Фаворитка Павлищева Наталья
– А вы?
– И я, конечно.
Болтая ни о чем, мы без приключений доехали до Люксембургского сада.
Прощаясь, герцог подъехал совсем близко, наши ноги невольно прижались друг к другу, когда он потянулся к моей руке, чтобы поцеловать.
– Мадемуазель…
– Герцог…
А сердце билось набатом, слышным, кажется, всему Парижу.
Герцогиня подозрительно вгляделась в мое лицо:
– Что случилось? Ты сияешь.
Я вздохнула, сбрасывая мысли о Меркере, нельзя, чтобы эта фурия догадалась.
– Мечтаю, как вернусь домой.
– Как ты съездила?
– И хорошо, и плохо.
Я быстрым шагом отправилась в свою комнату. Не обсуждать же тайны прямо в вестибюле.
Вслед раздалось раздраженное:
– Зайдите ко мне в кабинет, Анна!
– Да, мадам, только переоденусь.
Я не спешила, вовсе не хотелось отчитываться перед Мари, потому умылась с помощью Бьянки, потом спокойно оделась и только тогда отправилась в кабинет герцогини, прекрасно понимая, что та кипит от злости.
Так и есть, навстречу мне уже спешила Катрин – горничная герцогини:
– Мадемуазель, герцогиня в ярости. Она вас ждет.
Я рассмеялась:
– Ничего, подождет. – Видя священный ужас Катрин, улыбнулась. – Не могла же я предстать перед герцогиней в грязном дорожном платье?
Мари и впрямь была в ярости, но при Катрин ничего не сказала, только проследила глазами за исчезнувшей в двери горничной и жестом показала мне на кресло (при этом оставшись стоять!). Я села, если она думает, что таким образом будет довлеть надо мной, то ошиблась. Сейчас козыри у меня в руках.
– Как вы съездили?
– Я передала ваше послание.
– И все? – интуиция подсказывала герцогине, что все не так просто. Хотелось тряхнуть её изо всех сил и заорать, чтобы не мешала мне, но я приторно улыбнулась:
– Мадам, я сделала все, что вы поручили. Отдала письмо и на словах объяснила, почему Её Величеству не следует уезжать, оставляя детей.
– Вы слишком долго пробыли там…
– Разве? Но мне пришлось ждать, пока дофин не отправится спать, к тому же нелепо нестись галопом, чтобы не привлечь к себе внимание.
– Больше никого не встретили?
– Сен-Жерменский дворец пуст, придворные избегают бывать у Её Величества. Не беспокойтесь, там меня никто не видел.
А что, если завтра герцог де Меркер скажет, что мы встретились в Париже? Тогда объясню, что, отвечая, я имела в виду именно Сер-Жермен.
Господи, ну почему я должна юлить еще и здесь?!
Я снова ненавидела Армана, подбросившего меня этой фурии. Правильно, что она осталась, так ей и надо!
Герцог приехал на следующий день, как обещал. Я не успела выскочить в вестибюль, чтобы шепнуть просьбу не выдавать меня, Мари встретила его первой. Но он не проговорился.
Целуя ручку, Луи де Меркер напомнил:
– Сегодня пятница, я не мог пропустить. Мадемуазель намерена продолжить занятия?
Не похоже, чтобы такое уточнение понравилось Мари, она скривилась:
– Не достаточно ли синяков для мадемуазель Анны?
Глаза герцога стали тревожными:
– У вас синяки?
– А у вас их не было, когда учились?
– Мужчину шрамы украшают. Будем осторожней…
Снова звенели шпаги, снова я оказывалась вплотную к герцогу и вдыхала запах его волос и лавандовой воды, которую он использовал в качестве притираний…
Снова его слуга подавал белоснежную рубашку хозяину, а мы с Мари рисковали заработать косоглазие, подглядывая за переодевавшимся герцогом. Мари шипела на меня:
– Идите тоже переоденьтесь, от вас воняет потом.
Лгунья, от меня ничем не воняло, я очистила воском подмышки (к величайшему ужасу Бьянки) и протиралась розовой водой несколько раз в день. Впрочем, в последнее время тоже лавандовой.
Снова герцог хвалил мои умения и обещал продолжить учебу в следующую пятницу. Текла пустая светская беседа, ничуть не лучше болтовни в салоне маркизы де Рамбуйе.
Мари делала все, чтобы я как можно меньше находилась рядом с Меркером, сама развлекая его беседой. Она отправляла меня в библиотеку найти книгу, на кухню распорядиться обедом… в общем, всячески показывала мне (и ему тоже) мое место.
