Прелат Крючкова Ольга
– В город прибыли святые отцы Франсуа и Бертран, мало того ещё и инквизиторы пожаловали. Я, смотрю, вы, – не из наших мест?!
– Это ты точно подметил! Я только что приехал, остановился в «Бочонке вина». Уж очень я хотел поглядеть на святых отцов и инквизиторов! – «Наёмник» хлопнул верзилу по плечу: – Слушай, любезный, а отец Франсуа, он – такой худой, словно жердь, и немного шепелявит?
– Точно, сударь, а вы откуда знаете? – удивился стражник.
– Да приходилось видеться… – Ответил «наёмник» весьма неопределённо. – И много они успели нахватать ведьм и колдунов?
Стражник в страхе отпрянул.
– Вы что, сударь, говорите? Не приведи, Господи, услышит кто…
– Ладно, зови своего командира. И побыстрее! – приказал «наёмник» властным тоном, теряя терпение.
Стражник опешил, уставившись круглыми глазами на незнакомца. Мало того, что тот позволяет себе вольно высказываться в адрес отца Франсуа, известного борца за чистоту веры, некогда уморившего пытками пятьдесят человек в Монтобане[26], и только лишь потому, что их лица показались подозрительными.
Стражник сморгнул и, словно вышел из оцепенения.
– Как угодно, сударь… – промямлил он и позвал сержанта.
Тот же в свою очередь подобострастно выслушал «наёмника», внимая каждому его слову, разинув рот, особенно после того, как тот показал некую грамоту, увенчанную солидной печатью. Такую печать стражник отродясь не видел и потому решил, что «наёмник», не иначе, как – иезуит, прибывший из Парижа, а то и того хуже – прелат[27] самого Папы Льва X.
Сержант лично препроводил важного незнакомца к святым отцам и инквизиторам. Молодой мужчина, предъявивший буллу, подписанную самим Папой Римским, гласящую о наделении его особыми полномочиями во имя Веры и Господа нашего Иисуса Христа, поразил сержанта до глубины души. Но когда они вошли в зал для допросов, где за столом, накрытым зелёным сукном, восседали святые отцы и три инквизитора – вся Святая комиссия в полном составе, сержант едва справился с охватившим его удивлением.
У Святой комиссии, увидевшей незнакомца, медленно вытянулись лица и округлились глаза; один из инквизиторов перекрестился и возвёл глаза к небу, другой просто сел на стул и уставился в одну точку, словно предчувствуя недоброе. Словом, в лагере Святой комиссии началось волнение и, как заметил сержант, появился явно выраженный страх.
Отец Франсуа, позеленевший от злобы, прошипел сквозь зубы:
– Рене Шаперон…
– Да, достопочтенный отец Франсуа, рад вас видеть в добром здравии, – произнёс нежданный «гость».
На самом же деле Рене, отнюдь, не испытывал тёплых чувств к святому отцу и вовсе не желал ему здравия. Он испытывал презрение и отвращение к этому религиозному фанатику, готовому перевешать и сжечь полмира, лишь бы доказать свою правоту и посеять страх в сердцах людей.
Рене прошёлся по залу, многозначительно посмотрел на отца Бертрана, тот невольно поёжился, – ведь все знали о том, что Верховный инквизитор Франции, Анри Денгон, благоволил к Шаперону, да и необычайные способности молодого прелата ни для кого не были тайной.
Тяжёлая дверь, ведущая в подвал, со скрипом отворилась, двое палачей тащили окровавленную обнажённую женщину, её голова и лобок были выбриты[28]. При виде прелата они растерялись и застыли на месте. «Ведьма», измученная пытками стонала от боли и почти не понимала, где находится.
– Так, так… По всей видимости, я – во время! – Шаперон подошёл к несчастной и заглянул в её перекошенное от боли лицо. – В чём её вина? – он вопросительно посмотрел на Святую комиссию.
Инквизиторы молчали.
Тогда Рене обратился е женщине, но подвергнутая пыткам третьей степени, она уже не могла говорить, а только стонала, бессмысленно глядя вокруг.
– Она лишилась разума, – констатировал он.
– Женщина одержима Дьяволом! – возопил отец Франсуа. – Вина её доказана! Она навела порчу на домашний скот!
Рене рассмеялся.
– Где-то я уже это слышал… В смысле про домашний скот и порчу. И много скотины передохло? – Поинтересовался он.
– Почти всё южное предместье! – обрадовался отец Франсуа заданному вопросу.
– А источники воды проверяли? Может, они и стали причиной мора?
– Она призналась! Причём здесь источники?! – возмутился отец Бертран.
– Я приказываю вам отправить людей, дабы тщательно их проверить.
Отец Бертран встал и проявил инициативу, позволившую в дальнейшем избежать общения с дотошным прелатом:
– Я это сделаю лично.
Отец Франсуа возмущённо потряс головой, понимая, что Бертран, таким образом, ретировался, оставив его отбиваться от ненавистного прелата.
– С вашего позволения, отец Бертран, и присутствующих здесь членов Священной комиссии, – Рене кивнул в сторону позеленевших от злобы инквизиторов, – я хотел бы спуститься в подземелье ратуши.
– Зачем? – Поинтересовался святой отец.
Рене усмехнулся и терпеливо продолжил:
– Как вам известно, я наделён полномочиями, подтверждёнными не только Главным инквизитором Франции, Анри Денгоном, но и самим Папой, Львом X. Исходя из этого, я имею право, закреплённое соответствующей буллой принимать участие в любом инквизиционном расследовании. Надеюсь, я дал вам исчерпывающий ответ. Хотя, впрочем, не знаю – зачем! Вы об этом прекрасно осведомлены! Или хотите испытать моё терпение или чинить препятствия?!
Святой отец и инквизиторы побледнели, но, увы, были обязаны подчиниться.
В подземелье городской ратуши царил полумрак, масляные факелы чадили, наполняя воздух отвратительным запахом. Рене тотчас уловил чувство страха и ненависти, буквально переполняющие это помещение. Он обратил внимание на нескольких мужчин, прикованных к стене, их обнажённые, изуродованные пытками, тела издавали страшное зловоние, раны гноились. Рене невольно поморщился.
– В чём их вина?
– Они принимали участие в Чёрных мессах, – пояснил один из инквизиторов.
Рене подошёл к молодой женщине. Тюремный брадобрей обривал ей голову, готовя к предстоящим пыткам.
– Это, как я понимаю, – это ведьма, – предположил Шаперон.
Инквизиторы молчали.
– Она убивала младенцев, – попытался пояснить отец Франсуа.
– С какой целью? – упорствовал Рене.
– Брала жир некрещеных детей, дабы сделать колдовскую мазь, позволяющую парить в воздухе.
Женщина подняла глаза, посмотрела на Шаперона, и попыталась броситься перед ним на колени. Брадобрей ловко удержал её.
– Умоляю вас, господин! Я родила двойняшек, но они были слишком слабы и умерли. Я не убивала их! А тем более не брала их жир!
В подземелье напряжение, инквизиторы, святой отец и брадобрей замерли в ожидании: что скажет прелат?
– Я лично допрошу обвиняемых в проведении Чёрных месс. Вы же, – он обратился к членам Святой комиссии, – можете присутствовать.
Прелат прошёл дальше в чрево подземелья. Он увидел, как палач привязал некоего мужчину к пыточной лестнице[29], весьма благородного человека, по всему было видно, что обвиняемый – учёный муж.
– Умоляю! Только не лишайте меня мужского достоинства! – молил он.
Несмотря на весь трагизм происходящего, мужчина выглядел комично, пытаясь зажать свой детородный орган между ног, дабы палач не смог причинить тому вреда.
Рене подошёл к обвиняемому и заглянул тому прямо в глаза. Несчастный затрясся от страха.
– Поверьте мне, я не сделал ничего дурного! Только не надо пыток! У меня слабое здоровье!
– Тебе его здесь мигом поправят! – равнодушно отрезал палач.
Нечастный покрылся крупными каплями пота, особенно его обритая голова.
– Немедленно отвяжите его! – приказал Рене. – Это человек – учёный муж.
– Он – чернокнижник! При нём были найдены соответствующие доказательства! – Возмутился молодой инквизитор, находящийся здесь же, рядом с палачом.
– Я хотел бы взглянуть на них.
Молодой инквизитор вопросительно посмотрел на святого отца, тот в свою очередь, кивнул в знак согласия.
– Отец Франсуа, объясните ему суть вещей молодому брату-доминиканцу, – распорядился Рене.
– Выполняйте! Принесите одну из его сатанинских книг! – приказал святой отец.
Инквизитор, присутствующий при пытках, оскорбился:
– Это неслыханно! Я сообщу самому Главному инквизитору Денгону!
– Да, и при этом не забудьте указать, что ослушались папского прелата, не выполнив его приказания.
Ошарашенный инквизитор замер.
– Что вы хотите сказать? – еле слышно выдавил он, переводя недоумевающий взгляд с Рене на отца Франсуа и далее на инквизиторов.
– Приказываю вам, брат Этьен, подчиниться! – настойчиво повторил святой отец.
Вскоре Рене держал в руках книгу Оригена «О сути вещей». Он внимательно пролистал её при свете чадящего факела и прочитал несколько первых страниц.
– Сей труд, насколько мне известно, не запрещён Святой церковью. А содержит описание различных веществ и алхимические опыты над ними. И что общего вы узрели между алхимией, причём дозволенной, и чернокнижием?
Святой отец и инквизиторы снова безмолвствовали. Но молодой настырный доминиканец не растерялся:
– Чернокнижник признался, всё записано секретарём!
– Сударь!!! – возопил обвинённый алхимик, почувствовав, что забрезжил слабый огонёк надежды на спасение. – Вы совершенно правы, я не совершал ничего не дозволенного, особенно против Святой церкви! И не в чём я не признавался!
– Отпустите его! Остальных приведите тотчас же! – распорядился прелат. – Думаю, всё это займёт часа два не более.
Отец Франсуа снова зашипел, словно змея, выпускающая свой длинный ядовитый язык:
– Вы слишком смелы, Рене Шаперон… Много на себя берёте…
– Во-первых, святой отец, теперь я – Рене де Шаперон. Его Величество король Франции, Франциск I, пожаловал мне дворянство. Во-вторых, беру я на себя ровно столько, сколь позволяет мне статус прелата. А вам бы только предавать людей аутодафе[30]. Свои поведением вы наносите Святой церкви непоправимый вред, вызывая откровенную ненависть католиков.
Рене повернулся и направился к выходу. Палач же, подчинившись приказу, отвязывал алхимика от пыточной лестницы.
– Мы ещё поквитаемся… – едва слышно прошипел Святой отец вслед прелату.
тот замер на месте и небрежно бросил через плечо:
– Помимо моих способностей, вам известных, у меня есть ещё одно: обострённый слух. Поэтому будьте осторожнее со словами, святой отец, – моё терпение не безгранично!
Как и предполагал Рене де Шаперон, среди схваченных горожан, не нашлось ни одного связанного с тёмными силами. Даже обвинённых в проведении Чёрных месс пришлось освободить. Несчастные оказались оклеветанными коллегой по цеху прядильщиков, попросту из зависти и желания захватить городской рынок сбыта.
