Первопроходцы. Русские имена на карте Евразии Ципоруха Михаил
Далее были описаны Тугурский и Ульбанский заливы (южная часть залива Академии, названного так Миддендорфом). При этом экспедиция фактически обнаружила Тугурский полуостров с удобной гаванью-заливом Константина. Затем к востоку был замечен полуостров Тохареу. Восточнее на материке экспедиция открыла хребет Мевачан длиной до 100 километров.
30 августа Миддендорф отправил на «Байдаре» Бранта и Фурмана с коллекциями в Удский острог, где был организован научный стационар. Там в течение года Фурман производил регулярные метеорологические наблюдения и продолжал пополнять ботаническую и зоологическую коллекцию. А Брант с собранными экспедицией коллекциями возвратился в Якутск, а затем добрался до Иркутска.
Проводив «Байдару», Миддендорф и Ваганов на челноке за три дня доплыли до устья реки Уякон. Там они проводили съемку реки и пополняли свои сборы. Затем они возвратились к устью Тугура. За это время Миддендорф сумел лучше познакомиться с бытом эвенков и нивхов. Он даже составил небольшой словарь языка нивхов, записал их песни и легенды.
В конце сентября Миддендорф и Ваганов на верховых и вьючных оленях от устья Тугура отправились в обратный путь. Они добрались до перевала через почти меридиональный Буреинский хребет (название, впервые предложенное Миддендорфом). Далее, перевалив в долину Бурей, путешественники спустились по ней до устья Нимана, а по нему и его притокам прошли в бассейн Селемджи. Двигаясь к северо-западу, они достигли Зеи, а затем прошли к Амуру. Далее они ехали по льду Амура до казачьего поста Усть-Стрелочное при слиянии рек Шилки и Аргуни. Оттуда их путь лежал в Кяхту, а затем в Иркутск.
В ходе совместных странствований по тундре и тайге топограф Ваганов стал, по словам Александра Федоровича, «его неразлучным и любимым товарищем». А Академия наук впоследствии специально отметила, что Ваганову «экспедиция преимущественно обязана богатыми географическими приобретениями. Искусство его, усердие, с которым он переносил безропотно все лишения и делил все опасности, сметливость и готовность его в оказывании и таких услуг экспедиции, которые выходили из круга собственных его обязанностей, достойны всякой похвалы».
Сопровождаемый в пути по Приамурью якутами, Миддендорф по возможности изучал их быт и язык. Помимо материалов для словаря он собрал необходимые сведения для составления якутской грамматики, записал множество якутских песен, сказок и легенд.
Для характеристики Миддендорфа как ученого и человека приведем такой факт. В пути он убил кабаргу, шкуру которой хотел сохранить для академического музея. Туша промерзла, и, чтобы снять шкуру, он положил ее на ночь с собой в спальный мешок. Кабарга оттаяла, но Александр Федорович сильно простудился. Эта простуда привела к болезни, от которой он страдал много лет.
В результате успешного проведения Охотско-приамурского этапа экспедиции удалось выполнить описание юго-западного берега Охотского моря и Шантарских островов. Миддендорф доказал, что Становой хребет (являющийся водоразделом рек, которые относятся к бассейнам Северного Ледовитого и Тихого океанов) состоит в действительности из ряда горных цепей, и правильно определил основные черты его рельефа и геологического строения. Он же предложил выделить Яблоновый хребет, положил начало открытию и исследованию других хребтов — Буреинского и Джагды. Важно, что им даны первые геологические материалы о Приморье и бассейне Амура (правильно охарактеризован этот бассейн как горная страна).
Результаты этой грандиозной для своего времени экспедиции были обобщены и изложены А. Ф. Миддендорфом в «Путешествии на север и восток Сибири». Этот труд, фактически энциклопедия о природе Сибири, издавался с 1860 по 1878 год. В нем Миддендорф впервые изложил разработанную классификацию тундр, привел доказательства зонального распределения растительности этой территории и дал общую характеристику ее климата. Новыми для науки были ценные данные о таймырских эвенках, нганасанах, долганах и северных якутах.
Александра Федоровича по возвращении из экспедиции восторженно встретили в Академии наук. И уже 2 августа 1845 года он был избран адъюнктом. Материалы, собранные экспедицией, оказались столь обширными и ценными, что их обрабатывали в течение 13 лет — сам Миддендорф и не менее десяти крупных ученых: ботаников, зоологов, геологов, этнографов. Параллельно с русскими изданиями частей «Путешествия на север и восток Сибири» появлялись выпуски на немецком языке. Миддендорфу за его «Путешествие» присудили в 1862 году Константиновскую медаль Русского географического общества. Кстати, ученый стоял у истоков создания Русского географического общества и на второй год его существования был избран заместителем председателя отделения этнографии.
Известность ученого в академических кругах росла. В 1850 году он являлся уже экстраординарным академиком, а через два года был избран ординарным академиком по кафедре зоологии. Его научная деятельность получила международное признание. Он был награжден золотой медалью Лондонского географического общества, избран почетным членом Берлинского географического общества и членом Британской ассоциации развития наук. Благоприятно складывалась и академическая карьера. Общее собрание 7 апреля 1855 года избрало его непременным академиком-секретарем Академии наук. Он являлся деятельным членом Русского географического общества и Вольного экономического общества.
Как академик-секретарь А. Ф. Миддендорф стремился направить деятельность ученых на изучение производительных сил России, на преодоление отрыва науки от жизненных вопросов на пороге эпохальных реформ Александра П. Он настойчиво боролся за обеспечение достаточного финансирования академических исследований, за их разумное расширение и углубление.
Академик-секретарь высказал провидческие мысли о необходимости объединения научной деятельности ученых всех стран и создания специального международного центра, который бы мог координировать научные исследования в международном масштабе, организовывать доведение научной информации до ученых различных стран и популяризировать научные достижения. Он предложил двигаться в этом направлении, создавая региональные научные объединения, например славянских народов.
Миддендорф, убедившись в том, что его деятельность не находит должной поддержки у властей и у части академиков, а также ссылаясь на недомогание, в 1857 году попросил освободить его от должности непременного академика-секретаря. В 1864 году он отказался от постоянного участия в работе Академии наук и ушел в отставку. Ему была назначена пенсия в размере годового оклада, и общее собрание Академии наук избрало его почетным академиком. В качестве особого отличия собрание сохранило за ним право голоса при решении академических вопросов.
Несмотря на недомогания Миддендорф не прекратил научной деятельности. Летом 1869 года он, сопровождая молодого великого князя в его путешествии по Сибири, совершил несколько самостоятельных выездов в Барабинскую степь. Его маршрут пролегал от Бийска через Обь, которую он пересек вблизи Барнаула, и далее до озера Чаны. Затем он посетил озера Сартланское и Убинское. Ознакомившись с центральной частью Барабинской степи, его группа проследовала вверх по Оби до деревни Балманской. Результатом исследования этого региона явилась книга «Бараба», вышедшая в 1871 году; в ней ученый дал обстоятельное описание Барабинской степи, ее флоры и фауны, геологии и генезиса почв, положения ее населения, анализа медико-эпидемического состояния Барабы как очага эпидемии сибирской язвы. Особенное внимание он обратил на исключительное плодородие степной целины, предвидя ее хозяйственное освоение в будущем.
В 1870 году с участием Миддендорфа проводились гидрологические исследования в Норвежском и Баренцевом морях. Отправившись из Петербурга, эскадра вице-адмирала К. Н. Посьета обогнула Скандинавский полуостров и прибыла в Архангельск. Оттуда она прошла к берегам Новой Земли, а затем к западному побережью Исландии. Находясь на флагманском корабле эскадры, паровом корвете «Варяг», Миддендорф провел наблюдения в районе между Архангельском, Новой Землей и Исландией. Он обнаружил признаки ответвлений Гольфстрима в Баренцевом море. В статье, опубликованной в том же 1870 году, он назвал восточную ветвь Гольфстрима, входящую в Баренцево море, «Нордкапским течением». Это название было принято научным миром и осталось до наших дней. Ученый подтвердил, что ветвь этого течения существует у западных берегов Новой Земли, и сообщил: на берегах архипелага найдены крупные семена бразильского бобового Entada gigalobium.
После возвращения из длительной экспедиции по Сибири и в последующие годы Миддендорф много сделал для развития отечественного коневодства и животноводства. В 1849–1850 годах в кавалерийском училище — Школе гвардейских подпрапорщиков и юнкеров — он читал первый в России курс иппологии (науки о лошади). По словам современного биографа Миддендорфа, он «особенное внимание уделил изучению механизма движений лошади; здесь он был подлинным пионером в разработке основ этого раздела биомеханики». Именно Миддендорф написал первый русский курс по коневедению. Он принял деятельное участие в опытах по улучшению породы молочного скота, в результате которых были выведены эстонская красная и латвийская бурая породы.
Велики его заслуги в появлении в Прибалтике новых пород лошадей-тяжеловозов. Миддендорф всячески пропагандировал распространение научных сведений по животноводству ратовал за внедрение передового отечественного и иностранного опыта в практику животноводства.
В 1878 году по предложению выдающегося географа и путешественника, руководителя Русского географического общества П. П. Семенова-Тян-Шанского Миддендорф отправился в поездку по Фергане. Ее результатом явилась книга «Очерки Ферганской долины», где дан глубокий анализ природы этого среднеазиатского региона. Подробное знакомство с состоянием сельского хозяйства в Ферганской долине позволило ему хорошо изучить вопросы орошаемого земледелия и выработать научные рекомендации по его улучшению. Он закончил книгу провидческими словами: «Фергана, со своими каменноугольными сокровищами и нефтяными ключами, соляными залежами и металлическими рудами, со своим высокоразвитым земледелием, со своею удивительною домашнею промышленностью, множеством городов, местечек и деревень, с густым населением, состоящим из элементов способных, непритязательных, промышленных и оборотливых, и при железной дороге, имеет блестящее будущее».
Уже в преклонном возрасте Миддендорф не прекращал научной и организаторской деятельности. Ученый возглавил последнюю в своей жизни экспедицию Министерства государственных имуществ по обследованию скотоводства в северных районах Европейской России. Он лично побывал в Пермской, Вятской, Вологодской и Ярославской губерниях и разработал ряд методик по определению состояния крупного рогатого скота. В следующем году экспедиция продолжила работу, но прославленный исследователь был вынужден отказаться от участия в ней по состоянию здоровья.
В 1884 году А. Ф. Миддендорф тяжело заболел, и болезнь не оставляла его в течение последних десяти лет жизни. В 1887 году общественность России широко отметила 50-летие научной деятельности Миддендорфа, но сам он из-за обострения болезни не в состоянии был выехать на торжества в столицу. На годичном торжественном собрании Академии наук ученому была присуждена почетная золотая медаль Бэра — высшая награда в России для зоологов.
Ученый и путешественник Александр Федорович Миддендорф скончался 16 января 1894 года. На могиле в парке, прилегающем к его усадьбе Хелленнурме, установлен камень с простой надписью «Доктор Александр Миддендорф», а ниже — годы жизни. Замечательной жизни.
Петр Чихачев
ЭКСПЕДИЦИЯ НА АЛТАЙ
Для научных исследований, сопряженных с путешествиями индивидуального характера, необходимо иметь хорошую подготовку в различных отраслях науки, начиная от астрономии и геодезии и кончая такими естественными науками, как геология, зоология и ботаника.
