Разведка боем Юрин Денис
Доблесть против коварства
В отличие от Святого Учения как Единой так и Индорианской Церкви, в один прекрасный день взявших и безапелляционно провозгласивших, что Всемогущие Небеса всего за несколько дней населили живыми существами и сушу, и моря, ученые мужи из Университетов всего мира ничего не утверждают, а лишь, отрекаясь от поверхностных, бездоказательных суждений, осмеливаются предполагать, что многообразию жизненных форм мир обязан сложным эволюционным процессам, то есть постепенному развитию и переходу от низшего к высшему. По их мнению, жизнь сперва появилась в воде, а уж затем потихоньку перебралась на каменисто-песчаную сушу. Первые неуклюжие водные существа с трудом выбрались на земную твердь и стали медленно осваиваться на ней, постепенно меняя не приспособленные к ходьбе плавники на лапы и удаляясь от побережья на все большие и большие расстояния.
В ту ночь на шеварийском побережье Немвильского озера, примерно в десяти-одиннадцати милях юго-западнее Верлежа, произошло нечто подобное. Как будто у соскучившейся по временам безоблачного детства Матушки-Природы случилось небольшое дежавю, и она решила инсценировать момент, когда на сушу робко выползла жизнь. А на роли первых обитателей сухопутных просторов Его Величество Случай избрал двух морронов, наверное, потому, что оба они были чужаками в этих краях.
Ночь была безветренной и теплой. Еще ущербный, но уже почти достигший формы полной окружности диск луны прекрасно освещал и полоску безлюдного песчаного берега, и идеально ровную гладь воды, на которой виднелись две маленькие, медленно приближающиеся к суше точки – головы обессилевших пловцов. Казалось, вся природа замерла в ожидании того упоительного, сладостного момента, который среди трагиков и комедиантов принято называть кульминационным, – момента, когда свершается долгожданное действо, ради которого, собственно, зрители и пришли посмотреть спектакль. Завязка лишь интригует публику; она, как бокал вина, принесенный перед обедом. Развязка хоть ожидаема и желанна, но легко предсказуема, в зависимости от того, что за представление дают заезжие актеры – трагедию иль комедию. Кульминация же, по сути, является самым главным моментом в спектакле; в ней есть интрига, загадка и накал страстей; она подводит черту под вступительным действом и начинает отсчет времени к финалу; она – вершина горы, своеобразный пик, ведущий или к славе, или к провалу…
Рано или поздно, но долгожданное всегда свершается. Ноги морронов коснулись дна, и они пошли, поправляя почти онемевшими руками сбившиеся на лоб волосы и звучно отплевывая попавшую в рот, к счастью, несоленую воду. Они были во многом похожи: оба устали и оба наги, хотя густую поросль мокрых волос по всему телу Грабла легко можно было принять за костюм для купания. Несмотря на явную изможденность тел, от обоих мужчин веяло грубой физической силой. Если бы на берегу в этот миг находились придирчивые красавицы, то они, без всяких сомнений, принялись бы восхищаться точеной и стройной фигурой Дарка, гармонично сочетающей в себе и утонченную грацию линий, и мужскую мощь. А вот если бы поблизости прогуливался армейский вербовщик, то он отдал бы предпочтение низкорослому, неуклюже переваливающемуся с боку на бок крепышу. Кожа Грабла как будто раздулась под давлением распиравших ее изнутри мышц. Если под ней и имелась небольшая прослойка жирка, то и она, казалось, находилась в постоянном напряжении и лишь повышала ценность крепкого не только в плечах, но и во всех остальных частях тела волонтера. Наверное, даже опытным бойцам показалось бы, что низкорослый крепыш смог бы пробить стальной доспех голой рукой или, придя в ярость, просто сорвать голову с плеч врага, не прибегая к помощи ни меча, ни топора. Сам Зингер, конечно же, не знал, на что он способен, по крайней мере, он никогда не пробовал совершать такие бессмысленные и рискованные поступки. И даже если под рукой моррона не находилось оружия, то он спешил его раздобыть, а не бросался очертя голову с кулаками на закованного в прочные доспехи врага.
Точка зрения вербовщика (если бы таковой действительно присутствовал на берегу) оказалась верной – Зингер был на самом деле выносливее и сильнее, чем его собрат. Долгое общение с водной стихией измотало Грабла, и он вышел на берег, пошатываясь, стараясь отдышаться и выписывая замысловатые кренделя своими короткими, толстыми ножками; но зато вышел, а не выполз, как Дарк, не посчитавший позором для своего рыцарского достоинства по-собачьи опуститься на четвереньки. Как только оба оказались на песке, Аламез тут же повалился на живот и с четверть часа лежал неподвижно. От выброшенного на берег волною утопленника Дарка отличало лишь тяжелое, сбивчивое дыхание, усугубленное то и дело повторяющимися надсадными хрипами из глубин интенсивно вздымавшейся грудной клетки, да время от времени шевелившиеся губы. Моррон что-то тихо бормотал, наверное, проклинал собственную лень, помешавшую ему в свободное от разбойных дел время упражняться в плавании.
В отличие от совершенно выбившегося из сил товарища Зингер хоть и устал, но все еще был способен действовать. Желание отдохнуть, а может, и полноценно выспаться не заглушило холодный глас рассудка, предостерегавшего, что пустынное в ночной час побережье может оказаться не таким уж безопасным. Сразу за песчаной грядой, на которую они выбрались, начиналась возвышенность, и Зингер не знал, на какой местности они находились: шумел ли поблизости лес, простирались ли бескрайние просторы поля или начиналась околица небольшого рыбацкого поселения?
Не мешая товарищу восстанавливать силы и не смущая его нелепым вопросом «Как дела?», ответ на который и без того был понятен, Грабл сделал несколько упражнений, чтобы слегка согреть быстро остывающее на воздухе тело, и приступил к рекогносцировке на незнакомой местности. Прежде всего, моррон взобрался на холм и с радостью отметил, что они выбрались на берег очень удачно, в самом лучшем из мест. Всего в десятке шагов от края прибрежной возвышенности начинался лес, судя по плотности растительности и крикам зверья, доносившимся из чащи, довольно дикий и местными жителями почти не проторенный. Такое соседство устроило моррона по многим причинам. Во-первых, пугливые крестьяне не видели, как выбрались они на берег, а значит, и не поспешат сообщить своему господину, что в его владениях появились незваные «заозерники» – чужаки. Во-вторых, лес прикрывал их со стороны суши, поэтому на его опушке можно было развести костер, чтобы спокойно выспаться да согреться. Хоть ночь была теплой, да и ветер не буйствовал, но все еще мокрое тело Грабла ощущало первые признаки переохлаждения: руки немного тряслись, а по коже разбегались мурашки. И, в-третьих, что тоже было немаловажно, после отдыха морронам нужно было срочно разжиться одеждой, оружием и деньжатами для пополнения сил посредством чревоугодия. Лес же – самое лучшее место для разбойного нападения. Раз есть лес, значит, имеется идущая иль через него, иль вдоль его опушки дорога, на которой и можно было устроить засаду.
Облюбовав местечко для небольшого костерка, Грабл тут же приступил к его разведению. Моррона не беспокоило состояние едва добравшегося до берега собрата; он и без того знал, что с Дарком все будет в порядке. Как только неумеха-пловец почувствует себя лучше и сможет встать на ноги, так сразу сам поднимется на холм. Зингер не видел смысла бегать туда-сюда: спускаться кубарем вниз, а затем снова карабкаться наверх, и все лишь ради того, чтобы стать свидетелем совсем не привлекательного процесса восстановления сил обессилевшего мужчины, едва не ставшего утопленником. К тому же у более выносливого собрата было много дел, ведь развести огонь не так уж и просто, когда под рукой нет топора, да и к тому же нужно еще предпринять меры по маскировке. Лес надежно защищал место стоянки со стороны суши, но вот с воды костер могли бы заметить как местные рыбаки, вышедшие на промысел ранним утром, так и патрульные корабли, скорее всего приглядывающие за побережьем даже ночью.
Сожалея, что при торге с капитаном «Чистюли-Красотки» не удалось отстоять даже кинжала, Грабл отправился ломать ручищами молодые деревца. Сладить с парочкой-другой деревьев оказалось моррону несложно, но вот обтесать их без топора, а затем еще вогнать в землю, соорудив некое подобие плетня, потребовало немало времени и усилий. На сооружение ограды, украшенной зеленеющими ветвями с внешней стороны, Грабл потратил более часа. За это время произошли два события, каждое из которых было приятным. Работая руками, а порой и ногами, Зингер согрелся; Дарк же пришел в себя и даже успел присоединиться к возведению маскировочного заграждения на самом последнем этапе, то есть, проще говоря, помог Граблу всунуть в плетень несколько раскидистых зеленых веток.
Когда давно не было дождя, то найти сухие ветки в лесу довольно просто даже ночью. Они сами трещат под ногами, как будто упрашивая странника: «Возьми и спали меня, предай огню мои высохшие останки!» Аламез испытывал слабость и желание лечь да поспать, но, несмотря на это, все же стал помогать товарищу в сборе хвороста, хоть и сомневался, что Граблу удастся развести огонь самым древним и трудным способом – трением палкой о палку. Но когда Дарк вернулся из леса, неся на руках более дюжины сухих веток, то костер уже медленно разгорался, а Грабл с довольным видом сидел возле своего детища, поигрывая в руках миниатюрным огнивом.
– Откуда? – выразил свое удивление Аламез, роняя принесенный хворост под ноги.
– Оттуда, – усмехнулся в ответ Грабл, многозначительно улыбаясь. – Оттуда, откуда ты и подумал… из нее самой, родимой! У матросиков незаметно позаимствовал, в тряпочку непромокаемую аккуратненько обвернул, да пока никто не видел, бережно так припрятал… А что, ты моей находчивости не рад? Пасть прикрой, мошкара налетит, да хворост подбери, растяпа!
В этот миг Дарк испытал двоякое чувство. С одной стороны, им овладело отвращение, которое, возможно, привело бы к опорожнению желудка, если бы тот и без того уже давненько не был бы пуст. С другой же – восхищение находчивостью и самоотверженностью товарища, не только добровольно разместившего внутри себя инородный предмет, но и проплывшего с ним весьма большое расстояние. Не зная, какому чувству поддаться и что сказать лукаво щурившемуся Граблу, Аламез предпочел промолчать. Пожав плечами, тем самым говоря на языке жестов: «Я на такой подвиг неспособен!», Дарк сел возле костра и выставил вперед руки, позволяя жадно пожиравшему сухую древесину пламени почти касаться холодных ладоней. Минут пять, может, чуть больше, на стоянке царило молчание, но затем оно стало гнетущим для Зингера, и он заговорил:
– Эх, хорошо! Жаль, пожрать нечего, – по привычке прошептал Грабл, хоть мог бы и прокричать в полный голос. Вокруг все равно не было ни души. – Как думаешь, если в лес сходить, зверюгу какую словим, ну, хоть бы змеюку иль ежика?!
– Теперь уже поздно, – констатировал прискорбный факт Дарк, сожалевший, что не позаботился о пище заранее. – Мы уже костром пропахли, а зверье дым чует, да и не видно в чаще ни черта!
– Верно, – кивнул Грабл, сушивший над огнем уже не мокрую, но все еще влажную бороду. – Вот вишь, как все забавно выходит… жрать поздно, а дрыхнуть еще рано. Коль щас заляжем, так через час околеем. Костер быстро затухнет, а угольев еще маловато…
– У тебя предложение есть иль ты так сказанул, соль на ранку посыпать?
– Предложение имеется, в этом ты прав, – снова кивнул Грабл, игнорируя насмешку товарища. – Повторю свой вопрос, какой еще на посудине те задавал, да ты не ответил… Что такого было в донесении том, что мимо ух моих проскользнуло, чаго я не понял, а ты уразумел? Какие еще такие дела у тебя в Кенерварде появились?
– Главное, Анри выручить, а все остальное потом… да и то, если получится. Надобно еще понять, к кому он в лапы угодил, к ищейкам короля, к вампирам иль к кому-то еще? – попытался сменить тему разговора Дарк, но по выражению, застывшему на лице Грабла, понял, что избежать объяснений не получится. – Ты текст донесения хорошо помнишь?
– Почти наизусть, – презрительно хмыкнул Зингер, которому иногда приходилось запоминать тексты гораздо длиннее и мудренее.
– Тогда я с начала пойду, по порядку. Так сказать, подведем черту и поразмыслим вслух, а то вдруг я что пропустил, а ты приметил…
– Валяй, повторение еще никому не вредило! – согласился Грабл, а затем обосновал, почему он был не против: – Все равно делать нечего…
– Под «семейкой Говаро» аптекарь, конечно же, подразумевал не королевскую династию, а шеварийский двор, то есть короля и всю свору влиятельных аристократов, занимающих высшие посты, – начал с явного Аламез и был не удивлен, когда Грабл скупо ответил ему кивком. – Дальше Ланв вкратце описал ситуацию в Шеварии, весьма неблагоприятную, надо сказать, для вторжения герканских войск. Королевская казна значительно увеличилась; «всех мужиков под себя подмяли», значит, с бунтами крестьян да горожан расправились…
– …А «дружков верных совсем извели», то бишь поголовье герканских агентов изрядно подсократили, – поддакнул Зингер, как выясняется, не такой уж недогадливый, каким пытался прикинуться. – Это все понятно, можешь не объяснять! Да и о том, как бедняга аптекаришка на жизнь свою тягостную жалуется, не рассусоливай, это тоже понятно… Худо ему иль плохо жилось, а он бы все одно, убогим прикидывался, чтоб за работу тайную от хозяев герканских более барыша впредь выручать. С «колдуном могучим» тоже все ясно… Вампирюжный клан Мартел так обнаглел, что уже открыто в дела мирские да светские вмешивается…
– Ты полагаешь, он вампиров имел в виду? – засомневался Дарк, допускавший, что поддержку шеварийскому двору могла оказывать и иная, неизвестная им сила.