Рене прекрасно понимал, что как только он покинет Сомюр, отец Франсуа примется за прежнее. Но сознание справедливости, – иначе дай волю инквизиторам, и те пол-Франции предадут аутодафе, что не кому будет платить налоги в королевскую казну, – приносило Рене удовлетворение. Что поделать, не всегда он мог оказаться в нужном месте и в нужный час и спасти невинно приговорённых к сожжению, вот уже несколько лет не покидая седла и постоянно переезжая из города в город. Конечно, папская булла, свершала своё дело, повергая порой в кратковременный трепет доминиканцев, но Рене понимал, что Орден Святого Доминика слишком окреп и разросся за последнее столетие, – почти в каждом крупном городе был его монастырь. И служители Господа, доминиканцы, давно забыли об истинных целях создания братства: служению Богу, аскетизму, помощи ближнему, милосердию. Со временем, обретя невиданную власть и влияние не только во Франции, но в Италии и Испании, Орден превратился в гнездо инквизиторов, готовых уничтожить кого угодно «во имя Господа», но при этом, не забыв конфисковать имущество обвинённого человека. Рене знал, что даже король Франциск, верный католик, боялся доминиканцев и давно хотел лишить сей Орден всевозрастающей власти, но, увы, не знал, каким образом. Ведь тогда его действия были бы направлены против Святой инквизиции, а не для кого не секрет, что Папа Римский благоволил Ордену Святого Доминика и всячески оправдывал его жестокость, порой даже излишнюю. И перед этой жестокостью были бессильны монархи, которые помимо того, что они – помазанники Божьи, были ещё и смертными людьми, подверженными всем человеческим соблазнам.
И один из таких соблазнов довёл недавно короля Германии от отлучения от церкви. Поэтому пять лет назад Франциск I благосклонно принял Анри Денгона. Тот лично поведал на аудиенции монарху о необычных способностях Рене Шаперона, – Франциск, не подозревая об истинном происхождении бесстрашного юноши, дав согласие на всяческое содействие и покровительство с одним условием, – обуздать ненасытный Орден Святого Доминика на территории Франции, что представлялось делом весьма не лёгким.
Глава 3
Рене покидал Сомюр рано утром, едва забрезжил рассвет. По необъяснимым причинам его влекло на север… Он ещё точно не знал, куда именно, возможно – в Орлеан. Но интуиция подсказывала: сначала следует посетить родной Шоле, а затем уже Орлеан, где разместилась Святая коллегия инквизиторов, возглавляемая Анри Денгоном.
Сидя в седле де Шаперон размышлял о Денгоне, который стремительно возвысился за последние пять лет и даже получил для него специальную грамоту, скреплённую Папской буллой. Но чувства молодого прелата, испытываемые к его наставнику и покровителю, теперь уже Главному инквизитору Франции, были противоречивыми. С одной стороны, Рене понимал, что Денгон использует его для достижения своих целей: положения, власти и богатства, с другой же – Главный инквизитор относился к нему, сыну палача, как к себе равному, с нескрываемым уважением и даже благоговением. Денгон первым оценил способности юного Шаперона, направив их в нужное ему русло. Безусловно, нынешний Главный инквизитор извлёк из них личную пользу, но одновременно со своим взлётом, он возвысил и Рене, теперь уже де Шаперона, прелата и дворянина, обличённого доверием и властью.
Поначалу Рене, почувствовав свои необычные способности, хотел просто бороться с нечистью, но Денгон убедил его, что помимо тёмных сил существуют ещё и серые силы. Это те священнослужители и члены доминиканского Ордена, которые прикрываясь именем Господа, чинят на территории королевства деяния, не подобающие истинному католику, а именно: они погрязли в прелюбодеяниях, корысти, личной выгоде, стремлении к наживе и самое страшное в стремлении вершить судьбы людей, распоряжаясь их душами и жизнями. По молодости лет Рене не допонимал этого обстоятельства, но затем, когда начал ездить по городам Франции, и, обретя право вмешиваться в инквизиционный процесс, понял, как Денгон был прав.
Многие из членов доминиканского Ордена затаили обиду и злобу на Рене де Шаперона, но, зная, что тот находится под покровительством самого Денгона, вынуждены были мириться с существующим положением дел. Правда, не все… Были попытки направить в Рим пасквили, чернившие Главного инквизитора и «его выкормыша», но не один из них не достиг пределов Папского префектората[31].
Иногда Рене задумывался: а что бы сделали инквизиторы, или такие святые отцы, как Франсуа, если бы его отдали им на милость? Пожалуй, пытали бы самыми изощрёнными способами, потом обвинили в пособничестве Дьяволу и сожгли на костре, а пепел развеяли по ветру, чтобы навсегда забыть о строптивом прелате.
