Снятие с креста Клеменс Пол

– Действительно, зачем мертвецам деньги, – фыркнул долгоносый Арман Жулье.

– Лейтенант, вы слишком пристально меня разглядываете, – повернулся к женщине Анджей. – Вам не нравится запах сивушных масел? Да, я вчера хорошенько выпил. Но это был не повод убивать работника моего музея.

– Вы с ним вчера разговаривали? – помедлив, спросила Катрин.

– И очень долго. Месье Винье был настоль любезен, что предложил моему вниманию продолжительный экскурс по картинной галерее. Не скажу, что Франсуа Винье был похож на человека, собирающегося умереть.

– Хорошо, будем разбираться, – сказал инспектор. Горящий взгляд носителя истины устремился на хмурого юриста. – Сочувствую, месье Лежа, что на вашу долю выпало несчастье быть первооткрывателем. Поведайте нам, любезный, как вы обнаружили горемычного господина Винье.

Французское следствие работало неторопливо, с соблюдением всех процессуальных норм. Кухарка, проезжая на своем разбитом «Опеле», могла не заметить тело. Но месье Лежа, на свою беду, заметил устремленную ввысь ногу. Будучи уверен, что очередной бродяга окочурился от ночного холода, он вышел из машины, вскарабкался на валун. И настроение на весь день оказалось испорченным. Он долго и нудно объяснял, какие неотложные дела привели его хмурым утром в Гвадалон. Была опрошена Селин Шаветт – не слышали ли ее подчиненные подозрительных шумов в ночное время (не слышали; а если слышали, она не в курсе). Был опрошен Огюст Шавр – не имел ли он вчера беседы с пострадавшим (не имел), где провел ночь (в постели). Опросили Анджея Раковского – на предмет причины, вынудившей его приложиться к алкоголю.

Странное занятие – спрашивать у поляка, почему он приложился к алкоголю. Анджей затруднился ответить. Полицейский медик сообщил, что смерть «клиента» наступила ориентировочно в два-три часа ночи.

– У меня алиби, инспектор, – встрепенулся Анджей. – Моя выпивка никак не связана со смертью господина Винье, поскольку проистекала на закате, а часам к десяти я уже спал мертвым сном.

– Вы так торопитесь в подозреваемые, – поморщился Шовиньи. – Надеюсь, вы не просыпались ночью?

Катрин Дюссон рассмеялась. Инспектор посмотрел на нее укоризненно и тоже улыбнулся.

– Ни разу, – твердо сказал Анджей.

– Мадемуазель Шаветт уверена, что вы забрали что-то из галереи и отнесли к себе в апартаменты.

– Это картины, инспектор. Для доподлинного изучения. Скажите, когда вы из своего подвала забираете старый велосипед и относите наверх, чтобы произвести мелкий ремонт в мастерской, вы не получаете повестку в суд?

– Юморист, – хмыкнул сержант.

– Мы с ним не заскучаем, – обнаружила лейтенант.

– Послушайте, инспектор, – окликнул Шовиньи криминалист. – Не исключено, что этот парень сам забрался на камень, поскользнулся и упал. Но при этом обязательно присутствовал добровольный помощник. Следов не осталось, перед рассветом шел сильный дождь. Однако я сомневаюсь, что он свернул себе шею, падая с камня. Думаю, ему свернули шею на дороге, а потом затащили сюда, с глаз подальше. После обеда сделаем вскрытие – возможно, проясним ситуацию.

– На несчастный случай не рассчитывайте, инспектор, – хмуро бросил Анджей. – Франсуа Винье был сильно испуган. Не пытайте, не знаю. Он покинул Гвадалон в районе пяти вечера. Убыл на своей машине. Допросите охрану, она подтвердит. Но зачем-то ночью он опять сюда вернулся – и, что характерно, пешком. С кем-то встречался…

Анджей запнулся, подумав о ночном происшествии в замке. А ведь в этом что-то было.

– Договаривайте, – насторожилась Катрин. – Вы что-то знаете, месье.

Пришлось срочно выпутываться.

