ПростиТурция, или Восток – дело темное Пушкарева Ирина

Глава 4

В первое мгновение никто не понял, что произошло. Когда один из своры опомнился и сделал попытку что-то вякнуть, он рухнул рядом со своим приятелем.

И пошла карусель. Терминатор практически не шевелился — быстрыми, едва заметными движениями рук он раскидал всех реальных пацанов за мгновение.

Деликатно скрывшийся за углом милиционер высунул нос из своего спасительного убежища, мгновенно оценил момент убивательства высокопоставленного выродка, так же мгновенно прикинул, как именно порвут его задницу за подобное происшествие на вверенном участке, — и принялся истерично жать рычажки и кнопки на корпусе огромной черной рации, положенной ему при исполнении.

Опять же, как водится в таких случаях, — завизжали истеричные девицы из общего стада наблюдателей.

Из Gelentwagen, оставив дверь нараспашку, выскочил доселе скрывавшийся в тонированных недрах шофер и побежал к месту происшествия, по ходу крича что-то в прижатый к уху телефон.

С верхней ступени широкой лестницы ночного клуба птицей метнулась Оксанка, пытаясь прорваться сквозь мгновенно образовавшуюся толпу на помощь подруге.

Ночной воздух взорвался мечущимися сполохами синих мигалок невесть откуда налетевших милицейских машин. Штуки четыре — не меньше. Чего ж вы так быстро не ездите, когда простых граждан убивают, а?

Из этих самых милиционерских машин горохом высыпали люди в форме с оружием наперевес — они с жутким грохотом и клацаньем всего, что обычно понавешано на доблестных защитниках правопорядка, окружили бесстрастно возвышающегося над кучкой бездыханных тел Терминатора и страшными голосами закричали наперебой «Руки вверх!» «Милиция!!!» и «Ствол на землю!».

И только Терминатор и спрятавшаяся за ним Ёлка сохраняли абсолютное спокойствие. Ну ни единой эмоции на лице ни одного, ни другой не было…

Невозмутимый как скала Терминатор медленно поднял пустые ладони вверх, негромко что-то сказал старшему по званию из окруживших его милиционеров и коротко кивнул на свой нагрудный карман, показывая, что там документы.

Старший как-то вдруг оцепенел, посерел лицом и с благоговейным восторгом во взоре аккуратненько, двумя пальцами нырнул в этот самый заветный карман. В его руках оказались корочки скромного темно-бордового цвета. С золотыми буквами.

«Служба безопасности Президента Российской Федерации».

Ни больше ни меньше.

Так-то вот!

И началась в деревне совсем другая жизнь — расстановка сил и понимание добра и зла на отдельно взятой территории кардинально поменялись.

Самый главный милиционер осторожненько отвел Терминатора в сторонку и, беспрестанно кивая головой, внимал тому, что тихо и спокойно говорил ему Большой Мужчина С Волшебными Корочками.

Выслушав короткую речь Терминатора, он еще раз кивнул, сорвался с места и подлетел к пытающимся встать с земли избитым подонкам. Резко пнув по ногам главного виновника торжества, Уткина-младшего, человек в форме уронил его на землю и сильно, от души врезал молодому человек ногой под дых. Уткин задохнулся собственным криком и скорчился от боли.

— В наручники этих и в отделение! Живо! Будут дергаться — вырубайте сразу! — заорал мент своим подчиненным и лично схватил валяющегося на земле чиновничьего сына.

Люди в форме отработанными движениями поднимали с грязного асфальта избитых подонков, роняли их мордами на капот Gelentwagen, ловко застегивали на скрученных за спинами руках наручники и пинками гнали всех пятерых в гостеприимно распахнутые задние двери милицейского «козла».

Вся операция по обезвреживанию преступного элемента заняла минут десять. Оцепенение, разом охватившее свидетелей резкой перемены в настроении милиции, постепенно стало спадать — все, кто находился в это время неподалеку, начали тихонько переговариваться, обсуждая происшедшее. Главный милиционер вернулся к Терминатору и, приложив руку к скособочившейся фуражке, хорошо поставленным голосом доложил о выполнении задания. Оксанка налетела на Ёлку:

— Элла, ёпт твою кастрюльку, ну что ты опять творишь? Тебя вообще одну можно хоть на минуту оставить?

Она бы орала еще долго, если бы в это время в ее кармане не заверещал мобильник.

— Алле! Кто это? Какая Маша? Из какой Турции? Маша, блин, не до тебя сейчас! Маша, я не могу тебе ничем помочь, позвони мне завтра! Ну не сможешь, значит, не звони! — проорала она в трубку и отключила телефон. — Элка! — она вновь переключилась на подружку, но договорить ей опять не дали.

Пытающийся вырваться из милицейского «козла» Уткин-младший истерично орал на всю площадь:

— Козлы! П…дец вам всем! Вас же завтра поубивают всех! Вы знаете, кто у меня отец? Мой отец вас всех уроет нах!!! Позвоните отцу!

— Да звонят уже твоему отцу. Никто у тебя уже отец. Убил ты сейчас своего папу… — задумчиво изрек Терминатор и вежливо обратился к Ёлке: — Элла Александровна, вас домой отвезти или вы хотите остаться в клубе?

— Да какой тут на хрен остаться? — Элка скептически вскинула бровь. — Поехали домой, мой верный Шурик. Все, домой, спать. Хватит с нас на сегодня приключений. Ты в МЧС сегодня звонить будешь, докладывать о покушении на великую меня, или до завтра подождем?

Глава 5

Почти год назад.

Мама умерла внезапно. Элка была в Академии, когда у нее зазвонил телефон — высветился мамин номер. Странно, она вообще-то никогда не тревожила Ёлку во время занятий — мало ли, позвонит, а дочь в это время на лекции сидит, неудобно получится…

Сердце екнуло от недобрых предчувствий. Даже не екнуло — на несколько секунд перестало биться.

Незнакомый мужской голос в трубке что-то говорил про какую-то больницу, про то, что кому-то стало плохо, что надо куда-то ехать…

Голова закружилась, и девушка начала падать. Однокурсники, стоявшие рядом, подхватили ее, начали суетится, телефон из рук выхватила лучшая подружка Ксюха.

А дальше она уже ничего не помнила.

Были, конечно, смутные обрывки сознания — чужие люди, похороны, постоянно рядом Оксанка, кто-то что-то говорил, кто-то что-то делал. Но все это было неотчетливо, как в тумане.

В себя она пришла только на девятый день после того страшного звонка. Вернее, на десятый. После поминок — или как там эти девять дней называются?

Как будто бац — и зрение наладилось. Как будто полиэтилен с мозга сняли. Сознание включилось, и все произошедшее — уход мамы, похороны, могилка, заваленная цветами, — все это обрушилось на Ёлку страшным ударом. Осознание случившегося было настолько невыносимым, что, казалось, мозг не в состоянии со всем этим справиться…

Первые несколько недель было очень тяжело. Больно. Страшно. Элка просто не знала, что делать, как жить дальше…

Ближе мамы у нее никого никогда не было. Сколько она себя помнила, мама всегда была рядом — мама была самым главным человеком на свете. Про своего отца Элка ничего не знала — однажды, совсем достав маму вопросами, девочка выслушала пространную лекцию о том, что папа ее замечательный человек, что они с мамой очень любили друг друга, но жить они вместе не смогли по каким-то там серьезным причинам. Этой расплывчатой версии Элке хватило для того, чтобы успокоиться и перестать задавать вопросы. Ну, не смогли и не смогли. Было бы, конечно, лучше, если бы смогли — маме тогда бы не пришлось так много работать, она смогла бы проводить с Ёлкой больше времени, не так бы уставала…

И вот теперь мамы не стало. Это очень непонятное состояние — когда мамы нет…

Но постепенно девушка начала привыкать к такой жизни. Привыкать приходить домой, где никто не ждет, никого не встречать вечером после работы, никому не разогревать ужин. Стала привыкать жить одна. Первое время звонили мамины подружки и просто знакомые — узнать, как у Ёлки дела, как жизнь, но постепенно и эти кусочки маминого присутствия стали все более и более редкими — оно и понятно, у всех свои дела, своя жизнь, свои семьи.

Телефон молчал. Мамино любимое кресло сиротливо стояло в углу, накрытое пледом. В чисто вымытой прихожей мамины тапочки стояли на своем обычном месте. И некого было ждать.

Поэтому, когда однажды весенним теплым вечером вязкую тишину разорвал дребезжащий звонок в дверь, Элка не стразу сообразила, что надо пойти открыть дверь. Это, конечно, могла быть Ксюха, но та всегда предупреждала о своем визите, да к тому же она уже вторую неделю греет себя под жарким египетским солнцем и раньше следующей пятницы появиться на пороге не должна. А больше некому.

Значит, кто-то просто ошибся дверью. И, соответственно, смысла подниматься с удобного диванчика и шлепать в прихожую нету никакого. Позвонят-позвонят и уйдут. Ёлка никого в гости не ждала и дверь открывать не будет.

А дальше было интересно.

Кнопку звонка еще раз требовательно вдавили, потом ошибшийся вроде как притих — ушел, наверное, а затем…

— Элла Александровна, ну что же вы гостей не встречаете? — уверенный мужской баритон, раздавшийся из прихожей, заставил Элку взвизгнуть и вскочить с ногами на диван.

— Спокойно, все в порядке, все свои. — В прихожей щелкнул выключатель, и в дверном проеме возник высокий широкоплечий силуэт. — Не переживайте, я сейчас все объясню. Ничего не случилось, все в порядке, — еще раз повторил уверенный баритон. — Меня зовут Александр. Я к вам по делу.

— Мы к вам, профессор, и вот по какому делу… — пробурчала себе под нос Ёлка. — Вы как в дом-то попали? И передайте мне, пожалуйста, телефон, он там, в прихожей, лежит, мне в милицию позвонить надо.

Непонятно почему, но появление молодого человека в запертой изнутри квартире не вызвало у Элки никакой паники или желания истерично выпрыгнуть в окно. Казалось бы, в доме посторонний здоровый мужик, который непонятно как попал в квартиру и неизвестно что сейчас с ней, хрупкой девушкой, делать вознамерится, а почему-то страшно не было.

Уже потом, по прошествии времени, Александр расскажет своей подопечной (то есть Ёлке) о методах воздействия на «клиента», о различных способах правильно построенными фразами и специально отработанными интонациями либо успокоить человека, либо довести его до самоубийства. Как выяснилось, всем этим фокусам сотрудников всяких там спецслужб и контрразведок обучают долго и серьезно. Александр, он же Шурик, он же «Саша, ну сколько уже можно!!!», как раз таким сотрудником и оказался.

И замки без ключа открывать он ее потом научил. Полезная, кстати, вещь — умение проникать в чужие дома тихо и без спросу! И еще много-много чему обучил Саша девушку в дальнейшем. Потому что времени на всякие глупости у них потом было предостаточно.

Когда утром следующего дня Элка сонно выползла на огромную кухню, там уже вовсю кипела жизнь. Телохранители — Александр (он же вчерашний Терминатор) и Женька (практически полная противоположность своего коллеги — невысокий, щупленький, неприметный) манерно распивали утренний кофе и обсуждали свежие газетные сплетни.

Стив, один из лучших поваров Европы, радушно заулыбался, увидев на пороге кухни заспанную хозяйку, и метнулся к стоящей на специальной приспособе турке. Зажужжала кофемолка, неземной кофейный аромат поплыл по кухне, щепотка специй, немного колдовства — и чашка белоснежного фарфора на тончайшем блюдце появилась перед спящей за большим столом Ёлкой.

У них со Стивом уже давно был заведен особый ритуал, который им обоим очень нравился, — с самого утра, как только Ёлка открывает глаза, он обеспечивает девушке чашку лучшего в мире кофе, только выпив который она начинает понимать, где, собственно, находится и как ее зовут. И только после этого — душ, завтрак и прочие условности бытия.

Кстати, как ни сопротивлялся Стив, завтракала эта теплая компания — Ёлка, Женя и Саша — всегда на кухне. Обеды, званые ужины и приемы гостей — это все, естественно, происходило в столовой, но вот завтрак — святое дело! — обязательно организовывался в королевстве магистра кулинарного мастерства, за большим деревянным столом. И сегодня ничего не изменилось.

— Чего на планете новенького? — Ёлка сделала два первых глотка и только после этого открыла один глаз, лениво оглядывая происходящее вокруг. — Стабильность есть?

— Та не, слава, богу пока нету! — махнул рукой Евгений. — Все в порядке.

— Зато про наше вчерашнее приключение уже написали! — бодро отрапортовал Саша. — Когда только успели? Шустрые они, эти журналюги! Представляю, сколько вчерашний майор от них за слив информации получил! Не иначе, машину новую купит!

— Наших фоток, надеюсь, там нет? — Ёлка прекрасно знала, что ни ее, ни Сашина физиономии ни в коем случае не могли засветиться на страницах утренней прессы, но тем не менее уточнить было надо.

— Только снимки доблестной милиции, задержавшей опасных бандитов на месте преступления, сами бандиты в выгодном зарешеточном ракурсе и яркое описание событий. Пишут про заранее спланированную операцию по захвату организованного бандформирования, про то, какая у нас милиция замечательная, и про то, что благодаря слаженным действиям людей в погонах никто из мирных жителей не пострадал.

— Наркоту нашли? — в разговор влез Женя.

— Естественно, нашли! Я же вчера майору ясно рассказал, что делать надо. Причем, я так понимаю, там даже подбрасывать ничего не пришлось — и стволы и кокс у пацанов с собой были. Грамотные ребята, упакованные… — Саша пожал плечами, мол, все же понятно.

Элка вытянула из его рук развернутую газету и лениво пробежалась взглядом по огромной, на всю первую полосу, статье. Действительно, когда это шустрые репортеры успели все написать и даже в выпуск дать, непонятно! Хотя такая новость, как арест сына одного из влиятельнейших людей города, — это вам не хвост собачий, ради такой новости можно и чудеса сотворить!

Статья пестрела фотографиями — вчерашний главный милиционер, браво хмурящий бровь, заплывшие морды задержанных, фото разбитого и раскуроченного Gelentwagen, пострадавшего в результате обыска салона — словом, все как надо.

— Ну вот и славно. Стив, я в душ!

— Что вы предпочитаете сегодня на завтрак? — красиво грассируя франко-арабским акцентом поинтересовался личный повар у Ёлки.

— Овсяночки хоца… — Девушка изобразила на физиономии умирание от голода.

— What? — перешел на английский Стив. Некоторые речевые обороты, вроде «овсяночки хоца», он еще не понимал.

— Lady wants the porridge for the breakfast, — моментально перевел Ёлкину фразу Евгений.

— Оf course, mademoiselle!!! — улыбнулся Стив и махнул рукой в сторону выхода, мол, идите уже, mademoiselle, себе в душ, а я тут пока займусь своими прямыми обязанностями.

Элка и ушла. Ушла в огромных размеров ванную комнату, отделанную натуральным итальянским мрамором, сияющую начищенной классической латунью и озерами огромных зеркал. Там скинула на пол пижаму, открыла дверь душевой кабины, больше напоминавшей отсек космического корабля, и встала под свежие струи хлещущей сверху воды — надо просыпаться…

— Дяденька, может, вы уже расскажете, куда вы меня везете, а? Это все вообще надолго затянется? Слушайте, я понимаю, что раз вы меня куда-то тащите, значит, дело серьезное, но, может, хоть намекнете, чего происходит, а? — Элка чувствовала себя совершенно по-идиотски. Что тут творится, зачем этот мужчина ее вещи собирает — ничего непонятно!

Вчерашний вечерний гость на вопросы почти не отвечал. Нет, он не игнорировал Ёлку, он очень добродушно улыбался и виновато пожимал плечами, мол, я бы и рад все рассказать, но вот никак не могу!

И при этом у него было такое простецкое выражение лица, будто это не он вчера вскрыл дверь ее квартиры и не он сейчас хозяйничал в доме столь уверенно, словно прожил тут несколько лет.

— Саш, хватит уже дурака валять, а? Ну хоть скажите, что мне с собой брать. И как надолго я из дома уезжаю?

— Брать ничего не надо, если что-то понадобиться, по дороге купим. Как надолго? А это от вас зависит, Элла Александровна! Так, машина подъехала, — сообщил он, выглянув в окно — Надо выходить!

Александр подхватил с полочки Элкин рюкзачок, внимательно осмотрел квартиру и уверенно заявил: — Все, поехали!

Первым, что поехало, — была Элкина крыша.

А как бы вы себя чувствовали, если бы, выйдя из подъезда, обнаружили припаркованный вплотную к тротуару наглухо тонированный лимузин с номером «О 001 ОО» и российскими флажками на капоте? А если бы двери этого лимузина распахнулись вам навстречу и стоящий за вами мужчина неслабых размеров аккуратно, но настойчиво подтолкнул вас в спину, помогая забраться в этот чудо? И потом, до кучи — через весь город, с машинами сопровождения, с мигалками и «кряканьем»? Такие вещи мало чья крыша выдержит…

Кортеж из трех машин долетел до аэропорта без единой остановки. Но и на въезде в парковочную зону ни один из автомобилей не остановился — нарезая какие-то непонятные круги, главный лимузин вырулил на летное поле.

В какой-то момент Элка просто перестала понимать, что происходит. Это не могло быть реальностью. Покружив по размеченному бетону, головной лимузин остановился у трапа небольшого самолета. С переднего сиденья сорвался молодой человек в темно-сером костюме, выскочил из автомобиля, распахнул перед Ёлкой дверь, помог девушке выбраться из машины, прикрывая ее собой от окружающего мира. Откуда-то материализовался все тот же Александр, и мужчины — один на два шага спереди, второй на полшага сзади — проводили Ёлку в самолет… В совершенно пустой! То есть стюардессы там были — две девушки такой модельной внешности, что Оксана Федорова с Наоми Кэмпбелл в обнимку сдохли бы от зависти. Еще там был невысокий блекленький человек, он поднялся навстречу Ёлке, а вот пассажиров в самолете — ни единого!

Изнутри аэроплан был больше похож на кабинет средних размеров — с кожаными бежевыми диванами и ореховой мебелью. Никаких затрапезных кресел рядами, никаких откидывающихся столиков.

Молодой человек неприметной внешности обрадовался Элке как родной, представился Евгением и предложил устраиваться поудобней.

— Лететь недолго, думаю, утомиться вы не успеете! — лучезарно улыбнулся он. — Что я могу вам предложить? Может, кофе? Еще рано, я думаю, вы не успели позавтракать?

— А давайте кофе! — махнула рукой Ёлка. Чего уж тут — раз предлагают, значит, надо соглашаться.

Через несколько минут чашка крепкого, чуть сладкого (как раз так, как любила Элка) кофе дымилась на невысоком журнальном столике. Рядом пристроилась тарелочка с аккуратно разложенным на ней сыром. Элка обожала кофе вприкуску с сыром! Ну надо же, как удачненько!

Как потом выяснилось, эти двое — Евгений и Саша — заранее изучили все ее привычки. А еще выяснилось, что они оба являются офигенно квалифицированными телохранителями. Личными Элкиными телохранителями.

Глава 6

Нежное щебетание на идеальном французском, доносившееся с кухни, означало только одно — пока Ёлка плескалась в душе, к ним на огонек заскочила Оксанка и уже сидит за большим столом, напропалую кокетничая со Стивом.

Стив Ксюху обожал. Мало того, что ее классический, за многие годы доведенный бабушкой Леви до совершенства французский язык был бальзамом на снобистскую парижскую душу Стива, так еще и сама девушка нравилась ему до невероятности!

— Боже мой, Стив, я вас умоляю, женитесь, наконец, на мне! — В больших темных глазах Ксюхи плескалась такая нежность, что любой мужчина на месте повара бросил бы все и ушел за этой красавицей на край света. — Стив, вы гений! Это просто гениально вкусно!

Ага, все понятно. Страшно ведущийся на любого уровня лесть Стив успел соорудить для Ксюхи хрустящие диетические канапе из тостов, курицы и какой-то зелени. Ксюха эти канапе обожала и была готова петь любые дифирамбы в адрес автора этой вкусноты.

Стив зарделся, изящно промучрал что-то эротично-благодарственное себе под нос и поставил перед Ксюшей высокий запотевший стакан со свежевыжатым грейпфрутовым соком.

— Мerci bien! — мурлыкнула в ответ красотка.

Стив заулыбался, зачарованно любуясь тем, как темноволосая красавица уничтожает вкуснейшие канапе, и только после того, как удовлетворился увиденным, обратил внимание на свою непосредственную хозяйку.

— Ваш завтрак, mademoiselle! — торжественно сообщил он, выставляя перед Элкой тарелки-тарелочки-хлебницы-масленки-вилочки-ложечки-и-прочее-все-что-полагается-для завтрака приличным девушкам.

— Тout 'tait tr's bien! — Довольно откинулась в кресле Ксюха и тут же перешла на великий и могучий: — Ну ты, мать, вчера шороху наделала в родном городишке!

Она бесцеремонно вытащила из рук Терминатора-Саши какую-то газетенку и начала тыкать ею в лицо жующей Ёлке:

— Папа Уткин сегодня утром был отстранен от занимаемой должности! С лишением всех регалий и почестей! На него уже дело завели! Бывшие коллеги, еще вчера активно вылизывавшие высокопоставленную задницу, уже сегодня дают интервью и показания о коррумпированности бывшего начальника! Даже в местной «Мурзилке» напечатали разоблачающую статью! Рядом с репортажем об аресте его единственного сына — наркомана и уголовника!

Ёлка пожала плечами — мол, ну кто ж тут виноват?

— Мой папа сегодня с утреца хлобыстнул рюмаху коньячку на радостях! — продолжала Ксюха. — Представляешь! Мой непьющий папаша, хлещущий коньяк в восемь утра! Ему этот Уткин последние полгода так пакостил, что папа уже о найме киллера начал задумываться! А тут ты, блин, не вовремя на улицу вышла! Кстати, а почему нигде нет ни слова о твоем участии во всей этой заварухе? Газеты про какую-то спланированную операцию доблестных ментов пишут — мол, и папу и сына давно пасли и наконец-то взяли с поличным… Но мы-то знаем, где кошка порылась!

— Мы знаем, и этого достаточно, — спокойно, но безапелляционно подытожил Евгений. Он внимательно посмотрел на Оксанку: мол, понятно?

Ксюха тут же успокоилась, кивнула, мол, чего ж тут непонятного, и переключилась на не менее волнующую тему:

— Слышь, а тот твой вчерашний красавчик, он кто? Куда потерялся? Я думала, ты с ним уедешь!

Блин, ну ведь же не отстанет, пока все не выпытает!

— Он тренер по какому-то там тейквондо. Договорились сегодня днем созвониться и романтично погулять где-нибудь в парке… — оптом вывалила всю информацию Ёлка.

— «Где-нибудь в парке», — передразнила Оксанка подружку. — Твоим орлам опять придется полгорода оцеплять, чтобы ты смогла с юношей погулять! Пожалела бы парней, назначала бы свидания в замкнутых пространствах, чтоб им легче работалось!

Ксюха подмигнула «орлам», те показушно-горестно вздохнули в унисон, мол, чего поделать, работа у нас такая…

— А когда он обещал позвонить? Или ты ему звонить будешь? Помнишь, как нам бабуля всегда говорила: девушка никогда не должна звонить первой молодому человеку и напрашиваться на свидания! Так что сама не звони!

Девчонки прыснули. Лекции бабушки Леви — это отдельная глава в их жизни. То, как воспитывала девочек старушка княжеских кровей, они не забудут никогда…

— Кстати, по поводу звонков и девушек! — Ксюха со свойственной ей ветреностью уже переключилась на следующую тему разговора. — Знаешь, кто мне вчера вечером звонил? Ну, когда Шурик этих козлов раскидал? Я только потом поняла, кто это был! Помнишь Машку? Ну, ёкарный бабай, ну Машку-барби, ну из академии! Ёлка, не тупи, ее нельзя не помнить!

Тут Ксюха была права. Машку-барби не помнить было нельзя.

Девчонки учились на четвертом курсе, когда в академии появилось это чудо. Каждый, кто первый раз видел блондинку-первокурсницу, терял дар речи и начинал заикаться от восхищения. Мужчины особенно.

Красоты Машка была необыкновенной. Ее юбчонки, длиной эдак сантиметров десяти от талии, открывали народу дивной стройности и длины ноги, к которым был готов упасть любой представитель сильного пола старше шести лет отроду. Ее правильное, словно выточенное из сияющего камня личико сводило с ума все живое: аккуратный, чуть вздернутый носик, пухлые губки (Анджелина Джоли курит в углу от зависти) манили на небеса, а огромнейшие, чуть влажные, как у олененка Бэмби, только голубые глазищи, обрамленные пушистыми ресницами, были раз и навсегда признаны самыми красивыми глазами в Академии за всю ее историю.

То есть все женское население Академии Машку ненавидело.

Соответственно, все мужское население Академии Машку обожало. Даже тогда, когда она открывала рот, чтобы что-нибудь сказать. А несла она обычно такую пургу, что даже столовского кота Бутера иногда начинало подташнивать.

Про то, как Машка училась, думаю, говорить не надо — она не училась, она блистала. Все женщины-преподаватели (кто предвзято, кто честно за тупость невбубенную) красавицу валили по-страшному и выше «неуда» никогда не ставили.

А мужики, в том числе декан факультета и лично ректор, при виде Машеньки начинали блеять, вне зависимости от научных званий и уровня интеллекта, и, не глядя, писали в зачетку девушки «отл.» — потому как, по их мнению, такая красота вообще думать не должна! Ей по статусу не положено.

Эти же декан и ректор регулярно вытаскивали к себе на ковер озлобленных дам-преподавательниц, приказывали исправить Машеньке все «неуды», чем окончательно доводили профессорш и доцентш до истерик и попыток суицида.

А Машенька взирала на всю эту нелепую возню вокруг себя с высоты ста семидесяти сантиметров (плюс каблуки двенадцать) и томно вздыхала.

Она всю жизнь так делала — как только в детском саду ей сказали, что она самая красивая и будет на утреннике принцессой, так у Маши мозг и перестал работать. А зачем? Да незачем. Ненужный износ оборудования.

— А чего она вдруг тебе позвонила? Она где сейчас? Чем занимается?

Ёлка вскинула бровь. Нет, ну правда очень странно — Машка-барби и вдруг звонит Ксюхе! Вот уж чего себе нельзя было представить, так это чтобы эти две противоположности вдруг подружками оказались.

— Да пес знает! — Ксюха пожала плечами. — Мне вообще не до нее в тот момент было, знаешь ли, у меня лучшую подружку убивали. Она чего-то там орала про хелп ми и про рабство.

Телохранители обиделись: что значит подружку убивают? Кто бы только попробовал их подопечную убить! Ёлка задумчиво отхлебнула сок из Ксюхиного стакана. Кстати, а почему этот французский подхалим подружке соку свежевыжал, а про нее, Ёлку, забыл? Что за дискриминация?

— Ща узнаем! — Ксюха галопом ускакала куда-то в глубь огромной квартиры. Ага, понятно, опять телефон в куртке забыла.

Пока она за ним по этим хоромам мечется, можно успеть спокойно позавтракать и почитать сегодняшнюю прессу — квартира у Ёлки была огромная, бегать Ксюха будет долго.

Глава 7

Весь полет Элка думала и сосредоточенно сопела. Куда летел самолет, почему она оказалась в нем, кто все эти люди вокруг — она просто не понимала. А объяснять, похоже, никто не собирался. Все вокруг были беспредельно милы и предусмотрительны, ловили каждый ее взгляд, выстилались перед ней шелковым ковриком — но почему они это делали, было непонятно.

А самая главная загадка — почему все это обрушилось на нее, на простую бедную девочку Эллу, сироту безработную? Вроде олигарха никакого из пасти акулы не спасала, трудовых и государственных подвигов не совершала — так тогда за что ей все эти почести? Может, у нее какие-нибудь суперорганы и они срочно нужны для пересадки персидскому шейху? Или она случайно стала свидетелем государственной измены и теперь из нее хотят выбить всю информацию? А может, в кофе подсыпан сильнейший наркотик и ее везут в арабские страны для продажи в бордель? И как можно сбежать из летящего самолета?

Сбежать не получилось. Всю дорогу от нее не отходили эти двое — здоровяк Александр и невысокий Евгений. Они пасли ее так, что девушка боялась даже в сторону посмотреть, — казалось, все, на что она посмотрит, будет разрушено этими двумя мужчинами.

Когда самолет приземлился, вся его команда — две сногсшибательные стюардессы и трое мужчин в летной форме — выстроились у выхода в почетном провожающем карауле. Лица мужчин были суровы, девушки улыбались, как на рекламе жвачки. Осмотреться, выйдя из самолета, ей тоже не удалось: прямо у трапа, вальяжно разместив свое длинное черно-хромированное тело, красовался лимузин. Еще круче екатеринбургского. И опять — прохладное нутро кожаного салона, тонированные стекла, перегородка между водителем и пассажирами.

Лимузин легко летел по улицам, для него не было красных светофоров и пробок — он не притормозил ни на мгновение. За темными окнами пролетали разномастные высокие дома и старинные особнячки. И вдруг…

Лимузин влетел на мост. И в окна открылся такой потрясающий вид, что у Элки перехватило дыхание. Ничего более прекрасного, чем панорама залитой солнцем Москвы, она никогда не видела.

— А можно перегородку убрать? — неизвестно кого попросила Ёлка. — Я хочу вперед смотреть…

— Не отвечает наша красота неземная. Кстати, с номера Машка звонила какого-то странного. Вообще заковыристый — как на хер послали, только цифрами. Код даже не российский… Где это девицу носит, интересно знать? А ты чего, все сожрала уже, что ли? Куда ж в тебя столько влезает? — Ксюшка прискакала из лабиринтов квартиры минут, наверное, через пять, если не больше. — Слышь, а на фига тебе такие хоромы огромные? Никак к этим пространствам привыкнуть не могу. Ты гостям карту местности выдавай, что ли! И походи тут на досуге, может, в углу чей скелет валяется — какие-нибудь воры выхода не нашли и передохли от отчаяния… Купила бы чего поскромнее!

— У этой квартиры есть три огромных преимущества. Первое — именно в моей гостиной сохранился оригинальный камин тыща восемьсот лохматого года. Такого в городе больше ни у кого нет. Второе — с моего центрального балкона можно плевать на самые дорогие машины города, потому как район престижный и люди тут живут небедные, соответственно тут тихо и спокойно, никаких тебе ночных воплей под гитару и гопников вонючих. И третье…

Договорить у Ёлки не получилось — на столе забренчал мобильный.

В отличие от Ксюхи Элла телефон нигде никогда не забывала. То есть забывала она его везде и постоянно, но вот так получалось, что без него она не оставалась ни на минуту. Потому что перемещение в пространстве этого самого телефона контролировали верные спутники — Евгений и Александр.

Если говорить честно, этот аппарат Элка откровенно не любила и мирилась с его наличием только по причине того, что это подарок. Подарок от человека, обижать которого не хотелось…

Это долбаное средство связи называлось Vertu Ascent Ti Ferrari. Стоило оно как чуть подержанная иномарка среднего класса! И ни фига это средство связи делать не умело.

О таких мелких житейских радостях, как плеер, фотоаппарат, и прочих необходимых девушке прибамбасах производители сего произведения искусства как-то не подумали. Замотались, наверное. Пока с ювелирами всякими заморачивались — про МР3 музычку подзабыли! Серьезно — эта куча денег звонила только полифоническими мелодиями!

Оно понятно, выложить принародно на стол Vertu — это охрененно круто, но Элка всю эту показную крутость терпеть не могла. Она ее органически не переваривала. И поэтому никакой ценности для себя в данном мобильном телефоне не видела.

Когда Ёлке на день рождения папенька эту фигень дарил, то не преминул сообщить о том, что в этой игрушке есть одна интересная функция — слева такая кнопочка неприметная, называется: «Вызов консьержа». Смысл этой приспособы нелеп до безобразия — нажав эту самую кнопочку, хозяин сего космически стоящего и космически же бесполезного аппарата мог связаться с личным консультантом, который выполнит все пожелания ожиревшего клиента в любое время дня и ночи, где бы он (клиент) ни находился. Сидишь ты, например, в Италии на берегу моря, захотелось тебе пиццы с грибами — жмешь кнопку, озвучиваешь проблему — хопа, пиццу уже везут! И тебя вообще не волнует, где и как ее тебе заказали. Вот такой вот сервис для оборзевших богатеев.

Элка, к ее чести стоит отметить, этой кнопочкой ни разу не попользовалась. И вообще искренне аппарат сей терпеть не могла. Как и не могла от него избавиться…

Телефон звонил. Сначала его взял в руки Саша, посмотрел на высветившийся на экране номер (Элка могла поспорить — он этот номер мозгом сфотографировал), ничего подозрительного там не увидел — и передал аппарат Ёлке.

— Ал-лё! — Мельком взглянув на настенные часы, Элка удивилась. Кто это может названивать утром в выходной? — Алё, говорю! Алё! Ой, Валера, здрассьте…

Блин, а чего он так рано звонит? Сейчас же только пол-одиннадцатого! Ёлка ни проснуться толком не успела, ни морально подготовиться к разговору с красивым мужчиной. Блин, ну чего он так рано-то? Все четверо — Женя с Сашей, Ксюха и даже Стив — вытянули шеи (как курицы, чесслово!) и с любопытством уставились на Ёлку. Такую гамму чувств на лице человека за две минуты редко можно увидеть — покраснела… побледнела… два раза заикнулась… опять покраснела… Заулыбалась!

— Да, Валер… Давай в двенадцать… Не, к двенадцати я точно опоздаю, давай в час встретимся! Ага, давай там… Ага, договорились! Ага, пока! Ага, и я целую! Ой…

Последнее «Ой» она сказала уже гудящему телефону. Ну детский сад какой какой-то: «Пока, целую»… Вон, теперь эти любопытные сурикаты покою не дадут! Ладно Ксюха, ей по закону жанра положено выспрашивать и сплетничать — как-никак лучшая подруга, а вот телохранители изведутся сейчас напрочь: а кто? а что? а почему? И ведь будут не любопытством прикрываться, а профессиональной как бы необходимостью! Евражки любопытные! Еще ж обсуждать потому будут бедного Валерку, сплетничать. И это два взрослых умных мужика! Охохонюшки…

Достонать «Какие мужики все-таки хитрые!» не получилось. Потому что завибрировал еще один телефон — на этот раз Ксюшкин.

И опять четыре любопытные курицы — трое мужчин и Ёлка — уставились на говорящего по телефону человека.

— Алё… Да… Ой, Машка, а я тебе перезванивала, а ты не отвечала… А, не со своего звонишь… А с чьего? Как у тебя дела-успехи? Чего новенького? Ой, Машк, ты там чего? Ты там ревешь, что ли? Что случилось? Прекрати рыдать! Говори уже внятно, зачем звонишь? Маша, я сейчас трубку повешу! Угу… Да ты че? И чем я тебе помочь могу? Слышь, я вот тебе совсем ничем помочь не могу… Ага, щас все брошу и к тебе на Эгейское море поеду… Маша, это то место, куда ты можешь сходить искупаться… А, ты не можешь… Ну, бывает… Бывает, говорю! Алё, Маш! Маша!

Оксанка убрала трубку от уха, молвила недовольным голосом:

— Бред какой-то… — В Ксюхином исполнении это означало: «Все уже задрали, мне это не надо, оставьте меня в покое».

— Чего там? — это Ксюхе было неинтересно, а Ёлка-Женя-Саша-Стив изнывали от любопытства и желания узнать, при чем тут Эгейское море. — Оксанка, чего там наша Барби рассказывает? — От избытка чувств Ёлка даже попыталась пнуть подружку. — Ксюша!

Оксана задумчиво почесала шевелюристую макушку и пожала плечами:

— Да я сама толком не поняла! Она сказала, что ее похитили и она в Бодруме. Если кто не в курсе, это в Турции. (Все были в курсе, потому как все были образованные.) Рыдала про то, что «обманули-заманили», просила помочь и вызволить. Совсем оборзела!

Оксанкину реакцию понять было можно — ее еще со школы все эти просители несчастные так достали, что одно только «Не могла бы ты мне помочь?» доводило девушку до нервной почесухи и желудочных колик.

— А чего она в Турции делает? — Ёлке было плевать на Ксюхины нервы, ей было просто ужасно интересно.

— Проститутствует она там. Мне кто-то из девчонок рассказывал, как наша Машенька на каждом углу кричала о том, что ее за рубеж пригласили работать моделью и что она там гонорары получать будет бешеные. Она, по-моему, даже Академию из-за этих зыбких перспектив бросила, недоучилась. Ей заезжий продюсер сказал, что слава вселенская ее ждать не будет и что если она сейчас не решится, то он найдет другую красотку и увезет ее навстречу безумным гонорарам и глянцевым журналам. Ну, Машандра наша резину тянуть и не стала. Всем убогим простым смертным она рассказала про «Ты не поверишь, Якин бросил свою кикимору и мы с ним улетаем в Гагры», собрала чемодан и рванула покорять турецкие подиумы.

— А почему проститутствует? — переспросила Ёлка. — Она ж модельничает!

— Элк, ну какое тут на фиг модельничает! Эл, ну кому она там нужна? Ну ежу понятно, что этот турецкий продюсер повез ее в публичный дом, паспорт отобрал и юзают теперь нашу красотку тамошние озабоченные арабы. И заезжие немецкие туристы. И ведь все вокруг говорили этой дуре, что в рабство сексуальное ее везут, так нет же: «Ах, вы все дуры страшные, мымры-неудачницы, вы мне все завидуете». Знала, куда ехала, пусть теперь сама расхлебывает. Блин, ну ведь уже каждой дворовой собаке известно, зачем этих дурочек во всякие Турции-Испании вывозят! И какая там работа горничной и официанткой! Ан нет, все равно дуры едут, а потом рыдают и кричат: «Спасите-помогите!» Бред какой-то.

— Слышь, ну, может, плохо там девке, а ты так цинично… — Ёлка приняла позу «А давайте поговорим о том, какие бабы дуры» и приготовилась порассуждать на тему вселенской справедливости, но Ксюха ее на землю быстро вернула:

— Может, и плохо. Но я бы на твоем месте подумала о том, что ты сидишь полуголая, с полотенцем на голове и без косметики, а время свидания с облитым вчерашним красавчиком неумолимо приближается. На старт?

— Твою налево поперек!!! — Элка посмотрела на часы, подскочила и рванула в глубь квартиры приводить себя в порядок.

— Элла Александровна! Куда едем-то? — бросился за ней Женька.

На свидания с ней обычно ходил Женя. В отличие от шибко приметного Александра, он в романтичной обстановке окружающим в глаза не бросался и мог оставаться незамеченным даже в очень пикантных ситуациях. А сегодня ситуация очень могла стать таковой…

— Ребят, а если я сейчас расскандалюсь и истерику устрою, вы меня из машины высадите? Мне, честно говоря, уже страшно становится. Может, кто-нибудь уже объяснит, что происходит? Я вдруг чего-то так жить захотела. Отпустите меня, пожалуйста?

Лимузин с машинами сопровождения пролетел по центральным проспектам Москвы и, не останавливаясь, порулил куда-то за город. Мамочка… Куда ж ее везут-то… В темный лес, в лучшем случае волкам на растерзание. А в худшем? Про худший даже думать не хочется…

— Отпустите меня, пожалуйста, люди добрые! Я домой хочу… — Ёлка вполне натурально всхлипнула, пытаясь вызвать в похитителях хоть какие-нибудь человеческие эмоции.

— Элла Александровна, мы уже приехали! Если вам тут не понравится, вас с теми же почестями и охраной отвезут обратно в Екатеринбург. — У терминатороподобного Александра в глазах вдруг промелькнуло что-то человеческое. — Не переживайте вы так. Все замечательно. На самом деле все просто замечательно!

Ага, замечательно! Живой останусь — вот это будет замечательно.

Лимузин тем временем остановился. Его хромированная морда уперлась в огромные черные ворота. А от ворот в необозримые лево и право расходился высоченный забор из красного кирпича. Принимаем ставки? Подпольная лаборатория против… Против…

И вот тут-то Элка поняла, что все предыдущие двадцать с лишним лет она прожила практически зря, потому как никакого другого варианта, кроме как «на органы — для опытов», использования своей собственной тушки она так и не смогла придумать. Вот так живешь-живешь, а случись чего — кроме как для печени почти не бэушной ты никому и не нужен.

Вся жизнь перед глазами… Это, как оказалось, совсем не образное выражение.

За те полминуты, что неприступные черные металлические ворота плавно разъезжались в стороны, впуская на закрытую территорию огромный тонированный лимузин, Элла успела вспомнить все, что с ней случилось за время ее сознательного бытия. Школа, мама, Ксюха, студенчество, замужество… Получается, что ничего важного или интересного в этой недолгой жизни и не было? И если не станет человека по имени Ёлка — ничего в этом огромном мире не изменится. Вообще ничего не изменится. Даже наследников ни по какой линии у Ёлки нету — никто не расстроится, никто не обрадуется…

Ворота открылись, лимузин въехал на необъятные просторы закрытого частного владения, прошелестел шинами по мощеной подъездной дороге и мягко притормозил у огромного мраморного крыльца-терассы шикарнейшего трехэтажного дома.

— Элла Александровна, все в порядке. Вам здесь действительно рады. Вы вдохните пару раз глубоко, успокойтесь, и давайте выбираться на свежий воздух. Не зря же вы такой путь проделали!

Вид перепуганно вжавшейся в дальний угол автомобильного дивана девушки растрогал Александра, что называется, до глубины души. Привезли невесть куда невесть зачем, антураж этот весь опять же — самолеты-лимузины… Если верить ее досье, девчонка в жизни ничего слаще морковки не ела, жила всю жизнь бедненько, но чистенько, каждую копейку всегда считала и дальше пионерского лагеря за профсоюзный счет не выезжала — а тут сразу столько всего свалилось! И опять же — никто ничего не объясняет!

Вот видит бог — Александр уже давно бы рассказал этой перепуганной девчонке в чем, собственно, дело и куда ее везут, но права не имел. Ну ничего, сейчас все устаканится. Сейчас все успокоятся. Все станет на свои места.

Глава 8

Какой же это был замечательный день! Это был такой чудесный, солнечный, яркий и интересный день, что Ёлка совершенно искренне не хотела, чтобы он заканчивался!!!

Они с Валерой гуляли в парке, разговаривали обо всякой чепухе — буквально обо всем на свете! Ели мороженое, просто так шлялись по городу, держась за руки, откровенно дурачились и наслаждались теплой погодой.

Похоже, не только Ёлка получала удовольствие от этой замечательной прогулки. Валерий выглядел совершенно довольным — словно пылкий влюбленный, он смотрел на девушку, восхищенно приоткрыв рот, остроумно шутил, на каждом углу пытался купить мороженого или еще чего вкусненького. И вообще — блистал и покорял обаянием.

— О! Все в порядке! Я извазюкалась. День удался! — Элка попыталась стряхнуть с белоснежной футболки кусок шоколадки от эскимо. — У меня даже примета такая есть — если я ничего не разобью и не сломаю, значит, будет ой-ой-ой что… — Шоколадка совсем размазалась, безнадежно испортив Gucci. — Да не переживай ты, я действительно постоянно пачкаюсь и окружающим тоже иногда достается. Хотя кому я рассказываю! Ты же от меня не далее как вчера пострадал!

— Ага, — совершенно довольно кивнул Валера. — Меня вчера чуть из такси не высадили, так я вонял. И вот попробуй в такой ситуации доказать окружающим, что я, весь такой в пивных испарениях, не пью совершенно! Первый раз за полгода решил расслабиться — и вон что получилось!

— А чего это ты непьющий? — Элка насторожилась. Она всегда в присутствии правильных людей настораживалась. — Больной что ли?

Валерка грустно вздохнул. Очень тяжело жить в России непьющему человеку! Каждому приходится объяснять, что он не больной, не подшитый, не дебил.

— Я спортсмен. Тренер. А в настоящем большом спорте не очень-то принято в запои уходить. Да и не люблю я это дело.

— Тогда понятно. Хотя я думала, что среди спортсменов алкашей больше, чем у нас на районе. Подожди — настоящий спорт, это как? Чем он от игрушечного отличается?

Вот откуда столько терпения у человека? У него ерунду всякую спрашивают, а он терпеливо все рассказывает и объясняет. И даже не зашипел ни разу от раздражения.

— Я тренер. Тренер олимпийской юношеской сборной России по тейквондо. Наставник будущих чемпионов — алкоголик, согласись, это было бы странно. А если переходить на личное отношение, то в детстве я насмотрелся на пьяных и их выходки. Наверное, на всю оставшуюся жизнь хватит. Я вырос в очень неблагополучном районе, в Подмосковье. Меня в боевые искусства-то занесло только потому, что постоянно приходилось шкуру свою спасать. Просто выхода другого не было — либо я их, либо меня рано или поздно грохнули бы.

Вокруг всегда кто-то кого-то бил или убивал. Как правило, это по-пьяни и случалось. Половина моих одноклассников сидит, почти все остальные спились и опустились ниже некуда. Мне просто повезло, что в детстве мама отвела меня в секцию тейквондо.

Элка понимающе кивнула. Район, в котором она выросла, благополучным назвать тоже было тяжело — рабочие кварталы, многодетные семьи, никому ни до кого особого дела нет. Кто выжил, кто вовремя за голову взялся — тот и прав.

— Угу. Понимаю. Помню, как моей однокласснице было стыдно за своего отца, когда тот на четвереньках, заблеванный, приползал домой на виду у всего подъезда. Вот веришь, нет, я в такие минуты ужасно радовалась, что у меня нет отца.