Одиночество простых чисел Джордано Паоло

— Теперь ты поведешь.

— Нет, — возразил Маттиа. — Об этом и речи не может быть!

Аличе внимательно посмотрела на него, нахмурившись и надув губы, словно только сейчас что-то вспомнила.

— А ты не очень-то изменился, — сказала она. Это прозвучало не с упреком, а скорее, с облегчением.

— Ты тоже, — ответил он. Потом пожал плечами. — Ну ладно, попробуем.

Аличе рассмеялась.

Они вышли из машины, чтобы поменяться местами. Маттиа всем своим видом демонстрировал смирение.

— Понятия не имею, как это делается, — сказал он, держа руки над рулем, будто и в самом деле не знал, как взяться за него.

— Ты что, и вправду ни разу в жизни не водил машину?

— Да, ни разу.

— О, тогда нам не повезло, — сказала Аличе, наклоняясь к нему. Маттиа отметил, что ее волосы повисли точно по вертикали относительно центра Земли. Кофточка приподнялась на животе, и он увидел верхний край татуировки, которую когда-то — тысячу лет назад — рассматривал вблизи.

— Ты такая худая, — задумчиво произнес он.

Аличе резко выпрямилась, но потом притворилась, будто ее не задели его слова.

— Худая? Нет, — сказала она, пожав плечами, — Такая же, как всегда. — Она снова наклонилась и указала на три педали.

— Смотри, это сцепление, это тормоз, а это газ. Левую ногу держи только на сцеплении, а правой действуй по обстоятельствам.

Маттиа рассеянно кивнул. Его отвлекал запаха ее шампуня, щекотавший ноздри.

— Ты что-нибудь знаешь про передачи? Нет? Это нестрашно, тут все написано. Первая, вторая, третья. Думаю, разберешься, — продолжала Аличе. — Чтобы поменять передачу, нажми на сцепление. Чтобы тронуться с места, медленно отпускай сцепление, одновременно нажимая на педаль газа. Готов?

— Не знаю, — ответил Маттиа, нервничая, как на экзамене. Так уж вышло, что он хорошо разбирался только в том, что составляет его науку: в упорядоченных и трансфинитных[17] математических понятиях. Обычно люди, взрослея, обретают уверенность, а он, наоборот, терял ее, не надеясь когда-либо компенсировать потери.

Мысленно он оценил расстояние до скамеек на другом конце парковки. Метров пятьдесят, самое меньшее. Даже если взять резвый старт, все равно хватит времени затормозить…

Решившись, он медленнее, чем надо, повернул ключ в замке зажигания, отчего стартер неприятно заскрежетал, осторожно отпустил сцепление, но на газ нажал без должной силы, и двигатель заглох.

Аличе рассмеялась:

— Почти получилось. Теперь все то же самое, но в другом темпе.

Маттиа глубоко вздохнул и попробовал еще раз.

Машина рывком сдвинулась с места.

Аличе велела включить вторую передачу.

Он послушался и прибавил скорость.

Примерно в десяти метрах от стены он сделал крутой поворот на сто восемьдесят градусов — так резво, что обоих откинуло в сторону, — и вернулся на исходное место.

Аличе захлопала в ладоши.

— Ну, видел? — воскликнула она.

Маттиа выписал еще один круг, ничуть не шире прежнего, хотя в его распоряжении была вся пустынная парковка.

— Поезжай прямо, — предложила Аличе. — Выезжай на дорогу.

— Но ты с ума сошла!

— Давай, тут никого нет.

Маттиа крепко ухватился за руль вспотевшими руками. Он почувствовал, как адреналин поступает в кровь, чего давно уже не случалось, и на минуту увидел себя как бы со стороны: ведет эту огромную машину со всем ее содержимым, со всеми этими механизмами, смазанными маслом, и Аличе так близко, рядом, что-то говорит ему, объясняя, что делать… Именно это он представлял тысячу раз, а может, и больше. Ну, не совсем так, но на мелкие различия вряд ли стоит обращать внимание.

— О'кей, — сказал он и направил машину к выезду с парковки. Там он притормозил, посмотрел в обе стороны, осторожно повернул руль и налег на него всем корпусом, как делают дети, когда воображают, будто ведут машину.

Потом он выехал на дорогу. Солнце стояло низко, за спиной, и отражалось в боковом зеркале. Стрелка спидометра показывала тридцать километров в час, мотор гудел неровно, напоминая дыхание животного.

— Хорошо веду? — спросил Маттиа.

— Очень хорошо. Давай теперь переключай на третью.

Маттиа внимательно следил за дорогой. Аличе воспользовалась этим, чтобы рассмотреть его вблизи. Это был уже не тот юноша, что на снимке. Кожа не такая гладкая и не такая тугая, на лбу появились тонкие морщинки. Утром он, несомненно, брился, однако новая щетина уже проглядывает на щеках черными точками. От прежней стройности не осталось и следа, хотя Маттиа нельзя было назвать полным.

Аличе вспомнила, как она любила сидеть рядом с ним, прижавшись к его плечу. А теперь она будет испытывать те же чувства или уже не способна?

Она попробовала поискать сходство с девушкой, которую видела в больнице. Однако по прошествии нескольких дней воспоминание о ней сделалось еще более расплывчатым. Детали, которые, казалось, так совпадали, теперь вызывали сомнение. Волосы у девушки были, наверное, немного светлее. И Аличе не помнит ни этих ямочек на щеках, ни бровей, таких густых на концах. «Как же я объясню ему?» — задумалась она и впервые всерьез испугалась, что ошиблась.

Маттиа слегка покашлял, напоминая о том, что молчание длилось слишком долго, а может, заметил, что Аличе разглядывает его. Она отвернулась, посмотрела в сторону холма.

— Помнишь, как я приехала за тобой первый раз на машине? — спросила Аличе. — Тогда я только-только получила права, и часа еще не прошло.

— Да, из всех подопытных кроликов ты выбрала именно меня.

— Это неправда. Она вовсе не выбирала его. Просто ни о ком другом она и не думала.

— Ты все время держался за ручку дверцы. И без конца просил, чтобы я ехала помедленнее.

Маттиа вспомнил, что ехать с ней согласился с большой неохотой. В тот день ему нужно было готовиться к экзамену по математическому анализу, но в конце концов он уступил, потому что для Аличе это было бесконечно важно. Правда, потом он весь день подсчитывал в уме, сколько же часов потратил впустую. Сейчас он понимал, как это было глупо… вообще глупо сожалеть о времени, которое проводишь совсем не там, где хотелось бы.

— Мы полчаса кружили, пока не нашли два свободных парковочных места рядом, потому что на одно тебе было не въехать, — сказал он, чтобы отогнать тревожные мысли.

— Полчаса? Ха, да это был только предлог, чтобы удержать тебя, — рассмеялась Аличе, — но ты же никогда не понимал очевидных вещей! — Смех у нее получился невеселым.

— Куда мне ехать? — спросил Маттиа через некоторое время.

— Поверни сюда.

— Хорошо. И давай на этом закончим. Уступаю тебе твое место.

Он сам, без подсказки Аличе, переключил передачу и очень неплохо выполнил поворот. Машина ехала по узкой тенистой улице без разделительной полосы, зажатой между высокими и безликими офисными зданиями.

— Вон там, кажется, удобнее всего остановиться, — показала Аличе на площадку перед одним из них.

Они уже почти подъехали, как вдруг из-за угла появился грузовик с прицепом, двигавшийся им навстречу на приличной скорости.

Маттиа вцепился в руль. Правая нога его еще не умела рефлекторно перескакивать на тормоз, и он сильнее надавил на газ.

Грузовик не замедлял движения, его водитель, не подозревавший, что перед ним новичок, взял лишь чуть-чуть правее, ближе к тротуару.

— Не проеду, — запаниковал Маттиа, — не проеду…

— Тормози. — Аличе постаралась произнести это как можно спокойнее.

Грузовик стремительно приближался. Нога Маттиа, казалось, приклеилась к педали газа. Внезапно перед его глазами возникла совсем другая картина. Они с Микелой спускаются на велосипеде по склону, а впереди — столбики-ограничители для машин. Он всегда резко тормозил, прежде чем проехать между ними, а Микела продолжала двигаться с той же скоростью, словно не замечая препятствия, и ни разу не задела ни один из них.

Видение исчезло. Он повернул руль вправо, и Аличе показалось, что джип сейчас врежется в стену.

— Тормози, — повторила она, стараясь не кричать. — Педаль в середине.

Маттиа наконец переставил ногу и вдавил педаль в пол.

Машина остановилась в нескольких сантиметрах от стены.

Из-за резкого торможения его бросило вперед, и он ударился грудью о руль.

От удара головой о лобовое стекло Аличе уберегли ремни безопасности.

Грузовик проехал мимо как ни в чем не бывало.

Несколько секунд они молчали, слушая тишину. Потом Аличе рассмеялась. У Маттиа глаза были красные, сильно пульсировала набухшая на шее вена — казалось, сейчас лопнет.

— Ударился? — спросила Аличе. Она, похоже, не могла справиться со своим смехом.

Маттиа промолчал.

Она взяла себя в руки и серьезно сказала:

— Покажи! — отстегнула ремень безопасности и наклонилась к нему.

Маттиа не мигая смотрел в стену здания, удивляясь тому, что она так близко. Он думал о кинетической энергии, представляя ее в виде формулы со многими значениями, и о том, как при ударе вся эта энергия высвобождается, из-за чего у него сейчас дрожат ноги.

Наконец он убрал ногу с педали, и машина чуть-чуть качнулась назад из-за еле заметного уклона дороги. Аличе потянула ручной тормоз.

— Ты цел и невредим, — сказала она, погладив Маттиа по голове.

Он закрыл глаза и кивнул. Постарался удержать слезы.

— А теперь поехали домой, тебе нужно прилечь и отдохнуть. — Аличе говорила так, как будто у них был общий дом.

— Мне нужно вернуться к родителям, — возразил Маттиа не слишком уверенно.

— Я отвезу тебя потом. А сейчас тебе нужно отдохнуть.

— Мне нужно…

— Помолчи.

Они поменялись местами. Небо уже совсем потемнело, оставалась только узкая светлая полоска на горизонте, которая ничего не освещала. За всю дорогу они не произнесли больше ни слова.

Маттиа, потирая виски, читал и перечитывал надпись на зеркале:

«Objects in the mirror are closer than they appear».

Теперь он думал о статье, которую оставил дописывать Альберто. Конечно, он все там напутает, нужно вернуться как можно скорее. И кроме того, необходимо подготовиться к лекциям…

Аличе старалась вести машину как можно спокойнее. Время от времени она поглядывала на Маттиа. Ей хотелось включить музыку, чтобы избавиться от давящей тишины, но она не знала, какую выбрать. В сущности, она ничего больше не знала о нем…

Пока она отпирала дверь своего дома, Маттиа шатало, и она чувствовала себя виноватой, как будто все случившееся было результатом какой-то плохой шутки, придуманной ею же.

— Ложись сюда, — сказала Аличе, освобождая диван от подушек.

Маттиа повиновался.

Она ушла в кухню, чтобы приготовить ему чай, но на самом деле — чтобы прийти в себя, избавиться от гнетущего беспокойства, нараставшего с каждой минутой.

В ожидании, пока закипит вода, она то и дело оборачивалась к двери в гостиную, но видела только часть синей обивки в изголовье дивана. Еще немного, и Маттиа спросит, зачем она вызвала его сюда, и ей придется ответить…

Ответить? А что? Сейчас она уже ни в чем не была уверена. В больнице она видела девушку, похожую на него? Да в мире сколько угодно похожих друг на друга людей! Ведь она даже не поговорила с ней. И понятия не имеет, где искать ее. По отношению к Маттиа, если разобраться, все это выглядит нелепым и жестоким. Единственное, что оставалось совершенно определенным, — он вернулся, и ей не хотелось, чтобы он уезжал…

Взгляд ее упал на кастрюлю с горсткой риса на дне. Она так и простояла на конфорке несколько недель, с того самого дня, когда ушел Фабио. Аличе вылила из кастрюли остатки воды и подумала почему-то, что сквозь воду зерна казались крупнее…

Чайник вскипел. Она опустила в чашку пакетик чая и залила кипятком, добавила две ложки сахара и вернулась в гостиную.

Рука Маттиа лежала на груди, слегка вздымавшейся от ровного дыхания. Глаза закрыты, кожа разгладилась, лицо спокойное.