– Подождите, – Анджей нахмурился, изображая мучительное рождение мысли. – Не знаю, с кем встречался Винье и кто его убил, поскольку простодушно спал в это время, но… знаете, мне пришлось буквально силой выталкивать его из галереи. Он хотел там остаться – причем без моего участия…

Трудно понять, почему он решил произнести эту фразу. Какой-то внутренний позыв, интуиция. И рассчитана она была не на полицию, а на тех, кто пришел с ним из замка. Люди угрюмо молчали, сбились в кучку – управляющий, юрист, совладелица охранного агентства. Переваривали сказанное. Возможно, кто-то из них – с особым смыслом…

Разгулялся ветер. Черные тучи надвигались с моря. Накрапывал дождь. Инспектор Шовиньи углубился в раздумья, наблюдая, как подчиненные укладывают на носилки тело. Катрин Дюссон потеряла интерес к Анджею и хмуро разглядывала обитателей поместья. Девушка была не проста. Вполне вероятно, она уже сделала определенные выводы, но не торопилась доносить их до начальства.

– Какие картины вы унесли из галереи? – внезапно спросил сержант.

Анджей вздрогнул. Еще один неглупый полицейский?

– Имена Оноре Фрагонара, Жана Франсуа Милле, Теодора Жерико вам о чем-нибудь говорят, сержант? Эти картины лежали в запаснике без рам, я их просто отнес к себе, чтобы… в общем, вам не понять. Когда я покидал свою комнату, картины все еще были там, в чем несложно убедиться.

Сержант предпочел не развивать тему.

– Клавье! – инспектор щелкнул пальцами, подзывая подчиненного. – Выясните, что делал Франсуа Винье после пяти вечера. Насколько я знаю, он холостяк, но существуют соседи, продавцы магазинов по соседству, глазастые горожане. Нам интересны все его вечерние и ночные перемещения. Боюсь, месье, – повернулся он к Анджею, – нам придется пройти к вам в поместье и продолжить работу. Будем откровенны. В городке, где преступления такая же редкость, как шутки не про секс, в течение недели происходят два убийства в непосредственной близости от поместья Гвадалон. Логично допустить, что убийства связаны. Вы не против, если мы познакомимся с вашим «родовым» гнездом, прислугой и мирными соседями?

Вопрос на засыпку: как попала в Гвадалон девушка по имени Мишель? Да, охрана сосредоточена на галерее, но ворота они стерегут, с дороги девушка подойти не могла, а чтобы появиться с обратной стороны, ей нужно было выйти из пены морской или из Гофрэ. А если из Бруа, то никак не посуху (там крепкая ограда). Несложно догадаться, что полиция озадачилась подвалами и подземными ходами…

Он не стал чинить препятствий закону. Глупо обзаводиться новыми проблемами. Он увлеченно наблюдал, как Катрин, сдерживая злость, пытается разговорить дворника Йозефа. Потрясающая информация: спал, ничего не слышал, и вообще в его обязанности не входит следить за всякими грамотеями. Луиза Гурден тряслась от страха, много говорила, но очень мало по существу. Арман Жулье терпеливо записывал показания – прислуги, охранников на воротах, управляющего с юристом. Анджей любезно разрешил полицейским спуститься в подвал и сам туда заглянул. Подвалы Гвадалона не были чем-то жутким, бездонным и завораживающим. Двадцать каменных ступеней, забетонированные пустые боксы, мощные колонны, подпирающие потолок. Повсюду пыль, плесень и запустение.

– Не празднично, месье? – зашел со спины инспектор, рассчитывая испугать. Испугал.

– Здесь нет подземных ходов, инспектор, – вздохнул Анджей. – Ни скелетов, ни призраков.

– Вижу, – согласился Шовиньи. – Имеется еще одна версия гибели Франсуа Винье. Озвученная вашей доброй служанкой. Случайное убийство. Бродяги, наркоманы. Этим маргиналам ничего не стоит убить человека ради горстки евро.

– Как скажете, инспектор, – пожал плечами Анджей. – Эта версия так же правдоподобна, как и то, что Винье вскарабкался на камень, а потом оступился.

– Не скажите, – улыбнулся Шовиньи. – У этой версии больше шансов. В январе в местечке Ланготье – это порядка пятнадцати миль – несколько накурившихся подростков напали на сторожа яхт-клуба. Двадцать пять ножевых ранений. В декабре за автостанцией бездомный изнасиловал в коллекторе мать двоих детей. Мы обязаны проверять все версии. Вы же не рветесь нам помочь? – колючие глаза полицейского вцепились в него крюками.

– Перестаньте, инспектор, – разозлился Анджей. – Не рвался бы вам помочь, не пустил бы сюда без ордера и адвоката.

