Люблю, убью, умру… Тронина Татьяна

– Лиза, у тебя талант! – воскликнул тогда Саша, впрочем, не без страха наблюдая за мной. – Нет, ребята, давайте займемся чем-нибудь другим, где не требуется выворачиваться наизнанку…

Оля учила меня жонглировать. В конце концов и это у меня получилось. Словом, вечер прошел замечательно, а закончили его мы тем, что стали вчетвером жонглировать апельсинами.

Хотя час был довольно поздний, на площадке Воробьевых гор было довольно много гуляющих, а чуть в сторонке сбивались в стайку байкеры на своих мотоциклах. Они были серьезные, в кожаных куртках с бахромой и заклепками, мотоциклы под ними – яркие, просто загляденье.

– Сезон закрывают, – сказал Саша, заметив мой любопытный взгляд.

– Какой сезон?

– Байкеры зимой не катаются. Это последние дни.

– Как печально – листья опадают, байкеры слезают со своих мотоциклов…

Мы подошли к мраморному бортику, за которым открывался вид на Москву.

– Здорово, да? Столько огней!

Изгиб реки, светившиеся голубоватой подсветкой мосты, которые казались издалека хрустальными, сталинские высотки, храмы и стадионы… И дома – тысячи домов… Роскошная столичная ночь.

– Как легко потеряться… – пробормотала я.

– О чем ты?

– Только здесь видно, какой город огромный и как легко в нем потеряться. Что человек? Песчинка среди этих огней. Муравей на фоне пирамид.

– Это правда. Я боюсь тебя потерять.

– Не бойся.

– Нет, я, собственно…

Я взлохматила ему волосы.

– У тебя такая идеальная прическа, что иногда хочется ее разрушить, – сказала я.

– Хорошо, что сейчас ночь и меня никто не видит, – засмеялся он, встряхнув головой. – Ну вот, а я столько времени потратил на то, чтобы выглядеть элегантно рядом с тобой.

– Вот эта прядь… Не знаю почему, но когда она падает тебе на лоб, ты мне кажешься беззащитным и смешным.

– Я некрасивый? – вдруг спросил он. – Понимаю, это не должно волновать мужчину, но… Просто я очень хочу тебе нравиться.

– Ты… – Я задумалась на мгновение. – В общем, ты действительно симпатичный молодой человек, только вот уши…

– Что уши? – Саша встревоженно прижал ладони к ушам.

– Они немного торчат. Нет, тебя никак нельзя назвать лопоухим, но они определенно торчат, особенно если присмотреться… – Я придирчиво разглядывала его.

– Неужели придется делать пластическую операцию? – упавшим голосом сказал он. – Впрочем, если ты будешь настаивать…

– Да, без операции не обойтись, – строго произнесла я.

Он не выдержал, рассмеялся, и вслед за ним засмеялась и я.

– Лиза…

– Что?..

– Ты будешь моей женой?

Я ожидала чего-то подобного, но все равно вздрогнула, и сердце у меня забилось быстро и суматошно, точно в приступе стенокардии.

– Нет, я тебя не тороплю, и если тебе надо время, чтобы обдумать… – не дождавшись от меня ответа, забормотал Саша, машинально отбрасывая ладонью непокорную прядь назад, точно она ему мешала.

– Не надо, – перебила я его, справившись со своими чувствами. – Я без тебя не могу. Нет, не так – могу, но только с тобой. Могу жить, работать, смеяться, плакать – только с тобой…

– Значит, ты согласна?

– Да, – ответила я. – Да. Да!

Он прижал меня к себе.

– Какое счастье, что я нашел тебя…

– Нет, это я нашла тебя! Помнишь, как мы встретились? Эх, ты, потомок писателя Калугина…

– Мне тогда показалось, что ты мне снишься, – сказал Саша и засмеялся.

– Нет, это я думала, что сплю… Иначе бы ни за что не позволила себе оказаться у тебя на коленях…

– Господи, только не вздумай жалеть! Это самое лучшее воспоминание в моей жизни.

– Нет, я не жалею… я думаю, все уже было заранее предопределено.

– …Уже подали заявление? – ахнула Аглая. – И когда?

– В конце января.

Она на мгновение задумалась.

– Это хорошо, что в конце января – как раз к тому времени сессия у наших студентов закончится, и ты будешь свободна.

– Честно говоря, о свободе я не думала – мне же надо заканчивать мою работу. Ангелы в русской литературе Серебряного века…

– Да забудь ты хоть на время про своих ангелов! Такое событие намечается, а ты все о работе… – Аглая была очень взволнована. – А твой бывший, он не в курсе?

– Вспомнила! – пожала я плечами. – Я его сто лет не видела. Он, наверное, давным-давно женился. И вообще… не хочу о нем говорить.

– И правильно! – энергично поддержала меня Аглая. – Он мне никогда не нравился. Пять лет девушке голову морочил!

Я засмеялась, но не стала напоминать ей о том, что раньше она была иного мнения о моем бывшем кавалере.

– А платье будет? – спросила она с любопытством.

– Ты спрашиваешь о том, будет ли у меня свадебное платье? Да, конечно… Хм, далось всем это свадебное платье! Я, кстати, собираюсь его сама сшить.

– А ты сумеешь?

– Сумею. Понимаешь, я не хочу никаких покупных кринолинов. Придумаю что-нибудь такое, чего никогда и ни у кого не было… – мечтательно произнесла я. – И надену я его только один раз – в день свадьбы. Потом оно будет висеть в шкафу, как музейный экспонат.

– Да… – завороженно произнесла Аглая, и очки у нее опять сползли на кончик носа. Удивительно, как женщины любят обсуждать подобные вещи – несмотря на возраст, образование, социальный статус, они прежде всего интересуются тем, какое будет на невесте платье и в курсе ли «бывший».

Я просила Аглаю пока не разглашать мою тайну, но она все-таки проболталась – через некоторое время весь институт знал о том, что я выхожу замуж. Коллеги-преподаватели проходили мимо со значительным видом и заводили туманные разговоры – дескать, в наше время женщине очень важно устроить личную жизнь.

Я знала, что Саша готовит мне какой-то подарок к свадьбе, и мне тоже очень хотелось подарить ему что-то. Но поскольку я была человеком, не располагающим особыми средствами, передо мной особенно остро стояла проблема выбора. И вдруг я вспомнила, что, кажется, в моем доме есть нечто, что вполне может послужить свадебным подарком жениху.

В бывшей маминой комнате все оставалось по-прежнему – так, как было при ее жизни. Я заходила туда редко, чтобы только смахнуть пыль и протереть зеркала.

Я зашла в комнату, села прямо на пол перед старинным секретером и стала один за другим выдвигать ящики. Мне было как-то не по себе. Я всегда считала, что мама была достойна лучшего и ее жизнь могла бы быть гораздо счастливее.

За окном свистел по-зимнему холодный ноябрьский ветер. Перед фонарями у дороги качались голые деревья, и поднятые ветви напоминали чьи-то заломленные вверх руки.

Журналы о рукоделии, выкройки, фотографии в альбомах, красивые флаконы из-под духов, аромат которых давно истаял в прошлом, сувениры из ракушек и еловых шишек… В общем, секретер был забит всякой ерундой.

Наконец, в самом нижнем ящике, я нашла то, что искала, – маленькую коробочку, обтянутую красным бархатом. Я открыла ее – мягко блеснуло золото и прозрачные камешки – топазы довольно редкого желтого цвета.

Это были мужские запонки. У них короткая и весьма характерная история. Мама купила их очередному кавалеру, представительному полковнику с пронзительным ястребиным взглядом. Кавалер был из тех мужчин, которые распахивают перед женщиной дверь и обязательно падают на колени, когда объясняются в любви. Во всяком случае, мою маму он покорил именно этим. Она купила запонки ко дню его рождения – поступок даже чересчур расточительный для одинокой женщины с ребенком, – но неожиданно выяснилось, что полковник был женат.

Повторилась старая история – мама мгновенно прервала с ним всякие отношения и даже, насколько я помню, перед тем грозилась рассказать все его жене. Полковник умолял этого не делать и даже упал на колени.

В общем, запонки остались у нас в доме.

Они станут неплохим подарком моему жениху…

На золотой поверхности запонок были выложены сердечки из маленьких топазов. Саша носит запонки. Он выйдет на сцену под луч прожектора, взмахнет руками над роялем, блеснут желтые камешки…

Я сложила запонки обратно в коробочку, и вдруг взгляд мой упал на мамину записную книжку в истертом кожаном переплете. Повинуясь безотчетному порыву, я взяла книжку в руки.

«Алиса» – было написано на первой странице. И ряд цифр. Алиса была маминой подругой. Как там у Блока? «Все это было, было, было, свершился дней круговорот. Какая ложь, какая сила тебя, прошедшее, вернет?..»

Телефон стоял в другой комнате – я побежала туда и дрожащими пальцами стала тыкать кнопки. А что, если Алиса тоже умерла? Ну а если не умерла, то ничего не помнит из прошлых своих бесед с мамой? Или вообще она до сих пор сердита на нее и даже не захочет со мной разговаривать…

– Алло? – после нескольких гудков отозвалась трубка тонким нежным голосом.

– Добрый вечер, мне Алису…

– Я – Алиса. А вы кто?

– Я дочь одной женщины, которую вы когда-то знали… – стараясь не путаться, я напомнила ей о прошлом.

– Ах, вы Лиза! – вдруг рассмеялась она негромко. – Ну как же, как же… Я тебя помню – ты была еще маленькой девочкой… Можно на «ты»?

Я сказала, что можно.

– Чего ты хочешь, Лиза? Я, кстати, в курсе, что мама умерла. Мне очень жаль… Я помню о ней только хорошее.

– Спасибо… – растроганно произнесла я. – Вы могли бы мне кое-чем очень помочь. Сразу предупреждаю – просьба у меня странная и несколько необычная, хотя… Словом, как посмотреть…

– Вот что… – решительно произнесла моя собеседница. – Приезжай ко мне, и поговорим. Я на пенсии, одна, и мне скучно. Приезжай… В конце концов ты мне почти как дочь – ведь когда-то мы очень дружили с твоей мамой, пока… Ну, это неважно. Так приедешь?

– Да.

Я приехала к ней через два дня, когда Саша снова вечером работал в своем клубе.

– Девочка моя! – воскликнула Алиса, стоя на пороге, и радостно меня расцеловала. – Как ты выросла! В последний раз я видела тебя, когда тебе было лет десять-двенадцать!

Я помнила подругу мамы именно такой – похожей на древнерусскую красавицу, иконописно утонченной. Широкая длинная юбка в стиле фольк, длинные прямые волосы, зачесанные назад, ряды красных бус вокруг тонкой шеи, длиннейший мундштук в тонких длинных пальцах… Но, конечно, Алиса постарела – в волосах запуталась седина, а тонкие пальцы предательски дрожали.

Она провела меня в просторную комнату, всю заставленную полочками с сувенирами, и приготовила чай на специальном низеньком столике – по китайскому методу, со множеством крошечных глиняных горшочков, переливая жидкость из одного в другой. А я пока рассказывала о себе – как живу, чем занимаюсь…

Узнав о том, что я преподаю русскую литературу начала двадцатого века, Алиса всплеснула руками.