Третья сила Артемьев Роман

За размышлениями я почти не заметил, как перрон бесшумно покатился прочь и поезд, понемногу набирая скорость, устремился в сгущающиеся сумерки. Хорошая тут звукоизоляция: пресловутого стука колес почти что и не слышно. Сидящая напротив девушка склонилась над газетой, разгадывая кроссворд, и лишь изредка косилась в мою сторону, по-прежнему испытывая легкое внутреннее беспокойство. Я смежил веки: для того чтобы контролировать обстановку вокруг, зрение совершенно не обязательно. «Не видно ни… Три буквы…» – достигли моего сознания отголоски мыслей юной попутчицы. Те три буквы, которые приходили ей в голову, совершенно не вязались с уже записанным в соседние клеточки кроссворда ответом. «Три буквы… Не видно ни…» – «Зги», – отправил я ей короткий мыслеимпульс. Девушка встрепенулась и схватилась за карандаш.

Сон тренированным псионам почти что и не нужен: модифицированный организм прекрасно справляется с усталостью сам, однако три часа вынужденного безделья – слишком щедрый подарок для тех, кто умеет ценить собственное время. Впрочем, сегодня я не тороплюсь. Твердый мысленный приказ: пробудиться спустя ровно три часа сорок пять минут, – и сознание мгновенно погружается в вязкое, беззвучное небытие. Еще один маленький осколок времени вычеркнут из жизни навсегда.

Ровно в пять часов сорок пять минут утра я вернулся в мерно покачивающуюся на ходу реальность полутемного вагона. За окном разлилось серое предрассветное марево, в котором угадывался силуэт проносящегося назад леса, звук на мгновение изменился – поезд прошелестел через мост, – и вновь все стало как прежде. Девчонка в кресле напротив спала, запрокинув голову и трогательно приоткрыв рот. Я достал с полки сумку и, забросив ее на плечо, зашагал по проходу в сторону тамбура.

Окно открылось с заметным усилием, в лицо ударил влажный, наполненный туманом ветер, пахнущий сырой травой, пряной зеленью и немного – железнодорожным мазутом. День, похоже, ожидается пасмурным, жаль, не догадался захватить с собой зонт.

Пустынный перрон Московского вокзала понемногу заполнялся сонными пассажирами, кто-то шел, пригнувшись под тяжестью баулов, кто-то гулко грохотал по асфальту чемоданом на колесиках. Протолкнувшись между толпящимися под козырьком платформы таксистами и помятыми личностями, бормочущими себе под нос извечное «комната, недорого», я пересек просторный зал ожидания и вышел на площадь. Метро в этот ранний час еще закрыто, потому единственным шансом добраться до дома было поймать машину. Светало, однако холодный, пронзительный ветер нагнал откуда-то свинцово-серые тучи, при одном взгляде на которые становилось неуютно и зябко. На мгновение сосредоточившись, я заставил сердце чуть быстрее гнать по сосудам кровь, чтобы не замерзнуть на месте, и повернул в сторону Гончарной: опыт подсказывал, что гораздо быстрее и проще остановить попутку в стороне от шумного сборища прибывших на поезде туристов и жаждущих скорой наживы частников. Заодно и разомнусь немного.

За пять лет моего отсутствия город изменился до неузнаваемости. Вот этого дома раньше не было, а тут располагался продовольственный магазин, место которого занял теперь сверкающий зеркалами и хромом дорогой бутик. Я вспомнил, как когда-то уезжал отсюда, с этого самого вокзала, догонять отправившуюся в поход группу своих друзей – в поход, из которого не вернулся ни один из них, а для меня самого жизнь разломилась надвое, раскололась на «до» и «после». Казалось, с того дня прошла целая вечность. Я вспомнил проводника, отправившегося со мною на болота, где состоялась моя первая встреча с проникшей в наш мир тварью. Как, бишь, его звали? Кажется, Сашка? Да, Сашка. Надо же, имя совершенно вылетело из головы, а вот лицо накрепко отпечаталось в памяти. Вспомнился испуганный Даниил, прятавшийся от военкомата в охотничьем домике посреди леса и гораздо позже ставший волею судьбы талантливым целителем… Интересно, как он сейчас? Телефонные разговоры не всегда позволяют понять истинное состояние человека, особенно если он – псион и целитель, по роду деятельности прекрасно владеющий собой. Вспомнились месяцы напряженных тренировок, операции по зачистке Гнезд, смерть ребят и Светка, маленькая, потерянная, сидящая на пороге дома, в котором твари только что разорвали на куски ее родителей… Я пошарил в кармане, извлек оттуда мобильный телефон и вновь вызвал знакомый номер. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…» Ладно, этот вопрос мы еще обсудим при встрече.

Насколько центр города казался нежилым и незнакомым в своем пестром наряде европейской столицы, настолько же привычной и патриархально-уютной выглядела родная Ржевка. По-видимому, время не властно над спальными районами. Расплатившись с угрюмым водителем синего «форда», я зашагал по влажной после недавнего дождя аллее к спрятавшимся за тополями бетонным девятиэтажкам.

Возле подъезда меня ждал сюрприз – свежеустановленные металлические двери и новенький, с иголочки домофон. Ключа, разумеется, не было, поэтому пришлось приложить к серебристому кругляшку считывателя большой палец: замок обиженно пискнул, и дверь приветливо открылась.

Скрипящий и грохочущий лифт неторопливо и с достоинством вознес меня на пятый этаж. Что ж, вот я и дома. Впрочем, дома ли? Я не был здесь лет пять, если не дольше, только квитанции оплачивал. Пока я рылся в сумке, пытаясь отыскать невесть куда подевавшиеся ключи, звонко щелкнула дверь квартиры напротив, и на лестничной площадке показалась седая старушка в шлепанцах на босу ногу и синем фланелевом халате, из-под которого торчал край ночной рубашки.

– Здравствуйте, баба Шура, – автоматически поприветствовал я соседку.

Старушка недоверчиво и подозрительно посмотрела в мою сторону и бочком, поминутно оглядываясь, зашаркала к мусоропроводу, сжимая в руке мешок с каким-то бытовым хламом. Не узнала. Неужели я действительно настолько сильно изменился?

Пыль покрывала пол и мебель густым толстым слоем, затхлый воздух шибанул в нос. Я невольно поморщился. Повинуясь моему взгляду, окна распахнулись настежь, и возникший сквозняк выдул большую часть мусора на улицу. По привычке скинув обувь, я зашел в комнату, хотя можно было бы и не разуваться: скопившаяся за минувшие годы грязь придавала помещению абсолютно нежилой вид. Боюсь, на уборку уйдет не один час. Со вздохом бросил сумку в угол и потащился на кухню, где в кладовке обитали швабры, ведра и иные полезные в хозяйстве предметы обихода. Видели бы меня сейчас… да кто угодно! Высший псион, пугало всего мира, с совком, веником и мокрой тряпкой ползает по квартире. Расскажешь – не поверят…

Всякий раз, приходя сюда, в широкое приземистое здание на севере города, я хочу произнести: «Дом, милый дом», – или нечто похожее. Дело не в месте, а в людях. В капище работают – служат, как они говорят, – мои ученики, ученики моих учеников или ученики моих друзей. Так уж сложилось, что родянство изначально ориентировалось на псионов и активную часть населения, интересующуюся произошедшими с миром изменениями. Нет, церковь по-прежнему оставалась крупнейшей и влиятельной религиозной силой России, и сомнительно, что в ближайшие годы православие хоть сколько-нибудь уступит свои позиции. Родяне же апеллировали к иной категории людей – к тем, кто жаждет не столько веры, сколько знания.

Поэтому многие из тех, кто числил себя неоязычником, фактически являлись наполовину агностиками. Хотя даже этот термин неверен. Они признавали духов – по крайней мере, верхушку иерархии – существами более высокого порядка по сравнению с людьми, однако слово «бог» в устах части родян не имело ничего общего с христианским толкованием. Их отношение к тем же Перуну или Ладе было довольно-таки потребительским, основанным на принципе «Ты – мне, я – тебе». Ты мне силу – я исполняю твои законы и регулярно молюсь. Кстати сказать, поклонение для духов очень важно. Мы еще не разобрали, каким образом вера преобразуется в энергию, однако сам факт этого явления установлен точно.

Главное капище Северо-Запада традиционно ориентировалось на общение с темными духами. Сюда приходили поклониться Кощею, Моране, Чернобогу и прочим малоприятным сущностям, просили их тоже о вещах, слабо совместимых с Уголовным кодексом и человеческой моралью. Или как минимум не слишком добрых. Мольбы получали реальное воплощение достаточно часто, чтобы говорить о божественном вмешательстве и наблюдать стабильный рост числа адептов. Сущности ментала плевать хотели на общепринятые понятия о нравственности. Я знал, что местные жрецы уже неоднократно получали нагоняй от властей и на время притихли, но вот надолго ли?

Первый придел капища являлся открытым для всех. Здесь перед деревянными идолами молились верующие, бродили туристы с фотоаппаратами, шаталась прочая публика. Служитель увлеченно объяснял группе старшеклассников основы философии культа, великовозрастные балбесы хихикали и дурачились, хотя кое-кто слушал с интересом. Я прошел в самый конец зала. Массивная дверь высотой в два человеческих роста открылась от легкого прикосновения, хорошо смазанные петли даже не скрипнули. Проход представлял собой обычный артефакт, настроенный на оболочку ауры. Псионы, согласно родянству, считались «благословленными», поэтому их пропускали во второй придел без вопросов, обычный же человек должен был нести на ауре знак посвящения какому-либо духу. Посторонних здесь не признавали.

Меня помнили. С кем-то я вместе служил, другим нашептали имя гостя невидимые советчики. Кивком приветствовав всех знакомых, я обернулся к стоявшей сбоку статуе и положил руку на постамент. В ответ на мою мыслеформу тень от деревяшки зашевелилась, поплыла, словно смазываясь, на глазах оживая и превращаясь в нечто объемное. Спустя мгновение материализовавшийся из ниоткуда черный ворон хрипло каркнул и вспорхнул ко мне на плечо. Своеобразный пропуск по внутренним помещениям капища готов к работе и выражает желание услужить гостю своего господина. Значит, Кощей меня ждет.

Перед переходом в третий придел стояла охрана – два здоровенных лба в сапогах, полотняных портах и длинных черных рубахах, у обоих на поясе висели мечи. В чужой монастырь со своим уставом не ходят, да и охранники здесь стоят больше для антуража, нежели для дела, но служители культа могли бы найти кого-то более опытного. Здесь, наверное, нечто вроде символического поста, куда ставят новичков-послушников из числа внутренней охраны капища. Они с почтением покосились в сторону сидящего на плече духа, не предприняв даже попытки помешать пройти.

Внутри уже ждал улыбающийся Антипкин.

– Давно не виделись, командир!

– Всего-то полтора года.

– Ну, зато у нас столько событий случилось, что год за три можно считать!

Слава Антипкин, он же Всеслав, продолжал совмещать работу в СБР со служением Роду. Причем и там, и там он успешно продвинулся по карьерной лестнице. После вынужденного ухода и последующего возвращения Сергачева на пост главы Службы я мало интересовался ситуацией в своей родной конторе, поэтому в каком мой бывший подчиненный сейчас звании – не знаю, зато в храмовой иерархии он занимает высокое место Семаргловой Шуйцы. В переводе на русский Всеслав – второй по старшинству среди боевого крыла Киевского капища.

– Не ожидал тебя здесь встретить.

– У меня здесь нечто вроде командировки, – пожал Всеслав плечами. – Обеспечиваю безопасность ритуала и одновременно слежу за местными жрецами. То, как старательно они выполняют приказы повелителей, конечно, радует, но в служении темным излишний энтузиазм вредит.

– По крайней мере, у нас людей в жертву не приносят, как в Индии.

Я уловил легкое изменение настроения Антипкина. Его защита хороша, даже меня способна остановить, но полностью спрятать эмоции, настроение не в состоянии. Последняя фраза отразилась от него еле заметными волнами смущения, неуверенности, страха, желания что-то скрыть.

– Или все-таки приносят?

Волхв не стал отпираться, понимая бессмысленность затеи. Просто тяжело вздохнул и ответил:

– Мы не уверены. Расследуем.

– Кто?

Слава понял, что меня интересует не имя проштрафившегося жреца, а истинный хозяин и вдохновитель жертвоприношения.

– Чернобог.

За-ме-ча-тель-но.

Четвертый круг являлся, по сути, самим испытательным полигоном и в нашем мире находился лишь частично. Повинуясь советам своих призрачных повелителей, родяне сумели до минимума ослабить границы между менталом и реальностью. Что это им дало? Прежде всего необычайную легкость проведения ритуалов и возможность вживую общаться с духами.

Я привычным усилием воли расщепил сознание на две части, чтобы сразу проверить обе составляющие носителя будущего обряда. На физическом уровне мы сейчас находились в выложенной черным камнем – кажется, мрамором – комнате размером двенадцать на двенадцать метров, единственным украшением которой являлся вмурованный в пол золотой круг. Если присмотреться, то становилось видно, что металл украшен тончайшей гравировкой из сакральных знаков, изображавших различные ипостаси Кощея. И не только их. Свет лился вниз через единственную дыру в потолке. Ритуал начнется в полнолуние, когда лучи ночного светила упадут ровно в центр площадки, в момент наивысшей власти мрака.

По крайней мере, так принято считать.

В ментале казалось, будто пространство вокруг пылает черным светом. Конечно, здесь такого понятия, как «пространство», а также привычных нам измерений не существует, но как-то же надо ориентироваться? Человеческий язык не предназначен для описания происходящего в нереальности. Только ментат способен частично расшифровать и понять образы мира духов, да и то каждый из нас представляет нереальность по-своему. Кстати сказать, обитателей тонкого мира тут необыкновенно много, и далеко не все они принадлежат к темным силам. Присутствие теней не удивляло – где я, там и они, – но вот остальные…

– Давно они здесь?

Слава кивнул, стоило ему «прочесть» сброшенный мной информационный импульс с описанием скрывающихся в ментале духов.

– С самого начала. Они не вмешиваются, только наблюдают.

– Наблюдают?

– Да. Даже не прячутся. Между собой ни разу не дрались, по крайней мере, мы ничего похожего не видели.

Любопытно. Значит, хозяева присутствующих здесь низших духов заключили своеобразный «пакт о ненападении» – в противном случае живущие инстинктами представители этой толпы давно вцепились бы друг в друга. В обычной ситуации слуги разных богов обитают во владениях собственных хозяев и редко выходят за их границы. Только если заметят нечто интересное. Духи, чьи хозяева враждуют – в их понимании вражда и разнонаправленность энергий суть синонимы, – при встрече обязательно подерутся, причем вне зависимости от того, насколько велики различия в силе. Крохотный обитатель ментала без сомнения нападет на многократно превосходящего его противника и конечно же погибнет.

Раз здесь и сейчас они не воюют, значит, происходящее выгодно всем богам.

– Вы так и не выяснили, верховный дух все-таки существует – или сильнейшие из них договариваются между собой?

– Мы знаем о них немногим больше, чем пятьдесят или сто лет назад, – пожал плечами Слава. – Они совершенно другие. Потому мы и затеяли этот эксперимент, чтобы попытаться их понять. Как считаешь, получится?

– Сейчас посмотрю.

Я выдохнул, расслабился и сделал шаг в сторону. Позади раздался удивленный возглас, который я, впрочем, проигнорировал. Целиком сосредоточившись на ощущениях, я медленно, стараясь не упустить ни малейшего звена в сплетенной волхвами цепи, принялся обходить круг. Требовалось проверить каждый миллиметр, каждую молекулу простенького на вид артефакта, одновременно выясняя, нет ли конфликта между различными частями узора. Мельчайшие детали способны разрушить сложнейшее построение, призванное удержать одного из высших духов в чуждой ему реальности и позволить людям получить от него наставления в доступной им форме. Что ж, родяне проделали колоссальную работу.

Сколько времени прошло с момента впадения в транс, не знаю. Когда я открыл глаза, Антипкин все так же подпирал спиной стену, по моим внутренним ощущениям выходило, что проверка заняла часа два. За дверями могло пройти больше или меньше – измерения здесь вели себя совершенно непредсказуемым образом.

– Удачно? – оживился Всеслав.

– Я нашел несколько мелочей и исправил их. Серьезных ошибок нет. – Перед моими глазами опять возникла структура артефакта-заклинания. – Должно сработать.

– Ну, слава Роду! Слушай, ты себя со стороны за работой видел? – Не дожидаясь ответа, он принялся описывать: – Представляешь, ты разделился надвое и принялся обходить круг сразу с обеих сторон. Посолонь двигался человек, а против – какая-то фигура в рваном балахоне. Знаешь, как смерть изображают? Вот точно такая же, но без косы, и под капюшон не заглянуть. Ни рук, ни лица не видно.

– Альтернативная сущность. В ментале, при общении с духами, удобнее действовать не самостоятельно, а с помощью подобного инструмента.

Прирожденные шаманы, числом шесть штук на весь мир, прекрасно обходятся без подпорок. Они понимают язык и намерения обитателей нереальности так же легко, как обычные люди понимают друг друга. Нам, простым псионам, приходится изобретать костыли. Я создал дополнительную личность специально для работы вне физического мира, кто-то предпочитает общаться с помощью духов-переводчиков, третьи занимаются разработкой искусственного интеллекта. Каждый решает задачу по-своему.

То, что мое альтер эго воплотилось в видимую форму, не слишком удивляет. Здесь особые законы. Раз действуют две сущности, значит, около круга должно стоять две фигуры одновременно.

– Что ж, – сказал я наконец, – раз у вас все готово, не вижу необходимости в моем дальнейшем присутствии. Эксперимент состоится как запланировано?

– Жрецы начнут подтягиваться сегодня к вечеру, – кивнул Слава, – завтра весь день будет идти подготовка. С восходом Луны приступим.

– Прекрасно. Я прибуду за несколько часов до заката.

– Я предупрежу наших, – улыбнулся Всеслав. – Рад был тебя видеть, честно. Мир тебе, Аскет.

– И дому твоему, – откликнулся я ритуальной фразой.

После полумрака Кощеева капища проступившее меж облаков солнце неприятно резануло глаза. Полдень давно миновал, и я решил потратить немного времени на пешую прогулку по городу. В конце концов, нечасто удается вырваться из цепких лап бессменного руководителя Института исследования псионики и экстрасенсорики Моисея Львовича Коробкова по прозвищу Коробок, где сейчас я имею несчастье трудиться. Смешно: сам выбрал, а теперь ругаюсь. Специфика работы такова, что, несмотря на всю свою важность и практическую ценность для человечества, она не оставляла решительно никакого времени на личную жизнь.

В кармане завибрировал мобильный телефон. Еще до того как я прикоснулся к аппарату, в сознании услужливо возник образ вызывавшего абонента, и, признаться, я был искренне рад этому звонку.

– Аскет, привет!

– Здравствуй, Даниил.

– Дружище, поздравляю тебя! Желаю всего-всего, а главное, здоровья. Все остальное у тебя уже есть.

– С чем поздравляешь-то? – немного удивился я.

– Аскет, тебе нужны мои профессиональные услуги? С днем рождения!

– Чьим?

– Твоим, дубина.

Действительно. На дворе пятое августа, и значит, сегодня у меня день рождения. Если честно, в последние годы подобные даты вообще утратили для меня какое-либо значение. Уж и забыл, когда отмечал этот праздник в последний раз. Что вообще имеет для меня смысл, если как следует разобраться? Работа? Пожалуй, она лишь способ заполнить чем-то возникшую вокруг пустоту. Все на свете должно иметь свою конечную цель. Какова цель моих трудов? После Исхода и последовавшего за этим развала Службы Быстрого Реагирования, превратившейся в заложницу кабинетных игр, многое изменилось. Наверное, даже слишком многое. Тогда мы были нужны людям, мы искали и зачищали Гнезда, уничтожали чужаков, мы балансировали на самом острие, спасая человечество от неминуемой, как нам тогда казалось, гибели. А теперь? Что случится, если в один прекрасный момент институт внезапно провалится в тартарары? Кто вообще обратит на это внимание?

– Спасибо, Даниил, – произнес я в трубку. – Совсем вылетело из головы.

– Может, заедешь? Посидим, как в старые добрые времена…

– Я сейчас в Питере. Когда вернусь в Москву, не знаю.

– О! – жизнерадостно воскликнул Даня. – И как там, в Северной столице?

– Сыро.

– Ну ладно, – хохотнула трубка, – поцелуй там от меня Медного всадника. Конец связи.

Мгновение помедлив, я взглянул на телефон и, набрав короткий номер, вновь прослушал на двух языках хорошо знакомый мне рассказ об отсутствии абонента в зоне действия сети. Скорее всего, трубку она так и не включит. Да и вправе ли я обижаться на нее, если сам в последние несколько лет появлялся дома от силы пару раз в месяц, перемолвившись с дочерью лишь десятком-другим ничего не значащих фраз? Встречались в основном на работе. Наверное, я все-таки плохой отец. Как и предполагал с самого начала.

У границы тротуара, возле помятого и покрытого жухлой травой газона высилась замысловатая деревянная конструкция, представлявшая собою деревянный каркас с закрепленными на нем грубо сколоченными полками. Полки заполняли пузатые арбузы и золотистые дыни, под ними располагался приземистый стол с плоскими весами, подле которых скучал смуглый темноволосый молодой человек в замызганном фартуке. Порадовать, что ли, себя арбузиком, в день рожденья-то?

При моем появлении продавец заметно оживился и принялся перекладывать разложенный на прилавке товар, стараясь повернуть его ко мне наиболее аппетитным боком. Исходящие от него эмоции свидетельствовали о желании не просто подороже втюхать товар, но пообщаться, поговорить – словом, убить время.

– Кароши арбуз, – безбожно коверкая русскую речь, произнес он. – Сочни, силадки…

– Вот этот, – ткнул я пальцем в возвышавшийся на вершине арбузной кучи полосатый шар.

Несмотря на все имевшиеся в моем арсенале способности, я так и не научился определять на глаз степень спелости арбузов, поэтому выбор всегда оставлял для меня определенный элемент неожиданности.

Парень ловко выхватил из груды выбранную мною гигантскую ягоду и водрузил ее на весы. Весы бесстыдно врали, аура продавца засияла оттенками удовольствия, однако сейчас у меня не было ни малейшего желания вступать в отвлеченные дискуссии о правилах торговли.

– Сито шестьдесять рубли, – посоветовавшись с микрокалькулятором, подвел итог своих вычислений продавец.

Я полез в карман за кошельком. Что-то все-таки смущало меня в окружающей действительности, где-то в глубине сознания упорно мигал маячок тревоги. Прислушавшись к собственным чувствам, я ощутил поблизости нечто необычное, непонятное, но почему-то смутно знакомое… Любой псион, если он не полный дурак, прислушается к таким предупреждениям. Погрузившись в ментал еще глубже, я взглянул на ауру продавца.

Во времена оны, когда я мало задумывался о влиянии псионики на жизнь людей, зато активно осваивал новые способы потрошения чужаков, мне приходилось заниматься разными вещами. Этика тогда казалась чем-то далеким, границы допустимого вреда раздвигались более чем широко. Ментаты Службы – надо полагать, по заказу высоких чинов – активно экспериментировали с человеческой психикой, пытаясь добиться появления «идеального шпиона». То есть такого, который сам бы не знал, что работает на противника, был бы абсолютно предан хозяину, да еще и не обнаруживался бы никакими известными на тот момент методами. С первыми двумя пунктами они в целом справились. У методики имелись побочные эффекты в виде резкого изменения поведения объекта – проще говоря, подопытные постепенно сходили с ума, – но какое-то время они верно выполняли полученные приказы. Проблема заключалась лишь в оставляемых операцией следах. Тонкое тело человека несло на себе настолько явные отпечатки чужого вмешательства, что первый же псион, встретивший такого бедолагу на своем пути, немедленно побежит за помощью к ближайшим целителям. Проблему пытались решить с помощью маскировки и наложения ложной ауры, но получившийся результат признали отвратительным.

Давно не встречал ничего подобного. Работа классная, выполненная настоящим мастером своего дела. Накинутая на сознание продавца «обманка» успешно обманет, да простится мне тавтология, девять псионов из десяти или даже больше. С первого взгляда ее раскусит разве что ментат уровня не ниже четверки, остальным придется осознанно искать отклонения, сравнивая характеристики излучений с образцом. Чему опять-таки учат либо ментатов, либо сотрудников соответствующих организаций. Подобный шедевр могут соорудить не более десятка моих коллег по всему свету. Каждый из которых работает на одну из мощных государственных структур, чаще всего – спецслужб.

Вопрос в том, как мне действовать теперь. Сделать вид, что ничего не заметил, и просто уйти? С первой частью я, пожалуй, соглашусь – незачем показывать свое знание. Другое дело, что оставлять странного человечка без присмотра тоже нельзя. Как давно он в городе? Имеет ли отношение к цели моего приезда? Зачем понадобилось привлекать серьезного ментата для обработки продавца арбузов? И, наконец, кто проводит операцию, в которую я собираюсь столь неожиданно вмешаться?

Передавая деньги и принимая в ответ из рук улыбчивого продавца темно-зеленую ягодину, я пометил его кусочком своей ауры. Маркер на всякий случай загнал поглубже, проигнорировав «обманку», и тут же невольно замер от удивления. Сознание, лишенное ложного покрова, излучало ровный поток положительных эмоций удивительного накала. Подобное встречается разве что у наркомана под кайфом, но человек производил впечатление контролирующего свои поступки. Значит, полная перекройка личности сопровождалась вмешательством в гормональную систему. Пока объект поступает в соответствии с заложенной в него программой, он чувствует себя счастливым; стоит ему чуть отклониться – сразу наступает эндорфинная ломка. Хороший вариант, вот только как удалось убрать побочные эффекты? Дозу вырабатываемого «наркотика счастья» приходится постоянно увеличивать: ведь привыкание неизбежно. Где-то здесь должен быть управляющий модуль…

За пять лет, проведенных в относительном спокойствии, я непозволительно расслабился. Привык ко всеобщему преклонению, перестал отовсюду ждать угрозы. Поэтому на неожиданную атаку среагировал с опозданием. Продолжая улыбаться, продавец схватил лежавший на столе длинный кухонный нож и ловким, хорошо отточенным движением попытался резануть мне по горлу. Одновременно с этим чужое сознание грубо нанесло удар через ментал. Заторможенный псионической атакой, нож я отбил с трудом. Следующая попытка пырнуть острым, как бритва, лезвием стоила подконтрольному сломанного локтя, однако напор на психику тут же заметно усилился. Пришлось пожертвовать арбузом. Пятикилограммовый снаряд врезался продавцу в голову и, хотя не нанес существенных повреждений, отбросил его на пару метров назад. На большее я и не рассчитывал – в зомбированном состоянии человека можно порезать на куски, и он все равно продолжит попытки тебя убить, абсолютно не чувствуя боли.

Зато у меня появилось время сконцентрироваться и создать знак.

«Святая броня» сразу позволила вздохнуть с облегчением. Движения продавца стали замедленными, давление на сознание теперь напоминало не многотонный пресс, а нечто вроде сильного ветра. Можно работать. Для начала я парализовал слишком ретивого агрессора, банально перебив ему нервные пути к двигательным центрам. Пусть постоит пока, вылечить повреждения целители успеют. Основной мой интерес состоял в поиске канала связи между контролером и контролируемым или, что менее вероятно, в поиске встроенной в память программы. Не-псион в принципе способен атаковать чужое сознание так, как только что атаковал продавец, но тогда его собственная энергетика будет стремительно истощаться. Сейчас же признаков деградации заметно не было. Выходит, этот человек служил проводником для кого-то еще, и количество энергии, которое он может пропустить одномоментно, не превышает определенной величины. Кстати сказать, бьет он крепко, то есть канал неизвестные создали хороший.

В тот самый момент, когда я уже собирался отследить найденную связь и нащупать сознание «командира», все неожиданно закончилось. Марионеткой решили пожертвовать. Решение правильное – лучше потерять агента, чем засветиться самому, – вот только меня оно совершенно не устраивало. Я хотел знать, кто, почему и зачем действует у меня под носом, поэтому начал мешать разрыву канала. Заставил заработать легкие, приказал биться сердцу, запретил мозгу впадать в кому, одновременно лихорадочно пытаясь пробиться на тот конец невидимого коридора… Безрезультатно. Установка на самоубийство внедрилась слишком глубоко в подсознание, и одним мысленным приказом ее не снять. Если бы я сообразил тогда заняться только торговцем, то, возможно, сумел бы удержать его среди живых, но мне до скрежета зубовного хотелось посмотреть на ментата, способного бросить мне вызов. Однако с той стороны возникла монолитная стена, все попытки проломиться или проскользнуть сквозь которую окончились ничем.

В результате на руках у меня имелся свежий труп, набор характеристик неизвестного, но очень талантливого псиона – и ощущение неправильности от всей этой истории. Ах да, еще рядом визжали две тетки с кошелками.

Желания дожидаться представителей закона у меня почему-то не возникло, поэтому я отвел глаза окружающим и не спеша побрел домой. Сначала приедет милиция, потом подкатят вызванные псионы из общегородского центра, заберут труп к себе на экспертизу, считают следы из инфосферы. Выяснят, что ничего не понимают, и со спокойной душой передадут дело в ФСБ. Там сравнят отпечатки обнаруженной на месте преступления ауры с базой данных и обнаружат сходство с моей – я же не прятался и ничего не стирал. К тому времени, как они закончат, я успею разложить впечатления по полочкам, провести небольшой анализ и созвониться с Лукавым. Он теперь большой начальник, но за необычными делами следит и наверняка захочет лично пообщаться со мною. Если же остаться на месте, как предписано в Уголовном кодексе, то просто даром время потрачу и буду вынужден отвечать на сотню глупых вопросов.

Странностей хватало. Во-первых, я не почувствовал угрозы. Псион всегда ощущает враждебное внимание, даже если в него целятся с расстояния в километр. Информационное поле-то у планеты одно. Отсюда проистекает ложное, как я сейчас убедился, чувство безопасности и уверенности в собственных силах. То есть либо некто весьма умело экранируется, либо есть что-то еще, что-то непонятное и потому – настораживающее. Во-вторых, слишком быстрая реакция. Получается, неизвестный постоянно контролировал сознание марионетки? Бред. Я покрутил головой, осматривая улицу. Члены партии и правительства не спешили почтить своим визитом перекресток вдали от основных дорог, бомб в подъездах не наблюдалось, вообще никаких серьезных событий в ближайшие двенадцать часов здесь не произойдет. То есть контролер не подключился к продавцу недавно, а сидел в нем постоянно. Тогда, простите, спал он когда, кушал, занимался другими делами?

Выходит, он не один. Это многое объясняет: и монолитную стену на том конце связи, и необычные характеристики зафиксированного мною излучения. Перехватить удалось немногое, но все-таки удалось, расшифровать удалось еще меньше, и поначалу я принял вытащенные мною из небытия куски информации за какую-то ошибку. Нет, все правильно. Примерно такой внешний вид и дает объединенная аура десятка и более ментатов, она же помогает спрятать агрессивные намерения. Только поступают так редко, в исключительных случаях.

Выходит, на меня охотятся? Без лишней скромности скажу, что против меня собрали бы силы покрупнее. Хотя в таком случае возник бы вопрос секретности, и я бы наверняка что-то почувствовал… Придется носить, не снимая, защитные знаки. Занятие привычное. Львиная доля оболочки уйдет на нейтрализацию натыканных по городу следящих артефактов, но лучше уж так.

Что еще? Продавец стоял относительно недалеко от капища. Мог он отслеживать действия волхвов, готовящих самый сложный, опасный и потенциально самый выгодный для них обряд за всю историю существования неоязычества? Вполне мог. Тогда разговаривать следует не с Лукавым, занимающимся по большей части делами уголовной направленности, а с хитромудрым товарищем Призраком. Последний, между прочим, сейчас находится в Питере, тем самым наводя на определенные размышления.

В кармане завибрировал телефон. Поймав образ звонящего, я невольно криво усмехнулся. На ловца, как говорится…

– Что-то подсказывает мне, что ты звонишь не поздравлять меня с днем рождения.

В ответ послышался звук, словно кто-то подавился набранным в грудь воздухом.

– У тебя сегодня день рождения?

– Нечто вроде того.

– О. Ну, это самое, поздравляю!

– Спасибо. Тебе уже доложили?

Призрак помолчал, потом осторожно, словно общаясь с душевнобольным, переспросил:

– Доложили о чем?

По телефону сложно сканировать, к тому же Призрак всегда мастерски умел лгать, но мне показалось, он искренне не понимает вопроса.

– Значит, скоро сообщат. Ты хотел поговорить?

– Какой-то ты нервный сегодня, Аскет, – посетовал Фролов. – Али случилось что? Неприятность какая?

– Обычно ты звонишь мне, когда возникают сложности по работе, а штатные спецы либо руками разводят, либо ты не хочешь их привлекать, – объяснил я. – Думаю, сегодняшний звонок – не исключение. На твое счастье, мне тоже есть о чем пообщаться. Поэтому говори, куда подойти.

Призрак без обычных шуточек продиктовал адрес, встречу мы назначили на следующий день. Он обещал что-нибудь выяснить по личности погибшего продавца арбузов, у меня же оставалось время поднять старые связи и разыскать нужных людей. Раз пошла такая пьянка, надо иметь под рукой кого-то, кому безусловно доверяешь. Тех немногих друзей, на которых можешь положиться, как на себя самого. Не откладывая дела в долгий ящик, я набрал еще один номер.

– Злобный? У меня проблемы.

Телефон разразился пронзительной мелодией, как всегда, в самый неподходящий момент: когда сгрудившаяся перед перекрестком колонна автомобилей, до этого мертво стоявшая на протяжении нескольких десятков минут, наконец-таки сдвинулась с места. Виноградов сдавленно матюгнулся – не приносят ничего хорошего такие неожиданные звонки, ох, не приносят.

– Слушаю.

– Ты где сейчас находишься, сокол мой сизоклювый? – донесся из динамика по обыкновению ласковый голос Фролова.

– Пробки на Индустриальном собираю.

– Это хорошо. Это очень даже замечательно.

– Чего же хорошего, Константин Валентинович? – удивленно спросил Алексей, не забыв посигналить серебристой «тойоте», попытавшейся нагло втиснуться перед ним из соседнего ряда.

– Хорошо, что ты сейчас в восточной части города, – пояснил Призрак. – Дениченко с тобой?

– Со мной, – кивнул Виноградов, покосившись на расположившегося справа стажера Колю, приставленного к нему начальством в напарники буквально накануне.

– Значит, так, душа моя. Двигай сейчас на Октябрьскую набережную, там небольшое кладбище есть. Приедете, осмотритесь, осторожненько прогуляетесь туда-сюда. Есть информация, что поблизости от означенного кладбища какой-то дух ошивается, из ментала призванный. Кому-то, понимаешь ли, поразвлечься так захотелось. В общем, действуйте по обстановке, но на рожон не лезьте. Все понятно?

– Так точно, – отозвался Виноградов и нажал на кнопку отбоя.

Включив поворотник, он начал потихоньку выруливать к разделительной полосе, надеясь при первой же возможности отыскать место для разворота.

– К-к-куда едем? – поинтересовался его спутник, лениво разглядывая замершие за окном железные коробки автомобилей.

Коля слегка заикался, причем он категорически отказывался обращаться за помощью к целителям, по всей видимости считая, что небольшая особенность придает ему какую-то исключительность и шарм.

– На кладбище.

– Н-н-не рановато ли? – хмыкнул Дениченко.

– В самый раз. – Виноградов наконец добрался до трамвайных путей и, отыскав во встречном потоке небольшую прореху, ловко вклинился между коптящим солярой «КамАЗом» и стареньким «фольксвагеном». – Если поторопимся, как раз до темноты успеем.

Кладбище и впрямь производило унылое и запущенное впечатление. Низкий кустарник, тянувшийся вдоль здания бывшего монастыря, скрывал за собою ряды покосившихся надгробий, приземистый заборчик, очерчивающий границы погоста, терялся в разросшейся вокруг зелени.

– Охотники за привидениями, блин, – проворчал себе под нос Алексей, с кряхтением выбираясь из автомобиля.

Скрывшееся за дождевыми облаками солнце уже, по-видимому, катилось к западу, потому стоило спешить, чтобы успеть управиться с предстоящим делом до наступления сумерек.

– Чего д-д-делать-то будем? – поинтересовался Дениченко, настороженно оглядываясь по сторонам. – М-м-место тут какое-то… Н-н-неприятное…

– Ты «пыльный шлем» ставить умеешь? – ответил вопросом на вопрос Алексей.

– К-к-конечно.

– Вот и держи знак, чтобы прикрывал нас обоих. Я по сторонам буду смотреть.

Убедившись в том, что вокруг них образовался невидимый полог, надежно защищающий обоих от внешнего пси-воздействия, Виноградов зашагал к видневшемуся в заборчике проему, сразу за которым угадывалась длинная и узкая аллея.

Воздух вокруг умиротворял и успокаивал, кладбищенские сумерки пахли дождем, зеленью и мокрой листвой. Странно, но сюда практически не доносился шум оживленной набережной и расположенного с противоположной стороны, сразу за полузаброшенной железнодорожной веткой, проспекта. Народу в этот час тоже практически не было, только вдалеке семенила к выходу одинокая старушка, да кудлатая бездомная собака с задумчивым видом обнюхивала вываленную возле переполненного бака груду мусора. Никаких признаков потустороннего присутствия не ощущалось.

– А ч-ч-чем этот д-д-дух вообще опасен? – нарушил затянувшееся молчание Дениченко. – М-м-может, ну его н-н-на фиг?

– Никогда не сталкивался с обитателями ментала? – заинтересованно произнес Алексей.

– Н-н-не доводилось.

– Да в общем-то сам по себе – практически ничем. Духи вообще способны оказывать лишь ограниченное влияние на физический мир. Ну, поломает там чего-нибудь, предметы подвигает, люстру кому-нибудь на голову уронит… Вот если ему взбредет в голову вселиться в человека, тут дело примет совсем иной оборот.

– Ага, н-н-нам рассказывали на л-л-лекциях. Одержимость наз-з-зывается. Г-говорят, может п-п-привести даже к гибели од-держимого.

– К гибели – это ладно, медицина и целительство сейчас развиты на должном уровне. Помереть не дадут, если вовремя оказать помощь. Проблема в том, что человек, в которого вселилось потустороннее существо, утрачивает контроль над собственным разумом, его личность подавляется сознанием жителя ментала. И потому в подобном состоянии он может натворить все, что угодно. Вот это как раз-таки очень опасно. Кстати, нужно поискать укрытие, и чем быстрее, тем лучше.

– Д-дух?

– Нет, дождь.

Сверху действительно начало понемногу накрапывать. Небо стремительно темнело, над головой нависли набежавшие с Невы тучи. Алексей ускорил шаг, перепрыгнул здоровенную лужу, свернул с аллеи, с минуту попетлял между могилами и, пригнувшись, спрятался под опиравшимся на гранитные колонны навесом старинного надгробия. Николай, старавшийся не отставать от напарника ни на шаг, примостился рядом. Он обладал гораздо более крепким телосложением, и по напряженному сопению было заметно, что ему неудобно стоять, согнувшись в три погибели. Сверкнула молния, вдалеке раскатисто громыхнуло, и дождь хлынул стеной.

– К-к-как будто фильм ужасов н-начинается, – усмехнулся Дениченко. – Я п-по телеку что-то п-подобное смотрел.

– Ага, – кивнул Виноградов. – Сейчас из-за дерева вылезет скелет и начнет ругаться матом… Нужно переждать – такой ливень не может продолжаться долго.

Прогнозы не оправдались: спустя десяток-другой минут потоп и вправду иссяк, как будто наверху кто-то закрутил водопроводный кран, и вместо него зарядил мелкий, противный, густой и холодный дождь. Периодически меж облаков вспыхивал разряд молнии и на землю обрушивались гулкие громовые раскаты. Вылезать из-под крыши навстречу ледяным струям решительно не хотелось. Смеркалось, ночь стремительно накатывала на город. Николай нервничал, крутился на месте, стараясь устроиться поудобнее, Алексей же с невозмутимым видом озирал окрестности, тающие в сгущающейся мгле. Минуты тянулись одна за другой.

Наконец шелест капель в листве росшего поблизости клена стал стихать. Николай уже не мог определить интенсивность дождя по расплывавшимся на поверхности близлежащей лужи кругам, поскольку саму лужу поглотила темнота, но, высунув руку из-под навеса, он не почувствовал на коже влажного прикосновения капель.

– К-к-кажется, кончилось, – неуверенно произнес он.

– Там!

Дениченко посмотрел в указанном напарником направлении: где-то вдалеке, в глубине укрытого вечерней мглой участка зажегся крошечный огонек. На мгновение замерев, огонек колыхнулся и медленно поплыл над землей, удаляясь от аллеи прочь.

– Пошли! – ткнул Виноградов своего спутника локтем в бок. – Ноги не переломай.

Ругаясь и поминутно цепляясь рукавами и карманами куртки за острые выступы оград, Дениченко вылез из укрытия и зашагал вперед, стараясь не упустить из вида спину Алексея, ловко лавировавшего между могилами. На мгновение утратив сосредоточенность, он тут же споткнулся и, пытаясь удержать равновесие, по щиколотку погрузился в придорожную канаву.

– Черт! У т-тебя ф-ф-фонарика нет?

– Ночное зрение включи.

– Т-точно!

Сделав над собою усилие, Николай постарался искусственно расширить собственные зрачки, чтобы адаптироваться к окружавшей его темноте. На мгновение он вообще перестал видеть, и случайно подвернувшаяся мокрая ветка больно хлестнула его по лицу, затем мир вокруг окрасился в глубокий ультрамариново-синий цвет, а стоявшие вокруг надгробия, кресты и деревья сделались угольно-черными. Темно-серая куртка Виноградова маячила впереди отчетливым светлым пятном.

Тем временем, видимо почувствовав погоню, видневшаяся поодаль искорка резко изменила свое направление и стала стремительно удаляться в глубь кладбища.

– Быстрее, – скомандовал Алексей, переходя на бег. – Уйдет.

– Оно нас с-с-слышит? – стараясь не сбить дыхание, поинтересовался Николай.

– Естественно. Ты топочешь, как слон.

– Т-т-там еще. С-с-справа.

Действительно, по правую руку от них в ночи зажегся еще один «светлячок», а потом еще и еще. Огоньки перемещались в пространстве, то останавливаясь, то начиная свое причудливое движение снова.

– Разделимся, – произнес Виноградов. – Я побегу следом, ты заходи сбоку. Пространство контролируй.

С этими словами он пружинисто подпрыгнул и, перемахнув через низкий заборчик, скрылся из глаз. Тяжело вздохнув, Дениченко припустил следом, стараясь не потерять из поля зрения крошечное светлое пятнышко, то исчезавшее за деревьями, то ярко вспыхивавшее вновь. Вскоре он приноровился к ритму бега между ржавыми прутьями оград и даже смог немного увеличить скорость. Огонек приближался. Тропинка, скамейка, гранитная стела, еще немного – и он наконец настигнет свою цель…

– Поймал! – донесся до него вскрик Алексея.

Николаю показалось, или голос напарника действительно прозвучал немного расстроенно?

Отдуваясь и смахивая выступивший на лбу пот – похоже, действительно пора заняться собой и сбросить с десяток лишних килограммов, – Николай обогнул очередную могилу и выбрался на место схватки.

Виноградов крепко держал за шкирку сидевшего в нелепой позе на земле косматого мужика, испуганно вертевшего вокруг головой и сжимавшего в грязной ладони едва тлеющую церковную лампадку. Мужик был облачен в драные кирзачи, заляпанные штаны непонятного цвета и рваную в нескольких местах куртку, явно позаимствованную с ближайшей помойки, от него отчетливо несло сивухой и давно не мытым телом.

– Ты кто? – спросил Виноградов, для надежности крепко тряхнув мужика за шиворот.

Тот привычно опустил лицо и заслонился рукой, словно ожидая удара.

– Живу я тут, – тряхнул он слипшимися космами.

– На кладбище?

– Ну. – Мужик чуть приподнял голову и, убедившись в том, что никто не собирается его бить, обмяк. – А что? Люди вон на могилах кто хлеб, кто печенье, кто водочки стакан оставляет по русской традиции… На Пасху – яйца… Цветы эвон приносят, собрать можно, а утром – продать… На фуфырик хватит… Менты опять же сюда не суются, по ночам особенно… Боятся оне.

– Прямо так на кладбище и живешь?

– Ну, – тряхнул бородой мужик. – Говорю же, живем. В склепе. Тепло и не капает. Зимой костер палим… Четверо нас тама…

– Тьфу ты, – сплюнул себе под ноги Виноградов и, отпустив бродягу, брезгливо вытер руку о штаны. – В последние сутки ничего подозрительного не замечали?

– Чаво?

– Сегодня, говорю, ничего странного не видели? Призраков там каких-нибудь, других аномальных явлений?

– Так кладбище же, – крякнул мужик и смачно почесался. – Тут кругом эти… Аморальные явления… Давеча вот шел по нижнему участку, это там, на старой половине, глядь, вроде как тетка какая в капюшоне… Встала между могилами и стоит… Повернулся, а уж нет ее, как сквозь землю, прости Господи…

– Д-да отстань ты от н-н-него, – махнул рукой Николай. – Т-тут фиг р-разберешь, где п-п-правда, где п-пьяный бред.

Аура мужичка и впрямь плыла разноцветными пятнами алкогольного дурмана, среди которых отчетливо проступала фиолетовая клякса медленно разрушающейся психики.

– Ладно, – согласился Алексей. – Пошли отсюда.

– Эй! А вот вчера…

– Спасибо, – отмахнулся Алексей от бородача, как от назойливой мухи. – Всего доброго и извините за беспокойство.

Мужик что-то еще кричал вослед, пытаясь поведать нежданным слушателям очередную историю, коих у него водилось в избытке, но Виноградов и Дениченко растаяли в темноте так же внезапно, как и появились. Бродяга с минуту глядел в ту сторону, где исчезли странные ночные гости, и собрался уж было отправиться дальше в поисках провианта, как резкий порыв ветра коснулся его лица невидимой паутиной, хотя листва окрестных деревьев будто бы даже не шелохнулась. Пламя лампадки вздрогнуло и погасло. Вполголоса ругнувшись, мужик принялся шарить по карманам в поисках мятого коробка спичек, который он прихватил с собой именно на такой случай.

– П-п-полночь, – констатировал Дениченко, ежась от пронизывающего ночного ветерка.

Удивительно, но все самые зловещие, странные и сверхъестественные явления в народных сказаниях и фольклоре происходили почему-то именно с наступлением двенадцати часов ночи и ни минутой позже. Сейчас же ничто не нарушало царившего вокруг векового покоя: тишина прерывалась лишь нестройным стрекотом цикад, да где-то в канаве звонко квакала лягушка, запах листвы и влажной травы растворялся в воздухе. Над землей тут и там струились призрачные клочки тумана, поднимавшиеся от нагревшейся за день почвы и опутывавшие мокрыми щупальцами корни деревьев.

– Пройдемся вдоль центральной аллеи – и на выход, – сказал Виноградов, сдержанно зевнув. – Завтра доложим в отдел, пусть сами разбираются.

Звук шагов по гравию гулко разносился вокруг. Глаза уже привыкли к темноте и, несмотря на полное отсутствие источников света, прекрасно различали окружающий однообразный пейзаж. Деревья подступали к тропинке практически вплотную, развесив над нею свои черные кроны, листья которых ласково перебирал ветер. Николай прислушался: что-то стремительно прошелестело позади, словно крупная птица перепорхнула с ветки на ветку; позвоночника коснулся предательский холодок. В тот же миг краем сумеречного зрения он успел разглядеть, как в нескольких сантиметрах над аллеей скользит нечто невидимое, но осязаемое, похожее на сгусток воздуха, рассекающего перед собой пространство с тонким пронзительным свистом.

– Щит! – успел выкрикнуть Алексей, когда внезапно налетевший из ниоткуда вихрь толкнул его в спину и сшиб с ног.

Николай опомнился лишь через несколько мгновений, внезапно осознав, что, расслабившись, уже давно не держит над напарником «пыльного шлема», более того, он вообще забыл о какой-либо защите. Выставив перед собой руки, Дениченко направил к кончикам пальцев энергетический поток, стараясь сплести хоть какой-то защитный знак, но было уже поздно: упругая волна ветра подняла с земли горсть песка и швырнула ему в лицо. Боль резанула глаза, рефлекторно Николай закрыл веки ладонями, и остатки собственной неизрасходованной энергии, которую он так и не успел воплотить в защитное заклинание, вспышкой пронзили его сознание. Виски будто бы сковал раскаленный обруч, перед глазами поплыли разноцветные круги.

Тем временем его напарник поднялся на ноги и наспех создал «зеркало» – простейший знак, отражающий вовне любое воздействие ментального характера. Он ощутил, как мечущийся вокруг дух с ходу налетел на невидимое препятствие и мячиком отскочил прочь, исчезнув во мгле.

– Дениченко!

– Зд-д-десь! – откликнулся Николай, тщетно пытаясь протереть забитые песком глаза.