(Петр Чихачев)
В январе 1842 года руководитель Корпуса горных инженеров генерал Канкрин подал императору Николаю I прошение: отправить научную экспедицию на Алтай.
«Алтайский горный округ занимает обширные пространства южной части Томской губернии, исследован был в геогностическом (геологическом) отношении только в тех местах, кои близки к разрабатываемым ныне серебряным рудникам и золотоносным россыпям; юго-восточная же часть сего округа по отдаленности своей от горных залежей, по безлюдности края и по малодоступности местностей остается доселе почти неизвестной не только в геогностическом, но даже в географическом отношении…полагал бы назначить для этой цели вновь зачисленного для особых поручений при Министерстве финансов надворного советника, камер-юнкера Чихачева, путешествовавшего уже перед сим во многих странах, и о способностях и о знаниях коего свидетельствуют с особою похвалою несколько европейских ученых, в особенности барон Гумбольдт».
Петр Александрович Чихачев (более правильно писать, как произносится, через ё: Чихачев) родился в декабре 1808 года в Гатчине, в семье гвардейского офицера. Петр и его младший брат Платон получили прекрасное домашнее образование. Их учителями были профессора Царскосельского лицея. Особое влияние на Петра оказал директор лицея Егор Антонович Энгельгардт, который был любителем-натуралистом и сумел возбудить у братьев любовь к природе. Уже в подростковом возрасте они научились искать и определять минералы и окаменелости, а также собирать гербарий.
В 1823 году Петр был определен студентом в своего рода дипломатическую школу при Государственной коллегии иностранных дел. Через пять лет он успешно ее окончил. Были отмечены его успехи в овладении французским, немецким, английским, итальянским и греческим языками, в изучении истории. Юный выпускник начал работать в Министерстве иностранных дел, получив чин коллежского регистратора и первый офицерский чин. Он решил совмещать работу с учебой на юридическом факультете Петербургского университета — успешно сдал вступительные экзамены, но через год по его просьбе был отчислен.
Выделявшийся блестящим знанием иностранных языков, в 1830 году Петр Чихачев стал переводчиком в Государственной коллегии иностранных дел, через два года получил придворное звание камер-юнкера, произведен в коллежские асессоры, а еще через год — в титулярные советники. В 1834 году он был назначен помощником секретаря при русском посольстве в Константинополе, а там занялся изучением истории и этнографии народов Малой Азии, турецким и испанским языками, совершенствовал знание новогреческого языка.
По делам службы ему пришлось посетить различные районы Ближнего и Среднего Востока, а также побывать в Испании, Португалии, Италии, Франции и Северной Африке. Возвратившись в Россию в 1837 году, он продолжил службу в Министерстве иностранных дел, однако мечтал об исследовательских путешествиях в далекие страны, почему и начал изучать астрономию, геологию, палеонтологию, зоологию, минералогию, археологию и географию. Дипломат и ученый посещал западноевропейские университеты. В Берлинском университете он слушал лекции знаменитого натуралиста и путешественника Александра Гумбольдта, известного геолога и минералога Густава Розе; во Фрейбургской горной академии практиковался в минералогии и геологии.
Зимой 1838 года в Петербурге Петр Александрович встретился со своим братом Платоном, который возвратился после трехлетнего путешествия из Америки (поездки были и по Северной, и по Южной Америке). Разработав план экспедиции с целью исследования далеких районов Сибири и Центральной Азии, братья обратились в Академию наук с просьбой ходатайствовать перед правительством об организации такой экспедиции. «Сообщение г-на Чихачева, — писал видный академик-натуралист Карл Максимович Бэр, — о намерении предпринять путешествие в глубь Азии и возможно даже добраться до самого Тибета встретило горячий отклик в Академии». Но правительство не откликнулось положительно на обращение ученых.
Тогда П. А. Чихачев решил самостоятельно, на свои средства, провести геологические, палеонтологические и географические исследования в Италии. В течение 1839–1841 годов он путешествовал (в основном пешком) по горам и долинам Апеннинского полуострова и Сицилии. Именно во время этих путешествий он сформировался как натуралист, занимавшийся комплексным изучением природы.
В 1842 году Корпус горных инженеров получил на проведение экспедиции по Алтаю 4 тысячи рублей серебром, после чего П. А. Чихачеву было выдано предписание:
«Объявляю вашему высокому благородию высочайшую волю надлежащему исполнению, предлагаю вам по получении из штаба Корпуса горных инженеров подорожной и назначенных вам денег, отправиться через Омск и Барнаул и по собрании там при пособии горного начальства всех необходимых сведений и нужных пособий, проехать в Бийск, оттуда в начале будущего мая месяца выступить к Телецкому озеру и затем начать исследования предназначенного вам края.
Для пособия и содействия при таковых исследованиях вам будут даны в Барнауле от горного начальника горный межевщик, знакомый с глазомерного съемкою, горный кандидат или штегер, знакомый с золотопесчаным производством, и расторопный промывальщик, а в Бийске по распоряжению томского гражданского губернатора вы получите для сопровождения вашего двух городовых казаков и переводчика, или толмача. В обоих городах этих вы постарайтесь собрать от местного начальства и жителей ближайшие сведения о стране, исследованию вашему поручаемой…
При поручаемом вам исследовании вы не оставите обратить внимание на то: в какой мере юго-восточный край Алтайского южного округа может представить надежду к водворению в нем золотопесчаного или рудного промысла с тем, чтобы впоследствии при посылке горных поисковых партий можно было, руководствуясь вашим предварительным обследованием, указать более благонадежные точки».
Уже 1 марта 1842 года П. А. Чихачев выехал из Петербурга в Екатеринбург и далее через Тобольскую, Омскую и Томскую губернии — в Барнаул. Здесь он начал собирать гербарий и вести регулярные метеорологические наблюдения, в течение трех недель обследовал геологическое строение окрестностей города.
В селении Верхнекаменка Чихачев оставил экипажи и верхом, во главе каравана из 52 ездовых и вьючных лошадей, направился на юго-восток к реке Катунь. По пути Петр Александрович изучал местность, в долинах рек производил промывание песка с целью обнаружения золота. Вскоре караван начал подъем в горный край.
Участник экспедиции художник Е. Е. Мейер, выпускник Петербургской академии художеств, отмечал в своих записках:
«Природа становилась с каждым шагом угрюмее и величественнее. Чем далее мы ехали, тем более соединялось все, то есть величие гор, ужас скал, мрак лесов, местами обгоревших, яркая зелень долин, роскошная растительность около рек Урсул и Малый Ильгумень. Эти две реки будто переговариваются между собою. Они летят в объятия друг друга и вместе стремятся, шумят, ревут, пока не заглушит их страшная Катунь — царица Алтая. С трудом пробираешься меж огромных обломков скал, лежащих друг на друге, опутанных кустами роз, акаций и других красивых растений. Подо мною бушует река; камни скатываются при каждом шаге лошади; страшно и весело было в душе. Страх и улыбка радости!.. Вдруг подземный гул, похожий на тот, который бывает перед землетрясением, обратил на себя всеобщее внимание — это шум Катуни, скрытой в ущелье, которое прорыла она. С трудом переводя дух, взобрался я на вершину и задрожал от восторга. Вдали, подобно океану, оледеневшему в буре, блистали вечные льды, меж которых, теряясь в светлом голубоватом тоне неба, зубчатым великаном поднимались Катунья Сайлан (Катунские столбы). В ущельях змеями вились туманы».
Так же эмоционально Е. Е. Мейер описал выход экспедиции к реке Чулышман: «Приятный контраст между свежей зеленью гор, переходящей в голубоватый тон, и наконец снег и лед. Эти виды провожали нас до тех пор, пока не услышали мы страшного гула, похожего на гром катящихся каменьев где-нибудь в ущелье. Мы все ближе к нему ехали; наконец мы очутились на ужасной высоте; против нас — снега, над нами перпендикулярно, местами навесом, шли стены громадных скал, которые терялись в голубой глубине ущелья, где, страшно клокоча, летит огромным змеем Чулышман, блестя серебряной чешуей».
После переправы через неистовую Катунь караван вышел к устью реки Чуя и проследовал по Чуйской долине к ее истокам. Вскоре путешественники очутились перед первым «бомом»; это места, где, по определению Чихачева, «горы, сжимая русло реки, дают возможность пройти только по опасной тропе, как бы повисшей над скалами, часто совершенно перпендикулярно водному потоку». Чтобы пройти «бом» (а их на пути оказалось семь), приходилось «идти пешком, а не пробираться верхом по узкой и скользкой поверхности скалы. Так обычно поступают алтайцы, флегматичность которых не позволяет им сходить с лошади. Впрочем, здесь не знаешь, чем восхищаться: невозмутимым ли спокойствием этих людей или действительно необыкновенной ловкостью их лошадей, которые как серны карабкаются, скользят и цепляются, не теряя уверенности и никогда не колеблясь, в то время как только оступись они — ними всаднику грозит неминуемая гибель».
Поднимаясь по правому (северному) берегу Чуй, Чихачев и сопровождавшие его люди увидели на левобережье величественную картину: «Вдали, справа от нас, с востока на запад, полукругом простиралась необозримая горная цепь, усеянная блистающими пиками, возносившимися ввысь в форме то пирамид, то усеченных конусов… Особенно величественно выглядели два пика высотой по крайней мере 12 тысяч футов (3 600 метров), называемые Катунскими столбами. В восточной части пики вырисовывались наиболее четко».
Чихачев проследил этот Северо-Чуйский хребет (длиной около 120 километров) до устья реки Чаганузуна, притока Чуй, и выяснил, что он ограничивает с юга пустынную Курайскую степь, представшую перед ним «во всей своей мрачной и унылой оголенности». На севере ее поднимались пирамиды Айгулакского и Курайского хребтов, вершины которых имели высоту до 3 400 метров.
Чихачев описал обычаи и верования местных жителей, называвшихся здесь «алтай-киши» или «катунь-киши». Он тщательно изучил их свадебные обряды, пищу, одежду, приемы главного занятия — охоты.
Двигаясь по долине реки Чуй, экспедиционный отряд вступил в совершенно неизведанный район — Чуй-скую степь, представлявшую пустынное плато, которое медленно текущая Чуя разрезала на две неравные части. После трехдневного отдыха экспедиция направилась исследовать «белое пятно» — район истоков Чуй, Чулышмана и Абакана.
«Я не обманывал себя, — писал Чихачев, — мне предстояло чрезвычайно трудное путешествие в пустынные места для исследования верховий Чуй и Чулышмана. Дело в том, что после исследования верховий двух названных рек я намеревался отправиться на поиски истоков Абакана. Мне предстояло пересечь настоящую terra incognita, размеры которой я еще не мог определить и по которой до сих пор не ступала нога не только европейца, но, возможно, и человека вообще».
Чихачев разделил экспедицию на два отряда. Больший по численности он отправил на север через Курайский хребет к реке Башкаус, а сам с оставшимися людьми пересек в юго-восточном направлении «степь, покрытую черными валунами, придававшими ей вид пожарища», и добрался до почти широтного пограничного хребта Сайлюгем (длина 130 километров, вершины до 3 500 метров), образующего «южную кромку плато Чуй». Чихачев верно определил, что Сайлюгем представляет собой природную завесу, отделяющую Русский Алтай от Центральной Азии.