– Послушай, – произнес Грабл, подкидывая в костер хворост. – Я понимаю твои сомнения. Чудеса, что мы в тюрьме видели, мож, и древнеэльфийского происхождения были, в каких только мудрые вученые мужи разбираются, наподобие нашего некромантушки Гентара, да только я одно твердо знаю: «Не ужиться двум медведям в одной берлоге!» – процитировал Зингер известную поговорку, вот только неизвестно, какого народа, то ли герканского, то ли филанийского. – Если бы какие-то «колдуны» в Шеварии и завелись, то жили бы тихо в глуши далекой и ко двору нос не совали, а коли бы по неразумению наивному попытались на короля да приближенных его влияние оказать, то их вмиг бы вампирюги под себя подмяли! Здесь бы щас такая война гремела… Шеварийские вампиры кровососы особые… С ними даже Ложа Лордов-Вампиров не связывается. Думаешь, просто так? Знания за ними стоят древние, знания, которые легко обратить в реальную силу, больно бьющую по башке!
– Возможно, ты и прав, – кивнул Аламез, пораженный трезвостью суждений собеседника. – Однако, пока фактов нет, с утверждениями повременим. Вернемся лучше к письму, точнее, к тому, что Ланв сообщает фон Кервицу. Похоже, несмотря на неблагоприятную ситуацию внутри королевства и на охоту за герканскими агентами, старичку-аптекарю удалось собрать довольно большую сеть преданных ему информаторов, одни из которых ранее сотрудничали с герканской разведкой, другие были только что привлечены. Сведения, которые он сообщает, получены сразу из нескольких заслуживающих доверия источников, а значит, имеют высокую степень достоверности.
– Не «степень имеют», а точно верны! – трактовал более категорично Грабл. – А иначе бы старичок «руку на отсечение» не давал. Что она у него, лишняя?
– С остальной частью послания тоже все ясно. Даже и не знаю, что ты мог там не понять, – пожал плечами Дарк. – Ланв информирует своего хозяина, что о планах герканского вторжения стало известно шеварийскому командованию. Генералы из Удбиша ведают, что основной удар будет нанесен с юга и с юго-востока, то есть если припомнить карту, то фронт предстоящего наступления растянется от города Кьеретто до крепости Сивикор. Видимо, шеварийцы хорошо подготовились к войне: стянули на этот участок почти все свои силы, да и ловушек понаставили. Аптекарь настаивает на отмене наступления; считает, что герканским войскам не удастся взять даже приграничные города, не говоря уже о продвижении в глубь страны, к Удбишу.
– Да это-то все понятно, – недовольно хмыкнул Грабл, желавший услышать совершенно иное. – Можешь мне про наемничков на «юго-западной околице деревеньки» не рассказывать. И без того понятно, что это Кенервард, куда мы путь держим. Поднаняли шеварийцы сброд всякий со всех концов света, кое с кем из наемничков этих мы с тобой в трактире повстречались, а теперь вон диверсию устроить хотят…
– В послании говорится о двух отрядах, – продолжил мысль Дарк. – Первый небольшой, «пять-шесть человек», наверняка означает пятьсот-шестьсот воинов, они обойдут озеро по суше или переплывут на небольших судах. У герканцев был план подманить к своему берегу шеварийский флот, чтобы он попал под обстрел береговых орудий. Сейчас вдоль всего герканского побережья расставлены батареи, когда я от Немвила ехал, то видел много следов от катапульт и…
– Я тож видел, можешь не распространяться попусту! – проворчал Грабл. – Орудийная обслуга хоть и вооружена, но внезапной атаки полутыщи хорошо обученных бойцов им не выдержать. Должный отпор могли бы дать лишь конные отряды да пехотные части, но они все наверняка сосредоточены к востоку от озера. Пока гонец доскачет, пока они на выручку придут, наемники уже успеют орудия порушить, по своим баркам рассесться и в Верлеж пьянствовать возвернуться. Про второй отряд тож можешь не говорить! Пройдут вояки наемные через лес, что непроходимым до сей поры считался, и в северных землях Геркании выйдут практически в глубоком-глубоком тылу. Полторы-две тыщи мечей много дел натворить могут, тем паче что все герканские силы на войну ушли. Коль повезет, полкоролевства шеварюги оттяпать могут, да и расплачиваться за то будут кровью не своей, а наемной, которой не жалко…
– Сгущаешь краски! – возразил Аламез. – Какими бы опытными бойцами ни был этот сброд, какой урон герканским провинциям ни нанес бы, а его всяко остановят. Долее месяца нападение не продлится!
– Дурак ты! – хмыкнул Грабл, качая головой. – На севере Геркании вроде бы щас все спокойно, но не забывай, что королевство наше со многими племенами да народами там граничит, и они, дикари то бишь, от этого соседства не в восторге. Разрознены они пока, да и сил маловато, вот и сидят смирно, с нами не враждуют, а как только хоть и небольшая, но хорошо обученная и организованная армия на крепости пограничные нападать станет да города герканские с замками палить начнет, так к ней ох как много народищу присоединится. И глазом моргнуть не успеешь, как полторы тыщи бойцов в двадцати-, тридцатитысячную армию превратятся. С такой мощью герцогам северным, тем, кто провинциями этими управляет, самим ни в жизнь не справиться. Придется войска королевские с войны отзывать. Не-е-е, – вновь замотал головой Зингер. – Замысел шеварюг коварен, сразу ясно, что клан Мартел им помогал. Войну на два фронта Геркания ни в жизнь не потянет! Как бы после такого нападения наше Великое да могучее королевство до размеров Намбуса не сократилось… И самое поганое, что сделать-то ничего нельзя! Сроки в письмишке аптекарском четко прописаны, даже если фон Кервиц твой его уже получил, то изменить теперь ничего не получится… Времечка нету, чтобы через всю страну войска перебросить да планы наступления изменить! Больший отряд в леса уже послезавтра уходит, на север Геркании подмога никак не поспеет дойти, да крепости в тех землях не укрепить, они, то бишь крепости, годами возводятся, а там, насколь мне ведомо, фортики хлипкие… из дерева в основном… Пожгут их быстро, на каждый не более денька затратят. Так вот и спрашиваю я, что ты при таком раскладе в Кенерварде делать собрался? Чем мы можем Геркании-то помочь? На мой взгляд, ничем! Не собираешься же ты всерьез в одиночку иль даж со мной на пару несколько тысяч наемников перебить? Втроем с Анри тож не справимся!
– «Нет», то есть не собираюсь, и «да», то есть не справимся! – рассмеялся Аламез, укладываясь на боковую. – Не все задачи, мой рассудительный друг, решаются в лоб. Разрушить планы шеварийцев, к которым, как ты сам резонно заметил, и вампиры свои лапчонки грязные приложили, мы не сможем, но потянуть время, заставить врага повременить с выступлением, вполне в состоянии…
– И как это, позволь узнать? – сдвинул густые брови озадаченный подобным заявлением Зингер.
– Да все просто и даже скучно, – ответил Дарк, возясь и пытаясь использовать свою правую руку в качестве походной подушки. – Смертоубийство, мой друг, привычное для нас дело… примитивнейшее смертоубийство. И всего троих человек жизни лишить нужно будет: командиров каждого из отрядов наемников да полковника с особыми полномочиями, того самого столичного офицера, про которого тюремщик рассказывал. Думается мне почему-то, что именно он операцией этой диверсионной и руководит. Обезглавим войско наемное, беды не отвратим, но без командиров отряды в поход не выступят. Несколько деньков выиграем, а если повезет, то и недельку.
– Ну да, как же… размечтался! – выразил недоверие Грабл. – Свято место пусто не бывает! Убьем командира, его правая рука тут же вакантное место займет!
– Не так все легко, просто да быстро, – возразил Дарк, закрывая глаза и уже не сопротивляясь медленному погружению в негу сладкой дремоты. – Наемники с разных земель прибыли, у каждого своя компания… Склока начнется, кто старшиной над ними станет, непременно начнется! С раздором в их рядах мог бы легко полковник столичный справиться, он просто взял бы, да и назначил новых командиров, но если его не будет…
– …пока нового офицеришку на замену пришлют, пока порядок восстановится, – призадумался Грабл, а затем кивнул и огласил свое мнение: – Возможно, и стоит попробовать! Коль успеха добьемся, Геркания время выиграет, а времечко на войне ой как много значит!
Ответом стал лишь легкий кивок. Дарк уже почти заснул. Костер к тому времени догорел. Угольев получилось вполне достаточно, чтобы не замерзнуть до утра, даже лежа голышом на земле.
Жизнь полна парадоксов, порою комичных, но чаще всего трагичных. Боящийся чар и скверны, сам может быть легко обвинен в колдовстве. Заботящийся о здоровье старик становится жертвой пьяного кучера. Прекрасные красавицы расцветают и отцветают в глуши, в то время как королевские грядки полны сорняков, некрасивых, ядовитых да колючих. Моряк гибнет на суше; воин, не пав на войне, прозябает в мирной, спокойной жизни; у бодливой коровы нет достойных рогов; а тот, у кого есть голова на плечах, не может найти ей достойного применения. «Почему так происходит?» – спросите вы и получите весьма простой ответ, до которого могли бы додуматься сами. Беда же не дура, чтобы приходить с той стороны, с которой ее ожидают!
Засыпая, Аламез боялся проснуться от холода: от неприятного содрогания мышц в мелкой трясучке, сухости в горле, мокроты в совсем ином месте и жуткого кашля, казалось бы, готового разорвать застуженные легкие. Однако его сон был прерван по иной, более тревожной причине. Мозолистая рука крепко зажала рот Дарка, а заодно и почти перекрыла доступ воздуха к ноздрям. Одновременно с этим болезненное ощущение возникло и в груди, как будто придавленной к земле мельничным жерновом. Мгновенно открывшимся глазам моррона предстала лишь густая борода и чуть менее волосатая грудь навалившегося на него всем телом напарника.
– Тихо! Рядом враги! – брызжа слюной, прошептал Грабл в самое ухо, после чего, к великой радости едва не задохнувшегося Дарка, сполз с него в сторону и остался лежать на земле, не делая попыток подняться.
Сделав глубокий, бесшумный вдох все еще ноющей грудью, Аламез не стал ворчать на напарника, явно переусердствовавшего с мерами предосторожности, а сразу проникся серьезностью момента и, перевернувшись со спины на живот, осторожно выглянул из-за самодельного плетня. Ночь отступила, настали сумерки. Уже не безлюдную округу окутал густой, идущий с озера туман. В его клубах были отчетливо видны контуры небольшого корабля, почти вплотную подошедшего к берегу, огни перемещающихся по низкой палубе факелов и очертания шести лодок, три из которых вот-вот должны были коснуться днищами песка. За выставленными на борта щитами команды не было видно, но Дарк не сомневался, что она состоит из вооруженных до зубов солдат. Морронам была неведома цель высадки, но они, конечно же, понимали, что экипаж корабля сходит на берег отнюдь не за грибами и не для того, чтобы справить нужду в леске, так сказать, на лоне окропленной утренней росой природы.
– Ума не приложу, как нас нашли! Лежи не дергайся, приметят! – прошептал Грабл, удерживая товарища, решившего не только высунуться из-за укрытия, но и приподняться на локтях, чтобы получше осмотреть местность. – Плетень надежно с воды прикрывал, да и если даж дымок от костра и тянулся, то в таком тумане ни унюхать, ни узреть нельзя!
– Знаю ответ, но он тебя не обрадует. – Дарк не стал противиться руке товарища, плотно прижавшей его к земле, а вместо этого просто выгнул шею.
Аламеза интересовало не столько побережье, на которое пока еще не высадились экипажи лодок, а опушка леса, откуда доносились обрывки команд и разговоров, отдававшихся и ведущихся, как это ни странно, не на шеварийском и даже не на герканском языке. Похоже, их стоянка была замечена совсем не случайно! Беглецов выследили и обложили со всех сторон, как зверье на охоте. Пока один отряд охотников за головами приближался с воды, второй окружил их со стороны леса. Вот-вот кольцо врагов должно было сомкнуться, и у ставших дичью морронов практически не было шансов на успех. Они были наги и безоружны, им было не только страшно, но и стыдно предстать перед лицом многократно превосходящего числом противника.
– Не томи! – настоял Зингер, еще раньше собрата приметивший движение среди кустов да деревьев.
– Похоже, твое предположение верно, и враг Легиона, клан Мартел, оказывает серьезную поддержку Шеварийской Короне, возможно, даже почти открыто правит страной! По крайней мере, охоту за нами учинили кровососы! – уверенно заявил Аламез, и тут же, чтобы не выслушивать вопроса, который непременно бы последовал, сам огласил неопровержимое доказательство своей смелой гипотезы: – Враги потеряли наш след в городе. Они не знали, каким путем мы покинули Верлеж и покинули ли вообще… Иначе бы нас настигли прямо на озере. Капитан «Чистюли» если бы и донес на нас, то сделал бы это сразу, еще до выхода из порта. Тянуть ему было незачем. Нас обнаружили только тогда, когда мы доплыли до берега. Нас не нашли, не увидели ни с воды, ни с суши, а почуяли; почуяли, как вампиры чуют морронов! Запах нашей крови уловим на близких расстояниях кровососами средней руки, ну а вампиры-долгожители распознают его издалека.
– Не складывается! – в знак несогласия замотал головой Зингер. – Чо ж они раньше-то хлюпальники свои холеные не напрягали? Могли бы и в городе нас сцапать. Куда бы проще вышло, чем целую экспедицию в погоню отправлять! Охота им, что ль, по оврагам лазать да о колючки кустовые одежку драть?
