Одна помолвка на троих Куликова Галина

– Я рада, что ты воспринимаешь все так оптимистично, – сообщила Агата. – Мы ведь сможем увидеться? Мне как раз нужно порасспросить тебя кое о чем…

– Ну конечно, мой жаворонок! Святослав обещал не надевать на меня строгий ошейник. Мелкие сопливцы иногда выбираются из дому с собственными родителями, и в такие дни я надеюсь на увольнительные. Ты видишь, как мне повезло. Я всю жизнь жила в свое удовольствие и должна была умереть в канаве, в нищете и беспросветности. Но мне подфартило! Наверное, потому, что я такая незаурядная…

Закончив разговор, Агата обратилась к сидевшей с независимым видом Кареткиной:

– Извини, но ты сама понимаешь – бабушка!

– Тебя вот есть кому поддержать, – предсказуемо заныла подруга. – Если вдруг что, с голоду не помрешь. А я одна, как бездомная кошка!

– Почему бездомная? У тебя прекрасная двухкомнатная квартира, – привычно возразила Агата. – И я всегда могу тебя поддержать, мы же подруги.

– Дружба тоже иногда проверяется, – странным истерическим тоном заявила Кареткина и без всяких комментариев отдала Агате коробку с приглашениями на свадьбу. – Приходит такой момент, когда надо точно знать, настоящая рядом с тобой подруга или нет. И что именно ты можешь ей простить!

– Еще по чизкейку? – спросила Агата и улыбнулась до треска в ушах: – В честь твоей отставки.

– Нет уж, спасибо! Ты останешься стройной, а у меня на боках появятся валики, – гордо ответила несправедливо уволенная. – Лучше я поеду домой и отварю кусок трески. Это здоровая еда.

«Да несчастная треска протухнет прямо на тарелке, если ты будешь ковырять ее с такой физиономией», – подумала Агата, терпению которой пришел конец.

Она честно довела страдалицу до метро, решив, что сама прогуляется пешком. Немного воздуха ей точно не повредит. «А вдруг, когда я выйду замуж, Роман станет вести себя примерно так же? – неожиданно подумала она. – Странно, конечно, сравнивать подругу с женихом, но чем-то они неуловимо схожи. Самоуверенные нытики. Нет, что за глупые мысли! Прочь их, прочь… Мой брак будет удачным, очень удачным. И я еще посмеюсь над своими страхами».

Глеб вошел в квартиру и с порога крикнул, что у него потрясающая новость. Домашние сразу сбежались: бабуля в фартуке, обсыпанном мукой, встревоженная младшая сестра Кристинка, заинтригованный отец.

– Что за новость? – первым спросил он, вопросительно подняв брови.

– Ребята, я сделал Дане предложение, – сообщил Глеб, стоя посреди гостиной с подобающе торжественным, как ему казалось, выражением лица.

Он примерно представлял, какова будет их реакция на это сообщение. Кристинка запросто может залиться слезами и убежать в свою комнату. Или фыркнуть и заявить, что она ни за что не придет на свадьбу. И неудивительно. Всего полгода прошло с тех пор, как ее собственный жених сбежал прямо из Дворца бракосочетаний: пометался по холлу, повращал глазами, а потом прихватил с собой вероломную подружку невесты, прыгнул в такси и был таков.

Отец наверняка похлопает его по плечу и спросит, не нужны ли сыну деньги. В любой сложной или просто значимой жизненной ситуации он поступает именно так и никак иначе. А вот бабушка наверняка будет счастлива и, возможно, даже заплачет от радости.

Он не угадал. То есть совсем не угадал. Кристинка взвизгнула и бросилась ему на шею. Щеки ее полыхали пионовым румянцем.

– Глебусик, я тебя поздравляю! Какое счастье! Я пойду на твою свадьбу, и чары падут! Я больше не буду бояться фаты и лимузинов. Боже, как я тебе завидую… Дана в свадебном платье будет смотреться офигенно!

Вместо того чтобы хлопать Глеба по спине и спрашивать про деньги, отец широко улыбнулся и громко крикнул, обернувшись назад:

– Марго! Марго, иди скорее сюда. Потрясающая новость – мой сын женится!