Хотя уже было лето, на плато Чуй «все дышало зимой». Чихачев круто повернул на север, переправился через верховья Чуй и по снегу прошел вдоль протянувшейся с юга на север высокой каменной стены у восточной границы Чуйской степи. Впоследствии она была названа хребтом Чихачева (длина около 100 километров, высоты до 4 000 метров). Хребет «в виде зубчатого гребня, расколотого на пики и иглы, ослепительно сверкающие на солнце», продолжался далее к северу до скованного льдом озера Джулукуль.
Перевалив через горную цепь Сайлюгем, экспедиция 16 июня достигла истоков Чуй, затем прошла к государственной границе России, пересекла ее и вернулась обратно. Далее путь лежал к озеру Джулукуль через болота, простирающиеся между истоками Чуй и Чулышмана. Чихачев установил, что озеро Джулукуль является истоком Чулышмана, впадающего с юга в Телецкое озеро, из которого на севере вытекает Бия. Поднявшись на плоскую вершину у Джулукуля, он обнаружил хребет, протянувшийся к северо-западу вдоль левого берега Чулышмана.
Исследовав исток Чулышмана, Чихачев направился вниз по долине реки Джалду, впадающей в реку Башкаус.
«Мы не могли налюбоваться живописным жизнерадостным видом долины Башкауса, — писал он. — Сквозь ветки хвойных деревьев, напоминающие бахрому, и блестящую листву тополей и берез мелькали многочисленные юрты. Стада коров и быков напоминали мне прекрасный тирольский скот, и я невольно перенесся мыслью в веселые долины Швейцарии. Повсюду расстилаются тучные, изобильные пастбища. Волнистый рельеф и мягкие очертания гор, придающие окрестностям Башкауса разнообразие и приветливость, также способствуют славе долины как одной из самых великолепных на Алтае. Для этих мест характерно, что вершины и склоны гор одеты плотным покровом густых изумрудных хвойных лесов, а нижние районы, часто изощренные глыбами и пересеченные трещинами, украшены бесчисленным множеством ярких растений, среди которых отличалась красотой прелестная роза Гмелина. В первый раз я приветствовал на Алтае царицу цветов и должен отметить, что среди всех роз, которые когда-либо видел, я нигде не встречал ничего подобного».
В долине Башкауса два отряда экспедиции соединились и далее следовали вместе. Спустившись по Башкаусу на несколько десятков километров, Чихачев вновь перевалил горы правобережья реки и спустился в прекрасную долину, орошаемую *censored*TbiMH водами Чулышмана. Люди и кони переправились через реку на плоту, затем руководитель повел экспедицию берегом почти до Телец-кого озера. Подтвердились сведения о том, что по правому берегу реки протянулись крутые горы — Чулышманское нагорье длиной около 150 километров, с вершинами до 3 150 метров. Вблизи долины Чулышмана был обнаружен район залежей железной руды.
Затем экспедиция поднялась вверх по реке Чульче, притоку Чулышмана, и достигла одноименного озера. Пройдя далее, «я был полностью вознагражден, — отметил в записках П. А. Чихачев, — за все перенесенные лишения и труды, когда старый охотник-алтаец, сопровождавший меня, пальцем указал на истоки Абакана, одну из главных целей моей тяжелой миссии. У подошвы северного склона гигантской пирамиды лежит широкое плато, на котором мы увидели два небольших озера, раскинувшихся с северо-востока на юго-запад и соединенных тонкой струйкой воды. Стремясь исчерпывающим образом завершить многотрудные исследования истоков этой прекрасной реки, скромная колыбель которой была мною только что открыта, я теперь должен был изучить ее развитие. Предстояло пройти 350 километров по течению реки до устья ее в Енисее».
Были открыты истоки Большого Абакана, относящегося к бассейну Енисея. За истоками реки путешественники увидели юго-западную часть почти меридионального Абаканского хребта, которая «прячет от глаз Телецкое озеро», а на севере обнаружили истоки Малого Абакана, отделенного от Большого коротким хребтом Карлыган. Так было впервые проведено научное исследование Западного Саяна.
Но движению по долине Абакана препятствовали топкие болота и озера. Чихачев решил не поворачивать обратно, а продвигаться на юго-восток по компасу, чтобы выйти к Енисею и по нему спуститься к устью Абакана. Вот как описал художник Е. Е. Мейер дальнейший путь отряда:
«Мы шли по местам все хуже и хуже прежних, в которых не раз весь караван чуть было не погиб и которые изнурили нас донельзя. Наконец, после этой трехнедельной поездки, мы увидели опять землю сухую. Как радостно забилось сердце, когда мы увидели с гор зеленые луга, когда мы въехали в густой, ароматный лес, где нашли дорожку, по которой следовали. Множество цветов нас манило сойти с лошадей. С радостью спешили мы снять шубы, которые до тех пор почти не снимали. «Это земля Кемчик!» — сказали нам встретившиеся сайоты (местные жители). А как, однако ж, рады были мы этим людям, которые должны были спасти нас от несчастья — умереть с голода и холода или быть жертвами зверей. Не раз заблудившийся барс показывался здесь и оставлял страшные следы».
Отряд простоял пять суток в долине Алаша. За это время начальник экспедиции составил карту совершенно неизведанной местности и собрал сведения о местных жителях. Чихачев первым проник в Урянхайский край (Тува) и выполнил его первое исследование. Затем экспедиция направилась к северу и неожиданно обнаружила горное озеро Кара-Холь (высота 1 463 метров), «спрятавшееся в массах громадных гор». Далее экспедиция вышла к верховьям реки Оны, притока Абакана. По пути Чихачев обнаружил присутствие золота в речных наносах.
Вскоре экспедиция оказалась в долине Абакана, прошла через населенные пункты, где жили староверы и ссыльные, и добралась до деревни Означенной, расположенной на берегу Енисея. Эта местность прилегала к государственной границе, и в казачьих постах Чихачев наблюдал мирные, добрососедские встречи русских и китайских пограничников. Далее 1 августа экспедиция проследовала по правому берегу Енисея через пост Саянск, село Шушенское и добралась до Минусинска. Чихачев обследовал соляные озера вдоль реки и описал производственный процесс по добыче соли. Путешественники спустились на лодках вниз по Енисею до Красноярска. Были исследованы и его окрестности, после чего все направились к Ачинску — через места добычи золота. Из записок Чихачева, сделанных в это время, можно узнать о методах разработок, условиях жизни рабочих на приисках, баснословных доходах золотопромышленников и скромной зарплате рабочих.
Отряд Чихачева поехал в Кузнецк (теперь Новокузнецк) через наиболее развитый в экономическом отношении район Алтая, где работали железоделательные и медеплавильные заводы, предприятия серебро- и золотодобывающей промышленности. Чихачев особо отметил высокое умение, ловкость и сметливость рабочих на многих местных заводах, где все машины и инструменты были местного производства.
Ученый произвел исследование залежей железной руды, описал условия труда и методы разработки рудных жил. Немало времени он уделил изучению районов залегания и определению объема запасов каменного угля. Отдельные выходы угольных пластов были обнаружены в регионе ранее; Чихачев же не только установил наличие каменноугольных пластов в различных районах Алтая, но и определил местоположение огромного угольного бассейна и его размеры. Он составил первую геологическую карту угленосного района, назвав его Кузнецкий каменноугольный бассейн (ныне Кузнецкий угольный бассейн).
Вот вывод Чихачева как геолога:
«Наличие каменного угля подтверждается в нескольких местах, начиная с окрестностей города Кузнецка и до местности, примыкающей к реке Пни, то есть на пространстве, охватывающем часть оси района, который я пробовал заключить под общим названием «Кузнецкого каменноугольного бассейна» и все протяжение которого могло бы, следовательно, рассматриваться как образующее тот же осадочный слой. В таком случае, Северный Алтай является одним из самых крупнейших резервуаров каменного угля мира, который до сих пор только известен, занимая в среднем пространство в 250 километров в длину на 100 километров в ширину».
Исследователь провел анализ химического состава угля в различных местах бассейна и установил, что в нем есть залежи ценного антрацита. Чихачевым были выполнены также важные работы по анализу обнаруженных на Алтае палеонтологических остатков. Он определил виды ископаемых, их строение и условия залегания, чем продвинул изучение геологической истории Алтайского района.
Через Барнаул Чихачев с отрядом проследовал в Змеиногорск, где осмотрел знаменитый рудник. В нем Петр Александрович собрал обширную коллекцию геологических образцов и окаменелостей. Он обследовал и еще ряд рудников, в том числе Риддерский, названный в честь горного офицера Риддера, который в конце XVIII века открыл месторождение полиметаллических руд; городок, образовавшийся при руднике, получил название Риддер (теперь Лениногорск, в Казахстане).
В Усть-Каменогорск отряд прибыл 7 октября. Лихачев записал:
«С трудом пройдя по бесконечному таинственному лабиринту Алтая, я наконец достиг его пределов и собирался с ним распрощаться. <…> Я был у порога обширного Алтайского края и взирал то на его кряжи, ощетинившиеся остроконечными, сверкающими от снега вершинами, то на безграничную Казахскую степь, которая, как океан, расстилалась у их подножия».
Из Усть-Каменогорска отряд направился через Семипалатинск к Омску, а из Омска возвратился в Петербург. Значение этой экспедиции трудно переоценить.
Лихачев составил подробную карту расположения и конфигурации горных хребтов, долин и плоскогорий в Русском Алтае и Западном Саяне. Им же была создана первая геологическая карта этого региона и определен состав найденных горных пород. Он впервые описал реки и озера этого края, первым из исследователей обнаружил и описал истоки крупных рек Алтая — Абакана, Луй и Лулышмана. Петр Александрович первым обратил внимание на то, что правые берега рек Алтая и Сибири выше левых, чем предвосхитил установление географического закона Бэра. Значительны были и результаты ботанических исследований. Лихачев собрал гербарий, насчитывавший 248 видов растений, дал подробную характеристику районов их произрастания, включая описание влияющих на распределение растений климатических и почвенных условий.
Важнейшей заслугой Лихачева явилось открытие и нанесение на географическую карту региона сплошных массивов каменного угля, составляющих Кузнецкий угольный бассейн.
Отчет Лихачева об Алтайской экспедиции под названием «Научное путешествие в Восточный Алтай и пограничные районы Китая» был издан по решению российского правительства на французском языке в Париже в 1845 году. Книгу проиллюстрировали художники Е. Е. Мейер и И. К. Айвазовский. Она стала выдающимся географическим сочинением первой половины XIX века.
В дальнейшем обстоятельства сложились так, что Петр Александрович не имел возможности продолжить исследования отдаленных районов России. Он резко выступил против самодержавия и деспотизма императора Николая I, после чего оказался в вынужденной эмиграции. Находясь за границей, он следил за географическими и геологическими исследованиями в России. Подтверждение этому можно найти в его научных работах. Так, в статье, написанной в 1888 году, он провидчески указал, что XX век будет веком нефти, и сообщил о наличии нераскрытых запасов нефти во многих районах России, в частности в Поволжье и в пустынных районах к востоку от Каспия. Теперь мы знаем, что ученый был прав.
В 1847–1863 годах Петр Александрович Чихачев провел восемь экспедиций по Малой Азии и одну экспедицию по Италии. В 1877–1878 годах он совершил большое путешествие по Алжиру и Тунису. Выдающийся русский путешественник, ученый, геолог умер во Флоренции в октябре 1890 года.
Петр Семенов-Тян-Шанский
ЗАГАДОЧНЫЕ
НЕБЕСНЫЕ ГОРЫ
Стремлением каждого ученого, если он не желает статься холодным космополитом, а хочет жить одной жизнью со своими соотечественниками, должно быть, кроме старания подвинуть абсолютно вперед человеческое знание, еще и желание ввести его сокровища в жизнь народную.
(Петр Семенов-Тян-Шанский)
Ночь с 25 на 26 июня 1857 года путешественники провели у горной реки Кок-Джар, а утром они направились к югу вверх по речной долине. Около часа пополудни Петр Семенов вместе с небольшим отрядом казаков и проводниками-киргизами добрался до вершины прохода через перевал. Впоследствии он, первый европейский путешественник, взошедший на Кок-Джарский перевал в горной системе Тянь-Шань, вспоминал:
«Прямо на юг от нас возвышался самый величественный из когда-либо виденных мною горных хребтов. Он весь, сверху донизу, состоял из снежных исполинов, которых я направо и налево от себя мог насчитать не менее тридцати. Весь этот хребет вместе со всеми промежутками между горными вершинами был покрыт нигде не прерывающейся пеленой вечного снега. Как раз посредине этих исполинов возвышалась одна, резко между ними отделяющаяся по своей колоссальной высоте, белоснежная остроконечная пирамида, которая казалась с высоты перевала превосходящей высоту остальных вершин вдвое…
Часа три я пробыл на перевале не только для того, чтобы налюбоваться таким величественным видом, подобный которому едва ли можно где-либо встретить в мире, но и для того, чтобы ориентироваться в орографии (в конфигурации, размерах и направлении хребтов) высшей в Тянь-Шане горной группы, которой местные жители так метко дали поэтическое название Тенгри-Тага (Хребет духов), уподобляя эти снежные вершины небесным духам, а увенчивающего их и подавляющего своим величием исполина Хан-Тенгри — царю этих небесных духов. Отсюда произошло китайское название всей горной системы — Тянь-Шань (Небесные горы)».
Исполнилась заветная мечта Петра Семенова. Он первым исследовал этот горный край. Все, чему он выучился и что успел сделать до путешествия в Тянь-Шань, было подготовкой к реализации главной мечты.
Петр Петрович Семенов родился в 1827 году в помещичьей усадьбе Урусово в Рязанской губернии. Семеновы принадлежали к старинному дворянскому роду. Петр получил хорошее домашнее воспитание, овладел французским, немецким и английским языками. В детстве он полюбил экскурсии по окрестностям, собирал гербарий и коллекцию насекомых, много читал о растениях и животных. Осенью 1842 года его определили в Петербургскую школу гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров. Мальчик сдал экзамен сразу в третий класс. По окончании школы Петр отказался от военной карьеры и поступил вольнослушателем в Петербургский университет на физико-математический факультет.
Весной 1848 года П. П. Семенов выдержал экзамены на степень кандидата, а затем со своим другом по университету Н. Я. Данилевским пешком прошел из Петербурга в Москву, собирая ботаническую и геологическую коллекции. В 1849 году он стал действительным членом основанного четырьмя годами ранее Русского географического общества (РГО), главным предметом деятельности которого было изучение населения и природных условий в России и сопредельных странах.
Друзья задумали организовать экспедицию для исследования черноземной полосы России (установление границ этого региона, изучение почв и растительности). Летом 1849 года они направились в черноземные районы Рязанской, Тульской и Орловской губерний. Но вскоре Петр Семенов остался один, так как во время экспедиционных работ Данилевский был арестован жандармами как участник кружка петрашевцев и позже сослан в Вологодскую губернию.
Петр Петрович продолжил изучение черноземных степей ив 1851 году, написав работу «Придонская флора в ее отношениях к растительности Европейской России», представил ее в университет, выдержал процедуру защиты и получил степень магистра. По поручению вице-председателя РГО адмирала Ф. П. Литке (фактического руководителя, так как на должность председателя назначался один из великих князей) он привел в порядок библиотеку общества (при этом прочитал многие важные книги по географии) и приступил к переводу на русский язык многотомного труда известного немецкого географа К. Риттера «Землеведение Азии». Переводческая работа вызвала у него большой интерес к этой части света, где в то время было немало белых пятен, особенно в Центральной Азии.
Видимо, тогда зародилась у П. П. Семенова мечта о путешествии в глубь Азии, в загадочный Тянь-Шань. Он вспоминал впоследствии: «Работы мои по азиатской географии привели меня… к обстоятельному знакомству со всем тем, что было известно о внутренней Азии. Манил меня в особенности к себе самый центральный из азиатских горных хребтов — Тянь-Шань, на который еще не ступала нога европейского путешественника и который был известен только по скудным китайским источникам. Проникнуть в глубь Азии на снежные вершины этого недосягаемого хребта, который великий Гумбольдт на основании тех же скудных китайских сведений считал вулканическим, и привезти ему несколько образцов из обломков скал этого хребта, а домой — богатый сбор флоры и фауны новооткрытой для науки страны — вот что казалось самым заманчивым для меня подвигом».
В 1853 году Семенов уехал за границу. Встретившись с А. Гумбольдтом и К. Риттером, он обсудил с ними свои планы проведения экспедиции в Центральную Азию, затем прослушал курсы лекций по геологии, метеорологии и истории растений в германских университетах. Молодой ученый проводил полевые экскурсии в Германии, Италии и Швейцарии, совершил ряд восхождений на Везувий и наблюдал его извержение в 1854 году. Возвратившись в Россию в следующем году, Семенов представил Совету РГО русский перевод I тома «Землеведения Азии». Половину объема книги составляло «Предисловие переводчика» (оно существенно дополняло основной текст новым материалом по географии Азии). Через год этот том вышел из печати.
Петр Петрович обратился к Совету РГО с предложением снарядить его в экспедицию «для собрания сведений о тех странах, к которым относятся два следующих, уже переведенных тома риттеровой Азии, а именно томы, относящиеся до Алтая и Тянь-Шаня». Совет дал согласие, и в начале мая 1856 года Семенов начал свою экспедицию. По железной дороге он добрался до Москвы, откуда поехал по тракту до Нижнего Новгорода; там купил прочный тарантас и на нем отправился в Сибирь по большому сибирскому тракту.
В Омск, резиденцию Западно-Сибирского губернатора генерала Г. И. Гасфорта, Семенов приехал 1 июня. При встрече с губернатором столичный ученый просил дать ему возможность посетить основанное в 1854 году укрепление Верное (с 1885 года — город Верный, с 1921 года — город Алма-Ата) и изучить Заилийский край, расположенный к югу от реки Или, — геологическое строение, флору и фауну, жизнь населения. Губернатор обещал предписать местным властям, чтобы оказывали содействие исследованиям и предоставляли конвой для поездки в горы. Путешественнику показали карты Семиреченского и Заилийского краев (первый расположен к югу от озера Балхаш до реки Или, а второй — к югу от реки Или до озера Иссык-Куль).
В 1856 году Семенов познакомился с двумя молодыми офицерами: по прибытии в Омск — с Григорием Николаевичем Потаниным, а в конце года в Семипалатинске — с казахом Чоканом Чингисовичем Валихановым. Благодаря знакомству с Семеновым они стали через некоторое время выдающимися путешественниками: Г. Н. Потанин — исследователем Сибири и Центральной Азии, а Ч. Ч. Валиханов — знатоком истории и культуры народов Средней Азии, Казахстана и Западного Китая, в частности казахов и киргизов. Именно Семенов дал совет генералу Г. И. Гасфорту послать поручика Валиханова в экспедицию для изучения ранее абсолютно неизученной области Центральной Азии южнее Тянь-Шаня — Кашгарии.
Из Омска Семенов направился на Алтай. Выехав из Барнаула, он проследовал на юг и вскоре увидел впервые Алтайские горы; осмотрел Колыванское озеро, поразившее его причудливыми формами гранитных скал; в течение месяца посетил ряд заводов и рудников, был в долинах рек Убы и Ульбы; из Риддера (теперь город Лениногорск, в Казахстане) совершил подъем на Ивановский хребет, высочайшие (до 2 275 метров) белки в этом районе (белки — сибирское название горных хребтов, постоянно покрытых снегом, главным образом на Алтае).
Изучив западные окраины Алтая, Семенов взял путь на Семипалатинск, чтобы далее приступить к главному — изучению Тянь-Шаня. В Семипалатинске, в квартире адъютанта губернатора, состоялась неожиданная встреча. Он писал впоследствии: «…Представили одетого в солдатскую шинель дорогого мне петербургского приятеля Федора Михайловича Достоевского, которого я увидел первым из его петербургских знакомых после его выхода из «мертвого дома» — каторжной тюрьмы». А через день Ф. М. Достоевский провожал П. П. Семенова в Семиреченский край.
Из казачьего городка Копал Семенов в сопровождении нескольких казаков совершал восхождение на вершины Джунгарского Алатау (этот хребет, расположенный между озером Алаколь и рекой Или, прежде называли также Семиреченским Алатау); собирал образцы горных пород, коллекцию альпийских растений и насекомых.
В Верном начальник Заилийского края полковник Хоментовский выделил Семенову 10 казаков, двух проводников-киргизов, лошадей и верблюдов, и через два дня он отправился на озеро Иссык-Куль. Возвратившись в Верное и немного отдохнув, Семенов во главе казачьего отряда из 90 всадников начал передвигаться вдоль подножия северной цепи Заилийского Алатау. Такой значительный конвой был необходим из-за возможного нападения враждебных местных племен. Отряд достиг реки Чу и вошел в Буамское ущелье, из которого река вырывается в свою широкую долину.
Семенову удалось разрешить географическую загадку. «Мне хотелось, — писал он, — достигнуть одной из главных целей моего посещения западной оконечности Иссык-Куля. Во время моего пребывания в Берлине (1853 год) географы полагали, что озеро Иссык-Куль имеет сток, но этим стоком одни считали реку Чу, а другие, по распространенным Гумбольдтом сведениям, — речку Кутемалды, которая якобы выходит из озера Иссык-Куль и течет далеко в степь». Проследовав вверх по течению реки Чу, Семенов выяснил: «Главная составная ветвь мощной реки Чу…выходит на Иссык-Кульское плоскогорье, но, не следуя естественному склону к озеру, поворачивает прямо на запад в Буамское ущелье. К востоку от этого поворота я увидел болотистую местность, из которой в Иссык-Куль… текла маленькая речка Кутемалды, имевшая не более шести верст длины… Я доехал до устья речки и, повернув по берегу озера, вернулся в аул Умбет-Алы, вполне убедившись, что озеро Иссык-Куль стока не имеет и что оно в настоящее время не питает реки Чу, и что мощная река эта образуется из двух главных ветвей: Кочкара, берущего начало в вечных снегах Тянь-Шаня, и Кебина, текущего из вечных снегов и из продольной долины Заилийского Алатау».
Перебравшись из Верного в Барнаул, Семенов остался там на зиму и оттуда совершил две поездки: в местность Кату южнее Джунгарского Алатау и на китайскую территорию, в город Кульджа. Цель первой поездки — проверить имевшиеся в китайских источниках упоминания о каких-то вулканических явлениях. Поднявшись в невысокие горы, которые слегка дымились, исследователь нашел месторождения нашатыря и серы. Дымление было связано с горением подземных пластов каменного угля и отношения к вулканическим явлениям не имело. В Кульджу Семенов добрался из Копала через заснеженный перевал Джунгарского Алатау и пробыл в этом городе неделю в качестве гостя российского консула.
В 1857 году П. П. Семенов отправился из Барнаула в Заилийский край в сопровождении художника П. М. Кошарова. Путешественники добрались до ущелья, через которое пробивается река Или, и, найдя на высоком утесе огромные знаки тибетской надписи, зарисовали их.
В то время обстановка в районе Иссык-Куля была тревожной из-за непрекращавшихся стычек между местными казахскими и киргизскими родами. В Верном Семенову был предоставлен конвой из 50 казаков. На этот раз исследователь решил по знакомой уже дороге выйти к восточной оконечности Иссык-Куля, дойти до северного склона снежного хребта, замыкающего бассейн озера с юга, и проникнуть по возможности в его долины и на горные перевалы, соединяющие Илийский и Иссык-Кульский бассейны с китайской провинцией Кашгарией.
29 мая 1857 года отряд Семенова, состоявший из 58 человек и имевший 12 верблюдов и 70 лошадей, двинулся из Верного на юго-восток и пошел через горные перевалы и речные долины Заилийского Алатау. Нужно было проникнуть в глубь Тянь-Шаня по долине реки Заука, впадающей с юга в Иссык-Куль, и через самый доступный из перевалов в этом районе Тянь-Шаня — Заукинский. Удалось благополучно пройти к Заукинскому перевалу, расположенному на высоте более 3 300 метров. Впереди расстилалась равнина с покрытыми снегом вершинами. Между ними лежали озера. Семенов раскрыл еще одну географическую загадку — первым из европейских путешественников добрался до истоков великой среднеазиатской реки.
«Пройдя часа два по этим чудным альпийским лугам, — вспоминал он, — мы взобрались на другой пологий снежный холм, откуда видели еще три озера, из которых речки текли уже на южную сторону перевала, к юго-востоку, и, сливаясь, образовывали более значительную реку, высокая продольная долина которой, направляясь к западу, терялась в туманной дали. Это и была река Нарын, верховье древнего Яксарта, на нижнем течении которого (Сырдарье) Россия уже стояла твердой ногой. Мы проблуждали еще часа два между истоками Нарына, но спуститься вниз по его долине я не решился: лошади наши были измучены и изранены».
В ауле, принадлежавшем одному из киргизских племен, вождь просил Семенова ходатайствовать о принятии его в русское подданство. Путешественник смог нанять 70 свежих лошадей, 10 верблюдов и 6 проводников. Теперь он отправился в северное подгорье Тянь-Шаня, к горной группе Тенгри-Тага.
На обратном пути Семенов поднялся на одну из вершин, покрытую вечным снегом, и определил по барометру, что ее высота 3 950 метров. Эта же высота определяла расположение снежной линии на северном склоне Тянь-Шаня. Отряд сделал очередной привал на хребте Сары-Джаз вблизи ледника, который впоследствии был назван именем Семенова.
Из Верного путешественник выехал 2 сентября. По дороге в Семипалатинск совершил ряд экскурсий: в степь на северной стороне реки Или, в соседние горы, в долину реки Каракол и далее в ближайшие горы, в долину реки Лепсы, на озеро Алаколь. В Семипалатинске он вновь встретился с Ф. М. Достоевским, а губернатор сообщил ему, что ожидает официального извещения о полной амнистии писателя. Побывав в Барнауле и Омске, Семенов 15 ноября 1857 года возвратился в Петербург.
В ходе экспедиции был собран обширный материал, на обработку которого потребовалось несколько лет. Почти сразу по возвращении главнейшие результаты исследований Семенов опубликовал в изданиях РГО. Растения, собранные им, были впоследствии описаны ботаниками Регелем и Гердером; список собранных жесткокрылых был составлен и опубликован известным энтомологом В. И. Мочульским; большую коллекцию горных пород и палеонтологических образцов частично использовали И. В. Мушкетов и другие специалисты.
Но не эти отраслевые исследования явились главным вкладом П. П. Семенова в изучение природы России и сопредельных стран. Прежде всего он почитаем как великий географ. Его геологические и ботанические исследования, измерение высот и определение распространения вечных снегов представляли собой не обособленные наблюдения, а были осуществлены с географическим подходом. В предисловии ко II тому К. Риттера «Землеведение Азии» сам ученый перечисляет важнейшие, по его мнению, результаты своих исследований: установлена высота снеговой линии в Тянь-Шане, открыты в Тянь-Шане мощные ледники, опровергнут взгляд на вулканическое происхождение Тянь-Шаня и на наличие там вулканов (действующих и потухших), о которых так много писал А. Гумбольдт.
Семенов описал 23 горных перевала, собрал 300 образцов горных пород, более 1 000 видов растений, среди которых было много новых, ранее не известных, определил высоту местности в 50 точках. Кроме того, им собрана прекрасная коллекция насекомых и ископаемых моллюсков, обширный этнографический материал, иллюстрированный художником П. М. Кошаровым. Было сделано два поперечных геологических разреза Тянь-Шаня. Семенов впервые в отечественной научной литературе охарактеризовал ландшафты и флору Заилийского края по высотной зональности.
Исследования П. П. Семенова получили большую известность в Западной Европе и в Америке. Он был избран почетным или действительным членом, членом-корреспондентом многих географических обществ, а некоторые из них отметили его труд медалями и другими почетными отличиями.
Свое главное путешествие П. П. Семенов закончил в 30-летнем возрасте, а впереди у него была долгая жизнь и активная деятельность в РГО. Он много и плодотворно трудился в области государственной статистики, участвовал в разработке системы статистических показателей для разных видов учета (сельскохозяйственной статистики, промышленной, текущей и т. д.), возглавлял делегации русских статистиков на нескольких международных конгрессах. Также он активно участвовал в подготовке реформы 1861 года и освобождении крестьян от крепостной зависимости.
В октябре 1859 года ученый закончил обширное предисловие ко II тому «Землеведения Азии» К. Риттера и одновременно готовил к изданию III том, который вышел в свет в 1860 году. В дальнейшем он принял активное участие в издании IV и V томов.
В мае 1860 года Семенов был назначен главным редактором «Географо-статистического словаря России». Издание пяти томов этого словаря было важным событием в развитии географии России. Ведь этот грандиозный словарь включал в себя описание всех морей, омывающих русские берега, заливов, бухт, лиманов, кос, мысов; всех горных хребтов и кряжей, вершин; озер, судоходных и сплавных рек, каналов, минеральных источников; всех губерний, городов, местечек, посадов, селений с населением более 1 500 человек, монастырей; всех заводов и фабрик, составлявших отдельные поселки, важнейших рудников. Сам главный редактор написал для словаря большинство крупных статей.
В начале 1860 года Петра Петровича избрали председателем отделения физической географии РГО, и вскоре были организованы экспедиции по изучению регионов России — в Сибирь, на Каспийское и Азовское моря, в Туркестан. Семенов готовил инструкции для них, хлопотал о выделении необходимых средств для приобретения припасов и инструментов, обеспечивал публикацию экспедиционных отчетов. В 1873 году он стал вице-председателем РГО, то есть фактическим руководителем этого общества, и был им бессменно до своей кончины в 1914 году. Можно сказать, что с 1873 годаП. П. Семенов являлся общепризнанным главой российской географии. Он поощрял организацию отделов РГО в губерниях. По его инициативе и при его содействии были созданы СевероЗападный, Западносибирский, Оренбургский, Восточносибирский, Приамурский, Якутский, Туркестанский, Кавказский, Южный (в Киеве) отделы РГО, которые организовывали экспедиции по изучению своих регионов.
Семенов подробно описал заслуги РГО в трехтомной «Истории полувековой деятельности Императорского Русского географического общества» (1896 год). С начала 1870-х годов до 1914 года РГО снарядило более 170 экспедиций, подавляющая часть которых исследовала территории России, в первую очередь Сибирь, Дальний Восток, Среднюю и Центральную Азию, Кавказ и Закавказье. Семенов принял самое деятельное участие в организации экспедиций прославленных отечественных путешественников Н. М. Пржевальского, Г. Н. Потанина, И. Д. Черского, Н. Н. Миклухо-Маклая, П. К. Козлова, В. А. Обручева и многих других.
К столетию Географического общества (1945 год) его президент академик Л. С. Берг писал: «Душою всех предприятий был Семенов. Он собрал вокруг себя плеяду первоклассных географов… Петру Петровичу принадлежит великая роль вдохновителя и организатора. Все знавшие его дают о нем восторженные отзывы».
В 1906 году в связи с 50-летием начала путешествия в Тянь-Шань и в ознаменование заслуг Петра Петровича перед географической наукой к его фамилии Семенов был добавлен титул Тян-Шанский.
Петр Кропоткин
ПО СИБИРИ
И ДАЛЬНЕМУ ВОСТОКУ
За 12 лет, которые он работал в России, сделано очень много для русского землеведения.
(Владимир Обручев)
В июле 1866 года небольшой экспедиционный отряд с трудом переправился через правый приток Лены — реку Витим, разлившуюся после весеннего снеготаяния и дождей. Начальник отряда казачий офицер князь Петр Алексеевич Кропоткин назвал Северо-Муйским монолитный, почти нерасчлененный хребет, который было намечено обследовать. В отчете он отметил: «До сего времени эта горная страна остается совершенно неизвестною… Долгое время перед этой каменной преградою рушились попытки как научных исследователей, так и золотопромышленных партий связать между собой разделяемые ею зачаточные центры культурной жизни: сумрачный вид, открывающийся на ряды ее гольцов, которым конца не видно, скалистые вершины гор, опоясанных туманами, стремительность потоков и полнейшая безлюдность заставляли отступать перед нею или обходить ее тех немногих исследователей, которые после трудных путешествий в горах, лежащих к северу или югу от этого каменного пояса, подступали к его подножию».
Начальнику отряда удалось получить небольшую карту, вырезанную ножом на куске бересты. Карта так поразила Петра Алексеевича своей очевидной правдоподобностью, что он выбрал обозначенный на ней путь от Витима к устью реки Муи, протекающей к югу от Северо-Муйского хребта.
«Старый промышленник-якут, который 20 лет тому назад прошел путем, указанным тунгусом (так ранее называли эвенков) на бересте, взялся быть нашим проводником через горы, занимавшие почти 400 верст в ширину, следуя долинами рек и ущельями, отмеченными на карте. Он действительно выполнил этот удивительный подвиг, хотя в горах не было положительно никакой тропы. Все заросшие лесом долины, которые открывали вершины каждого перевала, неопытному глазу казались совершенно одинаковыми, а между тем якут каким-то чутьем угадывал, в которую из них нужно было спуститься. Так мы достигли до устья реки Муи, откуда, переваливши еще через один высокий хребет (Южно-Муйский), путь лежал уже по (Витимскому) плоскогорью».
Позади остался еще один сложный, тяжелый переход по неизведанным горам и речным долинам Восточной Сибири. Как же попал в Сибирь князь Кропоткин, выпускник привилегированного Пажеского корпуса, камер-паж императора Александра II?
Петр Алексеевич Кропоткин родился в 1842 году в Москве в семье генерал-майора князя А. П. Кропоткина, представителя древнего княжеского рода. В 15 лет Петра определили в Пажеский корпус в Петербурге. В конце 1850-х годов, когда позади остались глухие годы царствования Николая I, в корпусе появились новые преподаватели; больше внимания уделялось естественным наукам, которые все сильнее увлекали воспитанника Кропоткина. В «Записках революционера» П. А. Кропоткин писал: «То было время всеобщего научного возрождения. Непреодолимый поток мчал всех к естественным наукам, и в России вышло тогда много очень хороших естественно-научных книг в русских переводах. Я скоро понял, что основательное знакомство с естественными науками и их методами необходимо для всякого, для какой бы деятельности он ни предназначал себя».
Окончание Пажеского корпуса давало право при производстве в офицеры начать службу в любом из гвардейских полков. Но юный князь думал о службе в Сибири, в Амурском крае. Через много лет он вспоминал: «Я читал об этом Миссисипи Дальнего Востока (об Амуре), о горах, прерываемых рекой, о субтропической растительности по Уссури; я восхищался рисунками, приложенными к уссурийскому путешествию Маака… я думал, что Сибирь — бесконечное поле для применения тех реформ, которые выработаны или задуманы. Там, вероятно, работников мало, и я легко найду широкое поприще для настоящей деятельности». К удивлению своих товарищей и командования, он попросил направить его для службы в Амурское конное казачье войско.
Выпуск пажей состоялся 13 июня 1862 года. Имя Кропоткина как «отличнейшего» среди выпускников было занесено золотыми буквами на мраморную доску в парадном зале корпуса. Он оформил все необходимые документы и уже 24 июня выехал в Сибирь к месту службы.
В Иркутске Кропоткин стал адъютантом начальника штаба Восточной Сибири генерала Б. К. Кукеля, который в то время занимал пост губернатора Забайкальской области. Через несколько недель Кукель и с ним Кропоткин переправились через Байкал и прибыли в Читу.
Адъютант активно включился в работу по подготовке реформы тюрем и всей системы ссылки, а также в разработку проекта городского самоуправления для Сибири. В 1863 году он был вынужден вернуться в Петербург, где получил новое назначение — чиновником по особым поручениям при генерал-губернаторе Восточной Сибири. Из столицы порученец генерала привез с собой в Иркутск приборы для метеорологических наблюдений и топографической съемки. Теперь все свободное от службы время он отдавал занятиям по геологии, ботанике и метеорологии, изучал гербарий и коллекцию горных пород в музее, созданном Сибирским отделом Русского географического общества (РГО), а также труды географов, посвященные Сибири и всей Азии.
Весной 1864 года Кропоткин принял предложение Сибирского отдела РГО: проводя географические исследования, перейти через хребет Большой Хинган с целью найти кратчайший путь от юго-восточной части Забайкальской области до Благовещенска на Амуре. Под его началом были 11 казаков и эвенк, все верхом. Они благополучно перевалили хребты Большой Хинган и Ильхури-Алинь; на западном склоне второго Кропоткин обнаружил признаки сравнительно недавних вулканических извержений, и это было открытие. Руководитель привез из экспедиции более сотни геологических образцов, в том числе впервые доставил образцы вулканических пород этого района. Экспедиция закончилась в Благовещенске. Оттуда Петр Алексеевич спустился до самого устья Амура. Особенно запомнились ему природные условия на берегах Амура ниже селения Хабаровка (теперь город Хабаровск):
«За Горюном местность начинает становиться еще гористее, волны в Амуре делаются круче; мы проезжаем большой хребет Сихотэ-Алинь, через который прорвался Амур… Хребет имеет характер чрезвычайно дикий, на вершинах его и лес почти пропадает — только мох и жалкая трава; на горах, в лощинах лежит еще снег (30 июня); небо хмурится, по вершинам гор ползут облака, нас обдает мелким, петербургским, осенним дождем. В такой дикой местности, посреди лиственничных болотистых лесов, на расчищенных полянах. деревни».
В июле — августе 1864 года небольшая группа Кропоткина на пароходике поднялась вверх по реке Сунгари от устья до города Гирин. Были подробно исследованы речные берега, их геология, растительность и население, впервые составлена великолепная карта реки.
За исследования, проведенные при путешествии через Большой Хинган и во время Сунгарийской экспедиции, П. А. Кропоткину была присуждена Малая золотая медаль РГО.
В мае — июне 1865 года Кропоткин по заданию Сибирского отдела РГО совершил путешествие в Восточные Саяны на реку Оку, левый приток Ангары. Путь туда был нелегким. Пришлось преодолевать горные перевалы и переправляться через реки. Экспедиция побывала в Ниловой Пустыне, знаменитой своими минеральными источниками (сейчас там курорт Арашан), прошла в верховья реки Иркута. Перевалив водораздел Иркута и Оки — хребет Нуху-Дабан, Кропоткин прошел в долину Оки, где побывал на графитовых рудниках, затем через гольцы в верховьях реки Сороки добрался до Окинского пограничного караула. Он выяснил, что рассказы о грандиозных водопадах на Оке, где вода будто бы низвергалась с высоты более 200 метров, оказались ложными. Самый большой из водопадов имел высоту примерно 20 метров. Исследователь поднялся по притоку Оки — Джанбулаку и замкнул экспедиционный маршрут, направившись от почтовой станции Зима (теперь город Зима), расположенной в месте впадения реки Зимы в Оку, на юго-восток к Иркутску. Эта экспедиция оставила заметный след в истории исследований Сибири. В отчете была дана характеристика горных цепей, включая результаты барометрического определения высот, сведения по гидрологии и геологии, по климату в котловинах, речных долинах и на окружающих горах, по этнографии, экономике и археологии. Было собрано около 200 образцов горных пород.
Впоследствии Кропоткин вспоминал: «Здесь у меня прибавилось еще несколько новых данных для построения схемы орографии Сибири, и я также нашел другую важную вулканическую область на границе Китая, к югу от Окинского караула». Кратер потухшего сравнительно молодого вулкана, открытого им, был назван позже вулканом Кропоткина.
В 1866 году Сибирский отдел РГО предложил Кропоткину возглавить экспедицию для поиска прямого пути из Забайкалья на золотые прииски, расположенные в междуречье Витима и Олёкмы (обе реки — правые притоки Лены). В течение нескольких лет экспедиции, снаряжавшиеся ленскими золотопромышленниками и сибирскими властями, пытались безуспешно пробиться сквозь параллельные ряды каменных хребтов, отделяющих золотые прииски от Забайкалья. И вот Кропоткин предпринял новое путешествие. Тогда-то и была использована карта на бересте, сделанная тунгусом.
В состав экспедиционного отряда входили молодой зоолог И. С. Поляков (ему же поручили ботанические сборы) и топограф В. И. Машинский. Сам Петр Алексеевич намеревался уделить внимание «геогностическим исследованиям», то есть определению строения гор и характера рельефа по маршруту следования отряда.
Кропоткин выехал из Иркутска 9 мая 1866 года, и на следующий день вся группа собралась на берегу Лены в селе Качуг, а еще через два дня поплыла вниз по Лене в большой плоскодонной лодке-паузке, начав исследования берегов реки. Собирали геологические образцы, знакомились с жизнью и хозяйственной деятельностью как русских крестьян в прибрежных селах, так и бурят и эвенков. К пристани Крестовской ниже устья Витима прибыли 30 мая. Пройдя около 300 верст по приисковой тропе, добрались до Тихоно-Задонского прииска на реке Ныгри, где предстояло снаряжение большого каравана для следования на юг. На этом пути Кропоткин открыл высокое нагорье, расположенное на высоте до 1 200 метров над уровнем моря, которое назвал Патомским — по реке Большой Патом (приток Лены), обтекающей его с трех сторон. Труден был путь каравана до прииска в верховьях реки Жуй (бассейн реки Олёкмы, у 58° северной широты). В отчете об экспедиции, названной Олёкминско-Витимской, руководитель писал:
«Глухая молчаливая тайга, альпийская горная страна с ее северным колоритом, с ее бешено ревущими реками, блестящими гольцами, глухими темными падями и ослепительными наледями мало-помалу проносилась перед глазами. Рано утром уже звонко раздавались в тайге десятки крупных и мелких колокольчиков, которыми обвешана каждая коренастая бойкая якутская лошаденка».
Именно там, наблюдая ледниковые отложения и исчерченные в продольном направлении бороздами валуны, Кропоткин правильно определил эти явления как ясные следы прежнего оледенения этой местности. Более того, он сделал вывод о сибирских доисторических ледниках и о ледниковом периоде в жизни Земли.
Снарядив караван из 52 лошадей, экспедиция в составе 12 человек направилась на юг. По пути Кропоткин выявил водораздельный скалистый хребет (отделяет бассейн Большого Патома и Жуй от бассейна Витима). Эти «безмолвные, дикие однообразные скалы», обозначенные им как Ленско-Витимский водораздел, геолог В. А. Обручев, проводивший позже исследования на Патомском нагорье, назвал хребтом Кропоткина. (Так хребет называется и сегодня.)
Впереди у Кропоткина были другие хребты, получившие от него названия Северо-Муйский и Южно-Муйский. Спустившись с Южно-Муйского хребта, отряд проследовал по болотистой равнине Витимского плоскогорья (название принадлежит Кропоткину). Ожидалось увидеть (в соответствии с картой) отроги Яблонового хребта, однако их не было. «…Хребта не существует, — писал в отчете руководитель экспедиции, — и этим громким именем называется размытый водами уступ, которым обрывается плоскогорье в долину реки Читы».
Результаты исследований впечатляли. Публикация обширного отчета стала значительным событием в среде ученых. А сам Кропоткин писал: «Что касается до меня, то это путешествие значительно помогло мне. найти ключ к общему строению сибирских гор и плоскогорий».
Возвратившись в Петербург, П. А. Кропоткин поступил на физико-математический факультет университета и начал работать в РГО. Считая для себя ценным сибирский период жизни, он признавался:
«Годы, которые я провел в Сибири, научили меня многому, чему я вряд ли мог бы научиться в другом месте. Я быстро понял, что для народа решительно невозможно сделать ничего полезного при помощи административной машины. С этой иллюзией я распростился навсегда. Затем я стал понимать не только людей и человеческий характер, но также скрытые пружины общественной жизни. Я ясно сознал созидательную работу неведомых масс, о которой редко упоминается в книгах, и понял значение этой построительной работы в росте общества. Путем прямого наблюдения я понял роль, которую неизвестные массы играют в крупных исторических событиях: переселениях, войнах, выработке форм общественной жизни».
Вскоре Кропоткин ушел из университета. Его увлекла работа по подготовке к печати материалов своих сибирских экспедиций. Возможно, решение прекратить учебу в университете возникло в связи с тем, что он был признан в РГО опытным специалистом в области географии и геологии Сибири. В феврале 1868 года его избрали секретарем отделения физической географии РГО.
Итоги исследований П. А. Кропоткина по географии и геологии в основном изложены в двух работах: «Общий очерк орографии Восточной Сибири» и «Исследования о ледниковом периоде». Первая является, по выражению современного биографа, горной энциклопедией Восточной Сибири. Здесь изложены закономерности в расположении горных хребтов Восточной Сибири. Кропоткин показал, что представления по этому вопросу таких корифеев, как А. Гумбольдт и К. Риттер, не соответствуют действительности. Работу П. А. Кропоткина высоко оценили и в России, и за рубежом (книга была издана в Англии, Франции и Бельгии).
Другая работа, «Исследования о ледниковом периоде», совершила переворот в представлениях ученых о ледниковом периоде и является выдающимся произведением мировой науки. Поразительно, что этот труд Петр Алексеевич завершил в камере Трубецкого бастиона Петропавловской крепости, куда он был помещен после ареста 23 марта 1874 года.
Еще весной 1872 года князь Кропоткин вступил в кружок народников-революционеров и активно содействовал распространению в среде петербургских фабричных рабочих легальной и нелегальной литературы о положении трудового народа. В 1874 году начались аресты членов кружка. Кропоткин мог скрыться, но задержался, потому что в РГО должен был состояться его доклад о ледниковых отложениях в Финляндии и России. После доклада ему предложили занять место председателя отделения физической географии РГО. А на следующий день он был арестован.
Петр Алексеевич сидел в одиночной камере. Он заболел, и его поместили в Николаевский военный госпиталь; друзья помогли ему бежать оттуда 30 июня 1876 года и затем перебраться через границу. За рубежом, став видным революционером, он не оставил научной деятельности: сотрудничал с рядом научных изданий, написал несколько работ по биологии, географии, истории, социологии.
Только в 1917 году 75-летний П. А. Кропоткин возвратился в Россию. Через четыре года он скончался в Дмитрове, куда переехал из Москвы в июле 1918 года.
Эдуард Толль
В ПОИСКАХ
ЗЕМЛИ САННИКОВА
Все полярные экспедиции… в смысле достижения цели были неудачны, но если мы что-нибудь знаем о Ледовитом океане, то благодаря этим неудачным экспедициям.
(Вице-адмирал С. О. Макаров)
В 1886 году экспедиция Академии наук, возглавляемая зоологом, врачом и полярным исследователем Александром Александровичем Бунге, работала на Новосибирских островах. И 13 августа входивший в состав этой экспедиции Эдуард Васильевич Толль, зоолог и геолог, полярный исследователь, находясь на северо-западной оконечности острова Котельный, записал в своем дневнике:
«Горизонт совершенно ясный. Вскоре после того, как мы снялись с устья реки Могур-Урях, в направлении северо-восток 14–18 град, ясно увидели контуры четырех столовых гор, которые к востоку соединялись между собой понижением. Таким образом, сообщение Санникова подтвердилось полностью. Мы вправе, следовательно, нанести в соответствующем месте на карту пунктирную линию и написать на ней: Земля Санникова».
О наличии к северу от Новосибирских островов неизвестных земель стали говорить в начале XIX века. В 1809–1811 годах Новосибирские острова исследовала экспедиция во главе с Матвеем Матвеевичем Геденштромом. В ее составе был промышленник якут Яков Санников, ранее открывший острова Столбовой и Фаддеевский, впервые побывавший с несколькими спутниками на острове Новая Сибирь.
В 1810 году Санников и Геденштром усмотрели на северо-востоке от мыса Каменный (часть острова Новая Сибирь) «синеву совершенно подобную видимой иногда над отдаленной землею». Геденштром попытался достичь увиденной земли по льду передвигаясь на собачьих упряжках. «Но к крайнему прискорбию всех, — вспоминал он впоследствии, — на другой день узнали мы, что обманулись. Мнимая земля превратилась в гряду высочайших ледяных громад высотой 15 и более сажен (32 и более метров), отстоящих одна от другой в двух-трех верстах. Они в отдаленности, как обыкновенно, казались нам сплошным берегом».
Но вскоре, в один из светлых весенних дней, Яков Санников с берега острова Котельный на северо-западе усмотрел высокие каменные горы — по его оценке, на расстоянии не более 70 верст (75 километров). Санников попытался достичь неизвестной земли по морскому льду, но на третьи сутки пути дорогу ему преградила огромная полынья. На следующий год Санников с острова Новая Сибирь увидел еще одну неведомую «землю с высокими горами». И вновь он направился к неизвестной земле, и вновь в нескольких десятках верст от берега дорогу преградила широкая полынья.
С тех пор на картах Ледовитого океана появилась «Земля Санникова». У географов XIX века было мало сомнений, что Санников усмотрел в море неведомые острова. Ведь до этого именно он открыл в Ледовитом море ряд больших островов. Существование Земли Санникова стало казаться более вероятным после того, как в этом районе промышленник Иван Ляхов в 1815 году к западу от острова Столбовой открыл острова Семеновский и Васильевский (эти острова «растаяли» и исчезли в первой половине XX века).
В 1821 году поиск Земли Санникова производила экспедиция под командой лейтенанта Петра Федоровича Анжу. Он отправился по льду на северо-запад от острова Котельный и 7 апреля достиг 76°36 северной широты. Когда туман рассеялся и горизонт очистился, путешественники не обнаружили никакой земли, хотя экспедиция находилась именно в 70 верстах к северо-западу от острова Котельный, то есть в том самом районе, где видел таинственную землю Яков Санников.
Анжу искал Землю Санникова и к северу от острова Новая Сибирь, но, пройдя 12 верст, отряд вышел на тонкий лед, по которому перемещаться было опасно. Анжу попытался продвинуться по льду к северо-востоку от острова Новая Сибирь, однако через 25 верст пути из-за близости открытой воды, усталости собак и трудности передвижения повернул обратно. Лейтенанту Анжу удалось открыть небольшой неизвестный остров недалеко от острова Фаддеевский. Он был назван в честь врача экспедиции Алексея Евдокимовича Фигурина.
Загадка Земли Санникова вновь начала волновать умы географов после того, как в 1881 году Джордж Де-Лонг, руководивший американской экспедицией к Северному полюсу (и погибший в том же году), северо-восточнее острова Новая Сибирь обнаружил три небольших острова (остров Беннетта, острова Жаннетты и Генриетты). Действительный член Русского географического общества (РГО) А. В. Григорьев в 1882 году писал: «Считаю нелишним напомнить, что два из этих островов (острова Беннетта и Генриетты) были известны и раньше: уже 70 лет тому назад их видели Геденштром и промышленник Санников».
Вообще архипелаг Новосибирские острова состоит из трех групп островов: это Ляховские острова (Большой Ляховский, Малый Ляховский и Столбовой; их открыл И. Ляхов); собственно Новосибирские острова, или острова Анжу (включают острова: Бельковский, Котельный, Земля Бунге, Фаддеевский, Новая Сибирь; остров Земля Бунге соединяется с островами Котельный и Фаддеевский, образуя единый массив); острова ДеЛонга (включают острова: Беннетта, Генриетты, Жаннетты, Жохова, Вилькицкого).
С середины 1880-х годов раскрытие тайны Земли Санникова стало делом жизни Эдуарда Васильевича Толля. Он родился 2 марта 1858 года в городе Ревеле (теперь Таллин). Его отец имел родовой титул барона, но, не обладая наследственным богатством, личным трудом добывал средства для содержания многочисленной семьи.
С 11 лет Эдуард начал учиться в местной школе, а после кончины отца и переезда семьи в город Юрьев (до 1893 года официально — Дерпт, с 1919 года и теперь — Тарту) продолжил занятия в местной школе. В 1878 году он поступил в знаменитый Дерптский (ныне Тартуский) университет на естественно-исторический факультет, где изучал минералогию, затем увлекся медициной и зоологией. По окончании университета (в 1882 году) он сопровождал зоолога М. Брауна в его научной поездке в Алжир и на Болеарские острова. Там под руководством профессора Брауна юноша исследовал фауну Средиземного моря. После путешествия он защитил кандидатскую диссертацию и был оставлен при университете в качестве лаборанта Зоологического института.
Молодого ученого заинтересовали результаты геологических исследований, проведенных на побережье Балтийского моря Федором Богдановичем Шмидтом, академиком, директором академического Минералогического музея. Вскоре он был назначен ученым хранителем этого музея. Весной 1884 года ему предложили участвовать в полярной экспедиции под руководством А. А. Бунге, организованной по решению Академии наук «для исследования прибрежья Ледовитого моря в Восточной Сибири, преимущественно от Лены по Яне, Индигирке, Алазее и Колыме, и проч., в особенности больших островов, лежащих в не слишком большом расстоянии от этого берега и получивших название Новой Сибири».
В декабре 1884 года Эдуард Толль уехал из Петербурга в Иркутск, где встретился с начальником экспедиции Александром Бунге.
В течение 1885–1886 годов Толль исследовал в геологическом отношении район реки Яны, расположенный восточнее Лены за Северным полярным кругом, и Новосибирские острова. Он обследовал острова Котельный, Новая Сибирь, Фаддеевский и назвал Землей Бунге безымянную до тех пор обширную песчаную низменность между островами Котельный и Фаддеевский. На Новосибирских островах молодому ученому довелось иметь дело с загадочным ископаемым каменным льдом, покрытым массами глины, песка и торфа. Толль был первым исследователем, установившим причину появления этого природного явления, первым, кто связал образование каменных льдов с древним мощным оледенением. Именно тогда он уверовал в существование к северу от острова Котельный таинственной Земли Санникова.
После возвращения в Петербург Толль на заседании Академии наук доложил о результатах проведенных исследований. В заключение он призвал Академию наук продолжить исследования Новосибирских островов и заявил: «Неужели мы отдадим последнее из полей действия для открытия нашего севера опять другим народам? Ведь одна из виденных Санниковым земель уже открыта американцами… Мы, русские, пользуясь опытом наших предков, уже по географическому положению лучше всех других наций в состоянии организовать экспедиции для открытия архипелага, лежащего на север от наших Новосибирских островов, и исполнить их так, чтобы результаты были и счастливы и плодотворны».
В 1888 году Толлю, как члену Геологического комитета (этот комитет был основан в Петербурге в 1882 году для организации геологических исследований), поручили провести геологическую съемку в Петербургской губернии и в Курляндии (территория Латвии). К этому времени относится его женитьба на Эммелине Вилькен. Их брак оказался счастливым. У Эдуарда Васильевича и Эммелины Николаевны были три дочери и сын, но последний скончался в раннем детстве. Жена, преданный друг Э. В. Толля, поддерживала его во всех научных делах и стойко переносила длительную разлуку во время пребывания мужа в дальних экспедициях.
В 1890 году Э. В. Толль ездил в Вену для участия в Международной географической конференции. На этой конференции он познакомился с норвежским полярным исследователем Фритьофом Нансеном. В это время Нансен обдумывал смелый план дрейфа на специально построенном судне «Фрам» от Новосибирских островов через район Северного полюса. До отъезда в свою вторую полярную экспедицию Толль по просьбе Нансена организовал доставку на «Фрам» сибирских ездовых собак. Он также решил (по собственной инициативе) заложить на Новосибирских островах продовольственные склады на случай, если с «Фрамом» случится беда и Нансену со спутниками придется возвращаться на материк по льду через Новосибирские острова.
В январе 1893 года Э. В. Толль, назначенный руководителем академической экспедиции в Восточную Сибирь, на север Якутии, покинул Петербург. Вместе со своим заместителем, лейтенантом Евгением Ивановичем Шилейко (геодезистом, астрономом), он побывал на Новосибирских островах; удалось заложить для экспедиции Ф. Нансена продовольственные склады. В это время Толль несколько раз оказывался на северном берегу острова Котельный, но Земли Санникова так и не увидел: над морем на севере и северо-востоке держался туман.
После этого Толль и Шилейко верхом на оленях совершили путешествие по тундре от мыса Святой Нос на побережье пролива Дмитрия Лаптева (отделяющего архипелаг Новосибирские острова от материка) до устья Лены. Затем был обследован район рек Анабар и Хатанга. В устье реки Оленёк посетили могилу лейтенанта Василия Прончищева (мореплавателя, руководителя отряда 2-й Камчатской экспедиции, исследователя побережья Северного Ледовитого океана от устья Лены до Таймыра) и его жены Татьяны, умерших от цинги в 1736 году, исправили крест на могиле и укрепили доску с надписью: «Герою и героине Прончищевым».
