Одиночество простых чисел Джордано Паоло

15

Другие сразу заметили то, что Аличе и Маттиа поняли лишь много лет спустя.

Они вошли в комнату, держась за руки.

Они не улыбались, взгляды их блуждали по сторонам, но выглядели они так, словно тела их, благодаря соприкосновению рук, слились воедино.

Каштановые волосы Аличе, обрамлявшие ее бледное лицо, и темные Маттиа, свисавшие на лоб, нисколько не контрастировали на фоне этой тонкой линии, объединившей их.

Некое общее пространство без какой-либо четкой границы, казалось, не нуждалось ни в каких дополнениях, даже воздух в нем был особым — неподвижным, застывшим…

Аличе шла впереди, и оттого, что вела за собой Маттиа, хромота ее была почти незаметна.

Маттиа послушно шел за ней, неслышно ступая по плиткам пола. Его шрамы были надежно спрятаны в ее руке.

Они остановились на пороге в кухню недалеко от девушек и Дениса. Попытались понять, что происходит, но при этом выглядели отстраненно, словно явились из какого-то далека, ведомого лишь им одним.

Денис решительно отодвинул Джулию — их губы, размыкаясь, издали чмокающий звук.

Он с отчаянием вглядывался в лицо Маттиа, пытаясь понять то, что тревожило его сейчас больше всего на свете.

Потом он подумал, что Маттиа и Аличе, вероятно, сказали друг другу нечто такое, чего он никогда не узнает, и кровь ударила ему в голову.

Выбегая из кухни, он нарочно задел друга плечом, чтобы сломать эту тонкую, ненавистную ему линию.

Маттиа на мгновение поймал его взгляд, и ему почему-то вспомнились глаза Микелы в тот вечер в парке: в глазах Дениса читался такой же страх. Он отпустил руку Аличе, и у него возникло ощущение, что его собственная рука заискрила, как обнаженный провод, будто все его нервы замкнулись в одной точке.

— Извини, — шепнул он Аличе и вышел из кухни, желая догнать Дениса.

Аличе подошла к Виоле, которая смотрела на нее в упор.

— Мы… — заговорила Аличе.

— Меня не интересует, — прервала ее Виола.

Глядя на эту парочку, она вспомнила о мальчишке, который не пожелал взять ее за руку на море. А ей так хотелось вернуться на пляж именно с ним… Она не просто завидовала, а была вне себя от злости, потому что счастье, которого так желала, только что сама подарила другой. И она чувствовала себя обворованной, как будто Аличе отняла у нее то, что по праву должно было принадлежать ей.

Аличе подошла к ней, желая шепнуть что-то на ухо, но Виола отстранилась.

— Чего тебе еще надо? — гневно произнесла она.

— Ничего, — отшатнулась Аличе, испугавшись.

В эту минуту Джада вдруг привалилась к столу, будто кто-то невидимый ударил ее кулаком под дых, согнулась пополам и схватилась за живот.

— Что с тобой? — спросила Виола.

— Тошнит… — застонала девочка.

— Фу, какая гадость… Иди в ванную! — приказала Виола. Но было уже поздно. Джада дернулась и изрыгнула на пол содержимое желудка — нечто красноватое, воняющее спиртом и походившее на фруктовый коктейль, который готовила Соледад.

Девушки в ужасе отступили. Аличе попыталась помочь Джаде, поддержала ее. В комнате противно запахло кислым.

— Идиотка, — рассердилась Виола, едва не плача. — Ну и дерьмовый же получается праздник!

Она вышла из кухни, с трудом сдерживая желание садануть по чему-нибудь изо всех сил. Аличе с тревогой посмотрела ей вслед и снова занялась Джадой, которая тихонько всхлипывала.

16

Другие гости группками сидели в гостиной. Почти все парни кивали головой в такт музыки, девушки отстраненно блуждали взглядом по комнате, некоторые были с рюмками в руках. Кое-кто танцевал под «А question of time», культовую композицию «Depeche Mode».

«Как они могут держаться так на глазах у всех?» — подумал Маттиа, но потом решил, что это, наверное, самое естественное, что только может быть на свете, но именно он на это почему-то не способен.

Денис исчез. В поисках его Маттиа обошел весь дом: с опаской приоткрыл дверь в комнату Виолы, заглянул в комнату ее сестры и в родительскую спальню, поискал в обеих ванных и в одной из них обнаружил странную парочку: девчонка сидела на крышке унитаза, а парень перед ней на полу, скрестив ноги; оба грустно и вопросительно посмотрели на него, и Маттиа поспешил ретироваться. Наконец он вернулся в гостиную и вышел на балкон. Склон холма скрывался в полумраке, а внизу раскинулся город, помеченный, словно пунктиром, круглыми белыми точками, убегавшими вдаль, насколько хватало глаз. Перегнувшись через перила, Маттиа осмотрел сад, окружавший дом, но Дениса не увидел. Задыхаясь от волнения, он решил еще раз пройти по комнатам.

В конце коридора он наткнулся на винтовую лестницу, которой прежде не заметил; лестница вела в мансарду. Он поднялся на несколько ступенек и остановился. Потом, чувствуя нарастающий холодок в груди, отправился на самый верх. В мансарде было темно, и все же свет, падающий снизу, позволил ему разглядеть силуэт друга.

Денис стоял посреди комнаты, Маттиа окликнул его. За все время их знакомства он называл его по имени раза три, не больше. В этом не было нужды, потому что Денис всегда был рядом, словно естественное продолжение его самого.

— Уходи отсюда, — сказал Денис.

Маттиа поискал выключатель на стене.

Комната выглядела огромной, вдоль стен тянулись книжные стеллажи. Из мебели — только совершенно пустой письменный стол, и ничего более. У Маттиа создалось впечатление, будто сюда очень давно никто не заходил.

— Уже почти одиннадцать. Нам нужно идти, — сказал он.

Денис не ответил. Он стоял к нему спиной, на середине большого ковра. Маттиа подошел ближе, обошел его кругом и понял, что тот плачет — Денис тяжело дышал, уставившись в пространство, полуоткрытые губы слегка дрожали.

И только тут Маттиа увидел на полу разбитую настольную лампу.

— Что это? — спросил он.

Дыхание Дениса сделалось хриплым.

— Что это… Что ты сделал?

— Я… — начал Денис и умолк.

— Что? Что?

Денис раскрыл левую руку и показал Маттиа кусок зеленого стекла, запотевшего от тепла ладони.

— Вот, хотел почувствовать то же, что и ты, — прошептал он.

Маттиа не понял и в растерянности отступил. Резкая боль обожгла желудок, перекинулась на руки и предплечья.

— Но… я не смог, — добавил Денис.

Он так и держал ладони кверху, словно ожидая чего-то.

Маттиа хотел спросить его: «Зачем?» — но промолчал. Снизу доносилась приглушенная музыка, пульсирующая басами. Денис хмыкнул.

— Уйдем отсюда, — предложил он.

Маттиа кивнул, но еще какое-то время они продолжали неподвижно стоять.

Наконец Денис повернулся и направился к лестнице. Маттиа последовал за ним. Миновав гостиную, они вышли на улицу, где свежий ночной воздух вернул их к жизни.

17

В воскресенье утром отец Джады Саварино позвонил отцу Виолы, перебудив всех в доме Баи. Состоялся долгий телефонный разговор.

Виола, еще в пижаме, прижалась ухом к двери в родительскую спальню, но так ничего и не расслышала. Ни единого слова. Когда же в спальне скрипнула кровать, она бегом вернулась в свою комнату и, нырнув под одеяло, притворилась спящей.

— Потом объяснимся, — сказал отец, тронув ее за плечо. — А пока запомни — никаких вечеринок в этом доме больше не будет, и сама ты никуда не пойдешь. Придется тебе забыть о вечеринках, и надолго.

За обедом мать потребовала объяснить, почему разбита настольная лампа в мансарде. Сестра, которая обычно защищала Виолу, на этот раз промолчала, поскольку уже заметила, что та посягнула на ее запасы.

Весь день Виола просидела в своей комнате, при этом ей было строго запрещено звонить по телефону.

Настроение было паршивым: у нее все не выходили из головы Аличе и Маттиа — как они держались за руки.

В понедельник утром, запершись в ванной, Аличе сняла марлю, закрывавшую татуировку, скомкала ее и бросила в унитаз вместе с раскрошенным печеньем, которое не съела за завтраком.

Рассматривая фиалку в зеркале, она подумала, что навсегда изменила свое тело, во второй уже раз, и даже вздрогнула от волнения. Ей пришло в голову, что при желании она может сделать со своим телом что угодно — изуродовать нестираемыми знаками, или даже уничтожить, или… Она так и не придумала варианта для этого последнего «или».

В то утро она собиралась показать татуировку Виоле и другим девчонкам в женском туалете, а заодно рассказать, как они с Маттиа долго целовались. Не было нужды придумывать что-либо еще. А если вдруг спросят о подробностях, она повторит их собственные фантазии, слышанные не однажды.

Придя в класс, она положила рюкзак на свое место и направилась к парте Виолы, вокруг которой уже собрались все остальные.

— А, вот она, пришла, — долетели до нее слова Джулии Миранди.

Аличе радостно поприветствовала подруг:

— Чао, девочки!

Но ей никто не ответил.

Она наклонилась к Виоле, чтобы поцеловать в обе щеки, как та сама ее научила, но Виола даже не шелохнулась.

Аличе недоуменно выпрямилась и увидела четыре пары сверлящих ее глаз.

— Вчера нам всем было очень плохо, — заговорила Виола.

— Да что ты? — с искренним беспокойством произнесла Аличе. — А что случилось?

— Ужасно болел живот, у всех четверых, — с вызовом добавила Джада.

Аличе вспомнила, как Джаду вырвало на пол, и подумала: «Еще бы, после того, сколько вы пили…»

— А у меня ничего не болело, — призналась она.

— Конечно, — усмехнулась Виола, обращаясь к девочкам. — Никто и не сомневается.

Джада и Федерика рассмеялись, Джулия опустила глаза.

— Как это понимать? — растерялась Аличе.

— Ты прекрасно знаешь, как понимать, — ответила Виола, впиваясь в нее колючими глазами.

— Нет, не знаю, — возразила Аличе.

— Ты отравила нас! — с гневом заявила Джада.

— Да вы что? Как это — отравила?

— Да ладно, девочки, это же не так, — робко заметила Джулия.

— Нет, так! Она отравила нас, — повторила Джада. — Кто знает, какой гадостью она напичкала эти свои сладкие трубочки? Ты ведь хотела, чтобы мы все заболели, разве не так? — снова обратилась она к Аличе. — Молодец! Тебе это удалось.

До Аличе не сразу дошел смысл сказанного. Она посмотрела на Джулию и прочитала в ее взгляде: «Уж извини, но я ничего не могу поделать», потом обернулась к Виоле, но та ответила ей равнодушным взглядом, а Джада схватилась за живот, словно у нее начались колики.

— Но я… Сладкие трубочки мы готовили вместе с Соледад. Мы вместе покупали продукты в супермаркете.

Девчонки молчали, глядя по сторонам. На их лицах было написано: «Когда же эта убийца уйдет?»

— Дело вовсе не в сладостях Соледад. Я тоже их ела, но со мной ничего не случилось, — солгала Аличе.

— Это не так, — набросилась на нее Федерика Маццольди, которая до сих пор молчала. — Ни одной трубочки ты не съела. Все знают, что…

И вдруг замолчала.

— Да перестаньте же, — попросила Джулия. Казалось, она сейчас расплачется.

Аличе тронула свой плоский живот. Сердце выпрыгивало у нее из груди.

— Что знают? — спокойно спросила она. — Договаривай.

Виола Баи, делая знак Федерике, медленно покачала головой. Аличе смотрела на свою бывшую подругу, ожидая услышать слова, висевшие в воздухе, словно прозрачная дымка, но так и не прозвучавшие. Она не шелохнулась даже, когда прозвенел звонок. Преподавательнице физики Тубальдо пришлось дважды окликнуть ее, чтобы она наконец села за свою парту.

18

Денис не пришел в школу. В субботу, когда его отвозили домой, они с Маттиа ни разу не взглянули друг на друга. Денис односложно отвечал на вопросы отца Маттиа и, выйдя из машины, не произнес даже дежурного «чао».

Маттиа опустил руку на пустое сиденье рядом с собой. Он пытался вспомнить слова Дениса в той темной комнате, но они улетучивались слишком быстро, чтобы он мог осознать их смысл.

Потом он решил, что не так уж и нужно понимать сказанное, хотелось только, чтобы Денис был рядом и отделял его от всего, что находилось за пределами парты.

Накануне родители усадили его на диван в гостиной и сами уселись напротив. Отец попросил рассказать о вечеринке. Маттиа сомкнул кулаки, но потом разжал их и положил руки на колени, чтобы родители видели: он спокоен. Пожав плечами, он тихим голосом ответил, что рассказывать не о чем. Мать в раздражении поднялась и исчезла в кухне. Отец, напротив, подошел к нему и слегка похлопал по плечу. Он словно знал, что сын нуждается в утешении.

Маттиа вспомнил, как в детстве в жаркие дни отец дул в лицо ему и Микеле по очереди, чтобы охладить немного.

С кожи легко испарялся пот, становилось легче…

Маттиа почувствовал мучительную тоску по той части мироздания, что утонула в реке вместе с Микелой.

Он подумал, что стало бы с его жизнью, если бы его одноклассники всё знали…

Если бы учителя всё знали…

Ему показалось, что беглые взгляды накрывают его, словно рыболовной сетью.

Он наугад открыл учебник истории и принялся заучивать длинный ряд дат, оказавшихся на странице. Этот перечень цифр, выстроенных без всякой логики, образовал в его сознании непрерывную полосу, следуя вдоль которой он постепенно удалился от мысли о Денисе, стоящем в полумраке мансарды, и о пустом месте рядом с собой.

19

На перемене Аличе крадучись вошла в медицинский кабинет на втором этаже — небольшая тесная комнатка, где стояла кушетка, а на стене висел зеркальный шкафчик со всем необходимым для первой помощи. Она была тут только однажды — в тот день, когда едва не потеряла сознание на уроке физкультуры (в предыдущие сорок часов она съела только два крекера и выпила низкокалорийный йогурт). Учитель физкультуры, одетый в зеленую спортивную форму, со свистком на шее, которым никогда не пользовался, сказал ей тогда:

— Подумай как следует о том, что делаешь и какими могут быть последствия.

Он ушел, оставив ее бездельничать в этой залитой неоновым светом комнатке, и она целый урок любовалась на белые стены.

Аличе достала из шкафчика крупный, со сливу, ватный шарик и флакончик со спиртом. Закрыв шкафчик, поискала глазами что-нибудь тяжелое. Увидела корзинку для мусора из твердого пластика неопределенного цвета — что-то между красным и коричневым. Помолилась Мадонне, чтобы никто не услышал шума, и днищем корзинки разбила зеркальце, которое вытащила из кармана. Потом, стараясь не порезаться, выбрала из осколков один — треугольной формы. В нем отразился ее правый глаз, и она на секунду преисполнилась гордости, что не заплакала, удержалась. Засунув осколок в большой карман своей просторной рубашки, она вернулась в класс.

Остаток утра она провела словно в каком-то дурмане. Ни разу не обернулась к Виоле и другим девочкам и ни единого слова не услышала из того, что учительница рассказывала на уроке про театр Эсхила.

После занятий, когда все выходили из класса, Джулия Миранди тронула ее за руку.

— Мне очень жаль, — шепнула она на ухо Аличе, поцеловала в щеку и поспешила догнать подруг в коридоре.

Аличе поджидала Маттиа в вестибюле у покрытой линолеумом лестницы, по которой школьники спешили к выходу. Она держалась за перила — холодный металл успокаивал.

Маттиа спускался вниз в окружении того полуметра свободного пространства, которое не смел занимать никто, кроме Дениса. На лоб и глаза крупными прядями свисали черные волосы. Он сосредоточенно смотрел себе под ноги и, казалось, мыслями находился далеко отсюда.

Аличе позвала его, но он не обернулся. Тогда она окликнула его громче, и Маттиа поднял голову.

— Чао, — в растерянности произнес он и хотел было двинуться дальше, но Аличе протиснулась сквозь толпу и нагнала его.

Когда она взяла Маттиа за руку, он вздрогнул.

— Ты должен пойти со мной, — потребовала она.

— Куда?

— Ты должен помочь мне в одном деле.

Маттиа с тревогой осмотрелся.

— Меня ждет отец, — сказал он.

— Отец подождет. Ты должен помочь мне, — заявила Аличе. — Сейчас.

Маттиа тяжело вздохнул, потом согласился, не понимая, правда, почему.

— Ну хорошо.

— Пойдем.

Как и на дне рождения у Виолы, Аличе тащила его за собой, но сейчас ладонь Маттиа легко соединилась с ее рукой.

Они быстро выбрались из толпы. Аличе шла так, словно убегала от кого-то. В пустом коридоре на втором этаже распахнутые двери пустых классов создавали ощущение заброшенности.

Аличе подвела его к женскому туалету. Маттиа в нерешительности помялся на пороге — хотел сказать, что не может тут находиться, — но все же последовал за ней.

Девочка завела его в кабинку и повернула замок. Они оказались так близко, что у Маттиа задрожали колени. Это был так называемый турецкий туалет: отверстие на уровне пола и две чуть приподнятые «подошвы» для ног. Сооружение отделялось от двери узенькой полоской плитки, на которой валялась туалетная бумага, липнувшая к подошвам.

В кабинке было так тесно, что Маттиа и Аличе едва умещались и стояли почти вплотную друг к другу.

«Сейчас она поцелует меня, — подумал Маттиа, — и тебе тоже придется ее поцеловать. Это просто, это все умеют».

Аличе расстегнула молнию блестящей куртки и начала раздеваться, как накануне в комнате у Виолы: вытянула из джинсов майку и приспустила брюки. Она не смотрела на Маттиа, она действовала так, словно находилась тут одна.

Вместо белой марли на ее коже красовался татуированный цветок. Маттиа хотел было что-то сказать, но промолчал и отвел глаза. Потом он почувствовал, как шевельнулся пенис, и постарался отвлечься. Читать надписи на стене не имело смысла — он не понимал их. Отметил только, что ни одна не шла параллельно облицовочным плиткам. Почти все находились под примерно одинаковым углом к полу, и он прикинул, что величина угла, вероятно, равна тридцати — сорока пяти градусам.

— Держи, — сказала Аличе и вложила ему в руку кусок острого, как кинжал, стекла — зеркального с одной стороны и черного с другой.

Маттиа не понял.

Аличе подняла его голову за подбородок — совсем так, как ей хотелось сделать, когда впервые увидела Маттиа.

— Ты должен убрать это. Я сама не могу, — сказала она.

Маттиа посмотрел на осколок и на руку Аличе, указывающую на татуировку на животе.

Он хотел возразить, но она опередила его:

— Я знаю, ты сумеешь. Я не хочу больше видеть это, никогда. Прошу тебя, Маттиа, сделай это для меня.

Он повертел стекло в руке и слегка содрогнулся.

— Но… — произнес он.

— Сделай это для меня, — прервала его Аличе и на мгновение прикрыла его губы рукой.

«Сделай это для меня», — повторил про себя Маттиа. Эти слова вонзились в его сознание и заставили опуститься перед девочкой на колени.

Пятками он упирался в дверцу за своей спиной и не знал, как приспособиться.

Сначала он неуверенно провел рукой по коже возле татуировки, словно хотел разгладить ее…

Он еще никогда не оказывался в такой близости от девушки и невольно вдохнул глубже, чтобы понять, как пахнет ее тело…

Решившись, он поднес осколок зеркала к коже…

Рука не дрогнула, когда он сделал небольшой, не больше ногтя, надрез.

Аличе невольно вскрикнула.

Маттиа тотчас отстранился и спрятал стекло за спину, словно отрицая, что это сделал он.

— Я не могу, — сказал он и поднял на Аличе глаза.

Она тихо плакала, лицо ее некрасиво сморщилось от страдания.

— А я не хочу больше видеть этого, — сквозь слезы произнесла она.

Маттиа понял, что от ее решительности не осталось и следа, и почувствовал облегчение. Он поднялся и подумал, что надо бы поскорее уйти отсюда.

Аличе вытерла каплю крови, стекавшую по животу, застегнула джинсы. Все это время Маттиа думал, что бы такое сказать ей в утешение.

— Привыкнешь. В конце концов и замечать не будешь, — наконец выдавил он.

— Как? Это же останется навсегда, так и будет все время у меня на глазах.

— Вот именно, — подтвердил Маттиа. — Поэтому и перестанешь замечать.