Из соседней комнаты появилась Марго – недоверчивый взгляд и прикушенная нижняя губа. Светлые волосы стянуты в узел, халат запахнут и крепко завязан поясом. Она всегда была именно такой – красивой и наглухо закрытой.

– Ты в самом деле женишься? – спросила она своим фирменным низким голосом. – Или это какая-то шутка?

Глеб с изумлением увидел, как ее вечно сухие и зоркие глаза увлажнились, и растерянно ответил:

– Нет, я не шучу, я сегодня сделал предложение, подарил кольцо…

И тут Марго неожиданно уткнулась носом в плечо отца и всхлипнула.

– Подождите, я ничего не понял, – сердито сказал Глеб. – С какой стати слезы?

– Не обращай внимания, – сказал отец с кривой улыбкой. – Мы с Марго давно хотели пожениться, но… Я решил, что это случится, только когда женишься ты. Так будет правильно. Не женив сына, я не могу устраивать личную жизнь. Так что теперь…

Он обнял Марго за плечи и прижал к себе.

– Мы поженимся? – глухо спросила она ему в рубашку.

– Конечно! Я же обещал. Как только дети определятся с датой свадьбы, мы назначим собственную, идет?

Марго отстранилась, быстро поцеловала его в губы и, подняв глаза на Глеба, сказала:

– Поздравляю тебя. Это… замечательно.

– Я вас тоже поздравляю. – Глеб растерянно смотрел на них.

Отец все еще производил впечатление – сухощавый, нервный, с густой копной темных волос и глазами врубелевского «Демона». Они с Марго идеально подходили друг другу. Глеб почему-то представлял их парой перчаток. Одинаковые перчатки – на правую руку и на левую. «Если продолжить эту странную аналогию, – подумал он, – то мама рядом с отцом всегда казалась перчаткой с чужой руки. Неудивительно, что их брак развалился».

– Выходит, я всех осчастливил, – заявил Глеб и посмотрел на бабушку, ожидая увидеть слезы радости на ее глазах.

Вместо этого он наткнулся на ее мрачный взгляд. Нос, испачканный мукой, опасно заострился.

– Ба, ну в чем дело? – спросил Глеб. – У тебя такой вид, как будто я записался в армию и уже собрал вещмешок.

Он подошел к ней, взял ее за руки и просительно заглянул в лицо, как в детстве.

Клавдия Васильевна покачала головой. Кожа у нее была пергаментной, изрезанной, словно лед коньками, тонкими пересекающимися морщинками. Но глаза по-прежнему жили своей яркой молодой жизнью, хотя и потеряли с годами большую часть оглушительной синевы.

– Ты правда ее любишь? – негромко спросила она.

– Ба, да ты чего! – Глеб опешил. – Мы с Даной уже сто лет вместе. Присмотрелись друг к другу, притерлись, поняли, что почем. Мы отличная пара, все так говорят.

– «Все говорят!» Милый мой, градус отношений меньше всего зависит от температуры окружающей среды, – проворчала Клавдия Васильевна. – Знаешь, что я тебе скажу? Ты на все смотришь будто со стороны. Уж очень тебя заботит, кто и что о тебе подумает. Боюсь, что ты просто не умеешь решать сердцем. Не умеешь, и все тут. – Она с сожалением покачала головой.

– Ты типичная перестраховщица, – заявил раздосадованный Глеб. Он-то думал, что бабушка будет на седьмом небе от счастья. – Мое сердце делало предложение вместе со мной. Вот если ты сейчас не скажешь, что рада за меня, я не женюсь!

– Я рада, рада, – улыбнулась наконец Клавдия Васильевна. – Поздравляю тебя, золотой мой.

– А почему вы не приехали вдвоем? – спросил отец, обнимая Марго за плечи. – Вместе с Даной?

– Я думаю, ей бы хотелось узнать, что мы очень рады, – подхватила Марго.

Когда отец занимался кардиохирургией, Марго много лет была его медсестрой. Большую часть суток оба проводили в клинике. Так что с какой-то точки зрения они прожили вместе довольно долгую жизнь. Не факт, что счастливую.