Аличе поставила чашку на стеклянный столик и, не отрывая взгляда от Маттиа, опустилась в кресло. В комнате стояла полная тишина. Мысли ее постепенно пришли в порядок, сердце уже не билось так часто. Перед ней лежал человек, которого она когда-то хорошо знала, но который теперь был совсем другим. Ей была известна его история, и, возможно, поэтому она обратила внимание на ту девушку из больницы. Они и в самом деле похожи… очень похожи, но назвать ее точной копией Маттиа она не решилась бы. Так стоит ли говорить ему обо все этом? Маттиа выстроил свою жизнь у опасной пропасти, на почве, расходящейся под ногами, и все же добился успеха. Так стоит ли разрушать все это из-за случайного сходства, зыбкого и неопределенного, как воспоминание о воспоминании?

Но все же это был тот самый Маттиа, который когда-то заслонил для нее весь остальной мир… Она искала его, потому что он был нужен ей, потому что с того вечера, когда они расстались, ее собственная жизнь скользнула в какую-то раковину да так и оставалась там, за плотно замкнутыми створками. Маттиа оказался в центре сложного, запутанного с годами клубка, который поместился в центре ее души. И если существовал еще способ распутать его, ослабить натяжение, то только один — привлечь к себе эту темноволосую голову, забитую формулами и цифрами… и бесконечным одиночеством, которое сам Маттиа преодолеть был не в силах.

Аличе почувствовала, что сейчас что-то должно произойти, завершиться, подойти к концу, но к какому именно концу, она не знала. Она почувствовала это всем своим существом, даже больной ногой, которая обычно ничего не ощущала.

Она легко поднялась с кресла, не задумываясь о том, вправе ли так поступить, наклонилась к Маттиа и поцеловала его в губы. Всего лишь простое действие, никак не связанное ни с прошлым, ни с будущим… Она поцеловала его, как целуют бодрствующего человека, крепко прижалась к его закрытым губам, придавила их, словно желала оставить какой-то знак.

Маттиа вздрогнул, но не открыл глаза. Он ответил на ее поцелуй. Он не спал.

Это было не так, как в первый раз. Они стали опытнее и хотели агрессивности, хотя их опыт был совсем иного свойства.

Аличе стояла наклонившись, так и не присев на диван, и эта странная поза не доставляла ей никаких неудобств.

Поцелуй длился долго, несколько минут, вполне достаточных для того, чтобы задуматься о происходящем.

Потом они отстранились друг от друга. Маттиа улыбнулся торопливо, машинально, Аличе прижала палец к влажным губам, будто желая убедиться, что это действительно произошло. Им предстояло принять какое-то решение, причем без обсуждения.

Каждый из них взглянул на другого, но их взгляды не встретились.

Маттиа в растерянности поднялся.

— Пойду на минутку… — сказал он, указывая на коридор.

— Конечно. Дверь в конце.

Он вышел из гостиной. Шум его шагов — он так и не снял ботинки, когда прилег на диван, — казалось, уходил под землю.

В ванной он закрылся и оперся руками о раковину. Сознание его было затуманено.

Открыв кран, он подставил запястья под холодную струю. Когда-то так делал его отец, чтобы остановить кровь, сочившуюся из порезов.

Посмотрев на воду, он, как всегда, подумал о Микеле. Странно, но эта мысль не доставила ему страданий, словно он подумал о чем-то обыденном. Его сестра исчезла в потоке воды, соскользнув в реку, и через воду вернулась к нему. Молекулы ее были рассеяны по всему его организму.

Стало немного лучше. Теперь нужно подумать об этом поцелуе… Почему он ответил на поцелуй Аличе и… почему почувствовал необходимость отстраниться от нее, уйти? И что вообще привело его сюда, что он собирался найти в этом городе, столько лет спустя?

Аличе оставалась в гостиной и ожидала его. Их разделяли два ряда кирпичей, тонкий слой штукатурки и девять лет молчания.

Истина же заключалась в том, что она опять руководила его действиями, заставила его вернуться, хотя он и сам все время хотел этого. Она прислала ему записку: «Приезжай!», и он сорвался, как пружина. Эта записка соединила их, а то письмо из университета, полученное вскоре после выпуска, разъединило… навсегда?

Маттиа знал, что делать. Ему следует вернуться в комнату и снова сесть на этот диван, взять руку Аличе и сказать ей: «Я не должен был уезжать!» Ему следует снова поцеловать ее, а потом еще и еще, пока они не привыкнут к поцелуям настолько, что не смогут жить без них. Так происходит в кино, так происходит и в жизни, каждый день… Люди привыкли цепляться за совпадения.

Он скажет Аличе, что останется здесь…

Или скажет, что улетит первым же рейсом туда, где пребывал в подвешенном состоянии все эти годы?..

Принимать решения просто, на это требуется всего несколько секунд, а потом начинаются мучения. Однажды он принял решение и оставил Микелу в парке… Однажды он принял решение и сказал Аличе, что уезжает… И вот теперь опять… Но он не ошибется больше, на этот раз его выбор будет правильным.

Маттиа набрал в ладони воду и ополоснул лицо. Не глядя, поискал рукой полотенце. Вытерся и хотел повесить его на место, но заметил, как в зеркале, отражаясь, промелькнуло какое-то темное пятнышко. Он развернул полотенце и обнаружил вышитые инициалы «ФР» — в углу, симметрично биссектрисе. Точно такое же полотенце висело на крючке. На нем, в том же месте, были другие инициалы: «АДР».

Он огляделся внимательнее. В стакане с остатками зубной пасты по краю стояла только одна зубная щетка, сбоку в корзинке лежали вперемешку разные вещи: крем, красная резинка, щетка для волос с накрутившимися на нее светлыми волосами, ножницы для ногтей… На полочке у зеркала лежала бритва с микроскопическими кусочками темных волос, застрявшими у лезвия.

Когда-то давно, сидя на кровати вместе с Аличе, он легко отыскивал взглядом что-нибудь на полках и говорил себе: «Это я купил ей». Подарки, становившиеся свидетелями жизненного пути, обозначали, как флажки, разные его этапы, за ними просматривалось ритмичное чередование рождественских праздников и дней рождения. Некоторые он даже припомнил: первый диск «Counting Crows»[18], градусник Галилея с разноцветными ампулами, плавающими в прозрачной жидкости, книга по истории математики, которую Аличе приняла с недовольством, но которую все же прочитала… Она дорожила его подарками, они всегда были у нее на виду, напоминая о Маттиа, и Маттиа знал это. Он все прекрасно знал, но не мог двинуться с места. Ему казалось, что, ответив на зов Аличе, он угодит в ловушку, потеряет себя навсегда.

Взглянув на свое отражение в зеркале — темные спутанные волосы, мятый воротничок рубашки, — он только теперь понял: в этой ванной комнате, в этой квартире, как и в доме его родителей, от него не осталось больше ничего.

Он постоял, привыкая к принятому решению и ожидая, когда, наконец, истечет последняя секунда и окажется слишком поздно, чтобы начать все сначала.

Потом он аккуратно сложил полотенце и стер рукой капельки воды, оставшиеся на умывальнике, вышел из ванной и, пройдя по коридору, остановился на пороге гостиной.

— Теперь мне нужно ехать, — сказал он.

— Да, — тотчас ответила Аличе, словно ответ у нее был наготове.

Подушки снова лежали на своем месте, большая люстра ярко освещала все сверху. Чай на столике давно остыл. Маттиа подумал, что это был всего лишь чей-то чужой дом, в котором он оказался случайно.

Они вместе прошли к двери. В коридоре он коснулся ладони Аличе.

— Записка, которую ты прислала… — произнес он. — Ты что-то хотела сказать мне.

Аличе улыбнулась:

— Нет, ничего.

— Ты говорила, это что-то важное…

— Нет, это не так.

— Но это касалось меня?

Она чуть-чуть помедлила с ответом:

— Нет, это касалось только меня.

Маттиа кивнул. Он подумал о потенциале, исчерпавшем себя, о невидимых линиях, которые прежде соединяли их через многие километры и которых теперь не стало.

— Чао, — сказала Аличе.

Маттиа ответил ей жестом, и, прежде чем закрыть дверь, она еще раз увидела темный круг на его ладони — несмываемый, вечный загадочный символ.