Марсианин Богатырев Александр
Юля чуть переменила позу, чтобы она не была настолько угрожающей, но готовности не потеряла.
– Я хотел бы предложить вам карошую работу! Вы очень карошо танцуете и очень карошо деретесь. Я хочу предложить вам место своего телохранителя.
При этих словах «шкаф» с булыжной харей, стоявший рядом с боссом, побагровел и злобно зыркнул на потенциальную конкурентку.
– И это все?! – подбоченилась Юля.
– Ну конечно же, танцивать вы сможете всегда, когда вам захочется. Вы же любите танцивать? – босс расплылся в улыбке Мефистофеля и тут же для весомости своих слов назвал сумму оклада, по его мысли неотразимую.
По крайней мере, как заметил Владимир, на его окружение данная сумма произвела впечатление.
– ПАРНИША! – Юля опять перешла в роль Эллочки-людоедки. – Да я ТЕБЯ со всей твоей бандой нанять могу!
На лице босса при этих словах Юли застыло глубокое удивление и огорчение.
– Неинтересно! – припечатала Юля того царственным жестом. – Влад, п’шли отсюда! – процедила сквозь зубы и гордо продефилировала мимо обалдевшего босса и его команды.
Владимир пропустил ее вперед и, подарив оставшимся «улыбку зомби», двинул следом к гардеробу и на выход. Босс проводил Владимира взглядом. И из этого обиженно-хищного взгляда было понятно, какого рода «телохранение» предполагалось при нем для Юли…
– Босс! – зашептал на ухо обладателю перстней один из телохранителей. – Это опасный тип! Я видел, он один пятерых положил, да так, что никто не заметил как! Он ее секьюрити! Очень дорогая работа, босс! Он профи из высших.
– Да, босс, – вступил в разговор «шкаф». – Это наверняка какая-то фифа из столичных. Чья-то очень богатая дочка, если может таких нанимать!
«Сложив два и два», босс пришел к таким же выводам и поспешил выбросить все это из головы.
Дела давно минувших дней
На улице пахло снегом и машинами. Музыка, которая оглушала в дискотеке, снаружи была лишь просто громкой, и от нее остались легкий звон в ушах и оглушающая тупость в голове.
Хорошо откормленный постовой милиционер лениво зыркнул на парочку, вышедшую из дискоклуба, не нашел ничего, к чему можно было бы придраться, и отвернулся.
Большое брюхо и даже на легком морозце лоснящаяся харя мента говорили о том, что, в отличие «от всяких прочих», он не бедствует.
Накатила легкая апатия, как и всегда после завершения какого-либо крупного или тяжелого дела.
Двое остановились посреди тротуара, застигнутые ею, и заозирались, не зная, что делать и куда идти. Домой было идти как-то рано, а еще во что-то ввязываться – поздно.
Владимир оглядел улицу.
Все было почти как дома, только как-то победнее, что ли… Это относилось не к вывескам или рекламе, не к кричащей роскоши дорогих бутиков и ресторанов. Это относилось к духу города.
Тем не менее так же яростно, как в их мире, светили оранжевым светом натриевые лампы уличных фонарей, так же, как и в их мире, катили по дороге автомобили. Но тут их было побольше, и почти все – «иномарки». Дома в основном общественный транспорт, комфортабельный. Тут же комфортабельными были разве что «Мерседесы» и подобные им «представительские» авто для разных vip.
– Ну, что далее делать будем? – спросила Юля, рассеянно рассматривая прохожих и улицу.
Владимир скорчил мину и выразительно пожал плечами.
– Ну, тогда просто пойдем погуляем.
– Куда? – спросил Владимир.
– Куда глаза глядят! Только бы на это, – Юля показала большим пальцем через плечо, на «Диско», – не глядеть.
– Идет!
Они не спеша прошли до конца квартала и свернули в спальный район. Там, среди домов, во двориках, было совсем тихо и мирно. Хоть и не хватало часто освещения, но здесь почти не слышны были ни грохот «музыки» дискотек, ни шум машин, катящих по обледенелому асфальту.
Они зашли в какой-то дворик, из старых. Возможно, тут был хороший дворник, а возможно, сами жители любовно убирали и содержали собственный двор. Дорожки были аккуратно расчищены, и лед с асфальта сколот. Освобождены от снега были даже немногочисленные скамейки. Возле беседки виднелись многочисленные следы. Наверное, несмотря на мороз, там собирались ярые доминошники и шахматисты.
В глубине двора стояли заснеженные детские качели и большая скамейка-качели. Юля посмотрела на нее и направилась туда. Смахнула с сиденья снег и начала с наслаждением раскачиваться.
Удивительно, но детские забавы часто успокаивают нервы и приводят их в порядок гораздо эффективнее и быстрее полка записных психологов. Жаль, что многие люди это забывают или вообще стесняются «детских» порывов.
Владимир тоже, глядя на Юлю, улыбнулся.
– Юля, можно вопрос несколько личного плана?
– Угу. Давай.
Юля пребывала в хорошем и романтичном настроении. Ее мысли были где-то далеко от земных забот и печалей. Она задрала голову к небу, и вместе с ней сейчас качалась, казалось, вся Вселенная. Колючие звезды, так ясно видимые, когда зима выморозила муть, висевшую над городом, призывно светили сквозь голые черные ветви деревьев. В такие минуты как-то забываются все мерзости мира и случаются озарения. Такие, что когда-то посетили Циолковского, Королева, Цандера. Или те, в результате которых появляются такие великие произведения, как «Туманность Андромеды». После подобных книг тысячи людей начинают грезить звездными просторами и путешествиями. Так же, как грезили когда-то те, кто писал эти книги.
– Почему ты увлеклась рукопашным боем? Ведь для таких, как ты, это весьма нетипичный вид спортивных единоборств.
У Юли мгновенно вылетела вся романтика из головы. Она медленно перевела взгляд со звезд на Владимира.
Вопрос был очень неожиданный. И не вяжущийся с тем настроением, что сейчас ее посетило. Тем не менее что-то мелькнуло на горизонте ее подсознания, и она задумалась. Вопрос был не просто личный. По большому счету он был тяжелый.
Привыкшая просчитывать на несколько ходов вперед, прагматичная Юля и на этот раз решила слегка схитрить, воспользовавшись моментом. Поэтому она свой ответ и сформулировала по принципу: «либо отвяжется, либо узнаю то, что меня саму интересует».
– Гм… сложный вопрос… Хорошо, я отвечу. Но обещай, что ты мне ответишь на мой и тоже личный.
Владимир на несколько секунд задумался, неопределенно хмыкнул и кивнул. Юля отметила это.
«Ну что же, – подумала она, – если так, то, возможно, он не боится очень личных вопросов. А это значит, что человек либо очень открытый (странно, но образ, который он себе создал, отвечая на вопросы телевизионщиков, был прямо противоположный), либо просто не имеет «скелетов в шкафу», которых так многие у себя страшатся».
Слегка поколебавшись, Юля начала:
– Моя история печальна. Я росла в неблагополучной семье… ну, поначалу она была благополучной, но после смерти мамы и несчастного случая на производстве у папы он сильно запил.
Стал нас поколачивать. По самым пустяковым поводам. Естественно, это отразилось на нас – детях. Я была младшей, и меня колотили чаще, чем других. Вот и пришлось с самого малого возраста учиться постоять за себя. У меня очень быстро сформировался стереотип, что если ты никого не бьешь, то, значит, тебя бьют. Вывод: надо самой учиться бить остальных. Пока наши социальные службы сработали, из меня сформировался вполне приличный и законченный звереныш.
Когда нас у отца отобрали и определили на лечение, мы представляли весьма страшное зрелище.
Психологам социальной службы с нами очень долго пришлось попотеть, прежде чем нам всем по отдельности мозги на место не поставили. Но вот со мной загвоздка вышла. Мне драться понравилось. Пришлось им эту мою драчливость направлять в созидательное русло. – Юля при последних словах тихо рассмеялась, снова закатив глаза к сверкающим с небес звездам.
– Ужасная история. Как это наша социалка такое могла допустить, чтобы в семье… – вид у Владимира был несколько обескураженным.
– Ну, не все работают идеально. Случается и так, что некоторые работают спустя рукава. За что и получают по башке периодически. Я уж не интересовалась подробностями, но после того, как нас вытащили и определили в другие семьи, с нами работали хорошо.
– Ты сказала «в други»? – Владимир сделал ударение на последней букве.
– Ну да. Мы меж собой жили как крысы. Вот и решили нас разъединить, чтобы по одному восстановить. Конечно, в интернате постарались нас к человеческому облику привести, но это было только начало. А после, когда я осознала, повзрослев, что для меня и что со мной сделали психологи, я преисполнилась к ним огромного уважения. Ведь попотеть со мной им пришлось ой как серьезно. Меня разве что на винтики и шайбочки не разбирали. И вообще, мрачное у меня было детство… я даже специальность социоинженера выбрала потому, что не хочу, чтобы впредь в нашем Отечестве что-то подобное с людьми случалось. Ведь в том, что с нами случилось, было виновато и окружение.
Юля неожиданно вскинулась и заговорила резко:
– Представляешь, какие бараны?! У них на глазах творится такое, а они: «Моя хата с краю»!
– Согласен. Дикость.
Юля так же быстро, как распалилась, успокоилась. Дальше она продолжила прежним тоном, глядя мимо Владимира в темные окна домов:
– А с братьями и сестрой у нас ныне вполне дружеские отношения. Старшая сестра даже весьма виноватой себя до сих пор чувствует.
Юля немного помолчала и вопросительно посмотрела на Владимира:
– Ну как, удовлетворила я твое любопытство?
– Полностью. Ну а твой вопрос?
Юля вызывающе ощерилась:
– Почему ты до сих пор один?
Владимир хмыкнул, а затем тихо рассмеялся.
– А что в этом смешного? – не поняла Юля.
– Да этот вопрос мне очень часто именно дамы и задают.
«Просчитал?» – подумала Юля, но продолжила гнуть свое:
– Так почему?
– Я думал, это пол-Союза знает. В виде сплетен.
– Ну, сплетни – это сплетни. Хотелось бы услышать твою версию, а не вздорных баб. Болтать могут всякое.
Юля снова раскачала качели и с превеликим интересом стала смотреть на Владимира, ожидая ответа.
– Ну, если честно, то меня… предали.
Сказано это было таким будничным тоном, что у Юли округлились глаза.
– Н-ну, ничего себе! Это как?!
Она даже качели тормознула, взвив пятками снег под ними.
Владимир неопределенно пожал плечами, посмотрел в небо.
– Много лет назад ухаживал я за… не буду называть имени. Были и признания в любви, и свидания при луне, и так далее и тому подобное. Такая романтика, одним словом… – Владимир неопределенно покрутил в воздухе рукой. – А потом она узнала, что бравый молодой ухажер – простой инженер-электрик, да еще должен уезжать постоянно в длительные командировки (я же как раз начинал проходить последнюю предполетную подготовку), и резко охладела. Это случилось за полгода до того старта.
– А ты разве был простым инженером-электриком? Ни в жисть не поверю!
– Так и не был. Только во всем была очень большая секретность. Действительных участников экспедиции скрывали, и цели экспедиции скрывались – «космическая гонка держав». Так что и мне самому нужно было тогда помалкивать… Впрочем, это и к лучшему.
– К лучшему? – удивилась Юля.
– Конечно! Ей был нужен кто-то с высоким материальным и вообще положением. Она не любила, она продавала себя. Продавала подороже. Ей нужен был не муж, а его деньги, власть и положение в обществе. А то, что моя фальшивая «мелкая профессия» стала провокацией, показавшей сразу ее истинное лицо, так это к лучшему… За два месяца до старта я узнал от друзей, что она выходит замуж. И оборвал все связи.
– Тяжело было? – сочувственно спросила Юля.
– Да. Мне выпала двойная нагрузка – и на тренировках, и чисто психологически. Тяжело преодолеть обиду за такое предательство. Ведь я ей поверил. А оказалось, что все это лишь пустые слова. А там,в Центре подготовки, могли бы и снять с основного экипажа, если бы заметили чего. Перевести в запасной. Пришлось срочно напрячь волю, чтобы все это выкинуть из головы. Чтобы в голове было только Дело.
– А там, на Марсе?
Владимир медленно покачал головой, видимо, собираясь то ли с духом, то ли с мыслями.
– Тоскливо было, конечно. Но, с другой стороны, ничего не давило. Ведь мне надо было вернуться – дал слово. А обиды прошлого копить… – Владимир пожал плечами.
Интермедия: Этот великолепный Грааль!
О том, что наш проект обретается под сенью некоего более крупного, давно известно на Полигоне.
И название его тоже известно: «Грааль».
И то, что каким-то боком в этом «Граале» замешана Первая Марсианская, тоже хоть и глухо, но проговаривается.
Как включена Первая Марсианская в наш Проект? Или, может, наоборот – наш Проект в Первую и последующие Марсианские экспедиции…
Вполне естественно, что Владимир, как член экспедиции, мог быть полностью в курсе этих связей Проекта. Однако об этом его спрашивать бесполезно – не ответит. Гостайна.
Что вполне нормально.
Но тогда истинные цели Первой были далеко не такими, как нам рассказывают. И полностью поведают о том, что же было на самом деле, видимо, не скоро. Ведь наш Проект тоже хорошо засекретили. И проверяют нас весьма крепко, и «пасут»… Вон, например, я настраиваю аппаратуру, а даже какой-никакой частичной, ущербной картины исследований, в рамках которых проводятся те или иные эксперименты, не имею.
Знаю лишь основную систему уравнений, из которой чего-то там следует (в чем и пытаюсь разобраться сейчас), и некоторые основные выводы.
Детали – ни-ни!
А у меня уже допуск нехилый.
Проблемы решаются из теории поля.
Да и с чего бы «Звездные врата» и «Линии вероятности» так серьезно непосредственно относились к Первой Марсианской? Ведь теория поля и марсианские исследования как-то не шибко и стыкуются…
Амерские журналисты утверждают, что мы что-то там на Марсе нашли и тщательно скрываем. Ведь тех балбесов шуганули от Базы.
Впрочем, почему «шуганули»? Вполне конкретный шуганул.
Да и наши брехуны как-то невзначай, но все равно намекают, что, типа, там что-то нашли… Причем по нашей теме.
Некое устройство на Марсе…
Какие тут могут быть возможности? Варианты?
Наиболее вероятный тут следующий.
Так как многие полигонные гадатели утверждают, что та марсианская хреновина (если она, конечно, существует в реальности) напрямую относится к нашему Проекту, то тут же напрашивается вопрос: а с чего бы это? И если действительно относится, то к какой части: «Линиям вероятности» или «Большому прыжку»?
Ну, на проекте «Линии вероятности» как бы «сижу» я и могу прямо сказать, что если что-то на Марсе и валяется, то явно не продукт нашего проекта. Наших «Линий». Если бы это была часть нашего проекта, то, как показывает наша судьба, оно валялось бы где-то среди тех самых миров, где «валяемся» мы.
Другой вариант чуть ближе к реальности: это может быть тоже наш родной проект «Линии вероятности», но как продукт другого мира из наших же земных линий.
Отсюда вопрос: а как вообще могли узнать о том, что некая хрень из параллельного мира залетела в наш, да еще не куда-нибудь залетела, а на Марс?
Возможностей тут две.
Или эта фиговина подала сигнал, который наши уловили, опознали, сильно удивились и теперь пытаются ее достать.
Или некто или нечто из того же мира приковыляло сюда, а может, так же, как и мы, провалилось в наш мир и дало прямую наводку.
Оба варианта достаточно фантастичны, чтобы нравиться фанатам – участникам Проекта. Ну, из непосвященных, естественно. Посвященные помалкивают. Подписка.
Третий вариант, и наиболее вероятный… по моему мнению…
«Грааль» вполне конкретно наш – родной. Советский. Местный.
Но продукт другой ветви Проекта – «Звездные врата» или «Большой прыжок»… Это теперь одно и то же. Слили в одно. Давно. Но умники до сих пор их называют каждый по тому, из которого вышел.
Но это не суть важно, как он на самом деле называется. Важно то, что в рамках этого «Звездного прыжка» разрабатывается вполне конкретная технология. Прыжка на межзвездные расстояния.
Отсюда и версия: изначальный вариант Проекта увенчался успехом и перенес-таки аппарат на Марс. Откуда он и подал сигнал. Или, как вариант, его там случайно обнаружил наш же «Марсоход». Тот самый, номер четыре, что в полузасыпанном состоянии нашли наши космонавты. Тот, который и заснял посадку «Ласточки».
Однако, памятуя о том, что наша нынешняя доблестная установка перенесла в параллельный мир целый кусок нашего мира…
Не перенесла ли она туда ВСЮ лабораторию?
Если да, то весьма печально.
Погибли люди.
Тогда ясно, почему так стараются не пускать туда амеров…
Эти из всего, даже из человеческого горя, шоу сделают.
Земля-1
О «туристах» и звездах
У нас, у русских, есть очень интересная традиция – собираться теплыми компаниями «на рюмочку чая» и обсуждать мировые проблемы. Причем уровень обсуждаемых проблем и глубина их проработки иногда бывают такими, какие даже бывалым академикам и не снились.
Мы этим очень отличаемся, например, от американцев. Все, кто бывал в США и общался с тамошними «простыми американцами», отмечали эту особенность – там «за чаем» если что и обсуждается, то все разговоры вертятся вокруг вполне конкретных тем и исключительно редко выходят за их пределы. И эти темы: «еда», «бейсбол» («спорт»), «бабы» («мужики» – если компания бабская), «развлечения». И это правило распространяется даже на ученых. Там считается, что если обсуждать что-то сложное, то на работе.
Только у русских дружеская вечеринка или просто чаепитие может плавно перерасти в мини-конгресс по решению сложнейших проблем современности и мира. И уровень этого конгресса зависит часто не от научных званий участников, а от эрудиции или просто глубины мышления собеседников. Возможно, эта традиция пошла вообще из склонности русских, особенно интеллектуалов, к рефлексии – самооценке и самоанализу. Привыкнув к постоянному логическому анализу себя и окружающих, люди анализируют и общество, и другие сложные объекты.
В этом, правда, им могут сильно мешать разнообразнейшие «шумы», привносимые «модными» идеями с Запада. В одном мире такие «шумы» в конце концов привели к необратимому искажению мышления целого слоя общества. В другом, наоборот, – к избавлению от «шумов». В одном культура народа, получив страшные повреждения от клеветы со стороны высших руководителей страны во главе с Хрущевым, не смогла охранить своих носителей от ухудшения мышления. Не смогла защитить от скатывания на мышление пропагандистскими штампами, от бездумного принятия на веру того, что даже при поверхностном рассмотрении являло свою сугубо фальшивую и сугубо пропагандистски-диверсионную сущность.
В другом мире сама культура охранила людей от потери критического мышления. А потому не маленькие группки интеллектуалов сохранили адекватное мышление и истинно критический взгляд на происходящее, а практически все общество. В этом обществе рефлексия стала не проклятием, а вполне нормальным инструментом исправления (реального исправления!) общества к лучшему. И это естественно, так как анализ этот не был замусорен шизоидными измышлениями зарубежных врагов о том, что есть наше, русское, общество и каким оно должно быть с их «забугорной» точки зрения. Когда анализ основывается не на этих «опытах», а на реальном опыте всей русской цивилизации, то и результат этого анализа будет неизмеримо ближе к реальности, нежели измышления врагов, бесконечно далеких от реалий нашего народа и нашего общества.
Но эта же традиция имеет еще и то следствие, что иногда обсуждение проблем «за чаем» заходит так далеко, что после них возникают и великие литературные произведения, вполне конкретные научные статьи и даже целые научные направления. Последнее, правда, зависит от того, есть ли желание у обсуждавших вынести свои результаты на всеобщее обозрение и обсуждение.
«На чай» к новоиспеченному майору КГБ Куманину завернул давешний космический полковник. Тот самый, который в свое время поспособствовал резкому подъему старлея до капитана.
Вскоре разговор принял такой оборот, что полковнику только разинуть рот оставалось. Впрочем, будучи очень аккуратным и очень любопытным человеком, он пошел по пути самому эффективному – просто иногда задавал наводящие вопросы, поощряя полет мысли собеседника. Ведь те философские проблемы, что всплыли в разговоре, давно и его самого мучили. А тут такой подарок – есть человек, который не только сам до этого же дошел, но и имеет достаточно интересный подход.
Майор, на квартире которого все это и происходило, увлекся. Поэтому его монологи были весьма длинны. Впрочем, он не забывал себе и собеседнику доливать чай в чашки.
– Ситуация с этими мирами вырисовывается весьма интересная, – Александр Григорьевич поставил чашку на блюдце и потянулся за новой порцией заварки. – Если предположить, что там миров миллиарды, то для освоения всех нам понадобятся миллиарды же лет. Открыв дверь в эти миры, мы сами выходим на просторы, которые для нас будут на все оставшиеся времена. Не получается ли так, что каждая цивилизация иных планет рано или поздно выходила именно на этот путь, забывая о том, что у них над головой?
Для убедительности майор крутанул чайной ложкой в воздухе и продолжил:
– Ведь сюда – ближе и заведомо эффективнее, чем тащиться через триллионы километров пустоты, чтобы узреть под своим кораблем очередную безжизненную пустыню. Совершенно непригодную для жизни.
– Ну, предположим, приспособить для жизни, как показывает опыт разработок по терраформированию Марса и Венеры, можно любую землеподобную планету. – Полковнику сей вопрос был гораздо ближе, так как он именно этим сейчас и занимался. Так что, сказав это, он нисколько не покривил против истины.
– А «там» и терраформировать не понадобится, – тут же ответил Куманин. – Бери и используй… Не этим ли объясняется «великое молчание Космоса»? Ведь что получается? Каждая цивилизация, выходит не на эволюцию «по вертикали», а на «эволюцию поперек», эдакую «перпендикулярную эволюцию». И продолжается эта эволюция вплоть до Перехода. Достигнув стадии Перехода, вся цивилизация, так и не увидев других звезд вблизи, вместе со всеми своими «филиалами» по параллельным мирам, уходит. Оставляя эти миры другим видам, которые, возможно, дорастут до разума после.
– Может, поэтому нас так старательно направляют именно на звездный путь? Потому, что ТАМ, на звездах, либо никто, либо почти никто не был? – Полковник отставил на время свою чашку и откинулся на спинку кресла. Его взгляд стал напоминать взгляд кота, объевшегося сметаной.
– А почему бы и нет, Юрий Борисович?
– Но мы УЖЕ вышли на линии вероятности. А до звездолета нам еще лет двадцать ползти.
– Но ведь проблема в целом решена?
– Решена. Именно в целом. В частностях бы, но до этого у наших теоретиков пока что руки не доходят из-за нашего текущего Проекта. А что до упоминаемого тобой «Грааля»… чтобы узнать, ЧТО это и ЗАЧЕМ, нам надо вытащить из этой кутерьмы миров Владимира.
– С другой стороны, мы можем развиваться и в двух направлениях, – тут же подбросил идейку Александр Григорьевич.
– А амеры (любимое сравнение – с соперниками по планете)?
– А что амеры? Они застряли в своих догмах, и для них наши проблемы с гипотетическим Переходом, который только-только начинает вырисовываться, так далеки… Это мы можем еще как-то рассуждать о параметрах Перехода и путях… Для них же это все дикая и совершенно фантастическая сказка…
Майор помолчал и продолжил, внезапно отойдя слегка в сторону от обсуждаемой темы:
– Хм… меня вот что мучает… Ведь со всеми этими раскладами получается, что коммунизма как такового не будет. Как только мы подойдем к порогу Перехода – все! Выходит, наши предки с этим коммунизмом ошибались? Не понадобится он нам вовсе.
– Ну, ты хватил! Как это не понадобится?! Ведь как маяк, идеал, к которому НАДО стремиться, он служит человечеству уже сколько тысячелетий. А насчет «понадобится – не понадобится»… Как раз перед Переходом мы его и построим. Я считаю, что именно ДЛЯ ПЕРЕХОДА коммунизм и понадобится. Ведь эффективность ТОЙ системы заведомо будет выше нынешней, и в десятки раз.
– «Вертикальный взлет цивилизации…» – процитировал Александр Григорьевич.
– Вот-вот! Именно этот «вертикальный взлет» и понадобится для осуществления Перехода. Хотя, надо признать, что ты, однако, супероптимист. У тебе получается, что мы его просто не успеем построить, когда наступит Переход – ну прям вот завтра!
Майор знал, что эта тема – тема Перехода – конек полковника. Тот очень любил ее покрутить на досуге, так что было интересно, до чего он докрутился за то время, что Куманин полковника не видел.
– Оно, конечно, интересно было бы… но сам прикинь, какое количество застарелых проблем придется на пути к Переходу решить, – продолжал Юрий Борисович. – Так что путь этот будет весьма не короткий. Да и… я бы не стал загадывать так далеко – до Перехода. По моему мнению, чтобы совершить Переход, ВСЕЙ цивилизации нужно подняться на нужную ступень эволюции. Очистить себя от… ну, хотя бы от конкуренции, приводящей к войнам. А там уже и до коммунизма как общественной формации рукой подать… Так что: сначала коммунизм на всей планете, а только потом Переход.
Майор развел руками, сжевал печенюшку и, помолчав, ответил:
– Возможно, и так, но, собственно, мы уклонились от того, что я хотел сказать по этому поводу. Хоть и интересно, но… этот Переход имеет отношение к дню сегодняшнему, и это, я считаю, надо обдумать прямо сейчас.
– Это как? – чуть было не подпрыгнул в своем кресле полковник. Развитие его любимой темы все более и более его интриговало.
Майор его ожиданий не обманул:
– Тут с этим Переходом есть еще один нюанс, прямо относящийся к нам, сегодняшним: если некая цивилизация переходит и оставляет все для других видов, то не можем ли мы сейчас найти «туристов» из этих «переходящих» или уже «перешедших» цивилизаций? Учитывая вероятности появления разумных видов в такой тьме миров, мы можем… нет, должны предположить существование других видов на этой планете, но дошедших до стадии разумности и создавших сверхцивилизацию.
Полковника это весьма развеселило, и он сделал вполне логичный вывод:
– Думаешь попробовать поймать «туриста» сверхцивилизации?
– А почему бы и нет? – с энтузиазмом отозвался майор. – Придурки искали снежных людей, которые якобы оттуда к нам приходят, а надо бы искать «туристов»! Йети не обладают сверхтехнологиями для прохода граней вероятности, а вот сверхцивилизация должна иметь такие.
– А ты представляешь хотя бы приблизительно, каковы представители такой сверхцивилизации? Ведь если они достигли Перехода, то мы для них по уровню разума все равно что мыши.
– Так он и выделяться будет среди нас очень сильно. Но я предполагаю, что они непосредственно не должны путешествовать или что-то исследовать. Думаю, они будут посылать некие модули, образования, обладающие неким разумом, но заточенные под выполнение определенной задачи.
У полковника полезли глаза на лоб. То, что он услышал, весьма хорошо согласовывалось с тем, что он уже знал. Поэтому и ответил он уклончиво, рассчитывая на продолжение:
– Логично.
– Но тогда получается, что надо искать вот такие модули… Или следы их деятельности.
Полковник озадаченно нахмурился и поскреб подбородок:
– Па-ада-ажди! Ты имел допуск к программе «Альфа»…
– Имел.
– А к какой ее части? Напомни!
– «Грааль» и «Ключ».
– Ага… А названия «Ищущие» или, например, «Оракул» что-нибудь тебе говорят?
– Нет. А что, должны говорить?
– Будут говорить! – многозначительно и твердо сказал полковник.
Страхи и разум
Дела на Полигоне пока не ладились. Пять первых же пусков по той самой «аварийной» схеме прошли как один. Каждый раз, когда датчики выходной мощности достигали установленного предела, приходилось вырубать установку и начинать все сначала. Последний раз два пуска прошли один за другим. Записать все успели, но две подряд ударные волны, прошедшие через городок, не прошли даром. Остро ощущался дефицит оконного стекла – его просто не успели подвезти, когда снова заработала главная установка.
Новые и новые ударные волны вышибали стекла в домах городка, вынуждая жителей закрывать их самодельными ставнями или, по полузабытому опыту Великой Отечественной, – заклеивать бумагой крест-накрест.
Беда с этими ударными волнами была еще и в том, что они, в отличие от обычных взрывных, были очень жесткими. Теоретики тут же заинтересовались этим феноменом и быстро нашли ответ: предыдущая авария породила ударную волну хоть и мощную, но не такую жесткую, как эти, потому что объем у Шара был колоссальным. От этого процесс, породивший ударную волну, оказался достаточно протяженным в пространстве и времени, отчего и длина волны получалась большой. Когда же стали после восстановления проводить эксперименты на старом месте, то Шар был уже прежних размеров, и энергия выделялась в гораздо меньшем пространстве.
С одной стороны, неприятности были мелкими. Но, с другой стороны, это порождало раздражение у некоторой части ученого населения городка. Ведь часто, вместо того чтобы отдохнуть после весьма напряженного дня, приходилось вставлять стекла и ликвидировать другие неприятности, возникающие от того, что через городок прокатилась очередная ударная волна от очередного их же эксперимента.
Ремонтники, бригаду которых срочно усилили пополнением из райцентра, все равно не успевали поспеть везде, где что-то поломалось от ударной волны.
Василий Мелентьев, сделавший наконец ставни для окон, придирчиво осматривал их из комнаты. Он только что заменил вдрызг истрескавшееся, заклеенное стекло в окнах и с сомнением смотрел на произведение рук своих, гадая, сколько эта конструкция выдержит очередных ударных волн от эпицентра Полигона, несмотря на внешне добротное качество исполнения. Сзади, со спины, ему «помогал» вопросами, воплями и забавами сын, которому в его десять лет до всего было дело. Чадо было шумное, с избытком энергии, так что ни с какой стороны Василию скучать не приходилось.
Сейчас это чадо, прыгая и кувыркаясь на большом диване, одновременно ухитрялось смотреть телевизор да еще и отпускать комментарии по поводу увиденного.
– Папа, папа! Там наши спутник к звездам запускают!
Василий оторвался наконец от созерцания залатанного окна и заинтересованно посмотрел на экран, занимавший изрядную часть стены. Там на фоне звезд неподвижно висел аппарат, казалось, состоявший из одних баков. Даже уже ставшие привычными для межпланетных тягачей и пилотируемых кораблей «крылья» охладителей реактора у этого зонда выглядели как-то миниатюрно и несколько комично по сравнению с баками.
Иногда в кадре появлялась одна из больших орбитальных станций, летевшая на фоне облаков. Облаков, естественно, далеко внизу, под станцией. В отличие от аппарата, который сейчас запускали с орбиты, станция выглядела гораздо более изящной и красивой. Может, поэтому оператор, находившийся, очевидно, на одном из МТА, нет-нет да и задерживал камеру на этом виде. Зрелище, конечно, было феерическое – зримая мощь цивилизации, выраженная в металле.
Что за БОС[27], Василий опознал с трудом – вид у них у всех постоянно менялся, все что-то там достраивали и перестраивали. Но, естественно, «именинником» был тот аппарат, который запускали с орбиты, а не орбитальная станция, от которой запускали.
На экране он выглядел миниатюрно, видно, находился и от станции, и от МТА достаточно далеко, но голос за кадром бодро перечислял его характеристики, из которых вырисовывалась такая картина, что чем дальше, тем больше впечатляла. Два пуска «Вулкана», чтобы поднять все это на орбиту – очень серьезно. Получалось, что в длину эта сигарообразная конструкция едва ли не такая же, как сама БОС, от которой она стартует. И даже если и не такая, то ненамного меньше.
– Не спутник, а зонд. И не к звездам, а в межзвездное пространство, – поправил сына Василий.
– А какая разница? – с некоторой обидой в голосе заявил сын.
– Большая. Этот зонд не предназначен для исследования планетных систем и вообще для достижения звезд. Он будет, как ты только что слышал, «определять методом прямых триангуляционных измерений расстояния до звезд и изучать физические свойства пространств, лежащих за пределами нашей Солнечной системы».
– А звезды? – уже с явной обидой спросил сын. – Он когда-нибудь до звезд долетит?
– Долетит.
Лицо сына мгновенно засияло торжеством и гордостью за страну, но Василий тут же охладил его пыл:
– Через пару тысяч лет долетит.
– А чего так долго?! – обескураженно спросил тот.
– Ты же слышал, что максимальная скорость у этого аппарата, когда он закончит ускорение, будет один процент от скорости света. А это три тысячи километров в секунду. Да и ускоряться он до этой скорости будет лет десять. Двигатели-то у него – малой тяги. Иные просто не разгонят до такого.
– Так ведь разгонят!
– Ну и что? Ты сам посчитай: один процент от скорости света. Следовательно, сколько времени он будет ползти один световой год?
Сын сник, видно, быстро пересчитал и буркнул:
Читать бесплатно другие книги:
