Секретные поручения 2. Том 2 Корецкий Данил

– Редкая птица! – вместо приветствия буркнул он.

Что правда, то правда. В прокуратуре Денис бывал теперь нечасто. Порой он даже ловил себя на том, что скучает по своему прокуренному кабинету, по знакомым, хоть и не всегда симпатичным лицам, – ну вот по Ванычу хотя бы… Странно, а? И тем не менее. Здесь все было проще. Скучновато, подловато. Но проще. Ответственности меньше. Так школьником он вспоминал свою детсадовскую группу. Так студентом вспоминал школьный класс. У него сейчас другие, очень непростые заботы. Он хотел этого, и он получил это. Областное управление ФСБ нависает над ним, как мрачный каменный утес, давит массой, вопрошает через оттопыренную губу: когда же? Когда на столе у Заишного будут явки и списки агентов неизвестно какой разведки? Когда у Лохманенко проснется совесть и приведет его на поводке с повинной? Когда будут неопровержимые доказательства того, что утечка секретной информации предотвращена? Когда?.. Когда?..

Денис не знал. Он был уверен, что диск, обнаруженный у покойного Синицына, содержит информацию, которой в полном объеме мог располагать только один человек – Лохманенко Игорь Борисович. Только он мог собрать воедино все документы по ПЛУ «Терра-6». Все остальные сотрудники «Прибора», включая высшее начальство, владели только разрозненными частями проекта. Есть показания, по крайней мере, трех человек, которые видели Лохманенко и Синицына вместе. Но этого мало. Как они вступили в сговор? Кто может подтвердить факт сговора – именно сговора, а не беседы на отвлеченные темы? И для какой цели этот гипотетический сговор был осуществлен? Ответы: никак, никто, не известно. Уверенность и догадки – для суда это одно и то же. Нужны доказательства – а это совсем другое…

Правда, Курбатов оговорился, что у Веры был любовник, работавший на «Приборе», – это могла оказаться та самая отмычка, которую ищет Денис. Но ни фамилии, ни должности Курбатов не назвал. И не назовет, можно не сомневаться. Можно было бы попробовать пройти тот путь, который прошел Курбатов, и на котором обнаружился тот самый любовник, но времени у Дениса оставалось все меньше и меньше. Его помощники из Конторы уже не носятся по «Прибору», как раньше, от звонка до звонка. Позавчера они, сославшись на дела, свернулись в два. Вчера не доработали и до обеденного перерыва. Дела, дела… Завтра Виктор с Романом могут вообще не прийти. Послезавтра ему могут передать через Белова: либо в течение двенадцати часов вы представляете доказательства существования шпионской сети, либо мы считаем вашу тревогу ложной. Вполне возможно. Это будет значить, что он не использовал верный шанс и навсегда вернется в этот свой опостылевший прокуренный кабинет, где будет любоваться на хорошо знакомые, хоть и не всегда симпатичные лица. Такие как, например…

Курбатов собственной персоной.

– Ты на месте, – выдохнул важняк. – Слава Богу. А я уже и не надеялся…

Он вошел, не стучась, и сразу упал в кресло напротив Дениса. От его обычной стерильной франтоватости не осталось и следа. Он был растерян. Помятое, словно с перепою, лицо, расстегнутый ворот рубашки, потухшая сигарета в дрожащих пальцах, и… Невероятно, но факт: от Курбатова несло потом. Натуральным мужским потом, как от каменщика в августовский полдень.

– Да, здравствуй, конечно, – вспомнил он. – Извини. Я тебя искал. Там у меня подозреваемый сидит, ты его знаешь, этот сукин сын, как его…

Тут он обнаружил, что сигарета потухла, и полез было в карман за зажигалкой, но рука его так и осталась в кармане.

– Виктор. Я думал, все на мази, все складывалось просто тютелька в тютельку, такая красивая комбинация. И я был уверен, как не знаю кто… А он – на тебе! – говорит: не тот. Представляешь? Федот, да не тот, и хоть ты кол ему на голове теши. Я не знаю, то ли брешет, гад, то ли правду говорит… В общем, либо я его сейчас везу обратно в камеру и начинаю чесать в затылке и строить все с нуля, либо… Я просто не знаю, что.

Все это время Денис рассматривал пятна на столешнице. Когда Курбатов умолк, он негромко спросил:

– О ком вы говорите?

– Да Виктор. Танькин дружок. С которым ты сидел у нее в тот вечер.

Курбатов выжидающе смотрел на него.

– Кого он должен был узнать? – спросил Денис.

– Человека, который зашел в ее подъезд, когда вы все ушли. Я опознание устроил. Короче…

Курбатов осекся. До него вдруг дошло, что объяснить суть своей просьбы он может, только ознакомив Дениса с ходом следствия. Этого ему не хотелось. Но и рубить под корень красивую комбинацию было жалко. Курбатов нахмурился, достал зажигалку, задумчиво пощелкал ею.

– Ладно, – наконец сказал он. – Хорошо.

Он позвонил по мобильному и сказал в трубку:

– Мне нужно еще пять минут. Пусть подождут. И подозреваемые, и понятые. Все.

Отключив связь, Курбатов встал.

– У меня совсем мало времени, Денис. Если бы дело не касалось Таньки Лопатко, я бы плюнул на тебя и как-нибудь выкрутился. Но это Танька. Наш товарищ. И это дело я не могу скинуть «как-нибудь». Я должен найти того гада, который ее убил. Поэтому предлагаю забыть на время все наши раздоры и недоразумения. Ты мне должен помочь.

Денис почему-то не сомневался, что сейчас Курбатов говорит искренне. Лунные затмения случаются два раза в год, комета Галлея пролетает раз в семьдесят семь лет, а хотя бы раз в жизни Курбатов может быть искренним.

– Я спросил у вас на днях фамилию любовника Веры, – напомнил Денис. – Это было не праздное любопытство. В ответ я услышал, что сведения, интересующие меня, не подлежат…

– Теперь подлежат, – перебил его Курбатов. – Я отдам его тебе вместе с его вонючими потрохами. Но сейчас нет времени. Ты готов помочь мне? Да или нет?

Помедлив, хотя выбирать ему на самом деле не приходилось, Денис ответил:

– Хорошо.

Вкратце Курбатов изложил ход следствия, включая встречу Виктора с неизвестным у подъезда Лопатко накануне убийства, его показания по поводу номеров машины, а также эпизоды последних дней. Ларионов, который являлся главным подозреваемым в убийстве Татьяны, вопреки ожиданиям Курбатова, не стал пускаться в бега, рано утром его задержали и, как положено, провели обыск в квартире.

– У него коллекция ножей всяких-разных, – возбужденно говорил Курбатов. На сдержанного важняка это не было похоже. – Десятка три, или четыре, дорогие, дешевые, но редкие…

– Я знаю, – кивнул Денис.

– Да что ты знаешь! – Курбатов махнул рукой. – У него даже какой-то редкий штырь оказался, которым Таню убили…

– «Которым» или «таким»?

– Что? А-а-а… Да в том-то все и дело! – Курбатов махнул рукой еще раз. – Все в цвет складывалось: номер машины, орудие преступления, и их общий хозяин! А потом все посыпалось… Экспресс-анализ показал: молекул крови на этом штыре нет! А они в металл проникают и месяц держатся, как ни отмывай! Вот тебе первый облом! Мужик все отрицает, возмущается, алиби какие-то выдвигает… Я его на опознание выставляю, с двумя «подставными» – одному сорок лет, другому пятьдесят два, по облику схожи. А твой Виктор его не опознает! Говорит, что тот был гораздо моложе и фигура другая…

Денис хотел сказать, что ничего странного во всем этом нет, потому что хвататься за поверхностную улику и делать из нее основную нельзя. Но это было бы слишком банально, поэтому он промолчал.

– Я думаю, он просто боится! Хотя я его в спецблок перевел, под усиленную охрану, но, видно, все равно очкует! Или перестраховывается.

– Раз на клинке крови нет, очевидец не опознает, то что остается? – сдержанно спросил Денис. – Номер машины? Да?

Он подводил коллегу к определенному ответу, но тот не отвлекался, и сбить его было невозможно, как невозможно оттащить бойцового пса, вцепившегося в глотку сопернику.

– Ерунда! Главное – опознание, а его подопрем номером! Да и кровь на клинке подработаем! На двух подпорках в суде выедем!

Денис покрутил головой. В этом весь Курбатов.

– Ну а от меня что требуется?

– Ты должен поговорить с Виктором! – выпалил разгоряченный важняк. – Ведь вы вроде как дружили… Во всяком случае были в одной компании. Ты знаешь, когда он врет, а когда говорит правду. Расколи его! Он хитрит, этот слизняк, но тебе врать не станет, ведь ты там был вместе с ним!

Петровский вздохнул.

– Значит, говорит, что тот был гораздо моложе?

– Ну да. Раньше вообще не указывал возраст, говорил, что было слишком темно. А теперь, видишь ли, вдруг вспомнил! – Курбатов сжал маленькую ладошку в крепкий кулак и саданул по столу, будто гвоздь вбил. Большой гвоздь – лет на пятнадцать.

– А какие еще приметы он указывал раньше?

– Ну, высокий, атлетического сложения. Короткая стрижка. Темная куртка или пальто…

– Ясно…

И вдруг в мозгу Дениса будто молния сверкнула! Курбатов привязывал все к убийству – и машину, и ее хозяина, и принадлежащий ему «клыч». А это было ошибкой. Потому что вначале надо привязать подозреваемого к машине!

Денис сразу вспомнил водителя Ларионова, как бишь его?.. Самойлов. Знаток оружия, черный нож так и летал в ловких руках… «Кое-что умею по мелочам…» Конечно, умеет! Наверняка и сам бывал в «горячих точках», и в специфических кругах ветеранов локальных войн обретается много лет. И наверняка имеет собственный пуштунский клыч!

– Я думаю, что Виктор говорит правду, – сказал Денис. – Ларионов здесь ни при чем.

– Как это понимать? – опешил Курбатов.

– Отпускайте понятых. Завтра, если хорошо сработаем, в вашем кабинете будет сидеть новый подозреваемый. Куда более интересный… Я потом объясню.

Курбатов сузил глаза. Он был недоволен.

– Что значит потом?

– Когда вы мне назовете фамилию любовника Веры.

– Нет, – медленно проговорил Курбатов. – Я попросил тебя помочь – это так. Попросил помочь в святом, как считаю, для нас деле. Но больше торговаться я не стану.

– Это не торговля. Любовник Веры мне нужен не для сведения личных счетов. Это касается дела, которое я сейчас веду по линии Конторы. И оно тесно связано с убийством Тани. Думаю, здесь наши интересы переплетены в один крепкий узел.

Курбатов ничего не сказал и вышел из кабинета. Вскоре Денис увидел через окно, как разворачивается и отъезжает зарешеченный «уазик».

Уверенность надо превратить в доказательства!

Он поставил кипятиться чайник, включил компьютер и полез в сейф. Открыл секретное отделение. Если обшарить его, даже при свете фонаря, то ничего не найдешь. А если поднять руку и провести по «потолку» – то найдешь нечто плоское, прикрепленное к некрашеной стали скотчем. Точно так же его прятал покойный Синицын, вернее тот, кто выдавал себя за Синицына.

Заперев сейф, Денис вставил диск в узкую щель. Дисковод загудел, сухо щелкнул монитор, на экране появилась знакомая заставка. Инструкцию об управлении лазерной установкой составлял лично Лохманенко. Она не размножалась и не передавалась в секретную часть «Прибора». Если она есть на диске, значит, круг возможных источников сужается до конкретного человека. И это уже доказательство. Пусть одно, и косвенное, но доказательство.

Денис выбрал меню «Текст / Основные принципы управления» и стал листать страницы, многие из которых успел заучить наизусть. Руководство, без сомнения, составлял сам Лохманенко. И, надо отдать ему должное, составил толково. Филологически текст был безупречен, на твердую пятерку. Чертежи, рисунки и схемы появлялись именно там, где были необходимы. Денис буквально чувствовал в руках короткий штурвал системы наведения, два ряда спрятанных под предохранителями кнопок – под средними и безымянными пальцами… Если цель перемещается достаточно быстро, средний палец правой руки отщелкивает предохранительный колпачок над кнопкой включения автоматического наведения и легонько надавливает ее в течение трех секунд. На обзорном стекле, куда проецируются показания приборов, зажигается желтый огонек: теперь система сама ведет цель. Затем на месте желтого огонька вспыхивает красный: цель захвачена и находится в пределах досягаемости. Остается только откинуть колпачок на торце правого «рога» штурвала и нажать кнопку активации боевого лазера. Короткий, в сотую долю секунды, и мощный, как солнечный протуберанец, импульс вырывается из недр установки, уничтожая все на своем пути… И все. Погрешность минимальная, меньше трети процента, так что, когда большой палец будет снят с кнопки, от цели наверняка останется либо горстка серого пепла, либо куча искореженного металла. Проще, чем убить компьютерного монстра в игрушке «Doom». Но это в теории. Проверить лазер на практике Денису, скорее всего, не удастся никогда.

И это вызывало в нем не то чтобы досаду, а прямо-таки детскую обиду. Он двадцать четыре часа в сутки делает все возможное, чтобы не дать этому чудо-оружию попасть в чужие руки и обернуться против своих соотечественников, он даже во сне продолжает бродить по коридорам «Прибора», разговаривать с сотрудниками в белых халатах, убеждать, стращать, вытягивать слово за словом, он следит за приземистой фигурой, увенчанной головой, похожей на гнилую картофелину, он бежит за ней и догоняет, пытаясь вырвать из цепких лап короткий, обтянутый черной кожей штурвал… Но если он и увидит боевой лазер в действии, то только по телевизору, да и то лет через пять-десять, когда он будет полностью рассекречен. И где справедливость, спрашивается?

Но обижаться – себе дороже. Денис вышел в общее меню и выбрал команду «Технология / Материалы». Лохманенко, отвечая на вопрос об этом диске, оговорился, что он был заказан специально для Министерства обороны и никаких особо секретных сведений не содержит. Окончательный ответ по этому поводу дадут эксперты, но сейчас Денис и сам видел, что Лохманенко хитрит – иначе зачем было занимать двести сорок килобайт описанием технологического процесса изготовления какой-то крохотной линзы для системы удержания луча? Неужели генералам из Минобороны это интересно? Да уж вряд ли.

– Не помешал?..

Денис поспешно закрыл файл.

Снова Курбатов. Не дожидаясь ответа, он прошел к Денису и выключил выкипевший электрочайник, в котором уже трещал и постреливал раскаленный асбест.

– Техника безопасности, – сказал он без тени улыбки и сел.

Денис выключил монитор.

– Его фамилия Лохманенко, – без долгих предисловий сказал Курбатов. – Игорь Борисович. Начальник отдела конверсионных проектов. Его машину часто видели припаркованной на ночь у ее подъезда, а его самого видели выходящим из ее квартиры. Встречались, судя по всему, два-три раза в неделю. Это все, что я знаю. Я бы мог рассказать тебе о нем и более подробно, но для моего дела Лохманенко не представляет большого интереса, поскольку два с небольшим месяца назад они прекратили отношения. Видимо, в связи с появлением у нее нового партнера. То есть тебя.

Денис и сам не знал, удивился он он или нет. Он просто рассмеялся. На «Приборе» работает три с половиной тысячи человек, из них две с половиной тысячи – мужчины, среди которых Лохманенко самый отталкивающий тип. Безусловный чемпион по отталкиванию. Он даже не рассматривался Денисом в качестве кандидатуры на пост любовника, это было бы до неправдоподобия смешно… Водевильный сюжет начала прошлого века. Отсмеявшись, Денис замолчал. Валерия в объятиях Курлова. Вера в объятиях Лохманенко. Это что – преследующий его злой рок? Или в этом есть какая-то унижающая его логика?.. Или это просто правда жизни?

И тут его осенило. Диск. Вот то общее, цементирующее, что есть между Верой, Лохманенко, Синицыным… И им самим. Братство диска. Это то, что нужно было Синицыну от Лохманенко, это то, что нужно было Лохманенко от Веры, это то, что нужно было Вере от него, Дениса. И все становится на свои места. Но в этом хреновом Братстве есть еще как минимум два «брата»: водитель Самойлов, который убирает неугодных, и неизвестный Мистер Икс, из-за которого и заварилась вся эта каша с диском. Основной заказчик.

Курбатов с любопытством смотрел на Дениса, потом взял пустой чайник, вышел в туалет, вернулся с полным чайником и включил его в розетку.

– Итак? – сказал он.

– У нас с вами гораздо больше общего, чем я предполагал раньше, – сказал Денис. – И чем вы предполагаете сейчас. С этой минуты, хотим мы или не хотим, нам предстоит работать вместе. Как одной команде… Вы знали, что Ларионов практически не водит машину сам, а пользуется услугами личного водителя?

– Нет, – буркнул Курбатов.

– Самойлов Александр Гаврилович. Высокий. Атлетичный. И гораздо моложе Ларионова. Понимаете?

Курбатов полез за новой сигаретой. Он понял.

– Журналист, говорите? – усмехнулся Ларионов, рассматривая удостоверение Дениса. – Любите поджаристое, с корочкой?.. Что ж, хорошая «корочка».

Он вернул удостоверение и хотел было по привычке закинуть ногу на ногу, но помешали передние сиденья.

– У вас в «Волге» просторнее, – сказал Денис.

– Пожалуй, – раздраженно согласился Ларионов. – Так что же дальше? Мы долго будем здесь сидеть?

– Сейчас придет мой коллега, и мы вас отвезем. Скажите, пожалуйста, вы видели у кого-нибудь еще такой же клыч, как у вас?

Ларионов пожал плечами.

– Это достаточно редкая вещь. Но у меня их было два. И один я подарил Саше Самойлову, он тоже большой любитель оружия.

У Дениса закипело под ложечкой, но вида он не подал.

– Кстати, где ваш Саша? Почему он не привез вас сюда на вашей просторной «Волге»?

– У него мать заболела, – сказал Ларионов, соскребая пальцем корочку льда с внутренней поверхности окна. – В деревне. Я его отпустил на недельку.

Наконец из прокуратуры вышел Курбатов, уселся на водительское сиденье и завел двигатель. Пробормотав: «Ну и холодина!..» он подул на озябшие пальцы, включил передачу и выехал со стоянки.

– И о чем вы договорились? – спросил он.

– Самойлов в деревне, у матери, – сказал Денис. – Если Иван Андреевич ничего не напутал.

– А что за деревня? – спросил Курбатов.

– Борисов Гай, – сказал Ларионов. – Тридцать пять километров по Московскому шоссе. Улица Красная, дом шесть.

– Думаешь, не врет Иван Андреевич? – Курбатов повернул голову к Денису.

– Странно, конечно, – сказал Денис. – Самойлов убивает следователя прокуратуры, а потом вдруг у него заболевает мать в Борисовом Гае. И Самойлов исчезает.

– В самом деле странно, – согласился Курбатов. – Что-то здесь не так. Я думаю, может, мы с тобой погорячились, решив подвезти Ивана Андреевича домой? Может, ему нужно вовсе не домой? Может, ему нужно в СИЗО?

– Только не надо ломать передо мной комедию, – сказал Ларионов. – Остановите машину, я доберусь сам…

– Ломать не строить, – съязвил Курбатов. – А самому вам теперь не положено. Знаете, почему я задержался? Подписывал у прокурора согласие на ваш арест. Бумага лежит у меня в кармане, осталось в суд заехать и печать поставить. Если вы добровольно не согласитесь помочь следствию.

– Хорошо. – Лицо Ларионова дернулось. Он выпрямился на сиденье. – Тогда везите в тюрьму.

Курбатов пожал плечами, чуть притормозил и заложил крутой вираж, переехав разделительную линию.

– Отвезти вас в СИЗО не проблема, – сказал Денис. – Проблема в том, чтобы вам потом оттуда выйти.

– Представьте ситуацию, – подал голос Курбатов. – Мы не находим Самойлова. В деревне его, конечно, нет. И нигде нет. На всем белом свете. И все, что мы имеем – это ваша машина с вашими номерами, вы сами да показания единственного свидетеля. И тогда мы из вас выжмем все, что можно.

– У меня алиби, – мрачно напомнил Ларионов.

– Да хоть сто алиби. Никто не собирается вешать на вас чужое убийство. Но соучастие посредством обеспечения транспортом – пожалуйста…

– И предоставление следствию намеренно ложной информации, – добавил Денис.

– Я сказал все, что мне было известно, – проговорил Ларионов. – Больше ничем помочь не могу. Если хотите меня арестовать – валяйте. Только сперва предъявите ордер. И везите, куда хотите…

– А мы уже приехали, – сказал Курбатов, останавливая машину у обочины. – Это, если не ошибаюсь, гастроном, где вы отовариваетесь. – Про-дук-ты, – по слогам прочитал он вывеску. – Красивое название. Вы даже не представляете, как оно прекрасно звучит. И как замечательно покупать продукты в магазине. Какие захотите и в любое время. Но сто метров до дома вам придется пройти пешком.

Ларионов удивленно глянул в окно.

– То есть вы… – неуверенно проговорил он.

– Идите, – сказал Денис. – Никто вас пока задерживать не станет. Будем надеяться, что вы нас не обманули.

– И не забудьте поблагодарить за то, что подвезли, – добавил Курбатов.

Сверкнув глазами, Ларионов вышел из машины.

– Обошлись без благодарностей, – хмыкнул Курбатов.

Он достал из кармана затрезвонивший мобильник.

– Ну что?.. Ага. Я так и знал. Ладно, бригада прослушки сейчас на перехвате, думаю, в ближайшие полчаса что-то прояснится. До связи.

– Это Бусыгин с собровцами. Дома у Самойлова никого нет, – сказал он Денису. – Мусорное ведро пусто, холодильник отключен. Ушел тихо, спокойно. И надолго. Может, спугнул кто? Или – почуял?..

– Не знаю, – ответил Денис. – Перестраховывается. Он же знает, что Виктор его видел у подъезда…

– Ага, вот и они. – Курбатов показал на старенькие зеленые «Жигули», медленно двигающиеся по встречной полосе. – Сейчас узнаем последние новости.

Они вышли из машины. Курбатов махнул рукой, «Жигули» остановились. На заднем сиденье сидел тучный пожилой мужчина в штатском, на коленях его лежал раскрытый ноутбук, рядом – какое-то устройство, внешне напоминающее наладонный компьютер, из ушей свисали черные макаронины проводов. Спереди – водитель в зимнем кепи. Это и была «бригада прослушки». Когда дверца открылась, толстый приложил палец к губам и кивком указал Денису, чтобы садился рядом, – только тихо.

Курбатов уселся с водителем. Повернувшись к толстому, он постучал себя по ушам. Толстый достал откуда-то еще две ушные капсулы, одну протянул Курбатову, другую – Денису. Они были соединены довольно коротким проводом и, чтобы воткнуть свою капсулу в ухо, Денису пришлось наклониться ближе к переднему сиденью.

– …лет тридцати. Обычный придурок офисный. Осмотрел нас всех, говорит: нет, никого не узнаю. Следак копытом бить начал: смотри внимательнее, не отвлекайся! И чуть не в меня ему пальцем тычет. А тот знай свое: никого не знаю. Потом посадили меня в машину, давай про тебя спрашивать. Что ты, да где ты… Убийство какое-то… Слушай, что вообще за кипеж ты там поднял?

Это был голос Ларионова, удивительно четкий и близкий, не искаженный помехами. Ему ответил другой голос:

– Никакого кипежу, Андреевич. Все пучком. Что-то напутали в своей ментовской картотеке, вот и уссыкаются. Вы ж меня знаете…

– А почему этот придурок говорит, что видел в четверг ночью мою машину у своего подъезда? Ты ведь тогда гонял ее к Стасу, ремни менял, а? Или я чего-то не понимаю?

– Да все правильно. Машина ваша стояла у Стаса в гараже, сто пудов. Если хотите, я со Стасом поговорю… Он нормальный мужик вроде, не дурак… Но всякое бывает. Может, дал по пьяне кому-то покататься… Я потолкую с ним, Андреевич, чесслово. А вы не парьтесь особо…

Денис скосил глаза на «наладонник». Маленький, чуть побольше игральной карты экран был разбит на квадраты и напоминал монитор навигационной системы автомобиля с электронной картой. Правда, что именно на этой карте было изображено, Денис не успел понять. Толстый, который тоже не отрываясь смотрел на экран, постоянно подкручивал пальцем шарик трек-бола, и изображение прыгало и смещалось.

– Я уж как-нибудь сам решу, париться мне или не париться, – сухо ответил Ларионов. – Как там мать?

– Ничего, спасибо.

– Кстати, я сказал следователю, что ты гостишь у нее. Извини, но лишних неприятностей мне не нужно.

– Все правильно, Андреевич. Не извиняйтесь. Приедут, потолкуем, и все недоразумения сразу утрясутся. Кстати, она зовет меня, так что…

– Ладно. Только без глупостей.

– Не беспокойтесь.

Толстый щелкнул какой-то клавишей и резким движением выдернул капсулу из уха.

– Угол Газетного и Тельмана, – сказал он неожиданно тонким писклявым голосом. – Плюс-минус квартал, точнее не скажу. Сергей, карту!

Водитель достал из-под козырька сложенную в несколько раз карту города и, как-то так ловко махнул ею, что она, сразу развернувшись, легла ему на колени.

– Вот! – пропищал толстый. Он привстал, протиснул между передними сиденьями бревноподобную руку с карандашом и очертил небольшой кружок на карте. – Дома восемьдесят второй, восемьдесят четвертый, восемьдесят шестой по Газетному, и сто семьдесят седьмой, сто семьдесят девятый и сто восемьдесят первый по Тельмана. По-моему, там весь угол развалили – стройка.

– Тем лучше.

Курбатов уже связался с Бусыгиным и диктовал координаты, повторяя за толстым.

– Сперва все кафешки, магазины и автостоянки, какие есть в квадрате! Копию фото тебе передали?.. Действуй. Я пока свяжусь с ГУВД, они прозвонят, нет ли там квартиры у кого из родственников. Давай.

– Вот тебе и деревня Борисов Гай… – сказал Денис.

– Какая еще деревня? – хохотнул толстый. – Парень за две автобусные остановки отсюда! Во как надо пудрить мозги начальству!

Самойлов сидел в семьдесят девятом доме, в квартире бывшей жены. Когда к ним позвонила соседка с просьбой одолжить немного постного масла, дверь открыла жена. Она только успела увидеть белое соседкино лицо, и тут же рот ей закрыла ладонь в жесткой перчатке, а с лестничных маршей в квартиру хлынули автоматчики. Самойлов курил на балконе, выходящем на улицу Тельмана. Он наверняка что-то почуял, потому что успел перебраться на балкон нижнего этажа, – там предусмотрительный Бусыгин оставил автоматчика. Если бы не трижды вложенный ему в уши приказ Бусыгина работать бесшумно, автоматчик снял бы Самойлова одной короткой очередью, благо слух о том, что объект замешан в убийстве работника органов, уже циркулировал среди собровцев. Но приказ есть приказ.

Самойлов передвигался с обезьяньей ловкостью. Автоматчик увидел мелькнувшие в проеме рамы ноги в тренировочных брюках, а в следующую секунду раздался звон разбитого стекла, и Самойлов – целый, без единого пореза, – уже стоял, оглядываясь, на балконе. Автоматчик успел втиснуться в угол между стеной и телевизором и оставался невидимым для пришельца. Тот легко вышиб двойную дверь, ведущую из балкона в комнату. Внутренняя створка, удержавшаяся лишнюю секунду на нижней петле, прочертила в воздухе дугу и упала на автоматчика. Тот невольно дернулся. Самойлов среагировал молниеносно – даже спинной мозг собровца не успел дать нужную команду, как автомат оказался в руках Самойлова, а его кулак врезался бойцу в подбородок. Тело собровца обмякло и сползло на усеянный осколками пол. Но из прихожей уже орал подоспевший Бусыгин:

– На пол, сука! Стреляю! – Он держал пистолет двумя руками и каждому было ясно: сейчас грянет выстрел.

Самойлов уронил автомат, пружинисто повернулся обратно к балкону… Но тут тяжелый ботинок с сокрушительной силой врезался ему между лопаток. Клацнули зубы. Спина Самойлова выгнулась, он взмахнул руками и рухнул на пол. Бусыгин в азарте, для верности, припечатал его несколько раз прикладом – за родину-мать, за органы, за сержанта, валяющегося на разбитом стекле…

Потом его обыскали. Под брюками, на лодыжке, нашли два метательных ножа в чехле. Между лопатками висел необычный, с зубчатым клинком нож – пуштунский «клыч». Даже без экспресс-анализа можно было определить, что клинок недавно пил человеческую кровь.

– Опытный, сука! – со смесью ненависти и уважения сказал Бусыгин.

В себя Самойлов пришел уже в СИЗО.

– Тошнота, головокружение? – спросил его мужчина в накинутом поверх свитера халате. Он несколько секунд близоруко вглядывался в лицо задержанного, потом распрямился и встал. – Броня крепка, жить будет…

Он негромко прокашлялся и вышел из камеры. С Самойловым остались двое – холеный тип в пиджачной паре, лет сорока с лишним, и другой, помоложе и попроще. Второго Самойлов где-то видел раньше, но не мог вспомнить, где именно. Страшно болела голова, язык распух и занимал, казалось, все пространство между верхним и нижним небом.

– Говорить можешь? – спросил холеный.

Самойлов прикрыл глаза.

– Ничего, жить захочешь – научишься. Над тобой, Самойлов, вороны хороводы водят. А когда переведут в общую камеру, они от тебя по кусочку отщипывать начнут. Так что думай. Или молча помрешь иудой, или будешь говорить.

Назавтра эти двое явились снова. Самойлов наконец вспомнил второго – журналиста, который приезжал как-то к его шефу, ножами интересовался. Теперь этот интерес стал для него более понятен и прозрачен, что ли. Он решил, что органы пасли его весь последний месяц, а то и больше… и, когда ему объявили, в чем он обвиняется, Самойлов «лопнул», «пошел в сознанку», «раскололся до самой жопы», – можно выбрать наиболее понравившийся термин для обозначения того состояния, в котором он находился.

В срочную он служил в Чечне, в разведбате, где первый раз на законном основании пролил кровь другого человека. В отличие от большинства сослуживцев процедура не вызвала у него ни приступа рвоты, ни угрызений совести, ни отсутствия аппетита. Замкомвзвода «контрабас»[6] Коля Змейкин, по прозвищу Змей, заметив стойкость новобранца, взял его под свою опеку и привил вкус к убийству.

Змею было далеко за сорок. Среднего роста, худощавый, Коля не отличался физической силой, но почему-то все в подразделении его боялись. Все свободное время он метал ножи, штыки, топоры и саперные лопатки, кромсал манекены, если была возможность – стрелял, причем не просто так, а с вывертами: с бедра, из-под руки, из-под колена, из-под мышки назад, с плеча назад через зеркало.

– Ты имей в виду, – втолковывал он подопечному, поигрывая штыком от старого АК. – Человек только тогда силу имеет, когда другого человека завалить может. Но таких немного находится. У всех очко жим-жим делает, кишка тонка оказывается. Этому учиться надо. Мы в Афгане специально тренировали салабонов, да били их смертным боем, коль отказывались: если они убивать не будут, то «духи» нас поубивают! И здесь так же: не стрельнешь первым, тебе в мозги засадят!

Логика старшего товарища казалась молодому бойцу обоснованной и убедительной. Змей научил его смертельным ножевым ударам: через ключицу и в подмышку; научил бросать нож.

– Белое оружие любить надо, – говорил он, любовно поглаживая клинок своего штыка. – Какое «белое»? Да холодное-то. Им валить человека сложней, чем из «горячего». Тут все сам делаешь: рукой, силой, нервами…

Молодой Самойлов старательно осваивал новую для себя науку и оказался хорошим учеником. На той стороне было немало любителей отрезать головы русским солдатам под видеозапись. Этим хвалились, кассеты подбрасывали товарищам казненных… Тогда удары через ключицу и подмышку были отработаны на десятке захваченных боевиков. После этого зверства прекратились.

– Видишь, понимают! – сказал Змей. – А другого языка не понимают.

Отслужив срочную, Самойлов завербовался по контракту. А демобилизовался уже профессиональным убийцей. Без сертификата международного образца, но отмеченный черной гербовой печатью смертоносного таланта. Он прибился к кругам ветеранов «горячих точек», но разговоры и обсуждение давно минувших дел его не устраивали, поэтому большой активности в новой среде он не проявлял. Устроился в охранное агентство Ларионова: сперва рядовым охранником, потом дослужился до уровня личного телохранителя. С шефом сложились хорошие отношения: было много точек соприкосновения интересов – он хорошо знал оружие и неплохо владел ножом. Ларионов ему полностью доверял, что было немаловажно. А глубоко спрятанные навыки и пристрастие к крови Самойлов спрятал еще глубже.

Несколько лет назад неожиданно объявился Змей. Он подсел на наркотики и здорово сдал, но предложил использовать специфическую подготовку для хорошего заработка, познакомил с каким-то парнем, похожим на суслика, и на вид вполне добродушным.

– Это… короче, называй его Ежик. Можешь ему доверять. Полностью. Ты мое слово знаешь!

Самойлов знал, поэтому вопросов у него не было. Он кивнул.

– А это… Ежик, дядя Сэм. Можешь ему полностью доверять.

– Нет вопросов! – бодро сказал Ежик.

– Дело такое, – продолжил Змей. – Сейчас много всяких гадов развелось, которые людям жить мешают. Деньги вымогают, за глотку берут, чужих жен трахают, долги не отдают, да мало ли что там еще… Закона сейчас никто не боится. Короче, нарываются на пику, да не каждый-то пику засадить может. Потому ищут людей, которые на это способны, и готовы им щедро заплатить. Понял, к чему я речь веду?

– Понял, не дурак…

– Ну и что решаешь?

Самойлов согласился, и жизнь бывшего разведчика оживилась, заиграв любимыми красками. Его официальная работа приносила неплохой, но главное – стабильный доход, который позволял не суетиться, а спокойно ждать заказа.

Конспирация соблюдалась полная.

В театральном парке, в здании полуразрушенного, а когда-то очень популярного Зеленого театра, есть пивбар «Атаман». Пиво там самое свежее, цены не самые низкие, барменши молодые и нестрашные, и Самойлов иногда заходил туда пропустить бокал-другой. На Магистральном проспекте открыт элитный пивбар «Холстен». Здесь семь сортов пива, и картошечка, и рыбчик, и шемайка… Сюда тоже заглядывал дядя Сэм. И еще были места, где неплохо отдохнуть за бокалом пива или чашечкой кофе. И во все Самойлов изредка забредал.

Сперва Ежик звонил ему на «трубу» и назначал время и место. В условленный день и час подходил какой-нибудь мальчик, старичок-пенсионер или бомж и передавал конверт. В конверте фото, имя заказанного и адрес. Бумаги уничтожаются, курьер получает полтинник за услуги и, довольный, отправляется восвояси. Если, конечно, ему не придет в голову вскрывать конверты, как пришло двум бомжарам…

Для выполнения заказа дяде Сэму требуется не больше недели – если, конечно, объект находится в пределах области. О выполнении работы Ежик узнавал по своим каналам, звонил и называл определенное место и время – это могла быть камера хранения на вокзале, либо урна на окраине парка, либо почтовый ящик в подъезде. Туда Ежик кладет пакет с гонораром, дядя Сэм приходит и забирает. Вот и вся схема.

За пять лет выполнил девять заказов. Из них за последний месяц четыре – вот поперло, так поперло. Вначале одинокий пролетарий, без квартиры и денег. В общежитии обретался. Странный заказ. Убрать, обыскать, забрать компьютерный диск.

Дядя Сэм надел рабочий комбинезон, пришел с парой бутылок в общежитие, выпили с Синицыным помаленьку. Странный пролетарий: лексика нерабочая, и манеры. Но это не имело значения. Заказ он выполнил, но диск не нашел. Обычно спокойный Ежик был очень недоволен.

Вскоре Ежик позвонил опять. Заказ на сей раз оказался серьезнее – госчиновник Дмитрий Рогов, видная шишка в городской иерархии. Дядя Сэм следил за ним четыре дня, сканером перехватил звонок: тот договаривался с девушкой о встрече на даче. Приехал к «Виражу», перемахнул через забор, завел разговор, улучил момент и засадил нож в ключицу. При всем величии и значительности Рогова, он умер мгновенно, так же, как пролетарий Синицын. Потом сел в его наглухо затонированный «Хаммер», вернулся в город и бросил машину на заправке.

А с женщинами было по-другому, в пожарном порядке! Звонок, адреса, фамилии: Лопатко Татьяна Леонардовна, Седова Вера Алексеевна… И исполнение в ту же ночь и на следующий день.

– Еще что? – спросил молодой следователь.

– Все.

– А бомжи?

Дядя Сэм поморщился.

– Это не заказ. Чего их считать… Не лезли бы куда не надо, так бы и ковырялись в помойках…

– Еще что? – настойчиво спросил Денис. Он и сам не знал, откуда взялась такая настойчивость.

– Да ничего реального… Ежик мне еще один заказ кинул. Мужик молодой. Но тут уже стрем пошел, не до заказа было…

– Рассказывай все, не ломайся! – приказал холеный напарник молодого. – Когда, где, какой мужик?

– Да одновременно с бабами. Я после той, первой, его у дома поджидал. И ночью, и утром. Только он не вышел. Тогда я вторую исполнил. А потом спрятался: не война ведь, по три человека в сутки валить…

– Как мужика звали? Адрес какой? Что ты кота за яйца тянешь!

Самойлов на миг задумался.

– Петровский Денис. Максима Горького, двести четырнадцать, квартира пятнадцать.

Старший следователь Курбатов ошарашенно замолчал. У следователя Петровского выступил пот на лбу. Он выпал в осадок.

Так вот как это было! Вера сделала звонок, наверняка короткий, без рассуждений. Что-то типа: «Он отказался. Кажется, все рассказал Татьяне Лопатко. Мы сейчас у нее. Адрес…» Одним звонком она поставила под прицел сразу две жизни. Только судьба заменила жизнь Дениса на ее собственную…

Денис откинулся на спинку стула, как боксер, пропустивший удар и находящийся в нокдауне. Но Курбатов оправился и продолжал допрос.

– А как ты вошел в комнату к Синицыну? Как проник на дачу Рогова?

– Так меня Ежик научил! Я сказал, что меня этот прислал… Игорь Борисович!

– Кто?! – вскинулся Денис.

– Игорь Борисович.

Молодой следователь и его старший коллега многозначительно переглянулись.

– А кто вам звонил? Вы уверены, что во всех этих случаях разговаривали с одним и тем же человеком? – спросил молодой следователь. – С этим Ежиком? Может быть, и Игорь Борисович с вами говорил?