– Мы с Даной сегодня слегка перегуляли, – засмеялся Глеб. – Кроме того, у нее проблемы на работе… Обещаю: на следующей неделе мы приедем к вам вместе. Если, конечно, бабуля напечет пирогов.

Клавдия Васильевна улыбнулась, как дракон, которому пощекотали брюхо. Глеба ее улыбка обеспокоила. «Нет, не может она что-то иметь против Даны, – одернул он себя. – Дана всем нравится! Бабуля просто привыкла к тому, что одна имеет на меня влияние. А тут появится жена, и все сразу изменится. Наверное, для женщин это нормально. Они соперничают между собой и за внуков, и за сыновей, и за мужей, и ничего в этом удивительного нет». Решив так, Глеб успокоился и поцеловал Клавдию Васильевну в щеку, сестру Кристинку – в нос, а отца обнял и похлопал по спине точно так, как делал сам Аркадий Николаевич, когда на него накатывали отцовские чувства.

Марго просто пожала ему руку и тихо сказала:

– Надеюсь, ты не передумаешь, Глеб. – В ее взгляде промелькнул холод хирургической стали. – Давши слово, держись.

Она сложила губы в подобие улыбки, но такая улыбка ей совсем не шла.

Глеб вышел на улицу под впечатлением от этого последнего напутствия. На улице уже совсем стемнело, но было по-прежнему тепло и душно, словно на город набросили тяжелое темное покрывало. Таксист курил возле машины, с усмешкой слушая, как по рации орет диспетчер: «Не Человеческое шоссе, а Челобитьевское! Ты бы карту города поизучал на досуге, двадцать второй!»

Глеб с благодарностью подставил лицо слабому ветерку и на секунду прикрыл глаза, подумав о Дане: «Интересно, как-то мы уживемся вместе? Каждый из нас привык к независимому существованию, а тут придется делить все на двоих – не только постель, но и шкафчик в ванной, и кухню, и свободное время, и много чего еще».

Он уже начал представлять было, как утром они с Даной вместе просыпаются и пьют на кухне кофе… Но вдруг неизвестно откуда из глубин памяти выскочил образ девицы, которая на офисной стоянке стукнула его папкой по голове. Агата, на минуточку. Не Маня, не Таня, не Соня и не Тоня. Ее глаза горели азартом, в них была такая энергия, которая может перевернуть землю без всякой точки опоры. Внутри у него снова тренькнул колокольчик, словно предупреждая о чем-то.

«Да ну ее к черту, – с досадой подумал он. – Я ее никогда больше не увижу. Ни ее, ни Кареткину».

– Ты можешь приехать? – спросила телефонная трубка дрожащим голосом Светки Кареткиной.

– Куда и когда? – деловито поинтересовалась Агата.

Она сидела в офисе за рабочим столом, уставившись в ежедневник, и слова подруги восприняла как задачу, которую следует выполнить.

– Приезжай прямо сейчас, – потребовала Светка. – Я в торговом центре, на нашем обычном месте. Пью чай с мятой. У меня к тебе очень серьезный разговор. О-о-очень серьезный.

– Что за разговор? – без особого интереса поинтересовалась Агата, улетевшая мыслями в загородный дом, который она сейчас обставляла.

– Разговор, который может изменить твою жизнь.

– Мою? – Агата почесала ручкой за ухом.

– Мою… Твою… Какая разница?! – Кареткина, как обычно, завелась с полоборота.

Если ей что-то было нужно или просто чего-то очень хотелось, она становилась невыносимой и добивалась своего не мытьем, так катаньем.

– Ладно, – быстро согласилась Агата. Положила трубку, потянулась до хруста в косточках и вслух сказала, обращаясь к ежедневнику: – Непросто иметь такую вредную подругу. Но куда деваться?

У нее, разумеется, были и другие подруги, не такие приставучие, но Кареткина постоянно оттесняла их, претендуя на то, чтобы быть самой близкой, самой-самой. «Хоть бы она влюбилась в кого-нибудь, – подумала Агата. – Направила бы свою энергию на охмурение избранника. Впрочем, женское счастье залегает гораздо глубже, чем мужское. Приходится годами грызть пустую породу, прежде чем наткнешься на самородок. Интересно, а Романа можно сравнить со слитком золота? Тем более он такой рыжий».

Она фыркнула и отправилась в кабинет своего компаньона Гаврилова, обладателя отменного вкуса и отвратительного характера. По причине последнего с клиентами он не общался, взяв на себя закупку товара и практически всю текучку. Женщины быстро влюблялись в Гаврилова и еще быстрее в нем разочаровывались, потому что он был бессердечным и вместо сердца носил в груди кассовый аппарат, жаждавший выручки, а не любви.

– Макс, я уеду по личному делу, – доложила Агата, без стука открыв дверь.

– Мгм, – ответил тот, ползая по полу и прикладывая кусок ткани к образцам обоев.

– Не могу понять, почему то же самое нельзя делать за рабочим столом, – попеняла ему Агата.

– Сюда все равно никто, кроме тебя, не заходит, – ответил Гаврилов, поднял голову и посмотрел наконец на нее: – Слушай, мне кажется, у тебя скоро свадьба.

– Ну да, – улыбнулась Агата.

– Не нравится мне это. Женщина на пороге замужества должна светиться, как люстра. А ты стала в два раза деловитее, а не в два раза счастливее.

– Не преувеличивай. – Агата повела плечом. – Подготовка к свадьбе – процесс трудоемкий и нервный. Мне просто некогда предвкушать и светиться.

– Я видел твоего избранника. – Макс, крякнув, поднялся на ноги и отряхнул руки и коленки.

– И что? – Агата насторожилась.

У Гаврилова был острый глаз, он подмечал много такого, на что другой человек и внимания не обращал.

– Он не похож на твоего единственного.

– Знаешь, Макс, жизнь несправедлива. Ищешь свою вторую половинку, а находишь все время какие-то огрызки.

– Выходит, ты собираешься замуж за огрызок?!

Агата рассмеялась, решив обратить разговор в шутку:

– Ты пытаешься испортить настроение хорошенькой женщине!

– Знаешь, не все хорошенькие женщины становятся хорошими женами. Возможно, тебе стоит отказаться от брака и до старости крутить романы.

– Иди к черту, Макс! – воскликнула Агата. – Я очень домашняя. В свободные минуты вяжу крючком и пеку овсяное печенье. Я хочу настоящий семейный очаг.

– Давай закажем тебе электрический камин с эффектом живого огня. Нет, я серьезно.

Обозвав его поганцем, Агата наотрез отказалась от камина и выбежала из офиса. Макс ее здорово расстроил. Неужели она действительно не выглядит счастливой? Но ведь она хочет замуж, и еще как! Нет, никто не собьет ее с пути. В конце концов она приняла решение не с бухты-барахты. Она все продумала до мелочей. Выбирать приходится из того, что есть, и точка. Да, она обожает романтические фильмы, верит в великую любовь, но верит и в то, что такая любовь случается только со счастливчиками. Остальным приходится искать подходящую пару, а потом разжигать в сердце любовь и нежность, чтобы сделать свой дом теплым, а избранника – счастливым. Вот так-то.

Агата нервно надавила на газ, вырулила на шоссе и сразу же подрезала черный джип. Он погнался за ней, поравнялся и загудел. Водитель лег животом на руль и повернул голову, готовясь, вероятно, угрожать и матюгаться, но, увидев Агату, обреченно махнул рукой и умчался вперед. Та вздохнула с облегчением. Хорошо, что ее не снесли с дороги. Водителей на автомобилях размером с танк она боялась до ужаса. «Хам на «Хаммере» сидит. Хам из «Хаммера» глядит», – вспомнилась ей песенка Тимура Шаова.

– Немедленно успокойся, – вслух приказала себе Агата, быстро посмотревшись в зеркальце заднего вида.

Глаза у нее блестели нехорошим лихорадочным блеском. Подъехав к торговому центру, она долго кружила по стоянке в поисках места. И в конце концов припарковалась неудачно: трижды криво въехала в свободное пространство между другими машинами и трижды поправилась, закончив маневр на хлипкую троечку. Выбралась наружу и заметила неподалеку ухмыляющегося охранника.

– Это из-за вас я не смогла нормально припарковаться! – возмущенно сказала ему Агата, приблизившись. – Вы смотрели на меня, как кот на вареник, я смутилась и чуть не врезалась в чужую машину.

