Первопроходцы. Русские имена на карте Евразии Ципоруха Михаил

Петр Рычков

ПО ОРЕНБУРГСКОМУ КРАЮ

Дай Боже, чтобы главные правители здешних дел и народов с их помощниками всегда просвещаемы были совершенным знанием всего того, что внутри и вне этой обширной губернии для государственных интересов надобно и полезно… а чрез то бы и описание Оренбургской губернии от искуснейших людей приведено было в полное совершенство, чего я, как верный раб и сын Отечества, всеусердно желаю.

(Петр Рычков)

Петр Иванович Рычков родился 1 октября 1712 года в городе Вологде в семье купца и был единственным сыном, так как остальные дети умерли в раннем детстве. Вскоре его отец разорился и семья переехала в Москву. Петр рано научился читать и писать по-русски. А в Москве он быстро выучился голландскому языку и арифметике, после чего был отдан для обучения иностранным языкам, бухгалтерии и коммерции к директору полотняных фабрик И. П. Тамесу, с которым его отец дружил.

Знание немецкого и голландского языков и бухгалтерии помогло Петру продвинуться на государственной службе. В 18 лет он был назначен правителем казенных стекольных заводов в Ямбурге (под Санкт-Петербургом). Через некоторое время его назначили переводчиком и помощником бухгалтера Санкт-Петербургской таможни.

Дальнейшая судьба П. И. Рычкова во многом определилась знакомством с Иваном Кириловичем Кириловым, обер-секретарем Сената. Переход на службу в таможню состоялся при участии И. К. Кирилова. В 1734 году когда для Оренбургской комиссии потребовался бухгалтер, Кирилов пригласил на эту должность молодого Рычкова. В июне 1734 года Кирилов направил в Сенат представление об именном списке участников Оренбургской комиссии.

«Бухгалтера ныне достойного еще не приискал, токмо в бухгалтерском деле знающего из русских Петра Рычкова нижайше прошу на первый случай со мною отпустить, который был здесь при портовой таможне у бухгалтерских дел и по-немецки читать и писать умеет, а жалованье он получал по сту по пятидесяти рублев, токмо для сей посылки не соизволено ль будет прибавить рублев сто».

Летом 1734 года в составе большого отряда Рычков вместе с Кириловым прошел длинным и тяжелым путем через Казань и Уфу, далее вдоль левого берега реки Белой до Лика (река Урал) и к устью реки Ори. В августе 1735 года он участвовал в строительстве крепости Оренбург (теперь Орск).

После смерти Кирилова во главе Оренбургской комиссии был поставлен В. Н. Татищев. Видимо, Рычков, на которого еще при Кирилове было возложено ведение всех канцелярских дел, нашел в Татищеве образованного, доброжелательного начальника, стремление которого к изучению просторов России и проведению съемок оказалось для него важным, необходимым и созвучным собственным желаниям.

После отстранения Татищева в 1739 году от начальствования в Оренбургской комиссии между ним и Рычковым завязалась переписка.

Рычков пересылал Татищеву свои первые научные работы, и тот для него стал консультантом и рецензентом. Так, в письме к Рычкову от декабря 1749 года Татищев высоко оценил карту Оренбургской губернии, составленную под руководством Рычкова: «Ваша ландкарта хотя преизрядно сочинена, не взирая на малые недостатки и погрешности, довольно служит, а со временем одно место по другом исправлять можно. Мой совет вам, если годится, чтоб не делать одну, но разделить на три или четыре и все по одному масштабу, то вам легче переправлять и дополнять». Этот совет был принят Рычковым и реализован в дальнейшем.

Усердие и исполнительность Рычкова были отмечены всеми его начальниками. Он быстро продвигался по службе — вначале в Оренбургской комиссии, а затем и в Оренбургской губернской канцелярии.

Позже Рычков вспоминал:

«Будучи в той экспедиции, как от него, Кирилова, так и от бывших после его генералитетов, употребляем я был всегда (кроме одного первого года) и почти безотлучно к нужнейшим воинским делам. Они, по тогдашним башкирским беспокойствам (волнения башкирских племен), о том, как бы счетные книги по регуле бухгалтерской установить, почти и думать уже перестали, но усмотря, что в таких строгих случаях к управлению канцелярских дел других более способнее, все канцелярское правление на меня одного положили. При таких обстоятельствах имели они меня всегда и во всех походах безотлучно при себе и подлинно содержали меня в отменной милости».

В 1743 году Рычкова за успешную службу наградили землей, расположенной вблизи от города Бугульмы, на которой он позже выстроил село Спасское. А в 1751 году по представлению Оренбургского губернатора И. И. Неплюева ему присвоили чин коллежского советника. В поездках по Оренбургскому краю, в состав которого тогда входили и Башкирские земли, районы южнее Яика, Южный Урал, Заволжье и Закамье, он изучал разнообразные ландшафты края, знакомился с достопримечательными местами; его интересовали животные, обитавшие в степях, рыбы в реках, месторождения руд, наличие минералов, быт и нравы казахов, башкир, татар и других народов, населявших обширный Оренбургский край. При его участии заложили первые русские городки и крепости в степном Заволжье.

В 1741 году при канцелярии Оренбургской комиссии был создан географический департамент для рассмотрения представленных геодезистами ландкарт, а также для составления общей ландкарты Оренбургского края. Такая карта в 1743 году была составлена, но вскоре стало ясно, что ее необходимо переделать с учетом новых картографических материалов, поступивших в канцелярию учрежденной в 1744 году Оренбургской губернии. В том же 1744 году Рычков закончил сочинение одной из своих ранних историко-географических работ — «Известие о начале и состоянии Оренбургской комиссии по самое то время, как оная комиссия целой губернией учинена, с некоторыми историческими и географическими примечаниями». К рукописи прилагались карандашные рисунки Оренбурга и ряда других городов губернии. Также было сделано подробное описание Оренбурга.

По инициативе Рычкова в 1752 году решили составить атлас карт Оренбургской губернии и прилегавших к ней с юга среднеазиатских земель. Работу поручили геодезисту прапорщику Ивану Красильникову. В 1753–1755 годах по имевшимся картам и описаниям он составил свои карты — 10 частных и одну генеральную. Впервые были нанесены от истоков до устья левые притоки Волги и Камы, основные притоки рек Белой и Уфы, правые притоки Яика — Таналык и Сакмара — и его левый приток Илек, крупнейший приток Самары — Большой Кинель. На картах появилось около 100 озер восточного склона Урала; уже четко была показана Бугульминско-Белебеевская возвышенность как водораздел притоков Волги, Камы и Белой; четко изображен Общий Сырт, разрезанный рекой Самарой и ее притоками на отдельные длинные участки.

К новым картам Рычков решил приложить текст, так как считал: самые точные ландкарты не могут полностью характеризовать изображенные на них территории. В предисловии к первому варианту «Топографии Оренбургской» он писал:

«И хотя употребление исправно сочиненных ландкарт во всяком правлении, а особливо в политических и воинских делах, производит немалую пользу; наисовершенному ведению и к добропорядочному управлению поручаемых дел нужно каждому командиру сверх того знать еще разные обстоятельства, яко то: народное и натуральное состояние подчиненных ему мест, где какое людство и на каком основании находится, что где натура произвела и произвести может, какое место чем избыточествует или оскудевает, откуда, когда и как награждать недостатки и чрез что превозмогать имеющиеся или быть могущие затруднения».

В феврале 1755 года Рычков выслал первую часть «на просвещенное рассмотрение» академику М. В. Ломоносову, с которым познакомился во время поездки в Петербург в 1751 году, а через два месяца — в Академию наук, где рукопись рассмотрели и при содействии М. В. Ломоносова одобрили к изданию.

В Академии наук 28 января 1759 года было учреждено звание академических корреспондентов, и в решении об этом было указано, что следует «начать сие учреждение принятием в такие корреспонденты с данием дипломы господина коллежского советника Петра Рычкова». И на следующий день Рычков был избран на общем собрании академиков первым в России членом-корреспондентом Академии наук. После этого радостного для него события Петр Иванович регулярно посылал в Академию наук краткие описания, чучела и гнезда птиц, различные сообщения о примечательных природных явлениях и объектах в Оренбургской губернии и о многом другом.

В апреле 1760 года он закончил вторую часть «Топографии Оренбургской». Через полтора года в январском номере академического журнала «Сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие» начали печатать «Топографию». Важное географическое сочинение вызвало интерес у читающей публики, и уже в 1762 году весь труд П. И. Рычкова вышел в Петербурге отдельной книгой с полным названием «Топография Оренбургская, то есть: обстоятельное описание Оренбургской губернии, сочиненное коллежским советником и Императорской Академии наук корреспондентом Петром Рычковым». Позже книга была переведена на немецкий язык и издана в Германии. Ее высоко оценили выдающиеся натуралисты того времени.

В «Топографии» дана характеристика природы, населения и хозяйства Оренбургской губернии, характеристика провинций, составлявших губернию, описаны границы губернии. Также дано описание территорий Средней Азии и Казахстана, расположенных к югу и юго-востоку от Оренбургской губернии, рассказано о проживавших там народах: трухменцах (туркменах), хивинцах, аральцах, верхних каракалпаках, киргиз-кайсаках Большой Орды (казахах), зюнгорах (джунгарах).

