У вас семь новых сообщений Льюис Стюарт

Глава 45

Битломания

Я убираюсь на кухне и останавливаюсь как вкопанная, услышав стук в стеклянную дверь. Подойдя ближе, я вижу девушку – мою ровесницу, может быть, чуть старше. У нее светлые волосы с двумя темно-красными прядями, за ухом татуировка в виде звезды.

– Господи, как здорово, что ты тут, – говорит она, заходя прямо в кухню и открывая холодильник, – нам тут очень не хватает молодых. Этот городок переполнен алкоголиками и стариками. Я Беатрис, но все зовут меня Битл. Не спрашивай.

Прежде чем я успеваю открыть рот, она продолжает:

– Божмой, ты пробовала чизкейк Джулиана?

Она берет лимонад из холодильника и, наливая его в кофейную кружку, проливает немного на стол.

– Погоди, а кто ты? – И тут я понимаю. Должно быть, она дочь Изабеллы. Я помню, она говорила, что мне надо с ней познакомиться. – Ты дочь Иза…

– Да. Но сразу не догадаешься. Она ведет себя со мной так, будто мы подруги. Странно, правда. Я думаю, она просто не хочет признавать, что уже в том возрасте, когда у нее может быть шестнадцатилетняя дочь. Кроме того, обычно я живу в Гонконге с отцом. Там все мои друзья. Сюда я приехала на похороны… маминой кошки, если ты в состоянии в это поверить. Похороны кошки! В любом случае она сказала, что ты здесь, так что я решила заскочить.

Беатрис заражает меня своей уверенностью. Я достаю из кармана визитку и показываю ей.

– Ты знаешь, где это?

– Совсем рядом. Километров десять.

Я чувствую себя полной дурой, потому что не понимаю, сколько это. Она замечает это и уточняет:

– Около шести миль. А что?

– Мне надо с ним поговорить.

– Чего мы тогда ждем? Поехали.

С этими словами Беатрис выходит из дома и запрыгивает в одну из этих маленьких европейских машинок. Я быстро пишу записку Ричарду и следую за ней. Я в Европе, и все возможно.

По дороге она расспрашивает меня, кто такой Коул, и я ей все рассказываю. Приятно поговорить с человеком, не имеющим ко мне никакого отношения, который не станет меня осуждать или склоняться в пользу той или иной стороны.

– Ясно, – говорит Битл, – но что, если твой отец действительно имеет к этому отношение. Что ты будешь делать с этим?

– Не знаю, но я чувствую, что разговор с Коулом – недостающее звено. Если я поговорю с ним, то почувствую, как все кончилось.

– Иногда лучше не знать. Ты уверена, что хочешь этого?

– Да.

– Ну ладно, только помни, что случилось, то случилось. Прощать трудно, еще труднее получить прощение, но всем нам оно нужно.

– Я просто чувствую, что зашла слишком далеко, чтобы поворачивать назад.

Битл рассказывает о своей матери и ее любовницах, и о своем чокнутом отце (это не тот человек, который сейчас встречается с ее матерью), и о своей бабушке, которая вышла замуж в четвертый раз. С каждой новой историей у меня все сильнее отпадает челюсть.

Вилла Коула напоминает современную бревенчатую хижину и стоит в глуши. На прощание Битл говорит мне:

– Если он попытается что-то сделать, кричи, я приду и надеру ему задницу.

Я улыбаюсь, делаю глубокий вдох и выхожу из машины. Его скорее всего нет дома, но попытаться стоит. Собравшись с мыслями, нажимаю на старомодный звонок. В тот момент, когда я уже готова повернуться и уйти, Коул в спортивных брюках и футболке открывает дверь. Он впускает меня так, будто ждал этого визита.

– Ну что ж, привет, – говорит он, – должно быть, ты гостишь у Ричарда?

Я киваю, и он делает приглашающий жест. Коул наливает мне апельсинового сока. Странно, но чем-то он напоминает мне отца. Загорелыми пальцами и тем, как сидит у края барной стойки.

