Марсианин Богатырев Александр

Обсуждение

– Вот это да! – удивленно сказал Михаил. – А я-то думал, нам тут копать и копать… А тут вот как: ррраз – и вот она, точка бифуркации! Причем такая явная…

– Пояснили бы Ефимычу, что за зверь, – буркнул Юрий, не отрываясь от планшетки. Они с Николаем опять успели поменяться местами.

– Что? – не поняла Юля.

– Точка бифуркации, – отозвался за Юрия Николай.

– А, это… Это термин из теории катастроф. Означает, что система в этой точке находится в неустойчивом состоянии и при малейшем изменении условий ее дальнейший путь пойдет по одному из двух или более равновероятных сценариев, – пояснил Михаил.

Видя, что Борис Ефимович не понял или не до конца понял, на помощь пришла Юля:

– Чего ты так наукообразно? Все очень просто. Предположим, что ты идешь по лабиринту и утыкаешься в точку, где коридор раздваивается. На твой выбор – по какому коридору пойти – может повлиять множество условий. Как серьезных, так и несерьезных. А может и просто случайность. Но от этого выбора зависит весь последующий твой путь. То есть куда придешь, когда придешь и как.

С обществом точно так же: есть события, от которых зависит весь последующий путь. Например, революция 1917 года.

Вариант первый: сохраняется монархия.

Путь России заканчивается полным распадом к 1926 году.

Вариант второй: побеждают эсеры. Распад наступает еще быстрее – к 1924 году.

Вариант третий: в конце Гражданской войны верх в государстве берут меньшевики-троцкисты. Гибель страны наступает также в 1924 году.

Вариант четвертый: в гражданскую побеждают белые. Распад России наступает практически тут же – в 1919-м.

И, наконец, вариант пятый: в дискуссиях середины 20-х побеждают не сталинцы, а бухаринцы.

Результат: в 1941 году, уже к августу, вермахт доходит до Уральских гор, ибо нет тех вооружений, нет той техники, что необходима для отражения агрессии. А она могла быть создана только в условиях ускоренной коллективизации и сопряженной с ней индустриализации страны.

Все это – варианты пути, которые наше общество миновало. Пройдя те точки, где на них могло свернуть. Вот эти точки и называют «точками бифуркации».

– Вы говорите так уверенно, будто на тех путях побывали, – заметил Борис Ефимович.

– Все просто: наш Институт прикладной математики создал в середине 80-х математическую модель нашего общества начала ХХ века. Так что все эти варианты были просчитаны.

– Так, может, и наш вариант был просчитан?

– Выходит, что не был. Мы о нем ничего не знаем. А должны были бы знать.

– Может, скрыли? Ну, знаете, секретность, то да се… – попробовал выдвинуть здравое, с его точки зрения, предположение Борис Ефимович.

– Такой вариант?! С таким кошмарным результатом?! – удивилась Юля. – Да его бы прежде всего во всех деталях расписали.

– В назидание балбесам! – добавил Николай.

– Во-во! – поддержала Юля. – Скорее всего мимо этого варианта прошли, посчитав его маловероятным.

– И действительно… – отозвалась Эля. – Я как историк говорю, что смерть Сталина в 1953-м не просто маловероятна, а НЕвероятна.

– В таком случае это не точка бифуркации, а ее следствие, – сделал вывод Владимир.

– Тогда что есть действительная точка? Надо копать до 53-го.

В следующие полчаса дружно прошлись по истории двух миров вплоть до революции. В обсуждение были вовлечены все присутствующие, включая Вадика, который, как правило, при таких дискуссиях занимал созерцательную позицию. Даже его поразила та информация, что всплыла при обсуждении родной истории.

В ходе обсуждения получилось, что по датам и ключевым событиям – полное соответствие. Расхождения начались, когда коснулись темы политических чисток. В этом мире они назывались куда более жестко – политические репрессии. Так же сильно различались и портреты самого Сталина.

– В нашем мире, – заключила Эля, – Сталин – гениальный политический деятель, гениальный экономист, проведший страну через серию мощных кризисов, каждый из которых мог стать для страны фатальным. Этот человек провел после войны тяжелейшую политическую реформу и создал систему, что существует у нас и по сей день. По части репрессий он был весьма либеральным и часто даже неоправданно мягким к врагам народа. В этом же мире Сталин – кровавый тиран, маньяк, параноик, уничтоживший десятки миллионов людей в лагерях. Но сделавший, вместе с тем, то же, что и наш.

– За исключением реформы политической системы, – закончил за нее Юрий.

– Но это можно списать на его параноидальность, – начал вслух рассуждать Михаил. – Человек, обладающий абсолютной властью, да еще и параноик, вряд ли захочет делать то, что было сделано у нас, – отделить партию от экономических рычагов управления страной, сделав ее блюстителем идеологии и морали в обществе.

– А если не списывать, а применить «презумпцию виновности капитализма»? – спросил Владимир.

– Что ты имеешь в виду?

– Капитализм – великий лжец. Для удержания власти он пойдет на все, чтобы скомпрометировать того, кто его чуть не победил. Подумайте, кому сейчас выгодна клевета на Сталина? Вы же сами видели, что цифры, называемые этим, как его…

– Солженицыным…

– Вот-вот. Очень говорящая фамилия! Ну совершенно за гранью здравого смысла. 32–64 миллиона уничтоженных?! Тут даже обсуждать нечего. Кто же тогда воевал в Великую Отечественную и победил врага? Дух святой? Чушь! Полная. Да даже если в десять раз меньше назвать, и то запредельно много. Наши предки в семнадцатом за такие дикие жертвы царизму революцию устроили. Солженицын тысячекратно оправдывает свою фамилию.

– Но что же тогда из этого следует?

– Вот Эля тут правильно сказала, что социализм можно победить только изнутри.

– Ты хочешь сказать, что эта клевета была введена ранее? Еще при социализме?

– Возможно…

– А если эти цифры правда?

– 64 миллиона? Бред! Сам посуди, сколько ВСЕГО работоспособного населения было в тридцатые? Из 190 миллионов человек это сколько будет за вычетом детей, инвалидов и стариков? Миллионов 90. Это значит, что были уничтожены две трети работоспособного населения. Даже если принять за основу, что не только трудоспособное было уничтожено, но и прочее. Что из этого выходит? При царях гибель всего десяти миллионов человек от голода привела к революции, которая просто смела всех представителей той власти. А тут… даже обсуждать это бессмысленно. Очевидная ложь.

– Ну не шестьдесят четыре, а предположим, шесть миллионов. Ведь это другой мир – не наш. И мы его судим с позиции нашего… – Михаил заметил, что Николай сидит и широко улыбается, будто услышал новый забавный анекдот. – А ты чего ухмыляешься?

– Да вот только что в местной Сети нашли с Юрой, – сказал Николай и показал на экран монитора. – Оказывается, что некто Земсков еще в 1991 году обшарил полностью открытые к тому времени архивы ГУЛАГа и посчитал количество репрессированных и погибших до последнего человека. Вот цифры. И заметьте, они почти точь-в-точь совпадают с нашими.

– Что значит «почти»?

– Здесь чуть-чуть больше. Вот посудите: всего за 30 лет правления Сталина по политическим статьям было осуждено 3 777 680 человек, из них к ВМН[17] приговорено 642 980 человек[18].

– Значит, все эти «десятки миллионов» и «необоснованные репрессии» вранье?

– Вот работы по обоснованности тех репрессий, – просто ткнул пальцем Николай в список ссылок.

– Так, подождите, но нам всегда говорили, когда кто-то пытался такое выдвинуть, что этим цифрам нельзя верить, – сказал Борис Ефимович. – Так как они заведомо сфальсифицированы. Утверждается также, что реальной статистики в ГУЛАГе не велось.

Николай тут же взвился:

– Как специалист, не первый год имеющий дело со статистическими данными и их обработкой, поясню: статистика, государственная статистика любого государства, работает следующим образом – данные поставляет самый нижний уровень, а вышестоящие уровни их только обрабатывают и суммируют. Вышестоящие уровни, безусловно, могут исказить статистику, но с помощью перекрестных проверок мошенники будут быстро и легко пойманы. Так работают аудиторы всего мира. С утверждающими, что никакой статистики в ГУЛАГе не велось, следует вести себя именно как с идиотами и мошенниками. Любой человек, имеющий отношение к работе даже среднего размера организации, а не то что огромного государства, скажет, что работа без записи реальных данных о перемещении человеческих ресурсов и материальных потоков невозможна в принципе.

– А если они были сфальсифицированы? Еще тогда?

– У вас и это утверждается? – спросил Николай.

– Да.

– Но, если принять утверждение, что данные госстатистики фальшивы, то надо сделать дикое предположение, что абсолютно все организации ГУЛАГа вели двойную бухгалтерию, синхронно уничтожив потом настоящие данные, за пятьдесят лет предвидя, что надо ввести в заблуждение исследователей.

– Но как все это было проверено?

– Да просто. Предположим, что кто-то пытается подчистить в сторону занижения эти цифры. Ну, нашелся, положим, такой безумец во времена Сталина.

Но ведь на каждого заключенного выписываются пайки, одежда, ведется еще тьма разного учета, да еще по разным статьям. Этих зэков охраняет ВОХР. На вполне конкретное количество заключенных полагается вполне конкретное количество охранников. И так далее, и тому подобное. Это значит, что любая попытка подчисток будет немедленно изобличена перекрестной проверкой, и «чистильщик» сам пойдет на нары.

– А если все подчистить?

– Ну, это тем более невозможно. Сами посудите: по всем зэкам за все время их содержания должны были накопиться десятки миллионов единиц документов. И все их подчистить? Это даже не фантастика – это сказочка для слабоумных.

– Ну а чего вы добиваетесь всем этим выяснением, я не понимаю?! – потерял терпение Борис Ефимович. Его весьма обидел факт такого явного и полного крушения ранее лелеемого мифа.

– Поясню, – тут же вмешался Владимир. – Вывод первый и ожидаемый: история страны оболгана. И оболгана по-черному. Буржуазная пропаганда просто обязана была это сделать. Иначе не только сломать страну и народ, но и удержать его в подчинении невозможно в принципе. Вывод второй и гораздо более серьезный: гипотеза Эли подтвердилась, а это значит, что мы будем иметь дело с вполне конкретной социально-психологической ситуацией в обществе. И с этой ситуацией не только придется считаться, но и подстраиваться под нее, использовать ее.

– Использовать ее?! Но как же ваши убеждения?

– А мы менять их не будем. Мы среду изменим. В полном соответствии с полученным знанием.

– Ах, вот оно что! А то я вас решил поймать на применении «ситуационной этики» и вообще лицемерии, – рассмеялся Борис Ефимович. – Но все-таки поясните мне, что вы имели в виду под конкретной ситуацией и ее использованием.

– То, что абсолютное большинство общества убеждено, что Сталин, тиран и маньяк, – это не только политическая, но и социальная данность вашего общества, – начала пояснять Юля. – Данность, которая ломает культуру народа (если уже не сломала окончательно), заставляя его поступать вопреки собственным культурным нормам. Каким? Прежде всего вопреки требованиям солидарного поведения. Солидарное поведение и вместе с ним содружество, взаимопомощь, традиции достижения согласия, единого мнения – все это оказалось под запретом.

Под запретом, так как объявлено тоталитаризмом, фундаментом фашизма и сталинщины.

Не знаю, как у вас это объявляется, но в нашем мире буржуазная пропаганда западных СМИ оперирует этими аргументами и этими терминами. Вряд ли у вас она намного отличается.

– Так вам таки известен этот термин – «тоталитаризм»?

– Ну да. Чисто буржуазный термин.

– А вот эти молодые люди, – Каменский кивнул на Юру с Николаем, – утверждают, что он им неизвестен вовсе.

– Ну, они же физики, а я социальный инженер. Это я обязана разбираться в таких мало кому известных тонкостях буржуазной пропаганды. А им…

– А нам это просто по шарабану! – закончил за Юлю Николай. – И в школе мы эту чушь в самых общих чертах проходили, не вдаваясь в тонкости.

– Теперь, вижу, придется вникать… – мрачно заключил Юрий.

– Теперь – понятно.

– Я продолжу, – сказала Юля. – Вместо содружества и сотрудничества вам навязывается конкуренция и эгоизм как фундамент «правильного» общества и «демократии». Отсюда следует, что у вас ситуация в обществе неизмеримо хуже, чем в странах Латинской Америки.

– И чем это хуже? По-моему, хуже, чем там, просто быть не может.

– Хуже потому, что там еще сохранилось солидарное общество – на самом низу. У вас же оно рассыпано и уничтожено. Уничтожен сам народ.

– Народ? Это как?! Ведь нас еще никто не убил.

– Народ не может состоять из индивидов и эгоистов. Народ – это объединение людей на основе общей культуры, морали и человеческих, а не юридических законов. Объединение, когда люди общие ценности ставят выше личных. А индивидуалисты на такое объединение не способны в принципе.

А то, что не убил еще никто… Так за этим дело не станет. И никаких армий тут не понадобится. Достаточно обыкновенной преступности. Четыре-пять выродков способны ограбить и убить в таком обществе тысячу. Способны, так как каждый из этой тысячи до конца будет надеяться, что его минует чаша сия.

Борис Ефимович слушал и думал:

«А ведь действительно так. Вон племянник пришел из армии без почки. А все потому, что десять сплоченных выродков из Дагестана били поодиночке пятьдесят здоровенных лбов из России. Нас превратили в быдло – баранов. Что стоит объединиться хотя бы на бытовом уровне и дать отпор всем этим бандитам? Да ничего не мешает. Ничего, кроме чудовищного эгоизма и шкурничества.

Всегда: «Моя хата с краю». Вот и берут бандиты в оборот в первую очередь тех, у кого «хата с краю». Дебилы!»

– Теперь вы поняли, почему мы взялись за историю?

Борис Ефимович кивнул, но весь его вид говорил, что он хоть и понял, но еще сопротивляется этому знанию.

– Взявшись за историю, мы выявили главный порок и ахиллесову пяту вашего общества. «Методом тыка» мы бы добирались до этого очень долго. Порок – массовый и индивидуализм, и пофигизм. Ахиллесова пята – оскорбленное чувство национального достоинства.

– А почему именно ахиллесова пята?

– Тоже просто! – ответила Донцова. – Это чувство происходит от того, что далеко не вся правда о народе ушла. Она сохранилась в виде преданий и воспоминаний старшего поколения. А это уже серьезное оружие против лжи и клеветы буржуазных СМИ. А раз есть такое, то следствие из этого факта очевидно: освободить и восстановить страну можно, только восстановив народ. Народ можно восстановить только через восстановление его культуры. Культуру можно восстановить через восстановление правды истории народа.

– Вы собираетесь восстанавливать правду истории?

– Нет, мы не такие революционеры, как может показаться. Но сама ситуация в вашем обществе такова, что сплоченные, в том числе и идейно, группы вполне могут приобрести огромную силу.

– Став центром кристаллизации этих сил, – добавил Михаил.

– То есть, – продолжила Юля, – мы теперь знаем, как, на что и на кого в этом обществе можно и нужно опереться.

– То есть вы собираетесь прийти в наше общество, поднять там великий шухер, а потом свалить? Как это вяжется с вашей этикой? – ернически заметил Борис Ефимович.

– Очень просто! Во-первых, любая консолидация для рассыпанного общества – благо. Она способствует очищению от влияния негодяев, осознанию своих действительных коренных интересов. Во-вторых, мы здесь, похоже, надолго застряли, поэтому уйдем тогда, когда запущенные процессы в нашем непосредственном присутствии нуждаться не будут. И на наше место встанут люди уже вашего мира. Они примут на себя ответственность, которую, уходя, мы им передадим.

– Верьте ей, верьте! – замогильным голосом вдруг сказал Николай. – Это говорит социальный инженер… И БОЙТЕСЬ!

Группа засмеялась, а Борис Ефимович спросил:

– А почему нужно бояться?

– Потому, что если она так сказала, – пояснил Николай, – то так и будет. Их на факультете именно такие «шухеры» обучают делать. А она на седьмом, выпускном курсе. Уже мастер!

Когда отсмеялись, слово взяла Эля:

– Для себя мы тут, кажется, все выяснили. Давай попробуем для науки. Может, что приблизительно выясним.

– Это ты о чем? – спросил Юрий.

– Хотя бы кто первый запустил широкомасштабную клевету насчет десятков миллионов расстрелянных. И как все это привело к краху страны. Думаю, это в их Сети можно добыть?

– А не слишком ли широкий замах? – тут же усомнился Чернов.

– Системный анализ может ВСЕ!!! – с энтузиазмом отмочил Николай, не переставая рыться в Сети.

– О том, кто первый запустил информацию о десятках миллионов, я могу сразу сказать, – вклинился Борис Ефимович. – Это был первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев. На двадцатом съезде КПСС.

– Оп! – вскинулся Михаил. – А не тот ли это Хрущев…

– Никита СЕРГЕЕВИЧ Хрущев? – тут же уточнила Эля.

– Ну да, он самый, – подтвердил Борис Ефимович. – А у вас он чем прославился?

– Хм… – Эля смутилась. – У нас он был расстрелян вместе с группой соучастников как руководитель подпольного троцкистского центра на Украине в конце 1938 года.

– Троцкист! – глубокомысленно заметил Николай.

– И первый секретарь ЦК! – добавил Чернов.

– Страшное сочетание! – прокомментировал реплики Михаил.

– Вот его доклад на съезде. – Николай нашел текст в Сети и вывел на экран.

Несколько минут стояла полная тишина. Все сгрудились у монитора и читали.

– Н-да! – прочитав, только и смогла выговорить ошарашенная Эля и вернулась на свое место.

– Вот тварь! – более жестко отметил Юрий.

– Значит, 53-й год не точка бифуркации, – заключил Михаил, когда все расселись по местам.

– Не совсем… – откликнулась слегка пришедшая в себя после потрясения Эля. – Она и в 38-м, и в 53-м.

– То есть?

– Предположим, его не выявили и не расстреляли в 38-м.

– Это ж сколько он бы людей сгубил! – воскликнул Николай.

– Да, тысячи или даже десятки тысяч. Такова была тактика троцкистов по борьбе с советской властью руками самой советской власти[19]. Но не это сейчас главное – его вполне могли выявить и расстрелять в 1953-м.

– И на каком основании? – спросил Михаил, чисто для проформы, потому что ему это, в общем, и так было ясно.

– Заговор с целью свержения законной власти, заговор с целью убийства Сталина, – ответила Эля.

– Ты все-таки считаешь, что его здесь убили?

– Да почти уверена – ведь у нас он дожил до 1966-го.

И мотив ведь есть, и веский: попытка Сталина отстранить от управления экономикой партноменклатуру, к которой Хрущев и относился. Сталин ведь вообще тогда ликвидировал сам институт номенклатуры, чтобы все должности были выборные, и выборные снизу[20].

– Но ведь номенклатура свое отжила, и ее в любом случае нужно было менять. Это было ясно всем. И она перестала существовать с 1948 года после того самого постановления Политбюро ЦК и Совмина.

– Ага! Потому что Сталин настоял и у него ХВАТИЛО голосов сторонников. А здесь… Я почти уверена, что номенклатура при Хрущеве здесь СОХРАНИЛАСЬ!

– Браво! – Борис Ефимович зааплодировал. – Великолепно! Безупречная логика. Я поражен! Мне такое и в голову не приходило. Вот что значит взгляд со стороны. И теперь же никаких несуразиц… теперь верю каждому вашему слову! У нас было именно так, как вы, Эля, говорите!

– То есть Сталина убили? – спросил Михаил.

– Не буду утверждать, что убили[21]. Официально он умер от апоплексического удара. А то, что номенклатура сохранилась аж до крушения СССР в 1991 году, это истинно ТАК!

Тут весьма эмоционально в дискуссию вмешался Николай:

– Конечно, можно сказать, что вот Хрущев, недобитый троцкист, убил Сталина, и из-за этого этот мир в ж…! Извините, дамы, извините, Борис Ефимович.

– Да нет, почему же! По-моему, хоть и несколько эксцентричный, но правильный эпитет, – усмехнулся Борис Ефимович.

– Извините… Спасибо… Но ведь это ничего не объясняет В СУЩНОСТИ. Что такого ужасного сделал этот гад, кроме клеветы на своего предшественника Сталина, что все пошло наперекосяк?

– По-моему, ты, Коля, недооцениваешь силу воздействия клеветы, – возразила Эля, – причем произнесенной на таком высоком уровне. Но все равно ты прав в другом – что-то было поломано не только в идеологической сфере общества, но и в экономике, политическом устройстве.

– Давайте тогда попробуем реконструировать ход событий, а Борис Ефимович нас поправит, если что, – предложил Михаил.

– Давай.

– Мы можем опереться на два момента: первое, что Хрущев был выразителем интересов номенклатуры и бюрократии, второе, то, что экономическая и идеологическая власть были не разделены.

– Если все дело в этом, то получается проще пареной репы! – подхватил Владимир. – Я прочитал тьму литературы по мафии в Латинской Америке, и там как раз очень близкая ситуация.

– ?!

Это заявление поразило Михаила. Впрочем, не только его. Владимир это заметил, усмехнулся и успокоил:

– Не волнуйся, сейчас все поймешь. В чем главная опасность номенклатуры?

– В том, что если нет жесткого контроля сверху, то номенклатура очень быстро формирует кланы, и вертикальная мобильность в обществе затыкается. Во всех учебниках прописано.

– А если на месте контролера свой?