Пуле переводчик не нужен Кудаев Борис
Генерал испытующе смотрит на меня, делает вид, что обдумывает мои слова.
–Ну, пожалуй, это очень резко – невыдержан… Давай это сформулируем более грамотно: «…но недостаточно выдержан». Смягчает?
–А помоему, особой разницы нет…
Генерал смотрит искоса на меня, от удовольствия покусывает кончик авторучки, но на листе с черновиком характеристики не пишет ничего.
–Ладно, Борис, давай здесь вставим слово «бывает». То есть: «…но бывает недостаточно выдержан». Как ты думаешь?
Я очень серьезно смотрю на него и понимаю, что он искренне наслаждается ситуацией. Он должен выполнить наказ жены, и он ей покажет текст характеристики, который держит в руках, потому он на нем и не черкает «дополнения». А в Москву в запечатанном сургучом конверте полетит та, которую мы пока устно «дополняем».
–Конечно, Игорь Николаевич, так значительно лучше!
Генерал вздыхает, делает вид, что очень серьезно вчитывается в текст, и предлагает:
–А что, если перед словом «бывает» поставить еще «иногда»? То есть будет «…но иногда бывает недостаточно выдержан»? Не хочется ведь портить тебе карьеру…
Я опускаю глаза. Я уже «въехал», я понимаю, что мне не избежать сегодня крутого застолья в номере «Эмбэссэдор», и скромно благодарю генерала за «понимание национальных особенностей». Но он еще не насладился игрой.
–Эх, молодость, молодость! Ну кто же из нас иногда не бывает недостаточно выдержан в молодые годы? Уберем всю эту строчку на хрен! Кстати, ты каких цыплят предпочитаешь – тикка или гриль? Говорят, у вас в «Эмбэссэдоре» тикка в тандуре делают превосходно. Позвони, скажи помощнику генерала Попова, что мы сегодня, к сожалению, не сможем прийти на просмотр военного киножурнала… А жене моей сообщи, что я задержусь на кинопросмотре у Попова. И закажи тикка заранее…
Пронесло. А сколько талантливых переводчиков были объявлены «невыездными» изза какойнибудь случайности! «Невыездной переводчик» – какой абсурд! Как неоперирующий хирург или нелетающий летчик… И не всегда эта случайность была по вине переводчика. Мы с Серафимом Чукариным должны были лететь в Индию вместе. Это была его мечта – он страстно увлекался йогой и достиг на этом нелегком пути самосовершенствования заметных результатов. Строгий вегетарианец, он не ел даже яиц. Зато находил очень страшные определения для нас, простых смертных. В Москву мы ехали поездом. Увидев меня сидящим за столиком купе, на котором лежал кусок грудинки и стояла бутылка пива, он изрек: «Опять пожираешь копченые трупы убитых животных?» Он не шутил – он был серьезен, считая всех невегетарианцев хищниками. Я не очень любил его за это – чрезмерная приверженность какойнибудь моральной или физической догме всегда навевала на меня тоску. Но то, что произошло с ним, меня просто потрясло. Когда полковник Добронравов начал представлять его выездной комиссии Генштаба, один из дремавших за столом генералов спросил (от скуки, наверное):
–А чем увлекается лейтенант Чукарин вне службы?
Добронравову сказать бы чтонибудь простое – мол, футболом или шахматами. Но он, на беду, знал об увлечении Серафима и ответил:
–Он занимается йогой, товарищ генерал.
Бог его знает – то ли генерал не расслышал, то ли действительно был туповат, но он перепутал, повидимому, йогу и Иегову. Покосившись на сидевшего тут же представителя КГБ, он переспросил:
–Сектант, что ли?
Добронравов растерялся, отрицательно качнул головой, но промолчал: возразить генералу старому служаке не позволяла привычка к субординации. Но и Серафима ему было жалко, вернее – жалко было всю свою работу по подготовке его к выезду за рубеж. Наконец, полковник почти прошептал:
–Этто такое н-направление в физической културе…
К этому времени генерал по ухмылкам своих коллег по комиссии уже понял свой промах и решил исправить положение, но без потерь для своего авторитета:
–Я и без тебя, полковник, знаю, что это спорт! Но можно ли его назвать массовым увлечением нашей замечательной советской молодежи?
–Н-нет, товарищ генерал, оч-чень небольшое количество увлекается…
–Ну а что, у нас нормальных переводчиков не хватает, что ли? Я думаю, мы посоветуем лейтенанту вернуться в свою часть и позаниматься… ну, чем там у нас в Краснодаре молодые офицеры занимаются?
–Рекордсмены страны в прыжках на батуте, товарищ генерал, и в парашютном спорте тоже… успехи есть, – забормотал Добронравов.
–Ну, вот и славно, так и порешим.
Вот тебе и подбор кадров! Воистину, любое дело можно делать тремя способами: правильно, неправильно и поармейски…
Чукарин в Индию не поехал, ходил мрачный, пуще прежнего стоял в своей комнате на голове и ел только проросшее зерно. На предложение секретаря парткома прийти на открытое партийное собрание зло ответил:
–Я усиленно занимаюсь йогой, и для меня очень важна чистота воздуха, а вы там напердите и сидите в духоте, недаром у вас это называется прения…
Значит, следующую рекомендацию для работы за рубежом ему ждать было не от кого. Жена от него ушла, и он через год уволился из армии… Так что застолье в кондиционированном номере гостиницы – вовсе не самый тяжелый вариант общения с генералами.
Переводчик. Баку.
Площадь перед домом правительства
Hook, line and sinker! (англ.)
Заглотить крючок, леску и грузило.
(Поверить до последнего слова.)
Шинель пропахла дымом от костров, днем и ночью горящих на площади. На кострах кипятят чай и греют лепешки митингующие. Народ не расходится уже четвертые сутки. Офицеры отдела спецпропаганды Южной Ставки Главного командования, мы весь день проводим в толпе, слушая, встревая в споры, убеждая… Прибыли мы все сюда полмесяца назад отнюдь не для этого. Мы с удовольствием собрались на сборы – так у военных называются «курсы по повышению квалификации». Отрабатывалась версия наших действий в условиях будущей войны, когда большая часть Закавказья оккупирована американскими и турецкими войсками и нам приходится воздействовать не только на войска противника, но и на местное население, которое к этому времени уже настроено весьма враждебно. Составляли тексты радиопередач, писали листовки, производили обработку «пленных» из местного населения, содействовавших «оккупантам», с целью их перевербовки. Лучшей и наиболее действенной была признана листовка Валентина Шевчука – редактора газеты Закавказского военного округа на английском языке. Листовка представляла собой с одной стороны яркую этикетку грузинского вина «Саперави» – их на складах были десятки тысяч. На другой, чистой стороне этикетки было крупным текстом напечатано, что эта этикетка пропитана смертельно опасным ядом, что противоядие есть только в сборных пунктах военнопленных под Баку и Ленинаканом, что через полчаса поднявший эту этикетку почувствует испарину, тошноту, а через час или два у него начнется понос, что доказывает начавшееся заболевание. Если противоядие не будет введено через сутки, то смерть неминуема. Представьте себя на месте человека, прочитавшего эту листовку. Он начнет наблюдать за собой, и страх непременно сделает свое дело. Будет и испарина, и тошнота, и, конечно, понос. Ну, даже если он и не бросится сдаваться в указанный пункт сбора военнопленных, все равно он на ближайшие двое суток не вояка, это точно. Из радиопередач противодействия лучшими были записанные мною радиокоманды КДП управления авиабазы Трабзона, информировавшие пилотов в воздухе о нанесенном по посадочной полосе аэродромов Восточной Анатолии бомбовом ударе. Я помнил их по памяти еще с тех пор, как служил в армейской радиоразведке. Полосы выведены из строя, и самолетам необходимо садиться на авиабазу Адана. Эта база на пятьсот километров дальше на юг, и, естественно, все истребители и штурмовики должны прервать выполнение задания, чтобы успеть приземлиться на запасном аэродроме, пока не вышло все топливо.
Работали мы увлеченно. Я вообще увлекся спецпропагандой после перевода из Краснодарского училища в отдельный авиационный бомбардировочный корпус, наносивший удары по целям в глубине территории Афганистана. Прошел переподготовку в Военном институте иностранных языков и начал летать по аэродромам от Кутаиси в Грузии и Шамхора в Азербайджане до Канта в Киргизии и Карши в Узбекистане (у бомбардировщиков, как у бешеной собаки, – семь верст не крюк!). У летчиков, наносивших бомбовые удары по позициям душманов в глубине территории Афганистана, стал развиваться синдром вины. Дело было в том, что воздушные наблюдатели засекали перелет группы бомбардировщиков через границу, и даже если они потом заходили на цели после специального маневра, банды душманов во всей провинции покидали места своей дислокации – обычно это были полуразрушенные кишлаки – и уходили в горы или на поля, прятались в «зеленке». После налета они благополучно возвращались в кишлаки и, попив чаю, устраивались на ночлег. Бомбардировка, по существу, оказывалась безрезультатной. Тогда было решено применять тяжелые фугасные бомбы с замедленным взрывом. Во время налета сбрасывалось несколько обычных бомб (для шума) и несколько двух– и пятитонных бомб с замедленным действием. Они уходили глубоко в грунт и взрывались через несколько часов после того, как последний бомбардировщик вернулся на базу. Результативность бомбардировки повышалась многократно. Да вот беда – летчикам чудилось во всем этом чтото нечестное. Мол, могут погибнуть и гражданские жители… Штатных психологов в полках не было, обычные меры успокоения после налета – тихая музыка и рыбки в аквариуме в комнате психологической разгрузки – не помогали. Вот и пришлось командованию привлекать нас – спецпропагандистов. Пришлось чуть ли не каждому летчику отдельно втолковывать, что во время их обычных налетов гражданские люди все равно погибают. И если сапер заминировал дорогу, по которой должна пройти танковая рота противника, а прошел неожиданно грузовик военного госпиталя и, конечно, подорвался – виноват ли сапер? Интересная была работа…
Вот и эта командировка обещала массу интересных впечатлений и полезных встреч. Скучал я только по своей дочери, Карине. Мы провели с ней както замечательный месяц в санатории ВВС в Чемитоквадже, под Сочи, и я впервые за все время моей службы имел возможность проводить с ней столько времени. Но после переезда в Нальчик я так много времени проводил в полках, что не заметил, как Карина закончила школу. Жаль… По идее, ностальгию по дому должен был развеять вечерами гостеприимный Баку… Но не тутто было. День ото дня настроение в городе менялось, азербайджанские мужчины вдруг оставили свои излюбленные темы разговора – женщин и вкусную еду – и переключились на Карабах… Потом прошли небольшие митинги в разных частях города на крупных предприятиях, которые слились в один огромный и непрекращающийся митинг у Дома Правительства. Теперь все время мы проводили там. Это не листовки писать в светлых кабинетах Ставки Южного командования… В восемь часов утра и в восемь вечера – совещания у начальника политического управления Ставки генерал-полковника Кашина. Мы докладываем ему о настроениях толпы, сплетнях, слухах. Поведение толпы – особая наука, и вовремя распространенный слух может дать такой результат, которого не достичь с помощью десятка правительственных манифестов.
Наскоро поев в столовой управления, возвращаемся на площадь. Баку, обычно такой поюжному расслабленный, теперь напряжен, натянут, как струна. Отношения Азербайджана и Армении, несмотря на уверения ЦК в братской дружбе всех советских народов, достигли критической точки. Одной искорки достаточно, чтобы в Баку началась резня. И пострадают в основном армяне. Это удивительный народ. Не найдешь ни одного уютного местечка на планете, где их нет. В моем любимом Тбилиси их, наверное, только чуть меньше грузин. А в Ереване грузин очень мало. В Бак армян – уйма. А в Ереване азербайджанцев встретишь только на базаре. В самой Армении армян в десять раз меньше, чем рассеяно по всему миру. (Хотя чему удивляться – это всего лишь признак трагичности истории народа. Ведь и моих соотечественников, черкесов, за рубежом живет гораздо больше, чем на родине.) На Северном Кавказе армяне появились очень давно. Армавир – старинный армянский город на Ставрополье, его название переводится с армянского «долина ветров». Население в Краснодарском и Ставропольском краях растет в основном за счет армян. И хотя «братская любовь» между народами по заказу правительства обычно цветет и крепнет только в тоталитарных государствах, попробовал бы ктонибудь сказать чтолибо, напоминающее «армянские воры» при Сталине, Хрущеве или даже Брежневе! Поселение в сравнительно свободном от армян Магадане было бы обеспечено. А вон висит плакат поперек аллеи, ведущей с площади через жидкий садик к набережной Каспия. На нем слова Александра Сергеевича Пушкина. Стихотворные. О ворах-армянах. Я после таких слов о моем народе запретил бы преподавать Пушкина в национальных школах. Интересно, из какого академического издания организаторы митинга выудили эти строки? Они и соврут – недорого возьмут! Не осуждаю – упаси боже! Когда твоя профессия – спецпропагандист, обижаться на вранье других людей просто смешно… На площади горят костры, народ требует от правительства активных действий по уничтожению автономии Нагорно-Карабахской области Азербайджана. Никому почемуто не приходят в голову никакие оригинальные идеи по уничтожению автономии Нахичеванской области в Армении.