Только 8 января 1894 года экспедиция возвратилась в Петербург. За несколько месяцев было произведено 4 600 километров маршрутной съемки неизученных районов Северной Сибири, причем эта съемка опиралась на 38 астрономически определенных пунктов. Толль первым описал плоскогорье между реками Анабр и Попигай, первым дал геологическое описание хребта Прончищева (название предложено Толлем), простирающегося вдоль побережья моря Лаптевых, между устьем реки Оленёк и Анабарской губой. По предложению Толля хребет, расположенный между низовьями Лены и Оленька, назван именем впервые описавшего его в 1875 году славного исследователя Сибири А. Л. Чекановского.
В ходе экспедиции были собраны зоологические, ботанические и этнографические коллекции, а также ценные материалы по палеонтологии, что дало возможность установить геологическую историю района Анабара и Хатанги. За все эти достижения РГО присудило Толлю и Шилейко большие серебряные медали им. Н. М. Пржевальского. Академия наук наградила Толля денежной премией, а правительство Норвегии — орденом (за самоотверженную помощь экспедиции Ф. Нансена).
В 1893 году в водах, омывающих с запада Новосибирские острова, прошел путь исследовательского судна «Фрам». Нансен шел на север, чтобы, вмерзнув в лед, продрейфовать через Северный Ледовитый океан. Он надеялся «проплыть» рядом с Землей Санникова. Но утром 20 сентября около 78° северной широты льды преградили «Фраму» путь в район поиска таинственной земли.
«Очень хотелось пройти на восток, — записал Нансен в своем дневнике, — чтобы посмотреть, нет ли земли в этом направлении… Придерживаясь кромки льда, продвинулись вперед в северо-западном направлении; хотелось знать — нет ли впереди какой-нибудь земли? Что-то удивительно много стало попадаться разных птиц. Встретилась стайка куликов. Она сопровождала нас некоторое время и потом повернула к югу. Вероятно, они летели с какой-нибудь земли, лежавшей севернее. Однако из-за тумана, который постоянно держится надо льдом, ничего нельзя разглядеть. На следующий день прояснилось, но земли не было видно. Мы находились значительно севернее того места, где, по мнению Толля, должен был лежать южный берег Земли Санникова, но примерно на той же долготе. По всей вероятности, эта земля — лишь небольшой остров, и во всяком случае она не может заходить далеко к северу».
В 1899 году, выступая на заседании в РГО, Э. В. Толль заявил:
«Девятнадцатое столетие приходит к концу и оставляет нам многое еще сделать для довершения работ в области научных завоеваний на Русском Севере, давшихся рядом тяжелых жертв со стороны первых русских исследователей. Кому, как не русским, приличествует выполнить эту задачу? Я уверен, что, если мы возьмемся за дело, не пройдет и двух-трех лет, как отнято будет от нас последнее поле действия на севере от сибирского берега — Земля Санникова».
Вскоре после этого заседания П. П. Семенов (фактический руководитель РГО, который нам известен как Семенов-Тян-Шанский) обратился с письмом в Академию наук с предложением снарядить экспедицию для поисков Земли Санникова:
«Географическое исследование Сибирского моря и его побережья, начатое с таким самопожертвованием, производившееся русскими людьми в течение второй половины прошлого и первой четверти настоящего столетия, переходит, поскольку то касается морских исследований, в последние годы все более и более в руки иностранцев, и недалеко уже то время, когда честь исследования последней из земель, лежащих у Сибирского берега, — Земли Санникова — будет предвосхищена скандинавами или американцами, тогда как исследование этой земли есть прямая обязанность России, которой эти земли составляют крайний северный оплот в сторону глубокого Полярного бассейна».
Благодаря поддержке РГО и Академии наук выдвинутый Э. В. Толлем проект экспедиции был благосклонно рассмотрен в правительственных кругах, и на осуществление экспедиции выделили около 150 тысяч рублей золотом. Русская полярная экспедиция под руководством Э. В. Толля должна была продолжить изучение Новосибирских островов, обнаружить и обследовать Землю Санникова, а затем пройти Северным морским путем в Тихий океан. Для экспедиции было приобретено норвежское китобойное судно водоизмещением при полной загрузке 1 082 тонны (длина 43,9 метра, ширина 10,1 метра, осадка кормой 5,2 метра). Паровая машина судна обеспечивала скорость хода до 8 узлов (около 15 километров в час). По предложению президента Академии наук купленная яхта получила название «Заря». Ее перестроили и оснастили для целей экспедиции на верфи Колина Арчера в Ларвике (Христиания-фьорд), где построили для экспедиции Нансена судно «Фрам». Корпус яхты значительно укрепили; были оборудованы лаборатории и дополнительные помещения для экипажа. После переделки парусное вооружение яхты стало соответствовать шхуне-барку.
Капитаном судна был назначен лейтенант Николай Николаевич Коломейцев, имевший опыт полярных плаваний. Экипаж судна состоял в основном из военных моряков-добровольцев, откомандированных с флотов в распоряжение Академии наук. Помощниками капитана были назначены лейтенанты Федор Андреевич Матисен (он же геодезист и метеоролог экспедиции) и Александр Васильевич Колчак. Боцманом судна определили военного моряка Никифора Алексеевича Бегичева, известного впоследствии мужественного полярного промышленника и исследователя. В состав команды входили 6 матросов, 4 машиниста и кочегара во главе со старшим механиком Эдуардом Огриным и кок.
В порядке подготовки к экспедиции А. В. Колчак прошел трехмесячное обучение в Главной физической обсерватории, затем он стажировался в Норвегии у Ф. Нансена, который очень хорошо отозвался о нем. В экспедиции Колчак не только выполнял штурманские обязанности, но также выступал в роли гидролога и второго магнитолога. Научную группу составляли сам Э. В. Толль, зоолог Алексей Андреевич Бялыницкий-Бируля, астроном и магнитолог Фридрих Георгиевич Зееберг, доктор медицины Герман Эдуардович Вальтер, врач-бактериолог и второй зоолог (орнитолог) экспедиции. Имелось достаточно различных научных приборов; запасли продовольствия и снаряжения на три года работы; на борт взяли 20 ездовых собак с нартами.
С прощальной речью Толль выступил на заседании РГО 20 марта 1900 года. Он сообщил о подготовке к экспедиции и о поставленных целях, а в конце речи подчеркнул:
«Из всего сказанного… явствует, что Русской полярной экспедиции предстоит разрешение многих важных научных вопросов, что она не есть спортсменское предприятие и не имеет только целью открыть одну, быть может, маленькую Землю Санникова. Нет! Русская полярная экспедиция выходит под вымпелом Академии наук и ставит себе серьезные научные задачи, а наука только тогда свята, если она не потеряла связи с общечеловеческими задачами гуманности. Как скоро вырастут плоды научных трудов, это трудно вперед указать, это очень часто упускается из виду близорукостью человеческих глаз».
Незадолго до отплытия «Зари» из Петербурга Толль получил письмо-напутствие от Ф. Нансена, которое заканчивалось так:
«В заключение, дорогой друг, от всего сердца желаю вам всего доброго и прекрасного в вашем долгом и важном путешествии, желаю вам удачи и благополучного положения со льдом, чтобы вы нашли хорошую гавань для зимовки. Мне нет надобности говорить вам, что за исключением вашей превосходной жены и вашей семьи, мало кто будет с таким интересом следить за вами, как я.
Преданный вам друг Фритьоф Нансен.
Моя жена шлет вам сердечный привет и желает вам счастливого пути. На прощанье мы скажем, как эскимосы на восточном берегу Гренландии: Чтобы вам плыть по свободной ото льда воде».
10 июня 1900 года шхуна «Заря» вышла из Кронштадта на север. Крепость и корабли салютовали ей орудийными залпами. До Большого Кронштадтского рейда судно провожал главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал С. О. Макаров, который был хорошо знаком с Э. В. Толлем и всячески поддерживал его при организации экспедиции для исследования Земли Санникова. За год до этого Э. В. Толль по приглашению С. О. Макарова участвовал в испытательном рейсе первого в мире линейного ледокола «Ермак» в район Шпицбергена.
А 18 июля «Заря» уже покинула Александровск-на-Мурмане (ныне город Полярный, расположен рядом с Мурманском и Североморском) и через 12 суток подошла к острову Диксон. В начале августа судно двинулось далее на восток. В не исследованных до этого ffl*censored*ax залива Минина (назван Толлем в честь лейтенанта Минина, открывшего в 1740 году ряд островов у западного побережья Таймыра) «Заря» села на мель и снялась с нее на другой день, когда вода начала прибывать.
В начале октября из-за сплоченного тяжелого льда, преградившего путь, пришлось стать на зимовку, пришвартовав судно к ледяному припаю на южной стороне острова Боневи, у западного входа в Таймырский пролив.
С первых дней зимовки ученые и офицеры начали проводить регулярные метеорологические, гидрологические и геофизические исследования. Были обследованы и нанесены на карту близлежащие острова, побережье Таймыра, собраны геологические и зоологические коллекции. Сам Толль принимал деятельное участие в обследовании побережья Таймыра, в определении положения устья реки Таймыры. Наблюдая в конце октября прилет с севера куропатки и встретив дикого оленя, он в дневнике сделал предположение о наличии неизвестных островов к северу от мыса Челюскин (полуостровом Челюскина считалась самая северная часть Таймыра):
«Зимует ли здесь куропатка или же она отстала при перелете, задержавшись на отдаленных островах, как и встреченный нами днем раньше олень? Полагаю, что на пути к мысу Челюскина должны находиться еще острова, с которых могли прибыть сюда оба эти странника. Простирание пластов полуострова Челюскина прослеживается на север. В этом направлении следует ожидать еще островов, быть может, не менее многочисленных, чем в Таймырских льдах!»
Прошло совсем немного времени, и эти острова (архипелаг Северная Земля) были открыты — в 1913 году их обнаружила русская экспедиция, возглавляемая гидрографом Б. А. Вилькицким (в честь него назван пролив, который отделяет архипелаг от Таймыра).
Во время зимовки Толль (как начальник экспедиции) назначил капитаном «Зари» лейтенанта Матисена, а лейтенант Коломейцев убыл с судна на собачьих упряжках к устью Енисея, а затем в Петербург — с письмами и отчетом. Ему же Толль поручил организовать в 1901 году угольный склад на Диксоне, а в следующем году — на острове Котельный (Новосибирские острова). Николаю Коломейцеву удалось выполнить только первую часть поручения и завезти уголь для «Зари» на Диксон. От организации угольного склада на Котельном Академия наук отказалась, что впоследствии привело к трагическому финалу экспедиции.
То, что записал в своем дневнике Э. В. Толль, в полной мере отражает его характер и устремления.
«Для моей семьи разлука была бы большой несправедливостью, если бы я не надеялся вернуться отсюда более умудренным и созревшим человеком. Для этого необходимо напряжение всех духовных сил, подчинение высоким нравственным законам, когда обостряется совесть, усиливается строгое отношение к себе, обуздывается темперамент и сердце становится более восприимчивым в любви к окружающим. Я думаю, что имел право и даже был обязан следовать своим личным побуждениям, предприняв эту экспедицию. Надеюсь, что при развитии таких качеств, как выдержка и самоотверженность, моя работа окажется полезной и плодотворной для науки, а косвенно и для будущих поколений».