– В городе не могли! – со знанием дела заявил Аламез. – В Верлеже слишком много запахов, их насыщенность и разнообразие настолько велики, что любой чуткий нос с толку собьется. Когда же мы на свалке плавучей прохлаждались, то нечистоты запахи наших с тобой тел так забивали, что если бы кровосос даже рядом стоял, то, кто мы, не почуял бы! В воде тела наши не пахли, а вот когда на берег выбрались да у костерка обогрелись, вот тут-то мы с тобой «заблагоухали»!
– Вроде бы толково ты рассуждаешь да складно, а все равно неправ! Уж больно непохожи ловчие на вампирюг, да и с шеварийцами их не перепутать! – проворчал Грабл, кивая в сторону побережья.
Первые три лодки уже достигли берега, гребцы остальных трех подняли весла еще на подходе, когда до суши оставалось не более десяти шагов. По команде командира, которого Дарк так и не приметил, из всех плавучих средств тут же начало выпрыгивать разношерстное воинство: одни сходили прямо на берегу, другие спрыгивали с лодок и, погружаясь в воду по грудь иль по пояс, спешили выбраться на насыпь. Примерно с десяток приплывших головорезов внешне весьма походили на тех самых наемников, что спасли морронов от расправы толпы. Все до одного коренастые, приземистые, крепкие в плечах, одетые в обшитые стальными пластинами, длинные кольчуги и в заостренных, куполообразных шлемах на головах. Их вооружение не блистало разнообразием: средних размеров деревянные щиты, круглые иль каплевидные, и заткнутые за пояс топоры. Лишь с поясов двоих-троих свисали широкие мечи. Большинство наемников, сошедших на берег, пестротой и яркостью необычных одежд скорее уж напоминали диковинных птиц из далеких южных земель. Белые тюрбаны, украшенные разноцветными перьями, шлемы необычной формы, с устрашающими масками на месте обычных забрал, обтягивающие голову кожаные шапочки, обмотанные лентами ярких цветов – от всего этого многообразия у Дарка даже запестрело в глазах. Оружие чужеземных солдат на службе у Шеварийской Короны было настолько непривычным, что даже трудно описать. Среди диковинного арсенала имелись и неповоротливые «сестрички» алебард – намбусийские триндары, менее длинные, но от этого не более поворотливые; и огромные, двуручные топоры, и кривые мечи с раздвоенными лезвиями, а также массивные зазубренные ятаганы, которыми обычно потрясают над головами, устрашая врагов перед боем, пираты южных морей.
Едва ступив на берег, наемное воинство не образовало строй, а тут же принялось подниматься на возвышенность, растягиваясь на ходу в змеевидную цепь, жалкое подобие боевой шеренги. Времени на раздумье у морронов практически не осталось, их пристанище вот-вот могло быть обнаружено иль высадившимися с берега и неумолимо карабкающимися вверх наемниками, иль солдатами второго отряда, обошедшими стоянку со стороны леса и взявшими «добычу», судя по доносившимся голосам, в весьма плотное кольцо окружения.
– Мой наивный, заблуждающийся друг! У всех вампиров, шеварийские они иль даже виверийские, есть два общих пристрастия: они любят пить кровь и загребать жар чужими руками, – невозмутимо возразил Дарк, пока оглядывал местность, ища оптимальный маршрут для прорыва сквозь ряды врагов. – Наемники всегда были, есть и будут «мясом» войны, и чем меньше их доживет до конца побоища, тем полнее останется королевская казна!
– Хватит уж мудростью блистать! Драпать надо! – огрызнулся Зингер, собираясь подняться на ноги. – Давай в воду сигать!
– Не выйдет! – возразил Аламез, едва удержав уже собравшегося скатиться кубарем вниз и попытаться спастись вплавь товарища. – Стрелки на корабле не дремлют, да и с берега обстрел хорош! Хочешь ежиком стать, так тебе живо помогут, вмиг стрелами да болтами утыкают! Лесом уходить надо, лесом! Вот вишь деревцо, за ним прям овражек, кажись, начинается? Через него и будем пробиваться!
– Да там же! – пытался облагоразумить Дарка Зингер, но не успел.
Всего за миг до того, как первые наемники поднялись на возвышенность, Аламез вскочил и, вздымая в воздух быстрыми ногами шлейф из разлетающихся во все стороны пыли, комьев земли, сухих листьев и веток, что было сил понесся в сторону леса. Он знал, что опоздает и что его голую спину увидят поднявшиеся на высокий берег солдаты, но считал это не столь уж и важным. Одетому в доспехи воителю никогда не догнать обнаженного беглеца, да и лук не успеть вскинуть. Дарк хотел достичь леса еще до того, как оттуда, навстречу ему, выйдут солдаты второго отряда. Деревья, кустарники, муравейники, змеиные кучи, овраги и прочие естественные препятствия давали бльшие возможности для маневра, чем открытое пространство лесной опушки или водная гладь.
Грабл собирался последовать за неразумным, по его мнению, товарищем, однако опоздал. Первые наемники уже появились на возвышенности и тут же, издав боевой клич да с лязгом выхватив из ножен оружие, бросились в погоню за Дарком. Правда, некоторые из них не помчались в лес, поскольку заметили притаившегося возле еле тлеющего костра прижавшегося к земле Зингера. Потомок гномов был не из трусливого десятка, но трезво оценивал свои силы. Один без оружия он мог еще попытаться совладать с двумя-тремя противниками, но против целой дюжины (а примерно столько врагов ринулось к костру) ему было не выстоять. Издав грозный крик, сравнимый по мощи да ярости лишь с ревом рассвирепевшего вепря, Зингер вскочил на ноги и напряг мышцы могучего тела, как будто собирался сам первым напасть. Бежавшие к нему враги немного замедлили бег, чтобы успеть встретить удар кулака иль ноги безумца встречным ударом остро заточенной стали, и слишком поздно сообразили, что это был не шаг отчаявшейся, почти пойманной дичи, а хитрая уловка не потерявшего от страха способности думать наглеца.
Вызвав замешательство в рядах врагов, Грабл не удержался от того, чтобы продемонстрировать им и свое презрение. Состроив насмешливую рожу и звонко шлепнув ладонью по собственному заду, Зингер смело спрыгнул с крутого бережка на простиравшуюся внизу песчаную гряду. Четыре стрелы пропели страшную песнь за спиной отчаянного прыгуна, но ни одна из них его не коснулась. Как и рассчитывал Зингер, поразить мишень «летящий моррон» на деле оказалось гораздо труднее, чем «бегущий кабан» иль иные движущиеся объекты. Приземление на песок прошло не совсем гладко: в левой ступне беглеца что-то хрустнуло, да и коленку той же ноги пронзила острая боль. Однако неудачная концовка прыжка не задержала моррона и не превратила его в неподвижную мишень. Крепко сжав зубы и стараясь не думать о боли в поврежденной ноге, с каждой долей секунды усиливающейся и усиливающейся, Грабл тут же бросился в воду и что есть сил поплыл. Свист стрел за спиной и тихое бульканье от их погружения в воду лишь подгоняли пловца, старавшегося сначала удалиться из поля зрения преследователей, а уж затем уйти под воду. Простиравшийся над озером туман был на руку моррону, как, впрочем, и то обстоятельство, что наемники, оставшиеся на корабле, не сразу поняли, что происходит. Когда же стрелки, дежурившие на палубе, разобрали, что им кричали товарищи с берега, и взялись за луки, то принялись стрелять наугад, не видя цели и даже не предполагая, где она может находиться.
Зингеру уже почти удалось уйти из зоны обстрела, когда проказница Судьба решила наказать смельчака за излишнюю самоуверенность. В тот самый миг, когда Грабл уже почувствовал себя в безопасности и наконец-то решился уйти под воду, его настигла самая последняя из выпущенных стрел. Она вонзилась моррону точно в то самое место, по которому он хлопал ладонью.
«Намек понял! В следующий раз, так уж и быть, не буду дразнить врагов! Хотя, эх, видел бы кто их разъяренные рожи! Такого ввек не забыть! Ради такого и седалище подпортить слегка не жалко!» – подумал Зингер, уходя все глубже и глубже под воду и не спеша выдергивать торчащую из раны стрелу. Дело в том, что Граблу захотелось оставить наконечник стрелы, ставшей своеобразным знаком, предостережением высших сил, на память. Держать же его в руке иль под мышкой было гораздо неудобнее, чем сохранить до конца заплыва там, куда он сам залетел и где пока доставлял некоторые болезненные неудобства.
Бегство далеко не всегда бывает постыдным, но никогда не обходится без потерь. Вопреки ожиданиям Аламеза один из стрелков все же успел выхватить из-за спины лук и пустить ему вдогонку стрелу. Стреляли наемники метко. Едва Дарк добежал до деревьев, как почувствовал острую резь чуть пониже плечевого сустава левой руки. К счастью, вражескому стрелку не хватило времени, чтобы точно прицелиться. Если бы наконечник вонзился немного правее, то рука моррона на какое-то время повисла бы плетью и потеряла бы способность действовать, что было бы весьма плчевно, учитывая обстоятельства. Так же выпущенный с прицелом в спину снаряд причинил лишь минимальный вред: сорвал кожу да вырвал из мышцы небольшой кусок плоти. Такое ранение счел бы легкой царапиной не только воин Одиннадцатого Легиона, но и обычный человек.
Что-то гневно проскрежетав зубами в адрес меткого обидчика, лишившего его крошечного кусочка тела, Аламез продолжил бег и уже через миг оказался у кромки оврага, который он приметил, еще лежа у костра, и в котором собирался на время затаиться. Зрение не подвело Дарка, да и чутье не обмануло. Довольно глубокая яма среди деревьев могла стать хорошим укрытием. Если бы он спрятался под выступающими из земли кореньями старой сосны да и накрылся бы сверху ветками, которых было вокруг полным-полно, то прочесывающие лес наемники вряд ли обнаружили бы его убежище. Он бы смог некоторое время отсидеться, дождаться, пока цепь врагов пройдет мимо, а затем, оказавшись за их спинами, продолжил бы бегство в глубь леса. Аламез не сомневался, что, не найдя его, наемники приступили бы к повторному, более тщательному осмотру чащи, но к тому времени он бы уже был вне кольца окружения и, возможно, смог бы убежать довольно далеко.
К сожалению, хорошую задумку испортило одно небольшое обстоятельство, непредвиденное, но вполне естественное. Дно оврага буквально кишело змеями, причем, судя по яркому желто-зелено-белому окрасу их блестящих шкурок, весьма ядовитыми. Проверять, насколько смертоносны укусы ползучих гадов и какое воздействие их отрава оказывает на моррона, Аламез не стал, поскольку посчитал встречу в лесу с целым отрядом солдат куда менее рискованным предприятием. Ловко перепрыгнув через овраг, Дарк тут же пригнулся и на полусогнутых продолжил движение быстрыми перебежками от дерева к дереву. Игра в прятки продлилась недолго, вскоре моррон заметил продвигавшихся плотной цепью наемников-северян, да и те приметили низко пригнувшуюся, пытавшуюся скрыться за стволом фигуру обнаженного беглеца.
Сначала раздался крик увидевшего Дарка наемника, затем протрубил походный рожок, оповестивший моррона о бессмысленности дальнейшей маскировки. Прямая линия медленно продвигавшегося по лесу отряда мгновенно преобразовалась в полукруг бегущих к Аламезу врагов. Отступать было некуда, поскольку прибывший на корабле отряд уже зашел в лес. Из этой ситуации имелось лишь два выхода: либо сдаться, либо карабкаться по гладкому стволу корабельной сосны в надежде, что руки окажутся достаточно крепкими, чтобы не сорваться, а среди спешивших к нему со всех сторон наемников найдется немного умелых метателей топоров да стрелков.
Конечно же, Аламез предпочел второй вариант действий, тем более что пребывание в плену ему ничего хорошего не сулило. Шеварийские вампиры наверняка придумали бы для плененного легионера куда более изощренную пытку, чем медленное поедание его бессмертной плоти корнями диковинных деревьев.
Выпрямившись в полный рост, Дарк тут же подпрыгнул и ухватился ладонями за обломок ветки, торчащий из ствола примерно в метре над его головой. С непривычки подтянуться оказалось не так уж и просто, однако когда тебя окружают две-три дюжины хорошо вооруженных недоброжелателей, а над ухом начинают свистеть стрелы да летать топоры, то тело быстро вспоминает былые навыки…
Всего за долю секунды крепко обхвативший ствол руками и ногами, готовый даже впиться в твердь коры зубами, беглец поднялся на высоту, докуда уже не долетали метательные снаряды, а стрелы теряли убойную силу. К счастью, ни в том, ни в другом отряде преследователей не нашлось ни одного арбалетчика, а то наглецу не поздоровилось бы. Мерно раскачиваясь на ставшей ближе к верхушке заметно тоньше сосне, Дарк с чувством неподдельного восторга и злорадства наблюдал, как стрелы долетали до него и, едва оцарапав кору или кожу, устремлялись вниз, прямо на головы быстро отскакивающих в стороны преследователей. Естественно, разозленные наемники были щедры и на ругательства, и на обещания лютой расправы. Аламез вел себя благородно, как и подобало истинному герканскому рыцарю. На брань он не злился и отвечал лишь колкими остротами (к сожалению, на герканском языке, поэтому чужеземцы далеко не все поняли). Когда же снизу доносились угрозы изощренных пыток (такое поведение не считалось достойным среди воителей во все времена), моррону приходилось карать плевками низких мерзавцев, отчего те еще больше выходили из себя.
Положение, в которое угодил Аламез, стало плавно переходить из разряда «незавидных» в смешные и забавные, но, к сожалению, так и не перешло. Кто-то из обступивших дерево наемников наконец-то додумался пустить в ход топор, и уже в следующий миг тело Дарка ощутило предсмертную дрожь ствола, ритмично сотрясающегося под мощными ударами. На миг моррон даже испугался как падения с большой высоты, так и последующей кары, однако разум быстро взял верх над порожденными страхом эмоциями. Он ведь находился в лесу, притом довольно густом, а не сидел на вершине отдельно стоявшего дерева, а значит, в любое мгновение мог перепрыгнуть на соседнее. Риск сорваться был обоснованным и не таким уж и большим, однако и его Дарк решил избежать, для чего и позволил браконьерам-лесорубам умертвить полноценное и еще совсем не старое деревцо.
Как только снизу раздался жалобный треск, а ствол начал заваливать вбок, Аламез резко оттолкнулся от него всеми конечностями и совершил прыжок на крону соседнего, более низкого дерева. Конечно же, туда, где он хотел зацепиться руками, моррон не попал. Неумолимая сила притяжения внесла коррективы в плохо просчитанную траекторию его то ли прыжка, то ли полета, однако это было и к лучшему… В то самое место, где Дарк планировал оказаться, как раз ударил поваленный ствол. Очутись он там, то умер бы в очередной раз, причем довольно болезненной смертью.
Сильно ударившись грудью о ветку и распоров правую руку от кисти до самого локтя о сук, Дарк все же удержался, а не сорвался вниз. С одной стороны, теперь его путешествие по верхушкам деревьев было осложнено из-за полученных травм, а с другой, наоборот, стало намного проще, причем по целому ряду причин. Во-первых, следующее дерево росло гораздо ближе, практически беглец мог на него перелезть, а не перепрыгнуть. Во-вторых, листва на вершине новой обители была куда гуще, чем крона прежней. Наемники потеряли его из виду, о чем моррон тут же догадался по тому, какой неточной стала их стрельба, ведущаяся, можно сказать, наугад. Если раньше стрелы летели точно в него или царапали ствол в непосредственной близости от ног, то теперь разброс снарядов был куда больше. И, в-третьих, срубленная сосна, похоже, поквиталась с некоторыми из своих палачей. По каким-то причинам не успевшие отскочить от упавшего ствола наемники умерли сразу, не издав даже крика. Их незавидная участь настолько впечатлила остальных, что они не спешили вновь браться за топоры. Второе дерево стало содрогаться от ударов, только когда Аламез уже перебрался на третье…
Злорадство хорошо лишь в меру, а коварное желание насладиться сладостными мгновениями триумфа сгубило многих достойных бойцов. Дарку, конечно же, хотелось увидеть и услышать, как раздосадованы будут враги, когда повалят еще один ствол и не узрят свалившейся с неба добычи, однако разум не позволил моррону пойти на необоснованный, к тому же нисколько не способствующий достижению цели риск. Лишь слегка ухмыльнувшись в сторону самоучек-лесорубов и мысленно наградив их напоследок обидным званием «болваны», Аламез продолжил путешествие по верхушкам деревьев и решил спуститься вниз, только когда затребовало отдыха его утомленное физическими нагрузками и к тому же раненое тело. Моррон понимал, что еще находится в опасности и не отделался от преследователей, ведь как только наемники поймут, что добыча ушла, так тут же разобьются на отряды по пять-шесть человек и продолжат поиски. Ни наступление ночи, ни усталость не остановят упустивших добычу солдат. Их хозяева ожидают лишь результата и не примут в оправдание жалких отговорок. Небогатый выбор: либо продолжать охоту до победного конца, либо быть вздернутым на суку – заставит чужеземцев обыскивать лес до полного изнеможения.
Сначала Дарк хотел немного отдышаться среди ветвей, где было, бесспорно, намного безопаснее, чем внизу, а уж затем продолжить движение и выбраться из леса, желательно сразу на дорогу к Кенерварду. Однако Аламез вспомнил, что у него имеется еще одно очень важное и срочное дело. Раны на руках кровоточили, а значит, отправившие на их ловлю целый корабль наемников вампиры вновь смогут определить его местонахождение и направить на след моррона и оплошавшие отряды, и новых платных марионеток.
Исключительно ради собственной безопасности, а не для того, чтобы ненадолго почувствовать себя вольной лесной свинкой, именуемой кабаном, Аламез нашел овраг с грязевой лужей на дне и, морщась от мгновенно ударивших в нос отвратительных запахов, обмазался липкой, почти однородной смесью с головы до пят. Дарк боялся даже подумать, из каких таких природных ингредиентов состоит эта лесная мазь, но все же по весьма специфическому амбре догадывался, что в основном из экскрементов диких зверушек.
К сожалению, так уж устроен мир – ничего нельзя добиться, предварительно не обвалявшись в грязи! Проделав над собой зловонную процедуру, совсем не способствующую оздоровлению кожи, Дарк почувствовал себя в относительной безопасности и продолжил путь, придерживаясь направления на северо-северо-запад, где по его расчетам и должна была проходить дорога на Кенервард. Пробираясь сквозь чащу, надо сказать, не такую уж и непроходимую, как ему показалось вначале, моррон мысленно подводил итоги неудачного начала нового дня.
Он был ранен. Царапина возле плеча, ушибленная грудь да пара синяков и ссадин казались сущими пустяками по сравнению с распоротой по локоть правой рукой. Рваная, засоренная не только древесной корой, но и мелкими щепками рана хоть и заживала, но медленно, так что в течение ближайших двух дней он не смог бы полноценно владеть мечом. Учитывая близость врагов и необходимость срочно раздобыть оружие, скорее всего в бою, это было довольно прискорбное обстоятельство, не очень способствующее поддержанию боевого духа.
Сам факт охоты за его головою мало печалил моррона, хотя для дела было бы гораздо лучше, если бы враги всполошились чуть позже, например, когда они с Граблом уже достигли бы пограничной крепости и вызволили из ее подземелья Анри Фламмера. Тогда потеря одного боевого товарища с лихвой компенсировалась бы возвращением в строй другого легионера, более опытного, расчетливого и умелого в ратном деле. Сейчас же Дарк остался один и должен был расстроить планы, а может, и вступить в схватку с противником, численность которого вряд ли была меньше полутора тысяч хорошо обученных наемных солдат и дюжины вампиров шеварийского клана Мартел, ненавидящих всех на свете морронов.
Нельзя сказать, что судьба Зингера совсем не волновала Аламеза, однако он не собирался возвращаться и выяснять, что с силачом-коротышкой произошло: жив ли он, попал ли в плен или ушел от погони. Во-первых, это было бы так же бессмысленно и глупо, как совать голову в пасть голодного зверя. Появление Дарка на берегу весьма обрадовало бы жаждущих пролить его кровь врагов. Узнать он вряд ли бы что узнал, а вот с жизнью бы зазря распрощался. Во-вторых, еще оставалась надежда, что Грабл оказался более удачливым, чем он, и, несмотря на всю несуразность затеи своенравного ворчуна уйти от погони вплавь, все же смог ускользнуть из лап преследователей. В любом случае сделать Дарк ничего не мог, а рассчитывать должен был пока исключительно на свои силы.
Незнакомый лес стал заметно редеть, да и деревца пошли куда тоньше, что не могло не обрадовать беглеца, почуявшего близость дороги. Вскоре впереди показалась довольно большая поляна, на которой ничего не росло, кроме разве что травы, но зато виднелись несколько гнилых пней и развалины какого-то небольшого деревянного строения, скорее всего, либо домишка лесничего, либо охотничьей избушки. От лесной постройки остались лишь парочка поросших мхом стен да груда покрытых травою обломков. Трудно сказать, когда здесь в последний раз ночевал человек – лет десять назад, а может, и более.
Моррону потребовалось бы всего пять-шесть секунд, чтобы бегом преодолеть поляну и продолжить путь, но он побаивался выходить на открытые пространства даже на такое короткое время. Поблизости могла блуждать одна из поисковых групп наемников, а схватка с ними, как, впрочем, и продолжение бегства не входили в ближайшие планы Дарка, по крайней мере до тех пор, пока он не раздобудет оружие. Обойти же нетипичный для леса участок местности, как назло, оказалось затруднительным. Справа от поляны простирался широкий и глубокий овраг, заваленный буреломом и наполненный стоялой, источающей гнилостный запах водою. Неизвестно, как глубоко было препятствие и какая живность водилась на дне грязного водоема: ядовитые змеи, кровососущие пиявки или иные паразиты, питавшиеся человеческой плотью или, что еще хуже, откладывающие под кожу личинки.
А по левому краю лесная поляна поросла каким-то с виду очень необычным, колючим кустарником. Похожих растений Дарк не встречал ни в чащах под Мелингдормом, ни в иных лесах, в которых ему доводилось бывать, и поэтому опасался подходить к ним ближе, чем на полдюжины шагов. В памяти Аламеза еще были свежи воспоминания о верлежской тюрьме, а именно о том, насколько опасными могут оказаться распространенные в Шеварии растения. Ведь, как знать, быть может, корни именно этих обычных с виду кустиков питались соками живых существ?
Обычно из нескольких зол принято выбирать меньшее. Дарку показалось намного приятнее геройски погибнуть в схватке с врагами, чем медленно умирать от неизвестной болячки, подцепленной через укус какого-нибудь редкого жучка или через укол диковинной колючки, а от одной только мысли, что он может стать живым инкубатором для мерзких плотоядных личинок, моррона вообще пробирала мелкая дрожь.
В конце концов Аламез решился рискнуть и осторожно, оглядываясь по сторонам, вышел на поляну. В начале вроде бы ничто не предвещало беды, а все сомнения казались напрасными. Беглец уже дошел до развалин сторожки, а со стороны леса не послышалось ни окриков, ни свиста летящих ему в спину стрел. Дарк уже успокоился, уже собирался вернуться к продумыванию плана дальнейших действий, когда у него внезапно возникло очень нехорошее чувство… чувство, что за ним наблюдают. Резкий разворот не привел к желаемому результату – за спиной моррона никого не оказалось, все в округе было по-прежнему спокойно и тихо, да вот только тревожное ощущение почему-то не проходило, а, наоборот, усиливалось.
Поскольку стоять на месте и ждать, когда же до тебя доберется беда, наивно и глупо, Аламез продолжил путь и был готов отразить любую атаку то ли невидимого, то ли умело скрывавшегося врага. Глаза моррона все время находились в движении, ежесекундно осматривая каждый растущий поблизости куст, каждое деревце в надежде вовремя заметить хоть малейшее изменение. Беглец был настороже, беглец не терял бдительности, но все равно пропустил момент, когда у него за спиной появился коварный, наверняка владевший колдовскими чарами противник.
– Стоять, на колени! – властно прозвучал краткий приказ, заставивший Дарка мгновенно обернуться и напрячь мышцы перед схваткой.
Возле развалин избушки, на том самом месте, которое он пару секунд назад миновал, стоял странный воин, не похожий ни на шеварийского рыцаря, ни на чужеземца-наемника, ни на командира тяжелой пехоты. Незнакомец не вышел ни ростом, ни широтой плеч, и скорее уж напоминал заморыша-денщика, тайком облачившегося в хозяйские доспехи. Однако в нелепой, невысокой и щуплой фигуре противника чувствовалась огромная сила, недоступная обычному человеку физическая мощь, а также нереальная, подавляющая у недругов волю к борьбе уверенность в собственном превосходстве. В руках таинственный воитель держал длинный меч и короткий, узкий кинжал, крестовины которых были чрезмерно изогнуты книзу. Оружие было добротным и стоило наверняка как полный рыцарский доспех, по крайней мере, по герканским ценам. Особого внимания заслуживало и походное облачение появившегося ниоткуда, как будто выросшего из-под земли бойца. Оно было дорогим, прочным, но в то же время нелепым; в такие латы ни за что не облачился бы ни один пребывающий в здравом уме воин, будь он благородным рыцарем иль безродным служакой. Прочный округлый шлем из вороненой стали не был полным, поскольку оканчивался у мочек ушей и оставлял открытыми скулы и нижнюю челюсть. Вместо забрала лицо чудака защищала маска с узкой, едва различимой с расстояния в пару шагов прорезью для глаз. Она также была короткой, доходила всего до верхней губы и не защищала ни острый подбородок хозяина, ни выпиравший вперед маленький рот с по-детски пухленькими губками. Причудливой казалась и кираса с чересчур высокими да длинными наплечниками. Во-первых, толщина брони на груди явно превышала все допустимые пределы, и Дарк лишь дивился, как напоминавший огромный стальной шарик вояка не клонился вниз под ее тяжестью. Во-вторых, моррона насмешил и несуразно высокий, косой ворот, защищавший не только голую шею, но и затылок бойца от боковых ударов и нападения сзади. Налокотниками, наколенниками и прочей броней, прикрывавшей конечности, незнакомец пренебрегал, хоть вряд ли из-за соображений экономии. Дорогая шелковая рубаха зеленого цвета и плотно облегавшие кривоватые и худые ноги штаны были лучшими подтверждениями материального благополучия владельца. Кисти рук защищали коричневые кожаные перчатки с нашитыми даже на пальцы стальными пластинами. Одним словом, надень такие доспехи человек, и его бы тут же, ославив безумцем, не допустили бы ни к турниру, ни на войну.
Однако противник Дарка не был человеком, и тому имелось несколько весомых подтверждений, не ускользнувших от беглого взгляда моррона. Кожа лица чужака не только была неестественно бледной, но и, несмотря на отсутствие волос, уже давненько не знала бритвы. Вампира-середнячка не пугали лучи еще не жаркого, утреннего солнца, но он предпочитал держаться в тени, да и стоял к только восходящему небесному светилу спиною. Любые повреждения на руках и ногах кровососа довольно быстро проходят, бывает так, что сильнейшие порезы зарастают прямо на глазах, поэтому хозяин нелепых доспехов и не стремился их защищать, в то время как тщательно заботился о безопасности самых уязвимых мест: груди и шеи. Несуразный же с первого взгляда шлем давал кровососу возможность питаться прямо во время боя, вгрызаясь в не защищенные стальными воротами шеи врагов острыми и длинными клыками.