– Как вы знаете, я много выяснила. И знаю, что на самом деле вы тут не виноваты. Я думаю, на самом деле тут вообще никто не виноват, понимаете? Но мне нужно кое в чем убедиться. В тот вечер, когда умерла мама, вы занимались с ней сексом в ее квартире?

– Разумеется, нет.

Я рассказываю ему про запонки.

– Она иногда разрешала мне подремать там днем. В благодарность я платил за коммунальные услуги.

– А почему вы не отключили их?

– Я ждал, пока твой отец продаст квартиру.

– Понятно. Но мне надо знать еще кое-что. Что произошло тогда за ужином?

Он выглядывает в окно, и на какое-то мгновение кажется, что мой вопрос его разозлил. Однако он, почесывая голову, отвечает:

– Откровенно говоря, это был очень печальный ужин. Для нас обоих. Она больше не могла так поступать с Жюлем. И не хотела. Как и я. Надо сказать, что мне никогда не хотелось так с ним поступать. Мы были прекрасными друзьями, давали друг другу то, чего нам не хватало. Но несколько раз мы зашли дальше, чем следовало бы друзьям. Но в тот вечер в ресторане все должно было закончиться.

– Но отец решил, что ваш роман возобновился.

– Да, он так постоянно думал. Честно говоря, твоя мама флиртовала со всеми, я тут не сильно выделялся. Можешь мне не верить, но с самого начала я был на стороне твоего отца. Он всегда был так добр к ней, всегда был таким джентльменом.

– На его стороне? И вы доказывали это тем, что спали с его женой?

Он молчит, как будто это был риторический вопрос.

– Это он толкнул ее на дорогу?

– Нет. Разумеется, нет. Они спорили, но он и пальцем до нее не дотронулся.

– Хорошо.

Из кладовки выходит бульдог, и я от страха спрыгиваю со стула. Коул смеется:

– Это Крошка, я за ним присматриваю.

– Не такой уж он крошка.

Я смотрю в окно: Битл сидит в машине и кивает головой в такт музыке. Толстые деревья в редкой рощице у дома гордо подпирают небо. Тяжело дышит Крошка, что-то напевает Коул, пахнет подгоревшим кофе. Это конец и начало.

– Я знаю, что в отце ей чего-то не хватало. Я знаю, что она сделала ему больно, но не от того, что была плохим человеком. Несправедливо, что она умерла. Несправедливо.

Теперь я вижу слезы и в его глазах.

– Да, несправедливо, – шепчет он.

Я встаю, собираясь уходить, и он протягивает ко мне руки. Я позволяю ему обнять себя, потому что все делают ошибки, и иногда люди нужны друг другу, какой бы дурдом вокруг них ни творился.

Глава 46

Большое содержимое маленькой посылки

На столе в кухне лежит международная посылка, доставленная «Федерал-экспресс». Она адресована мисс Луне Кловер. Я слышу, как открывается дверь во внутренний дворик и Ричард что-то насвистывает. Первое, что я вижу, заглянув в коробку, – это маленькая папка с листочком.

Серебряная бабочка: анимационный фильм Тайла Кловера

Есть город, в котором живут только бабочки. Они делают все то же, что и люди: работают, едят, смеются, танцуют и спят. Совсем как люди, только бабочки.

В городе есть одна бабочка, она особенная, потому что серебряного цвета, а ее крылья переливаются как радуга. Бабочки прилетают отовсюду, чтобы сфотографировать ее. Она живет с мужем по имени Камера и двумя детьми: Всполохом и Молнией.

Когда идет дождь, бабочки сидят дома, потому что это опасно, и все в городе закрывается. Однажды, в страшную грозу, серебряная бабочка решает попробовать полетать, ей кажется, что дождь – это красиво и совсем не страшно. Ее уносит ветром.

Без серебряной бабочки все не так, как раньше. Всполох и Молния очень грустят, и Камера долго не может работать.

