Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает Милевская Людмила
Ева кивнула:
– Да, его дочь, но она всего два раза в неделю заходит и всегда одна.
– Ладно, давай осмотрим рояль.
Осмотр рояля не дал ничего – следов крови нигде не было. Борис даже начал уже сомневаться, была ли вообще эта кровь, но, вспомнив про обидчивость Евы, он спохватился и, деловито потирая руки, сказал:
– Надо понаблюдать.
– Боб, мы что, будем здесь сидеть?
– А почему бы и нет?
– А может лучше пойдем в столовую и выпьем по чашечке кофе, – предложила Ева.
– Так поздно я кофе не пью, а вот от стакана сока не отказался бы.
Она обрадовалась:
– У меня есть сок!
– Да-а? Какой?
– Выбор огромный, фрукты из нашего сада. Мама стряпуха отменная.
Ева оказалась гостеприимной: к соку нашлись и варенье ореховое, и прочие сладости маминого приготовления. Борис сладкого не любил, но ел, опасаясь обидеть хозяйку, а Ева радушно его угощала.
– Ой, я же забыла! – вдруг хлопнула она себя по лбу. – У нас же еще есть варенье из роз. Боб, ты когда-нибудь пробовал?
– Из роз?
Он задумался: «Не стошнит ли?»
– Боб, из розовых лепестков, я сейчас принесу, у нас три банки осталось в кладовке. Если понравится, одну тебе подарю.
Не успел он ей возразить, как оживленная Ева вспорхнула из-за стола и умчалась. Борис вскочил с намерением ее остановить – столько сладкого ему не осилить – но напоролся на жуткий визг. Бросился в кабинет – там визжала Ева. Визжала, пятясь от рояля.
– Боб! Кровь! Снова кровь!
Он придирчиво смерил глазами расстояние от девушки до рояля и до книжных шкафов: «Да нет, я вылетел сразу за ней: разрыв был три-четыре секунды. В руках у нее не было пузырька и зацепить его было негде. Она едва-едва успела добежать до рояля…»
– Ева, а почему ты мимо рояля прошла? – заглушая ее визг, прокричал он.
Она замолчала и, упав к Борису на грудь, разрыдалась. Плакала, обхватив его шею руками. Это было так неожиданно, что он растерялся. Ее била нервная дрожь; его мучал вопрос: что она делала в кабинете? Зная ее обидчивость, Борис с вопросом повременил – гладил ее по плечам, приговаривая:
– Успокойся, я здесь и в обиду тебя не дам.
– Я от с-страха у-умру, – всхлипывала она.
Так продолжалось довольно долго: Ева убирать свою голову с груди Бориса не спешила. Он уже начал было подумывать как бы потактичней ей объяснить, что пора бы и к роялю приблизиться да рассмотреть эту странную кровь, как вдруг Ева сама прекратила поливать его грудь слезами и, отходя на шаг, прошептала:
– За роялем кладовка. Мы часто ходим туда.
Борис внимательно присмотрелся и обнаружил дверь. Он сразу ее не заметил потому, что дверь была оклеена теми же обоями, что и стены.
– Ты крышку рояля не закрывала? – спросил он.
Ева испуганно потрясла головой:
– Нет. Вообще-то, я аккуратная и раньше всегда закрывала, чтобы клавиши не пылились, но с тех пор, как эта кровь появляться стала, я почему-то перестала рояль закрывать. Это будто гипноз. Всякий раз, проходя мимо, смотрю на клавиши и ничего не могу поделать с собой.
Объяснение показалось ему логичным, и недоверие снова ушло.
– Понятно, – кивнул Борис, склоняясь над роялем и разглядывая крупные багровые пятна. – Похоже на кровь, но может быть и что-то другое. Ты говорила Дуняше, что раньше здесь была лужица.
– Да, сначала была капля, потом – много капель, а потом лужица и целая лужа.
– А теперь снова капли. Почему? С чего такая экономия? У маньяка кончается кровь? – Борис с улыбкой взглянул на Еву.
Она нахмурилась:
– Боб, мне не до шуток.
– А по-моему, надо просто закрыть балкон, что я прямо сейчас и сделаю. Не возражаешь?
Ева не возражала. Тщательно (на все шпингалеты) закрыв балконную дверь, Борис озорно подмигнул и сообщил:
– Говорят, что сладкое аппетит перебивает, но лично я зверски проголодался, отведав твоих варений. Надеюсь, в доме найдется немного еды?
– Ой, я ужин сейчас приготовлю, – всплеснула руками Ева.
Глава 7
Всякий раз, пообщавшись с братом, Евдокия попропитывалась его скептицизмом. Здравомыслие, трезвая логика Боба, его умение подбирать аргументы опускали ее на землю. Недавно еще она верила в то, что Ева не лжет, но, послушав рассказ брата, уже усомнилась – так эта история с кровью была похожа на розыгрыш.
– Боб, а Ева не дурит тебя? – спросила она и удивилась, услышав в ответ:
– Нет, не дурит. Во-первых, она от страха дрожит и даже рыдала у меня на плече…
Евдокия напомнила:
– Боб, она артистка. Если ей надо, она какой угодно прикинется: и напуганной, и счастливой.
Борис, морщась, вынужден был признать, что ему неприятно слышать такое про Еву. От сестры он скрыл этот факт, но от себя-то не скроешь. Поэтому его возражение прозвучало слегка раздраженно:
– Дуняша, ты не права, здесь все гораздо сложнее. Согласен, в первый раз она как-то могла успеть капнуть кровью на клавиши, но во второй-то раз я глаз с нее не спускал. Она хлопотала на кухне, ужин готовила…
– Что-о?
– Ужин готовила.
– Да-а?
Сообщение брата потрясло Евдокию – пожалуй, даже больше истории с кровью. Ева была известной лентяйкой и неумехой. Единственное, что она сносно умела делать, так это выколачивать своими длинными пальцами из рояля какие-то звуки. Порой, даже волшебные звуки – в остальном же Ева полный профан.
– Боб, не ешь у нее ничего, – испуганно предостерегла Евдокия. – Еву я очень люблю, но не доверю ей даже пожарить глазунью. Даже укроп не доверю с грядки сорвать. Она совершенно не умеет готовить. Она вообще ничего не умеет.
Теперь удивился Борис:
– Да ну! А мне она сказала, что любит шить, вязать, а в стряпне просто фанатка.
– Не может быть! – поразилась Евдокия.
Борис рассердился:
– Выходит, я лгу?
– Не ты…
Она растерялась и, заподозрив неладное, настороженно спросила:
– Боб, а как Ева все это время себя вела?
Борису вопрос не понравился.
– Как порядочная женщина, – буркнул он.
– Это как?
Он понял, к чему сестра клонит, и окончательно разозлился:
– Ты не знаешь как ведут себя порядочные женщины?
– Откуда мне знать?
– Они провоцируют, но не дают, – рявкнул Борис, чем окончательно Евдокию расстроил.
– Значит я непорядочная, – пропищала она.
Ему стало смешно:
– Что, совсем не даешь?
– Нет, не провоцирую.
– Не провоцируешь? Нужели сразу даешь? – шутливо испугался Борис, поддразнивая Евдокию.
– Иди ты к черту, пошляк! – рассердилась она. – Что ты себе позволяешь?
– Что?
– Ты не забыл? Я твоя младшая сестра, а ты меня гадостям учишь.
– Гадостям?! Ха! Учитывая, что я не женат, а ты давно уже замужем, нужно подумать кто кого раньше научит. Как раз брак и кишит всеми гадостями, – парировал Боб и миролюбиво добавил: – Ладно, Дуняша, хватит нам цапаться.
– Никто и не цапается, всего лишь хотела предостеречь тебя, братец: смотри в оба, как бы дурака из тебя не слепили. Кое-кто это очень умеет, хоть и не скульптор, а музыкант.
– Я понял, о ком идет речь, но Ева ведет себя скромно. И ей не до меня. Говорю тебе, кровь действительно появляется на этих чертовых клавишах. Уже третий раз. Когда Ева готовила ужин…
Евдокия фыркнула, но промолчала.
– Когда Ева готовила ужин, – настойчиво повторил Борис и мягко продолжил, – я сделал вид, что хочу помыть руки, но завернул в кабинет вместо ванной.
– И что?
– На клавишах снова была кровь.
Хмыкнув, Евдокия спросила:
– А балконная дверь?
– Закрыта.
– Ужас какой! – против своего желания содрогнулась она.
Борис согласился:
– В том-то и дело. Кстати, Ева об этом не знает. Кровь я вытер, ничего ей не сказав.
– А потом? Что было потом? – нетерпеливо воскликнула Евдокия.
– Потом мы ужинали.
– Ха-ха!
Борис раздраженно повторил:
– Да! Мы ели!
– Что?
– То, что она приготовила!
– И как?
– Очень вкусно! – бодро заверил Борис.
Евдокию передернуло.
– Брр! Может скажешь, что это было? – брезгливо поинтересовалась она.
– Котлеты по-киевски. И ты, сестренка, совсем неправа: Ева отлично готовит.
– Ева отлично дурит тебя, – не скрывая торжества, сообщила Евдокия. – Даже обезьяне под силу достать готовую котлету из вакуумной упаковки и сунуть ее в микроволновку.
– Выходит, и Ева что-то умеет, – рассмеялся Борис, – выходит, и она на что-то способна.
– Тебе виднее, – ядовито заключила Евдокия.
– Сестренка, ты злючка.
Евдокия подумала: «Вижу, вы спелись, мои котлеты ты никогда не хвалил».
Но упрекнуть брата вслух она не решилась – не посочувствует, засмеет.
– Это странно, – удивился Борис, – не даешь мне сказать ни слова. Вот и пойми этих женщин. Речь о жутких вещах, а сестрицу мою беспокоя котлеты. Почему ты всегда зависаешь на пустяках? Тебе что, не интересно про кровь?
– Уже не интересно!
– Почему?!
– Я абсолютно уверена, что Ева всех нас искустно дурит, – отрезала Евдокия. – Осталось выяснить, зачем ей это понадобилось.
– Так давай выяснять.
– А я чем, по-твоему, занимаюсь? Это ты зависаешь на мелочах: капли, лужицы – все ерунда. Истина только в котлетах!
– Вот она, женская логика! – поразился Борис. – Убей, не пойму о чем идет речь. Дуня, куда ты клонишь?
– Если дашь мне два-три часа, я тебя просвещу, – заверила Евдокия, чем привела брата у ужас.
Он завопил:
– Нет-нет! Не сейчас! Давай, лучше я тебя просвещу.
– Бесполезно, – не согласилась она. – Твой разум молчит, после котлет в тебе остался только самец.
Борис обиделся:
– Почему это?
– Мясо способствует созданию адреналина, а уж Ева знает на какие подвиги направить этот гормон.
– Слишком ты стала начитанная.
– Не забывай: мой муж медик, – напомнила Евдокия. – Поэтому я могла бы продолжить, каким непоправимым химическим изменениям теперь подвергнется твой организм после злосчастной котлеты.
– А может быть лучше продолжу я, ведь я начал первым.
– Так и быть, попробуй, – сжалилась сестра.
– А тут и пробовать нечего. После ужина раздался телефонный звонок…
– Соседка!
– Соседка.
Евдокия немедленно вставила:
– Представляю чего ты наслушался.
– Да, женщины немного поговорили, – мягко согласился Борис.
– Немного? Ах да, минут сорок болтали, не больше, меня же ты упрекать начинаешь уже в первые секунды разговора с подругой.
– Ева отправилась открывать дверь соседке, – не обращая внимания на очередную ремарку сестры, деловито продолжил Борис, – я же времени не терял. Заметь, перед этим мы с Евой находились в одной комнате и ни на секунду не расставались. Так вот, Ева пошла к соседке, а я снова метнулся к роялю.
– И что?
– Опять кровь на клавишах.
– А Ева?
Борис рассердился:
– Что – Ева?
– Ева-то где?
– Сейчас?
– Ну конечно!
– Она в столовой, с соседкой беседует, а я, пользуясь этим, тебе звоню. Дуня, здесь чертовщина какая-то: опять (уже в третий раз!) на клавишах кровь. Заметь, Ева снова об этом не знает.
– Это ты так думаешь, – ехидно вставила Евдокия.
– А как еще я думать могу, если мы с ней не расставались? Дуня, пойми, Ева на кухне была, потом в столовой. Она стопроцентно в кабинет не ходила.
– Боб, не хочу тебя обижать, но иногда ты бываешь ужасно рассеянным…
– Не смей делать из меня дурака! – вспылил Борис. – Или ты забыла, что я здесь по твоей просьбе?! Сначала ты впутываешь меня, а потом… Ты что, издеваешься?
Евдокия пошла на попятную:
– Ладно-ладно, пусть так, как ты говоришь, но от меня-то чего ты хочешь? Ведь не за тем же ты мне звонишь, чтобы впечатлениями поделиться.
– Само собой, не за тем. Дуняша, мне нужен совет врача.
Она испугалась:
– Речь о муже?
– Да, я хочу эту кровь сдать на анализ. Чья она: животного или человека? Или это вообще не кровь. Короче, Леня рядом?
– Да.
– Тогда передай, пожалуйста, трубку ему.
Затея совсем не понравилась Евдокие.
– Об этом не может быть речи! – закричала она, с ужасом представляя, что Лагутин узнает о деятельности, которую жена развернула за мужней спиной, нарушив все свои обещания и его запреты.
Борис удивился:
– Не может быть речи? Почему?
– Сейчас объяснить я тебе не могу, но поверь (умоляю!) на слово: у меня от этого могут быть неприятности. И очень большие. Вплоть до развода, – воскликнула Евдокия, нарочно сгущая краси.
Но разве этим Бориса проймешь – каким-то разводом. В развод-то он и не поверил:
– Глупости, пустяки. Леонид Палыч поймет. Он трезво мыслит, тем более, что я сам ему все объясню.
«Ха! Трезво мыслит и потому в кровь на клавишах непременно поверит – вот она, хваленая мужская логика!» – подивилась Евдокия и заявила:
– Как раз твоего объяснения мне слышать и не хотелось бы. Я не позволю с ним говорить.
– Ладно, обойдусь без тебя, – разозлился Борис и чертыхнулся: – Черт возьми, зря только время потратил! И это моя родная сестра! – сокрушился он и вопросил: – От кого же еще мне ждать помощи?
– Боб, миленький, ты пойми…
Но Евдокия не успела оправдаться перед братом: он прекратил разговор, не стал ее слушать. Трубку она укладывала в карман с таким рассеянным видом, что Лагутин тревожно спросил:
– Что-то случилось?
– Нет-нет, все в порядке, – вздрогнув, поспешила ответить она и нервно оглянулась на пса.
Пес не шевелился и почти не дышал.
В его желудке (тесном от частого голода) тяжелел ресторанный ужин. Ничего подобного пес не едал даже во времена своего младенчества – когда он не ходил, а катался толстым смешным клубком и с изумлением пробовал взрослую пищу. Он тогда был прелестным молочным щенком, забалованным щедрым братом-туристом.
Теперь же, когда пес запаршивел – редко еда ему перепадала, все больше тычки, тумаки…
«Не начал бы он храпеть, – с опаской подумала Евдокия. – Обожрался и вот-вот заснет. Эх, и зачем я только с ними связалась: и с псом этим шелудивым, и с чокнутой Евой? Плохо вышло и там, и там. Того и гляди нарвусь на скандал! Ох нарвусь!»
В лад ее мыслям Лагутин спросил:
– Если я правильно понял, Боб сейчас у твоей подруги?
– Вроде, да.
Он удивился:
– Вроде? Ты что, не уверена?
– Я уверена! Да! Боб у Евы! – взвизгнула Евдокия.
– А почему ты злишься? – поразился Лагутин. – Часами по сотовому болтаешь, разоряешь меня, я молчу, а ты еще злишься? Даша, где справедливость?
Она сникла:
– Я устала, Леня, прости.
– Устала и поругалась с Бобом, – догадался он.
– И поругалась.
Лагутин усмехнулся:
– Оказывается, моя доброта тебе впрок не идет, оказывается, по телефону болтать не всегда полезно.
Едва успел он это промолвить, как сотовый вновь зазвонил.
– Кто же на этот раз? – нервно спросил Лагутин.
Евдокия вздохнула:
– Ирина-аа. Из Парижа. Что мне делать? – Она воззрилась на мужа. – Если ты против, я не отвечу.
Он отмахнулся:
– Делай как знаешь, мне все равно.
– Но потом не говори, что я тебя разоряю, – проворчала Евдокия, извлекая из кармана трубку.
Ирина подробно про всех распросила. Особенно Майя почему-то заинтересовала ее, точнее, очередная интрижка подруги.
Евдокия, чтобы не выглядеть дурой, не стала рассказывать про ужасы Евы – кто его знает как там оно: что правда, что неправда, пойди, разберись. Поэтому и она с охотой напирала на Майю, расписывая ее новый успех. Когда же дело дошло до «экстремальной страсти-корриды», Ирина ее удивила.
– Майка что же, к себе в дом привела полузнакомого мужика? – строго спросила она. – А на маньяка нарваться Майка уже не боится?
– Майка шутит: «Где он, этот маньяк! Дали бы мне его!» – рассмеялась в ответ Евдокия. – Помнишь тот анекдот, где за групповое изнасилование грузина судили? Судья интересуется: «Подсудимый Чавадзе, вы признаете свое участие в групповом изнасиловании?» Грузин: «Нэт!» Судья: «Группа изнасилованных, встаньте!» Вот так и наша Майка. Дай ей волю, она всех маньяков враз изнасилует. Ой! Я, кажется, увлеклась! – опомнилась Евдокия.
Испуганно покосившись на мужа, она прикусила язык, Лагутин же усмехнулся и покачал головой:
– Ну у вас, девочки, и разговоры. Ладно ты, но Ирина, сорокалетняя женщина.
– Ленечка, ты прости, но подслушивать тоже нехорошо.