– На колени! – повторил через пару секунд враг свой приказ.
Похоже, вампира рассердило, что голый, безоружный моррон хоть и остановился по приказу, но не спешил опускаться перед ним на колени. Правая рука кровососа быстро поднялась и ловко прокрутила в воздухе меч. Видимо, тем самым боец шеварийского клана хотел показать, что не только серьезно настроен, но и отменно владеет оружием, однако акт устрашения к положительному результату не привел. Дарк лишь усмехнулся и стал пятиться к краю поляны, не сводя при отступлении глаз с вот-вот вознамерившегося атаковать противника. Аламез действительно полагал, что шеварийский кровосос ринется на него, но просчитался… Враг не покинул тени, а вот из-за деревьев показалась еще парочка бойцов в точно таких же необычных доспехах, отличавшихся от своего товарища лишь цветом рубах да тем, что в руках сжимали не мечи, а короткие дубинки. Поскольку круглые набалдашники тупого оружия были обшиты в несколько слоев толстой кожей, Дарк понял, что его хотят взять живьем, отчего еще раз усмехнулся.
Вампиры знали, что выследили моррона, но не представляли, с кем именно имеют дело. Ведь даже более опытным кровососам, таким, как Каталина Форквут или графиня Самбина, не приходила в голову бредовая мысль попытаться взять легендарного Аламеза, разрушителя Великой Кодвусийской Стены, живым. Все схватки с вампирами, которые Дарк помнил на своем веку, шли насмерть. Его еще ни разу не оскорбляли столь низкой оценкой и еще ни разу так не смешили наивностью!
– Прошу вас, господа! Кто первый на голенького иль все сразу накинетесь?! – довольно самоуверенно обратился Аламез к врагам, застыв на месте и стараясь держать в поле зрения сразу всех противников. – Желают ли господа кровососы атаковать иль уступают мне честь первого удара?!
Вампиры растерянно переглянулись. Они никак не ожидали столкнуться с такой вызывающей, буквально вопиющей наглостью того, кто был обречен. Однако сомнения посетили их головы ненадолго, подобно скромным гостям, они лишь нанесли визит вежливости и удалились, даже не испив по кружке вина с хозяином дома.
– Веди себя достойно! На колени, моррон, и мы сохраним тебе жизнь! – пробасил воин-вампир в темно-синей рубахе, находившийся у Дарка за спиной справа.
– Будь паинькой, и больно тебе не сделаем! – поддержал товарища кровосос в ярко-желтых тонах, приблизившийся к моррону на пару шагов слева.
– Мы оценили твой юмор, а теперь на колени, мразь заозерная! – опустился до сквернословия вампир с мечом и кинжалом, видимо, бывший не только верным солдатом клана Мартел, но и пылким приверженцем Шеварийской Короны. – У тебя еще есть шанс умереть доброй смертью… без долгих мук!
Дарк был совсем не уверен, что победит, но не исключал и такую возможность. Противников трое, они хорошо вооружены и превосходят его в скорости, ведь их доспехи хоть и тяжелы, но не сковывают движений. Единственное, что мог противопоставить им моррон, была хитрость, иногда принимаемая дилетантами в ратном деле за недостойную рыцаря подлость и коварство.
Враги не стали неторопливо приближаться к застывшей точно посередине между ними жертве, давая ей тем самым шанс одуматься и пасть на колени, а одновременно набросились на моррона со всех сторон, быстро сократив дистанцию, кто стремительным бегом, кто мощным прыжком. Впрочем, иного начала боя Аламез и не ожидал. Понимая, что не сможет ни увернуться от одновременных ударов с трех сторон, ни убежать от троицы более быстрых противников, ни парировать голыми руками их атаки, моррон избрал самый простой и эффективный способ защиты.
В самый последний момент, когда рукоять меча летящего на него вампира и две дубинки в руках подбежавших кровососов должны были уже опуститься на его голову, Аламез быстро упал на спину. Позволив неумехам-врагам отдубасить друг дружку, Дарк затем, резко поджав по себя ноги, оттолкнулся от земли и встал в полный рост. Поскольку вампиры шеварийского клана с опытными бойцами редко сталкивались и никогда еще не становились жертвами воинских уловок, то не смогли вовремя остановиться и не только побренчали по доспехам товарищей оружием, но и звучно столкнулись лбами. Двое при этом не удержались на ногах и упали, третий вампир каким-то чудом сохранил равновесие, но оказавшийся у него за спиной Аламез тут же помог стойкому солдатику встретиться с землей. Бой редко выигрывается замысловатыми приемами и изощренными финтами; простейшая подсечка сбила кровососа с ног, а элементарный залом кисти с последующим рывком позволили Дарку разжиться дубиной, оружием, малопригодным для борьбы с вампирами, но зато способным отразить удары как смертоносного меча, так и когтистых лап.
Едва выхватив оружие из рук поваленного наземь противника, Аламез собирался отскочить, ведь бой не закончился, а только начался, однако просчитавшиеся однажды вампиры во второй раз атаковали быстро, уверенно, со знанием дела и, самое страшное, сообща! Один из кровососов вскочил и, отвлекая на себя внимание Дарка, издал громкий рык прямо над ухом моррона, за что тут же и получил окованной железом рукоятью дубины по белоснежным клыкам. К несчастью Аламеза, возникшей заминкой умело воспользовался другой кровосос, тот самый, которого Дарк увидел первым и в руках которого было острое оружие. Вместо того чтобы подняться на ноги, коварный шевариец подполз к Аламезу чуть ближе и, слегка приподнявшись с земли, нанес роковой режущий укол кинжалом, практически решивший исход скоротечного боя. Острое и тонкое лезвие прошло вскользь снизу вверх по ноге моррона, легко распоров мышцы с ее наружной стороны от колена до бедра. Из глубокой, дошедшей до самой кости раны тут же хлынула кровь, обильно оросившая и лицо, и кирасу коварного кровососа, не додумавшегося сразу отскочить или хотя бы закрыть рот.
Кровь воинов Одиннадцатого Легиона – смертельный яд для вампиров, именно по этой причине опытные кровопийцы, сражаясь с морронами, никогда не пускают в ход клыки. Шеварийцы резко отпрянули назад, с ужасом наблюдая предсмертные муки хлебнувшего отравы соратника. Его руки интенсивно тряслись, вздуваясь и лопаясь, как гнойники, во многих местах; тело билось в предсмертных конвульсиях, а из перекошенного, широко открытого рта, издающего надсадный хрип, шла грязно-желтая пена вперемешку с кусками разъедаемых внутренностей.
К сожалению, Дарк не смог воспользоваться возникшей заминкой. Большая потеря крови мгновенно лишила его сил, а распоротая до кости нога подкосилась, не состоянии удержать вес тела. Аламез повалился на спину и тут же потерял сознание, однако проигранный им бой вовсе не был окончен…
Напуганные ужасной смертью товарища вампиры довольно быстро пришли в себя и, в страхе за собственные жизни, решились нарушить приказ командира, то есть не пленить, а добить сильно раненного моррона. Принятый из рук умершего в муках кровососа меч уже взмыл над головой Аламеза, чтобы отделить ее от плеч, однако не полетел вниз, а выпал из обессилевших рук. В голове палача торчал топор, небольшой, но острый топор наемника-северянина. Он был брошен с такой силой, что не только расколол, словно орех, толстую броню шеварийского шлема, но и вошел в лоб все еще удивленно моргавшего вампира по самую рукоять. Какую-то пару секунд, растянувшихся на целую вечность, неудачливый палач все еще стоял на ногах, пытаясь перед смертью сообразить, что же с ним произошло, а затем повалился наземь и навсегда распрощался с жизнью.
Последний из троицы вампир не растерялся, быстро подхватил меч и стал озираться по сторонам, высматривая притаившегося в кустах наемника из далеких, лежащих за высокими горами северных земель. Впрочем, предатель-северянин и не думал таиться. На всякий случай прикрывшись щитом от возможного броска кинжала, он сам вышел на середину поляны и, потрясая в правой руке другим топором, встал напротив вампира из клана Мартел. Шевариец довольно часто сталкивался с наемниками-вольногородцами и был весьма удивлен, что раньше никогда не примечал среди бородатых северян такого низкорослого крепыша, которому и кольчуга-то доходила аж до колен.
– Ну чо, пиявка, начнем, что ль? – смачно плюнув на держащую топор ладонь, спросил Грабл Зингер, за последний час убивший уже третьего шеварийского вампира и нескольких наемников, которых он, впрочем, и за противников-то не считал.
Глава 10
Под стенами Кенерварда
Дарк очнулся, но был в том не уверен и поэтому не спешил открывать глаза, боясь, что любое действие с его стороны спровоцирует ужасный кошмар, из которого спящему не так-то и просто выбраться. Моррон отчетливо помнил, что с ним произошло, до того самого момента, как он лишился сознания от большой потери крови. И поэтому пение птичек да мягкий шелест листвы, которые он слышал, приятные запахи лесной свежести, которые чуял его нос, и нежные прикосновения ветерка, которые ощущала кожа его щек, просто не могли быть явью. Скорее всего, они являлись лишь преддверием страшного сна, своеобразной приманкой коварного повелителя сновидений, сначала завлекающего жертву картинками иллюзорной идиллии, а затем насылающего на голову спящего жутких, кровожадных чудовищ в зверином иль человечьем обличье.
Аламез помнил, что проиграл схватку, а значит, должен был либо очнуться в плену, в душном, сыром подземелье с пропитанным зловоньем и смертью воздухом, либо, умерев, воскреснуть через много-много лет. Впрочем, вариант с возрождением был отвергнут морроном сразу, ведь он не чувствовал боли, которая непременно сопутствует оживлению распавшихся тканей. Но откуда в узилище было взяться легкому ветерку и приятному запаху еловых иголок? В подземелье не щебечут птички, да и нет мягкого, благоухающего ложа из трав. Единственная травка, что водится в тюрьме, – ворох гнилой соломы…
– Да, хватит уж притворствовать! Вижу, не дрыхнешь! – внезапно ворвалось в слегка кружащуюся голову Аламеза добродушное ворчание Грабла Зингера, почему-то сопровождаемое похрустыванием и причмокиванием. – Давай уж, подранок, подымайся! Нечего прохлаждаться без дела! Ножка-то покалеченная ужо совсем поджила!
«Это точно сон! Пока хороший, а как глаза открою, так и полезет всякая жуть! Откуда здесь взяться Граблу? Да и как такое может быть наяву: он жрет, за обе щеки косточками хрустит, а я запахов не чую! Ни дымком костровым, ни жареным мясом не тянет! – подумал Дарк, но глаза все-таки открыл, резонно рассудив, что коль уж посланный ему кошмар так упорно стучится в сознание, то все равно, рано или поздно, а доберется до его головы. – Оттягивать неизбежное – не самый лучший способ бороться с бедами! Нельзя слишком долго прятаться от настырного врага, а то привыкнешь к страху, а он очень наглый постоялец! Как его ни гони, никак не хочет съезжать со двора трусливого сердца!»
Дарк резко открыл глаза и некоторое время просидел в ожидании, что вот-вот тихая лесная поляна, на которой он полусидел-полулежал, прислонившись спиной к деревцу, начнет меняться и в конце удручающей метаморфозы превратится в глубокую, пахнущую нечистотами яму с решеткой над головой вместо голубого, безоблачного неба. А восседавший перед ним вразвалку и с аппетитом уплетавший сырую куропатку Зингер обратится в огромную, мерзкую крысу, догладывающую кости уже умершего товарища по заключению. Впрочем, ниспосланный ему Небесами кошмар мог быть совсем на иную тему, отличную от жалостливых, слезливых тюремных страданий.
– Вот так-то лучше! Возвращайся в строй, лежебока, а то я уж притомился всех выручать да на хребте таскать. Он у меня не казенный! – назидательно изрек Зингер, расправившись с крылышком и откинув в сторону кость, с которой, как и с его бороды, свисала парочка-другая коротких перьев. – Ладно девка, ну а ты ж вон кабан какой! С виду заморыш заморышем, а тяжелый! Второй раз уж тя, как жеребяка, на се вожу!
– Хватит ворчать, – пробормотал Дарк, с трудом заставив язык шевелиться и превозмогая сухость в горле. – На Небесах любят тружеников да мучеников, там те и зачтется…
Происходящее оказалось не сном, не преддверием ночных мучений, а вполне приемлемой явью. Дарк понял это, как только его слегка утоливший голод товарищ открыл покрытый толстым слоем застывшего жира рот и принялся жаловаться на злодейку-судьбу, превратившую его ненадолго в некое подобие вьючного животного, а точнее, в перевозчика бессознательных тел. Сетования Грабла и возмущение в его взоре были чересчур реальными, чтобы оказаться сном. Ни один иллюзорный Зингер не мог так убедительно ворчать и жалеть себя, как Зингер из реального мира, а уж таким зверским аппетитом точно не обладал. Покончив с поеданием последнего крылышка куропатки, ненасытившийся крепыш перешел к потрошению кролика, которого также собирался съесть в сыром виде. Аламез догадывался, почему его собрат не жарит добычу, и это обстоятельство еще более убедило моррона, что он не спит, а бодрствует. Несмотря на тишину и спокойствие, царившие вокруг, они еще были в опасности: их поиски продолжались, а дымок костра, как, впрочем, и приятный любому носу запах жареного мяса, мог привлечь врагов. Соображения безопасности оказались сильнее пристрастий требовательного едока, но не смогли заглушить голод Грабла, вызванный, по всей видимости, большой растратой физических сил за последнее время. Дарк сам хотел есть, но от протянутой ему кроличьей лапки отказался, боясь, что новый, непривычный вкус сырой плоти надолго отобьет у него желание поглощать дичь. Проголодавшегося же соклановца, похоже, эта перспектива ничуть не страшила.
Осторожно переведя свое тело из положения «полулежа» в более удобную как для разговора, так и для окончательного пробуждения позу «сидя», Аламез не только более пристально осмотрелся вокруг (благо, что взор был не затуманен, а голова уже не кружилась), но и уделил особое внимание изучению состояния собственного тела. Надо сказать, его приятно удивило и то, и другое…
Процессы регенерации поврежденных тканей шли на удивление быстро. Возможно, положительно сказывалась близость врагов, из-за которых далеко не простой организм моррона мобилизовал весь запас своих сил и направил их на выздоровление. От синяков, ушибов да ссадин, заработанных во время лазанья по деревьям, не осталось и следа. Ранка на плече почти зажила и теперь скорее напоминала небольшой затягивающийся ожог, чем отметину от зазубренного наконечника стрелы. От пореза на другой руке остался лишь шрам, а о том, как он был получен, напоминали лишь крошечные щепки да кусочки древесной коры, уже заросшие кожей. К счастью, ни заражение крови, ни нагноение неочищенных ран морронам в отличие от людей не грозило, так что временное присутствие в его теле мелких инородных предметов Дарка нисколько не напугало. Он знал, что через день, в худшем случае два, от них не останется и следа. Способный исцелять сам себя организм поглотит все, что сможет, а остальное отторгнет, незаметно для хозяина выведет наружу, либо выдавив через кожу, либо, наоборот, всосав внутрь и направив по тому же пути, что и непереработанную пищу.
Распоротая кинжалом нога совсем безболезненно двигалась и даже довольно легко сгибалась в колене. Дарк не сомневался, что когда поднимется на ноги, то сможет не только передвигаться без самодельных костылей, но даже бежать, конечно, если того потребуют обстоятельства. Тугая повязка из разноцветных обрывков то ли тонких халатов, то ли рубах была умело наложена от колена до бедра и скрывала от глаз раненого, как шел процесс заживления искромсанной плоти. Однако по ощущениям Аламез мог смело утверждать, что этот процесс шел уже к концу и, скорее всего, на данный момент от серьезного, глубокого ранения остался лишь уродливый, поверхностный шрам с ошметками отмиравшей кожи по бокам. Сквозь перевязочную ткань совсем не сочилась кровь, да и запекшиеся сгустки на ее поверхности давненько подсохли, затем превратились в сухую корку, потрескались и отшелушились мелкими пластинками. В общем и целом, Аламез счел свое состояние удовлетворительным, то есть на граничащие с чудесами подвиги он пока не был способен, но мог действовать, а если понадобится, то и вступить в бой, вполне сносно перемещаясь на покалеченной ноге и более-менее владея мечом правой рукой.
Если собственное состояние моррон оценил как вполне приемлемое, а не удручающее, то общее положение дел заслуживало более высокой отметки, притом во многом благодаря уже поглотившему добрую половину кролика товарищу. Они были живы, здоровы и находились на свободе, что вполне могло считаться большим достижением, учитывая, какая масштабная охота за ними велась. На теле довольно урчащего и причмокивающего в процессе поглощения пищи Зингера не было видно следов ранений, за исключением сбитых костяшек на правой руке. Видимо, потомок гномов недурно повеселился во время разлуки с Дарком и изрядно повредил парочку-другую черепных коробок. Грабл был гол, но не потому, что у него не имелось одежды. Низкорослый воитель наслаждался не только едой, но и тем, как прохладный ветерок да мягкая, зеленая травка, на которой он возлежал, ласкали его основательно пропотевшее, а кое-где густо покрытое какой-то бурой, пахучей грязью тело. Судя по едкому, раздражающему нос запаху, почти полностью высушенные солнцем нечистоты напоминали испражнения диких животных, привыкших обильно метить свою территорию. Дарк предположил, что это «дары» медведя или кабана, но, как впоследствии выяснилось, ошибся. Грабл предпочел спрятаться от чуткого обоняния шеварийских вампиров за лисьими и волчьими метками, которые он насобирал, блуждая по лесу, еще до того, как взвалил на свои могучие плечи бесчувственное тело раненого товарища.
Потом уже Зингеру было не до охоты за пахучими кругляшами, ведь низкорослый богатырь нес не только Дарка, но и множество ценных трофеев, теперь аккуратно разложенных на траве и сохнувших под солнечными лучами от пота здоровяка и вражеской крови. Парочка добротных кольчуг воинов-северян соседствовала с наполовину разодранным на лоскуты, окропленным кровью халатом намбусийца-южанина (скорее всего, именно из этого одеяния умелец Грабл и смастерил повязку на ногу Аламеза). Рядышком сохли две пары штанов; влага из толстой ткани выходила медленно, неохотно, так что Дарк навскидку затруднялся сказать, когда они были намочены: пару часов назад или прошлым днем; и даже брезговал подумать, чем именно, но определенно не потом и не кровью. Остальными трофеями было оружие. Добротный боевой топор, с покрытым остатками крови лезвием и с обшитой толстой, дубленой кожей рукоятью. Парочка мечей, с виду довольно легких и хорошо сбалансированных. Три длинных кинжала, также не без кровавых отметин. Четыре коротких охотничьих ножа, вполне годных для метания. Моток веревки с привязанным к одному из концов абордажным крюком, острия которого, скорее всего, уже побывали в чьей-то голове и унесли с собой небольшие кусочки мозга. Завершал коллекцию трофеев хороший, но уже бесполезный лук, поскольку в лежащем рядом с ним колчане виднелась одна-единственная стрела, да и то с жалким подобием оперенья. Видимо, именно из него Зингер и бил дичь, от которой теперь остались лишь косточки, перышки да вывернутая наизнанку шкурка с длинными-предлинными ушками.
Осмотр Дарком самого себя и ближайших окрестностей продлился не долее двух минут. Грабл ему не мешал, поскольку, во-первых, считал неправильным докучать только что очнувшемуся человеку разговорами, а во-вторых, потому что спешил утолить голод до того, как соратник полезет к нему с расспросами, а значит, и испортит аппетит. Однако вопреки ожиданиям Зингера, терзавшего зубами тушку кролика, и Дарк со своей стороны проявил деликатность. Молчание было нарушено только после того, как шкурка зверька пополнила кучу объедков, состоящую в основном из чисто обглоданных косточек, клюва, лапок с когтями да перьев.
– Где мы? Сколько я провалялся без сознания? – не блеснул оригинальностью Аламез, первым делом задав подряд два самых важных и предсказуемых вопроса.
– В двух-трех милях на северо-северо-восток от Кенерварда, в лесу. Если не поленишься и вон на ту сосну влезешь, то вражью крепость во всей ее неприступности увидишь. Сейчас близится полдень очередного дня. Более суток продрых, но оно и к лучшему! И раны поджили, и шуму бестолкового не было… – четко отрапортовал Зингер заранее подготовленным ответом, а затем, не скрывая огорчения, добавил: – Ты б хоть «спасибо» сказал, рожа неблагодарная! Я тя и от смерти верной спас, да и более двадцати миль лесом по буреломам да оврагам на своей спинушке пер!
– Не горюй, долго в должниках не останусь! – хотел ответить обычным голосом Дарк, но поскольку язык онемел, а голосовые связки успели отвыкнуть от производства звуков, отличных от стонов, то вышло, что почти прокричал, за что и получил обглоданной кроличьей лапкой в лоб.
Грабл метнул легкий снаряд сильно, так что наказание оказалось весьма болезненным. Скрежеща зубами, Аламез тут же принялся растирать ушибленное место, но от каких-либо ответных действий отказался, поскольку понимал, что получил по заслугам, да и был еще слишком слаб, чтобы безнаказанно наградить обидчика затрещиной.
– Ты чо, дурында, совсем сбрендил?! Орешь тут, как крольчиха на сносях! – процедил Зингер сквозь крепко сжатые зубы грозным шепотом. – До крепости рукой подать! Врагов по лесу полным-полно шастает, того и гляди, вновь пятками сверкать придется, а он тут разголосился, крикун-недобиток!
– Извини, виноват! – не отрицал оплошности Дарк, осторожно ощупывая пальцами новое увечье; незначительное, но ноющее и уже начавшее опухать. – Только давай все реверансы на потом оставим! Не время сейчас в благодарностях рассыпаться! Лучше расскажи, что с тобой сталось. Как сумел улизнуть от погони да как барахлишком разжился? – спросил Аламез, слегка кивнув от ушиба вновь закружившейся головой в сторону арсенала бесценных трофеев. – Поди, не без боя достались…
– Как я улизнул да как потом морды ворогам бил, то неважно, – немного засмущался Грабл, которого, несомненно, обрадовало, что он сможет хоть и кратко, хоть в скупой паре слов, но все же поведать о своих подвигах. – Куда полезней, что я услышал, пока сам спасался да о твоей холеной шкуре заботился!
– Вот и расскажи все по порядку, – попросил Дарк, неудачно попытавшийся подняться хотя бы на колени. Голова моррона закружилась сильнее, а пострадавшие члены были еще слабы, чтобы поднять и удержать вес мускулистого тела. – А я отдышусь пока, перед тем как на сосну полезем.
– А мне-то чо карабкаться?! Чо я там не видывал-то?! Да к тому ж это ты ж «верхозад»! – возмутился Грабл, явно не бывший сторонником физических нагрузок после сытной трапезы.
– Может, верхолаз? Тот, кто по деревьям высоким да зданиям разным ловко лазает, – решил поправить товарища Аламез, но ошибся сам, о чем тут же с прискорбием и узнал.
– Не-а, именно «верхозад»! – ехидно заулыбался Зингер, тряся при этом бородой и остальной растительностью на сильно обросшей голове. – Так тя наемнички прозвали, посколь, пока ты по деревцам шустро карабкался да с ветки на ветку прыгал, они, акромя зада твого, ничегось и не видывали. Даж если апосля тя где и встретят, то в рожу нипочем не узнают, а вот по седалищу – запросто! Так что ты поберегись прилюдно портки спущать, а то на старых знакомцев напорешься, припомнят те, как с верхушки сосновой им на рожи мочился да плювал…
– Я не мочился! – уточнил Аламез, смутившись и одновременно сожалея, что не додумался оросить врагов.
– А я вот иное слыхивал, – еще пуще прежнего заулыбался Грабл, в тот миг решивший обязательно рассказать всем своим знакомым морронам о «лесном подвиге» легендарного Аламеза. – Но хватит о пустом! Дай же начну вещать по делу!
– Валяй! – махнул рукой Дарк, по выражению лица товарища сообразивший, что тот не собирается держать язык за зубами, и боявшийся даже представить, какими вымыслами обрастет эта история, когда ее услышат в Легионе.
Почва для шуточек была благодатной. Охочие до сплетен языки украсят ее множеством красочных подробностей, относящихся как к вопросам личной гигиены, так и к тому, чем дозволено орошать головы врагов благородным защитникам человечества, а от использования каких субстанций естественного происхождения стоит воздержаться по морально-этическим соображениям, то есть чтобы не позорить высокое звание легионера.
– Вот ногами шустрить ты, дружище, умеешь, этого не отнять! – с нотками зависти и в то же время укора в голосе начал повествование о своих подвигах Грабл. – Когда к лесу рванул, пятки аж засверкали. Куда моим ножкам тя догнать было! Да и замешкал я чуток, а наемнички уж тут как тут… Пришлось, как сперва хотел, в воду сигать да вплавь спасаться. Уж чо-чо, а с водицей я на «ты»! Быстро от берега отплыл да в клубах тумана, что еще не рассеялся, скрылся. Стрелять в меня, конечно, стреляли, да только все без толку… Куда им попасть в такого пловца, как я!
Зингер лгал без зазрения совести. Он имел возможность скрыть постыдную правду, куда ему угодила стрела, и не постеснялся ею воспользоваться, ведь в противном случае ему бы пришлось воздержаться от россказней о похождениях Аламеза. Что проку для него от насмешливого прозвища товарища «верхозад», когда к его собственной персоне легко могло приклеиться множество обидных сравнений и имен, начиная от еще хоть как-то терпимых «подранок» иль «меченый» и заканчивая унизительно-возмутительными «стрелозад», «задоёж» иль «поплавок с опереньем»?
– Давай без бахвальства, – попросил Аламез, чувствуя, что соклановец привирает, но, конечно же, не догадываясь, в чем именно.
– Вот только плыть мне было некуда, – развел руками Зингер, тайком радуясь, как дитя, что слушатель не догадался о его маленьком, невинном обмане. – Путь мой к Кенерварду лежит, и другой дороги нет! Пока Фламмера из темницы не вызволю, в Герканию не вернусь!
– И от пафоса воздержись, а то тошно становится, – сделал замечание Дарк, не любивший тех, кто сотрясает воздух громкими словесами да заверениями, и сам старавшийся по мере сил воздержаться от подобных проявлений глупости.
– Коль тошно, так в себе не держи, цаца! – недовольно пробурчал Грабл. – Не стесняйся, ороси полянку! Я ужо пузо набил, аппетиту не испортишь! – Рассказчик захотел еще что-то добавить, скорее всего, выругаться, но передумал. – Вот и подумалось мне, куда я, дурень, от корабля-то уплываю? Ведь пока прихвостни вампирские за тобой гоняются, сами уязвимы! Зачем мне на дороге лесной в засаду садиться да невесть кого поджидать, часы бесценные теряя, когда вон оно все: и бронька, и одежонка, и оружие в беспечности на палубе прохлаждается да по леску разгуливает, пни-гнилухи сапожищами оббивая. Нет, один супротив двух отрядов я переть не собирался! – Зингер с силой ударил кулаком в могучую грудь, что являлось неким подобием клятвы. – Ну, а на одиночек, вдали от места поисков, почему бы не напасть? Сам бы ты в точности так же действовать стал… В том уверен! Вот и я к суденышку поплыл, посколь там народец самый беспечный собрался… даж винцом, лопушки заморские, баловались. Как к кораблю ихнему приблизился, так под воду и ушел и дыхание сдерживал, пока ладони борта не коснулись. Там на палубу взобрался да ручищами голыми погромищу учинил… По-тихому, благо, что многие наемники на берег сошли, а сторожить посудинку человечков пять-шесть лишь осталось, да и то свезло мне, вместе они не держались. Шмотками кой-какими разжился, разговорчики кой-какие послушал, некие из них для пользы дельца нашего весьма сгодятся, а как расправу над сторожами непутевыми учинил, так и тя выручать отправился. Правда, не думал, что ты увальнем таким окажешься. Полагал, по наивности своей, что от погони уйти сможешь.
– То позже обсудим! – сдвинув брови, произнес Дарк, которому не нравилось, когда его отчитывали, да еще и унижали полной снисхождения ухмылкой.
– Позже так позже, – пожал плечами Грабл, радуясь, что задел товарища за живое и к тому же изрядно болевшее. Нет ничего слаще, чем сковырнуть болячку ближнего. – По лесу вольготно шел, все вражьи рожи за тобой гонялись. А когда одиночек заплутавших встречал, тогда и барахлишком разживался. Разный люд там бродил, но в основном северяне. Парочку вампирюг «поприветствовал», но это еще до того было, как тя шеварийские кровососы били…
– Меня не били! – стиснув зубы и загнав злость в дальний угол сознания, процедил Дарк.
– Ну да, не били, а добивали! – уточнил Грабл, на этот раз ничуть не соврав и не приукрасив. – Распинаться не буду, скажу лишь, что не дал я тя туда же отправить, куда в этом годе ужо дружок мой, Фанорий, направился… в небытие то бишь! Перебил я вояк клыкастых, тряпкой ногу твою, как мог, обмотал, за что, кстати, до сих пор «спасибки» не сказано, на горб тя взвалил, досюда и нес. А более… более ничегось не случилось. – Грабл широко развел руками, давая тем самым слушателю понять, что рассказ окончен. – Ну не утруждать же твой слух байкой, как я на охоту ходил! Да и сам уж, поди, смекнул, откуда куропатка да кролик взялись. Не сами же в руки ко мне прискакали…
– Ты б вместо того, чтоб меня носом в просчеты тыкать да хвастать подвигами, свидетелей которым нет, лучше рассказал бы, что ценного разузнал, – упрекнул Аламез, собиравшийся ранее поблагодарить товарища за спасение да заботу, но в свете того, как нагло и самоуверенно тот себя вел, раздумавший. – Зря, что ль, разговоры вражьи подслушивал?
– Злыдень ты занудный да свин неблагодарный! – огрызнулся Грабл, но сведениями все же поделился: – Первая весть вот какая. Гарнизон в Кенерварде обычно небольшой стоит, всего двести-триста солдат шеварийских из регулярных королевских войск, но щас их в крепости нету. Всех по приказу самого фельдобера ихнего куда-то увели. В цитадели же сейчас засели наемники, их там около двух тысяч набралось, да еще и сотня вампирского молодняка обитает, наподобие тех кровососов, что ты повстречал.
– Это середняки были! – с непоколебимой уверенностью в собственной правоте заявил Аламез. – Я-то уж знаю!
– Новички, – в знак отрицания замотал головою Грабл. – Ты со мной не спорь! Сам чуть позже поймешь, что правда моя.
– Ладно, дальше вещай, знаток кровопийц!
– Костяк наемного воинства составляет не сброд какой-то беспутный, а дружина какого-то Вольного Града, – продолжил Зингер. – Я вот, признаться, никогда про такой город не слыхивал, но, как понял, прибыли мужички бородатые из-за северных гор через проходы подземные, еще от махаканских гномов оставшиеся, а граничат их земли далекие с провинциями на северо-востоке Геркании, так что кровушку герканского рыцарства бородачам лить в одно удовольствие. По душе вольногородцам затейка пришлась и на озере Немвильском порезвиться, и снова через горы, а не лесом, как в донесеньице аптекарском указано было, пройти, чтобы в землях, отсюда далеких, а к их родимым краям близких, топориками поозорничать, чем и займутся вскорости. Только вот понять не могу, зачем им понадобилось сначала в Шеварию тащиться, а потом теми же самыми подземными тропами обратно переться?
– Будь уверен, наверняка резон есть, – в раздумье произнес Дарк, – но только мы его не знаем… пока не знаем. Это все?
– С первой новостью, да, – кивнул Зингер, с важным видом расчесывая пятернею сальную бороду. – Прознал я еще кой-что про вампирюг здешних. Думаю, те то интересно будет, да и в то, что с новичками бился, все ж поверишь. Доспехи у них особые, непростые! Они на деле еще чуднее оказались, чем выглядят, да и какие-то чары на них точно наложены, – заинтриговал Аламеза Зингер. – Я первого кровососушку из засады упокоил. Выскочил внезапно из-за деревца да ножки раззяве сперва подрубил, благо, что грязюкой зловонной обильно обмазался и он запаха моего не распознал. Затем голову, как дыню, вместе со шлемом пополам разрубил. Не крепка бронька оказалась супротив ручищ моих да северного топора, – не упустил возможности похвастаться Грабл. – Думал, сдохла пиявка, а как стал уходить, кольнуло что-то… сам не знал зачем, но вернулся. Гляжу, а вампирюга ужо на коленях стоит да башкою сросшейся мотает. Еще в себя кровосос не пришел, а раны уже затянулись, да и от доспехов пар валит… Дважды его еще убивал, а он дважды вставал. Только когда латы с него содрать додумался, тогда мерзавец и издох! Так и не понял я, что его скорее извело: то ли раны от топора моего, которые тут же вновь открылись, то ли лучи солнца, что его сразу жечь начали и до конца и испепелили. Вот и выходит, что доспехи шеварийских кровопийц чарами тайными обложены. Они им и раны сносить помогают, и от света дневного защищают… даж недавно обращенных, не то чтоб середнячье иль старичье!
– Это важно, – кивнул Дарк, внимательно слушавший рассказ. В его голову пришла очень интересная идея. – Скажи, а тот вампир, что кровью моей потравился, он как? Его латы спасли?
– Ага, как же… – довольно хмыкнул Грабл. – Там уж и спасать-то нечего было! Видел бы, как твоя кровушка его разъела, наизнанку практически вывернула!
– Вот и славно, – улыбнулся Дарк, почувствовавший себя увереннее от осознания того, что в их с Граблом жилах течет безотказное средство уничтожения врагов; жидкое, безжалостное оружие, от которого не спасали даже заколдованные доспехи. – Чуть стемнеет, в Кенервард проберемся, а перед тем как выступать, оружие в нашей крови омоем, чтоб бить точно, наверняка, чтобы ни одна пиявка шеварийская не смогла воскреснуть у нас за спиной и тревогу поднять!
– Да погодь ты планы великие строить! – прервал Дарка вдруг нахмурившийся, помрачневший Зингер. – Еще ведь и третья новость имеется. Только о ней ведь в паре слов не расскажешь, показывать надо!
– Так показывай, чего тянешь? – произнес Аламез, вставая на ноги и тем самым дав товарищу понять, что уже достаточно окреп для осмотра местности с вершины дерева.
– Ну что ж, добро пожаловать на сосну! – с тяжким вздохом и совсем без воодушевления просопел Зингер, также поднявшись с травы и кивая на высокое, гладкоствольное дерево, на которое обоим прямо сейчас предстояло взобраться.
Ночь опустилась над лесом, постепенно окутала покрывалом темноты песчаное побережье, а затем, простерев свою длань над тихими водами Немвильского озера, устремилась к герканскому берегу, отбирая свет и принося с собой страх, неопределенность и гложущую сердца тревогу. За считаные минуты вся местность вокруг Кенерварда погрузилась в зловещую тьму, а единственными источниками света стали лишь далекие-предалекие звезды, мерно мерцающие на безлунном небосклоне, да огни факелов и костров, горевших не только на стенах и башнях пограничной крепости, но и вдоль всего широкого рва, там, где расположился лагерь иноземных наемников.
С опушки леса, на которую осторожно прокрались морроны, уже не щеголявшие голышом, а облаченные в кольчуги и вооруженные до зубов, не было видно стен грозного фортификационного сооружения, да и раскинувшийся перед ними лагерь, до которого было менее трети мили полем, представлялся не рядами походных палаток, а густой россыпью крошечных огоньков. Впрочем, плохая видимость была лишь на руку парочке смельчаков, собиравшихся во что бы то ни стало и именно этой ночью проникнуть в крепость. Отсутствие луны на небе давало им шанс незаметно прокрасться не только мимо палаток да костров, но и преодолеть куда более трудное препятствие.
Грабл не зря утверждал, что третью новость нужно было узреть, а не услышать, а Дарк недаром затем просидел три часа на сосне, рассматривая необычную преграду и строя планы, как ее преодолеть. Хоть темнота и скрывала все вокруг, но морроны знали, что, как только они минуют последний костер, им придется (в лучшем случае тайком, а в худшем – на глазах у десятков встревоженных воинов) зайти в воду и проплыть в тяжелых кольчугах да еще с оружием водоем, по ширине ничуть не уступавший вполне полноводной реке и фактически отделявший Кенервард от суши.
Обычный крепостной ров был расширен недавно, и его нельзя было как-либо обойти, ведь с левой стороны он плавно переходил в озеро, а правым своим рукавом, также совсем недавно прорытым, уходил в глубь почти вплотную примыкавшего к крепости леса. Такое странное и потребовавшее немало усилий усовершенствование обычного рва было произведено отнюдь не для того, чтобы надежно защитить Кенервард от нападения с суши. Стоявшее возле границы наемное войско под командованием полковника Лоргиса (который, скорее всего, являлся вампиром) собиралось не оборонять пограничный рубеж, а, наоборот, в ближайшее время само совершить набег на герканское побережье.
Ров являлся не чем иным, как бухтой, в которой мерно раскачивались на волнах с десяток, если не более, небольших, быстроходных и маневренных кораблей. Суденышки были способны не только в зависимости от ветра за полчаса-час преодолеть озеро, но и быстро приблизиться и взять на абордаж герканский военный фрегат еще до того, как его орудия успеют выстрелить. С наблюдательного пункта на вершине сосны хорошо просматривались не только окрестности крепости, но и верфь, оборудованная наемниками не на побережье, а прямо посреди леса. Там тайно строились суда длиною в две-три рыбацкие лодки, а затем по рукаву рва отводились под стены Кенерварда, то есть к самому озеру. При такой секретности подготовки нападения герканские наблюдатели с патрульных кораблей не могли заметить ни постройки вражеских судов, ни спуска их на воду, ни самой стоявшей на рейде возле крепости флотилии. Стены и башни Кенерварда закрывали обзор. При всей своей учености и богатом военном опыте герканские командиры и не догадывались, что у них творилось буквально под носом. Вот уж действительно коварный и дерзкий план, достойный расчетливых шеварийских вампиров.
С учетом этих обстоятельств и без того нелегкие задачи морронов значительно осложнялись, ведь им предстояло сначала прокрасться через вражеское становье, затем проплыть в полном обмундировании мимо судов, на которых, конечно же, дежурила охрана, а лишь затем, взобравшись на крепостную стену при помощи абордажного крюка да веревки, проникнуть в темницу. Прежде всего они собирались вызволить плененного собрата, а уж потом, если останется время, да и тревога не поднимется, посодействовать Герканской Короне, убив полковника и двух старших командиров. Впрочем, теперь уже Дарк сомневался, имело ли смысл лишать жизни командиров наемных отрядов, ведь их смерть практически ничего не изменила бы. Костяк воинства составляла походная дружина вольногородцев, и они вряд ли допустили бы смуту в своих рядах, задавили бы числом любых бузотеров, жаждущих власти. Однако Аламез решил пока что не поднимать вопрос об изменении планов хотя бы потому, что до того момента нужно было вначале дожить и очень многое сделать. К тому же освобожденный Фламмер, возможно, внес бы ясность в эту ситуацию. Ему-то уж было всяко больше известно и о диверсионной операции, готовящейся под руководством клана Мартел, и об отношениях между наемниками и вампирами.
В остаток дня, то есть с того момента, как Дарк с Граблом покинули наблюдательный пункт и до того, как выступили в опасный поход, Аламез ломал голову над иным, более насущным вопросом, а именно: как форсировать ров и не быть замеченными с кораблей. Долго в голову моррона ничего путного не шло, но в конце концов более-менее подходящее решение все же нашлось, правда, для осуществления задумки пришлось выточить дюжину новых стрел, а бедолаге Граблу еще раз сходить на охоту, но уже не ради чревоугодия и на более крупного зверя.
Только бездельники умеют скучать, ведь за работой время летит незаметно, а час проносится, как миг. Пока Грабл выслеживал добычу, Дарк распускал остаток халата на нити и смастерил из сапожного гвоздя неуклюжую, короткую иглу. Когда же товарищ вернулся с поломанным луком, без стрел и колчана, но зато волоча за клык тушу утыканного стрелами и под конец добитого топором кабана, только началась настоящая работа, затянувшаяся аж до самого захода солнца. От трудов, возможно, бессмысленных, а возможно, и способных принести в скором будущем плоды, Аламез так проголодался, что, несмотря на отвращение к поеданию сырого мяса, все же не удержался и, отрезав себе кусок от освежеванной туши кабана, жадно впился в него зубами. Потом были сборы, недолгие, но основательные. Морроны неспешно облачились в тяжелые, совсем не предназначенные для плавания кольчуги и с ног до головы обвешались оружием. С таким грузом любой силач поплыл бы, как топор, то есть отправился бы прямиком на дно, но для осуществления замысла Дарка солидный вес поклажи был только к лучшему.