Каждый раз, когда идет дождь, они смотрят в небо и ждут, что серебряная бабочка вернется. Со временем Камера, Всполох и Молния понимают, что их собственные тела становятся серебряными. Ее больше нет, но она продолжает жить в их собственных крыльях.

Я не могу сдержать льющихся из глаз слез. Ричард стоит у меня за спиной и тоже едва не плачет. Я всегда думала, что на Тайла это не так повлияло, он еще слишком маленький, но во многом он оказался взрослее меня. Брат прав, она часть нас, и так будет всегда. Но иногда присутствия ее в памяти недостаточно.

Ричард берет листок и магнитиком прикрепляет его к холодильнику. Я вынимаю из коробки все, что прислал мне отец, и замечаю на самом дне запечатанный конверт. На нем большими буквами написано «ПЯТНАДЦАТЬ».

Оливер.

Это я хочу прочитать в одиночестве, так что прячусь в тени за сараем. Если с Оливером покончено, почему у меня так дрожат руки? Я медленно открываю письмо, слыша, как сердце в моей груди отбивает чечетку. Письмо написано от руки.

Дорогая Пятнадцать!

Хочу, чтобы ты знала, мы с Рейчел… мы давно знакомы. У нас есть «общие воспоминания», если можно так сказать. Впрочем, немного. Я знаю, тебе трудно в это поверить, учитывая увиденное, но она для меня ничего не значит. Мне правда было хорошо с тобой, я думаю, даже лучше, чем ты заметила. Я бы хотел объяснить тебе все, а потом съесть по блинчику. Видел твое фото в «Таймс». Странно, но моя фотография оказалась на обратной стороне страницы. Можно сказать, мы соприкасались. И сейчас мне бы очень этого хотелось.

Оливер

Я прижимаю письмо к груди и пытаюсь вспомнить, когда еще мне было так же хорошо, как с Оливером: в Санта-Фе и когда Орландо жил у нас. Я могу пересчитать эти моменты по пальцам одной руки. Некоторое время я сижу, пытаясь отдышаться, а потом запечатываю конверт и иду в дом.

Когда я выбрасываю коробку, из нее выпадает еще кое-что. Маленькая рекламка концерта в Париже. На ней стоит имя Оливера. Я тут же ищу дату. Через два дня.

Глава 47

Все дороги ведут в Париж

Я пытаюсь уснуть, но в голове у меня, как рой пчел, жужжит множество вопросов. Кто положил рекламку в посылку? Тайл? Что такого может сказать мне Оливер, раз мне захочется вернуться к нему? Что он сказал Тайлу про папу? Стоит ли мне ехать в Париж?

Я решаю, что обсудить вопрос с Парижем надо в первую очередь с Джулианом. Если я решу ехать, то именно он должен будет уговорить Ричарда отпустить меня.

Битл подвозит меня до городка, мы останавливаемся у огромной рощи оливковых деревьев, и я ее фотографирую. Она так непринужденно чувствует себя перед камерой.

Вернувшись в машину, я спрашиваю, кем она хочет быть.

– Имеешь в виду, когда я вырасту? Ха!

– Вроде того. Когда ты вырастешь еще больше.

Она смотрит на меня и слегка прищуривается.

– Ты мне нравишься, Луна. Ты такая настоящая. Тебе кто-нибудь это говорил?

– Нет.

– Ну, честно говоря, я просто хочу любить и быть любимой, понимаешь? Найти что-нибудь, что будет мне интересно. Сейчас я, например, делаю вот эти пояса. В любом случае я хочу найти что-нибудь, что мне понравится, и делать это хорошо. А еще мне нужен второй пилот. Кто-то, с кем я смогу идти по жизни. Не важно, будет это девушка, парень, или животное. Лишь бы он меня понимал.

– Животное.

– Ну ладно, животное вряд ли. Но ты понимаешь, о чем я.

Мы подъезжаем к площади, и я говорю:

– Да, думаю, понимаю. Спасибо, что подвезла.