Раздел «О горах» начинается с описания Уральского хребта. Считается, что название Урал именно Рычков первым отнес ко всей горной системе, протянувшейся от северных морей до реки Яика и южнее. Он рассказал о растительности, животном мире и полезных ископаемых в этих горах, особо остановился на описании пещер Южного Урала. Впервые в научной литературе Рычковым отмечено присутствие нефти в Среднем Поволжье, там, где уже в XX веке возник новый район нефтедобычи, «Второй Баку». Он подробно сообщил о многих видах животных, среднеазиатских ядовитых насекомых и змеях, птицах и рыбах.

Немало места отведено описанию белужьего и осетрового промысла у яицких казаков, а еще пчеловодства, которым занималось русское и башкирское население. В Башкирии преобладали дикие, бортевые пчелы, для которых пчеловоды выдалбливали наподобие ульев сосны, дубы, липы и другие толстые деревья. «Башкирцы… в размножении пчел так искусны, что много таких, из которых у одного по нескольку тысяч бортевых деревьев имеется».

Подробно описаны также другие промыслы и торговля в губернии. К тому времени Оренбург стал крупным торговым центром, куда доставлялись товары бухарскими, ташкентскими и хивинскими купцами (золото и серебро, бумажные и шелковые ткани, каракуль). Русские купцы ежегодно выменивали у казахов многие тысячи лошадей, баранов и овец, большое количество овчины, верблюжьей шерсти, волчьих и лисьих шкур. В свою очередь, русские купцы сбывали сукна, краски, олово, котлы медные и чугунные, меха, бархат, иглы и наперстки. Во внутренние губернии России из Оренбургской губернии поставляли лошадей, пушнину, башкирский мед, яицкие рыбные продукты.

Большой интерес представляют сведения об основании Орской крепости, а затем и Оренбурга, Троицкой крепости (теперь город Троицк), о двухсотлетней истории Яицкого казачьего войска и хозяйственной деятельности яицких казаков. Первыми яицкими казаками, которые проникли на Яик со стороны Каспия, были выходцы с Дона и беглые крестьяне. Именно на реке Яик они скрывались от стрелецких отрядов и находили убежище на зиму. В очерке об Исетской провинции описана Челябинская крепость (сейчас город Челябинск). Самым древним городом в губернии была Уфа, основанная русскими в 1586 году на берегу реки Белой вблизи устья реки Уфы. При описании Уфимской провинции автор отметил живописность берегов рек Белой и Сима. На их берегах «весьма превысокие горы удивительной крутости и утесы натуральные, так как бы искусством сделанные». Особый восторг вызывали в нем природные условия этого района:

«Что касается до довольства этой провинции, то во всей Российской империи едва сыщется ль другая, которая бы всем нужным к житью человеческому столь изобиловала, как Уфимская, ибо к хлебопашеству самая лучшая земля повсеместно, повсюду же леса, в которых множество бортевых пчел, реки судовые и рыбные, озер рыбных и пажитных мест везде довольно».

Рычков сообщил о многих природных феноменах. Так, в Ставропольской провинции описана небольшая река Молочная (теперь это северо-восточная часть Самарской области). В верхнем течении реки вода чистая. Затем река впадает в небольшое озеро, а «протекши это озеро, становится уже так бела, как молоко, и такой водой течет версты на две или на полторы, и впадает в реку Сургут, где еще несколько своей белизны имеет». Река Молочная и теперь протекает через серное озеро с бело-молочной водой. Дело в том, что в реку перед впадением в озеро поступает вода из сероводородного источника, вследствие чего вода в реке приобретает молочный оттенок от выпадающей серы. В этом районе сероводородных источников находится сегодня небольшой город Серноводск.

Заканчивается книга описанием 28 горных железоделательных и медеплавильных заводов губернии. В то время эти заводы существовали только в Башкирии, но Рычков не сомневался, что наличие богатых башкирских руд позволит увеличить их число. Кроме того, он прозорливо предположил возможность строительства новых заводов на базе богатых медных руд, найденных за рекой Яик в казахских степях.

«Топография Оренбургская» была высоко оценена Академией наук как образец для топографических описаний других губерний. Академический журнал писал о желательности, «чтоб и в прочих губерниях пространной Российской империи нашлись трудолюбивые и к сочинению такого описания способные люди, кои бы по примеру сей топографии хотели сочинить равномерные губерниям своим или провинциям описания и для напечатания сообщить Академии. Что же при таком сочинении наблюдать надлежит, в том Оренбургская Топография верною и достаточною предводительницею служить может».

И действительно, вслед за описанием Оренбургской губернии по примеру П. И. Рычкова (и опираясь на структуру его труда) другие авторы в последней четверти XVIII века представили историко-географические описания Саратовского, Тобольского, Симбирского, Калужского, Тамбовского, Вологодского, Курского, Харьковского наместничеств, Владимирской и Воронежской губерний. Правда, по глубине выводов и многогранности фактов и оценки перспектив хозяйственного развития описываемых регионов эти работы явно уступали «Топографии Оренбургской».

В 1758 году с поста оренбургского губернатора ушел И. И. Неплюев, видный государственный деятель, воспитанник и сподвижник Петра I. Он в определенной степени поддерживал исследовательскую деятельность П. И. Рычкова. С его уходом условия для научной работы Петра Ивановича ухудшились. Видимо, это подтолкнуло его к выходу в отставку. Сенат принял отставку Рычкова 21 февраля 1761 года и ходатайствовал перед императрицей о возведении его в чин статского советника, кем он и стал в декабре 1764 года.

Поселившись с многочисленным семейством в своем имении Спасское, Рычков продолжил научную работу. Он опубликовал ряд статей по географии и экономике Оренбургского края в журнале Вольного экономического общества. Среди них выделяются статьи «О медных рудах и минералах, находящихся в Оренбургской губернии», «О горючей угольной земле» (о находке пластов каменного угля), «О сбережении и размножении лесов», «О содержании пчел», «Описание Илецкой соли». Во всех этих статьях Рычков является в некотором роде первопроходцем. Недаром в XX веке его признали одним из основателей рациональной системы поиска ценных руд, одним из выдающихся деятелей российского пчеловодства, зачинателем отечественной лесоводческой науки.

Описателем российских земель стал и сын Рычкова — Николай. В 1769–1770 годах он, 22-летний капитан, будучи причисленным к Оренбургскому исследовательскому отряду Академии наук, по поручению его руководителя академика Палласа совершил несколько самостоятельных маршрутов, обследовал лесостепи и степи Заволжья, среднего течения Камы. В 1769 году он выехал из Симбирска на восток и исследовал районы рек Черемшана и Нижней Камы, где собрал, в частности, археологический материал, отнесенный к эпохе Волжской Булгарии. Из Мензелинска по долине реки Ик (приток Камы) Николай Рычков направился в сторону Оренбурга. На берегах Ика и Колвы он обнаружил и подробно описал карстовые пещеры, одна из которых оказалась ледяной. Он осматривал ее в жаркий июньский день и был поражен царившим в ней холодом. «Чем дальше проходил я во внутренность подземельной сей храмины, — писал молодой исследователь, — тем холод становится жесточае, и наконец, к вящему моему удивлению увидел я, что вода, местами покрывающая испод сея пещеры, покрыта столь крепким льдом, что человека на нем стоящего легко поднимает».

В 1770 году Н. П. Рычков провел исследования в бассейнах рек Вятки и Камы. От истоков Вятки он перебрался в верховья Камы, которая, как Вятка и Чепца, берет начало на Верхнекамской возвышенности. В своем отчете Н. П. Рычков сообщал: «Истоки Камы… выходят из пологого увала. Воды… с приятным шумом текут сперва на запад до самой подошвы увала, потом поворачивают к полуночи в лесистую долину, собрав неописанное множество болотных и ключевых вод». Он проследил течение Камы до того места, где она становится глубокой и судоходной, а общую длину Камы (1 805 километров) лишь немного преувеличил. В ходе экспедиции Н. П. Рычков побывал в Уфе, Казани, Хлынове (древней Вятке), Соликамске, Чердыни, Кунгуре, Екатеринбурге и описал их в отчете.

15 мая 1771 года Николай Рычков и его старший брат Андрей по поручению Палласа прибыли в Орскую крепость, где присоединились к военному отряду, направлявшемуся в Киргизскую (Казахскую) степь. За время похода Н. П. Рычков собрал ценный географический материал по малоизвестному тогда району восточнее Орско-Тургайской столовой страны. Он описал свои путешествия и исследования в двух сочинениях (с картами), которые были опубликованы в Петербурге.

Что касается отца, Петра Ивановича Рычкова, тяжелое материальное положение большой семьи вынудило его возвратиться на государственную службу. Вначале он служил в управлении соляных дел в Оренбурге, где пережил, а потом и описал шестимесячную осаду города зимой 1773/1774 года отрядами Пугачева. В феврале 1777 года Петр Иванович закончил составление «Лексикона, или Словаря топографического Оренбургской губернии» — географического словаря, который так и не был опубликован. В нем были изложены в алфавитном порядке географические, исторические, экономические сведения об Оренбургской губернии; описаны реки, озера, горы, полезные ископаемые, животные, города, заводы, крепости, народности, населявшие губернию, выдающиеся личности, чья деятельность связана с губернией (Кирилов, Татищев, Неплюев и др). Это был первый в России географический словарь, посвященный определенной части страны.

В марте 1777 года П. И. Рычков был назначен на должность «главного командира» Екатеринбургских заводских правлений. Несмотря на плохое состояние здоровья, он уехал из Оренбурга в Екатеринбург, где 15 октября скончался. Похоронили его в имении Спасском. Так окончилась жизнь «описателя земли Русской», одного из тех, чьими трудами была исследована, положена на карту и описана огромная территория между Волгой и Уральскими горами.

Петр Симон Паллас

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ПРОВИНЦИЯМ

Я должен признаться, что за всю мою Сибирскую дорогу, считая от Уральских гор, столько нового и достопамятного из зверей и трав не собрал, как на пограничных местах к Монголии и на северной стороне, Байкалом окруженной.

(Петр Симон Паллас)

Весной 1772 года по разбитой Нерчинской дороге двигался обоз с людьми и имуществом экспедиционного отряда во главе с академиком Петром Симоном Палласом. Нескончаемо падал мокрый снег. Из-за этого дорога превратилась в сплошное месиво из грязи, снега и камней. Путь обоза становился труднее и труднее. Когда обоз добрался до речки Кунду, уровень воды в которой сильно поднялся от талого снега, уставшие и измученные лошади стали и, несмотря на все усилия ямщиков, двигаться далее отказывались. Пришлось расположиться на ночлег. Ночью подморозило. С рассветом путники проснулись и увидели: на снегу лежали 11 павших лошадей.

Обоз продолжил движение, а чтобы было легче оставшимся 10 лошадям, все люди шли пешком по колено в воде за телегами с поклажей. Положение спасли прибывшие с ближайшей почтовой станции буряты со свежими лошадьми и верблюдами.

И это был только один из участков тяжелого пути по Даурии. Впоследствии Паллас вспоминал: «Во время сей Даурской езды не только я сам, но и все, кои со мной ни были, сделались хворыми и бессильными; и только оставалось еще столько крепости, чтоб как возможно назад отправиться и скорей отсель выехать».

Как же натуралист Петр Симон Паллас, родившийся в Германии и обучавшийся в немецких университетах, попал в Восточную Сибирь? Начнем рассказ с 1758 года, когда в Географический департамент Академии наук в Санкт-Петербурге пришел академик Михаил Васильевич Ломоносов. Именно он направил деятельность этого академического органа на организацию всестороннего изучения России, включая сбор сведений о флоре и фауне, реках и горах, на выявление богатств недр, на изучение состояния сельского хозяйства, промышленности и торговли, а также всех сторон жизни и культуры населяющих ее народов.

Ломоносов ратовал за организацию целого ряда академических экспедиций, которые предполагалось послать в различные регионы страны. В 1760 году он представил «Мнение о посылке астрономов и геодезистов в нужнейшие места России для определения долготы и широты», где изложил соображения о необходимости всестороннего географического изучения страны:

«Сколько происходит пользы от географии человеческому роду, о том всяк имеющий понятие о всенародных прибытках удобно рассудить может. Едино представление положения государств, а особливо своего отечества производит в сердце великое удовольствие. Кольми же паче оное быть должно, когда из того действительную общую и собственную для себя пользу усмотреть можем».

Стремление Ломоносова организовать географическое изучение просторов России нашло поддержку в лице занявшей в 1762 году российский престол императрицы Екатерины П. После кончины М. В. Ломоносова в 1765 году императрица поддержала и деятельность по организации экспедиций академика С. Я. Румовского, нового руководителя Географического департамента Академии наук. Более того, когда решался вопрос о выборе руководителей экспедиций, то императрица сама провела переговоры о приглашении в Россию подходящих кандидатов.

Она обратилась к профессору Лудвигу из Лейпцига с просьбой помочь ей выбрать натуралиста из числа европейских ученых для приглашения в качестве руководителя одной из экспедиций, которой предстояло заняться всесторонними исследованиями регионов России «в естественно-историческом отношении».

Профессор рекомендовал ей остановиться на кандидатуре 26-летнего зоолога из Берлина, члена многих научных обществ в Германии, Англии и Италии Петра Симона Палласа.

Паллас родился в 1741 году в семье врача-хирурга, профессора хирургии Берлинской медицинской академии. Вначале Петра Симона обучали дома. Уже в детские годы он изучал, кроме родного немецкого языка, латинский, французский и английский — и достаточно овладел ими. Отец хотел, чтобы сын стал врачом. Паллас начал учиться в гимназии, с 13 лет посещал лекции в Берлинской медико-хирургической коллегии, которые читали крупнейшие немецкие натуралисты и медики.

Затем Паллас продолжил образование в университетах Галле, Геттингена (Германия) и Лейдена (Голландия). Именно в Лейдене он защитил диссертацию «О врагах, живущих в теле животных». В ней молодой натуралист описал строение и образ жизни многочисленных видов паразитических червей. В диссертации и в последующих работах ему удалось даже исправить некоторые ошибки, допущенные знаменитым ученым-систематизатором Карлом Линнеем при построении класса червей.

Паллас направился в Англию, так как отец хотел, чтобы он осмотрел крупнейшие госпитали. Но Паллас использовал пребывание в Англии, в первую очередь, для знакомства с богатыми коллекциями, собранными английскими натуралистами. Также отец потребовал от сына поступить врачом в армию Пруссии. Однако вскоре, в 1763 году, закончилась Семилетняя война, которую Пруссия вела против коалиции государств; армия была сокращена, и для Палласа свободного места армейского врача не оказалось.

Несмотря на желание отца видеть сына практикующим врачом, молодой Паллас мечтал заниматься «натуральной историей». Под этим термином в то время понимали совокупность знаний о природе, то есть вопросы ботаники, зоологии, геологии, географии, включая проблемы систематики животного и растительного мира, его происхождения и развития.

За три года Паллас написал ряд значительных работ по зоологии, которые принесли ему европейскую известность. Его избрали в члены ряда отечественных и зарубежных научных обществ. Тем не менее в Берлине он не смог получить место преподавателя в университете или поступить на государственную службу, чтобы, получая там содержание, продолжить научную работу.

В 1766 году молодой ученый женился и теперь должен был заботиться о содержании семьи. В этот год он получил приглашение Академии наук в Петербурге принять участие в организуемых ею «физических экспедициях» по России в качестве профессора натуральной истории. Многие отговаривали Палласа от поездки в Россию, считая, что в этой стране он загубит свой талант ученого.

Первоначально Паллас отказался от предложения. В конце марта в Берлине состоялась встреча Палласа с профессором ботаники С. Г. Гмелином, который, как и Паллас, получил приглашение Академии наук и направлялся в Петербург. Беседы с ним окончательно развеяли все сомнения Палласа по поводу принятия приглашения Академии наук и поездки в Россию. Он понял, что обширные и малоисследованные просторы Российской империи позволят ему полностью реализовать свои планы и стремления по изучению природы.

Уже 22 апреля ученый написал в Петербург, в Академию наук, что согласен принять место профессора натуральной истории. В российскую столицу Паллас с женой прибыли 30 июля 1767 года, и через неделю он подписал контракт с руководством Академии наук, в котором значилось: господин доктор Паллас выписан ординарным членом и профессором натуральной истории с ежегодным жалованьем 800 рублев. В России он прожил 43 года, полностью посвятив себя изучению ее природы.

Паллас прибыл в Россию как раз в то время, когда в Академии наук полным ходом шла подготовка к проведению астрономических и «физических» (то есть комплексных географических) экспедиций. Непосредственный повод для посылки академических экспедиций в 1768 году дали астрономы, которые намеривались наблюдать 3 июня 1769 года прохождение Венеры через солнечный диск. Это редкое астрономическое событие происходит только дважды в столетие. А сопоставление соответствующих наблюдений, произведенных в разных точках земной поверхности, позволяло с особой точностью определить расстояние между Землей и Солнцем. Академия наук решила организовать астрономические экспедиции и в 1769 году, кроме Петербурга, наблюдать за прохождением Венеры в Якутске, на Кольском полуострове, в Гурьеве на побережье Каспия и в Оренбурге.

Решено было направить одновременно с астрономическими и «физические» отряды — экспедиции натуралистов для изучения природы различных районов России. Так получилось, что важнейшие результаты по изучению России добыли именно «физические» экспедиции.

К весне 1768 года организация всех экспедиционных отрядов была полностью определена. Шесть астрономических экспедиций отправились специально для наблюдения Венеры. Из пяти «физических» три экспедиции получили название Оренбургских, а две — Астраханских (по названию губерний, куда вначале они должны были направиться). Впоследствии маршруты этих отрядов пролегли по многим отдаленным районам России.

Паллас возглавил первый Оренбургский отряд, который считался основным в Оренбургской экспедиции. По существу, Паллас являлся и общим руководителем всех трех Оренбургских отрядов. Для всех пяти «физических» отрядов была составлена одна общая инструкция, определявшая задачи и содержание их работ.