С лица охранника медленно сползла ухмылка.

– Я не смотрел, – на всякий случай сказал он.

– Вот подам на вас в суд за сексуальное домогательство, будете знать! – заявила разгневанная Агата, которой во что бы то ни стало нужно было выпустить пар.

Раскрасневшаяся, она влетела в торговый центр, поднялась на второй этаж и направилась к небольшому кафе, которое они со Светкой облюбовали несколько месяцев назад. Здесь варили удивительно вкусный кофе с особенно пышной пенкой, которая не шла ни в какое сравнение с продуктом сетевых кофеен. Эту пенку можно было есть ложкой как десерт.

Кареткина сидела в самом углу с видом примы-балерины и грызла морковную палочку. «Интересно, что у нее на сей раз? – подумала Агата. – Возможно, Светка продолжает войну с бывшим боссом? И сейчас мы будем обсуждать, какой он гад». Вспомнив этого самого босса, Агата почувствовала, как у нее внезапно екнуло сердце, и испугалась.

«А ну, стоп, – приказала она себе. – Я что, впадаю в детство? Ну да, этот мужик классно выглядит, но он турнул Светку с работы, и, значит, на нем следует поставить крест. Хотя я и сама вряд ли взяла бы Кареткину в секретарши… В любом случае этого типа следует выкинуть из головы. Я ведь выхожу замуж, а это радикально меняет картину мира».

Увидев подругу, Кареткина томно помахала рукой.

– Приветик, – выдохнула Агата, плюхнувшись на стул. – Выглядишь хорошо. Вон румянец на щеках…

– Это не румянец, а раздражение от нового крема, – ответствовала Кареткина, с тревогой глядя на подругу. – Хорошо, что ты вырвалась. Потому что мне нужно поговорить с тобой об одном важном деле.

В тот же миг возле них появился официант, вооруженный бойкой улыбкой и картонным меню. Агата схватила меню, сразу же сунула нос в раздел «Десерты» и сделала заказ.

– Я только что разрешила себе съесть сладкое. Усилием воли я отодвинула свою силу воли в сторону, – пошутила она. – Действительно хочешь поговорить о чем-то важном? Это хорошо. Все-таки ты оторвала меня от бизнеса, а не от вышивания гладью.

– Перво-наперво я должна напомнить тебе, что мы закадычные подруги, – нервно заявила Кареткина, схватив недогрызенную морковку и отхрумкнув кусок. – И если тебе не понравится то, что я скажу, обещай не рвать меня на клочки. Дай мне слово.

Агата внезапно развеселилась:

– Клянусь, что ты выйдешь отсюда целой и невредимой. Ну, приступай. А то ты меня прямо заинтриговала…

Кареткина сделала глубокий вдох, выпучила голубые глазищи и выпалила:

– Агафья, ты не должна выходить замуж за Стрыкина!

– Ну, здрасте, – сказала Агата, и ее давешняя искренняя улыбка превратилась в нечто деревянное и неприятное глазу. – Ты это сейчас серьезно?

– Совершенно серьезно. – Светка взволнованно облизала губы и заправила прядку волос за ухо. – Роман – не твой человек. Когда я увидела приглашения на свадьбу… Знаешь, у вас все зашло слишком далеко. И это совершенно неправильно!

Агату захлестнуло возмущение. Никогда, никогда Светка Кареткина не радовалась за других! Она никогда не хвалила подружку за то, что та начала ходить в спортзал и похудела, делала вид, что не замечает ее новую прическу или сногсшибательную сумочку… Агата не раз задумывалась о том, что дружба у нее с Кареткиной получается какой-то односторонней: Светка готова была только принимать комплименты, обсуждать исключительно свои проблемы и никогда ничего не давала взамен. Прежде Агата оставляла это без внимания. Но теперь, когда речь зашла о столь важном деле, как замужество, она просто не смогла утерпеть.

Клокочущая ярость медленно поднялась из глубин ее существа и уже готова была выплеснуться наружу. Чтобы не лопнуть от этой ярости, она решила сразу и от души высказаться, что и сделала с большим удовольствием: