Плазмоиды Палий Сергей

Глава первая

Колючая проволока только издали кажется неопасной и легкой преградой. Но стоит впопыхах запутаться в ней, подобная иллюзия рассыпается в прах.

К примеру, тонкая и безобидная на вид «путанка» оплетет вас, словно плющ, не давая вырваться. И чем больше вы будете дергаться, тем прочнее она будет схватывать конечности. А вот проволока марки «Егоза» не станет сдерживать – это выше ее металлического достоинства. Она просто-напросто исполосует ваше тело в кровавый фарш.

Перед входом в побочную трубу отводного коллектора была натянута обычная колючка с ржавыми, не особенно острыми завитушками из стальной проволоки. Кто же мог предположить, что она под напряжением…

Максим отшвырнул арматурину, прислонился спиной к покатой железобетонной стене и помотал головой. Ток, на его счастье, был пропущен несильный, скорее чтобы отпугнуть диких зверей, чем препятствовать человеку.

– Пурумкнуло? – деловито спросила Ветка, топая сапожком по луже.

– Слегка. Ты в порядке?

– Ага. Только рюкзачок давит уже.

– Нужно потерпеть, – поправляя лямочки на плечах дочки, сказал Долгов. – Сейчас заберемся поглубже, чтобы не замерзнуть ночью, и будем кушать.

– Опять кильку?

– Опять, Вет. Пока ничего больше нет. Но ведь килька на этот раз в соусе из выжатых помидорчиков.

– Правда? – оживилась девочка. – Как здорово! А то в томатном соусе она мне ужасно надоела!

Маринка вытащила из-под нижней нити колючки сухую палку, позволяя проволоке распрямиться и принять исходное положение, сбросила рюкзак и уселась рядом с мужем.

– Если мы не найдем транспорт в течение ближайших суток, то опоздаем к точке сбора, – устало проговорила она.

– Нам нельзя выходить на дорогу. Или военные выследят, или плазмоиды пометят.

– Тогда мы опоздаем.

– Значит, опоздаем. Ребята подождут.

Маринка вздохнула и, приподняв руку Максима, нюхнула его подмышку. Сморщилась.

– Как в хлеву родился.

– Расслабься, – усмехнулся он, слизывая грязный пот с верхней губы и сплевывая перед собой. – Сейчас в глубь коллектора уйдем, там я смешаюсь с запахом окружающей среды.

– Пап, плеваться – нехорошо, – нравоучительно заметила Ветка, дунув снизу вверх на свою темную челку.

– Согласен. Доставай рубероид, дочка.

У Ветки в рюкзачке лежали самые легкие вещи из их походного арсенала: алюминиевые кружки, несколько упаковок сухого спирта, запасные коробки спичек, аптечка и лоскуты рубероида для факелов.

Батарейки в фонарике приходилось беречь для экстренных случаев…

Максим взял из ручонок дочери несколько пупырчатых смолянистых полосок и плотно обмотал ими один конец арматурины. Извлек из кармана бензиновую зажигалку и подпалил в нескольких местах. Красноватое пламя нехотя осветило бетонные стены, и горячие искры полетели в разные стороны с трескучим звуком.

– Можно я понесу, пап? – тут же возникла Ветка. – А ты рюкзачок мой возьмешь.

– Хитрая, – улыбнулся Максим. – Ну на, держи.

Ветка взяла обеими рукавичками самодельный железный факел и тут же чуть не уронила его в слякоть. Долгов был готов к этому: он успел подстраховать дочку, ловко подхватив арматурину.

– Тяжелый, – нахмурившись, констатировала Ветка.

– Давай все-таки я потащу? – невинно предложил Максим.

– Тащи, – согласилась она. – Только не урони. А то – пурумкнется и затухнет.

– Потухнет, – поправил Долгов, вставая и набрасывая на зудящие, растертые до кровавых мозолей плечи большой рюкзак.

Ветка несколько раз топнула по луже сапожком и взяла отца за руку. Маринка подошла сзади и поправила ей шарфик.

– Двинулись, – скомандовал Максим. – Уже кушать хочется.

– Раз на входе проволока под током, значит, здесь кто-то обитает, – резонно предположила Маринка.

– Будем надеяться, что этот «кто-то» окажется дружелюбен.

– А мне завтра пять годиков уже ипсо… исполнится, – невпопад ляпнула Ветка. И с детской непосредственностью спросила: – Мы домой поедем праздновать? Уже столько много дней дома не были… Это все из-за войны, да?

Максим с женой украдкой переглянулись.

– Нам пока нельзя возвращаться домой, я тебе уже объяснял, – сказал Максим. – Вот улетят огненные шары, тогда и…

– Но день рождения – это праздник, – настырно перебила Ветка.

– Конечно. Будем отмечать на природе, – сглотнув комок, проговорила Маринка.

– А тортик? – Ветка требовательно подергала мать за дубленку. – Где мы здесь возьмем тортик?

– Нужно идти, – вздохнул Долгов, двинувшись в глубь темного зева коллектора и потянув дочку за собой. Он слегка прихрамывал на правую ногу – рана, полученная при бегстве с поезда месяц назад, еще не до конца зажила. – Придется обойтись без тортика.

– Это не честно! – прогнусавила Ветка, семеня за отцом. – И вообще… Надоело по колодцам ходить… Я устала. Хочу пать в кроватке. Посопеть, посопеть и запнуть в подушках. Как бурундучок.

– Но зато – это настоящее путешествие! – постарался сменить тему Максим.

– Тогда понеси меня на плечах, как вчера!

– Нет. Я тоже устал. Будешь хорошо вести себя – завтра понесу.

– Не честно, не честно, – упрямо повторила Ветка.

– Еще как, – прошептала Маринка. – Еще как все это не честно.

Факел нещадно коптил и постреливал искрами. Труба плавно изгибалась, уходя вправо. На этот раз им повезло: диаметр оказался достаточным, чтобы не пригибаться, а идти в полный рост. По сторонам каждые метров пятьдесят попадались зарешеченные ответвления, в которых негромко журчала вода. На стыках бетонных тубусов вскоре стал появляться мох и какая-то бурая плесень – становилось теплее.

Неожиданно впереди послышался кашель, разнесшийся по тоннелю гулким эхом.

Ветка взвизгнула от неожиданности, а Максим встал как вкопанный и вгляделся в полумрак. На подсвеченных дрожащим светом факела ящиках плясали кривые тени.

– Есть кто? – крикнул он, поправляя чехол с охотничьим ножом на поясе.

За ящиками скользнула фигура. Долгов сразу не смог разобрать, человек это был или зверь. Он напрягся и отодвинул испуганную Ветку за себя, оставляя ее на попечение Маринки.

– Эй! Мы не хотим никому мешать! Ищем ночлег!

Фигура за ящиками затаилась.

– Мы не меченые, – сказал Максим, доставая нож.

Громыхнуло. Вновь коротко взвизгнула Ветка…

Бросок не увенчался успехом. Человек, напавший на Долгова, по всей видимости, был никудышным бойцом…

Он выскочил из полутьмы, свалив несколько ящиков, и попытался сбить Максима с ног, но споткнулся и чуть было не напоролся на острое лезвие. Борьба продолжалась не более трех-четырех секунд: Долгов ударил нападавшего наотмашь по челюсти и толчком отбросил его к стене. Факел упал на пол, сыпанул искрами и едва не погас – Маринка успела его подобрать.

– Убирайтесь, – с ненавистью в голосе прохрипел человек, отползая в сторону. – Больше вы не получите курей.

Одет он был в мешковатую куртку с оторванным рукавом, ватные штаны и серые валенки. Лет сорока или постарше, с четко наметившейся лысиной и длинным уродливым шрамом от левого виска до подбородка – через всю щеку. Глаз не было видно – он прикрыл веки. Вероятно, хорошенько приложился затылком о стену во время короткой схватки.

– Ты, наверное, неправильно понял меня, брат, – сказал Максим, поднимая нож и убирая его в чехол. – Нам не нужна еда. Моя жена, дочь и я всего лишь хотели переночевать здесь. А завтра утром уйти.

Мужчина вздохнул. Отполз еще немного в сторону.

– Мы не меченые, – добавил Максим.

– Зато мы… – Человек осекся и наконец поднял веки.

Долгов невольно отшатнулся. Маринка тоже отступила на шаг, увлекая за собой притихшую Ветку.

При слабом свете факела метка была особенно хорошо заметна. Расширенный зрачок правого глаза явственно мерцал мутно-янтарным кругляшком, а от него по всей роговице расползлись бледные желтоватые прожилки. Пугающий взгляд незнакомца был наполнен той смесью отвращения и зависти, которую испытывают прокаженные к здоровым.

Около двух недель назад плазмоиды принялись клеймить людей очень необычным способом: впрыскивать в стекловидное тело правого глаза безвредное для организма устойчивое фосфорсодержащее соединение. Каждая такая метка отличалась индивидуальным спектром – своеобразным кодом, по которому твари могли различать людей. Сам процесс маркировки был абсолютно безболезненным: плазмоид выстреливал из себя едва заметный жгутик, и человек моментально слеп на один глаз. И с этой минуты он переставал быть для агрессоров безликой особью. Зрачок приобретал окраску, которая могла варьироваться от темно-зеленой до ярко-желтой.

Человек становился отличим от других.

По разнящимся данным за полмесяца было помечено от трех до пятнадцати процентов населения планеты.

С одной стороны, маркированные не подвергались никаким особым нападкам со стороны плазмоидов, их поведение совершенно не изменилось, они не превратились в зомби, не стали убивать себе подобных или совершать диверсий, а с другой – все понимали, что теперь эти люди стали носителями маячков, этаких бомб замедленного действия, которые неизвестно когда и, главное, как рванут. Или не рванут.

Меченые в считанные дни превратились в когорту потенциально опасных изгоев общества. Местами их просто избегали, сторонясь, словно заразных, а кое-где устраивали настоящий геноцид. Наш мир всегда был беспощаден по отношению к всякого рода отщепенцам… Вскоре дошло даже до того, что любой человек в темных очках стал вызывать у окружающих подозрения.

Намерения же плазмоидов так и остались загадкой.

То ли они пытались разделить человечество на два враждующих лагеря, то ли просто создавали систему идентификации, то ли вовсе преследовали абсолютно иные цели, понятные лишь им самим.

Максим был уверен только в одном: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы заклеймили их с Маринкой…

– Ты тут не один? – спросил он у меченого.

– Уходите, – тихо повторил тот, поднимаясь на ноги и не отводя жуткого взгляда от Долгова. – Вас здесь не примут. Простите, что напал на вас, я думал, вы из тех… Из местных, которые приходят изо дня в день, чтобы забирать наших курей. Бьют нас. Издеваются над мечеными женщинами и детьми… И хоть вы – не они, все равно уходите.

Максим дернул плечами, поправляя рюкзак.

– Снаружи стемнело. Нам нужно переночевать, поэтому никуда мы не уйдем, – твердо сказал он. – Покажи место, где здесь можно развести костер и отогреться. У меня дочь четырехлетняя…

– Завтра мне уже пять, – напомнила неожиданно расхрабрившаяся Ветка, высовываясь из-за ноги отца.

Мужчина уставился на нее, словно только теперь обнаружил, что, кроме него и Максима, рядом есть еще кто-то. Он вдруг сделал несколько глотательных движений кадыком и зажмурился. Янтарный зрачок на время потух.

Ветка снова спряталась за отца.

– Хорошо, – решительно произнес мужчина спустя минуту. И вновь умолк, будто прикидывал что-то в уме. Свет от факела высвечивал его подергивающуюся щеку, обезображенную шрамом.

– Что хорошо? – осторожно спросил Долгов.

– В этом коллекторе только одно место, где есть приличная вытяжка, чтобы устроить костер. Там, где живем мы. Мы ведь живем здесь уже неделю… С тех пор, как местные прогнали нас из деревни.

– Но ты говорил, что они сами приходят, чтобы забирать курей? – удивился Максим.

– Сволочи! – с неожиданной яростью воскликнул мужчина. – Они все – сволочи! Не плазмоиды! Люди! Плазмоиды только пускают кровь… А человек, как подлая акула, добивает жертву!

– Успокойся!

– Мы забрали своих курей, чтобы было что пожрать, а они приходят и грабят! Если бы я поблизости нашел рабочий трансформатор помощнее, то пустил бы по колючке на входе такой ток, чтобы кого-нибудь из этих стервятников спалило к чертовой матери…

Мужчина вновь замолк. В тоннеле повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием издыхающего факела и сопением Ветки.

– Веди нас в то место, где можно развести костер, – нарушил молчание Долгов. – С тобой или без тебя мы придем туда.

Мужчина чиркнул по нему исподлобья янтарным глазом и, отвернувшись, сказал:

– У тебя красивая дочь. Если бы не она, тебе бы пришлось убить меня, чтоб пройти дальше.

Он пнул тупым носком валенка ящик и пошел вперед, в темноту тоннеля.

– Ты уверен, что там будет безопасно ночевать? – подала наконец голос Маринка.

– Больше негде, – отрезал Максим, двигаясь следом за мужчиной. – Без огня мы замерзнем, а здесь действительно вытяжка плохая. Чувствуешь, как копоть от факела уже всю носоглотку забила?

– Тебе не кажется, что ты неоправданно рискуешь, Максим?

– А тебе не кажется, что Ветке пора есть и спать? Предлагаешь ночевать без костра?

– У нас есть палатка и коврики…

Долгов резко остановился и обернулся, чуть не спалив Маринке пламенем факела воротник дубленки.

– Ты хотя бы на миг можешь себе представить, что произойдет, если кто-нибудь из нас подхватит ангину или, того хуже, пневмонию?

– Мы же не…

– А вдруг Ветка заболеет? Где ты ее будешь лечить? Посреди леса в двадцатиградусный мороз?

– Заткнись! – прошипела Маринка, вскипая. – Мы договаривались: при ребенке не обсуждать подобные вещи!

– Вот и не обсуждай! – подбил черту Долгов. – Сегодня мы будем ночевать здесь, с мечеными. Разведем костер, согреемся, поедим нормально. И завтра двинемся дальше. А чтобы тебе было спокойно, я не сомкну глаз до самого утра.

– Тебе нужно выспаться!

– Перебьюсь. Разговор окончен.

Он развернулся и пошел дальше, вглядываясь в темноту, чтобы не потерять из виду спину мужчины в мешковатой куртке. Тот либо не обратил внимания на их с Маринкой оживленный спор, либо не подал виду.

Первое было бы предпочтительней.

– Знаешь, как противно быть полуслепым?

Максим резко обернулся и увидел меченого паренька, неслышно подошедшего сзади и усевшегося на бетонный брус неподалеку от их костерка. На коленке он придерживал полупустую бутылку дешевого портвейна.

– Нет, не знаю.

– Кир. – Паренек усмехнулся и глотнул из горла. – Руки, поди, не подашь?

Долгов поворошил арматуриной угли и развернулся к нему лицом.

– Почему же не подам? Меня Максимом зовут.

Ладонь у парня оказалась влажная и податливая. Только теперь Долгов понял, что он пьян в торф. От вонючего перегара защекотало ноздри.

– Портвешок я тебе не дам, – категорично заявил подросток, возвращаясь на бетонную плиту. – Вас Рубленый сюда привел, вот пусть и угощает, если у него лишнее пойло есть.

– Нам не нужно спиртное.

– Ага, все так говорят в первые три-четыре дня. А когда кашель и вшей подхватят, как миленькие к бутылке тянутся… – Он снова шумно глотнул. Сплюнул тягучей слюной прямо перед собой. – Здесь рядом городов крупных нет, только поселки. А эта здоровенная сточная канава идет от кирпичного завода. Только они там не кирпичи делают, а какое-то химическое дерьмо. Кирпичи – так, отмазка. А отходы сюда сливают…

Место, куда привел их Рубленый – мужик со шрамом на щеке, – находилось в подвальном помещении, где когда-то, по всей видимости, помещалась котельная. Теперь остались лишь несколько проржавевших до дыр труб, торчащих из стен, массивная вентиляционная решетка в потолке, наполовину разобранная будка неизвестного назначения да куски жести, из которых меченые сооружали различные предметы быта. Местные погнали их из соседней деревни так агрессивно, что они не успели даже толком собрать скарб – здоровье и жизнь все ж важней.

Всего здесь обитали человек пятнадцать.

Полуразрушенную будку меченые приспособили под курятник. Оттуда доносилось вялое кудахтанье и нестерпимо несло пометом. Рядом стояли ящики с остатками консервов, какими-то сухофруктами, банками и крупами, возле которых постоянно дежурил один из мужчин. Кто-то обязательно поддерживал костер, на котором готовили пищу, кто-то чистил единственное ружье, кто-то нянчился с малышами… А возле одной из стен этого и без того тесного помещения, освещенного светом двух маломощных ламп, тянулся желоб полуметровой глубины, по которому бесконечным потоком катились сточные воды. Грязные, дико смердящие, но теплые.

В целом лагерь меченых напоминал прибежище парий из какой-то давно забытой антиутопии.

Только вот мелькающие там и тут желтоватые, зеленые, оранжевые и салатные глаза выносили картину за пределы даже самых кошмарных фантазий…

Когда Максим с семьей вошли в это помещение, женщины заорали благим матом, дети захныкали, а несколько мужчин чуть было не разорвали незваных гостей на части. Но Рубленый утихомирил их, отвел в сторону и что-то долго нашептывал, мерцая янтарным зрачком. После этого мужчины поругались вполголоса, поспорили, но довольно быстро разошлись и принялись заниматься насущными делами, искоса поглядывая на пришедших.

Максим не решился разбивать палатку, чтобы ни у кого не возникло желания отобрать ценное снаряжение. Он достал полиуретановые коврики, один вместительный спальник для Маринки и Ветки и развел небольшой костер из остатков картонных коробок, подобранных в извилистом чреве коллектора, и припасенного хвороста. Спрашивать дрова у меченых он не стал.

Поужинав галетами и килькой в томатном соусе, Маринка и Ветка забрались в спальник и тут же заснули от усталости. Максим достал фляжку, подогрел в алюминиевой кружке воду и сыпанул туда добрую треть баночки кофе, чтобы не заснуть. Он не хотел подвергать риску жену и дочь. Вот доберутся до места встречи с Ториком, тогда и отоспится вдоволь. Уже немного осталось… Совсем чуть-чуть…

– А ты куда собрался? – спросил Кир, швыряя пустую бутылку из-под портвейна в сточную канаву. – Во Владимир, что ли?

– Куда глаза глядят. Родную Рязань разгромили, – не задумываясь, соврал Максим.

– У-у-у… Вон тебя откедова занесло. – Парень достал из-за пазухи еще одну бутылку, сорвал зубами жестяную крышечку и залпом залудил граммов двести. Прокашлялся и крикнул во всю глотку: – Рязанские просторы и вяземские горы… Чего-то там… ля-ля… пара-ра-пам…

– Хватит орать, – прошипел Долгов, глядя, не проснулись ли Маринка с Веткой.

– Ты мне не указывай, сволота немеченая…

Максим сжал зубы, но промолчал.

В будке закудахтали куры. Из дальнего угла помещения раздался сонный женский голос:

– Кир, ложись спать! Как напьется, скотина, так песни горланить принимается… Твою мать!

– Ты и есть м-моя м-мать!

– Вот и слушайся старших!

Парень тем временем уже вконец охмелел. Он завалился на бок, чуть не расшибив голову о бетон, и забубнил что-то неразборчивое себе под нос. Дешевое пойло потекло на свитер, но это Кира уже не волновало.

Максим вскинул руку и глянул на циферблат механических «Командирских». До холодного февральского рассвета оставалось еще часов семь.

Но спать никак нельзя. Опасно: мало ли что придет в голову этим отчаявшимся, гонимым людям…

Он отпил из кружки несколько глотков крепкого, несладкого кофе, подбросил более-менее сухих веточек в костер, раздул пламя.

Пламя…

Почему же именно с этой стихией связаны все беды, происходящие с человечеством в последнее время? То самозванцы-боги отбирают у нас огонь, заставляя отпрыгнуть в хаос техносредневековья. То теперь вдруг возникает доселе незаметная, но чрезвычайно могучая раса плазмоидов, которая, наоборот, обрушивает огненные лавины на города. Где же найти ответ?

Почему – пламя?

Максим глядел в тусклые угли костра и вспоминал, как однажды огонь обрушился на него всей своей безграничной, пугающей мощью. Тогда, месяц назад, в машине, которую вел бывший хирург Михаил Альберт, волей-неволей вынужденный помогать ему – усредненному человеку Максиму Долгову – добраться до жены с дочерью, чтобы не дать им погибнуть…

Плазмоид атаковал внезапно. Это было похоже на упавшее огненное небо. С невыносимым вибрирующим звуком трехметровый шар возник в вышине и стремительно обрушился на машину, в которой ехали Максим и Михаил. Разметав в стороны другие автомобили, плазмоид попытался уничтожить старенькую «семерку».

По меньшей мере странный поступок после того, как он дважды спас их от гибели. Нелогичный. Но Торик по телефону предупредил, что не стоит применять по отношению к этой расе привычные для нас понятия. Они – другие.

Надзирающий плазмоид, видимо, рассчитывал превратить «семерку» в облачко ионизированного газа одним сокрушительным ударом, но в последний момент что-то помешало ему.

Когда в дальнейшем Долгов вспоминал тот миг, он невольно содрогался от пережитых ощущений…

Тело пронзила стужа. Нестерпимая, чудовищная, разрушающая все сущее. Стужа дальних уголков космоса, сковывающая движения и мысли в безвольный ком. Казалось, на полыхающем шоссе остановилось даже время.

И тогда остекленевшими глазами Максим вдруг увидел невероятное: всепоглощающее пламя огненного гиганта столкнулось с ледяной стеной, возникшей вокруг машины. Это был даже не лед, это скорее напоминало пятое состояние вещества, противоположное горячей плазме. Сама природа выгнулась под немыслимым катаклизмом, переступив через собственные законы. Температура возникшей сферы, казалось, была равна абсолютному нулю.

Необъяснимо, фантастично, жутковато-смехотворно, но Максим почувствовал тогда, что это, вопреки третьему началу термодинамики, может быть правдой.

Раскаленный плазмоид сошелся в безумной вспышке стихии с чем-то, не укладывающимся в нынешние научные понятия. С неким иным началом, настолько же чужеродным человеку, насколько нам чужда его собственная ионизированная сущность.

С чем-то, что поселилось внутри Максима после того, как исчезли на Марсе привратники, посмевшие вмешаться в жизнь расы, которую должны были лишь сторожить.

Зерно, до сих пор не подававшее признаков жизни, дало росток.

Крошечное зернышко далеких хозяев. Отголосок формы жизни, обогнавшей в развитии все известные нам доселе на несколько порядков.

Ледяная бездна чужого неба!

И Долгов испугался тени того могущества, что внезапно коснулась его, заставив отступить существо, с которым ничего не смогли поделать самые современные ракеты и снаряды. Тени силы, перед которой вся научная и военная мощь могли сравниться лишь с нелепым и беспомощным «агу» младенца.

Максим понял, кем стал после тех событий на Марсе.

Новым привратником Земли.