– Не за что. Только не забудь прислать фотографии.

– Естественно!

Я думаю, Битл права. В общем-то смысл действительно в том, чтобы найти любимого человека и любимое дело. Меня просто пугают сложности на пути к этому. Могу я представить себя фотографом, а Оливера – моим вторым пилотом? Да, определенно могу. Мне только хочется еще разок поговорить с мамой. Спросить у нее: почему? У нее все это было: второй пилот и любимая работа. Почему она решила рискнуть всем этим? Наверное, этого я никогда не узнаю. Сейчас, впрочем, знаю одно: я должна каким-то образом доставить собственную задницу в Париж.

Битл высаживает меня, и я иду в кафе к Джулиану и Ричарду. Нам не успевают принести пиццу, как я начинаю:

– Думаю, я хочу встретиться с Оливером в Париже и дать ему последний шанс. Звучит жалко?

– Нет, романтично, – отзывается Джулиан, – но я не уверен, что ты можешь ехать на поезде одна.

– Могу. Здесь не Штаты, где с тобой должен быть взрослый. В общем-то тут к пятнадцатилетним относятся примерно так же, как в Америке к восемнадцатилетним. Битл уже два раза ездила.

Джулиан кидает на Ричарда взгляд, означающий «она не отстанет».

– Кроме того, Дария написала мне, что тоже будет в Париже. Это моя подруга, которая устроила выставку. Дария много времени проводит в Париже, снимается для «Элль», у нее и агент там. Она сказала, я могу остановиться у нее.

Я не спрашивала Дарию, но знаю: она будет в Париже, и уверена, что не будет против моей компании. Чем больше об этом думаю, тем яснее понимаю: я обязана посмотреть концерт Оливера.

– И деньги у меня есть. Я заработала четыре тысячи долларов на выставке.

Официант приносит пиццу, и разговор переходит к невыносимым клиентам Джулиана и неуправляемым студентам Ричарда. Некоторое время я рада, что они сменили тему. Кажется, решено, я еду в Париж.

На следующий день Ричард долго и обстоятельно говорит с Дарией, а я пишу Жанин и отцу. На этот раз письма не слишком похожи. В письме домой я умалчиваю о Париже. В конце концов, если отец может «опускать» некоторые темы, почему этого не могу я?

По дороге на вокзал Ричард дает мне мобильник.

– Слушай внимательно. Ты должна звонить мне дважды в день. Жить будешь у Дарии, в гостинице. Когда приедешь в Париж, возьми такси. Официальное. Там будут цыганские такси, парни будут предлагать подвезти тебя в обычных машинах. Никогда ни при каких обстоятельствах к ним не садись.

– Ясно.

– Вот карта, которую распечатал Джулиан. Тут отмечены все самые важные места. Гостиница, концертный зал…

– А это что? – Я показываю на красную пометку рядом с мостом.

– Это любимый мост твоей матери – Пон-Нёф. Я решил, что ты, возможно, захочешь на него посмотреть.

Мы подъезжаем к вокзалу, и у меня замирает сердце. Вот оно. Я одна еду в Париж.

– Не могу поверить, что делаю это, не посоветовавшись с твоим отцом. Пожалуйста, не разговаривай ни с кем в поезде, закрой дверь купе и не выпускай из рук телефон. Если что-то случится, звони.

– Ричард. Мне уже не семь лет. Мне пятнадцать. Все будет в порядке. Просто пожелай мне удачи с Оливером.

Он поправляет мне волосы и говорит:

– По этому поводу я даже не переживаю. Запомни только. Мы провели с Джулианом девять лет, и за это время нам многое приходилось друг другу прощать.

– Ага, но он не отшивал тебя ради твоего якобы лучшего друга.

Ричард помогает мне выбраться из машины и вместе со мной ждет поезда на платформе. Затем он провожает меня до купе и проверяет замок.

Я указываю ему на пожилую даму, едущую в соседнем купе:

– А что, если она попробует похитить меня?

Он улыбается:

– Держись поближе к бабушке, и все будет нормально.

Поезд отправляется, и я достаю письма, которые мама писала Ричарду. Одно оказывается открыткой ко дню рождения, второе – приглашением на показ мод в Милане. Последнее написано от руки на сером листе бумаги из гостиницы в Испании.

Дорогой Старший Братишка!

Так здорово было повидаться с тобой и Джулианом в Риме. Вы выглядите такими счастливыми! Я рада, что ты познакомился с Коулом, кажется, мне его послал Бог. Я так и не сказала тебе, но мы с Жюлем поругались в Нью-Йорке, поэтому он не прилетел. Он просто уехал из аэропорта. Это из-за того раза с Коулом… я думаю, он знает, но делает вид, что скандалит из-за другого. Иногда мы стреляем в друг друга по таким кривым траекториям. В любом случае я хочу, чтобы ты приехал летом. Ты должен познакомиться с Луной. Она становится исключительной девочкой – как разумом, так и телом. Она такая же умная, как ты. А Тайл начинает болтать без умолку. Он, как радио без выключателя. Я так устала от перелетов, но мне наконец удалось отдать черновик моей книги тому агенту, о котором я рассказывала. Скрести за меня пальцы, ладно?

Прилагаю фотографию нашего семейства. Целую тебя и Джулиана.

Марион

P.S. Разве не странно, что я вышла за Жюля, а ты встречаешься с Джулианом?

Поезд, стуча колесами, едет сквозь ночь, и я читаю еще пару писем. Над некоторыми я не могу удержаться от смеха, а некоторые невозможно понять. Я засыпаю в окружении писем и чувствую себя умиротворенной.

Когда мы прибываем, пожилая дама спрашивает у меня что-то по-французски, но я только улыбаюсь в ответ. Где Оливер, когда он мне нужен? Он бы мог перевести.

Я подхожу к стоянке такси и говорю водителю название концертного зала, вероятно, жутко его переврав. Он одет в костюм и всю дорогу посматривает на меня в зеркало заднего вида. Пожалуйста, пусть он не окажется каким-нибудь извращенцем. Не может такого быть, мне дали официальную квитанцию и все такое.

На улицах много машин, но я вижу, почему Париж стал легендарным городом. Архитектура тут такая… затейливая. Украшены даже общественные туалеты. Все женщины носят шарфы и солнцезащитные очки, и даже девушка, торгующая газетами, на каблуках. Наверное, я даю таксисту слишком много чаевых, но отец всегда щедро оставляет чаевые, и я следую его примеру. К тому же, несмотря на все взгляды, он без происшествий довез меня до места.

В кассе сидит бледный человек с обильно залитыми гелем волосами и хмурым лицом. Я спрашиваю, сколько стоит билет на дневной концерт. Он смотрит на меня, не меняя выражения лица.

– На сегодня.

Он качает головой:

– Нет билетов.

Нет. Я не за тем приехала сюда, чтобы дверь закрылась перед моим носом.

– Вы уверены? Я приехала из самого Нью-Йорка… через Тоскану.

Его это не впечатляет. Ему явно наплевать. Я понимаю, что толку от него не добьешься. И я никак не могу связаться с Оливером.

– Черт!

– Merde[9], – произносит мальчик-подросток позади меня, – правильно будет merde.

– Merde. Не поможешь мне?

Он поднимает свой скейт и внимательно ждет указаний. Люди говорили, будто мама могла заставить мужчину сделать все, что угодно. Думаю, я это унаследовала. Я достаю бумажку с французским номером Дарии и показываю ему.

– Мне кажется, здесь многовато цифр. Как он набирается?

Он рад стараться. Я протягиваю ему телефон, который дал мне Ричард, но он протестующе поднимает руку и галантным жестом достает из кармана свой собственный. Он весь замотан черной изолентой, и на нем нарисован огромный красный череп. И все-таки чудесным образом мы дозваниваемся до Дарии.

