигуру. Снова тихий хлопок выстрела, ослепляющая глаза вспышка, и белые пятна в глазах. Шум на снегу показывал, что в этот раз он попал. Заяц бился в агонии, рассыпая на снегу кажущиеся черными в ночи капельки крови.

— Ну, с первой кровью! — поздравил Виктор сам себя. Раньше… или нет, не раньше — позже, по этому поводу проводился целый ритуал. В конце захода быстренько, на скорую руку накрывали стол на капоте машины, разливали по стопочке и под немудреную закуску поздравляли стрелка. Сейчас же… свои сто граммов Саблин употребил еще за ужином…

Мороз усиливался, несмотря на унты и меховой комбинезон, сидеть на куче промороженной свеклы было некомфортно. Тем не менее за час с небольшим он добыл четырех зайцев. Конечно, это неспортивно, и сам Виктор такое занятие охотой не считал, но макароны надоели, а зайцев тут действительно было много. Запихав добычу в заранее припасенный мешок и похвалив себя за предусмотрительность, — не придется пачкать комбинезон кровью, он отправился домой. По дороге решил заглянуть к техникам, отдать фонарик. Благо там кто-то еще не спал, сквозь неплотно задернутые шторы светомаскировки пробивался слабый лучик света.

К его удивлению, Шаховцев, Палыч и еще трое техников их эскадрильи еще ужинали. Расположившись за большим столом, они устало ковыряли остывшие макароны, запивая холодным чаем. Виктор поразился, насколько у них был усталый вид. Красные, распухшие руки с въевшимся в кожу маслом и грязными ногтями, измученные лица с черными пятнами от обморожений, — видимо, недавно пришли с аэродрома, закончив ремонт.

— Николай Николаевич, я вам фонарик принес, спасибо!

— А, Саблин, с тебя за фонарик пять зайцев. Много настрелял? — хриплым, простуженным голосом спросил Шаховцев.

— Я думаю, торг здесь уместен, — засмеялся Виктор, — нож дадите хороший и керосинку не мешало бы.

— Слушай, — сказал ему Палыч, доставая откуда-то финку, — а тебе их шкуры нужны? Кстати, наш самолет я починил.

— Спасибо, Палыч, — искренне обрадовался Виктор, — а шкуры мне не нужны. Зачем? Если хочешь, забирай, постараюсь аккуратнее их снять, только их еще выделывать надо, знаешь?

— Да, знаю, — буркнул Палыч, — есть тут умелец. Пойдем, посвечу. Там вон, фартук возьми, запачкаешься…

С зайцами Виктор управился быстро, благо там особых навыков и не надо. Снимал шкуры, потрошил, складывал в ведро, пересыпая снегом. Палыч только сопел, глядя, как быстро он с ними разделывается. Закончив работу, Виктор умылся, полюбовавшись ножом, вернул его хозяину.

— Хороший нож, удобный, острый. Сам делал?

— Сам, — ответил Палыч, — еще в финскую. Вот с тех пор с ним не расстаюсь. Тогда также холодно было…

— Да. Хороший нож. Ладно, пойду я. Держи, Палыч, зайца, с мужиками приготовите. На суп он не очень, постный, но тушить самое то.

Месяц уже зашел за облака, когда Виктор пошел домой, скрипя снегом по заметенным улицам ночного хутора, натыкаясь впотьмах на заборы и влезая в сугробы. А Палыч все стоял, задумчиво смотря ему вслед и что-то тихо бормоча себе под нос.

Глава 5

Над аэродромом темно, и так будет долго. Солнце еще не взошло, но низкие облака и изредка срывающийся снег говорили о том, что погоды, скорее всего, не будет.

— И зачем было будить в такую рань, — злобно шипит Игорь, выпрыгивая из полуторки, — ведь ясно же, что погоды не будет. Дали бы выспаться по-человечески…

— Точно, — поддержал его Вахтанг, — вчэра просидели весь день в землянке, зачем?

— Разговорчики! — обрезал нытье Шубин. — Все вам языками чесать. Идите, тута, занимайтесь…

Летчики, проваливаясь по выпавшему за ночь снегу, пошли к самолетам. Мимо, оставляя за собой относительно чистое пространство, протарахтел трактор с прикрепленным отвалом, БАО включился в работу по очистке взлетной полосы. На стоянке механики орудовали лопатами, очищая стоянки и рулежные дорожки. Палыч, весь мокрый от работы, с красным лицом, отрапортовал о готовности самолета к полету. В руках при этом, словно знамя, он держал снеговую лопату.

«Вот вредная зараза, — чертыхнулся про себя Виктор, — вот не может без фокусов».

Он пошел проверять. Обошел самолет, осмотрел, посидел в кабине. Все было нормально, двигатель прогрет, баки полные. Бери и лети. Палыч, пыхтя, словно паровоз, все еще вяло ковырялся в снегу. Стало немного светлее, но мороз не ослабевал, пощипывая лицо, норовя забраться внутрь мехового комбинезона. Решив немного согреться, он забрал у техника лопату и принялся за работу. Снег словно попятился от натиска сильного молодого тела, лопата мелькала в руках, разбрасывая легкую белую массу. Виктор сразу вспомнил свою армию, длинную дорогу в их части, ежеутренний псевдомоцион с лопатами и скребками. Тогда снег был врагом, он ненавидел его всей душой, а работа по уборке была противной обязанностью. Сейчас то же самое приносило только удовольствие…

Снова набились в землянку, растопили печку. В землянке полумрак, света от печки и коптилки мало, поэтому отчетливо видно мерцание папиросных огоньков. Летчики молчат, кто задумался о своем, кто курил, Виктор же решил «добрать». После ночной охоты спать хотелось неимоверно, он приткнулся в углу и сразу провалился в сон. Разбудил его Шубин.

— Вставайте, тетери, устроили тута лежбище морских котиков. — Лицо комэска прямо-таки лучилось оптимизмом и энергией, сонному Виктору это не нравилось. — Давай, Саблин, поторапливайся, со мной полетишь, чтоб знал, тута, как по ночам шляться…

Однако их вылет не заладился, низкая облачность и метель на маршруте обусловили отвратительную видимость. Пришлось возвращаться и лететь снова. Через четыре часа снегопад закончился, облачность поднялась, а небо прояснилось и посветлело, когда два «МиГа» снова оторвались от снежной полосы.

И вновь полет над белой землей. Под крылом проплывают затихшие деревеньки, ни единой души на улице, только дым из труб показывает, что там еще есть жизнь.

Под Марьевкой их обстреляли «эрликоны». Может, немцы ошиблись с определением расстояния, а может, специально отгоняли издалека, но внезапно недалеко от «МиГов», выросла стена из маленьких вспышек разрывов. Пришлось уйти за облака, обходя опасный район… На обратном пути, неподалеку от линии фронта, Виктор увидел какую-то странную лишнюю тень, пересекавшую их курс. Приглядевшись, он увидел пролетающий ниже одиночный самолет.

— Видишь? — раздался в наушниках хрипловатый голос командира. — Это костыль. Сейчас пусть немного пройдет, а потом падай за ним и сзади-снизу атакуй. Я прикрою.

Виктор потянул ручку, сваливая машину в пике, провалившись чуть ниже немца, выровнял самолет и устремился вдогонку врагу, быстро его настигая. Вражеский корректировщик «Хш-126», прозванный на фронте «костылем», стремительно рос в прицеле. Виктор понял, что его увидели, когда пулемет стрелка развернулся в его сторону, однако немцы пока не маневрировали, выжидая, пока истребитель приблизится…

В наушниках, сквозь треск помех, раздался спокойный голос Шубина:

— Ближе, ближе подходи, заходи снизу и в упор, тута его бей.

«Как же в упор? — подумал Виктор. — Они же меня видят, сразу увернутся, ведь моя скорость выше раза в два. Надо сейчас бить…»

Он прикинул дистанцию, до врага было метров четыреста, однако расстояние быстро сокращалось, увидев, что «хеншель» собирается довернуть вправо, а пулемет стрелка озарился вспышками, он быстро вынес упреждение и нажал на гашетки. Самолет мелко задрожал, выплевывая килограммы свинца, запах сгоревшего пороха проникал в кабину, моментально выдуваясь в открытый фонарь. К его удивлению, он попал. Очередь легла точно в мотор и фюзеляж начавшего поворот врага. «Костыль» сразу вспыхнул и, продолжая начатый маневр, устремился к земле. От него отделилась черная точка, забелело пятнышко парашюта. Обреченная машина прочертила короткую черную дугу и рухнула в поле, оставляя на месте своей гибели чадный столб дыма.

Обратно Виктор в буквальном смысле летел, как на крыльях, эмоции переполняли его, и мир казался прекрасным. Его не мучила совесть, что среди горящих обломков «хеншеля» валяется убитый им немецкий летчик, а второй лежит неподвижно, среди заснеженной степи. На их судьбу ему было плевать. Он даже не думал, что эту победу ему фактически подарил ведущий — Шубин. Он был счастлив, считая себя непобедимым. Потому что сегодня он сам сбил врага!

На аэродроме его первым поздравил комэск, улыбаясь, пожал руку, но затем попенял:

— Надо тута ближе подходить. Чтобы заклепки было видно. Тогда шкасы бьют хорошо, как пилой режут. Но ты все равно молодец, прям снайпер.

Потом поздравляли остальные летчики, техники. Комиссар полка, оказавшийся по случаю на стоянке, едва не закатил по этому случаю митинг. Виктор ходил опьяненный радостью от этой неожиданно легкой победы. Казалось, что и дальше все будет так же легко.

Вечером, в столовой, комэск налил ему порцию водки заметно большую, чем остальным.

— Ну, с почином! Ловко ты своего первого срезал, — начал он своеобразный тост. — И главное, я кричу по радио: «Ближе подходи», — а он как дал короткой очередью, метров с четырехсот, — приукрасил чужую победу комэск. — В общем, чтобы тута таких побед было больше!

Летчики зашумели, присоединяясь, поздравляли с победой. Обстановка была праздничная, никоим образом не напоминала похоронный вчерашний ужин. Летчики сидели оживленные, ведь сегодня косая прошла мимо, а значит, можно выпить свои законные и радоваться жизни. Про вчерашнее настроение и погибшего Лисичного никто не помнил. Жизнь на войне — штука тонкая, обрывается легко и быстро, так чего плакать. Радуйся, пока живешь, благо этой гарантированной жизни осталось до завтрашнего утра, до нового вылета…

После ужина всей эскадрильей отправились домой. К ним по дороге, видимо, на запах заячьих котлет присоединились Сергей Никифоров, комэск первой эскадрильи со своим замом, лейтенантом Лешей Васиным. Это была колоритная парочка. Здоровенный широкоплечий Сергей с роскошным пшеничным чубом и маленький чернявый, как цыган, но шустрый Васин. Хорошо посидели, объедаясь чудесными котлетами под мутный, вонючий самогон. В итоге выпили немного, граммов по двести, но Виктора с непривычки развезло. Он сидел за столом и глупо улыбался, ему было хорошо. Все летчики, даже малознакомый строгий командир из первой эскадрильи, казались такими родными, хорошими людьми. Заканчивался еще один день долгой войны…

Наутро распогодилось, снегопад пошел на убыль и вскоре совсем прекратился. Низкие облака поредели, и кое-где между ними уже пробивалось солнце, освещая засыпанное снегом пространство. Полк сразу же включился в работу, словно пытаясь наверстать утраченное время. Пары и звенья поднимались в небо и садились обратно, старательно, словно дворники-таджики, сметая снег с взлетной полосы. Виктор давился надоевшими макаронами, с утра они уже сделали вылет на патрулирование, готовились к следующему, и пока техники готовили машины, летчики торопливо поглощали завтрак, расположившись на чехлах, под крылом самолета комэска.

— Ну, хоть мяса вчера наелись, теперь и макароны нормально идут, — Вадим был само благодушие.

— Да, — подтвердил комэск, — славно вчера посидели. Витя, ты как-нибудь еще зайцев настрелять сможешь?

Тот пожал плечами. Охотничье счастье переменчиво, гарантировать сложно. Вчера зайцы были, а сегодня могут уже не появиться.

— Я схожу, как стемнеет, — ответил он, — посмотрю. Только патроны надо.

— Там сегодня охотников будет больше, чем зайцев, — с набитым ртом влез в беседу Нифонт, — весь полк только про зайцев говорит, и БАО тоже. Наши механики уже команду готовят, в наганах патроны переснаряжают. Наделал ты, Вить, делов…

— Черт, — огорчился Вадим, — про конспирацию не подумали. Плакали наши котлеты.

— Я им покажу команду, — Шубин разозлился, — там сегодня ночью весь полк собирается с фонариками сидеть? Черт знает что. Охотники сраные. Я им покажу охоту! Постреляют тута друг друга на хрен. Где Шаховцев? — крикнул он. — Подайте его сюда!

— Надо было вам, Дмитрий Михайлович, — Нифонт наконец-то проглотил свои макароны и начал говорить более внятно, — Галку обработать, тогда бы все прошло шито-крыто, а котлеты были бы еще вкуснее.

— Лейтенант Нифонтов, — Шубин явно разозлился сильнее, — что-то ты слишком часто несешь всякую херню, о которой не имеешь ни малейшего представления. Трахаешь свою Вальку, вот и дальше трахай, а в чужие дела не лезь…

Нифонт, не ожидавший такой вспышки, испуганно примолк. От дальнейшего разноса его спасло появление Шаховцева. Видимо, его оторвали от завтрака, он все еще что-то пережевывал, пытаясь вытереть рот какой-то грязноватой тряпкой.

— Товарищ старший техник, — злой командир перешел на официальное общение, — до меня дошли слухи о планируемой охоте на зайцев. Так вот, я запрещаю личному составу эскадрильи в этом участвовать. Любой, кто будет обнаружен за пределами расположения части без моего на то разрешения, будет объявлен дезертиром. Сообщите это всем своим подчиненным.

— Есть, товарищ майор! Только как я это им объясню? Первая эскадрилья будет зайцев жарить, а мы смотреть и слюной давиться? Люди и так злые и уставшие…

— Я поговорю с Мартыновым и Никифоровым, — командир резко махнул рукой, — подумаем. Но любую самодеятельность я запрещаю. Самолеты готовы? Хорошо, идите. Так, мужики, — продолжил он, — давайте, тута, доедайте, поторапливайтесь. Через семь минут «пешки» подойдут, будем прикрывать. Вадим, вы слева будьте, повыше метров на пятьсот, поднимитесь, но так, чтобы нас видеть, и шире станьте, на пару километров. Про рацию, тута, не забывайте. И по сторонам не зевайте, погода хорошая, «мессера» могут быть.

Опять в небе. Тучи больше не закрывают солнце, оно освещает заснеженную поверхность, подсвечивая редкие облака. Небо голубое-голубое, редкость для зимы, ослепительно-белый фон земли создает незабываемый контраст, редкую по красоте картину. Внизу проплывает пятерка «пешек». Они тоже выкрашены в белый камуфляж, но облезшая побелка по зеленой краске резко отличается от слепящей снежной белизны земли.

Слева, еще левее и выше пары Петрова летят «мессеры». Тоже пара. Они пристроились еще до линии фронта и теперь двигаются параллельным курсом, выжидают. Отогнать их невозможно, остается только терпеть. Скоро цель, старая знакомая железнодорожная станция — «пешки» ее недавно уже бомбили. К «мессерам» пристроилась еще пара. Они быстро собрались, двое отделились и пошли в атаку на пару Петрова. Вадим развернулся, встречая немцев в лоб, те сразу отвернули. Однако на них сразу же накинулась вторая двойка врагов.

— Вадим, если будут зажимать, отходи под нас, прикроем, — раздался в наушниках спокойный голос командира. — Витя, набираем высоту, смотри тута внимательно, они могут нас отвлекать.

Виктор смотрел, постоянно вертя головой, до боли всматриваясь в пространство. Немцы — вояки опытные, могут устроить любую пакость, надо быть всегда настороже. Уже обе пары немцев наседали на Вадима и Нифонта, те уклонялись от атак, огрызались и, снижаясь, пытались уйти в сторону Шубина.

— Смотри тута, — продолжил командир, — немцы уже на нашей высоте, и скорости у нас равные. Видишь? — спросил он, как будто Виктор мог ему ответить. Голос ведущего был на удивление спокоен, как будто он сейчас не вел воздушный бой, а проводил его разбор на земле. — Вадим, мы атакуем, потерпите еще минутку.

— Давай, командир, не тяни. — Голос у Петрова был хриплый от напряжения.

Пара Шубина, разгоняясь, помчалась в клубок дерущихся истребителей. Немцы, не желая подставляться под их атаку, мгновенно развернулись и с небольшим снижением вышли из боя.

— Фух, спасибо, Дима, вовремя, — раздался хриплый голос Вадима, — еще немного, и хана бы нам пришла. Вот с-суки…

Так заслуженно обозванные, немецкие истребители тем временем набирали в стороне высоту. Похоже, их нисколечко не волновало то, что бомбардировщики уже подошли к цели и, несмотря на яростный огонь зениток, успешно отбомбились.

«Дежавю, — подумал Виктор, — я ведь это уже где-то видел».

Сверху, сквозь дым и пыль, четко виднелись маленькие воронки попаданий, большинство из них легли в стороне, но станции тоже досталось. Было видно, как в одном из эшелонов загорелись вагоны, заволакивая все дымным облаком. Весело разгоралось какое-то станционное здание, у другого отсутствовала крыша. Однако и немецкие зенитчики тоже в долгу не остались. Один из бомбардировщиков, с отбитой прямым попаданием снаряда плоскостью, кувыркался к земле, словно сорванный с дерева осенний лист. Из его пробитых баков выливался бензин, загораясь в воздухе, оставляя завораживающе красивую в своей жути картину гибели самолета. Второй бомбардировщик, дымя поврежденным мотором, отставал от общей группы, оставшиеся машины начали растягивать строй, стараясь выйти из-под обстрела зениток.

— Да что же они, гады, делают, — закричал Шубин, — опять, тута, расползаются…

К немцам подошла еще пара, некоторое время они летели все вместе, рядом, словно совещаясь, а потом сразу две пары накинулись на наших истребителей. Шубин маневром уклонился от атаки, однако немцы оказались настырные, насели снова, пришлось встречать их лобовой атакой. Они отвернули и сразу с переворота постарались зайти в хвост. Дальнейший бой напоминал какую-то адскую карусель, противники отчаянно маневрировали, стараясь уничтожить друг друга.

— Третья пара, — закричал Петров, — третья пара «пешек» пошла… Нифонт, левей бери, врежь ему, врежь…

— Саблин, отбей их атаку, — сквозь треск эфира донесся голос ведущего. — Я прикрою, если что.

Виктор сразу с переворота кинулся к бомбардировщикам. Те растянулись, трое уже собрались в клин, четвертый же сильно отстал, причем дистанция все увеличивалась. «Мессеры», разгоняясь с высоты, нацелились на этого, отставшего бомбардировщика. Со стороны это смотрелось даже красиво, если бы не было так страшно. У поврежденной «пешки» против пары эти стремительных и опасных, словно акулы, охотников шансов очень мало. Виктор шел им наперерез, однако, несмотря на громадную скорость, немного не успевал.

— Отсекай, отсекай! — закричал комэск. Виктор с трудом узнал его голос. Усталость, волнение боя и помехи исказили его так, что казалось, будто говорит старик. — За тобой наша пара и гонится, но далеко. Отсекай, я прикрою.

До «мессеров» было метров семьсот, они нагоняли «пешку», еще немного, и будет поздно. Виктор вынес прицел и принялся стрелять заградительными очередями, стараясь отогнать «мессеров» от «пешки». Красно-белые росчерки трассеров таяли вдали, мелькая то перед носом ведущего «мессера», то вообще далеко за его хвостом, разброс на такой дистанции был очень большим. Однако этого хватило, «Мессершмитты» прекратили атаку и правым разворотом потянули наверх.

— Отлично, — голос комэска дрожал от возбуждения, — у тебя пара на хвосте, уходи влево, в вираж. Наверх не лезь. Вадим, какого вы там хера яйца чешете? Давайте сюда.

Виктор обернулся, сзади, догоняя, висела пара «мессеров», выше и дальше мелькал «МиГ» Шубина. Вот пропал ни за грош. Он прибрал газ, затяжелил винт и потянул в левый вираж. Перегрузка вдавила в сиденье, в глазах потемнело. «Мессера» не сумели вписаться в вираж и промчались в стороне.

— Прикрой, атакую, — Шубин уже летел за ведомым «мессером», видимо, намереваясь расстрелять его в упор, однако на него уже заходила пара, что атаковала «пешку».

В отчаянии, что не может предупредить об атаке, Виктор бросил свой истребитель наперерез, обстреливая «мессеров» на встречном курсе, издалека. Враги отвернули, однако Шубин тоже бросил свою жертву. Противники разошлись, выжидая, словно боксеры расходятся по углам ринга после жесткого клинча.

Некоторое время так и летели, четверка над дымящей «пешкой» и шестерка «мессеров» впереди. Остальные «пешки» сильно оторвались и маячили впереди жирными черными точками. Пара «мессеров», разгоняясь, устремилась за ними, остальные же вверху.

— Вот тупые бомбовозы, — судя по голосу, Шубин был вне себя от злости, — ну раз бросили своего, так тикали бы, тута, домой быстрее. А так всем гадость сделали… Козлы… Группа, внимание, идем за тройкой «пешек». «Мессеров» отсечь. Вадим, прикроешь.

— Командир, а «пешка»? — недоуменно спросил Вадим. — Сожгут ведь.

— Выполняем, — Шубин говорил с какой-то обреченной усталостью, это слышалось даже сквозь треск помех. — Или она, или полгруппы тут положим. Выполняем.

«Мессера», увидев сзади противника, от атаки отказались и привычно отошли вверх и сторону. «МиГи», насилуя моторы, догоняли ушедших вперед бомбардировщиков. Сзади же ведущий «мессер», с разрисованным абщюсбалками килем, занял удобное положение для атаки. Переворот, разгон с высоты, и длинная очередь легла в обреченную «пешку», дырявя дюралевую оболочку, решетя баки и системы самолета. Горящий бомбардировщик начал медленно заваливаться на крыло, наконец свалился на спину и закувыркался в смертельном штопоре. Черный дымный столб, далеко видимый на белом покрове земли, поднялся ввысь, пачкая голубое небо, выступая немым укором тем, кто остался жив.

«Мессера» отстали, словно волки, отбившие от стада больного оленя, они еще немного покружили в стороне и повернули на свой аэродром.

После посадки Виктор с размаху кинул мокрый от пота шлемофон в снег. Было стыдно и обидно. А еще его переполняла злость, злость на собственное бессилие. Он понимал, что бомбардировщики сами бросили своего на смерть. Но это не укладывалось в голове. Про авиацию времен войны он помнил немного, однако из тех немногих прочитанных книг о войне выходило, что советские летчики никогда не бросали своих и дрались до конца. Однако память плохо сочеталась с тем, что он сегодня увидел.

Не спеша собрались на разбор полета. Обычно после вылета все улыбались, шутили. Сейчас сходились молча, с недовольным видом, стараясь не смотреть друг на друга. Мало курящий Петров садил одну папиросу за одной. Виктор, забрав у Палыча свою ушанку, задумчиво теребил застежки сохнущего шлемофона. Нифонт молча ковырял носком унта снег. Шубин подошел медленно, вразвалочку. Щелкнув предметом зависти всей эскадрильи — трофейной зажигалкой «Zippo» (Виктор постоянно недоумевал, как американская зажигалка попала на Восточный фронт), начал воспитание:

— Саблин, хватит уже шлемофон мять, это тебе не бабьи сиськи. Что, тута, носы повесили? Отвыкли по соплям получать? На войне всякое бывает, так что зря отвыкли. А мы правильно действовали, так что хватит тута…

— Но ведь можно было пару оставить с «пешкой», а парой ту тройку прикрыть. — Виктор никак не мог смириться со случившимся.

— Можно, — легко согласился комэск, — но смотри тута, что получается. Их шесть нас четыре. У них одна пара всегда свободна. Драться вчетвером против шести лучше, чем вдвоем против четырех. Если бы эти дурни, тута, своего не бросили, глядишь, мужики живы остались. Хотя кто его знает, немцы тогда так просто не отстали бы. А вот разделись мы — половина бы там точно легла. Вот такая, тута, мать ее, арифметика.

Так что пойдемте все на КП, будем рапорта писать. Эти жопоголовые наверняка нас обвинят, что мы их не прикрыли. Поэтому надо нам свои бумажки иметь, пока самолеты готовят, как раз и напишем. Нифонт, ты, если что, спишешь у Саблина. Хе-хе, твоим, Витя, прошлым рапортом, весь штаб зачитывался. У тебя писателей в роду случайно не было? Будешь теперь на всю эскадрилью наградные писать. Почитают наверху твое представление, и бац, вместо Красной Звезды — Знамя дадут. Хе-хе. Так что ты не теряйся тута, бери за то бутылкой и командиру не забывай наливать, за науку.

«Да у него самого на душе кошки скребут, — догадался Виктор про комэска, — вот он и пытается острить». Под такие невеселые мысли следом за остальными летчиками он направился на командный пункт.

КП представлял собой четыре близкорасположенные землянки, в которые, словно сельди в бочку, набились различные полковые службы. Кто есть кто в этом хаосе, Виктор особенно не разбирался, однако, глядя на мельтешащих тут людей, его посетила мысль об огромном количестве дармоедов, которые оккупировали штабы, тылы и готовы были на любую работу, лишь бы оказаться подальше от фронта. Может, он был и несправедлив, но количество людей, отирающихся вокруг штаба, явно превышало число оставшихся в полку пилотов. Они зашли в крайнюю землянку и, как оказалось, попали в своеобразный тамбур. Виктор, ничего не видя в полутьме, налетел на какой-то стол, едва его не перевернув, что вызвало недовольное бурчание сидящего за ним субъекта. Чуть ли не насильно усаженный Нифонтом на лавку, он кое-как осмотрелся, привыкая к темноте. Несмотря на низкий потолок, землянка была довольно крупная и разделялась на несколько небольших закутков, огороженных от своеобразного тамбура солдатскими одеялами и плащ-палатками. Из левого закутка слышался треск пишущей машинки, раздавался монотонный мужской голос. Большую же часть тамбура занимал грубо сколоченный стол, за которым некогда восседал сержант-писарь. Сейчас он с печальным видом разглядывал залитый чернилами документ, нехорошо при этом посматривая на Саблина.

Шубин довольно осклабился:

— Говорил я тебе, Ерохин, убери отсюда стол, людям мешает. Вот будешь теперь знать… Значит, так, пишите, тута, рапорта. Витя, ты смотри, если будет время, то и за меня напиши, я потом почитаю, подпишу. Смотри тута, акцент делай на управление группой по радио в бою с превосходящими силами и на то, что эти дурни сами своего бросили. Ну, ты вроде как умеешь. Давайте тута…

Он еще раз победно посмотрел на понурого писаря и, привычно раздвинув грязные одеяла, зашел в закуток. Виктор не мог слышать, с кем и о чем разговаривает комэск, сквозь треск машинки, доносились только отдельные слова и фразы.

Писарь передал Вадиму несколько листов бумаги и демонстративно вышел на улицу. Они втроем втиснулись за стол, принявшись за чистописание. При этом Нифонт регулярно мешал писать, забирая у Виктора лист, пытаясь разобрать его почерк в неровном свете керосинки. Они уже заканчивали, когда одеяла распахнулись и в сопровождении комэска показался начальник штаба — майор Прутков. Майор махнул рукой, усаживая вскочивших было летчиков, и они оба заспешили на улицу.

— Бегают чего-то, — Вадим широко зевнул, показав крепкие белые зубы, — видно, полетим сейчас. Эх, сейчас бы добрать минуток триста. Ладно, я пойду курить. Валера, ты идешь?

Тот отрицательно мотнул головой, с усердием выводя на рапорте свою подпись. Затем прислушался, его глаза загорелись азартом, и он, сунув свой рапорт Виктору, ловко юркнул в левый закуток. Треск машинки сразу прекратился, послышались легкий шум, потом какой-то сдавленный писк и тихий женский смех.

«Все ясно, — решил Виктор, — добрался до своей Вальки, засранец». Он продолжил свою работу, старательно выводя буквы по желтой плохой бумаге. Получалось кривовато, пару раз он проткнул лист пером, однако дело ладилось.

— «Вот зачем мне этот геморрой, — думал он, — написал, блин, один раз хороший рапорт. Теперь до конца жизни буду их сочинять. Умник сраный. Ну когда же тут изобретут нормальную шариковую ручку, чтоб сел и сразу написал. Или компьютеры поставят. А то перо это дурацкое, в следующий раз буду карандашом писать, так давно бы уже закончил. И вообще штаб этот, натуральный клоповник. Все какое-то черное, темное. И Нифонт этот…»

За стеной слышались звуки поцелуев, какая-то возня, периодически возникал тихий протестующий писк. «Он там что ее, уже раздевает? — возмутился Виктор, — постеснялся бы». В узкую щель, между одеялами, разглядеть что-либо было сложно, однако воображение, закаленное на просмотрах порнофильмов, услужливо рисовало именно эту картину.

«Черт, надо срочно бабу завести. Хрен с ним, с качеством, главное срочно», — он с хрустом, царапая дрянную бумагу, проставил дату и выскочил на улицу, остудиться на морозе. Нифонт, вопреки ожиданиям, появился буквально через пару минут, победно поглядел на угрюмого Виктора и ухмыляющегося Вадима, однако ничего не сказал, закурил и молча уставился в бесконечную даль голубого неба. Так они и стояли, молча отдыхая, радуясь редкому зимнему солнцу. День еще был в самом разгаре, и впереди было много летной работы.

Под конец дня погода начала резко портиться. Поднялся порывистый восточный ветер, гоня по небу низкие рваные облака. Стало хмуро и холодно.

Полк работал с полной отдачей. Техники с оружейниками едва успевали справляться с заправкой самолетов патронами и боеприпасами, как снова поступала команда на вылет. Состав их группы изменился. Как оказалось, в утреннем бою с «мессерами» истребитель Нифонта получил несколько попаданий, повреждения были не особо тяжелые, но ремонт тоже отнимает время. Вот почему так бегал начштаба, задач из дивизии надавали с запасом, а на чем летать? Пришлось раскулачивать дежурную пару, сегодня это были Игорь и Вахтанг. В итоге в дежурной паре, у торца полосы, остался сиротливый «МиГ» Шишкина, грозная силища против звена «Мессершмиттов». Вместо Нифонта в расписание включили Вахтанга, но это продлилось недолго. В первом же вылете на разведку, под Марьевкой, немецкие зенитчики поймали его самолет в прицел и передали несколько стальных гостинцев. До аэродрома Вахтанг дотянул, но теперь уже две машины стояли в капонирах, облепленные техниками. Сам Вахтанг попал в заботливые руки Синицына, несколько мелких осколков засели под кожей его левой руки. Теперь настала очередь Шишкина, а полк остался без дежурной пары.

До обеда Виктор, будучи ведомым у комэска, летал на воздушное прикрытие своих войск, после на разведку. Сейчас же его снова ожидал вылет на прикрытие железнодорожной станции Миллерово. Они должны были сменить там Вадима с Игорем. Он сидел в кабине истребителя в ожидании ракеты, разрешающей старт.