Первые строки инструкции гласили: «Всем в разные посылки назначенным испытателям натуры, как тем, которым предписан путь вдоль по Волге, а потом по Оренбургской губернии и некоторой части Сибири, так и определенным в Астрахань и Малую Россию… всевозможнейше стараться изыскания свои согласовать точно с тем намерением, с которым оные экспедиции отправляются, то есть полагая единственным предметом пользу общую Государства и распространение наук». Инструкция требовала от руководителей отрядов так выбирать свой путь, чтобы «никакого места бесполезно не проехать» и чтобы «ничего важного просмотрено не было».

Важнейшей частью инструкции являлся перечень предметов, до которых «изыскания и наблюдения разъезжающих испытателей натуры касаться должны». Необходимо было описывать по пути следования экспедиций «естество земель и вод», состояние сельского хозяйства и промышленности, в частности рыболовства и охотничьих промыслов, населенных пунктов, эпидемиологическое состояние местностей, наличие полезных ископаемых, лекарственных трав.

Вслед за пунктами, определяющими главные цели работ, указывалось: «Сверх того, Академия надеется, что путешествующие прилежно примечать будут все, что может служить к объяснению общей и к поправлению частной географии, также погоды, тепло и стужу… описывать нравы, светские и духовные обряды, древние повести народов, обитающих в той стране, которую проезжать будут, причем примечать встречающиеся древности, осматривать развалины и остатки древних мест». Экспедициям предписывалось собирать зоологические, ботанические и минералогические коллекции, а также зарисовывать собранные экспонаты.

Экспедиции отправлялись на три-четыре года. В состав отряда, возглавляемого Далласом, вошли капитан Николай Петрович Рычков (должен был присоединиться к отряду уже в Оренбургской губернии, так как служил в Симбирске), окончивший в 1768 году Академическую гимназию Василий Федорович Зуев (будущий академик, профессор по натуральной истории), студенты Академического университета Никита Петрович Соколов (будущий академик, химик и минералог), Антон Вальтер, рисовальщик Николай Дмитриев, чучельник Павел Шумской и один стрелок-егерь.

21 июня 1768 года обоз отряда Палласа выехал из Петербурга. Он состоял из профессорской кареты, в которой ехал Паллас с женой, кибиток со студентами и другими членами отряда, подвод с научным оборудованием и личными вещами.

Паллас начал вести наблюдения уже в первый день пути. В Москве он встречался с известным историком академиком Г. Ф. Миллером, побывавшим в Сибири как участник экспедиции Беринга 1733–1743 годов. В беседах с ним Палласу удалось «довольно собрать полезных известий».

Из Москвы отряд направился в город Владимир. Паллас описал большую часть течения реки Клязьмы, обратив внимание на приподнятость обоих берегов реки под Владимиром, особенно к югу от него (Высокоречье). Из Владимира обоз проследовал к Касимову, а затем вдоль левого берега Оки — до Мурома. Паллас был первым натуралистом, изучившим Окско-Клязьминское междуречье.

Из Мурома Паллас ездил на железоделательный завод купца Баташева, расположенный в 25 верстах (около 27 километров) от города, и осмотрел места добычи железной руды. Он отметил уничтожение окрестных лесов на дрова для выплавки железа из руды, а также отсутствие каких-либо подпор и раскрепления стен неглубоких штолен при добыче руды, что нередко приводило к обвалу земли и гибели рудокопов.

На восток от Мурома леса кончились, и отряд добрался до Арзамаса. Паллас побывал на нескольких кожевенных и мыловаренных заводах и в красильнях. Он описал их примитивное оборудование и отметил, что рабочие делают свое дело «обыкновенным в России трудным образом». Им были исследованы извилистые берега реки Пьяны (левого притока реки Суры) с выработками известняка и карстовыми пещерами. Река огибала цепь холмов высотой до 245 метров и протяженностью 125 километров, покрытых смешанным лесом, — северо-западную окраину Приволжской возвышенности.

Затем, следуя через Пензу, отряд пересек эту возвышенность в ее самой широкой части.

В своей книге-отчете «Путешествие по разным провинциям Российской империи», изданной в Петербурге в 1773–1788 годах (все цитаты далее из нее), Паллас писал: «Страна при реке Суре… угориста и лесом изобильна. Почти все увалы простираются хребтом и к западу имеют весьма крутые скаты, к востоку же все пологи. Между горными увалами. текут речки, впадающие в Суру». Затем он отметил «холмистую страну, по Волге простирающуюся», — водораздел бассейнов Суры и Волги.

В октябре Паллас обследовал Заволжье по реке Черемшану — западную часть Бугульминско-Белебеевской возвышенности. Вскоре к отряду присоединился капитан Н. П. Рычков. Переехав в верховья реки Сок, ученый проследил Сокские яры (холмы по правому берегу Сока), обратил внимание на богатую нефтью местность по левобережью Волги. В верховьях рек Сок, Кинель и Самара он увидел и первым описал животное, которое русские называли дикой козой, а татары — сайгой.

Зимовал отряд в Симбирске. Через месяц после прибытия в Симбирск неутомимый руководитель отряда совершил поездку на развалины города Болгар — столицы Волжской Болгарии (Булгарии) в X–XII веках. Находясь в Симбирске, Паллас подробно описал животных, рыб и рыбные промыслы на Волге. При этом он использовал как свои наблюдения, так и сведения, сообщенные местными жителями.

В ходе путешествия Паллас, помимо сбора сведений о реках, рельефе местности, подробно описывал флору, фауну, хозяйственные учреждения, минералогические находки, способы обработки и употребления разных продуктов. Он изучил быт мордвы, татар, чувашей.

Весной 1769 года Паллас направился в Самару. Он обследовал Жигули и дал первую подробную топографическую характеристику Самарской Луки. Побывал онив Сызрани. На левом берегу Волги, близ устья реки Сок, он изучил Соколовы горы, а летом исследовал междуречье рек Самары и ее правого притока Кинели. Он отметил, что «правая сторона рек гориста, а левая представляет степь с плоскими увалами». Затем он проследил реку Самару почти до верховья и установил, что истоки Самары отделены от Урала «только простирающимися в ширину 18 верст степными горами».

В тот год летом стояла неимоверная жара. На полях все высохло, земля в степи покрылась трещинами в 5 сантиметров шириной и до 70 сантиметров в глубину. Горела трава. Кое-где Палласу пришлось ехать через огонь. Объехав за неделю соленые ключи по реке Усолке, Паллас в селе Новодевичьем встретился с руководителями 2-го и 3-го Оренбургских отрядов профессором И. П. Фальком и адъюнктом И. И. Лепехиным, с которыми совершил экскурсии в соседние районы. На обратном пути в Самару он посетил заброшенный серный завод и разработки самородной серы.

Из Самары Паллас отправил тяжелый обоз прямо через Калмыцкую степь в Яицкий городок (теперь Уральск), а сам поехал в коляске вдоль Самарской укрепленной линии в Оренбург. От крепости до крепости Палласа и его спутников сопровождала охрана из казаков.

Оренбург Палласа интересовал как крупный центр торговли, где каждую весну собирались многочисленные караваны из Центральной России, Сибири, Средней Азии. Из Оренбурга Паллас совершил несколько поездок по окрестностям, а затем более дальние — к Илецким соляным заводам, в Орскую крепость, где осмотрел несколько медных рудников. Затем он направился в Яицкий городок — столицу яицкого казачества. Там он познакомился с обычаями казаков, их занятиями и промыслами. Особенно его заинтересовал их главный промысел — рыбная ловля. В связи с этим он изучил видовой состав рыб в Яике.

12 августа Паллас выехал в Гурьев, расположенный в устье Яика. Он отметил, что на этом пути «земля и травы заметно переменяются. Голая степь чем дальше, тем ровнее».

По дороге он собрал подробные расспросные сведения об одном из крупнейших Камыш-Самарских озер. «С северной стороны впали в него две посредственные (то есть узкие), сильно лесом заросшие речки — Большой и Малый Узень. По берегам озера растет камыш. Всю восточную сторону озера окружают… барханы, мало разнящиеся от Рын-песков». Паллас осмотрел озеро Индер и окружающие его высоты: «Этот горный хребет состоит из. нарочито высоких, при Яицкой стороне утесистых, а после помалу возвышающихся каменных гор». Он отметил, что из них везде бьет соленая вода. До самого Гурьева он наблюдал «низкую мокрую и соленую страну».

Примерно за 30 верст от Гурьева Палласа встретил Лепехин, приплывший по Яику на двух лодках, далее в Гурьев Паллас следовал по реке. Ознакомившись в Гурьеве со сведениями о колебании уровня Каспия, он сделал правильный вывод, что уровень моря зависит от климатических факторов. Паллас первым исследовал часть Прикаспийской низменности. Он описал и нанес на карту устье Яика. Поздней осенью Паллас возвратился в Яицкий городок и затем направился в Уфу, где провел зиму.

Знакомство с рельефом Уральских гор позволило ему впервые разработать схему их общего строения. Эта схема впоследствии легла в основу его теории образования горных хребтов Земли. Из Челябинска он направился в Екатеринбург по восточному склону невысокого здесь Урала, мимо многочисленных озер, также им подробно описанных, и вдоль верхней Чусовой, причем отметил, что река Чусовая вытекает из отрога главного Уральского хребта.

Палас был в восхищении от богатств восточных склонов Уральских гор. Он отмечал наличие там мощных рудных месторождений, плодородность почв, наличие прекрасных пасбищ; к северу от Екатеринбурга, в истоках Туры, осмотрел знаменитое железнорудное месторождение — гору Благодать.

За лето 1770 года ученый проследил и описал восточный склон Уральских гор на протяжении почти 700 километров. Зимовал он в Челябинске, куда в октябре прибыли капитан Н. П. Рычков, описавший по заданию Палласа северные уезды Казанской губернии, и студент Н. П. Соколов. Последний привез богатые коллекции с Яика и побережья Каспия. «Многие есть причины благодарить сего прилежного студента за его труды, — писал Паллас. — Пробыв долгое время в тех южных странах и пользовавшись благосклонностию вожделенной погоды, имел он случай приметить многих зверей, птиц, насекомых и произрастений, каких мне во время моею поездки. учинить не удалося».

Паллас посетил Тобольск, столицу Сибири. В Челябинск он возвратился вместе с начальником 2-го Оренбургского отряда адъюнктом И. И. Лепехиным. А уже в начале января в Академию наук были посланы рапорты Палласа и Лепехина: в связи с завершением ранее намеченных исследований в Оренбургском крае необходимо продолжить изучение других районов страны. Ученые считали необходимым, чтобы Лепехин обследовал северную часть Казанской губернии и побережье Белого моря, а Паллас — Южную Сибирь.

Получив согласие Академии наук на продолжение путешествия, Паллас для охвата наблюдениями более обширных районов выделил из своего отряда группу во главе со студентом Василием Федоровичем Зуевым. В конце февраля 1771 года Зуев выехал из Челябинска в Тобольск, а затем, проехав зимней дорогой по Оби 900 верст, добрался до Березова на реке Сосьве, притоке Оби. После вскрытия Оби он поплыл на лодке вниз по течению к Обдорску (теперь Салехард), расположенному у Полярного круга. Летом он на оленях проследовал далее и достиг северо-восточных предгорий Урала, от вершины Байдарацкой губы повернул на северо-запад.

Василий Зуев проследил восточный склон Полярного Урала на 170 километров от Константинова Камня и обогнул его с севера. Он продвинулся до устья реки Кары и открыл юго-восточный край хребта Пай-Хой. Знаменитый русский географ и путешественник П. П. Семенов-Тян-Шанский написал о его подвиге: «Первым путешественником, пересекшим «Северный Урал на пути из Обдорска к Карской губе еще в 1771 году, был состоявший при экспедиции Палласа студент Зуев». Сам Паллас высоко оценил исследования, проведенные Зуевым, и широко использовал его отчетные материалы при написании книги о своих путешествиях по России.

Зуев нагнал Палласа только в январе 1772 года у Красноярска. Он доставил туда собранные им коллекции растений, животных и образцов горных пород. Привез он в Красноярск и живого белого медвежонка, и Паллас отметил, «через то мог я сделать описание сего зоологами еще не описанного зверя».

Из Челябинска Паллас выехал 16 апреля 1771 года, пересек Ишимскую степь и достиг Омска. Затем путь его прошел вдоль Иртыша. Возле станицы Соленый Поворот дорога поворачивала от Иртыша в Барабинскую степь к Карасукским соляным озерам, которые Паллас исследовал более трех недель. Оттуда отряд добрался до крепости Семипалатной (теперь город Семипалатинск). Далее Паллас вступил в пределы Алтая и осмотрел его северо-западную часть — бассейн Верхнего Алея, причем в излучине этого левого притока Оби выделил Колыванский хребет.

В Красноярске в отряд Палласа был откомандирован доктор медицины Поган Готлиб Георги. Паллас с Георги в начале марта 1772 года покинули Красноярск и через неделю добрались до Иркутска. Паллас направился к истоку Ангары, где река стеснена с обоих берегов горами. Он по льду пересек Байкал. В низовьях Селенги его поразили «страшные горы и леса… где Селенга хребет пробивает». Дорога по льду реки Селенги уже испортилась, но Паллас сумел добраться до Селенгинска, а оттуда — в торговую слободу Кяхту на границе с Китаем. Там были подробно изучены объемы и характер русскокитайской торговли, приносившей казне доход до 550 тысяч рублей в год (для тех времен очень солидная сумма).

На обратном пути, летом, Паллас вновь переправился через Байкал. Именно тогда он первым описал рыбу голомянку — вид, обитающий только в Байкале. Ученый высказал провидческие мысли о происхождении Байкала: озеро представляет собой провал, трещину в земной коре. «Самое море подобно ужасной пропасти, которая разбитые хребты берегами себе имеет».

Дорога из Сибири в Петербург заняла почти полтора года. Он вновь пересек Урал на одном из самых низких и широких участков. Переправившись через Каму он двинулся на юг и добрался до Яика. Паллас обследовал реки Прикаспийской низменности и район Нижней и Средней Волги, дал характеристику длинной цепи (около 160 километров) горько-соленых Сарпинских озер. Осенью 1773 года он исследовал озера Эльтон и Баскунчак, а также горы Большое и Малое Богдо.

По заданию Палласа студент Никита Соколов весной 1773 года из Царицына направился на юг, в районы рек Кума и Маныч, и обследовал весь их бассейн. Наблюдения Соколова и собственные исследования позволили Палласу сделать вывод, что ранее Каспийское море имело значительно большую площадь и соединялось посредством Манычской долины с Азовским и Черным морями. Паллас на составленной им карте впервые сравнительно правильно изобразил территорию, прилегающую к северо-западному берегу Каспия. Зимовал он в Царицыне (теперь Волгоград) и в июле 1774 года возвратился в столицу.

Исследования и наблюдения Палласа и его спутников, проведенные в ходе экспедиции 1768–1774 годов, составили целую эпоху в изучении России. Был собран громадный геолого-географический, этнографический, ботанический и особенно зоологический материал. Паллас открыл и описал множество видов животных и стал одним из основоположников зоогеографии. Считается, что он заложил фундамент геологических знаний о Европейской части России, Урале и южной части Сибири.

После возвращения из экспедиции Паллас 20 лет прожил в Петербурге. За это время на основе своих полевых записей и собранных коллекций он написал большое количество трудов по зоологии, ботанике, энтомологии, геологии, этнографии и стал одним из виднейших европейских натуралистов.

В 1793–1794 годах он совершил путешествие через Царицын и Сарепту до Астрахани, затем в Калмыцкие степи, по Азовскому побережью и Крыму. Осенью 1795 года он с семьей переехал в Крым и поселился в пожалованных императрицей землях. Там он прожил 15 лет, работая над завершением капитальной «Российско-Азиатской зоогеографии» и проводя исследования флоры, фауны, геологии, истории и хозяйства Крыма.

В 1810 году талантливый исследователь П. С. Паллас возвратился в Берлин, где год спустя скончался. Ведущий зоолог и географ первой половины XIX века академик К. М. Бэр писал: «Паллас был человек, с которым могли бы поравняться в отношении научной подготовки, наблюдательности, интереса к знанию и трудолюбия лишь очень немногие. В России, как и везде, он завоевал уважение и любовь».

А вот слова известного зоогеографа Н. А. Северцева: «Нет отрасли естественных наук, в которой Паллас не проложил бы нового пути, не оставил бы гениального образца для последовавших за ним исследователей… Он подал пример неслыханной до него точности в научной обработке собранных им материалов. По своей многосторонности Паллас напоминает энциклопедических ученых древности и Средних веков, по точности — это ученый современный, а не XVIII века. Как ни велика его слава, она все еще не может сравниться с его заслугами для науки».

Василий Зуев

ОТ ЯМАЛА ДО КРЫМА

Нет почти человека, которому бы познание вещей Естественных не было нужно, полезно, а иногда и необходимо. Каким же образом вещи сии познавать. тому учит Книга сия, Начертание Естественной Истории.

(Василий Зуев)

В июле 1771 года по тундре Полярного Урала двигался караван ненецких нарт, влекомых оленями. Ненцы сопровождали 19-летнего студента Академии наук Василия Зуева. Езда по бесснежной тундре крайне утомляла оленей, так что за сутки караван проходил не более 20 верст. Случалось, что олени падали от усталости. Людям доставалось не меньше. По дороге приходилось не раз переправляться через речки. Для этого использовали небольшие лодки, которые везли с собой, а оленей пускали вплавь.

И вот 12 июля караван прибыл к устью реки Лесной (теперь Байдарата), впадающей в Байдарацкую губу Карского моря. Зуев думал, что достиг Карской губы, но оказалось: губа находится гораздо западнее. Подвела выданная Зуеву карта, оказавшаяся неточной. Молодой путешественник был настойчив — решил продолжить путь вдоль побережья на северо-запад и добраться до Карской губы.

Зуев проследил восточный склон северной оконечности Уральского хребта на 170 километров до крайней вершины (хребта), впоследствии названной Константиновым камнем, и обогнул его с севера. Дорога шла недалеко от моря, которое у берега было забито ледяными глыбами. Температура понизилась, и мокрые полозья нарт обмерзали. Все труднее стало переправляться через встречавшиеся по пути речки. Караван три недели шел на запад, «не упущая океан из глаз», вдоль все более понижавшихся гор, «в коих Уральский хребет пропадает и меж коими болотистые удолы лежали». Так был открыт юго-восточный край хребта Пай-Хой.

Уже 25 июля оказались на берегу Карской губы, не доходя 35 верст до устья реки Кары. Зуев был удовлетворен: задание, данное ему руководителем экспедиционного отряда Академии наук академиком П. С. Палласом, он выполнил. Молодой студент был первым русским путешественником, который с научными целями пересек Полярный Урал с востока на запад.

После трехдневной стоянки у Карской губы караван 28 июля двинулся в обратный путь и через две с половиной недели благополучно добрался до Обдорска (теперь Салехард). Впоследствии Зуев доставил академику Палласу собранную в пути коллекцию птиц, морских животных (ракообразных, моллюсков, губок и др.) и водорослей, собранных на побережье Карского моря, а также гербарий тундровых растений.

Как видим, студент проявил самостоятельность, настойчивость, упорство в достижении поставленной цели, выносливость. Таким он останется и далее, достойно пройдя свой тернистый жизненный путь.

Василий Федорович Зуев родился в 1752 году в семье солдата гвардейского Семеновского полка. Как сын гвардейца, Василий в 12-летнем возрасте, зная уже грамоту и начала счета, был принят в гимназию Академии наук, где обучали главным образом языкам, математике и рисованию. Так как большинство учителей в гимназии являлись иностранцами, то преподавание велось на немецком и латинском языках. Условия существования гимназистов были довольно тяжелыми. Академик М. В. Ломоносов писал, что гимназисты ходили «в бедных рубищах, претерпевали наготу и стужу, и стыдно было их показать посторонним людям. Притом же пища их была веема бедная и иногда — один хлеб с водой». В качестве наказания за проступки в гимназии широко практиковалась порка.

Несмотря на все это, уже менее чем через год после поступления Василий был отмечен в числе лучших учеников. В октябре 1764 года после проведенного экзамена он был «за доброе поведение и прилежание» награжден книгой по истории России. А еще через год особая академическая комиссия проверила знания учеников, и только 22 из них, в том числе и Зуев, были «оставлены при науках», то есть они были допущены к дальнейшим занятиям в гимназии. Гимназический курс Зуев окончил в 1768 году и стал студентом Академического университета.

В этом же году он был зачислен в состав Оренбургского экспедиционного отряда академика П. С. Палласа, которому предстояло провести исследования в Оренбургской губернии. Видимо, Палласу рекомендовали Зуева как способного и исполнительного студента. Возможно, сыграло роль знание немецкого языка. Ведь Паллас, приехавший в Россию только в 1767 году, не говорил по-русски.

В составе экспедиционного отряда П. С. Палласа в 1768 году Зуев проследовал из Петербурга через Москву, Владимир, Муром, Пензу, Ставрополь до Симбирска, где отряд остался на зимний период. В следующем году исследования проводились по маршруту Симбирск — Самара — Сызрань — Оренбург — Уфа; в Уфе отряд зимовал. В 1770 году экспедиция перебралась через Урал от Уфы до Челябинска и там осталась на зиму. В зимние периоды в отряде проводилась сортировка собранных экспонатов, обрабатывались дорожные дневники и все отправлялось в Академию наук.

За три года пребывания в экспедиции молодой студент постоянно совершенствовал знания в ботанике, зоологии, минералогии, он имел возможность наблюдать быт и нравы многих народностей. Несмотря на свою молодость, в ходе экспедиции он в определенной степени сформировался как натуралист. Видимо, Зуев зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, и Паллас отправил его одного из Челябинска на север в самостоятельную поездку с заданием обследовать побережье полярных морей в районе Карской губы.

Зуев выехал из Челябинска 26 февраля 1771 года и направился в Тобольск, в то время столицу Сибири. Оттуда по зимней дороге на оленях он проехал по Иртышу и Оби около тысячи километров и прибыл в Березов, небольшой городок на реке Сосьве, недалеко от устья этой реки, впадающей в Обь. Там находился правительственный комиссар, начальник всего приполярного края, которому Зуев предъявил приказ тобольского губернатора оказывать ему всяческое содействие.

Василий Федорович оставался в Березове с марта по июнь, до вскрытия рек. «Все сие время, — писал Паллас, — студент г. Зуев препроводил в Березове для собирания редчайших родов водяных птиц, сколько оных можно было приметить. Нещетное количество оных гораздо больше, нежели сколько представить можно». Далее Паллас перечислил 19 видов птиц, чучела которых были доставлены Зуевым.

В большой лодке в сопровождении стрелка, переводчика и шести казаков поплыл Зуев 11 июня из Березова по Сосьве и вышел в Обь, уровень воды в которой в это время поднялся и река затопила все острова.

Пройдя за трое суток 300 километров вниз по течению, Зуев прибыл в Обдорск, расположенный в 7 километрах от устья Полуя, притока Оби.

Через две недели группа Зуева на лодках направилась по Оби к тому месту (в 20 километрах от Обдорска), где ее ожидали ненцы с оленями. (О трудном пути Зуева по Полярному Уралу к Карской губе мы уже говорили.) Через несколько дней после возвращения в Обдорск Зуев вновь отправился в путь по новому маршруту. На этот раз он проследовал вдоль реки Соби и достиг предгорий Уральского хребта. Но случилась беда: ночью во время привала на ездовых оленей напали волки. Олени разбежались, и удалось собрать только часть их. Пришлось Зуеву возвращаться в Обдорск.

Затем Зуев на лодке поплыл вниз по Оби и 28 августа добрался до Обской губы, обширного залива шириной до 70 километров и протяженностью до 750 километров. Погода испортилась, сильный ветер развел высокие волны; лодку стало заливать, и Зуев вынужден был возвратиться обратно.

Но 11 сентября Зуев снова покинул Обдорск и на оленях добрался до Березова. Там он дождался установления зимней дороги и отправился на восток, чтобы нагнать отряд Палласа, который через Омск и Томск проследовал к Красноярску. Именно там Зуев в январе 1772 года присоединился к основному отряду экспедиции. Он доставил в Красноярск собранные им коллекции, дорожные записки и живого белого медвежонка.

Паллас высоко оценил результаты наблюдений над погодой, растительностью, фауной обследованных Зуевым полярных районов. Об итогах самостоятельной поездки Зуева он написал в Академию наук:

«Я должен сего студента хвалить, что он, по данной ему инструкции, всячески старался исполнить, и через то заслужил определенное на прошедший год для студентов моей экспедиции награждение, которое я ему сегодня выдал в той надежде, что Императорская Академия наук сию вольность не причтет мне в вину. Учиненное им объявляю я только кратко потому, что ныне краткость времени и приготовление к будущему отъезду не дозволяет переслать сделанные пробы его прилежания. Он своею ездою от Обдорского городка около 600 верст на оленях через северную болотистую страну, тундра называемую, даже до Ледяного моря и до Карского морского залива, доставил первые известия о состоянии и естественных продуктах сей северной страны и северной части Уральского горного хребта… На возвратном пути, осенью, описал он еще рыбную и звериную ловлю в тамошней стране и сделал модели (вероятно, речь идет о моделях ловушек и орудий лова рыб и зверей), да сверх того собрал достопамятные известия о нравах и обыкновениях остяков и самоедов, также сочинил словари чистого остяцкого, самоедского и вогульского языка (языка народов ханты, ненцев и манси)».

Зуев передал Палласу также два своих сочинения: первое — этнографическое (о быте и нравах хантов и ненцев), второе — о северном олене. Ценность этих сочинений подтверждена видными учеными. Не раз говорилось и писалось об их содержательности, подчеркивалась меткость наблюдений молодого автора, обстоятельность первой серьезной работы о ненцах.

Вскоре Паллас отправил Зуева в новое самостоятельное путешествие на Енисей. В марте 1772 года Василий Федорович выехал из Красноярска вниз по Енисею и добрался до Туруханска, или Новой Мангазеи. Отправляя Зуева на север, Паллас предписал ему попытаться пройти к берегам Ледовитого моря и обследовать побережье между Енисейским заливом и устьем реки Пясины.

Зуеву удалось добраться до зимовья Селякино, расположенного на правом берегу Енисея в устьевой его части, примерно на 80 километров ниже того места, где сейчас находится порт Дудинка. Зуев не смог проехать далее на север по тундре, так как местные власти отказались предоставить ему стрелка и переводчика. Ему пришлось возвращаться обратно на юг для следования к месту пребывания основного отряда экспедиции.

Находясь в низовьях Енисея, Зуев собрал сведения о быте енисейских ненцев.

Когда по завершении экспедиции ее участники прибыли в Петербург, Академия наук учла отличные рекомендации Палласа и направила Зуева в Еолландию для учебы в университете города Лейдена. В данной ему перед отъездом инструкции было сказано: «Как ты посылаешься в чужие края наипаче для изучения натуральной истории, то к достижению в оной скорейшего совершенства стараться тебе, по приезде твоем в Лейден, положить сперва твердо основание в физике, химии, анатомии и физиологии, не упуская притом и всех частей натуральной истории». Инструкцией предписывалось командированному студенту осматривать кабинеты натуральной истории в Еааге, Амстердаме и других городах Голландии, совершенствоваться в знании иностранных языков.

В Лейденском университете, студентом которого Зуев стал в ноябре 1774 года, он учился на медицинском факультете и прослушал курсы анатомии, терапии, физиологии, паталогии, врачебной практики. Кроме того, он изучал экспериментальную физику, химию и ботанику. После двух лет учебы в Лейдене Зуев был переведен в Страсбургский университет, один из лучших университетов Европы, где преподавание велось на французском языке. Там он продолжил занятие естественными науками, посещал лаборатории, анатомический театр и изучал французский язык.

Осенью 1779 года в Петербурге Зуев представил в Академию наук две свои работы: одну — о метаморфозе у насекомых и вторую — о причинах миграции птиц, то есть их сезонных перелетов. Первую работу он предъявил в качестве диссертации для получения звания адъюнкта. Но она была отвергнута комиссией академиков, видимо, из-за довольно смелых высказываний в ней в пользу идей трансформизма, то есть изменчивости живых существ, что подводило к признанию эволюции живого на Земле. Выдержав экзамены и представив диссертацию о перелетах птиц, 12 октября 1779 года он был назначен адъюнктом по классу физики и причислен к академику Палласу.

Паллас поручил новому адъюнкту привести в порядок зоологический отдел академической Кунсткамеры. Зуев начал с приведения в порядок довольно многочисленной коллекции рыб. Он в течение двух лет приводил коллекцию в порядок, описал некоторые виды, которые до этого не были описаны или были неправильно определены.

В связи с недавним присоединением к России обширных территорий между реками Бугом и Днепром, а также района устья Днепра возникла необходимость в их доскональном изучении. Академия наук еще в 1773 году направила на юг России экспедицию академика Иоганна Гильденштедта, который в 1774 году побывал в Кременчуге и объехал район нижнего Днепра. Но эта экспедиция не завершила работу по изучению южного края. Поэтому директор Академии наук С. Г. Домашнев в мае 1781 года предложил послать на юг для продолжения исследований адъюнкта Зуева, о котором был высокого мнения.

Предполагалось определить конечным пунктом экспедиции новый город Херсон, который начал строиться только в 1779 году. Маршрут экспедиции был выбран следующий: через Москву, Калугу, Тулу, Орел, Курск, Харьков, Полтаву, Кременчуг Херсонa, где предполагалось остаться на зиму.

Для экспедиции была разработана обширная инструкция, которой предписывался порядок ведения дневных записок, проведения тщательной описи рек, озер, городов и местности, в том числе гор, долин, выяснения наличия полезных ископаемых, лекарственных и красящих растений, описания животного и растительного мира с изготовлением чучел, сбором гербария и коллекции насекомых. Путешественники обязаны были собирать сведения о хозяйственной деятельности на обследуемых территориях, описывать местные рыбные и звериные промыслы, нравы и образ жизни народов, населяющих эти края.

С Зуевым в экспедицию направлялись студент Тимофей Кириаков, рисовальный ученик Степан Бородулин, в обязанности которого входило «рисование натуральных вещей и делание звериных и птичьих чучел», стрелок-охотник Дмитрий Денисов и для охраны — академический солдат Иуда Дуев. По просьбе Академии наук Ямская канцелярия выдала Зуеву подорожную, согласно которой экспедиции должны были на почтовых станциях давать семь лошадей. Получил он и рекомендательные письма начальствующим лицам тех губерний, через которые должна была следовать экспедиция.

Экспедиция выехала из столицы 20 мая 1781 года и направилась по московскому тракту на юг. Уже на первых верстах пути Зуев начал вести физико-географические наблюдения. Осматривая возвышенную гряду, ограничивающую с юга невскую речную долину, он высказывает мысли о том, что в прошлом Балтийское и Баренцево моря составляли единый обширный бассейн, а Ладожское, Онежское и другие карельские озера являются остатками этого бассейна. Этим он в чем-то предвосхитил теорию существования в послеледниковую эпоху постепенно убывавших морей вокруг скандинавского щита. Ученый сделал вывод об изменении лика планеты путем постепенных процессов, а не в результате какого-то потопа. Наличие окаменелых раковин морских моллюсков свидетельствует, по его мнению, что «обитаемая ныне нами страна была покрыта морем». Такие же взгляды высказывали и защищали М. В. Ломоносов и П. С. Паллас.

В Москве Зуев встречался с известным историком академиком Г. Ф. Миллером, который дал ему ряд советов по осмотру встреченных в пути исторических памятников. Он же впоследствии отдал в ремонт присланные Зуевым из Тулы неисправные часы, а затем после ремонта отправил их и еще два новых термометра в Орел, где Зуев их и получил. Из Москвы Зуев направился в Калугу, где задержался для проведения описи города. Особое внимание при этом он обратил на описание работы сахароваренных, полотняных, кожевенных, бумажных и других фабрик, характер торговли пенькой и хлебом.

Последний отправляли водным путем в Петербург, и Зуев подробно описал типы судов, используемых с этой целью. Заинтересовало его и рыболовство на Оке, где в то время попадались стерляди, осетры и даже белуги.

По дороге в Харьков Зуев пересек всю Среднерусскую возвышенность, примерно по 36-му меридиану, и дал довольно точную ее характеристику: «Холмистые места… ничего с настоящими горами общего не имеют, а только составляют ровные высокие поля, разделенные глубокими долинами, которые… делают спуски и подъемы несколько трудными. Возвышенное место продолжается беспрерывно. до самого Харькова».

В Харькове он еще раз столкнулся с произволом местных чиновников, которые игнорировали выданную ему в Петербурге подорожную и требовали, чтобы он платил двойную цену за найм лошадей и взял больше лошадей, чем ему требовалось. Зуев пожаловался губернатору на чинимый произвол и в результате. попал на гауптвахту, где вынужден был провести ночь.

В степях по дороге в Херсон Зуев обследовал древние курганы и зарисовал стоявшие на них каменные статуи; осмотрел огромный Чертомлыцкий курган, знаменитый впоследствии найденными в нем при раскопках древностями. Поднявшись на курган, Зуев увидел, что наверху стоит «каменный болван увеличенного роста», изображенный в военных доспехах и своеобразном шлеме. Зуев велел зарисовать эту статую и приложил рисунок к своим запискам.

В районе Кривого Рога, который расположен у впадения реки Саксагани в Ингулец, Зуев первым обратил внимание на обнажения железистых кварцитов («железистого шифера») по берегам обеих рек, следовательно, стал первооткрывателем Криворожского железорудного бассейна.

7 октября 1781 года молодой ученый прибыл в Херсон, где приветливо был принят начальником крепости и города Херсонa — генерал-поручиком флота Иваном АбрамовичемГаннибалом, героем Чесменского сражения в 1770 году, когда был сожжен турецкий флот (он был сыном известного в истории «арапа Петра Великого»).

За зиму в Херсонe Зуев привел в порядок собранные коллекции и часть ящиков с зоологическими, ботаническими и геологическими экспонатами отправил в Москву. B Херсонe заболел и скончался стрелок Денисов. Деньги от Академии так и не поступили. Выручил экспедицию Ганнибал. Из местных средств он выплатил членам экспедиции жалованье за 1781 и первую треть 1782 года и выдал Зуеву деньги на проезд в Петербург.

Постоянное игнорирование Академией обращенных к ней просьб привело к тому, что Зуев посчитал возможным отступить от утвержденного плана экспедиции и расширить район исследований. На деньги, полученные от Ганнибала, и за счет своего жалованья 20 ноября 1781 года он отправился на русском фрегате в Константинополь; возвратился 9 марта 1782 года, заняв там деньги у российского посланника Якова Булгакова.

Обратный путь в Херсон Зуев совершил по сухопутью через Европейскую Турцию, Болгарию, Валахию (теперь Румыния), Молдавию и Бессарабию. Из Константинополя он привез собрание рыб черноморских и средиземноморских, гербарий и семена растений, произрастающих в Турции, раковины, кораллы, геологические образцы. Кроме того, он доставил оттуда несколько медалей и декоративных вещей.

В письме в Академию наук он описал условия плавания по морскому пути до Херсонa в Константинополь, а также сообщил некоторые данные о погоде и характере волнения. Он обратил внимание на условия, способствовавшие безопасному плаванию по Черному морю: «Оно есть лучшее море для мореплавания, какое только кроме открытого океана желать должно… Оно во всем своем пространстве чисто, без мелей, без островов, без подводных каменьев, глубоко до чрезвычайности, и ветры хотя сильные, но порывистые и не вихрями».

Впоследствии Зуев опубликовал статью, в которой указал на возможность широкого использования русских портов на Черном море для вывоза экспортных товаров, причем он утверждал, что главным путем для подвоза этих товаров к портам должен служить Днепр, на котором будут проведены работы по устройству судоходного фарватера в районе порогов. Эти же черноморские порты, по его мнению, могли быть использованы для привоза турецких товаров (оливковое масло, кофе, верблюжья шерсть) не посредниками голландцами и французами «втридорога» через балтийские порты, а непосредственно из Турции.