– Я у «Le Concert Spirituel», – коверкаю я название. – Я приехала сюда, и эта сволочь в кассе говорит, что билетов нет, но…

– Погоди немного.

Я говорю пареньку, что вызов на удержании. Он закатывает глаза так, будто с ним такое происходит постоянно. Он начинает говорить что-то по-французски, но тут возвращается Дария.

– Извини. Безумный день. Тут со мной сейчас пять человек. Я оставила ключ для тебя, и…

Я понимаю, что Дария ничего не может сделать.

– Все нормально, увидимся.

Я кладу трубку, и мы с пареньком одновременно произносим:

– Merde.

Он забирает свой телефон и тащит меня обратно в кассу. Он что-то очень быстро говорит по-французски. Та скотина заглядывает в серую коробочку и достает оттуда конверт с билетом.

Мальчик-скейтер поворачивается ко мне:

– Стоячие места. Нормально?

– Да! – Я едва не кричу.

– Тридцать пять евро.

Я улыбаюсь скотине, но тот не меняет выражения лица. Я протягиваю ему сорок евро, а сдачу предлагаю мальчику-скейтеру, но он отказывается.

– Надеюсь, твой приятель того стоит, – говорит он и уезжает.

Я тоже надеюсь.

Глава 48

Софиты

Все в гостинице Дарии покрыто позолотой, и зеркала в холле в шикарных рамах. Если вас интересует мое мнение, то это слишком, но я не жалуюсь. Я забираю ключ у администратора и, зайдя в номер, пишу Ричарду смс:

Все в порядке. Меня только один раз изнасиловали в поезде.

Через минуту он отвечает:

Ха-ха. Привет твоему вундеркинду.

У душа целых три головки, и я пугаюсь, когда они включаются все одновременно. Я не могу не думать об Оливере и о том, что сегодня наконец снова его увижу. Мы живем друг напротив друга, и мне пришлось ехать в Париж, чтобы увидеться с ним, – разве не странно? Я напоминаю себе спросить у него, что говорил Тайл про папу. Этот вопрос с тех пор не дает мне покоя.

Я крашу ресницы, слегка касаюсь блеском губ и надеваю свой любимый джинсовый пиджак. Я опаздываю на концерт из-за пробок. Лучше было бы отправиться на метро, но Ричард заставил меня пообещать, что я буду ездить только на такси. Первый солист – пианист из Кореи лет десяти на вид, как раз заканчивает, когда я захожу в зал. Публика сходит с ума – разумеется, он в десять лет играет Шопена лучше, чем сам Шопен в свое время. Следующие два произведения очень красивые, но печальные – в последнее время меня преследует это сочетание. На стоячих местах только мужчины, вероятно, женщинам и девушкам эти билеты не продают, потому-то тот парень в кассе мне их и не предложил. Мальчик-скейтер знал: я выдержу. Хорошо, что он меня поддержал.

Когда Оливер выходит на сцену, я чувствую себя какой-то глупой героиней романтической комедии. У меня сбивается дыхание, и я прикрываю ладонью рот. На нем темно-синий костюм, волосы лежат как обычно. Так здорово, я надеялась, что он не станет их укладывать. Он нервничает и, прежде чем начать играть, внимательно смотрит в зал, как будто ищет кого-то. Отца?

Он начинает слегка неуверенно, но быстро погружается в музыку, как и публика. Для стоячих мест не осталось программок, но когда он заканчивает играть, я замечаю одну на полу, тут же хватаю ее и открываю на страничке с его биографией. В самом низу кое-что написано. Я читаю эту строчку, и у меня снова сбивается дыхание.

Это выступление я посвящаю девушке по имени Пятнадцать.

Чтобы удержаться на ногах, я вынуждена прислониться к колонне. Он знал, что я тут буду? Я так горжусь им, что не в состоянии на него сердиться. Публика буквально сходит с ума. Я хлопаю так сильно, что у меня начинают болеть руки. Последнюю пьесу я пропускаю – мне нужно подышать.