Большая книга заговоров – 4 Степанова Наталья

И она действительно заменила мне мать. Все неудобства и тяготы, которые ложатся на материнские плечи, она несла как настоящая мать.

Я часто болела, и она проводила бессонные ночи со мной.

Училась я в школе хорошо, но не потому, что я такая умная, а из-за терпеливости моей мамы. Она всегда мне разъясняла буквально на пальцах задачи на листочках.

Она привила мне усердие и уважение к учебе. Даже когда она болела, я была у нее на первом месте. Горячие булочки с кремом, которые я обожала, были у меня всегда.

Видимо, она преданно меня любила. Только теперь я поняла, что я натворила. Когда мне было 12 лет, мой отец загулял и буквально бросил меня на мачеху, а вернее сказать, на приемную мать. Она не отдала меня в детский дом и продолжала воспитывать меня и заботиться обо мне, как и прежде.

Отец не давал ей денег на мое содержание, наоборот, забрал у нас все самое ценное.

Мне даже не было предложено выбрать отца или мачеху. Меня оставили ей, как ненужную вещь. Никогда она не вымещала на мне злости за то, что я дочь предавшего ее мужчины, и я ни разу не слышала от нее слов упрека. Все, что мне было нужно, она зарабатывала своим трудом.

Я слышала, как она часто по ночам плачет. Видимо, она страдала из-за предательства моего отца. Она еще тогда не знала, что яблоко от яблони не далеко падает и что главное предательство ее ожидало впереди.

В 38 лет моя мачеха полюбила снова. На ее жизненном пути встретился мужчина, и они поженились.

Перед их регистрацией она зашла ко мне в комнату и сказала: «Доченька, я хочу с тобой поговорить. Ты у меня большая девочка. Тебе уже 18 лет. Когда я выходила замуж за твоего отца, мне было 20 лет, я была чуть старше, чем ты теперь.

Когда я увидела тебя в первый раз, ты была в пеленках и громко кричала. Мне стало тебя жалко, и я взяла тебя на руки. Ты затихла на моих руках и уснула. Именно в этот момент я решилась выйти за твоего отца. Это ты повлияла на мое решение – мне так тебя было жалко.

Потом меня ругали родители и друзья.

Все говорили, что у меня будут свои дети, а чужой ребенок может вырасти неблагодарным и жестоким.

Я никого не хотела слушать, видимо, Бог избрал меня тебе в мамы.

Я ведь и детей не имела, чтобы не было у тебя соперников в моей любви к тебе. Если честно, я всегда помнила слова моей мамы: «Вот родишь своих, и эта постылой станет!»

Я этого боялась и не стала искушать судьбу. Потом твой отец меня бросил, а я боялась, что он заберет тебя и в другой семье тебя будут обижать. Только поэтому я молчала, когда он позабирал все, что у меня было: дачу, машину, которые мне оставили мои родители.

Мне 38 лет, а тебе уже 18. Ты у меня взрослая и хорошая девочка. Но если ты скажешь «нет», то я не пойду замуж за Колю и все будет по-прежнему.

Я не буду скрывать, что очень люблю этого человека, но и тебя я люблю не меньше».

Я сказала своей приемной матери, что мне все равно. Если она хочет выйти замуж, то это не мое дело, а ее.

У мужа моей мачехи была огромная квартира, а нашу мы продали. Мы стали жить в центре Москвы. Николай занимал высокую должность и имел серьезные связи. У меня появились шикарные вещи: норковые шубки, свой автомобиль, дорогие украшения. Мачеха же моя не стремилась щеголять, у нее было врожденное чувство скромности.

Я вдруг поняла, что во всем этом великолепии я выгляжу порясающе красиво. И стала замечать восхищение в глазах своего отчима Николая.

Как-то я гуляла с подружкой по Новому Арбату и встретила одноклассницу.

Прежде она одевалась круче всех в нашем классе. А теперь передо мной она была бледная, как моль. Таня спросила: «Ты что, вышла замуж за миллионера?» «Нет, у меня отчим миллионер», – ответила я гордо.

«Отчим, – ехидно проговорила Танька. – Сегодня он есть, а завтра новую жену найдет. И снова ты будешь ходить не в норке, а в дубленке».

Ее слова запали мне в голову. Я стала думать – мать моя не умеет себя подать, принарядиться. А вдруг он ее бросит, и я буду снова нищей?

Я не хотела терять все, что теперь имела. Ведь если родной отец, уходя от нас, все забрал, то что можно ждать от чужого дяди?

В общем, у меня в голове созревал план по утверждению себя в этой непредсказуемой жизни.

Я думала: «Если бы Николай был моим мужем, уж я-то знала бы, как правильно распорядиться его деньгами».

В своих мечтах я уже видела себя в сногсшибательных нарядах и украшениях.

С этого часа я пустила в ход все свое обаяние и всю хитрость. Как бы ненароком, взвизгивая, пробегала полуголая, притворяясь, что не знала о его возвращении домой. Я бросала на него взгляды и делала вид, что смущаюсь. Всем своим видом я давала ему понять, что в него влюблена.

Наконец, я своего добилась. Мы с ним переспали. Но моя мачеха об этом не догадывалась. На душе у меня от этого стало неуютно, и хотелось поскорей разрубить этот узел.

Однажды я разревелась при Николае и сказала, что наложу на себя руки, потому что не могу делить любимого человека с другой женщиной.

Сцену я разыграла прекрасно. Он поверил в то, что я могу отравиться из-за любви к нему, и пообещал мне развестись с моей мачехой.

Не знаю, о чем они говорили в кабинете, но вышла она белее снега. И, не посмотрев в мою сторону, оделась и ушла из дому.

Мы поженились. И я только тогда поняла, что чувствуют очень богатые люди.

Я могла купить все, что мне хотелось, у меня был неограниченный кредит.

Про мачеху я старалась не думать. Однажды я возвращалась от визажистки, и у подъезда ко мне подошла старушка.

«Доченька, – спросила она, – ты из этого дома?» «Да, – сказала я. – Что вы хотите?» – «Я приехала к племяннице, а ее нет дома. Она будет только через неделю. Не оставишь ли ты у себя Евангелие? А Катя приедет и у тебя заберет. Я нездешняя, привезла ей этот святой подарок. Выходит, зря приехала. Ты выглядишь прилично и не присвоишь эту книгу, а я Кате позвоню и скажу, в какой квартире нужно забрать мой подарок».

Мне было неудобно отказывать ей, и я сказала, что живу в квартире № 68 и как меня зовут.

Взяла у нее Евангелие и внесла его в свою квартиру.

Вечером этого же дня мы собирались с мужем в театр, но неожиданно мне сделалось очень плохо. Сперва я думала, что отравилась в кафе, потом я подумала, что беременна. Приехал муж, вызвал неотложку.

Мне промыли желудок и сделали укол. Но лучше мне не стало.

Что-то странное происходило со мной, будто тело мое расставалось с душой, так мне было худо.

Зазвонил телефон. Я думала, что звонит муж, чтобы справиться о моем здоровье. Но в трубке я услышала старушечий голос.

Вот что она мне сказала: «Твоя мать умерла, та, которая тебя воспитала. Перед своей смертью она мне все рассказала о своей жизни и о тебе, ради которой она пожертвовала своей молодостью и личным счастьем. Я узнала от нее, где ты живешь. И когда закрыла ей глаза, поклялась, что отомщу за ее поруганную жизнь.

Это я дала тебе Евангелие. Мне нужно было, чтобы ты внесла к себе в дом свою смерть.

На это Евангелие я сделала твою погибель. Умрешь ты день в день, когда взяла у меня из рук эту книгу.

Я видела много зла. Такой, как ты, неблагодарный человек не должен жить.

Ты даже не поинтересовалась, куда ушла твоя мачеха, где она может ночевать, ведь у нее не было своей квартиры.

Я привела ее к себе, в коммуналку, подняв ее с ледяной лавки, изнемогавшую от боли в сердце из-за твоего коварства и предательства.

Теперь наступил твой черед сдохнуть. Будешь умирать – помни: зовут меня Мария, и я на земле твой судья, а на небе – Господь Бог».

После этих слов она бросила трубку.

Я слышала, как гудит трубка, но даже не сообразила, что ее нужно положить на место.

Только теперь до меня дошло, что это звонила та старуха с книгой.

Развернув сверток, я увидела старую книгу с надписью «Псалтырь».

В книгу была вложена записка о заупокойной по рабе, где поставлено мое имя.

Страх охватил меня ужасный – вот почему я себя так плохо чувствую! Я просто медленно умираю.

Наталья Ивановна! Я написала Вам чистую правду, и я искренне раскаиваюсь в том, что натворила за свою короткую жизнь. Я довела до инфаркта женщину, которая заменила мне маму. Я сделаю все, чтобы искупить свой грех. Вылечите меня, и я пойду служить в монастырь. Только не дайте мне умереть. Умоляю Вас, ради Христа! Вы ведь сами писали в своей книге, что нельзя отказать ни в чем, если просят ради Христа!

Помогите мне, я Вас умоляю».

Все порчи разделяются на смертные и мученические. Но есть и третья категория, это когда смерть и мучение объединены в одну порчу.

Люди, на которых делается эта порча, сильно мучаются и очень тяжко умирают.

Делают подобную порчу обычно на иконы, церковные книги, а также на колокольный звон.

Самая тяжелая порча делается на три Библии. Тот, на кого наведена такая порча, живет только три года.

За это время человек превращается в ходячий труп и испытывает невероятное страдание.

Мастера, которые берутся убрать порчу, сделанную на три Библии, тоже заболевают. И, как правило, отказываются под всевозможными предлогами. Например, что они слабее тех, кто сделал эту порчу, и что нужно искать более сильного мастера.

Осуждать таких мастеров не стоит, ведь каждый по-своему рассчитывает свои силы, тем более что порча, сделанная на три Библии, единственная в своем роде. При ее снятии один из мастеров умирает.

Мне довелось снимать эту порчу. И я лично испытала, каково уводить человека от его заведомой гибели.

Пользуясь случаем, хочу сказать мастерам: какой бы у вас ни был конфликт, не стоит прибегать к подделу на три Библии. Ведь если отыщется человек, который уничтожит эту порчу, то вместе с порчей уйдет и тот, кто ее навел.

Подробнее о порче, сделанной на трех Библиях, я вам расскажу в следующей книге.

А теперь вернемся к порче, о которой шла речь выше.

Чтобы убрать порчу, сделанную на Евангелии или на Псалтыри, нужно взять постное масло, если больной родился в пост. Или коровье, если больной родился в мясоед (то есть не в пост). Затем следует купить булку, из которой вынуть мякишь, его залить постным маслом либо коровьим (см. выше).

Булку кладут под левую подмышку больного. Сделав так, нужно обойти вокруг храма в то время, когда звонит церковный колокол.

После этого отдайте булку собаке, которая после этого долго не проживет, так как вся сила порчи перейдет на нее. Перед тем как подать собаке булку, нужно сказать:

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Божии дела, Божии слова,

Кто вас задом наперед прочитал,

Кто рабу Божию (имя)

Тяжкой смерти предал,

На две стороны развались,

Ангел-хранитель, от того откачнись.

Будьте вы, мои дела, крепки,

Будьте вы, мои слова, лепки.

Которые слова сказаны назад,

Встаньте заново наперед.

Никто моего дела не перебьет.

Дело мое крепче укладу,

Тверже каменного булату.

Тоску унимаю, тяжкую немочь вынимаю

С костей, с ясных очей, с буйной головы,

С темени, с мозгов, с челюсти, с зубов.

Матушка Богородица Семистрельница,

Отстреляй своими стрелами

От рабы Божией (имя)

Все уроки, призоры, щипоты,

Ломоты, потягалища,

Все верченное, поперечное и бесконечное,

Отпевальное, поминальное, погребальное.

Ключ моим словам, замок моим делам.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Из письма: «Матушка, Наталья Ивановна! Очень Вас прошу, прочитайте мое письмо и помогите мне ради Христа. Я очень боюсь, что Вы мне не поверите, подумаете, что кто-то так шутит, поэтому я и пишу свой телефон. Умоляю Вас, позвоните мне, иначе я умру.

Попробую описать, как это все случилось. Шесть недель назад ко мне в дверь позвонила женщина. Сперва я ее не узнала: она была в трауре и как бы даже не в себе. Это была мать одного моего знакомого парня – Дениса. Он пытался за мной ухаживать, но мне нравился другой, и я отказала Денису. Мать Дениса – Надежда Тимофеевна – еле держалась на ногах, и я попросила ее войти в квартиру. Я сразу же по ее виду поняла, что-то случилось с сыном, но боялась спросить ее об этом. Надежда Тимофеевна сказала сама: «Любочка, девочка моя, ты, наверное, знаешь, что Денисочка мой умер». И она заплакала. Немного погодя она снова заговорила: «Никого у меня больше не осталось на этом свете. Сама я из детского дома, ни родителей, ни родных не знала. Был у меня сыночек, да больше нет. А я ведь только и жила для него. Он даже жениться не успел, были бы теперь у меня внучек, или внучка, или сноха, которую я бы баловала и любила, как свою дочь. Никого нет! Никого!» И она снова зарыдала. И тут она стала меня умолять, чтобы я стала женой ее Дениса.

Я уставилась на нее и думаю: точно, тронулась умом с горя. Как я могу стать его женой, если он умер? Будто услышав мои мысли, Надежда Тимофеевна стала умолять меня, чтобы я не отказывала ей, ведь уже завтра Дениса закопают и будет поздно, а ей так необходимо, чтобы кто-нибудь у нее остался после Дениса.

Не вытерпев, я ее перебила, спросив: «Вы разве не понимаете, что гроб в загс нельзя нести, какая я ему буду жена?»

Но Надежда Тимофеевна тогда сказала: «Конечно, я это понимаю, но он так любил тебя, и если ты только станешь его женой, то я отдам тебе все, что у меня есть, а сама я уйду жить в монастырь. Разве тебе помешает квартира, ведь, в конце концов, ты можешь ее потом продать, обещаю, что я перепишу все на тебя, сделаю дарственную на квартиру, дачу и на все, что имею. У меня есть двести тысяч долларов. Я их собирала для сына, а теперь это будет все твое! Тебе нужно будет только надеть ему на палец кольцо и быть в фате и свадебном наряде. Никто об этом никогда не узнает, мы будем в комнате только втроем. Денис, ты и я. Пойми, я всегда мечтала, что когда-нибудь он введет в дом свою невесту в фате, в белом платье. Не лишай же меня того, что облегчит мне мое горе! Я буду считать тебя своей невесткой, и все, что я имею, будет твоим. Квартира и дача у нас очень дорогие. У нас хорошая мебель, посуда и есть деньги. Ты получишь все это, а я буду думать, что он женился на той, которую любил больше, чем меня.

Не знаю как и почему, но в общем я согласилась. Вечером я пришла к Денису в квартиру, как мы и договорились с его мамой. Еще из прихожей Надежда Тимофеевна повела меня в комнату, где на диване лежали шикарное белое платье, фата, перчатки и туфли на шпильке. Она вышла, и я стала одеваться. Все было вроде как во сне. Мне было немного жутко, но я успокаивала себя тем, что уже завтра это все закончится. По договору я должна была провести у них в доме время до самых похорон.

Наряд был великолепный и, видимо, стоил очень больших денег. Мать Дениса работала главным специалистом в банке. Квартира была очень большая и дорого обставлена. Что таить греха, мысленно я уже к ней примерялась. Скоро все это будет мое, думала я. Мне не хотелось думать о том, что еще мне предстоит делать в той комнате, где стоял гроб с телом Дениса.

В конце концов, думала я, ведь актеры играют в фильмах покойников и целуют покойников, когда якобы по сценарию убивают их любимых. Буду и я представлять, что просто снимаюсь в фильме. Я смотрела на себя в зеркало, и мне не верилось, что это я. Я была красива в свадебном наряде.

Вошла Надежда Тимофеевна и сказала: «Какая красивая невеста у моего сына, он будет счастлив, когда ты станешь его женой». Взяв меня под руку, она повела меня в зал, посреди которого стоял очень красивый лаковый гроб.

Я такой видела в фильмах. Денис был как живой, и я в душе приободрилась, заметив, что он не белый и не синий, каким я его боялась увидеть. Он будто спал. Возле гроба стоял стул и больше никого не было. Я стояла и не знала, как себя вести. Но всю инициативу взяла в свои руки его мать, она сказала: «Сыночек, я исполнила твою мечту, она твоя невеста и будет твоей женой. Ты ее любил больше меня, а для меня нет ничего дороже тебя и твоих желаний. Сейчас вы будете венчаться, я только включу свадебный марш».

И она нажала на кнопку магнитофона. Тихо полилась музыка, которую обычно играют на бракосочетании.

«Согласна ли ты, невеста, Любовь Сергеевна Тищенко, взять в мужья Дениса Семеновича Орлова»? – спросила громко, твердым голосом Надежда Тимофеевна. Она смотрела на меня, и я сказала: «Да, согласна». – «Обещаешь ли ты быть ему верной женой и любить его до конца своих дней»? – «Да, – ответила я, – обещаю». – «Возьми тогда одно кольцо и надень себе на палец, кольцо в руке у Дениса».

Я разжала руку Дениса, в ней действительно было обручальное колечко. Руки у меня тряслись, и я чуть не уронила его на пол. Про себя я твердила: «Это как в фильме, как в фильме». Но подсознательно понимала, что все это реально. Затем по подсказке Надежды Тимофеевны я взяла второе кольцо, которое лежало на блюдечке, и надела его на правую руку Денису. Теперь мы оба были с ним при кольцах.

«Объявляю вас мужем и женой. А теперь поцелуйтесь», – велела мать Дениса.

Я наклонилась и поцеловала Дениса в щеку. «Нет! – сказала его мать. – Целуй его в губы». Сама не знаю, как это вышло, но я его поцеловала.

Моя новая свекровь открыла шампанское и разлила в бокалы. Мы выпили за нашу с Денисом любовь. Рядом с гробом был стол, ведь это происходило в зале гостиной. И вскоре на столе появились еда и вино. Подсознательно мне хотелось приглушить свой страх, и я выпила два больших бокала вина. «Свадьба – так свадьба, – говорила Надежда Тимофеевна, – пей, дорогая!»

Алкоголь стал действовать, и я ощутила даже некую легкость и приподнятость настроения. «Я теперь богата», – думала я. Будто услышав мои мысли, Надежда Тимофеевна сказала:

«Вот видишь доллары, они все теперь твои, здесь двести с лишним тысяч, но ты должна до конца выполнить мою волю. Целуй и ласкай тело своего мужа, пусть он получит то, чего он был лишен при жизни».

Алкоголь и вид денег сыграли свою роль, я хотела угодить своей названной свекрови и стала целовать его лицо, руки, грудь – всего.

«Сними бюстгальтер и прильни к его груди», – велела мне мать Дениса. Я немного колебалась, и мне тут же дали еще вина. Я разделась и, взяв его руку, приложила к своей груди. Со стороны, наверное, казалось, что это он сам водит своей рукой по моей груди и моему животу, но это я водила его руку. Мне было приятно, и меня вдруг стало все это возбуждать. Я очень захотела мужчину, и я стала тереться о его тело. Я вдруг поверила, что это действительно мой муж, и я просто обязана дать ему все, что смогу, напоследок.

Утром я приняла ванну, меня покормили. В голове стоял шум от выпитого, и мне жутко хотелось спать.

Состояние мое было ужасным. Потом приехала ритуальная машина. Меня удивило, что провожающих не было. Были только я, Денис и его мать. Рабочих похоронного бюро я не считала. Перед тем как закрыть гроб и опустить его в могилу, я снова поцеловала Дениса в губы долгим поцелуем. Мне уже казалось, что я действительно хороню своего мужа.

На другой день, как мы и договорились, я снова пришла к ним в квартиру. Надежда Тимофеевна отдала мне дарственные документы и сказала:

«Ты даже не спросила, почему он умер, а ведь он лишил себя жизни из-за тебя. Ты себя очень высоко ценишь и никого не замечаешь вокруг себя. Вот и сыночка моего не заметила. А ведь он закончил школу с серебряной медалью, знал два языка, прекрасно рисовал и писал стихи. Кстати, большая часть его стихов о тебе. Как он волновался, когда шел туда, где должна была быть ты. Как он горевал, когда ты его в очередной раз прогнала от себя прочь! Не ребенок уже и не мужчина еще. Умный, добрый, интеллигентный мальчик, в которого я вложила все свои надежды, всю свою любовь. Я прочла в его дневнике, как ты последний раз над ним глумилась и при всех его унижала и гнала. И он посчитал, что и в самом деле такой, раз ты его таким видишь. Это ты его сломала и уничтожила! Вот его последнее письмо, читай.

«Милая моя мамочка, ты самая хорошая, ты самая бесценная, таких больше нет и никогда не будет. Прости меня, что я причиню тебе боль, прости за то, что ты будешь плакать из-за меня, твоего глупого сына. Я не могу и не хочу жить без Любы. Она меня не любит и презирает. Она никогда не будет моей. Зачем мне жить, если она меня не любит? Мне так плохо, что легче умереть, чем так страдать. Прости меня, мама, и прощай. Твой сын Денис».

Дочитав письмо, я подняла глаза на мать Дениса. Если бы вы видели ее глаза! В них было столько ненависти и горя, что меня всю передернуло, как от электрического тока.

«Возьми ключи, – сказала Надежда Тимофеевна, – и иди домой. Завтра меня здесь уже не будет. Документы теперь у тебя, я слово сдержала. Уходи, я не могу тебя видеть».

Через неделю мне стало известно, что мать Дениса отравилась и ее уже похоронили. Казалось бы, живи и радуйся. Ведь не у каждой девчонки есть столько денег и такое имущество. Но с какого-то момента я почувствовала, что со мной не все благополучно. Стала сильно болеть грудь, и именно в том месте, куда я подносила мертвую руку Дениса. У меня ныл и болел живот. Моя мама настояла, чтобы я легла на обследование. В больнице мне был поставлен диагноз – рак. Мама, конечно, не знает о том, что со мной произошло. И я никогда не осмелилась бы ей это рассказать. Я сильно переживаю и страдаю – зачем я пошла тогда в дом к Денису?

Зачем поддалась на уговоры его матери? Ответ один. Наверное, захотелось богатства. Денис и его мать снятся мне каждый день. Они будто встречают меня на вокзале. Я выхожу из поезда, а они с цветами стоят и ждут меня. Наверное, я скоро умру.

Наталья Ивановна! Спасите меня, и я больше никогда не буду делать плохо людям. Я все сделаю, чтобы стать лучше. Позвоните мне, пожалуйста, я буду очень ждать. Люба».

Когда я дозвонилась до Любы, мне сообщили, что она умерла.

Из письма: «Уважаемая Наталия Ивановна, я решилась написать Вам письмо. Хочу поделиться историей, которая произошла со мной 40 лет назад. Случай мой поучительный и может послужить кому-нибудь предостережением. Дружила я с одним парнем, звали его Антон. Мы с ним встречались два года до армии, и еще три года я его ждала, пока он служил. А когда Антон вернулся, я его приревновала к своей подруге и мы поссорились. Чтобы проучить его, я пошла на танцы с парнем, который уже давно уделял мне внимание. Звали этого парня Дима, и был он старше меня на 12 лет. Когда мы с ним возвращались с танцплощадки, он стал уговаривать меня зайти к нему домой. Я подумала, что наверняка сейчас Антон отирается возле моего дома. Так пусть он помучается и поревнует меня, как я его ревновала к своей подружке. В общем, я согласилась зайти в гости к Диме. Дверь нам открыл Димин отец и, увидев меня, сказал: «Дай-ка я погляжу, по кому мой Димка сохнет», – а потом позвал нас пить чай с пирогами. Я обратила внимание, что в их доме много всяких икон, это теперь все открыто молятся, даже президент, а в то время такое количество икон было редкостью. Увидев, что я озираюсь на иконы и на горящую лампадку, отец Димы спросил: «Ты веруешь в Бога?» Я ответила: «Не знаю».

«Да, – сказал Никита Андреевич, – ты не знаешь, поэтому не веришь, а вот я знаю, что Бог есть и что молитвой можно сделать все что угодно!»

«Что, например?» – спросила я.

«Да хоть что, ну, к примеру, вот Димка мой сохнет по тебе, а ты его не любишь. Я могу взять водичку и заговорить ее молитвой. Ты эту водичку выпьешь, и краше моего Димки для тебя мужиков не будет, не веришь?» Я ответила: «Нет». «Ну так давай проверим», – сказал Димин отец. «Давайте», – засмеялась я. – «Садись на табурет и держи стакан с водой, а я буду читать заговор на любовь».

Сейчас я бы так не сделала, а тогда я села на табурет и взяла в руки стакан с водой. Все это походило на игру. Я не верила в слова Никиты Андреевича, а зря. Он встал позади меня и стал читать какую-то молитву. Читал он чуть слышно, иногда я разбирала слова: Господь Бог, камень алатырь, прилипись к нему и т. д. В конце он сказал «Аминь». Потом он погасил свечку и сказал: «Выпей водичку, пей, не боись». Я постеснялась отказаться и выпила эту воду.

Потом мы сидели в комнате Димы, и он мне пел песни под гитару. Неожиданно мне стало казаться, что я его знаю сто лет. Каждую черточку его лица и его пальцы, которыми он перебирал струны гитары. Мне было так хорошо возле него, так спокойно, как не было еще никогда. Дима обнял меня и стал целовать, и в сердце у меня была такая сладостная мука, что я даже застонала.

Уже под утро он пошел меня провожать домой. Из своей комнаты выглянул отец Димы и, перекрестив меня, сказал: «Пришла в дом чужой, а уходишь снохой».

Я подумала, что он так шутит, и улыбнулась. Утром я проснулась с мыслями о Диме. Про Антона я не думала и не хотела думать. Он был где-то далеко в моем сознании, будто я никогда с ним не встречалась и не ждала его три долгих года из армии.

Месяц мы с Димой повстречались и подали заявление в загс. Приходил Антон, просил прощения и уговаривал выйти за него замуж, но я не хотела его видеть, не хотела его слышать, все мои мысли были только о моем Диме. Накануне свадьбы Дима сказал мне, что со мной хочет поговорить его отец. Я уже не удивлялась тому, что в их семье все решает отец Димы. Мать их была незаметной и тихой женщиной, и если мы втроем о чем-то весело говорили, то она в это время сидела тихо, с каким-то совершенно отрешенным лицом. Про себя я решила, что она или не совсем здорова, или у нее такой замкнутый характер.

Да если честно, кроме Димы, меня мало кто интересовал и ни до кого не было никакого дела.

В тот вечер отец Димы сказал: «Ну, будущая сношенька, садись, давай поговорим. Слово мое такое. Живем мы по своим давнишним законам, и у нас заведено еще испокон веков, что венчаются наши жены медными кольцами, а не золотыми. Конечно, потом ты можешь носить золотые украшения, но на свадьбе кольцо будет то, которое ты получишь от главы дома, то есть от меня. Если ты не согласна, тогда и свадьбы не будет, потому что жена моего сына должна уважать наши порядки».

Я посмотрела на Диму и сказала: «Надежда Крупская, жена Ленина, носила медное обручальное кольцо, а уж я тем более не возражаю». Все засмеялись, и Димин отец, хлопнув руками по коленям, сказал: «Ну вот и добре».

В день нашей свадьбы Никита Андреевич сказал: «Давайте руки, я вас благословлю и сам повенчаю» – и подал два медных кольца. Подавая мое кольцо, он, перекрестив меня и кольцо, сказал: «Держи и носи, раба Надежда, кольцо, и будешь ты отныне рабой своего мужа Дмитрия».

Действительно, с этого дня я превратилась в мужнюю рабу. Слова против сказать не могла. Было такое чувство, что он мое сердце и мое дыхание. Забери его – и я тут же умру. Каждое его слово, все, что произносили его губы, я спешила тотчас же и в точности исполнить.

Сказал: «Не пойдешь к матери», и я не шла, хотя знала, что мама тяжело больна. Я, наверное, не смогу объяснить то состояние и те чувства, которые испытывала в то время. Это не был страх наказания, это был глас, которого мне нельзя было ослушаться. Так чувствует себя собака возле своего хозяина. Он будет бить, пинать, а трогать его нельзя, потому что он хозяин. Наверное, так же чувствовали себя рабыни, когда их били, убивали, а они принимали это как должное, ведь другой жизни они не знали. Если бы он в то время велел мне взять веревку, сделать петлю и задавиться, я бы и это исполнила беспрекословно! Вы не подумайте, что я ненормальная. Впрочем, Вы-то должны знать, что такие способы существуют, иначе бы я Вам об этом не писала. Прожила я в замужестве сорок лет и семь месяцев и, только когда он умер, освободилась от наведенного рабства. По-другому я не могу сказать. Муж мой никогда меня не обижал, не повышал на меня голоса, но каждую минуту мое сердце трепетало от страха перед ним. Я до смерти боялась его прогневать, боялась потерять его любовь. Моя жизнь была в его полной власти. Оглядываясь на прожитые годы, я все поняла, а понимать стала с тех пор, когда он умер. Причем мой муж знал, когда он умрет, и с точностью назвал дату и время своей смерти. Так все потом и сбылось – и дата, и время. Перед смертью он сказал: «Когда я умру, положи наши кольца ко мне в гроб под подушку. А как голова твоя просветлеет и ты все поймешь, прости меня за все. Ведь я тебя еще девчушкой приметил и полюбил. Ты знаешь, отец мой многое умел и знал, вот и подсобил мне в моем горе. Сох я по тебе и шибко тебя ревновал к твоему Антохе и готов был что угодно для тебя сделать, чтобы ты не за него, а только за меня пошла. Мне 72 года, а я до сих пор в тебя влюблен, как парнишка. Прости меня, голубка моя, и прощай».

Как только я схоронила своего мужа и вместе с ним наши медные кольца, у меня будто пелена с глаз упала, но мне уже 60 лет, и ничего нельзя вернуть. Я не знаю, проклинать ли мне своего мужа или радоваться, что испытала я нечеловеческую любовь и привязанность к этому человеку. А Антон спился. И кто знает, какова бы была моя участь, если бы я за него вышла замуж, а не за своего Диму».

Чтобы снять с души кольцо рабства, человек должен вымыться и париться в трех банях в один день. Это несложно, теперь редко у кого на даче нет баньки, нужно только заранее договориться с хозяевами этих бань. После третьего мытья нужно пойти на три кладбище. Там найдите могилу с таким же именем и отчеством, как у вас. Поклонитесь могиле и скажите:

Господи, помоги. Господи, благослови!

Как у мертвой крови нет злобы и любви,

Так и на мне, Божией рабе (имя),

Нет рабского кольца.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Затем возьмите землю с могилы, пропустите ее между пальцами и снова скажите:

Мертвая земля, сними с меня печаль,

Тоску по Божиюрабу (имя).

Мать сыра земля, развенчай меня с ним

На ныне, на вечно и на бесконечно.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Из рассказа Укатовой М. В.: «Началась эта трагедия примерно шесть лет тому назад. С девятого класса я встречалась с парнем, и вот в какой-то момент я вдруг поняла, что мне с ним скучно и неинтересно.

Прямо сказать об этом мне было трудно, и тогда я стала его всячески избегать. Вначале я находила какой-нибудь предлог для отмены наших свиданий, говоря, что болею или что буду очень занята, но он все равно приходил и от него невозможно было отвязаться без ссор и выяснения отношений.

Всякий раз он добивался от меня объяснений причин, из-за чего я его разлюбила, просил меня не бросать его и клялся, что все утрясется и что мы будем с ним очень счастливы.

В конце концов я стала чувствовать себя загнанной в клетку, из которой не видела никакого выхода. Чтобы отвязаться от него, я пошла на ложь. Я сказала ему, что беременна от другого парня, но он согласился взять меня в жены с ребенком и обещал, что будет любить его, как своего.

В тот момент я готова была его убить, потому что мне стало ясно, что я не смогу от него отделаться никогда.

Сейчас я жалею о своем поступке, но тогда я просто не соображала, что делаю. Я орала как ненормальная, говорила, что еще не встречала никого тупее, чем он, и что он для меня хуже всех, что я скорее наложу на себя руки, чем буду с ним встречаться.

Он ушел, и я видела, что он плакал. Он даже не зашнуровал кроссовки.

Два дня я его не видела и не слышала, и, несмотря на то что в моей душе было к нему чувство жалости и вины, я все же была рада, что хоть таким образом разорвала с ним отношения. А потом ко мне пришла его бабка. Я сразу почувствовала, что произошло что-то страшное. Она была вся в черном, и по ее лицу было видно, что она еле жива от горя.

Нет, она не кричала на меня, но в ее голосе была ко мне такая ненависть, что я не смогла ни возразить ей, ни оправдаться.

Из посмертного письма Саши им стало известно, что произошло между ним и мною. Он просил у своих родных прощения за то, что своей смертью приносит им столько горя, но писал, что жить он больше не может и не хочет. Его нашли повесившимся в кладовке.

После этого его мама попала в больницу с обширным инфарктом, и ее жизнь висит на волоске.

Напоследок его бабка сказала мне:

– Убить бы тебя, гадина, но это слишком для тебя легко. Погоди, и ты тоже поплачешь кровавыми слезами. Я тебя чертом обрюхатю, родишь бесенка и сама от него в петлю залезешь. И запомни: если ты даже уедешь на край света, то все равно от моей мести нигде не укроешься. Я знаю твое имя, фотокарточка у нас есть, и я клянусь на Сашином гробе, что сделаю все так, как я тебе сказала!

После ее ухода у меня была истерика.

Мне было жутко, что из-за меня умер человек и что его мать в этот момент находится между жизнью и смертью и не может присутствовать на похоронах своего сына. Но больше всего я плакала от страха. Мне тогда казалось, что все равно меня выловят и убьют в отместку за его смерть.

Когда пришла с работы мама, я ей все рассказала, и меня отправили в Ленинград к моей тете. Там я познакомилась со своим будущим мужем. Постепенно я стала забывать того, кто из-за меня лишил себя жизни. Потом я родила Юру, и, когда мне его впервые принесли кормить, я вдруг почему-то вспомнила угрозу Сашиной бабки.

Ничего особенного я в ребенке не заметила и поэтому перестала думать про ее угрозы.

Первый раз я забеспокоилась, когда сыну исполнилось два месяца. У него вылезло сразу четыре зуба, два внизу и два вверху. Детский врач мне сказала, что особых волнений не должно быть, так как бывает даже (правда, очень редко), что новорожденный появляется на свет уже с зубами.

Я не стала об этом думать, приписав своему ребенку неординарность, радуясь тому, что он не такой, как все, и, может быть, будет гениальным человеком.

Когда ему было около года, он стал всех кусать и царапаться. Делал он это резко и неожиданно и пугал тех, кто брал его на руки. Извернувшись, он вонзался зубами в щеку, руку или плечо. У моей мамы он вырвал серьгу из уха, разорвав ей мочку, и было непонятно, как в его маленькой ручонке хватило сил на это.

Я стала замечать за ним несвойственное таким маленьким детям поведение.

Ровно в год мы поехали в храм, чтобы его покрестить. Когда мы вошли в крестильню и стали ждать батюшку, сын стал быстро-быстро крутиться волчком на одном месте, не теряя равновесия. Все присутствующие в крестильне уставились на него, так как его вращение было каким-то неприятным, неестественным. Вошел батюшка, и мой сын остановился как вкопанный, и его даже не повело в сторону, как это бывает после вращения. Он оскалил зубы и стал кривляться.

Батюшка спросил:

– Как зовут этого мальчика?

И тут мой сын громко крикнул нецензурное слово из трех букв. Мало сказать, что мне стало неудобно, я просто оторопела, ведь в нашей семье никто и никогда не матерился. Батюшка вдруг упал и захрипел. Стоявшие рядом бабуси стали говорить: в ребенке сидит дух дьявола!

Покрестить его так и не удалось. Во-первых, он пришел в неудержимое буйство, во-вторых, батюшку увезли на «скорой помощи».

Дома сын уснул как убитый. На его лице выступили мелкие капли пота, как будто его кто-то облил водой. Я потрогала его, он не был горячим.

Ночью я проснулась от ощущения беспокойства. Открыв глаза, я увидела, что мой сын смотрит на меня и молчит. Увидев, что я открыла глаза, он полез ко мне на кровать. Было неясно, каким образом ему удалось вылезти из своей кровати.

А теперь о самом главном. Иногда мой сын говорит кому-нибудь слово «Умри!», и вскоре этот человек действительно умирает. Так было с нашим соседом дядей Гришей. Как-то мы с сыном пошли в магазин и на входе в подъезд чуть не столкнулись с соседом. Он поздоровался со мной, а сыну сказал: «Привет, казак!»

В ответ мой сын сказал ему четко и ясно: «Умри!» Сосед погрозил ему пальцем и сказал:

– Нельзя такое желать людям.

А сын снова повторил: «Умри!» Через три дня наш сосед умер.

Второй раз точно такой же случай произошел с моим младшим братом. Он сказал моему сыну:

– Поставь мои кроссовки на место. Сними их или упадешь и разобьешь нос.

Сын ползал по полу в его кроссовках. На слова брата он крикнул: «Умри!» И снова его пожелание сбылось.

Я стала бояться своего сына. Я многое Вам не рассказываю, так как и так заняла слишком много времени.

Наталья Ивановна, известны ли вам подобные случаи? И чем можно мне помочь, если действительно по проклятию в ребенка вселился дух нечистого?

То, что это так и есть, я почему-то уже не сомневаюсь.

С искренним уважением, Котова Марина».

Случаи вселения нечистого духа в человека известны не только из Библии. Мне приходилось наблюдать и лечить таких людей. Тяжелее всего поддается лечению человек, в которого вогнали беса или нечистого духа заклинанием.