Национализм… Страшнее этого может быть только фашизм. Пока ты говоришь: «мой народ не хуже других» – ты патриот. Когда ты говоришь: «мой народ лучше других» – ты националист. А дальше остается всего лишь один шаг – ты говоришь, что все, кто не похож на твой народ и живет иначе, не имеют права на свободу и вообще на существование. Недаром Ромен Роллан писал: «Подними камень национализма и найдешь под ним змею фашизма». Как повелось в России, у нас все зависит только от воли «хозяина», а хозяин то ли спит и видит сладкие сны об интернациональной дружбе народов, то ли считает, что если не делать волну, то все уладится само собой. Не уладится. Любая ночь может закончиться кровавой баней здесь, в Баку, самом интернациональном городе Азербайджана. Что последует за этим в Сумгаите и Кировабаде – трудно даже представить себе. Трудно мне, кадровому офицеру, участнику войн в Египте и Индии, видевшему вторжение в Чехословакию. Потому что война – это детский утренник с воздушными шариками по сравнению с диким разгулом националистического погрома…
Но ктото в Москве, к счастью, понимал всю трагичность создавшейся ситуации. В Баку прибыли заведующий сектором ЦК Виктор Поляницын и генерал Дмитрий Волков – зубры межнациональных отношений и пропаганды. Волков привез с собой генерала Артема Борусова. Это говорило о многом. Значит, нужны серьезные шаги на уровне обоих республиканских правительств. (Это задача для Поляницына.) Срочно нужно найти очень действенное сдерживающее средство для горячих голов как в 7й гвардейской армии, дислоцирующейся в Армении, так и в 9й армии – Азербайджан. (Это работа для Волкова.) И, что очень важно, активная пропаганда должна быть направлена на уже враждебно настроенное общество. (Эту работу возглавит Борусов.) Борусов – наш прямой начальник. Он возглавляет управление специальной пропаганды в Военно-воздушных силах СССР. (Листовки, теле– и радиопередачи, распространение слухов, информация, дезинформация, создание образов врага и союзника.) Артем Борусов прославился тем, что был первым крупным политическим чиновником, не побоявшимся говорить откровенно со своими подчиненными. Собрав на сборы пропагандистов военных округов, он сказал им однажды: «Я не требую от вас, чтобы вы свято верили во все постулаты марксизма-ленинизма. Вы – колокол на церковной колокольне. Колокол не должен сам ходить в церковь. Дело колокола – звать в церковь прихожан. Пусть они свято уверуют в слова проповедника. Пусть они поклоняются Богу. Вот тогда, значит, колокол хорошо выполнил свою задачу!» Его казуистика и хорошее знание английского не прошли незамеченными. Он возглавил управление специальной пропаганды. В Баку мы убедились в незаурядности его таланта. Наутро наш коллега майор Алик Джапаров доложил Кашину, что площадь буквально бурлит от распространяемого кемто слуха, что муж-армянин изнасиловал и зверски зарезал кухонным ножом свою жену-азербайджанку. Толпа, как водится, щедро добавляла от себя все более красочные и леденящие кровь подробности. Кашин тут же выступил со своим начальственным мнением. «Народу надо разъяснить, что никакого убийства не было, это измышления наших врагов!» Волков только покачал головой и кивнул Борусову. Кратко извинившись перед старшим по званию (изза нашего присутствия, несомненно!), Борусов сказал:
–Нельзя у толпы отнимать полюбившуюся игрушку. Она уже создала из простого слуха живописный рассказ о зверском поступке изверга-армянина. Наоборот, мы должны поддержать эти слухи… Мы должны добавить в этот рассказ еще несколько живописных подробностей, которые так любит толпа. Но эти подробности должны опустить происшедшее до уровня обычной бытовщины, лишить это происшествие ореола национально значимого… Толпа на 95% состоит из мужчин-азербайджанцев. Мы сыграем на обычных инстинктах мужчины-южанина. Больше всего южные мужчины боятся потерять авторитет в семье и уважение друзей. Нет для него упрека страшнее, чем упрек в импотенции. Давайте перескажем эту историю так:
…Замечательная женщина-азербайджанка так близко приняла к сердцу происходящие в городе события, что решила не допускать до себя мужа-армянина. Когда муж через несколько дней воздержания упрекнул ее в том, что она не хочет выполнять супружеские обязанности, супруга в сердцах оскорбила его: «Тебе этого и не надо, ты давно уже не мужчина!» Муж, решив доказать, что он настоящий мужчина, овладел ею силой. Когда он сделал это, разъяренная насилием жена плюнула ему в лицо. Не владея собой от гнева и обиды, муж схватил попавшийся под руку кухонный нож и ударил ее в сердце…
Это был шедевр! Здесь было все – и патриотизм азербайджанки, и извечный страх мужчины оказаться несостоятельным, и несомненное «право» любого кавказского мужчины ответить на оскорбление, смыв его кровью. Уже через полчаса мы рассказывали эту историю на площади, и спустя пару часов были вознаграждены, услышав ее в толпе в чужом исполнении с новыми живописными подробностями… Hook, line and sinker! Проглочена наживка, с крючком и леской вместе! Ай да генерал Борусов! Ай да шельма! Азербайджанцы подходили к нам: «Понимаешь, командир, вот ты образованный человек, я это вижу, да-а?.. Я тебе сичас чтото скажу, и ты поймешь, да-а?.. Конечно, патриотизм – это очень хорошо, но женщина должна знать свое место и не должна оскорблять мужа. Да я бы за такое не только ее зарезал, я бы ее маму…» Площадь успокоилась – пусть только на сегодня, до нового слуха. Но мы были спокойны. Умное трио – Поляницын, Волков и Борусов – было залогом мирного завершения этого непростого противостояния. Поляницын держал в кулаке националистически настроенных членов правительства, Волков не давал распускать руки наиболее агрессивным военным, Борусов осуществлял эмоциональное воздействие на население.
А вечером воины-«афганцы» из азербайджанцев и местных русских взялись охранять порядок на митинге, все еще продолжавшемся на площади перед Домом Правительства. Они в тот же вечер задержали несколько невинно выглядевших бабулек, которые в корзинах под слоем пирожков и овощей несли на площадь десятки бутылок водки. Тут мы и вовсе успокоились. Уже думали об отчетах. Ночью со специального вертолета делали фотографии толпы, собравшейся на площади. После таких событий всегда возникает вопрос – сколько было участников? Правительственные источники утверждают – две тысячи человек, а оппозиция говорит о двадцати. Установить точно очень трудно. Но возможно. Для этого в спецпропаганде есть простой и весьма эффективный метод. Ночью над площадью зависает вертолт. Толпа сначала крутит головами, смотрит вверх, желая установить источник шума. Но так как вертолет висит на месте с надлежащими бортовыми огнями, то любопытство толпы скоро истощается. Висит, ну и пусть себе висит. Это вертолет спецпропаганды, он оборудован мощными громкоговорителями и стационарной фотокамерой. Через две минуты висения техник щелкает по включенному микрофону ногтем. Звук – как от выстрела. Толпа непроизвольно задирает головы наверх, и в этот момент срабатывает мощная лампа-вспышка. На фото – черное поле площади и тысячи отчетливо видимых белых точек – это повернутые к небу лица, подсвеченные вспышкой. Расчертить фото на квадраты и пересчитать точки в каждом – дело несложное.
В эту ночь на площади было двенадцать тысяч триста человек. А в начале митинга – двадцать одна. Как говорят врачи, положительная динамика. Митинг имеет свои законы. В первую ночь – много участников. Во вторую и третью – еще больше (узнали новости, любопытно, что происходит). В четвертую – столько же, как и во вторую (любопытные ушли, но пришли другие – активисты из сел, городские бомжи и другие бродяги, привлеченные кострами, налаживающимся лагерным бытом, дармовой едой). В пятую и далее – вдвое меньше – новизна утрачена, хочется выспаться на мягкой постели. На площади скапливается много мусора. Пусть из двадцати тысяч митингующих только десять тысяч едящих и курящих – за четыре дня это сорок тысяч пустых бутылок от минералки и пива, сорок тысяч оберток от печенья и пирожков, сорок тысяч пустых пачек от папирос или сигарет, спичечные коробки, очистки от зелени, огурцов, помидоров, сыра, зола от костров, на которых постоянно варят чай – азербайджанец может не есть, но без чая он обойтись не может! Скапливаются десятки тонн мусора на площади двести на двести метров! Человек за сутки производит минимум около 1 килограмма мусора, а уборочные машины на площадь не пропускает кольцо милиции. Даже «Скорая помощь» останавливается на самом ее краю… Туалетов, естественно, тут никто не строил – чахлый сквер получил удобрений на пять лет вперед. Да еще сотни бомжей, от которых можно набраться вшей. Экстремальный спорт! На площади остались наиболее упорные и убежденные, «стойкие искровцы». Им стыдно друг перед другом, и они пока держатся. Поэтому при малейшем ослаблении напряжения или первых уступках правительства половина «искровцев» расходится по домам с приятным чувством выполненного национального и патриотического долга. А дальше распад становится лавинообразным. И площадь пустеет. На трибуне надрываются ораторы, на площадь привозят запоздалые листовки, из родного села претендента на власть (он знает, как решить все проблемы, да-а?) подвезли сыр и лепешки, но есть их будут только несколько активистов и бродяги. Ни читать, ни слушать уже некому – митинг выдохся. Если хочешь результата – подготовься и запускай машину так, чтобы довести толпу до кипения на третью ночь. Максимум на четвертую – остальное обречено на провал. Так нас учили. Mob behavior. Поведение толпы.