Из Херсонa Зуев с рисовальщиком Бородулиным 12 апреля 1782 года отправился в Крым. Средствами для путешествия вновь его снабдил Ганнибал. Исследователь направился в Крым через Перекопский перешеек. Для современного читателя любопытно узнать, как выглядел перешеек по описанию Зуева: «Перешеек перекопан широким и глубоким рвом, внутри камнем устланным, от Черного моря до Сиваша, или Гнилого моря. Со стороны Крыма над рвом сделан высокий земляной вал, также от моря до моря. Переезд через ров сделан подъемным мостом и воротами, сквозь вал проведенными». У подъемного моста располагалась «изрядная крепость», преграждавшая дорогу в Крым.

Затем Зуев проехал крымской степью на юг, побывал в Крымских горах, вероятно, посетил Судак, побывал в Кефе (город Кефе, иначе Кафа; теперь Феодосия) — административном и торговом центре полуострова.

Но к середине лета он вынужден был возвратиться в Херсон через Азовское море, а затем по сухопутью южными степями и вдоль Днепра. Причиной поспешного отъезда были междоусобные волнения среди крымских татар. В то время Крым был независимым государством и в среде феодальной верхушки Крымского ханства шла борьба нескольких групп.

Впоследствии он напечатал довольно подробный историко-географический очерк о полуострове Крым, в котором многие описания изложены по личным наблюдениям. Наконец в августе 1782 года, получив опять деньги на дорогу от Ганнибала, Зуев выехал из Херсонa. От устья Ингула он проехал к его верховью и добрался до Кременчуга. При этом он вновь, но значительно западнее, пересек Приднепровскую возвышенность и верно заметил ее простирание: «Кряж, идущий под землею от Буга (Южного) прямо через Ингул и Ингулец к Днепровским порогам… по всем рекам и балкам, оказывается (выступает)… также порогами или каменными в берегах утесами. Впрочем, поверхность (кряжа). представляет чистую, везде открытую, сухую и ровную степь».

Наконец 30 сентября Василий Федорович добрался до Петербурга, где (несмотря на успешное завершение экспедиции, на присланные ранее и привезенные им ценные коллекции) его ожидали новые неприятности.

В январе 1783 года директором Академии наук стала княгиня Е. Р. Дашкова. Она враждовала с академиком Далласом и перенесла свое недоброжелательство на его адъюнкта Зуева. В конце 1783 года Зуева пригласили преподавать в Главном народном училище и в открытой при нем Учительской семинарии. Он читал лекции по естественной истории и написал специальный учебник «Начертание естественной истории для Народных училищ Российской империи» — первый русский учебник по этой отрасли знаний.

Княгиня Дашкова под предлогом самовольного принятия Зуевым предложений по преподаванию в семинарии приказала исключить Василия Федоровича из академической службы. И только вмешательство Палласа, который пообщался с императрицей Екатериной II, привело к тому, что Дашкова отменила свое приказание.

В 1787 году вышли из печати написанные Зуевым «Путешественные записки от С.Петербурга до Херсонa в 1781 и 1782 годах», которые через два года были переведены на немецкий язык. А 27 сентября 1787 года Зуев был избран академиком. На этот раз княгиня Дашкова не противодействовала его избранию.

Весной 1787 года Зуев освободился от обременительных обязанностей редактора ежемесячного научно-литературного журнала «Растущий виноград», которые он исполнял два года. Он стал больше времени уделять работе в Академии наук, написал несколько статей для академического журнала «Новые ежемесячные сочинения» и занялся разбором коллекций Минералогического кабинета Академии. Завершив эту работу, он возобновил прерванное отъездом в экспедицию описание коллекции рыб академического музея. Ему удалось установить ряд новых видов рыб в академической коллекции.

Последние годы жизни Зуев тяжело болел; 7 января 1794 года он скончался в возрасте всего немногим более 40 лет. Вероятнее всего, его болезнь была связана с тягостями сибирских путешествий. Академик Никита Соколов, который, еще будучи студентом, также участвовал в экспедиции Палласа, сказал, что Зуев «утратил в Сибири свою юность и здоровье». Видимо, волнения и хлопоты во время путешествия на юг не прибавили ему здоровья. Все это привело к тяжелой болезни и кончине отважного путешественника и натуралиста Василия Федоровича Зуева.

Иван Лепехин

ЧЕТЫРЕ ТОМА О РОССИИ

От севера прошел претрудными путями

До моря, что Кавказ своими жмет хребтами;

Безводную едва прешел Уральску степь

Рифейских гор противу стала цепь…

Восходит на верхи с солончатых долин,

Сибирских чрез Урал касается равнин.

Потом из дали в даль еще он поспешает,

На Белом море сам шнякою управляет.

(Николай Озерецковский)

В июне 1771 года из Верхотурья, города, который называли «преддверьем всей Сибири», вышел небольшой обоз. Экспедиционный отряд, возглавляемый доктором медицины, адъюнктом Академии наук Иваном Ивановичем Лепехиным (более правильно писать, как произносится, через ё: Лепёхин), после завершения исследований в Поволжье и на Урале в четвертый раз пересекал Уральские горы, направляясь для новых исследований на побережье Белого моря.

Через некоторое время Лепехин писал в рапорте, отосланном в Академию наук из Соликамска: «Между Верхотурьем и Соликамскою проходящий Урал осматривал и слаживал (взбирался) на самые высочайшие оного хребты». Наиболее трудным оказалось восхождение на Конжаковский камень высотой 1 590 метров, считающийся началом непрерывной цепи гор Северного Урала.

В «Дневных записках» Лепехин отметил: «С хребта Конжаковского камня во все стороны оказывалася дикая и ужасная пустыня, только к зверскому пристанищу удобная. Глубокие долы, пропасти представляющие, темными наполнены были лесами, окружающие верхи везде бесплодную и суровую изъявляли землю. Всякой горы северный бок покрыт был седыми снегами, а полуденный цветами украшенную представлял весну». Но именно там, за Верхотурьем, ему повстречались близ высоких гор самые лучшие и богатейшие месторождения медной руды. Так что с полным основанием он мог сообщить в Академию наук: «Сии высочайших каменных гор утесы научили меня познавать, что и вечным снегом покрытые горы металлами изобиловать могут».

Позади остался еще один участок трудного пути по необъятным просторам России. А впереди у И. И. Лепехина были не менее трудные маршруты по побережью северных морей и на острова Белого моря.

Иван Иванович Лепехин родился в 1740 году в Петербурге в семье солдата лейб-гвардии Семеновского полка. Отец был однодворцем, владел небольшим участком земли в Симбирском уезде. Дети солдат лейб-гвардии зачислялись в учебные заведения наравне с дворянскими детьми, и способный мальчик был определен в 1751 году в гимназию Академии наук.

В декабре 1759 — январе 1760 года Лепехин успешно сдал экзамены по латинскому языку, логике, арифметике, геометрии и тригонометрии, после чего был зачислен в Академический университет.

Указ академической канцелярии от 19 января 1760 года гласил: «Быть Ивану Лепехину студентом, дать ему шпагу и привести его к присяге». Новый студент получил установленной формы шляпу, зеленый кафтан и камзол.

Лепехин пробыл в университете два с половиной года. С января 1760 года по распоряжению президента Академии наук К. Г. Разумовского Академические гимназия и университет были поручены «единственно г-ну советнику Ломоносову». Именно М. В. Ломоносов распорядился в начале 1762 года, чтобы студенты старших курсов Академического университета избрали себе определенную специальность и совершенствовались в ней.

Лепехин заявил, что хотел бы специализироваться по натуральной истории, но за отсутствием в Академии наук «такого профессора, который бы мог обучать сей науке, не мог в оную вступить» и пока посещает лекции профессора Лемана по химии, а в дальнейшем просит отправить его в какой-либо иностранный университет. Комиссия академиков проэкзаменовала Лепехина и признала, что он «по его способностям, доброму нраву и основательно заложенному фундаменту в науках» вполне заслуживает этого.

Академическая канцелярия 26 августа 1762 года приняла решение послать Лепехина в Страсбургский университет, отпустив на его содержание 200 рублей в год. Уже 23 сентября юноша на корабле, направлявшемся в Любек, покинул Кронштадт. Он добрался до Гамбурга и оттуда морем отправился в Амстердам. По пути во время сильного шторма корабль пошел ко дну и пассажиры с трудом добрались до берега, потеряв часть багажа. Наконец 19 ноября 1762 года Лепехин добрался до Страсбурга и был зарегистрирован студентом здешнего университета, одного из лучших в Европе.

Уже в первом учебном году Лепехин прослушал курсы анатомии и химии и начал посещать лекции по физиологии, экспериментальной физике и ботанике, продолжал брать уроки рисования, французского и немецкого языков. В свободное время он собирал гербарий. На протяжении всей учебы в Страсбурге университетские профессора исключительно высоко оценивали его успехи в учебе и прилежание при выполнении практических работ. Во второй год обучения Лепехин слушал лекции по ботанике, физиологии и физике, патологии и фармакологии. Он упорно занимался практической анатомией, посещал госпитали, работал в ботаническом саду химика и ботаника профессора Шпильмана, продолжал собирать за городом и изучать местную флору.