«Вот на хрена оно мне надо, — думал он. — Сижу в этой кабине как дурак. Холодно. Жрачка — помои натуральные, от макарон воротит уже, в родной российской армии, про которую чего только не писали, кормили и то лучше. К тому же убить могут в любой день. Зачем это мне? Кому я тут что доказываю?»

Его боевой дух после утреннего боя стремился к нулю. Он считал себя несчастным и был обижен на весь мир.

«Как попал сюда, так даже обрадовался, думал, насбиваю немцев, стану Героем, все девки мои будут. Хрена лысого, тут скорее сдохнешь, чем завалишь хоть одного ганса. Вместо приятных полетов и кучи звездочек на фюзеляже — вечный недосып, головная боль и изнуряющие полеты на разведку. Ладно бы еще сам летал, а то, как хвостик, за Шубиным таскаюсь. Насчет вчерашней победы он уже сильно не обольщался, понимая, что комэск фактически подарил ее на блюдечке. Вот сколько читал книг про попаданцев всяких, так они сразу пользу приносили, становились уважаемыми людьми. А у меня что? Вот попал. Одно только хорошее дело и вышло, что радиосвязью начали пользоваться. Да и то тут больше случай помог…»

Мысли его перескочили на проблемы связи, он, вспоминая про связь будущего и размышляя, где можно достать передатчики, незаметно успокоился. Когда наконец-то загорелась зеленая ракета, в кабине уже сидел собранный и решительный летчик, а не хныкающий офисный планктон.

Ровно гудит мотор истребителя, оставляя позади километры заснеженного пространства. Холодный зимний ветер проникает под козырек, обжигая лицо. Закрыть бы фонарь, но он законтрен намертво.

«Надо с комэском переговорить, чтобы разрешил с закрытым фонарем летать, — зябко ежась, размышлял Виктор. — Может, так теплее будет. К тому же я слышал, что открытый фонарь скорость съедает. А скорость против „мессеров“ ой как нужна…»

Высота полета четыре с половиной километра, дышать становится тяжело, однако Саблин, беря пример с командира, не торопится брать кислородный загубник. Такие вот военно-воздушные понты, и никуда от них не денешься. «МиГи», скользя между облаками, приближаются к цели. Под крылом висят РС, их повесили перед штурмовкой, а достойных применения целей не оказалось. С ними и вернулись, давно Виктор так не потел при посадке, любая ошибка, и можно подорваться на собственном аэродроме…

Внезапно, сквозь треск разрядов, в наушниках шлемофонов раздался отчаянный голос Петрова:

— Пятый, Пятый. Это Петров. Пятый, отзовись. Пятый…

Шубин, а это был именно его номер, немедленно вышел в эфир:

— Пятый ответил. Вадим, что случилось?

— Командир, срочно сюда, нас четверка «мессеров» зажимает. Прошу помощи. Мы северо-западнее Миллерово, высота три тысячи…

— Скоро будем, потерпите пару минут.

Истребители плавно начали разгон, устремляясь к невидимой пока цели. Виктор до боли в глазах всматривался в окружающее пространство, и вот впереди среди редких облаков появились маленькие точки. Они кружились в странном хороводе, постепенно приближаясь, все увеличиваясь в размерах. Внезапно он увидел, как далеко справа и немного ниже, из облаков, плотным строем вываливаются самолеты. Их было много, около десятка, и они так же спешили в сторону станции.

Он закачал крыльями, привлекая внимание командира, показал на новую угрозу. Тот увидел, однако курс не изменил, продолжая строить атаку на истребители.

— Вадим, уже атакуем, держитесь.

Они на бешеной скорости заходили на верхнюю пару противника. Те как раз сами, растянувшись в наборе высоты, выходили из атаки и представляли собой идеальную мишень.

— Витя, бей ведущего, РС не трогай, после атаки иди за мной, не отвлекайся, — голос командира слегка подрагивал.

Виктор сам трясся от огромного морального напряжения атаки. Он мельком увидел, как от носа самолета комэска в сторону ближайшего немца потянулись красно-белые огоньки. Некоторые из них пролетали дальше, но большинство пропадало в фюзеляже фашистского самолета. Виктор наклонился, загоняя тонкий силуэт врага в пересечение желтых линий коллиматорного прицела. Однако немецкий летчик, видимо, увидел опасность и с переворота ушел вниз, только черные кресты мелькнули на крыльях.

— Хорошо, Витя, хорошо, — голос комэска все еще подрагивал, однако в нем слышалось удовлетворение. — Одного зажгли. Давай за мной, не отставай, забираем вправо вверх. Вадим, как у вас дела?

— Командир, «мессы» отстали, отходят на юг.

— Хорошо. Давайте тута вверх, будете нас вытаскивать…

Позади устремившейся вверх пары «МиГов» отвесно падал горящий «Мессершмитт». Виктор увидел это мельком, осматриваясь. Красивое зрелище, ради которого и живет летчик-истребитель — смазанная ветром полоса жирного черного дыма и рождающий ее, алеющий пламенем вражеский самолет. Немецкие летчики не ожидали этой атаки. За несколько секунд они сами превратились из охотников в дичь и теперь, деморализованные видом своего горящего истребителя, спешно выходили из боя. «МиГи» развернулись на горке и устремились вниз, заходя в лоб второй группе самолетов. Теперь Виктор рассмотрел их повнимательнее, девятка двухмоторных машин, выстроившись клином звеньев, стремительно приближалась, увеличиваясь в размерах. Выше их и чуть впереди мелькали две черточки — «мессера» прикрытия, в стороне набирала высоту первая тройка врагов.

— Витя, смотри тута, — голос командира эскадрильи был хриплый, напряженный, — сейчас атакуем бомбардировщики РСами в лоб, ориентируйся по мне, бей залпом, но не увлекайся. Потом уходим вниз, правым разворотом. Вадим, вы нас чистите. Как принял?

— Принял. — Голос Петрова тонул в треске помех.

Виктор нацелился на ведущего фашистских бомбардировщиков. Самолеты сближались на большой скорости, и враг стремительно рос в прицеле. Как только под крыльями шубинского «МиГа» полыхнуло, он сразу нажал кнопку пуска РС. Дымные кометы устремились в сторону врага, что-то вспыхнуло, вокруг бомбардировщиков расцвели дымные шапки разрывов. Он закричал от радости, видя, как один из снарядов попал прямо в ведущего фашистских бомбардировщиков. Взрывом тому оторвало плоскость, и теперь горящая машина кувыркалась к земле. Оторванное крыло бомбардировщика тоже горело и, плавно вращаясь, как падающий лист, падало следом. Это все он увидел мельком, картина явилась на мгновение и пропала под капотом самолета, чтобы навсегда остаться в памяти.

— Командир, вас атакуют, ук… — дальнейшего Виктор не услышал, все утонуло в шуме эфира. «МиГи» синхронно перевернулись и устремились вниз, уходя из-под атаки. Перегрузкой его придавило к сиденью, в глазах помутилось. Когда отпустило, он увидел, как впереди, чуть выше, бомбардировщики сбрасывали бомбы в чистое поле, торопливо разворачивались, ложась на обратный курс, однако одно звено упрямо шло к цели.

— Проскочили немцы, — донесся голос Вадима, — проскочили, вверх лезут.

— Прикрывай тута, — даже сквозь треск помех в голосе комэска слышалась усталость. — Мы это звено атакуем. Витя, разгоняемся и сзади-снизу…

Бомбардировщики неторопливо приближались, ощетинившиеся пулеметными стволами, в бело-серых разводах камуфляжа, они производили устрашающее зрелище. Судя по силуэтам, это были пикировщики «Юнкерс-88» — весьма серьезная машина. Истребители на скорости провалились уже почти под своих врагов, и тут Шубин резко рванул свою машину вверх, нос его истребителя на секунду озарился вспышками, посылая свинец в беззащитное брюхо бомбовоза. Это длилось меньше секунды, затем он отвернул и, пользуясь громадным преимуществом в скорости, выскочил вверх, занимая позицию над врагами. Виктор повторил его маневр, однако скорректировал, стараясь стрелять в правый двигатель бомбардировщика. Он увидел, как короткая трасса снизу вверх ткнулась в мотор, затем его машина затряслась, попав в воздушную струю, и вот он уже рядом с комэском, разворачивается на атакующую их тройку «мессеров».

В лоб фашисты не пошли, отвернули, но тут же Виктор едва не стал жертвой свалившейся сверху другой пары врагов. В последний момент он заметил приближающуюся желтоносую тень и свалил истребитель в штопор, уходя из-под атаки. Однако на этом неприятности не кончились, выпрямив машину, он обнаружил у себя на хвосте еще одного «мессера», этот сбрасываться не пожелал, вцепился, словно клещ. Понимая, что еще немного, и его расстреляют, рванул машину вниз, уходя в ранверсман, и в нижней точке резко ушел в размазанную бочку. «Мессер» проскочил вперед и едва сам не превратился в жертву. Виктору не хватило немного скорости, чтобы довернуть и расстрелять драпающего фашиста. Он суматошно озирался, пытаясь найти своего ведущего. Рация молчала, слышался только невыносимо громкий треск помех, он мешал, вызывая головную боль. Ведущего не было видно, одна пара «мессеров» ходила слева, в стороне, в паре сотен метров выше, пронеслось звено «юнкерсов», с открытыми бомболюками. За ведущим самолетом тянулся темный шлейф дыма, еще выше разворачивалась пара «МиГов» для атаки.

«Все-таки разогнали гадов», — мелькнула у него мысль, от этого стало немного легче, все-таки атаковать бомбардировщика со скудным вооружением «МиГа» — занятие не самое приятное. Виктор продолжил поиски и вскоре нашел своего командира. Тот оказался слева ниже, он гнался за «мессом», не видя, что ему в хвост уже заходит другой. В отчаянии Саблин резко довернул, заходя в атаку и видя, что уже не успевает, принялся обстреливать противника издалека. Тот на стрельбу не реагировал, решительно сближаясь, однако комэск резким маневром увернулся от его атаки и полетел навстречу Виктору. Нос его самолета озарился вспышками, трассы потянулись к машине Саблина, уходя куда-то за хвост. Он похолодел от страха, уводя истребитель в сторону — его собственный командир решил его убить. Однако сзади внезапно появилась уходящая в сторону пара «мессеров». Шубин стрелял по ним.

«Вот раззява, прозевал, — огорчился Виктор, — за малым не срубили». Он пристроился к ведущему, сразу стало спокойно и как-то надежно — в паре с комэском он себя чувствовал как за каменной стеной.

Они отбили еще одну атаку, и в это время бой закончился. Петров и Шишкин, находящиеся уже выше всех, атаковали верхнюю пару «Мессершмиттов» и сбили самолет ведущего. Виктор увидел, как один из «мессеров» практически отвесно пикирует к земле. За ним тянулся едва видимый белесый след, однако ни дыма, ни огня видно не было. Так он и воткнулся, оставив на земле маленький алеющий куст пламени. Остальные противники, видя такой исход, сразу вышли из боя, дымя форсируемыми моторами, они со снижением ушли на юг. Гоняться за ними не было ни желания, ни сил. К тому же у пары Вадима явно кончалось горючее. Они покачали крыльями и заторопились на юго-запад, домой.

На душе у Виктора все пело от радости. Еще бы, такой бой, дрались в явном меньшинстве и победили, причем как победили — сбили троих, нескольких врагов подбили, а сами живы и здоровы. «Хотя, — оборвал он себя, — чего радуешься? Ведь тебя самого за малым не сожгли, у немцев сколько было случаев, чтобы срубить незадачливого ведомого? Повезло… нажми вражеский пилот на гашетки пораньше, и все, кто знает, что бы случилось?»

А на станции продолжалась работа, выгружали военную технику, людское пополнение. Большинство из тех, кто сейчас был внизу, наверно, не догадывались, что бомбардировщикам оставалось всего несколько километров до цели. Что было бы, отбомбись они по станции — страшно представить. Сверху хорошо было видно, что людей там много. Натворили бы дел.

Когда время патрулирования уже истекало и они увидели сменщиков — тройку «МиГов» из первой эскадрильи, Шубин решил немного схулиганить. Резко снизившись, на высоте метров пятьдесят, они прошли плотной парой прямо над станцией. Скорость была километров шестьсот, Виктор шел чуть ли не впритирку к ведущему, внизу все мелькало, сливаясь в бело-серую полосу, однако он готов был поклясться, что их там приветствовали, махали руками и кидали в небо ушанки. Это было приятно. Это было чертовски приятно, он раньше себе и представить не мог, что может быть настолько хорошо. Эйфория победителя смешивалась с радостью за успешно проведенный бой. За то, что, несмотря на все страшилки, немцев можно бить, и бить хорошо. И что он сделал свою работу — летчика-истребителя, настолько хорошо сделал, что душа поет. И еще много-много людей радуются твоему мастерству.

На стоянке их уже ожидал комиссар полка, поздравил с успешным боем, долго тряс руку Шубину, Виктору тряс куда меньше. При этом незнакомый лейтенант из БАО несколько раз фотографировал этот момент. Потом техники под руководством того же комиссара принялись было Шубина качать, тот отбивался, однако безуспешно. У Виктора эта картина вызвала какое-то отторжение своей приторностью, это было неискренне, неправильно. Он незаметно отошел за капонир и, приложив к гудевшей голове снег, уселся на пустую топливную бочку. Это помогло, боль в висках отпустила, стало легче. Тут его и нашел Шишкин.

— Ну как ты? — Он уселся рядом, достал из кармана комбинезона жменю жареных семечек, протянул Виктору: — Держи!

Помолчали, заплевывая снег черной кожурой.

— Хороший бой, — нарушил молчание Игорь. — Я в таком в первый раз участвую.

— Хороший, — подтвердил Саблин, — присунули фрицам по самые помидоры. У тебя машина целая? У меня две дыры в плоскости. И бомбер бескрылый скорее всего мой, хотя тут не докажешь без фотопулемета.

— Побили меня крепко, еле сел, теперь надолго в ремонт. Вадим с Нифонтом на разведку полетел, его самолет как раз починили. Но зато второй истребитель точно мой, но это будет начальство решать, кому сколько, — он усмехнулся. — А бой хорош был, за такой, может, и орден кому дадут.

— Ха, орден, — Виктор криво улыбнулся, — бойцу за атаку — хрен в сраку, санитарке за… слышал такое?

— Я не слышал! И мне очень интересно, откуда это мог услышать ты? — Шишкин стал очень серьезным, его зеленые глаза буквально сверлили Виктора.

— Тю на тебя, — Виктор делано улыбнулся, — что еще за теория заговора? Мужики болтали…

— Какие еще мужики, Витя? Что вообще с тобой происходит? Ты сам на себя не похож в последнее время, словечки эти…

Виктора спасло появление Шубина. Комэск выглядел смертельно уставшим, однако напора не растерял.

— Саблин, чего тута со снегом сидишь? Птичья болезнь одолела?

— Да нет, Дмитрий Михайлович, наверно, радио расстроилось, такой треск стоял… я половину боя никого не слышал, только треск. Теперь вот маюсь.

— А… надо будет Гольдштейна отпороть, а что по бою думаешь?

— Думать надо. Ошибок наделал много, едва не сбили. Но, по-моему, немцы просто не ожидали такого сопротивления.

— Почему тута так решил?

— Я не знаю точно, но, скорее всего, они считали, что дерутся с двумя разными парами, а не с четверкой. Поэтому второго «мессера» и сбили.

— Это ты правильно заметил. Ладно, пошли мемуар писать, после подумаем. Нам сейчас еще лететь на разведку, под Таганрог. Давай, тута, я механиков накрутил, чтобы торопились, темнеет скоро, надо успеть…

Вечерело, погода ухудшалась на глазах. Ветер уже утих, но редкая размытая облачность закрывала солнце, мешая обзору. Чем ближе подходили к Таганрогу, тем облака становились плотнее, прижимали сильнее к земле, приходилось идти на высоте метров семьсот. Виктор вспомнил свой первый вылет, летел, как теленок, ничего не зная и не умея. Сейчас было куда лучше, осматривался уже почти рефлекторно, на приборы смотрел редко, чувствуя самолет буквально «задницей». Головная боль уже прошла, да и Гольдштейн успел отрегулировать радио, и скупые команды Шубина слышались четко, без треска.

Над Таганрогом их встретили неласково, сразу несколько батарей открыли огонь по самолетам, разрывами превратив и без того темный день в ночь. Однако они разведали почти пустой аэродром и, наблюдая взлет дежурного звена фашистских истребителей, быстренько повернули обратно. Драться с четверкой немцев, пусть даже с превышением по высоте, когда по тебе долбит столько стволов, — занятие для самоубийцы.

Дальше случилось страшное. Когда они уже почти вышли из-под обстрела, зенитный снаряд ударил в крыло самолета Шубина. От взрыва истребитель перевернуло, крыло моментально охватило пламя, и горящая машина, ускоряясь, устремилась вниз. Виктор, оцепенев, смотрел во все глаза за катастрофой. Однако недалеко от земли пламя неожиданно погасло, истребитель вышел из пикирования и нехотя, странно подергивая крыльями, принялся медленно набирать высоту.

Виктор не верил своим глазам, он уже успел мысленно проститься с комэском, но, видно, зря. Подлетел вплотную, разглядывая повреждения. Они ужасали, в правом крыле зияла громадная дыра площадью, наверное, около квадратного метра. На фюзеляже, внизу за крыльями, чернела вторая, поменьше.

— Что там, Витя? — раздался отчаянный голос Шубина. Сам он с белым, как мел, лицом вцепился в ручку управления и с трудом вел искалеченную машину. Виктор знаками показал ему на дыру в фюзеляже.

— Ясно, рули высоты не работают, на триммерах еле-еле набираю, крутит, тута, его постоянно.

Это было видно и без комментариев, истребитель комэска норовил завалиться на продырявленное крыло, Шубин пытался его выправить, заставлял лететь ровно, но это было безуспешно, он все равно заваливался. Поэтому самолет летел словно вразвалочку, постоянно переваливаясь с крыла на крыло и медленно, очень медленно набирая высоту.

Облачность и не думала подниматься, можно было бы забраться в нее, пересекая линию фронта, но не с таким напарником. Истребитель Шубина с большим трудом едва набрал триста метров высоты, скорость его сильно упала, они не летели, а буквально ползли. «Лишь бы не было „Мессершмиттов“», — Виктор повторял эти слова, как заклинание, крутя головой, стараясь не пропустить ничего, летая вокруг самолета командира, как заботливая овчарка у стада.

Но его ожидания не сбылись, сзади, со стороны Таганрога, появилась приближающаяся четверка. Они были еще далеко, виднелись маленькими безобидными точками, но, учитывая нынешнюю скорость Шубина, они их догонят минут через пять.

Шубин тоже их увидел. Виктор поразился, каким сухим и безжизненным стал его голос:

— Уходи, Витя, дальше я сам. Линию фронта перетяну и сяду, тут близко.

Видя, что тот не реагирует, он зло рявкнул:

— Уходи домой. Я приказываю!

Саблин толкнул вперед рукоять газа и плавно потянул ручку на себя, истребитель послушно устремился вверх, под самые облака, оставляя командира в одиночестве. Он смотрел вниз, наблюдая за истребителями врага и машиной комэска, сравнивая скорости и высматривая ориентиры. Виктор летел под самыми облаками, периодически залетая в эту темную вату. Немцы приближались, они быстро и уверенно нагоняли машину комэска, идя четверкой, на высоте метров пятьсот, Виктор, бросив последний взгляд на компас, ушел выше.

Свет сразу померк, машина оказалась в непроницаемом молоке, сразу началась тряска, самолет дергался, его швыряло из стороны в сторону. Это издалека все эти тучи и облака кажутся такими нежными и красивыми, внутри болтанка такая, что хочется придержать потроха, чтобы не вытряхнуло. Выждав положенное время, он перевернул машину и на полном газу, разгоняясь пошел вниз. Облака кончились внезапно, тусклый вечерний свет больно ударил по глазам, но это было неважно. Важно было то, что он успел и верно угадал с курсом.

«Мессера», растянувшись, заходили в атаку на истребитель комэска. Тот только пересек линию фронта и пытался дотянуть до облаков, однако катастрофически не успевал. Враги оказались впереди и ниже Виктора, они прозевали его появление, увлеченные преследованием беззащитного советского самолета. Он разогнал машину к земле, стараясь быть ниже своих жертв, чтобы как можно дольше быть невидимым, и, быстро догнав замыкающий истребитель, атаковал его сзади-снизу. Все это время он, сжавшись в комок, словно пружина, трясся от нервного напряжения. Однако как только красно-белые трассеры уткнулись в серое брюхо «Мессершмитта», напряжение исчезло, оставив только холодную испарину. Крупнокалиберные пули, выпущенные чуть ли в упор, с легкостью пробили фюзеляж, словно гвозди бумагу, проткнули бронеплиту и попали в бензобак. «Мессер» сразу загорелся, Саблин рванул ручку управления на себя, избегая столкновения, расходясь с врагом в считаных метрах, и снова ушел вверх, к облакам. Остальные противники стаей испуганных воробьев порскнули в стороны, не желая становиться следующей жертвой. Один из них потянул было за Виктором, но, видя его преимущество в скорости, быстро отстал.

— Молодец, Витюша, молодец, — Шубин захлебывался от восторга, — ты одного зажег, он уже на вынужденную плюхается. Давай их еще разок, давай, родной. Я попробую в облака уйти, тут недалеко осталось…

Вторая атака из облаков была уже неудачная. Один из противников, что снова пытался атаковать Шубина, своевременно увернулся от его атаки, двое других попытались в свою очередь атаковать уже Саблина, но у них не вышло, разогнавшись за счет высоты, он был быстрее. Им осталось только стрелять по нему с запредельной дистанции, вымещая злобу. Огоньки их трассеров мелькали ниже его машины, когда молочная пелена снова сомкнулась над кабиной его истребителя. Хоть атака и сорвалась, но он увидел, как облака впереди смыкаются, снижаясь чуть ли не до земли, позволяя Шубину в них уйти, а главное, он выиграл так необходимое время. Комэску нужно продержаться буквально минуту-полторы, и он сможет уйти, раствориться в белой мути. А значит, нужно снова выходить из спасительных облаков и атаковать, приковывая врага к себе.

В третий раз Виктор перемудрил, вывалился из облаков с сильным креном, да еще и не там, где предполагал. Пока разворачивался, пара «мессеров» уже зашла ему в хвост, и пусть пока они были далеко, но хорошего мало. Третий «мессер» уже подбирался к самолету комэска, поливая его издалека очередями, но, видимо, из-за постоянных шубинских дерганий никак не мог попасть. После того как очередь Виктора пролетела рядом, «месс» отвернул. Машина Шубина нырнула в облака, Виктор хотел было уже последовать за ведущим, как сильнейший удар едва не вырвал ручку из рук. Он инстинктивно втянул голову в плечи, прижимаясь к бронеспинке, дал правую ногу, рядом пронеслись иглы трассеров, затем снова последовал ряд сильных ударов. Виктор отдал ручку от себя и нажал на левую педаль, уводя самолет в сторону. Как оказалось, вовремя — справа выше прошла новая порция трассеров. В этот момент его истребитель наконец-таки влетел в белую вату. По телу словно прошла волна радости: хорошо, ушел от фашистов, за малым не сбили.

Он быстро осмотрел повреждения — левый элерон был разворочен, осталась едва половина, на крыле отчетливо выделялись следы пулевых пробоин. Больше из кабины ничего разглядеть не получалось, мотор тянул ровно, приборы показывали, что все в норме, однако самолет буквально висел на ручке, очень неохотно реагируя на попытки набрать высоту, постоянно валился влево, на побитое крыло. Радио молчало, пропал даже вездесущий треск помех. Виктор постарался выровнять машину и лег на курс домой.