– Инспектор, извините, что прерываю вашу дружескую беседу, – подошла Катрин Дюссон. – Но только что звонил Клавье. Они опросили соседей и хозяйку минимаркета, где закупаются жители таунхауса на улице Коммунаров. Она их всех знает. В половине шестого Винье подъехал к магазину, купил пачку сигарет, пытался закурить прямо на кассе, то есть был расстроен, рассеян и задумчив. Потом прогулялся по улице, заглянул в магазин интимных товаров, машинально купил какую-то мелочь…

– Надувного Троцкого? – живо влез в беседу сержант Жулье.

– Пачку презервативов. Этот человечек ведет… вел, невзирая на замухрышистый вид, активный образ жизни.

– Ага, – поддакнул Жулье. – Любил доводить любовь до логического конца. Это не ваш образ жизни, инспектор. Прошу меня простить, но вы когда-нибудь погибнете по самой нелепой причине: вас моль сожрет.

– Помолчи, – проворчал инспектор. – Это все, Катрин?

– Потом его видели сидящим в парке. Купил багет и кормил голубей.

– Какая идиллия, – фыркнул Жулье. – А как насчет реализации приобретенной эротической мелочи?

– Никак, – покачала головой девушка. – Патриция Буре – работница архива городской библиотеки… м-м, знакомая нашего покойного, а на ее след Клавье привела хозяйка минимаркета – эту ночь провела в гордом одиночестве.

– Понятно, – крякнул Жулье.

– Консьержка уверена, что Франсуа Винье прошел мимо нее в начале девятого вечера. Подавленный, бледный. В одной руке он держал телефон, по которому приглушенно говорил, в другой – пинту кальвадоса. Если выпил – вскрытие покажет, – Катрин выразительно посмотрела на Анджея.

Тот пожал плечами.

– И у меня покажет… если вскрыть.

Катрин прыснула.

– И что характерно, консьержка не помнит, в котором часу месье Винье выходил из дома и выходил ли вообще. Она отвлекалась, пила кофе, дремала, знакомилась со свежей газетой. Хотя… – работница отдела расследований задумалась, – насчет того, выходил он или нет, двух мнений быть не может.

– Это точно, – важно согласился Жулье.

– Минуточку, – нахмурился инспектор. – Нужно проверить звонки, поступившие на телефон Винье.

– Затруднительно, инспектор, – развела руками Катрин. – У покойного не найдено телефона. А также не найдено бумажника и наручных золотых часов, которые, по мнению опрошенных, у покойного имелись. Пусть бледное, но все же подтверждение версии банального ограбления. Правда, непонятно, что он делал ночью в скалах.

– Он мог идти в Гвадалон, – пожал плечами Жулье. – Мог идти из Гвадалона. Мог бродить по своим сомнамбулическим делам.

– Пора поговорить с соседями, – сделал странный вывод из услышанного инспектор. – Надеюсь, нас не выставят за порог.

– И в животе уже урчит, – поддакнул Жулье.

– Буду рад, инспектор, если вы возьмете меня с собой, – встрепенулся Анджей. – Не уверен, что найду более пристойный повод для знакомства с соседями.

– Ах, какая драма, – сокрушенно качал головой мужчина с удивительно светлыми, лучистыми глазами. – Бедный месье Винье. Как же его угораздило. К сожалению, господа, мы практически не знали этого доброго господина. Виделись пару раз, при встрече улыбались, говорили дежурные любезности…

– Не драма, а детектив, месье Фанкон, – поучительно сказал Шовиньи. – Если убивают в конце – это драма, если вначале – детектив.

– Вы так оптимистичны, инспектор, – хмыкнула Катрин.

– Боюсь, нас ждут большие неприятности, – вздохнул Шовиньи. – В противном случае я полный тупица и не служил тридцать лет в полиции.

– Ах, перестаньте, инспектор, – защебетала русоволосая Элиза Фанкон (если честно, в бинокль она смотрелась лучше, во всяком случае, глубокие носогубные складки были не видны). – Все же понимают, что проклятые наркоманы совсем распустились! Почему полиция не возьмется наконец за эту шпану? Сколько можно терпеть? У нас на работе рассказывают страшные истории! У мадам Живода племянник ушел из дома, живет в наркоманском притоне, совсем опустился! У господина Шеваля – известного в городе антиквара – дочь лежит в клинике для лечения наркоманов! Соседка Мирабель Бонжу заболела простудой, выпила таблетку, которую ошибочно приняла за аспирин, после чего у нее появилось жгучее желание бежать на дискотеку…