Прелат Крючкова Ольга

Пролог

1519 год, Франция, мужской монастырь Святого Доминика в Шоле[1]

Отец Анри сидел у окна кельи, поглощённый размышлениями. Его мысли были безрадостны и противоречивы. Именно противоречивость пугала святого отца, ибо появились сомнения в душе у служителя Господа, а значит, вера его пошатнулась, или по-крайней мере, она подверглась серьёзному испытанию.

Отец Анри сомневался в правильности своих поступков не только во имя Всевышнего, но и во имя короля Франциска[2], человека крайне мнительного и подозрительного.

Почти три дня назад он прочёл письмо, в котором сообщалось, что маркиза Изабелла де Монтей, фаворитка Его Величества была обвинена в заговоре и колдовстве с целью убийства короля и возведения своего будущего ребёнка на французский трон.

Отец Анри, как человек умный и знавший не понаслышке о дворцовых интригах, сразу же заметил в этом письме множество противоречий: во-первых, маркизу обвиняли в намерении убить короля, – по его мнению, это казалось полной нелепостью. Женщина плетёт заговор против венценосного любовника! – причём всем известно, род Монтей не имеет даже отдалённого отношения к королевской крови.

Во-вторых, отец Анри ставил под сомнение колдовские способности фаворитки. Уж он-то повидал ведьм на своём веку. За последние пятнадцать лет он приказал казнить десять женщин, и в их причастности к Дьяволу он не сомневался.

В-третьих, святой отец был откровенно возмущён явной оплошностью герцога де Монморанси, – а это именно он написал сей пасквиль на маркизу, несомненно, с молчаливого согласия короля, – в том, что фаворитка хотела посадить на трон своего не рождённого ребёнка. Отчего король и граф были уверены, что родится непременно мальчик? Что девочки вообще не рождаются? Да и потом, у короля – предостаточно наследников: и дофинов и братьев Ангулемов, и даже кузенов Орлеанских, просто мечтавших о троне. Почему их имена не упоминаются?

Отец Анри винил себя в предательстве: да, да! – именно в предательстве.

Почти две недели назад Изабелла де Монтей попросила защиты в стенах монастыря, надеясь на покровительство настоятеля отца Лорана. Но шпионы шли за маркизой по пятам, они и сообщили королю о месте пребывания опальной фаворитки. Тот час появилось письмо, предназначенное для настоятеля, но отец Лоран был слишком острожен и хитёр, дабы самому отдать приказ расправиться с женщиной и он переложил сию скверную обязанность на отца Анри, инквизитора, известного борца с нечистой силой.

Теперь отец Анри стоял перед выбором: либо сделать вид, что он верит в содержание письма, и, действительно, Изабелла де Монтей – колдунья, чарами заполучившая привязанность короля три года назад; либо проявить характер, отказавшись подвергнуть пыткам несчастную. Святой отец был просто уверен – беременная женщина не выдержит даже регламентированных пыток[3] и сознается в своих сношениях с Дьяволом.

Его совесть повергалась серьёзному испытанию, всю жизнь инквизитор боролся за чистоту веры. Это он, почти двадцать лет назад, когда чума охватила почти весь бальянж[4] Пуату, и люди, разуверившиеся в Боге, стали предаваться Чёрным мессам, ища защиты от болезни у самого Дьявола, предотвратил разграбление и разорение храма Святой Клариссы от обезумевшей толпы дьяволопоклонников.

Воспоминания невольно нахлынули на инквизитора. Он видел себя молодого, сильного крепкого, уверенно в себе, а главное – в Боге и правильности принимаемых решений. Теперь же он должен совершить сделку с совестью…

Отец Анри прервал неприятные размышления, переключившись на вопрос: что же такое совершила маркиза? – почему с ней решили так жестоко расправиться? – почему просто не отправили в отдалённый монастырь? – или, в конце концов, не отравили?

Увы, на все эти вопросы инквизитор не знал ответа.

Инквизитор смотрел на Изабеллу: она стояла привязанная к дыбе, стоило лишь повернуть ручку и тело женщины подвергнется болезненному растягиванию.

– Святой отец, пощадите меня… – едва слышно вымолвила Изабелла. – Я не сделала ничего дурного. Ох!

Женщина содрогнулась.

– Что с вами? – осведомился инквизитор.

– Ребёнок, он шевелиться…

– На таком сроке ему положено, – согласился отец Анри. – Вы готовы записывать? – Обратился он к секретарю.

– Да, святой отец.

– Хорошо. Итак, пиши: сего года 1519 от рождества Христова, третьего дня апреля. Обвиняется в колдовстве: маркиза Изабелла де Монтей. Я буду задавать вам вопросы, вы же, – обратился он к женщине, – постарайтесь дать правдивый исчерпывающий ответ. Иначе я прикажу привести в движение пыточное орудие.

– Мне нечего скрывать, святой отец.

– Прекрасно. Вы были любовницей короля, насколько мне известно?

– Да, в течение трёх лет, – пояснила маркиза.

– Вы опаивали Его Величество любовными зельями, дабы привязать к себе?

– Зачем мне это делать? Король итак любил меня за молодость и красоту.

– Пиши, – приказал инквизитор секретарю, – обвиняемая отказывается отвечать.

– Нет! Святой отец! Я не отказываюсь! Я говорю правду!

– Я сомневаюсь с правдивости ваших слов. Приступай! – приказал отец Анри палачу. Тот привёл в движении механическую ручку. Тело Изабеллы начало болезненно растягиваться. Она закричала.

– Мне больно! Перестаньте! Я всё скажу!

Инквизитор подал знак рукой, чтобы палач прекратил пытку.

– Говорите, я слушаю.

– Примерно год назад у короля начались проблемы… – маркиза замялась. – Словом, король уже не молод, но хотел казаться таковым. Он искал лекарство от мужского бессилия…

– Насколько я понимаю, вы позволяете себе говорить о Его Величестве в неподобающем тоне!

– Но вы же сами хотели правды! – воскликнула маркиза.

Теперь инквизитор не знал: нужна ли ему эта правда? – что он будет с ней делать?

– Да…

– Так вот, король стал слабеть и не мог предаваться плотским утехам ночи напролёт. Он призвал придворных лейб-медиков, но они, увы, не добились желаемого. Тогда я решила обратиться к некой женщине, она увлекалась алхимией и каббалой[5]…

– Значит, вы сознаёте, что прибегали к дьявольским ухищрениям? – допытывался инквизитор.

– Разве алхимия – от дьявола? Это всего лишь преобразование природных элементов, – возразила Изабелла.

– Вы хорошо осведомлены, но церковь осуждает алхимию, а тем более – каббалу.

– И, тем не менее, многие знатные люди имеют у себя в замках тайные лаборатории, ибо сильно их желание достичь несметных богатств! – продолжала упорствовать маркиза.

– Вы слишком дерзки, обвиняемая! Я прикажу снова пытать вас! – инквизитор начинал терять терпение. – Итак, вернёмся к зелью.

– Это древнееврейское лекарство, возвращающее мужчине силу любви. Вот и всё. Нет здесь никакого колдовства. – Пыталась объяснить маркиза.

– Однако король так не думает! Он считает, что вы хотели его отравить!

– Просто Франциск слишком увлёкся и выпил лекарства больше, чем положено. От этого ему стало плохо. А его новая фаворитка графиня де Шатобриан, – пояснила Изабелла, – специально замыслила погубить меня! Не сомневаюсь, именно она внушила Его Величеству этот вздор: якобы я хочу завладеть троном при помощи своего будущего ребёнка. Действительно, я думаю, что ношу мальчика… Но это ничего не значит. Король любил меня и всячески баловал, а графиня де Шатобриан всегда была снедаема ненавистью ко мне и чёрной завистью. И вот, когда я уже не смогла доставлять удовольствия королю в силу моего физического состояния, она быстро освоилась в его алькове. А меня решила устранить! Я сразу почувствовала – Шатобриан замышляет дурное, и покинула Брессюир[6], чтобы спокойно родить. Но я даже не предполагала, насколько она коварна и бесстыдна! Эта женщина завладела всем: сердцем короля, подаренными мне замками, а теперь намерена уничтожить меня!

Инквизитор чувствовал, что женщина говорит правду, но ему было необходимо предоставить отчёт о регламентированных пытках.

– Вы лжетё! Палач! Тяни ручку! – Приказал отец Анри. Палач привёл в движение дыбу: маркиза неистово закричала, боль раздирала её тело.

В подземельях монастыря были привычны к подобным крикам, но сейчас инквизитору стало не по себе. Он начал молиться, пытаясь отвлечься и выспросить прощения за свой грех: ибо чувствовал невиновность маркизы, понимая, что её действительно оклеветали, и она стала жертвой обстоятельств.

Женщина извивалась от боли, несмотря на свой огромный живот. Она кричала, как безумная, наконец, изо рта у неё пошла пена.

Инквизитор перекрестился.

– Отрекись от Дьявола! – приказал он.

– Отрекаюсь! – прохрипела несчастная. – Пощадите… – она начала затихать. Неожиданно она закричала с новой силой: – Ребёнок! Он выходит!

Инквизитор и присутствующие испугались: действительно, у маркизы начались роды.

– Гийом! – обратился инквизитор палачу. – Я знаю, ты помогал своей жене разродиться: приступай! Мы не можем пытать её при родах, ибо деторождение дано Всевышним.

– А вдруг она родит беса или демона? – засомневался палач, снимая стонущую женщину с дыбы.

– Посмотрим, всё – в руках Господа, – подытожил отец Анри.

Изабелла тужилась из последних сил, она тяжело порывисто дышала. Боль приводила её в исступление. Наконец, несчастная не выдержала:

– Я проклинаю тебя Антуанетта де Шатобриан! И тебя Франциск, король Франции! Ибо вы – виновники моих мучений!

– Замолчи! – приказал инквизитор. – Опомнись!!!

Но Изабелла обезумела от боли и горя:

– Я отрекаюсь от тебя, Господи! И призываю Дьявола! Ему я отныне вверяю свою душу!

Присутствующие замерли в ужасе: им казалось, что сейчас разверзнется бездна и проглотит вероотступницу.

В этот самый момент подземелье огласил детский крик. Гийом держал на руках крохотное окровавленное существо.

– Мальчик родился… – констатировал он.

Все взглянули на мать: она взирала на мир неподвижными, замершими навеки глазами.

– Гийом Шаперон, я приказываю тебе взять ребёнка на воспитание, – повелел отец Анри совершенно спокойным тоном, словно ничего не произошло. – Я чувствую это мальчик нам ещё пригодиться.

– Как прикажите святой отец. Месяц назад умер мой младший сын, вот жене будет радость. Только…

– Что? – уточнил инквизитор. – Признайся, ты боишься ребёнка? – Гийом кивнул. – Не бойся. Мы окрестим его тотчас же, как только тело матери будет предано огню.

Глава 1

Рене, младший сын Гийома Шаперона, в прошлом палача, вырос физически сильным и крепким. Уже в десять лет он на спор побеждал в кулачном бою не только своих сверстников, но и более старших юношей. Вскоре в Шоле младшего Шаперона окрестили «непобедимым Рене» и он считался лидером и заводилой среди городских мальчишек.

Но тяга к лидерству и разного рода приключениям не мешала Рене помогать матери и отцу по хозяйству. Он носил воду, рубил дрова наравне с отцом, частенько охотился и никогда не приходил из леса с пустыми руками.

Гийом Шаперон, в силу своих профессиональных обязанностей, будучи палачом, отлично владел мечом, но ещё ранее он служил наёмником в Провансе[7], где постоянные военные стычки с Сардинией заставили в совершенстве освоить арбалет, алебарду, а также научили стрелять без промаха из лука и бландербаса[8].

Все эти навыки он передал Рене, ибо мальчик проявлял повышенный интерес к владению оружием.

Помимо силы, тяги к лидерству и оружию, юный Рене обладал весьма почитаемыми в Шоле качествами: рассудительностью, умением держать себя в руках, когда того требовали обстоятельства, а главное – добиваться поставленной цели.

Однажды на ежегодном турнире «Серебряная стрела», проводимом среди горожан, Рене поверг отцов города в шок, поразив все предложенные цели прямо в яблочко. Кто бы мог подумать, что десятилетний мальчик такой меткий?!

После этого турнира вести о ловком юном стрелке дошли до монастыря Святого Доминика, где настоятелем стал, вот уже как три года, отец Анри. Доминиканец сразу же понял, о ком идёт речь, и приказал доставить юного Шаперона в монастырь, ибо хотел лично побеседовать с ним.

Пока монахи отправились за Рене, настоятель Анри Денгон невольно вспомнил события давно минувших дней: письмо короля, пытки несчастной Изабеллы де Монтей, её проклятие…и рождение ребёнка.

После сожжения тела маркизы де Монтей, а иначе доминиканцы просто не могли поступить с умершей «ведьмой», Анри Денгон часто размышлял по поводу Рене, появившегося на свет при весьма щекотливых обстоятельствах: ведь ребёнок покинул чрево матери, когда та предала свою бессмертную душу Дьяволу.

Настоятель признавался самому себе, что долго опасался последствий проклятия: а вдруг мальчик появился на свет божий, как посланец нечистой силы? – может быть лучше избавиться от него? – но каким образом? – просто убить…

Анри Денгон верил в Бога, хотя порой вера подвергалась жесточайшим испытаниям, и именно это обстоятельство позволяло убедиться в силе обряда крещения: если даже Дьявол и пытался завладеть душой новорожденного, то не успел – Всевышний не позволил. Хотя зерно сомнений всё же жило в душе настоятеля: а может, Дьявол просто дремлет и ждёт случая, дабы проявить себя? – ведь всем известно, насколько он коварен. Мальчик, считающий себя католиком, также как и его родители, может сам не ведать о двойственности своей души… Ведь душа его может пребывать между Богом и Дьяволом, те же в свою очередь осуществлять борьбу за её обладание. И таких «может» у монаха было множество и, увы, на все он не мог найти ответа.

Воспоминания и размышления настоятеля прервал, вошедший в келью монах:

– Святой отец, названный юноша доставлен, он ожидает внизу, в трапезной.

– Хорошо, приведи его сюда.

Денгон несколько напрягся: кого он увидит? – оправдает ли Рене его надежды? – да и вообще: какие надежды?

Перед настоятелем предстал десятилетний мальчик, а вернее сказать, – уже юноша, ибо он был высок и крепок для своего нежного возраста.

Анри Денгон заметил, что Рене похож на маркизу де Монтей: те же тёмно-карие крупные глаза, те же чёрные вьющиеся волосы. Но, присмотревшись более внимательно, настоятель пришёл в неописуемый ужас: в юноше отчётливо проступали черты короля Франции Франциска I, которого он видел именно десять лет назад, отчитываясь в инквизиционном расследовании дела маркизы, обвинённой в колдовстве.

Рене почтительно поклонился в ожидании, когда доминиканец заговорит первым.

– Ты – Рене, сын Гийома Шаперона, бывшего палача? – уточнил Анри Денгон.

– Да, святой отец.

– Обучен ли ты грамоте?

– Да, святой отец. Мой отец обучил меня: я пишу и владею началами счёта.

– Прекрасно, Рене. Моему секретарю как раз нужен помощник. Ты согласен?

– Почту за честь, святой отец! – воскликнул Рене, не ожидая такого предложения от настоятеля.

– Завтра же тебе выделят келью, и ты станешь послушником.

Рене поклонился в знак благодарности.

В дверь постучали: вошёл монах, согбенный в поклоне.

– Святой отец, из Шоле доставили женщину, обвиняемую в колдовстве. Что прикажите с ней делать?

Настоятель встрепенулся:

– Женщину? Кто она?

– Это цыганка из бродячей труппы актёров. Говорят, она торговала зельями и взывала к хрустальному шару, дабы узнать судьбу.

– И всё? – удивился настоятель.

– Да, святой отец. Якобы, от её зелья скончалась почтенная горожанка…

– Хорошо, надо провести следствие. Рене, пойдёшь со мной.

Отчего Анри Денгон прихватил с собой юношу, он и сам не знал, но что-то внутри него подсказывало, что поступить надо именно так.

Денгон спустился в подземелье. Рене покорно шёл за своим патроном, его обдало запахом сырости и плесени, внутри неприятно похолодело. Юноша ощутил нечто: то ли страх, то ли напротив, ощущение своей скрытой силы, – он и сам не мог понять, но в глубине души, словно поднялась некая волна, захлестнула его существо и…отхлынула. Но Рене почувствовал себя преображённым: возможно, он волновался – не каждый день суждено воочию видеть ведьму!

Цыганка стояла, привязанная к дыбе. Её безвкусный пёстрый наряд был изорван в клочья добродетельными горожанами, волосы всклокочены, на лице запеклась кровь.

Анри Денгон сел в кресло, молча, указав Рене место подле себя. Юноша сел прямо на пол. Секретарь приготовил перо и бумагу, дабы вести запись допроса; молодой палач стоял наизготове, готовый в любой момент привести в движение орудие пытки.

– Назови своё имя и род занятий! – приказал настоятель цыганке.

– Я – Розалинда, гадалка и танцовщица.

– А ты знаешь, что церковь осуждает различного рода гадания и предсказание судьбы?

– Да, – призналась Розалинда. – Но люди всегда хотят знать будущее, это мой заработок.

– Значит, ты сознательно совершала богохульственные поступки? – допытывался настоятель.

– Нет, святой отец. Я – католичка и верю в Бога, скорее, я обманом зарабатывала на хлеб.

Рене внимательно наблюдал за происходящим, внезапно он почувствовал дрожь, его пронзил нестерпимый холод. Юноша не удержался и вскрикнул.

– Что с тобой, Рене? – удивился Денгон.

– Не знаю, святой отец. Но…но…

– Говори, не бойся! – приказал настоятель.

– Мне, кажется, – не знаю почему, что Розалинда – не ведьма. Она – простая мошенница.

Настоятель растерялся, но быстро взял себя в руки.

– Ты чувствуешь её невиновность: как? – каким образом? – пытался выяснить он.

– Мне трудно ответить на ваш вопрос. Как? – не знаю, просто чувствую. Это сильнее меня.

– А раньше, у тебя возникали подобные чувства?

– Нет, святой отец, никогда, – признался Рене. – Это началось буквально только что…

Охотник Жосс по прозвищу Медвежья лапа вёл уединённый образ жизни, вот уже много лет не покидая пределов своей скромной хижины и пределов леса, что раскинулся вокруг Шоле.

Его жену, хорошо разбиравшуюся в травах, обвинили в колдовстве много лет назад, он ещё тогда был молод и полон сил. Некто указал на жену охотника, якобы та навела порчу на домашний скот, отчего начался мор в предместьях города. И все старания Жосса, дабы доказать невиновность жены оказались напрасными: обезумевшим людям, потерявшим коров, коз и овец непременно нужна была ведьма, ибо по другому происхождение мора никто не мог объяснить. Никто, кроме Жосса, уж он-то прекрасно понимал, отчего передохло столько скотины! – ручей, около которого она паслась – вот в чём причина. Но, увы, инквизитор Анри Денгон не пожелал прислушаться к доводам охотника, считая, что тот всего лишь выгораживает жену.

И даже, когда жители предместья начали находить в ручье мелкое дохлое зверьё и сами потравились неизвестной заразой, даже после этого доминиканец отдал приказ пытать несчастную женщину и прилюдно сжечь на главной рыночной площади Шоле.

С тех пор Жосс жил один, единственным спутником его охоты был огромный лохматый пёс, который появился неизвестно откуда и поселился около хижины. Охотник рассудил, что пёс вполне умён, да и с ним в лесу безопасней. Так они жили: стареющий охотник и пёс, которому давно перевалило за двадцать лет. Жосс удивлялся живучести своего компаньона, ведь пёс пришёл к нему уже не щенком: и сколько же тому лет? – так кто же знает?!

Однажды Жосс возвращался с охоты, он подстрелил двух куропаток, но, увы, как ни прискорбно признать, промахнулся несколько раз, стреляя из лука, – что поделать, годы брали своё, глаза ослабли, да и рука стала не та.

Верный пёс бежал рядом, виляя хвостом, предвкушая вкусную трапезу. По мере приближения к хижине, настроение собаки стало меняться: шерсть поднялась дыбом, он жалобно поскуливал. Охотник решил, что его помощник устал и голоден, и прибавил шагу.

Достигнув своего убогого жилища, Жосс также ощутил волнение и … страх. «Кто-то – в хижине, – решил он. – Воры? Разбойники? Но что у меня можно взять? Я беднее церковной мыши…»

Жосс подошёл к двери: как ни странно она была закрыта на внешний засов. Пёс снова заскулил и, не желая идти дальше, лёг на землю поодаль от хижины. Всё это очень насторожило охотника, он вынул из сапога длинный охотничий нож, которым не раз повергал вепря, открыл засов: дверь со скрипом распахнулась, Жосс осторожно выставив оружие вперёд, вошёл в хижину и снова ощутил, как неведомая волна страха накатила на него.

– Убери свой нож обратно в голенище сапога! – Жосс услышал незнакомый голос, но подчинился, сам не понимая почему. – Проходи, – снова сказал некто.

Жосс увидел, сидящего за столом, мужчину. Он был красив: тёмные как смоль волосы, бледное аристократическое лицо, чёрные крупные миндалевидные глаза, прямой нос с небольшой горбинкой на переносице…

– Простите, ваше сиятельство, но как вы сюда попали? – поинтересовался Жосс.

– Так же, как и ты – через дверь. – Уклончиво ответил незнакомец.

– Но ведь она была закрыта…

– Конечно, я никогда не открываю дверей – такое уж у меня ремесло! – смеясь, воскликнул незнакомец.

Жосс заметил на его правой руке огромный кроваво-красный рубиновый перстень – весьма дорогая вещица! Да и чёрный атласный наряд незнакомца придавал ему сходство с бароном или графом, пребывающим в меланхолии и жаждущим новых развлечений.

– Так ты – охотник Жосс, по прозвищу Медвежья Лапа? – уточнил гость.

– Да, сударь. – Охотник поклонился.

– Да, ты присаживайся за стол, – незнакомец, словно хозяин положения, пригласил охотника.

Жосс с трудом опустился на табурет.

– Что тяжело стало гоняться за дичью? Старость – не в радость!

– Да, глаза стали подводить…

– Вместо четырёх куропаток принёс всего лишь двух, – незнакомец закончил мысль охотника, тот удивился и растерялся.

– Вы следили за мной?

– Считай, что – да, следил.

– Зачем? Вы – богатый человек! Неужели вам более нечем заняться? – недоумевал Жосс.

– Отнюдь, мой друг! У меня полно забот, даже порой не успеваю… Перейдём к делу! – сказал незнакомец. Охотник напрягся. – Не бойся, Жосс… Мне стало известно, что почти двадцать лет назад молодой Анри Денгон приказал предать огню твою жену. Не так ли?

Жосс побледнел и снова потянулся к ножу.

– Какое вам дело, сударь?! – воскликнул он.

– Не советую прибегать к оружию, я буду вынужден защищаться! – незнакомец глазами указал на руку охотника, скользнувшую к голенищу сапога. – Напротив, я хочу помочь тебе совершить справедливое возмездие. – Жосс застыл в недоумении. – Неужели за столько лет, проведённых здесь, в лесу, тебе не приходили мысли убить Анри Денгона, палача Шаперона, или того лучше – его сыновей?

Жосс почувствовал, как незнакомец задел за живое, эта рана не зажила даже спустя двадцать лет.

– Приходило, но… Инквизитор прикажет меня схватить и предаст огню, также как и мою жену.

– О! Ты боишься костра? Пожалуй, не ты один … – в задумчивости произнёс незнакомец. – В моей власти помочь тебе, обещаю: ты избежишь костра. Согласен? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Да! Я убью их всех, в том числе и щенков Шаперона!

– Отлично – сделка состоялась! – воскликнул незнакомец и громко зловеще рассмеялся.

У Жосса по спине побежали «мурашки», внутри всё похолодело.

Незнакомец взмахнул рукой, пред глазами Жосса блеснул рубиновый перстень, ослепив его ярко-красной вспышкой. Мгновение спустя, вместо ногтей у него появились огромные звериные когти, и он оцарапал руку охотника.

Жосс вскрикнул от боли.

– Что вы делаете? Зачем?

– Я помогаю тебе совершить возмездие!!! – воскликнул гость и исчез. По хижине распространился неприятный резкий запах серы.

Луна набирала силу, через два дня она должна была округлиться и вот тогда наступит так называемое полнолуние.

Рене пребывал в смятении, он предчувствовал беду. Его отец, Гийом Шаперон, заметил это:

– Что с тобой, сынок? Отчего ты так задумчив и бледен? Тебе нездоровиться. Надо попросить Флоранс: пусть заварит шалфея…

– Не надо, отец, пусть матушка отдохнёт. Я не болен, просто я чувствую: что-то происходит…

– Что именно? Расскажи мне, доверься мне.

– Это предчувствие похоже на то, что я испытал пять лет назад, там, в подземелье монастыря, когда допрашивали цыганку.

– Когда ты был уверен в её невиновности? – уточнил Гийом.

– Да. Но теперь, я… Словом, я чувствую беду. Более я ничего не могу объяснить.

Гийом задумался.

– Надо всё рассказать отцу настоятелю, Анри Денгону, – посоветовал он. – Завтра ты возвращаешься в монастырь, ничего не утаивай от него.

Рене кивнул. Вот уже пять лет он жил при монастыре, изредка навещая семью. Гийом гордился своим младшим сыном: ведь тот обличён доверием самого инквизитора, а это уже не мало. Увы, но старший сын бывшего палача, не оправдал его надежд: вырос беспечным, легкомысленным, проводил время в пьянках, драках – в общем, вёл разгульную жизнь.

Частенько Гийом размышлял по этому поводу: «Вот так и бывает – свой сын не радует, зато приёмыш… Что говорить, благородная кровь – во всём: и в деле, и во внешности… Дай Бог, и дальше так будет. Вот и святой отец благоволит к нему, к тому же тот случай с цыганкой… Настоятель считает, что у мальчишки есть некие способности: вопрос кому они будут служить – добру или злу?»

На следующий день рано утром, Рене покинул отчий дом и направился в монастырь святого Доминика. Настоятель уже ждал юношу, который приступил к службе в монастыре пять лет назад помощником секретаря, и после внезапной смерти последнего, занял его место.

Настоятель благоволил к юному Шаперону. Тот же в свою очередь был смышлёным, аккуратным, исполнительным, а главное – святой отец надеялся, что некогда проявившиеся способности юноши, получат рано или поздно развитие и тот также станет инквизитором. Увы, но в последнее время Пуату вновь обуяло смятение. Чистые помыслы католиков подвергались серьёзному испытанию, всё чаще ему приходилось читать доносы братьев по Ордену, в которых указывалось местонахождение ведьм, колдунов, дьяволопоклонников, среди них всё чаще стали появляться дворяне, жаждущие новых ощущений или же несметных богатств, которые по их разумению может дать только Дьявол, ибо в Боге они разочаровались.

Именно сейчас Анри Денгону нужен был человек, которому он мог безгранично доверять, и который смог бы самостоятельно вершить правосудие в Пуату, согласно указу короля Франциска и Папы Римского, обличавшие святого отца особыми полномочиями за заслуги перед Святой церковью.

Денгон видел в Рене Шапероне своего будущего приемника, он понимал, что юноша ещё слишком молод, дабы действовать самостоятельно, но пройдёт три-четыре года, и тот превратиться не только в настоящего мужчину, но и истинного доминиканца, а уж в продвижении по службе он может не сомневаться.

Рене шёл пешком, от Шоле до монастыря было примерно лье[9], и юноша обычно преодолевал это расстояние менее, чем за час. Но в это раз он передвигался быстрее обычного, его постоянно преследовало чувство, будто за ним кто-то наблюдает, но, увы, юноша никого не заметил, как ни старался. Всё это возбудило в нём новые опасения: «Неужели мои предчувствия беды подтвердятся? Господи, помоги мне: направь и укрепи, остальное же я всё сделаю сам… Уж я сумею постоять за себя. Надо взять арбалет отца, хотя нет, слишком тяжёлый и громоздкий, ведь он сохранился ещё с Провансальских воин…»

Вечером, когда Рене пребывал в своей келье после вечерней молитвы и скромной постной трапезы, он невольно смотрел на Луну. Отчего она приковывала его взгляд? – он и сам не знал, обратив внимание на то, что через день ночное светило станет полным.

Утром в монастырь пришла страшная весть: в предместье Шоле найдён растерзанный мужчина. Городской вестовой сильно разволновался, когда его провели к самому настоятелю, он чуть не лишился чувств; что говорить, Анри Денгон внушал горожанам, да и всему бальянжу Пуату неподдельный трепет.

– Где письмо от прево[10]? – поинтересовался Денгон.

Вестовой трясущейся рукой подал его настоятелю. Тот бегло прочитал и сделал вывод:

– Несомненно, в окрестностях Шоле появился лоупраг[11]. Об этом свидетельствуют все признаки произошедшего. Позовите ко мне Рене, я лично хочу осмотреть убитого и место его гибели.

Инквизитор велел заложить лошадей, и вскоре: он, Рене и ещё несколько доминиканцев, членов Священного Совета Пуату, покинули стены монастыря, направившись на место преступления.

Несчастный горожанин лежал там же, где его и обнаружил пастушок, мальчик, который каждое утро на рассвете выгонял коров на пастбище. Когда он увидел растерзанного человека с вывернутыми внутренностями, то припустился бежать что есть силы прямо в город, оглашая улицы дикими криками, напрочь забыв про коров, за которыми обязан присматривать. Когда мальчишку, наконец, изловили городские стражники, он едва ли мог связно говорить, постоянно всхлипывая и беспрестанно повторяя:

– Я видел его кишки, они всюду…

Стражники переглянулись, понимая, что дело не чисто и пастушок явно напугал, и препроводили его прямо к прево.

Несмотря на то, что прево ещё спал, стражники проявили настойчивость, которую он оценил в последствии. Когда прево увидел растерзанного мужчину, видимо тот припозднился, возвращаясь от любовницы, ему стало не по себе: такого в Шоле никогда не происходило! Конечно, время от времени появлялись ведьмы, но что поделать, – время теперь такое неспокойное, силы Зла не дремлют, пытаясь завладеть душами католиков и отвратить их от веры в Иисуса Христа.

Анри Денгон проявил редкостное хладнокровие и выдержку при осмотре растерзанного тела. Рене находился рядом с инквизитором и записывал всё, что ему скажут. Неожиданно его накрыла волна страха и холода, а ещё через мгновенье он почувствовал некую силу, появившуюся внутри него. Он спокойно подошёл к изуродованному трупу, и ещё раз посмотрел на него.

Это не ускользнуло от взора Денгона.

– Что ты увидел Рене?

– Мне кажется, я вижу следы. Мужчин было двое: одного лоупраг растерзал, другой же, возможно, бежал.

Инквизитор и прево удивились. Прево прекрасно знал, что Денгон благоволит к юноше, и связывает с ним далеко идущие планы. Он был крайне удивлён и даже растерян.