Полет в облаках, без ведущего, по приборам оказался пыткой. Поврежденная машина все время норовила свалиться, рыскала по курсу и «плясала» по высоте. В тот момент, когда ему казалось, что истребитель наконец-то летит ровно, Виктор буквально вывалился из облаков, пикируя под углом градусов десять и с сильным креном. Обливаясь холодным потом, он быстро выровнял машину и потянул обратно. Внизу была только пустынная степь, виднелась припорошенная снегом кучка строений, не то хуторок, не то стан колхозной бригады, характерных ориентиров никаких. Зато в стороне, чуть ниже, шел одиночный «мессер», видя Виктора, он бросился в атаку, но поздно, спасительные облака снова закрыли кабину истребителя непроницаемым молоком.

В следующий раз он снова вывалился буквально через пять минут, нижняя граница облаков проходила уже метрах в двухстах, и такие пируэты становились опасными. «Мессеров» не видно, зато внизу обнаружился шикарный ориентир — железная дорога. Летя вдоль нее, Виктор наткнулся на довольно крупную деревню, сверившись с картой, понял, что это село Покровское, он сильно отклонился влево от маршрута. Однако, увидев позади две точки, решил не рисковать и вновь ушел в облака. Дальнейший путь казался легким — пролететь несчастных сорок километров и сесть. Однако это оказалось непросто, в снежном облаке трясло как никогда сильно, да и видимость сократилась до нескольких метров. Солнце уже почти зашло, серая мгла кругом сильно давила на психику, хотелось увидеть чистое небо. Когда, по его расчетам, должен был показаться аэродром, он начал плавно снижаться. Стрела альтиметра медленно ползла к нулю, но ничего не изменялось, вокруг была та же самая темная муть, и лишь когда он уже собирался уйти обратно, вверх, немного посветлело. Внизу был снегопад, облака просели метров до пятидесяти. Снег был и внизу, и вверху, видимости никакой, куда лететь, непонятно. Солнце уже зашло, вокруг самолета была только серо-белая мгла. Виктор до боли в глазах всматривался в пространство, но земля словно вымерла, нигде ни огонька, ни одного ориентира. Он стал в вираж и максимально возможно прибрал тягу, топлива осталось чуть больше половины бака. Найти бы хоть что-то, к чему можно привязаться, но все было тщетно, вокруг только серый снег.

Внезапно слева мелькнул огонек. Виктор сразу повернул туда, надеясь, что это аэродром, однако огонек скоро погас, непонятно откуда взявшись. Он долго нарезал круги над темной степью, глаза болели от напряжения, должны же там, на аэродроме, хоть ракету дать. Все было напрасно. Видя, что сигнальная лампочка горит вовсю, а бензина в баках почти не осталось, он решил садиться. Вообще в таком случае полагалось прыгать, но Виктору было жаль терять свой замечательный истребитель.

Посадочную площадку выбирал недолго, а чего выбирать, когда кругом голая ровная степь, проверил привязочные ремни, прибрал газ и пошел на посадку. Садился жестко, с большим козлом, после второго касания машина затряслась, как в лихорадке, степь оказалась не такой идеально ровной, как казалось сверху. Он быстро выключил зажигание, опасаясь пожара, в этот момент одно шасси подломилось, и самолет замер, перекошенный, уткнувшись левым крылом в землю. Наступила непривычная тишина, только слышно было, как потрескивает остывающий двигатель, как скрипит левое крыло и шипит воздух в пневмосистеме. Он сел.

Отстегнув ремни, Виктор ловко выпрыгнул из самолета, однако поскользнулся на левом, опущенном к земле крыле и отбил копчик. Не надо было оставлять парашют в кабине. Обошел истребитель, обеспокоенно цокая языком при виде повреждений. Помимо побитого крыла виднелась солидная дыра в фюзеляже, от правого руля высоты остались одни лохмотья. Пулевых дыр было тоже многовато. Он погладил избитую машину по поникшему крылу: «Ничего, потерпи немного. Палыч тебя обязательно починит». Постояв с минуту в задумчивости, принялся собираться. Хотя нищему собираться — только подпоясаться, он забрал парашют, снял с самолета часы и пошел определять, куда же это его занесло.

В снежной мгле едва проглядывалась изрезанная балками земля, где-то здесь, может, даже вон за тем холмом притаился такой желанный, такой родной аэродром. Вокруг снег и темнота. Небо замуровано облаками, земля как будто вымерла, нигде ни огонька. Ощущение было такое, будто Виктор остался единственным живым человеком в этом огромном замороженном мире. Пройдя метров триста вперед, он наткнулся на заснеженную гладь ставка. То, что сверху казалось идеальной равниной, оказалось полем на склоне запруженной балки. Промедли он с посадкой секунд на десять, и, возможно, пришлось бы ему сегодня купаться. «Черт, да это же ориентир, — он достал карту и, подсвечивая спичками, принялся ее изучать, — ну, конечно, вот же этот ставок, в десяти километрах севернее аэродрома».

Виктор поудобнее закинул парашют за спину и пошагал домой, словно бульдозер, разгребая снег унтами. Временами останавливался, проверял направление по компасу и, снимая шлемофон, слушал степь, мало ли что. Поход по зимней военной степи отличается от вечернего променада по городской набережной. Но в степи было тихо, слышался только тихий шепот падающего снега.

До деревни добрался часов в девять вечера. Вымотался до предела, день был очень тяжелый и морально, и физически, три воздушных боя и на десерт двухчасовой переход в унтах по снегу. Хотелось лечь и заснуть. Вот только голод донимал. Пока Виктор решал, что же сделать первым — направиться в столовую или доложиться начальству. Оставаться без ужина категорически не хотелось, но и командование на такое поведение могло крепко обидеться. Но, как говорится, «на ловца и зверь бежит», начальство объявилось само. За углом ближайшего дома послышались голоса, и объявился комиссар в сопровождении инженера полка, они шли по ночной улице, подсвечивая дорогу фонариком и о чем-то тихо переговариваясь. Виктор, как и положено, по стойке «смирно», чеканя шаг, зашагал навстречу. Идти строевым, в унтах да по свежевыпавшему снегу оказалось неудобно.

— Товарищ старший батальонный комиссар, сержант Саблин прибыл после выполнения боевого задания.

Луч света мазнул по лицу Виктора и погас.

— Саблин? Живой? — Голос у комиссара был низкий, с придыханием. — Что с самолетом? Ну-ка, давай детали!

— В ходе выполнения задания по разведке аэродрома Таганрог самолет ведущего — капитана Шубина получил повреждения. Прикрывая отход ведущего, вел бой с четверкой «Мессершмиттов», сбил один истребитель противника в воздушном бою. Обеспечив выход из боя капитана и получив в бою повреждения, ушел в облака, однако в районе аэродрома попал в сложные метеоусловия — сильный снегопад. Из-за плохой видимости аэродром не нашел, по выработке горючего произвел аварийную посадку в поле.

— Ты гляди, как по писаному. Молодец! — комиссар пожал ему руку. — Поздравляю со сбитым фашистским стервятником. Шубин уже давно сел, доложил. Молодец…

— Самолет сильно поврежден? — не удержался и влез инженер полка Баженко. В отличие от комиссара, голос у него был хриплый и скрипучий. — Где самолет?

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Произведения Татьяны Чекасиной от самой маленькой новеллы до больших повестей и романов представляют...
Произведения Татьяны Чекасиной от самой маленькой новеллы до больших повестей и романов представляют...
В книге на основе сюжетологического подхода рассматриваются категории мотива, сюжета и жанра в их ти...
Книга будет настоящим проводником для людей, впервые столкнувшихся с решением жилищного вопроса. Так...
В методическом пособии обобщен опыт трудового обучения и занятий трудотерапией в начальной школе для...
Ответы на билеты по обществознанию. 9 класс...