Мы уже вздохнули с облегчением. Не будет погромов. Войска останутся в казармах. Танки не выйдут на улицу. Один из них, разворачиваясь на узкой улочке в Старом городе, не раздавит женщину с ребенком. Армия и народ не станут заклятыми врагами. И в Армении, и в Азербайджане к советским офицерам будут попрежнему уважительно обращаться: «командир». И, увидев на тебе погоны старшего офицера и университетский значок, азербайджанцы, охочие до политических споров, будут подружески брать тебя за среднюю пуговицу на мундире и говорить: «Послушай, командир, вот я тебе сичас что скажу… Я же вижу, ты образованный человек, ты меня поймешь, да-а?»
Наши надежды пошли прахом. В Сумгаите, где треть населения составляли высланные на поселение со всего Союза заключенные, после телевизионного выступления Обозревателя, обильно сдобренного ностальгическими воспоминаниями «уроженца Баку», разъяренная толпа бывших зэков вырезала армянский квартал, напала на оружейный склад, разграбила его и пошла штурмом на тюрьму. Растерявшийся командир охранного полка дал приказ стрелять в вооруженную толпу… И пошло поехало. Погромы перекинулись в Кировабад и Шамхор, затем вышли танки и на улицы Баку… ЦК «осудил» выступление Обозревателя, оно было названо «непродуманным», но было поздно. Поляницын срочно вылетел в Сумгаит, но снайперская пуля остановила его машину на пути с аэродрома в горисполком. Поляницын был ранен. Но, поправившись, он не стал более осторожным. И погиб через пять лет, во время миротворческой миссии в Северной Осетии… Но тогда, в Сумгаите, ктото знал, что он приедет. Знал, что по старой комсомольской привычке он сядет на переднее сиденье, рядом с шофером. Ктото знал… Или подсказали. Ну а я знал, что Обозреватель в жизни своей, после детского сада, не произносил ничего непродуманного…
Не продуманного тщательно и цинично им самим или кемто, кто для него был важнее всего. Важнее всех нас. Вместе взятых. Кемто, кто направлял его в Египет, Пакистан, Индию, Венгрию, Афганистан, направил его потом советником генерала Лебедя на переговоры в Чечню и не дал военным захлопнуть мышеловку, продлив вторую кавказскую войну еще на восемь лет, превратив всех кавказцев для центральной России в «образ врага».
Я не горжусь той грамотой, которую прислал мне через месяц генерал Кашин. В ней кощунственные слова: «За работу по подавлению националистических выступлений в Баку»…
Переводчики и обозреватели
Casus belli (лат.).
Причина войны.
Создание образов врага и союзника – одна из основных задач спецпропагандистов. Кстати, о спецпропагандистах… Они, как и генералы, бывают разные… Вернувшись из Индии и получив назначение в Краснодар, я сменил там убывшего в Афганистан спецпропагандиста, майора Кима Македоновича Цаголова. Человек незаурядный, он не мог служить «от сих и до сих», как говорят казаки. В Краснодарском летно-техническом училище, где обучали иностранцев, он спроектировал и построил монументальную стелу с чеканной надписью «Слава воспитанникам училища». Сам поехал в Армению и подобрал розовый армянский туф, сам руководил ее строительством. У этой стелы поднимали свои государственные флаги в дни национальных праздников и любили фотографироваться многие молодые летчики, ставшие в своих странах командующими и президентами, космонавтами и владельцами авиакомпаний. Вряд ли они помнят имя Кима Цаголова… То, что этот человек сделал в Афганистане, похоже на легенду, но по мне – это настоящий подвиг. Правда ли, нет ли, но рассказывают, что он появился в расположении крупной банды душманов в рубище, с веревочной петлей на шее и с пучком сена в руке. Это старинный афганский ритуал. Он обозначает: «Я – твоя скотина. Хочешь – зарежь меня, а хочешь – помилуй». Банду возглавлял пришлый полевой командир, пуштун из Пакистана. Эта народность проживает в приграничных провинциях Пакистана и Афганистана. Народ исключительно воинственный, выше всего на свете ценящий оружие и отвагу. Новорожденному мальчику-пуштуну кладут в колыбель кинжал, и с этого момента он никогда не расстается с оружием. Приграничную провинцию (Frontier province) пуштуны считают своей родиной и не признают границы между Пакистаном и Афганистаном.
Когда главарь банды разрешил Киму говорить, он объяснил им (осетинский язык относится к иранской ветви языков, и Цаголов хорошо говорил на фарси) – что он «шурави», то есть советский, но происходит с Кавказа и принадлежит к дигорским осетинам, традиционно исповедующим ислам. Он, мол, прибыл в Афганистан переводчиком, но теперь, узнав многое об афганской войне, засомневался в правоте советского командования. Решил перейти на сторону противника, чтобы узнать больше об этой войне и самому решить, на чьей стороне правда. Командир был против, но члены группировки настояли на своем, и Ким остался в отряде, правда, без оружия и под особым присмотром. К нему был приставлен «учитель», который обучал его традиционным мусульманским обрядам и рассказывал ему о пророке. Рассказывал, оказывается, не столько он Киму, сколько Ким ему. Скоро учитель стал говорить другим душанам, что к новичку следует прислушаться и что командир-пакистанец их обманывает.
Была зима – время в гористом Афганистане лютое, – и банда была на постое в кишлаке. Трое стариков-аксакалов всегда сидели в полдень на скамеечке на главной «площади» кишлака, греясь на скупом солнышке. Однажды Цаголов заметил, что стариков на скамейке только двое. Подойдя к ним и произнеся все полагающиеся их возрасту почтительные приветствия, Ким спросил, где их третий компаньон. Старики объяснили, что третий болен, и указали его дом. Ким запасся последними своими сокровищами – пачкой чая и карамельками – и пошел к старику, как у нас говорят, проведать его.
На другой день весь кишлак говорил о том, что бывший шурави проведал уважаемого старца и поделился с ним своим скудным достатком, а глава отряда, по местным меркам человек исключительно богатый, даже и не подумал об этом. Это очень повысило авторитет Кима среди душманов, уставших от войны, но боявшихся вернуться в родные деревни, к своим старикам. Когда командира вызвали в Кандагар на очередное совещание, Ким и его «учитель» собрали общий сбор. Ким объяснил душманам суть объявленной правительством амнистии и дал им свое честное слово, что ни один из них не будет наказан, если они сложат оружие и вернутся в свои кишлаки. Когда командир вернулся в кишлак, отряда уже не было. Старики передали ему пожелание местного населения – чтобы он уехал к себе в пакистанский пуштунистан. Ким привел разоружаться отряд из двух сотен душманов.
Он был одним из немногих переводчиков-спецпропагандистов, которые были вознаграждены Родиной за свою беззаветную службу. Дослужился до полковника, поговаривали о возможном выдвижении в Главное политическое управление на генеральскую должность. Но СССР распался, и Управление спецпропаганды было передано обратно в Главное разведывательное управление, где его переименовали в Управление психологических операций ГРУ. След Кима Цаголова для меня затерялся, и я услышал о нем уже через много лет, на трудных переговорах между осетинами и ингушами, в которых наше министерство внешних связей Кабардино-Балкарской Республики выступало посредником. Он стал советником Президента Северной Осетии по координации силовых структур… Delineavit…
Но в любом случае – он не был Обозревателем, он был для меня, как и Поляницын, Переводчиком. Ошибки нет – Переводчиком с большой буквы. Человеком, который посвятил свою жизнь очень незаметному и очень нужному делу – помогать людям понять друг друга, договориться, научиться хотя бы слышать друг друга, не хватаясь за оружие. Пусть не обижаются на меня журналисты. Они тоже являются Переводчиками, которые доносят до людей суть событий, помогают им разобраться в происходящем, то есть являются переводчиками языка событий на язык людей. Некоторые из них называют себя репортерами – это те, кто привержен принципу изложения событий – translators, а некоторые считают необходимым толковать, интерпретировать события. Это – interpreters. И те и другие для меня – Переводчики. Отсюда и название этой книги.
Ну а что касается другой породы людей, то они только прикрываются личиной Обозревателей – ведь обозрение складывающейся ситуации их никогда не удовлетворяло. Они активно вмешиваются в нее, они всегда стремятся влиять на нее, чтобы она развивалась в нужном для них направлении. Если нужные им события не происходят, то они создают ситуацию, необходимую для их появления. В последнее время появился очень четкий и емкий термин – агенты влияния. Очень влиятельные люди. Но ведь всетаки агенты… Чьито агенты. Чьи?
Всей моей жизни не хватило бы на то, чтобы установить точно эту личность, вернее – личности. Да я и не ставил перед собой такой задачи – она для меня невыполнима. Судьба свела меня всего несколько раз на короткие промежутки времени с одним из их агентов. Но криминалисты утверждают, что есть один безошибочный принцип. Надо рассудить, кому выгодно происшедшее? А выгодно только тем, кто производит и торгует двумя вещами – нефтью и оружием. Наполеон был прав, когда говорил, что война соткана из золота и ненависти. Но он был прав только для своего времени. Теперь она соткана из нефти и вооружения. Нефть – это несомненное благо для цивилизации. Оружие – не менее необходимый элемент развития цивилизации и инструмент защиты ее завоеваний. Но вместе – это политическая и экономическая гремучая смесь, война. И того, и другого много на Ближнем Востоке и на Кавказе… И там и тут войны не затихают. Многие статьи и книги о причинах войн, к сожалению, кончаются так же, как и эта. Общими рассуждениями о некоей партии войны, о какихто таинственных кругах, кому война не только выгодна, но и необходима – она залог их пребывания у власти. Но ведь есть же и конкретные имена. И их называют! Правда, иногда ценою жизни. Гдето в недрах военных учреждений родилась блестящая по своей простоте и эффективности схема продажи оружия бандитам и террористам. Были созданы несколько фирм по утилизации «устаревшего военного оборудования». Им (абсолютно безвозмездно, конечно!) генералы выдали лицензию по переработке старых военных автомобилей и другого военного имущества в нужные стране сталь, алюминий, латунь, свинец. Потом, какимто не установленным и таинственным способом, в той же лицензии оказались слова «… и стрелкового вооружения, патронов, мин и снарядов». Эти фирмы, в свою очередь, открыли обычные пункты по приему черных и цветных металлов. Получили сотни тысяч патронов, десятки тысяч мин, снарядов, противотанковых гранат и многие тысячи гранатометов, автоматов и пистолетов на переработку. Потом списали их по акту как утилизованные, отчитались медью, свинцом, алюминием и железом, собранными на пунктах вторсырья. По всей стране воруют медные и алюминиевые провода, выкапывают свинцовый кабель, пытаются даже свинчивать латунные краны газораспределительных систем, тащат что ни попадя… Потом эти пункты расформировываются, а компании, уплатив все положенные налоги с положенных им сумм за «утилизацию» опасного «устаревшего» вооружения, тоже вполне легально ликвидируются. Вот откуда у террористов и бандитов, ваххабитов и талибов столько гранат, взрывчатки, автоматов Калашникова, устаревших, но новеньких пистолетов «ТТ» и боеприпасов к ним – просто уму непостижимо! А теперь вопрос: маньяк Чикатило убил несколько женщин – так вся страна следила за процессом, конец его всем известен; а кто слышал о процессах над этими генералами? Ведь их имена были названы! По общероссийскому телеканалу… Но военно-промышленный комплекс, олигархи и мафия не позволят таких процессов, потому что нельзя бездействовать рынку нефти и оружия, приносящему баснословные прибыли и открывающему дорогу новым перспективам быстрого обогащения – ведь с войной и за ней всегда идут ее производные – голод, наркомания, бандитизм, терроризм. Потому что это – не только возможность быстрого обогащения тех, кто стоит у распределения потоков всевозможных средств. В обстановке военной истерии возникает очень важная возможность манипуляции общественным сознанием, создания образов врага и союзника, своих и чужих, победителя и побежденного. Возможность оправдания своего непомерного богатства и обнищания других людей происками внешних и внутренних врагов, возможность назначения на ключевые посты своих людей, оправдываясь высшими интересами государства… А это и есть власть.
Вместо эпилога
Ассоциации
Сегодня вторник, понемецки произносится «динстаг», а переводится якобы «служебный день». Нелогично: так можно было бы назвать любой рабочий день от понедельника до субботы; мне кажется, это совпадение, на самом деле – Oдинстаг, день Одина, бога викингов, а у древних германцев Один назывался Вотан, это грозный бог, громовержец; две молнии Вотана – изломанные буквы SS – на воротниках эсэсовцев и с кокардой в виде черепа – символ ведомства Мюллера… (Да простят мне переводчики с немецкого!)
Хорошо его сыграл Броневой в фильме «Семнадцать мгновений весны», отец ругался: «Так хорошо сыграл, что вся страна теперь горячо любит этого прохвоста». Отец, во время войны – комиссар партизанского отряда, так и не смог приыкнуть к тому, что немцы – уже не фашисты, и во время поездки в Германию, несмотря на инструктажи в горкоме партии, не раз пытался рассказать немцам, как они, партизаны, «били фрицев»… Он часто говорил, что Кудаевы помирают по понедельникам, а сам умер во вторник. Наверное, потому, что не верил в бога и не верил приметам…
Приметы… Можно верить, можно не верить. Тем, кто верит, всегда легче – есть уверенность, что раз сегодня с утра ничто не предвещало плохого – день должен удаться. Нильс Бор всю жизнь говорил, что в приметы не верит, но, когда пригласил друзей обмыть свой новый загородный дом, те с удивлением увидели над дверью прибитую подкову. «Ты же не веришь в приметы!» – «А вдруг эта штука работает вне зависимости от того, верю я в нее или нет?»… Это – остроумие ученого, за которым он попытался скрыть истину – верить (и в приметы, и понастоящему) начинаешь тогда, когда у тебя появляется то, что можно потерять, и ты осознаешь вдруг, что и дом может сгореть, и дитя твое может (не приведи господи!) заболеть, да и ты сам не вечен. Как говорил Булгаков, скверно не то, что человек смертен, а то, что он внезапно смертен. Жизнь – это езда ночью без фар и на приличной скорости. Бог знает, что будет через несколько секунд. Тем, кто верит, по большому счету легче жить и легче умирать. Летчики не любят фотографироваться перед полетом, арабы никогда не скажут: «Увидимся завтра!», не прибавив тут же: «Иншаалла!» («Если бог даст!») И на войне неверующих не бывает…
Верить было бы хорошо… Если бы не служители Господа и не толкователи его заветов. Нальчик окружен горами, к ним мне не привыкать – с балкона отцовской квартиры открывалась величественная панорама Главного Кавказского хребта. Горы, говорят, привораживают к себе… Казак скажет то же самое про степь, камчадал – про Камчатку, а северянин, я уверен, – про Север… Чукча, наверное, без ума от Чукотки. Кстати, о чукчах или эскимосах – как им быть, если они захотят принять ислам? Ведь в Коране сказано, что мусульманином может стать любой человек, надо только верить в единого бога и произнести догмат веры: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк Его!» Ехать никуда не надо, живи, где живешь – американец Кассиус Клей, к примеру, принял ислам в своей родной Америке, стал Мухаммедом Али и живет припеваючи. Вот тут и начинается парадокс. Живет, потому что живет в Калифорнии или Нью-Йорке. А если бы он жил в Америке, но на Аляске? Ведь надо не только молиться и раздавать беднякам милостыню, но и поститься в месяц Рамадан. Поститься надо в светлое время суток – ни пищи, ни воды. Даже лекарства принимать или курить нельзя до наступления темноты. То есть не по часам, а по фактическому состоянию естественного, природного освещения. Арабские месяцы короче общепринятых по григорианскому календарю, и месяцы «дрейфуют». Рано или поздно Рамадан придется на конец июня – июль. То есть на то время, когда за Северным полярным кругом солнце не заходит вообще в течение двух месяцев. У нас в это время в Питере «белые ночи» – это отголосок двухмесячного дня на Аляске, да и на Кольском полуострове. Два месяца не есть, не пить воды, не курить и не принимать лекарства – как это возможно? Так что тем, кто очарован Заполярьем, лучше верить в богов, про которых так страшно поет под звуки бубна шаман из соседнего стойбища… Или верить так, как я – без поста и без молитв. Живи на заработанное, не убий, не воруй, чти родителей, люби детей, не обижай старых и немощных – остальное Бог простит!
Чти родителей. Люби ближнего. Лучше родителей любить, а ближнего чтить… Вы заметили, что все кокосовые пальмы на берегу наклонены в сторону моря? Странно – сильный ветер дует с моря, а пальмы все же наклоняются к воде. Они как женщины – не могут налюбоваться собой в голубом зеркале лагуны. Стройные и высокие, они делают вид, что кокосы – это вовсе не главный смысл их жизни, что старость и увядание – не их удел. Даже жестокое испытание – шторм – они используют, чтобы отломать и незаметно сбросить старые, увядшие ветви и предстать наутро свежими, умытыми и с кокетливой короткой прической из венчика остролистых ветвей. Совсем другое дело банан – это матроны, обремененные множеством детей и внуков, им совершенно безразличен их внешний вид, и отработавшие свое длинные и увядшие рыжие ветви висят неопрятно вдоль ствола. Бананы не могут наклониться, чтобы посмотреться даже в лужу – рыхлый и тяжелый от связок плодов мясистый ствол не выдержит наклона. Но даже переспелые плоды свои банан, в отличие от кокоса, не сбросит небрежно на песок, а, надломив свою ветвь (больно!), опустит бережно к стволу. Она никогда не поедет за границу и не обижается, что молодая гроздь, завернутая в целлофан, отправится в дальние края, и на красивой наклейке на ее кожице будет не имя родной долины или даже ее родины, а наверняка – название совсем другой страны, плоды которой просто ценятся на рынке выше… Женщины – или кокосовые, или банановые; искать такую, чтобы была и банановой, и кокосовой – дело безнадежное… Я только теперь понимаю, почему у мамы были печальные глаза… Она понимала, что свои ошибки я должен осознать сам: советовать взрослым детям – бесполезно, потом тебя твоим же советом и попрекнут… И у моей учительницы английского языка были такие же глаза, когда я к ней пришел похвастаться в новенькой лейтенантской форме – она во время войны по принуждению оккупантов работала переводчицей в гестапо и знала, что в армии переводчики – лейтенанты они или полковники – не всегда трудятся на пользу общечеловеческого блага и взаимопонимания народов…
Все лейтенанты – лейтенанты, и все полковники – полковники… Казалось бы – совершенно абсурдная французская военная поговорка… Но нет, в ней заложен вполне конкретный смысл, и я даже знаю, кто первый пустил ее в оборот! Смысл тот, что и к лейтенанту, и к старшему лейтенанту надо обращаться «лейтенант», а к подполковнику и полковнику – «полковник». Но заметьте – выигрывает здесь в основном только подполковник. А насчет автора этого «мотто» я могу привести еще один великолепный пример. Военным положен бесплатный проезд в отпуск или по служебным делам. Солдатам и сержантам – в плацкартном, прапорщикам, лейтенантам, капитанам и майорам – в купейном, подполковникам и полковникам – в мягком купейном, а генералам – в двухместном спальном. Теперь отгадайте – кто в Генеральном штабе писал проект директивы о проезде военнослужащих? Конечно – подполковник. Ведь логично было бы распределить купе по группам, на которые испокон века по уставу делятся военные – солдаты и сержанты, младшие офицеры (от прапорщика до капитана), старшие офицеры – от майора до полковника и генералы. Но… майоров почемуто оставили в жестком купейном, а подполковников и полковников облагодетельствовали мягким вагоном. (Жестких купейных вагонов, сейчас, кстати, вообще не осталось. Но – осталось зато приятное отличие в цене.) Подсуетился подполковник! Жаль вот только, папаху не дают носить… Хотя можно, конечно. Дома и при закрытых дверях!
Вы заметили, что стоит только зайти в комнату и закрыть за собой дверь, как кошка сразу же попросится зайти за вами? Но если ее впустить, то, оглядев комнату и проведя ласково хвостом по ноге хозяина, кошка тут же попросится выйти. Это все знают. А я знаю, почему она так делает. Все очень просто – кошка считает, что хозяин – довольно умное существо. Почти как она сама. «Ведь у него даже есть холодильник, где полно сметаны и сосисок. Но… Раз хозяин такой умный, то ведь не может же он не знать, что вкуснее сметаны и сосисок – только маленькие живые мыши. Однако не видно, чтобы хозяин их когдалибо ел. Не видно – потому что он их ест в одиночку! Это и котенку ясно… Поэтому надо проверить, чем хозяин занимается у себя в кабинете – не только ведь сидит за компьютером… Не любил бы он их, то с какой бы стати тогда назвал манипулятор своего любимого компьютера мышкой! Ну и что из того, что сегодня застукать хозяина не удалось! Ничего это не значит. Не может он быть таким святошей, каким прикидывается… Ест, сволочь двуногая, мышей, несомненно, просто надо застукать его за этим занятием…»
У кабардинцев есть амечательная пословица: курица ни за что не поверит, что ласточка не хочет рыться в шикарной мусорной куче! Судить о других по себе – наш удел. Неважно – курица, кошка или человек, – мы судим по себе, грешным. Ведь Омар Хайям сердился на бога (смелый, когда выпьет!) именно потому, что бог создал нас всех грешными, знал, где мы оступимся (он же всезнающ!), – а все равно приказал идти вперед – нам, слепым…
- Ловушки, ямы на моем пути —
- Их бог расставил и велел идти.
- И все предвидел. И меня оставил.
- И судит! Тот, кто не хотел спасти!
Так что грешны мы все – по определению. А за доказательствами дело не станет. Застукают, как ни крутись. Святош много. А истинная святость человека – миф…
Мифы, укоренившиеся в сознании людей и воспринимающиеся как аксиомы, называются устойчивыми мифами.
На свете много устойчивых мифов. На то они и мифы, чтобы вводить людей в заблуждение. Один из них – «кавказское долголетие». В каждом тосте и поздравлении звучат пожелания сибирского здоровья и кавказского долголетия. Ну, со здоровьем пусть сибиряки разбираются, а про кавказцев я вот что вам скажу. В наше время мрут кавказские мужики, как мухи, не достигая 60 лет. А с теми, о которых когдато говорили, что они долгожители, вы вряд ли согласитесь поменяться местами – за свои сто лет они по количеству увиденного, услышанного и испробованного выходили на те же полста лет – поток информации, как сейчас говорят, был настолько скуден, что они и в старости напоминали детей. Осторожных, умудренных жизнью, терпеливых, но детей…
Об этом следующий миф – о мудрости стариков. Никто не сомневается, что наши старики мудры, вернее, умудрены жизнью, но горе тем, кто попытается кавказскую традицию беспрекословного повиновения старшим выполнить буквально – он станет великолепным пастухом или землепашцем (именно землепашцем – буквально), но не деловым человеком, не руководителем крупного предприятия, не банкиром, не политиком и даже не успешным современным фермером. Кабардинские князья знали это и посылали своих детей на воспитание к кану – уважаемому, но чужому человеку. Проще всего сказать, что они так делали, чтобы не избаловать дома любимое дитя. Но это не главная причина. Они знали: не возразит сын отцу или деду никогда и не задаст тех вопросов, которые мучат подростка, – нельзя! Но тогда и вырастет он послушным, но безвольным человеком, не воином и не дворянином… Надо чтить старость, надо прислушиваться к советам старших, но надо самому принимать решения (недаром в армии говорят: «Мы тут посоветовались, и я решил…») – иначе застой неизбежен – как для страны, так и для отдельной семьи. Вспомните советское геронтологическое руководство времен Брежнева. Нет, мудрость – это не седины, мудрость – это извилины…
А вот еще один миф – о превосходстве южан-мужчин. Мол, вот они какие – грузины и вообще кавказцы – щедрые и любвеобильные… Полная ерунда. Просто при советской власти, когда все жили в тисках тотальной подконтрольности властям, кавказцы жили более свободно и лучше материально. Кавказец в Москве или Питере тогда чувствовал себя мужчиной и не боялся зайти в любой ресторан. А теперь, когда безработица на Кавказе достигла половины трудоспособного населения, а на весь Северный Кавказ приходится около одного процента средств, гуляющих по Москве, Ларису Ивановну в хороший московский ресторан пригласить желающих среди кавказцев (мафиози не в счет) чтото не очень много… Да бог с ними, с Ларисой Ивановной и с Москвой. Мы ведь не индийцы и не бенгальцы – нам и дома плодить нищету незачем.
Индийцы тоже славятся во всем мире как миролюбивый народ. Чушь собачья! Я жил в Пакистане накануне второй войны Индии с Пакистаном – советские геологи искали нефть, которой Пакистану критически не хватало. Тогда Индия напала на Пакистан, выбрав момент, когда он был наиболее уязвим. И в Индии я работал два года и принимал участие в ее третьей войне с Пакистаном. И вновь Индия напала на Пакистан, когда он был наиболее уязвим. Эти страны никак не могут жить в мире друг с другом по вине еще одного мифического «миротворца» – Организации Объединенных Наций. Это ООН в 1947 году приняла резолюцию о принципах неравного раздела земель Палестины между палестинцами и евреями таким образом, что эти народы застряли в болоте шестидесятилетнего противостояния. И не будет этому конца, так как каждая сторона ссылается на свою резолюцию, на ту, которая ей выгодна. А их десятки, и принимались они по конъюктурным соображениям – сегодня в угоду арабам (читай – СССР), а завтра – в угоду евреям (читай – США)… Но и дипломаты, и государственные деятели лукавят, когда говорят, что очень трудно найти решение этого вопроса.
Живет на свете мой почти ровесник, умный еврей – Даниэль Баренбойм. Он сказал золотые слова: «Палестинская проблема проста – это проблема черной икры. Мы все знаем, что черная икра очень полезна. Мы все знаем, что черная икра очень вкусна. Почему же мы не едим ее хотя бы раз в неделю? Да очень просто – потому, что она чертовски дорогая! И палестинцы, и израильтяне знают, как в один месяц достичь мира на Ближнем Востоке – надо заплатить эту дорогую цену! То есть палестинцам отказаться от междуусобной борьбы между «Фатх», «Хамас», «Хезболла» и прочая, и прочая, отказаться от терроризма и джихада и признать Израиль нормальным государством, имеющим право на существование, а израильтянам надо всего лишь выполнить резолюции ООН, предписывающие Израилю вернуться в границы 1967 года и вернуть соседям и Голанские высоты, и Западный берег реки Иордан, и признать, что сектор Газа, как бы он ни был привлекателен, ему не принадлежит. И еще – признать, что в соответствии с решениями великих держав и Совета Безопасности ООН город Иерусалим – колыбель и святыня трех мировых религий, не может быть столицей Израиля».
Я не оправдываю палестинских террористов, но такими их сделали великие державы и ООН. Это ООН приняла в 1948 году такую резолюцию по Кашмиру, что Индия и Пакистан воюют с тех пор каждые семь-восемь лет. И не будет этому конца потому, что подавляющее большинство населения Кашмира – мусульмане, а махараджа Кашмира был индус, и он своей грамотой подарил в 1947 году княжество, как парадный халат, Индии. А ООН этот подарочек перевязала своей красивой ленточкой… Плевать ей на то, чего хотят палестинцы, кашмирцы, абхазы и прочие, не имеющие государственности. Они для ООН – как лица кавказской национальности для российской публики…
По-английски кавказцы – саucasians. В разговорном языке. А вот в официальном и поанглийски, и поамерикански caucasians – вовсе не кавказцы, а представители белой расы. Политкорректность не позволяет им говорить: негр, желтый, краснокожий или мулат. А значит, нельзя говорить и белый. Надо говорить – афроамериканец, азиат, абориген, латин. А белый издавна – Caucasian (см. Вебстер). Поэтому в полицейских отчетах часто упоминаются белые люди с темными волосами. Сaucasians. А в наших газетах и гламурных журналах вдруг с удивлением читаешь, что трое кавказцев совершили налет на отделение банка в богом забытом городке Карфаген в Оклахоме. И люди понимающе усмехаются и качают головами: во дают, мол, куда только наших братьев-кавказцев не занесет за наживой! И там они себя ухитряются проявить во всей красе!
Нет, я, пожалуй, не прав, обвиняя только желтую прессу в плохом переводе полицейских сводок – даже в газете Российской академии наук «Поиск» в колонке Абрама Блоха однажды говорилось о кавказцах-налетчиках в Америке. Хоть бы в словарь заглянули – там ясно сказано: caucasian – член белой расы вне зависимости от места рождения или жительства. Просто – белый. Но зачем утруждаться? Написано сaucasian – значит, кавказец! Дикий народ, эти горцы! С них станется, они и в Америке, и в Англии банки грабят…
А может, как в известном фильме, это трудности перевода?
Но если тебе трудно переводить правильно – просто не берись за это ремесло! Недоучке можно всю жизнь пробыть врачом – терапевтом или психиатром (протите, терапевты и психиатры – это просто пример для сравнения, я не хотел никого обидеть), и при хорошо подвешенном языке и приятных манерах даже иметь успех у пациентов, страдающих просто от скуки или депрессии. Но если ты хирург, то твоя некомпетентность очень скоро приведет тебя в тюрьму. Можно преподавать английский, зная слабенько язык и выучивая урок на сутки раньше учеников, но нельзя быть переводчиком-недоучкой – через минуту синхрона или на другой день после публикации письменного перевода эта твоя некомпетентность вылезет наружу. Так что ссылаться на трудности перевода нечего – хороший, добротный перевод просто не бывает легким. А так хочется блеснуть знанием иностранного языка и, как теперь говорят, «эксклюзивной» информацией! Одна видная телеведущая недавно в утренней программе по секрету сообщила слушателям, как повезло невесте Джима Кэрри, голливудской звезды. Она, мол, на помолвку приготовила жениху дорогое кольцо с надписью внутри – «Любимому Д. К.». И вот, когда помолвка расстроилась, представьте ее везение: у нового суженого, Джорджа Клуни – те же инициалы. И кольцо пригодилось, и жених не хуже… Худо только то, что инициалы совпадают на русском языке. На английском имена женихов совершенно не похожи – Jim и George. Инициалы – на английском – никак не совпадают. Поздравляем вас соврамши, как говорил господин Коровьев у Булгакова. И такие ляпсусы случаются у горе-переводчиков постоянно. Американскому переводчику, наверное, все равно, как сказать на русском: «он был красавец, кровь с молоком», или «красавец, молоко с кровью». А у русскоязычного читателя сразу – рвотная реакция… Потому что надо не только знать хорошо язык, но и реалии той страны, о которой идет речь.