Вот тварь! Уйду и не вспомню!
Но для этого нужно было уйти, а значит, сорвать заговор. Но заговор там в Руссильоне, а мы здесь в Париже. Даже если королева уже отправила письмо кардиналу, нужен текст договора.
Герцог приходил учить меня еще раз, но я была слишком рассеянной, чтобы нормально биться. Отговорилась головной болью и даже не стала присутствовать при дальнейшей беседе.
Я умирала от любви к этим насмешливым голубым глазам, но прекрасно понимала, что для него я никто, просто приживалка богатой родственницы, даже если бы у нас с Меркером сложился роман, это ненадолго, Вандомы любвеобильны. А потом что?
Потом он женится на вот такой герцогине, она нарожает ему детишек, да и любить герцог будет другую, не держать же в любовницах вечно одну и ту же?
Даже застряв здесь на год, я могу надеяться только на одно – окончательно разбитое сердце и тоску.
Много передумав о герцоге во время бессонных ночей, я пришла к выводу, что я сама для него лишь занятная барышня, следовательно, держаться от насмешливых голубых глаз следует подальше. А еще лучше сорвать заговор и отправиться обратно.
Ага, дома повешу на стене портрет герцога де Меркера и буду вспоминать, как он учил меня владеть шпагой.
Каждому свое. Стерве Мари, оставшейся в прошлом и сумевшей занять тепленькое местечко, Малый Люксембург и титул герцогини, а мне положение приживалки или возвращение домой. Я выбрала второе.
А любовь… безответно любить можно и дома.
Королева отправила кардиналу письмо, но без договора оно могло лишь оправдать перед Ришелье Её Величество, но не более. Сен-Мар хоть и не был больше так люб королю, положения своего не утратил, у нас все висело на волоске. Удивительно, что все всё знали, но каждый чего-то выжидал.
В воздухе витало: заговор! А перед нами с Мари огромными буквами было написано: договор!
Мы не знали, как его достать. Кардинал сообщил племяннице, что текста нет, а без этого король сумеет увильнуть. В лучшем случае пожурит своего Главного.
Король болен, кардинал болен, положение хуже не придумаешь. Что же делать?!
Необходимость срочно искать выход на время даже примирила нас с Мари, она перестала шипеть и временами говорила мне ты. Шпионы кардинала сообщили ему, что один из текстов отправлен в Париж, значит, он у королевы все же есть и она мне солгала. Или…
Мысли заняты только договором, а если долго мучиться, обязательно что-то придумаешь.
Я горячо зашептала, торопясь донести до Мари свою догадку:
– Этот текст существует? То есть о нем знали в ХХ веке, так?
– Да, его передала кардиналу королева, решив, что это единственное спасение от развода и монастыря.
– Королева? Черта с два! Мы ей зря не верим. Она что, больная хранить у себя такой текст? Испанцы действительно ей ничего не давали. Мари, а что, если текст не у королевы, а у Марии де Гонзага?! Нужно было мне к ней идти горничной, а не Сен-Мара обхаживать!
– Глупости. Она бы тебя разоблачила на следующий день и отправила даже не в Бастилию, а на костер.
– Меня нельзя убить.
– Зато можно посадить в тюрьму на всю жизнь. Какая теперь разница? Даже если у Марии есть, нам его не получить, это не Сен-Мар и не Анна Австрийская.
Меня осенило внезапно (а бывают плановые озарения?):
– Я знаю! Я сейчас!
– Что, куда ты, Анна? – ахнула герцогиня.
– Текст возьмем у Армана, того Армана, – я кивнула в сторону своей комнаты, где была нужная дверь.
– Вы с ума сошли? – от волнения герцогиня снова перешла на «вы».
– Ты знаешь другой выход? У меня есть еще два перехода.
– Анна, если ты не вернешься… мы здесь погибнем…
– Я вернусь. Я быстро… Всем скажете, что отправили меня в Пуату.
Чего она боится, если ей все равно не перейти?
Туда и обратно или только туда?
К двери приблизилась с бешено бьющимся сердцем, прислушалась, но за ней было тихо.
Итак, стоит мне перешагнуть черту, разделяющую два мира, и время потечет иначе. Если сутки там это год здесь, значит, отсутствуя всего час, я «пропаду» на две недели… Надо торопиться, две недели сейчас много… Кардинал при смерти, король болен.
Перекрестилась (чего в нормальной жизни никогда не делала) и повернула ручку двери. «Если вы откроете дверь не вовремя, то обнаружите за ней кирпичную стену…», так, кажется, сказал Арман? Что же там?
От волнения дыхание сбилось так, словно приближалась к финишу в беге на длинную дистанцию.
Дверь поддалась, и по ту сторону стоял не менее взволнованный де Ла Порт.
Я храбро нырнула вперед, чуть не сбив его с ног, и заорала:
– Душ, кофе и текст секретного договора с испанцами! У меня полчаса!
Сзади раздался хохот и голос Армана:
– Душ по коридору налево, кофе сейчас сварю.
Я наслаждалась душем минут пятнадцать, дольше некогда, вытираясь, обратила внимание на дезодоранты, немного посомневавшись, воспользовалась одним из них, а потом решительно забрала оба. И пусть этот Арман попробует сказать что-то против! Он не жил в том кошмаре, ему не понять.
Когда выбралась в комнату, кофе и текст договора ждали меня на столе. А еще была пицца и картошка фри с томатным соусом.
Все равно я ненавидела Армана за насмешливую улыбку, которая блуждала на его губах.
– Невмоготу? – ехидно поинтересовался мучитель.
Я решительно отодвинула картошку, отхлебнула кофе и схватила текст договора. Да, это то, что нужно!
– Но он на простой бумаге из принтера!
– Скажите спасибо, что не флешка, – огрызнулся Арман. – Где я вам за десять минут возьму антикварный текст?
– Но…
– Перепишете, – ехидства в его голосе было столько, что я чуть не запустила в этого мерзавца чашкой с остатками кофе.
Допила, демонстративно взяла со стола плитку швейцарского шоколада и сунула в карман.
– Это для Мари!
Он кивнул со смехом:
– Берите и вторую, только обе разверните. А вот дезодорант просто не пройдет, в те времена не было пластика. Вытащите из него начинку, тогда получится.
Ему весело, ему очень весело!
Назло этому типу (ну, погоди, вернусь, я тебе покажу!) я моментально выковыряла содержимое дезодорантов, благо они сухие, и завернула в бумагу.
– А вы имеете успех при дворе, – это было последнее замечание, отпущенное мне Арманом перед возвращением в тот век.
Хотелось огрызнуться, что не все такие, как он, но не успела, вспомнив, что каждая минута препирательств с Арманом выливается в дни отсутствия там.
Мари моему возвращению была несказанно рада:
– О, господи, как хорошо, что ты вернулась! Ну, что?
– Текст есть, нужно только переписать.
А еще я принесла кое-какие подарки.
– Что?
Я великодушно отдала ей оба стащенных из ванной Армана дезодоранта и обе плитки шоколада. Все же мне удалось принять душ и выпить кофе, а ей бедняжке и того не перепало.
Текст переписала сначала Мари, поскольку для меня писать на старофранцузском еще проблема, а потом я. Бумаги, принесенные из будущего, мы сожгли, хотя я видела, как хочется Мари оставить их на память.
Теперь нужно придумать, каким образом доставить этот текст кардиналу в Нарбонн, причем срочно.
Даже о герцоге де Меркере было забыто.
Время до перехода у меня было, и немало. Не было времени жизни кардинала. И он, и король плохи, оба лежали, оба едва дышали, кто умрет раньше – неясно. Раздобыть текст, чтобы теперь опоздать? Ну уж нет!
Вообще-то, любой нормальный человек попросту остался бы там. Вот зачем я перешла обратно? Мари сказала, что если я не вернусь, они все погибнут? Кто «все»? Ей-то гибель не грозит.
От Парижа до Нарбонна, где лежит еле живой кардинал, не меньше ста тридцати лье, пока дотащится карета, успеет умереть не только Ришелье, но и король.
Отправлять кого-то верхом опасно, текст нужно довезти наверняка, иначе не имело смысла вообще связываться. Мы сделали копию, а теперь ломали голову над тем, как быть дальше. Каждый час на счету, а мы думаем. Уже готовы лошади, готов и верный Бийо с двумя помощниками, утром уезжать, хотя они пока не знают, куда именно и зачем, а Мари все не решается сделать последний шаг. Чего она боится, что письмо попадет в чужие руки? Что Бийо выдаст свою хозяйку или увезет послание не туда?
Ночью я вдруг решилась и еще до рассвета пришла к герцогине.
В её спальне за гобелен быстро скользнула мужская фигура. Бийо? Неужели поэтому она тянет время? Вот глупость! Я сделала вид, что не заметила.
– Герцогиня, я поеду сама.
– Что?! Это вам приснилось?
– Нет, я уверенно держусь в мужском седле, могу носить мужской костюм. А Бийо с остальными будут меня сопровождать. Впрочем, господин Бийо может остаться в Париже.
– Анна, это нелепо!
– Зато надежно, и вы знаете почему.
Она поняла намек – Бийо и его товарищей убить можно, меня нет, я довезу письмо, если только не буду тяжело ранена.
– Я не прошу вас дать согласие, просто ставлю в известность, что возьму лошадей и немного денег.
Она только вздохнула.
Я решила, что мы выедем на рассвете и до ночи доберемся до Орлеана.
– Поедем через Этамп! Мне нужно вернуться быстро, чтобы не заметили отсутствия.
Бьянка буквально взвыла:
– Я с вами, госпожа!
– Ты умеешь ездить верхом?
– Да…
– В мужском седле и очень быстро? – Нет…
– Тогда не болтай, а помоги поскорей одеться и хорошенько заколоть волосы, мне придется несколько дней не снимать шляпу.
Сопровождающим скомандовала:
– До Орлеана без остановки, останавливаться только ради того, чтобы лошадей напоить или сменить.
Бийо сокрушенно мотал головой:
– Я все понимаю, но это опасно.
– Бросьте, Бийо! От Парижа до Орлеана меньше двадцати лье, там и заночуем.
– Но быстро темнеет. В Орлеан мы приедем совсем ночью.
– Там нет постоялого двора?
– Есть, но все же…
Но я настояла и в Этампе мы останавливаться на ночь не стали. Это спасло жизнь мне (как можно спасти жизнь бессмертной?), зато погубило моих спутников.
Лесные дороги Франции XVII века не самое безопасное место на планете, точнее, одно из самых опасных. Это не шоссе, даже не сельская дорога нашего времени, освещения никакого, селения друг от дружки далеко, при наступлении темноты хоть глаз выколи, одна надежда – на луну.
Мы спешили, чтобы добраться хоть до пригородов Орлеана, где можно будет взять факелы и ехать дальше. Четверо торопливых путников – прекрасная приманка для бандитов любого сорта, не понимать этого было невозможно, и мы молились только о том, чтобы пронесло. Для этого надо до темноты проскочить самый опасный участок.
До Орлеана не доехали, уже темнело, когда стало ясно, что нас догоняют. Грабители? Вот бред – быть ограбленной или даже изнасилованной в ХVII веке.
Это погоня, а не просто припозднившиеся, как и мы, путники.
Пришлось доставать шпаги… Вот уж не думала, что учеба герцога де Меркера пригодится на практике. Их пятеро, а нас трое, дело плохо.
Нет, я, конечно, многого ожидала от своей «командировки» в XVII век, но только не возможности быть проткнутой шпагой, да еще и в лесной глуши. Говорили ведь, чтобы не ездила ночью! Но мне нельзя задерживаться, в Париже не должны заметить мое отсутствие…
Бийо мог бы меня выругать, но не стал – бесполезно.
– Что вам угодно, судари?
– Ваши жизни.
– Но они дорого стоят.
– Ничего, – расхохотался толстый, как бочка, человек в темном плаще. – Нам за них дорого и заплатили.
Все пятеро в масках, значит, и правда, жизни, а не деньги. Опля! Кто же это постарался? Недаром всю дорогу было ощущение погони, и я так торопила Бийо. Обидно, две трети пути проехали, совсем скоро Орлеан.
Но подсчитывать то, что не получилось, бесполезно, зазвенели шпаги. Мои спутники старались прикрыть меня, а потому приняли удар на себя.
– Бегите, спасайтесь, мадемуазель! – Бийо забыл, что никому нельзя знать, кто я. Но его все равно никто не услышал.
– Вот еще! Я не мальчишка, чтобы спасаться бегством, и моя шпага в умелых руках, поверьте, сударь!
Боюсь, что я вдвойне стала причиной гибели Бийо, изумленный тем, как я бросилась в бой, он зазевался и получил смертельную рану. Правда, и ранивший его разбойник тоже упал замертво. Но теперь были четверо против нас двоих.
Шарль не замечал наших переговоров и даже гибели друга, он отбивался от двоих. Шарль ранил одного, но тот все же держался на ногах. И против меня двое, один толстяк чего стоил…
Краем глаза успела заметить в сумерках, что Шарль проткнул своего противника, но и сам упал рядом.
А вот это конец…
Одной против троих мне не справиться, даже если я покажу чудеса владения шпагой и акробатические умения.
Нет, они не смогут меня убить, но серьезно ранят и заметно изуродуют, главное, это не позволит мне вернуться к двери вовремя, и я останусь здесь, как Мари. Мелькнула мысль, что это тоже неплохо, зато у меня будет возможность встретиться с Людовиком де Меркером еще хоть раз.
Удар! Еще удар! Как бы то ни было, я не сдамся.
– Да этот мальчишка дерется, как опытный гвардеец! – с изумлением чертыхнулся толстый. – Даже убивать жалко.
Сколько прошло времени, не знаю, наверное, немало.
Я начала уставать и понимала, что долго не продержусь, когда вдруг услышала топот копыт и голос, который отличила бы от всех остальных даже во сне:
– Эй, трое против одного нечестно!
Людовик де Меркер? Что он здесь делает? Но размышлять некогда, герцог с двумя спутниками, теперь их трое на трое. Я не в счет, потому что ранена и тихонько сползла на землю, чтобы просто не рухнуть под копыта топчущихся на дороге лошадей.
Немного посидела, медленно начиная соображать. Можно тихо уползти, подозвать своего коня свистом, он хорошо откликается, и умчаться дальше одной, оставив спасителей разбираться с нападавшими.
Но меня вдруг буквально подбросило: там бьется Луи, причем, в отличие от меня, он вовсе не бессмертен и ему угрожают своими шпагами эти мерзавцы.
Мгновенно была забыта усталость и даже рана, я снова на ногах и со шпагой. Все уже спешились, слышен звон шпаг и резкие выкрики. Увидев меня снова в боевой готовности, толстяк даже присвистнул, несмотря на серьезность положения:
– Не угомонился?
Плохо, что быстро темнело, но это оказалось на руку мне, не заметить толстяка даже в сумерках трудно, а вот мне увернуться, используя придорожные кусты и деревья, если до этого дойдет, с моими объемами легче. Герцог де Меркер попытался отшвырнуть меня:
– Не лезьте под шпагу!
– Вот еще, он мой!
Господи, я никогда не была так зла! Этот толстый наглец не только посмел напасть на меня саму, не только угрожал жизни Людовику де Меркеру, но и мешал мне продемонстрировать перед учителем свое умение. Смерть толстяку!
Неожиданная помощь толстому пришла в лице одного из его товарищей, он сумел тяжело ранить человека герцога и теперь решил, что два против одного для его главаря многовато. Но нападать на меня оказалось не с руки, и он предпочел Луи.
Мы остались с бочкой в маске один на один.
– Ага!
Мой злорадный вопль поднял на крыло всех птиц в округе, уже устроившихся на ночь, и здорово озадачил противника. Казалось, я получила вожделенную возможность порвать толстяка, как тряпичную куклу, голыми руками, и ни за что её не упущу. Наскок был бешеным, в первую секунду толстяк просто обомлел, а потом… бросился прочь со всех ног.
Лес огласил хохот герцога де Меркера, наверное, это действительно смотрелось уморительно.
Больше всего я боялась, что не догоню толстяка, но ему двигаться трудней, чем мне. И все же улепетывал мой враг быстро. Я мчалась по дороге следом и орала:
– Остановись, мерзавец! Обернись!
Не обернулся, но убежать далеко не успел, моя шпага догнала толстую спину.
Теперь лес огласил его дичайший вопль, потому что это оказалась не совсем спина, попросту не дотянувшись ни до чего другого, я всадила шпагу ему в… то, что несколько ниже, фактически нанизав бедолагу на свое оружие, как на шампур.
Жуткие крики отвлекли одного из напарников толстяка, и помощник герцога смертельно ранил его, а оставшегося они легко добили вдвоем с Меркером.
Я стояла над упавшим толстяком и не знала, что делать. Моя шпага все еще торчала из его… в общем, пониже спины. Выдернуть?
Людовик подбежал сразу, как только расправился с последним нападавшим:
– Что?
Я беспомощно развела руками. Сумерки почти перешли в ночь, но взамен солнца вышла полная круглая луна, и было светло, во всяком случае, настолько, чтобы понять, в чем дело.
Бедные птицы, едва они перестали кружить, как пришлось взлетать снова. Людовик де Меркер хохотал так, словно не видел в жизни ничего смешней. Со смехом он вытащил мою шпагу, тщательно вытер её о траву и протянул мне. Я не удержалась:
– Ему же больно…
– Уже нет. Вы его так напугали, что бедолага не смог перенести.
Читать бесплатно другие книги:
