Свидание за доллар Рейдо Диана
Какой-то смуглый парень в потрепанной одежде подпирал балюстраду, негромко насвистывая популярную французскую песенку.
Почувствовав на себе чужой взгляд, парень обернулся и уставился на Роджера.
«Ну, и что ты с такой наглостью смотришь на меня, оборванец? Небось, хочешь есть? Наверняка хочешь. Но денег нет. Да, конечно, денег нет. Если в разгар рабочего полдня отираться возле шикарных кабаков, деньги вряд ли когда-нибудь появятся».
Роджеру показалось, что парень смотрит на него с вопросительным выражением лица. Впрочем, нет, конечно же, нет… Наверняка он просто голоден. Возможно, даже надеется на подачку? Еще чего не хватало, мысленно возмутился Роджер Мерри, состоятельный бизнесмен. Парень молодой, здоровый – вот и нечего давить на жалость, небось не больной, не калека. Просто лентяй и бродяга!
А что, если…
И Роджер, подивившись внезапно промелькнувшей в голове мысли, рассмеялся сам над собой. Да ладно, абсурд!
Зато, кажется, он нашел прекрасный выход из сложившейся ситуации.
Что, если дать этому парню денег? Он поднимется на веранду, заговорит с Перл, отвлечет на себя ее внимание, а Роджер тем временем сможет незаметно исчезнуть.
Пока Роджер вынашивал свои коварные планы, Перл тем временем грациозно поднялась с плетеного стула и исчезла во внутреннем помещении ресторана.
«В туалет! – понял Роджер. – Надо же, какая удача!»
Он махнул рукой официанту, который мухой подлетел к нему со счетом, вытащил из бумажника несколько купюр, не поскупившись на чаевые, прошествовал к выходу с веранды – и был таков.
До машины Роджера было рукой подать.
Но ноги почему-то сами, против его воли, принесли его к балюстраде, где по-прежнему ошивался парень с голодными глазами.
Секунду Роджер еще раздумывал, а потом негромко произнес:
– Слушай… Ты денег хочешь?
Парень мгновенно повернулся к Роджеру лицом, и в первое мгновение Роджеру показалось, что тот сейчас открыто рассмеется.
Так и есть, блеснули в улыбке неожиданно белые зубы оборванца, но, вместо того, чтобы отбрить Роджера, парень уточнил:
– А в чем, собственно говоря, дело?
Роджер приподнялся на цыпочки и взглянул на дальний край веранды.
Перл уже сидела за своим столиком, невозмутимая и прекрасная.
«Что я делаю, в конце концов? Я ведь уже умудрился незаметно исчезнуть оттуда… – Ты не понимаешь, мне в голову пришла отменная затея!»
Диалог в голове Роджера прекратился. Он сурово взглянул на своего собеседника:
– Посмотри туда, на веранду…
– Смотрю, – усмехнулся парень, – и что?
– Видишь девушку?
– Какую?
– Вон та, с черными волосами. Красивая.
– Да, вижу.
– Иди и поговори с ней!
– Ты что, ненормальный?
– Как раз наоборот. Я более чем нормален.
– Да уж, я вижу, – парень покачал головой.
– Тебе что, деньги не нужны?
– Нужны… А что?
– Я дам тебе доллар.
Роджер и сам понимал, что предлагать доллар за такого рода услуги – наглость, но его уже успело возмутить поведение юнца. Ему предлагают халявный заработок, а он умудряется крутить носом! Не-е-ет, пусть теперь помучается, попрыгает, слишком много Роджер не станет ему обещать!
Парень снова блеснул зубами, терпеливо улыбнувшись:
– Похоже, ты все-таки псих, – сообщил он.
– Говорят тебе, иди и познакомься с ней. Задури ей голову… Сможешь? Я дам тебе доллар.
– Этого мало, – возмутился парень и засмеялся.
– Ну, – хмыкнул Роджер, – это задаток, черт побери… Я хочу увидеть хорошую работу.
– Парень, да зачем тебе это надо?
– Хочу подшутить над ней, – признался в порыве странного трезвого откровения Роджер. – Видишь ли, это моя бывшая… Слишком много хорошего о себе думает. Воображает. Хотелось бы проучить ее. Ничего серьезного – так, слегка…
– И для этих благородных целей тебе понадобился я?
– О, да не будь ты таким сентиментальным. Тебе нужны деньги? Хочется есть?
– Да кому же в этом мире не хочется есть? – удивился парень.
– Вот и действуй, – подытожил Роджер.
– Доллар?
– Доллар. Это задаток, – спохватился Роджер.
– И что же конкретно я должен делать?
– Пофлиртуй с ней. Заинтересуй ее своей персоной.
– Думаешь, она клюнет на меня?
– На такого, как ты? А вот это мы заодно и проверим. Если деньги для нее не так важны, как она всех уверяет… Да и ты вроде не страшный.
– Что ж, спасибо за комплимент, – расхохотался парень.
– Эй, не увлекайся слишком. Дело еще не сделано. Как, кстати, тебя зовут?
– Меня зовут Джонатан, приятель. А тебя?
– А меня, приятель, – Роджер специально выделил это слово голосом, – зовут Роджер Мерри.
– Роджер? – теперь Джонатан выглядел удивленным. – Веселый Роджер?
Черт.
Роджер нахмурился.
Откуда этот оборванец знает его имя?
– Откуда ты меня знаешь?
– Ну, – хмыкнул парень, – я читаю газеты… Когда те попадаются… На скамейках в парке. Ты – бизнесмен, не так ли?
– Именно так, – кивнул Роджер. – Надо же, какие продвинутые у нас попадаются бродяги.
– Бродяги? – Джонатан весело прищурился.
– Угу, а что, не так?
– Так, – согласился Джонатан, – ну, я пошел? Пока девушка никуда не свинтила?
– Давай. Валяй. Играй получше. Изобрази что-нибудь… Романтику. Они на это клюют.
– Ладно, постараюсь.
– И, парень…
– Я Джонатан. Джонатан Сильвер.
– Хорошо, пусть будет Джонатан. Как мне тебя отыскать? Мобильный есть?
– Мобильный?
– Ах, да… Что с тебя взять… Однако как мне передать тебе деньги?
– Ну, вначале ты ведь хотел убедиться, что работа выполнена, и выполнена хорошо?
– Да. Разумеется.
– Может, – предложил Джонатан, – встретимся здесь через несколько дней?
– Зачем через несколько? Давай завтра! Ближе к вечеру. Я буду проезжать мимо и заодно высматривать тебя. Тогда и расквитаемся. Идет?
– Идет.
Уже сидя в машине, Роджер удивлялся событиям последнего часа.
Надо же, как все забавно вышло!
Некоторое время он стоял внизу у балюстрады, наблюдая за тем, как происходит знакомство Джонатана с Перл, и вообще за развитием событий.
Необыкновенно приятно Роджеру было наблюдать, как Перл, его умница, его недотрога Перл клюет на улыбки и обаяние случайного парня Джонатана. Джонатана, который вовсе в Перл не заинтересован.
Да, это забавная шутка.
Пожалуй, лучшая шутка последней недели.
Внезапно Роджер понял, что он вовсе не хочет прекращать эту шутку.
Интересно, что будет дальше? Что, если Джонатан понравится Перл?
Кажется, она вполне купилась на его актерскую игру, если судить по тому, что успел увидеть Роджер.
И тут мобильный Роджера зазвонил.
Это была ассистент Роджера, Барбара, его офисная правая рука. Иногда, впрочем, и левая тоже.
Барбара интересовалась, когда мистер Мерри появится в офисе. На сегодняшний день у него ведь запланировано столько встреч. Какие будут распоряжения?
Роджер дал Барбаре подробные указания, сообщил, что будет в офисе буквально через полчаса, а потом, не вылезая из машины, сделал еще несколько деловых звонков.
И тут из окна своего «Мерседеса» Роджер увидел нечто такое, отчего у него упала нижняя челюсть.
Перл, галантно поддерживаемая под ручку Джонатаном, которого она знала каких-то сорок минут, спустилась по лестнице с веранды, прошествовала к своей фиолетовой машинке, уселась за руль. А на соседнее сиденье рядом с ней сел Джонатан.
И они уехали.
Вот это да!
Что вообще происходит?..
Не иначе, парень – гений. По нему должны рыдать все мало-мальски крупные и известные театральные студии Америки!
Роджеру даже не пришлось доплачивать Джонатану, а Перл уже купилась на его актерскую игру. Интересно, на что он ее развел? Выпить кофе у нее дома? Сходить в кино посреди рабочего дня? На что, на что?.. И вообще, чем может завершиться это знакомство?
Если они окажутся у Перл дома, если Джонатан сумеет затащить ее в постель, тогда Роджер может с полным правом упиваться своим триумфом. Это будет вершина его победы. Ведь наутро наивная Перл обнаружит или поймет, что ловить счастья с новым знакомым бесполезно…
Скорее бы завтрашняя встреча с Джонатаном!
Роджер не сомневался, что эта встреча сможет многое для него прояснить.
И, да, он готов приплатить этому парню за удовольствие услышать о разочаровании Перл, о крушении ее надежд.
Наверное, самом большом разочаровании Перл, не считая его самого, Роджера.
2
Перл
Любимый капучино в любимой кофейне, сотни раз проверенной и давным-давно облюбованной Перл Пэрриш, сегодня почему-то горчил.
Перл насыпала туда еще пару ложек коричневого сахара. Но странная горечь никуда не делась. Наоборот, она словно усилилась…
Да что это за день такой сегодня выдался?..
Впрочем, еще ведь пока не день. Еще ведь только утро, а, значит, остаток дня еще имеет все шансы сложиться более удачно, чем это паршивое начало дня.
Нет, ничего из ряда вон выходящего не случилось. Никаких досадных происшествий или трагических случайностей не произошло.
Однако откуда это странное, мутное и вязкое ощущение беспокойства, портящее настроение и заставляющее хмуриться безо всякого на то повода?
Перл вздохнула.
– Принести вам еще что-нибудь?
Она подняла глаза на склонившегося над ней официанта.
– Пока нет, спасибо, – вежливо ответила она.
Перл и этот-то несчастный капучино никак не могла домучить.
У нее мелькнула мысль, что неплохо было бы сообщить официанту – мол, ваш кофе горчит, может, что-то стряслось с кофе-машиной? Пусть бесплатно заменят ей напиток.
Покачав головой, Перл отмахнулась от этой мысли, как от назойливого насекомого. У нее были сильные подозрения в том, что горечь капучино напрямую связана с ее внутренним состоянием.
Внезапно она встревожилась – что, если она заболела?
Перл читала в одном из женских журналов о том, что предвестником некоторых заболеваний является горький привкус во рту.
Впрочем, какая чепуха… Она абсолютно здорова.
И счастлива.
И у нее нет ни одного повода для того, чтобы не радоваться жизни, не получать от нее удовольствие, не наслаждаться ею.
Жизнь, как в последнее время справедливо считала Перл, нужно пробовать на вкус, изучать, смаковать. Нужно наслаждаться каждым ее глоточком. Кто знает, сколько отпущено каждому живущему на земле? А, значит, и отпущенным ей временем нужно суметь воспользоваться в полной мере.
Собственно говоря, такому отношению к жизни Перл Пэрриш научил не кто иной, как Роджер Мерри.
Веселый Роджер.
Странно, с чего это вдруг Перл о нем вспомнилось… Столько времени прошло с того момента, как они последний раз виделись – на церемонии открытия нового детского реабилитационного центра, использующего как новые прогрессивные методики, так и иппотерапию, общение ребятишек с дельфинами в бассейне под руководством специально обученного инструктора…
И уж, естественно, гораздо больше времени прошло с того момента, как Роджер официально услышал от Перл о полном и окончательном разрыве, о необратимом прекращении их отношений.
Делать это было, конечно, неприятно, но деваться было некуда.
Перл больше не могла продолжать поддерживать тот образ жизни, который они совместно влачили с Роджером.
Она посчитала так: мы дали друг другу все, что могли, и это было хорошо, но, видимо, настало время двигаться дальше.
И, собственно, разве он, Роджер, нисколько не виноват в произошедшем?
Неужели он даже не понимает, что в этом его вина?
Да, она благодарна Роджеру за то, что он для нее делал, но ведь одной благодарности мало, чтобы сохранить пошатнувшиеся отношения.
Перл все-таки заказала официанту новый напиток. На этот раз ее выбор пал на латте с орехами и карамельным сиропом. Она надеялась хоть как-то истребить непонятный горьковатый привкус, осевший на небе.
Между тем жара нарастала. Перл подумала – а не перейти ли ей в помещение? Впрочем, здесь можно надеяться хоть на какое-то дуновение ветерка, а внутри что? Надеяться придется разве что на вентиляторы и кондиционеры, но они сушат кожу. Хотя последнее, о чем Перл стоило бы волноваться, было состояние ее кожи, все-таки девушка решила остаться на веранде.
Именно это и спасло Роджера от обнаружения в «Поцелуе»…
Официант принес Перл латте с пышной шапкой взбитых сливок, украшенных дробленым орехом, но она уже настолько углубилась в свои воспоминания, что даже не обратила внимания на сладкое кофейно-молочное спасение.
Перл казалось, что она познакомилась с Роджером именно в тот момент, когда была на своего рода перепутье.
Был окончен университет по специальности «история искусств», за плечами имелось несколько лет учебы, в активе Перл были шумные студенческие вечеринки в кампусах, свидания с незрелыми однокурсниками, несколько месяцев практики в художественной галерее, куда ей лишь чудом удалось пробиться на стажировку.
А дальше?
Дальше, собственно говоря, был чистый лист.
В голове Перл не было никаких вариантов дальнейшего времяпрепровождения, сколько-нибудь осмысленного и продуктивного.
Она более-менее прилежно училась, посещала лекции и семинары, ходила по современным выставкам, но никогда не представляла себе – а каким оно будет, ее будущее?
Учиться, получать диплом – все это, конечно, было прекрасно. Но вот праздник отгремел, сорваны с головы заветные квадратные шапочки, выпито шампанское, выпускники клянутся друг другу в вечной любви и дружбе… Утром ты просыпаешься, вроде как находясь на пороге новой жизни, а что же ждет тебя там?
Перл никто не ждал. И дома ее никто не ждал. Собственно говоря, своего дома у нее и не было, как такового. Последнее воспоминание Перл о своей семье, о родителях, о братишке относилось к тому дню, когда ей исполнилось пятнадцать лет.
День, который она запомнила навсегда…
День, который она так сильно старалась вычеркнуть, вытеснить из своей жизни. Иногда Перл даже казалось, что ей это удалось.
День, когда, спеша на празднование ее рождения, отец так сильно гнал машину из аэропорта, где встречал маму с братишкой, что не справился с управлением.
День, в который Перл одним махом потеряла всю свою семью, осталась на этом свете одна-одинешенька.
Господи, да она ненавидела этот день…
И всячески избегала расспросов в университете – почему, мол, они никогда не отмечают дня ее рождения?
Она отдала бы все, что угодно, лишь бы навсегда забыть об этом.
Она отдала бы все, что угодно, лишь бы это помогло вернуть их.
Даже свою жизнь, честное слово.
Господи, ну неужели действительно было необходимо так торопиться на ее праздник?
Десять или пятнадцать минут опоздания ничего не решали, ничего не испортили бы…
Поскольку Перл все равно никого не могла вернуть, всеми силами она пыталась хотя бы забыть об этом.
Она потихоньку отгородилась от школьных друзей, потеряла ожидаемый титул королевы школьного выпускного бала. Постепенно забылась причина, по которой Перл вдруг стала нелюдимой, но следствие-то не забылось – наверное, она просто асоциальна, думали одноклассники…
В университете Перл, конечно, стало полегче и попроще. Свою личную историю можно было начинать с нуля, представляться, какой хочешь, изображать то, что нравится.
Поначалу это даже вдохновило Перл, вселило в нее энтузиазм.
Постепенно она обросла новыми связями, дружками и приятельницами. Но вот в душу по-прежнему не получалось никого впускать.
«А что, если и их я тоже потеряю?» – думала невольно Перл, умом, конечно, понимая, что она зря себя накручивает, вот только что она могла поделать с собой?
Лучше уж ни к кому не привязываться. Да, однозначно. Кажется, это лучший выход.
Ведь каждый из них может уйти в любой, даже самый неподходящий момент, исчезнуть, когда ему только заблагорассудится, выйти из игры, и даже не попрощаться при этом.
В поверхностных, быстрых и беззаботных отношениях Перл с однокурсниками не было ничего опасного, за исключением скользких моментов – празднований дней рождений.
Изо всех сил она старалась, чтобы ее лицо не принимало несчастного выражения при упоминании совместных празднеств.
Ну и определенного труда стоило регулярно отбиваться от допросов с пристрастием, от драгоценных однокурсничков, пристающих с расспросами о том, когда же она пригласит их на вечеринку года, когда же они отметят и ее, Перл, праздник.
Если не считать этого, то все было хорошо.
Лекции, сессии, семинары, треп с подружками по общаге, милые маленькие девичьи секреты… Настоящей дружбы у Перл не вышло ни с кем. Но иначе и получиться не могло – она никого не подпускала к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки и еще кончиков пальцев.
На последних курсах университета Перл вдруг перестало хватать ее стипендии, пусть даже повышенной за хорошую успеваемость. Она устроилась вечерней официанткой в закусочную средних размеров и средней руки, посещаемую преимущественно средним классом американцев. Хватило Перл ненадолго. Девушка решила, что лучше уж она оптимизирует свои расходы, но не будет тратить три или четыре вечера в неделю на беготню с подносом в шумном галдящем зале, разнося сэндвичи с кетчупом и нарезанную ломтиками жареную картошку с бутылочками кока-колы для изголодавшихся клерков и их подружек…
А потом университет как-то неожиданно закончился.
У Перл были диплом, молодость, красота и полное отсутствие понимания того, что делать со всем этим.
Что делать с самой собой.
Что ей делать дальше…
У нее не было доверительных бесед с родными, чему она хочет посвятить свою жизнь.
У дружков и подруг по кампусу были темы для разговоров покруче и поинтересней – кто с кем, где, сколько раз, ну а потом – кто залетел, кто решился на аборт, кто поженится… Что носить, где выпивать, где лучше провести лето.
Были какие-то тесты по профориентации. Лично для себя Перл не выявила никаких особых склонностей, набрав примерно поровну баллов во всех предполагаемых сферах деятельности.
На этом подготовка Перл к взрослой жизни и закончилась.
Наверное, слишком много душевных сил уходило у Перл на то, чтобы не помнить.
Чтобы в своей голове не возвращаться бесконечно к главной потере в ее жизни. Чтобы не искать выходы из ситуации, которая однажды уже свершилась, и которую нельзя было изменить, даже пройдя через все круги ада.
Эта ситуация сама была адом.
Но Перл даже не осознавала, не отдавала себе отчета в том, сколько жизненных сил уходит у нее на практику «не-воспоминания». Она просто загоняла свою боль так глубоко внутрь, что при желании уже и сама не смогла бы дотянуться. Не смогла бы в полной мере ощутить, что же она чувствует на самом деле. Не смогла бы высказать хоть кому-нибудь все то, что накопилось у нее в душе, весь этот тяжкий груз, что волочился за ней долгие годы.
Никто не был виноват в том, что в последний уик-энд того августа «фольксваген пассат», принадлежавший ее отцу, перевернулся несколько раз и стал последним прибежищем ее семьи, ее обожаемой, горячо любимой семьи.
Перл даже не отдавала себе отчета в том, что подсознательно решила для себя – жизнь на самом деле кончена.
Если бы ей об этом вдруг кто-нибудь сказал, Перл сильно удивилась бы. Но в действительности дела обстояли именно так.
По крайней мере, Перл вела отнюдь не такую жизнь, какую полагалось бы вести девушке ее возраста, ее возможностей, обладающей ее внешними данными, энергией юности и впечатляющим потенциалом.
По большому счету, это жила и существовала не сама Перл – подобный образ жизни скорее подошел бы ее тени. Но сознавал ли это хоть кто-нибудь, имеющий возможность общаться с нею и наблюдать за ней? А Перл даже и не помышляла задуматься о чем-то таком, о своем существовании, о грядущем будущем.
Что же было дальше?
Дальше был месяц почти зряшных размышлений, пассивного отдыха, перебирания вариантов.
Перл все-таки скопила кое-какую сумму. Эта сумма, за которую впоследствии она не раз благодарила небеса, позволила ей просуществовать какое-то время не сказать чтоб безбедно, но на омлет с апельсиновым соком к завтраку хватало.
Омлет меланхолично поедался в затрапезной двухкомнатной квартирке, которую Перл сняла на несколько месяцев, внеся хозяину задаток из остатка денег. Квартирка располагалась неподалеку от центра, и, на удивление, во дворе дома даже наличествовала кое-какая зелень.
Поскольку Перл все равно особо делать было нечего, она постепенно превратила квартирку в маленькое и уютное прибежище одинокой девушки. Она не задумывалась о том, что жилье это всего лишь временное, съемное, и однажды настанет время паковать чемоданы и съезжать, двигаясь дальше по жизни. Нет, она просто вложила в эту пару комнаток с прямоугольной кухней и крошечной ванной всю душу.
Для начала она отмыла полы, отчистила имеющуюся мебель – диван, стулья с мягкими спинками, стеллаж. Отмыла даже полки, на которых за стеклом должны были бы стоять безделушки, а вместо них лежали пачки журналов типа «Пентхаус». Немного поразмыслив, Перл упаковала журналы в большие картонные коробки, аккуратно заклеила скотчем и поставила в пустующую нишу, которую тоже как следует вымыла. Некоторые из вещей хозяина тоже были бережно, но решительно убраны в эту самую нишу.
Дальше Перл покрасила ванную, сменила сиденье с крышкой на унитаз, купила роскошную клеенчатую занавеску для душа и почувствовала себя почти как дома, без боязни ступить своими маленькими белыми ножками с безупречным педикюром на какую-нибудь пыль, грязь, плесень и тому подобное безобразие.
Дальше была вечная «Икея» – а куда от нее деваться? По крайней мере, девушке, у которой отсутствовал регулярный ежемесячный доход, превышающий заветную тысячу долларов.
Все же Перл удалось совместить разумность в своих тратах со вкусом и не изменяющим ей чувством стиля. Глубокие и мелкие кремовые тарелки (она, конечно, не рассчитывала принимать гостей, но не могла же Перл ограничиться двумя тарелками – для себя одной), набор расписанных красными тюльпанами голландских кружек, увесистых, основательных, почти квадратных, стройными рядами уместились на простенькой жестяной сушилке в кухне.
Самый простой, но не самый дешевый шерстяной плед в крупную красно-белую клетку застелил тахту в гостиной. Перл протерла от пыли небольшой телевизор «Сони» и приставку для дисков, сложила рядом стопочкой несколько драм и приключенческих комедий, и почувствовала себя совсем хорошо.
Когда она огляделась вокруг и поняла, что, кроме огромного платяного шкафа, ей больше не о чем мечтать (во всяком случае, не в этой квартире), Перл стала выходить из дому и проводить время в интернет-кафе. Хозяин не озаботился тем, чтобы дома появился интернет, предоставляя заниматься этим важным делом своим жильцам, но Перл и так уже порядком потратилась. К тому же начинать пришлось бы с покупки компьютера… Перл решила, что она прекрасно отдохнет от компьютеров, с которыми плотно общалась на протяжение всей учебы в университете.