Есть замечательная книга на любимую американцами тему – о попытке покушения на их президента. Книга в оригинале называлась «1400, Пенсильвания авеню». Перевели название на русский язык как «14 часов, Пенсильвания авеню». Да, американцы, помешанные на экономии времени, часто говорят, как военные: 14.00, а не два часа пополудни. Но если ты переводчик, а не подмастерье, то надо знать, что почтовый адрес Белого дома – Пенсильвания авеню, дом 1400. У Кремля тоже, наверное, есть почтовый адрес. Но в русском языке давно укоренилось правило – писать: «Москва, Кремль». Это просто надо знать. А еще надо иметь ассоциативное мышление… Оно помогает переводить и очень затрудняет жизнь, как вы заметили по этим заметкам, которые я и назвал «Ассоциации». Они как четки – одна бусинка за другой, одна за другой. Хорошо, если не по бесконечному кругу…
Круг… Человек подсознательно любит круг и недолюбливает устремленную в бесконечность прямую – вектор времени. Отсюда – любовь к празднованию Нового года (уютно оказаться через год в той же точке орбиты Земли!), да и вообще приятно – то год Обезьяны, то год Змеи, они уже были 12 лет назад и снова придут через дюжину лет. И Новый год – пузатый и краснощекий малыш, а не согбенный годами старик, к возрасту которого прибавился еще один год. 2007й у нас, а у евреев и вовсе 5 тысяч, что уж говорить об индусах…
А вот с именинами немного не так – некстати вылезает всегда цифра нашего возраста, здесь не скажешь, что это было уже 12 лет назад и, если бог даст, через 12 лет повторится. Увы, не повторится. Вот почему женщины так не любят свои дни рождения. Это их слова: день рождения – грустный праздник…
Праздники – удивительное изобретение человечества. Простейшее лекарство от социальной напряженности и недовольства. Чем беднее страна, тем больше в ней праздничных дней. В Бангладеш их набирается почти квартал. В Индии – не меньше полусотни дней. На Мадагаскаре, мне рассказывали, в понедельник можно пахать, но нельзя запрягать волов в упряжку. Во вторник можно пахать, можно запрягать волов, но это единственный день, когда разрешается изловить в лесу лемура, принести домой и накормить его сладостями и фруктами вдоволь – ведь от него зависит покой души усопших предков и общее состояние добра и покоя. Так что простите, но работать некогда В среду и пахать можно, и волов запрягать, и лемур не мешает, но идет дождь, и даже назавтра в липкой красной глинистой земле плуг застревает, как в смоле. А в пятницу не положено пахать… В воскресенье, несмотря на «традиционную» веру, христианский бог не велел работать! Миссионер-англичанин рассердится, а это чревато неприятностями… Так что остается одна суббота – много ли наработаешь за один день? Так что вся надежда на понедельник… Хорошо еще, что бананы растут сами и не надо, как в других, северных, странах, шить теплую одежду и обувь, сооружать жилье и заготавливать на зиму хлеб, картофель, соленья и дрова… А если жена в понедельник пойдет навестить свою родню, то можно сослаться на недомогание и провести время с приятелями… А там и вторник – запрягать нельзя! Мужчины везде одинаковы – в перьях, мундирах или кухлянках.
Перья, кухлянки, мундиры… Разве трудно определить мужчин, которые готовятся к войне? Это раньше военные наряжались во все красное и золотое, в белых лосинах щеголяли на балах. И Печорин, и Болконский здорово в них выглядят. В кино. А я военный, знаю эту службу не понаслышке, и очень хорошо представляю себе, как на самом деле выглядели эти лосины после четырех часов скачки или после строевых занятий. И вполне мне понятно, почему и Лермонтов, и Мартынов с такой легкостью и желанием облачались в национальную одежду моего народа во время Кавказской войны: черкеска и бурка – на коне удобно и в быту практично! Только недавно военные, наконец, поняли то, что Лермонтов с Мартыновым поняли уже давно – на войне лучше носить черкеску и бурку, а не погонами и аксельбантами блистать. Вот и стали облачаться в камуфляжные куртки. Армия, которая наиболее приспособилась к окружающей местности, наиболее готова к войне. Папские гвардейцы в Ватикане уж точно не собираются ни на кого нападать… Сверкают очень. Но вернемся к Лермонтову и Мартынову…
Я очень люблю русскую литературу, русский язык и русский народ – никто не сделал больше для становления моего народа, развития его письменности, культуры, государственности, наконец! Люблю русскую поэзию… Но, поэт или пахарь, мужчина остается мужчиной и должен, как теперь говорят, «фильтровать базар». Лермонтов не имел права говорить то, что он сказал про Мартынова. Можно смеяться над тупостью другого человека, над его потугами изобразить из себя нечто более презентабельное, чем он на самом деле есть. Но на Кавказе даже дети знают – нельзя насмехаться над физическими недостатками человека. Мартынов был маленького роста. Но он тоже носил на кавказской войне черкеску и неотъемлемую часть этого костюма – кинжал. Кинжал не может быть маленьким или большим – это черкеску шьют по росту, а кинжал – боевое оружие, и у него есть свои стандарты. Обычный кинжал на малорослом человеке кажется большим… И когда малорослый Мартынов вошел в комнату, где собралось высшее общество Пятигорска, и услышал, как Лермонтов сказал дамам про него: «Явился маленький человек с большим кинжалом!» – он поступил так, как поступил бы любой мужчина на Кавказе и любой уважающий себя офицер того времени – вызвал обидчика на дуэль и убил его. Несомненно – трагическая потеря для русской и мировой литературы, но трагедия, обусловленная поведением погибшего. Талант или высокое положение не дают права на хамство, и оно должно быть наказано. Любой кабардинский князь знал, что нельзя оскорблять словами или криком даже бедного мужчину – у нас никогда не было рабства или крепостного права, и удар кинжалом был бы единственным ответом обидчику. Редко встретишь у нас человека, за которого некому отомстить – братья, друзья… Безоружных мужчин на Кавказе тоже не было. Так что хочешь дерзить – готовься отвечать за это. Хотя бы научись сносно стрелять…
Никколо Макиавелли сказал: «Если ты стреляешь в короля, ты должен его убить». Великий человек сказал вовсе не банальность. Конечно, если ты начал дело, лучше его закончить. Но есть дела, которые смертельно опасно не доводить до конца. И это не только при покушении на власть имущих. Ктото смог совершить подвиг. А ктото начал, но не смог (не хватило сил, средств, знаний, мужества, наконе). Но если хватило ума не бахвалиться заранее своим подвижничеством, то можно и далее продолжать жить – хорошо и достойно. Любить своих родных и близких, ценить друзей и коллег, работать в меру сил и не подличать. Японцы говорят: надо ценить каждый начавшийся день как очень важный: ведь это – первый день всей твоей оставшейся жизни! То есть надо жить той жизнью, которую мы привыкли с такой легкостью ругать – быт, рутина, повседневщина. Но… Смертельно опасно потерять желание жить вот этой, повседневной жизнью.
От понедельника до вторника…
Это и есть жизнь.