Переход по лесу в темноте нельзя было назвать легкой прогулкой. Морронам пришлось прокрадываться по оврагам к вражескому лагерю, то и дело опасаясь сбиться с пути, а также растревожить лесных обитателей, привыкших чуть что, так сразу голосить или испуганно взлетать с веток. К счастью, наемники не выставили в чаще дозорных, да и в лесок поблизости от их становья не заходили даже по нужде, которую, скорее всего, справляли либо в специальных «срамных» палатках, либо прямо в воде, что было, конечно же, куда более приятно. Одним словом, легионеры добрались до опушки без приключений; беспрепятственно вышли на исходную позицию, откуда вот-вот должно было начаться их дерзкое и, бесспорно, героическое проникновение в сердце вражеской крепости.
– Пора? – тихо прошептал Грабл, вплотную прижавшись горячими, сухими губами к уху Аламеза.
– Пошли, – ответил Дарк, хоть мог бы ограничиться и кивком. – Близко к кострам не подходим, держимся за палатками. Хоть кольчуги на нас и трофейные, но уж больно мы не похожи на северян, особенно ты…
– Ага, как же! – не согласился возмущенный подобным заявлением Грабл. – Сам безбород, токмо щетинкой щеки слегка покрыты, да волос длиннющ, будто у бабы, а на наемника более не похож, вишь ли, я!..
Дарк открыл было рот, чтобы объяснить ворчливому, цеплявшемуся почти к каждому его слову товарищу, что в темноте их могли выдать не столько длина волос и жалкое, колючее подобие растительности на его лице (тем более что среди вольногородцев далеко не все были коротко острижены и длиннобороды), сколько маленький рост Зингера, но передумал зачинать бессмысленный спор и, лишь толкнув товарища в плечо, без лишних слов отдал приказ о начале движения.
Морроны покинули лесную опушку одновременно и не успели сделать по полю пяти-шести шагов, как в душе у обоих возникло одно и то же неприятное чувство незащищенности. Они прямиком отправлялись в становье врагов и, несмотря на все их приготовления, могли рассчитывать лишь на Счастливый Случай, который так же капризен и своенравен, как его родная сестричка Удача. Если наемники заметили бы парочку, а затем признали бы в них чужаков (темнота все же давала какой-то шанс сойти за своих), то притворщикам не удалось бы ни убежать, ни отбиться. Им оставалось лишь умереть; пасть в бою достойно, но по большому счету бессмысленно.
Страх уходит, а опасения отступают, когда наступает пора действовать, когда во стократ обостряются все чувства, а мозг направляет все без остатка силы на слежение за то и дело меняющейся ситуацией. Первые двести шагов по открытому полю морроны прошли беспрепятственно, во многом благодаря тому, что не сводили глаз с медленно приближавшихся, как будто растущих огней костров. Как только в лагере происходило какое-то оживление и слышались голоса, легионеры тут же меняли направление движения и, быстро удалившись на пятьдесят-шестьдесят шагов в сторону, тут же залегали в ожидании, пока волнение среди воинов стихнет. Так было трижды, и каждый раз тревога оказывалась ложной, а отходной маневр напрасным. Но, как известно, «Береженого бог бережет!», уж лучше перестраховаться, чем вовремя не среагировать и позволить себя изловить. Впрочем, настоящая беда, как водится, пришла незаметно и нежданно; мгновенно обрушилась на головы товарищей, когда уже нельзя было ничего изменить, а оставалось лишь уповать на милостивое вмешательство высших сил.
Фигурки воинов, восседавших и лежавших возле костров и, слегка пошатываясь, расхаживающих между палатками, стали уже довольно большими, а до чисто символической границы походного лагеря, обозначенной лишь шестами с мерно трепыхавшимися на ветру флажками, было не более тридцати шагов, когда Дарк внезапно заметил перед собой какое-то движение. Ни свернуть, ни лечь на землю застигнутые врасплох морроны не успели, поскольку уже в следующий миг их изумленным взорам предстала четверка иноземных воинов, как будто выросших из-под земли. Тюрбаны на головах вместо шлемов и объемистые, не сковывающие движений рук халаты, поверх которых были надеты кирасы, наручи и прочие элементы брони, не оставляли сомнений – дозорные были не с севера, а из далеких и жарких южных земель.
«Хоть в этом свезло! – подумал Аламез, мгновенно избавившийся от кольнувшего его страха. – Для намбусийцев, кервербийцев и прочих эфиолов все северяне на одно лицо!»
– Пароль! – произнес с жутким, режущим слух и одновременно вызывающим смех картавым акцентом один из стражей, а остальные, не сговариваясь, взялись за оружие.
– Пущай, рожа чумазая! – грозно нахмурив брови, прогнусавил Грабл по-шеварийски, нарочно исказив чужой язык грубым, как будто рубящим слова на части топором северным говором, которого он вдоволь наслушался во время скитаний по лесу и поэтому сумел довольно точно воссоздать.
– Ночь… в лес ходить нельзя! Лагерь покидать нельзя! Приказ ратоводца Лоргиса! Пароль! – настаивал на своем бесспорно знавший службу наемник-южанин.
Похоже, Граблу удалось довольно хорошо скопировать речь вольногородцев, а иначе… иначе разговоры уже не велись бы. Дарк стоял неподвижно, стараясь не провоцировать резкими движениями двух целившихся ему в грудь из лука эфиолов, а тем временем пальцы левой руки моррона, которую он держал у пояса за спиной, крепко сжимали рукоять приготовленного для броска охотничьего ножа. Аламез понимал, что не сможет опередить лучников и увернуться от стрел на таком близком расстоянии. Он хотел метнуть нож не в туго натянувших тетивы стрелков, а в четвертого намбусийца, стоявшего чуть правее своего командира, уже поднесшего к губам тревожный рожок и ожидавшего лишь приказа, чтобы в него дунуть. С дозорными легионеры смогли бы совладать, даже получив серьезные ранения. Они боялись другого, а именно, что рев рожка всполошит лагерь.
– Ну, чо ты прицепилси?! Чо злющий такой?! – обиженно проворчал Зингер, быстро вжившийся в роль северянина и еще не потерявший надежду, уладить все миром. – Ну, да, да, самовольно из становья ушли! С голодухи животы сводит, уж больно харч поганый! Весь день в трудах натужных провели, вот и решились с дружком в лесок за кабанчиком сбегать. Кабер, не жадничай, покажь трофею!
Дарк сразу и не понял, что лицедей Зингер обращается именно к нему, но через пару секунд исправился. Так и оставив за поясом нож, Аламез снял с плеча два скрепленных между собой лоскутной веревкой увесистых кабаньих окорока, которые они прихватили совсем для иных, отличных от чревоугодия иль подкупа целей, и бросил их наземь, под ноги намбусийцу.
– Вот вишь, брита башка, чем разжились! – продолжил переговоры со стражем Грабл, конечно же, не заметивший во тьме, как разгорелись глаза соскучившегося по хорошему куску жареного мяса южанина, но зато сумевший вовремя смекнуть, что прокормить большое войско – дело хлопотное и что, скорее всего, стоявшие под Кенервардом наемники не голодали, но недоедали. – Коль сговоримся по-доброму, коль сволотой кляузной не окажешься, так расскажу, где в леске тушку прикопали!
– Пост… уходить нельзя! – давясь слюной, ответил старший дозорный, а затем быстро нагнулся и подобрал связку из двух окороков. – Это мы себе оставлять… марш к отряду! Через час сюда же придешь. Старшой обходом пройдет, мы в лес пустим. До смены караула еще ходку сделаете… то все ваше!
– Тварь ты! Ну, погодь, вот наш черед службу нести придет! – пригрозил Грабл, но все же, сплюнув на землю и тут же кивнув в знак согласия, неспешным шагом, вразвалочку, направился к кострам. – Пошли, Кабер! Пущай подавятся, пущай им наше мяско поперек глоток встанет да меж зубов позастрявает!
Аламез был поражен. Он не ожидал, что переговоры пройдут так быстро и гладко. Нет, конечно же, глупо было бы предполагать, что часовые откажутся от мзды, да еще в виде вкусного, свежего мяса, но ведь командир дозора мог поступить и по-иному: окорока просто забрать, а их обезоружить, повязать и, как полагалось по долгу службы, отвести в палатку дежурного командира. Ошибка Дарка крылась в том, что он никогда тесно не общался с братией вольных наемников и не ведал негласных законов, по которым жили платные головорезы, ставя уставы, положения, предписания, приказы и прочие причуды нанимателей на второе, если не на менее значимое место. Если бы намбусиец поступил согласно распоряжению полковника и арестовал парочку нарушителей, то, возможно, получил бы вознаграждение за верную службу, но зато точно приобрел бы множество врагов как среди северян, так и своих же соотечественников. Доносчики и офицерские прихвостни не уживаются в рядах своенравных наемников; их жизнь коротка и длится лишь до первого боя, когда ее внезапно обрывает нож в спину или вонзившееся сзади под ребра копье…
Оставшийся путь до рва, надо сказать, не такой уж и длинный, прошел, как нож по маслу: стремительно и без злоключений. Морронам повезло, ведь они вышли к кострам и палаткам сводного отряда, состоявшего из наемников, прибывших со всех уголков земли. Так уж водится, что земляки стараются держаться с земляками, а если воинство состоит на три пятых из грозных северян да на одну пятую из эфиолов из южных земель, то и филаниец становится сородичем виверийцу!
Большинство воинов спало по палаткам, даже не снимая доспехов и с оружием под головой. Те же, кто еще бодрствовал, пили вино и о чем-то тихо перешептывались возле костров. До двух неряшливых, чумазых вольногородцев, куда-то ночью ходивших и теперь возвращавшихся к своему отряду, никому не было дела. Правда, Дарк приметил, что парочка отдыхавших все же недоверчиво покосилась в его сторону. Вояк смутило количество оружия на поясе моррона, его немного растерянный вид и странный то ли мешок, то ли кожух, висевший за спиной. Однако дальше подозрительных взглядов дело не зашло. Наемники не тот народ, чтобы совать носы в то, за что им не платят звонкой монетой, и проявлять любопытство, когда о том никто не просит.
Лишь у самого берега рва морронам пришлось поспешно укрыться в одной из палаток, прячась от взгляда неусыпного часового, несущего вахту на палубе ближайшего корабля. Воин-вольногородец заподозрил неладное, увидев двоих соотечественников среди палаток тех, кого дружинники с севера иначе как сбродом не величали. Охранник приблизился к борту, оперся о него руками и собирался окликнуть заплутавших земляков, а возможно, и о чем-то важном спросить, однако не успел открыть рта. Морроны уже скрылись за пологом палатки, где их встретили удушливые ароматы основательно пропитанных потом одежд и упоительный, многоголосый, хоровой храп.
Пребывание в палатке, в общем и целом, прошло удачно и без осложнений. Из шести спящих только один приподнял голову с набитого сеном мешка, заменявшего подушку, но открыть сонных глаз как следует не успел. Могучая ручища Грабла крепко впилась ему в горло и тут же снова погрузила в сон, но на этот раз вечный. Отсидевшись немного среди дурно пахнущих лежаков и столь же зловонных тел, морроны убедились, что зоркий часовой не стал поднимать тревогу и успокоился настолько, что даже не смотрел в сторону берега. Затем товарищи стали потихоньку готовиться к скрытному преодолению водной преграды.
Обычно перед заплывом воины снимают с себя все доспехи, сбрасывают сапоги и берут с собой лишь самое необходимое оружие, без которого невозможно вступить в бой. Дарк же с Граблом поступили по-иному. Они как будто на пару сошли с ума и желали поскорее утонуть. Морроны не только не разделись, но и насыпали в сапоги песка и мелких камней, подобранных тут же, в не имевшей пола палатке, а затем привязали себе на пояса по парочке тяжелых топоров и булав, осторожно вытащенных из-под голов спящих. С таким весом невозможно было удержаться на поверхности воды.
– Жаль, с окорочками расстаться пришлось, – обматывая набалдашник булавы тряпкой, чтобы не гремела при ходьбе, прошептал Зингер. – Веса в них много было, не пришлось бы тогда так обвешиваться…
– Не жалей! Кабанчик нас выручил. Без него и досюда не добрались бы, – подбодрил, как мог, товарища Дарк, выкладывая из мешка, который он весь путь тащил на правом плече, весьма необычные вещи. – Ума не приложу, как я оплошал, как засады не приметил?
– На то и война, раз на раз не приходится! Когда ты молодцом, а когда и сплошаешь, – как ни странно, воздержался от ехидства да злорадства Зингер. – У меня тож случай похожий недавно был, но об этом потом… Щас дельцем займемся, а байки уж апосля потравим.
– Дело говоришь, – согласился Аламез, достав из опустевшего мешка последнюю вещь и тут же приступив к следующему, завершающему этапу приготовления.
Времени у морронов было мало. В любой миг мимо палатки мог кто-то пройти и заметить парочку мужчин, подозрительно копошившихся возле входа, да еще перешептывающихся по-геркански; либо, еще хуже, кто-нибудь из наемников мог проснуться, а Зингер не успел бы его придушить. К сожалению, далеко не каждому дано успешно делать два дела одновременно, например: следить за спящими и помогать товарищу надувать странные шары, сшитые из сырой, невыделанной шкуры кабана и густо покрытые сверху слоем пахучего жира. Грабл разгладил первый шар, осторожно расправляя слипшиеся места, после чего еще раз покрыл вязким жиром скрепленные мелкими стежками внахлест швы и аккуратно вставил в небольшое отверстие тонюсенькую, короткую, полую изнутри тростинку. Тем временем Дарк собрал во тьме, практически на ощупь, самодельные меха из кожи, косточек и веток; с виду весьма напоминавшие кузнечные, но только раза в три-четыре меньше.