Рене поёжился от утреннего холода, накинул плащ и продолжил путь. Он уже задремал в седле, лошадь сама по себе шла по дороге, как вдруг услышал приближающиеся шаги. Человек явно бежал и не собирался нападать на прелата из-под тяжка.
Рене развернул лошадь навстречу к бегущему и, руководствуясь давней мудростью: бережёного Бог бережёт, положил руку на навершие меча, готовый выхватить его с любой момент.
Подбежавший человек, достаточно грузный на вид, совершенно лысый, в длинной домотканой холщёвой рубахе, с охапкой книг под мышкой, тяжело дыша, и не мог вымолвить ни слова.
Рене, убедившись, что бродяга не представляет ни малейшей опасности, неспешно продолжил свой путь, но вскоре вновь услышал шаги настигающего его сзади человека.
– Сударь… – молил тот, задыхаясь. – Умоляю вас, сделайте милость, попридержите своего коня. Я слишком грузен, чтобы бегать… – Рене остановился, заинтригованный: что же будет дальше? – Благодарю вас, сударь, – полный незнакомец, сел прямо на дорогу и перевёл дух. – Слава Богу, я вас догнал…
Прелат внимательно посмотрел на мужчину: наличие книг под мышкой и чрезмерно умное и хитрое выражение глаз, лысая голова – явно не вязались к образу бродяги. «Где-то я его видел…»
Незнакомец встал.
– Я хотел поблагодарить вас, господин де Шаперон. Ведь, кажется, так называл вас один из инквизиторов? Вы спасли мне жизнь, и поверьте…
– Я тебя вспомнил, – перебил Рене излияния мужчины, – ты – тот самый учёный муж, который чуть не лишился детородного органа. Ха-ха!
– Ох, поверьте, мне было в тот момент не смешно…
– Охотно верю!
– Позвольте представиться: Фернандо Сигуэнса, как вы изволили отметить, – учёный муж, автор нескольких книг о металлах и алхимии.
– Фернандо Сигуэнса… Ты – испанец?
– Да сударь, но последние десять лет живу во Франции.
– Так что тебе угодно, Фернандо Сигуэнса? – поинтересовался прелат. – Весьма рад видеть тебя на свободе. Так скорее покинь эти места. Направляйся, например, в Париж. Там есть университет и колледж, где твою учёность могут оценить по достоинству.
– Да, да! На свободе! – возбуждённо вторил Фернандо. – Я повторюсь, простите меня: я так вам благодарен!!!
Рене милостиво кивнул, принимая горячие излияния Сигуэнса.
– Ты поджидал меня лишь для того, чтобы произвести слова благодарности?
– Не только, господин де Шаперон. Вы – такой важный человек, дворянин, а путешествуете в одиночестве… – начал Фернандо издалека.
Рене от души рассмеялся, понимая, что Сигуэнса ждал его лишь для того, чтобы наняться на службу.
– Дворянином я стал совсем недавно, ещё и месяца не прошло… Ну, а на счёт того, что я – в одиночестве… Мне не нужен слуга, я привык делать всё сам, – сказал прелат и слегка пришпорил коня.
– Сударь, сударь!!! – что есть мочи закричал Сигуэнса. – Сжальтесь надо мной! Хоть меня и отпустили, но деньги, одежду и даже сапоги отобрали! Хорошо хоть книги вернули, сказали, что бесовские… Я не дойду до Парижа в таком виде, меня забьют камнями, как бродягу…
Фернандо сник и чуть не расплакался.
– Хорошо. Что ты умеешь? Только говори быстро, без излишних предисловий, я уже и так потерял на тебя достаточно времени, – приказал Рене.
– Я владею знаниями, они могут пригодиться вам, сударь. Я знаю почти всё о металлах, о преобразовании химических элементов, могу сделать порох… Владею испанским, итальянским, греческим языками, в том числе и латынью… Когда-то я был профессором в Сарагосе…
Рене в очередной раз рассмеялся.
– За время нашего разговора ты заставил меня смеяться несколько раз.
– Моё бедственное положение так забавно? – недоумевал Фернандо.
– Отнюдь, дорогой профессор. Просто меня развеселило то обстоятельство, что слуга – намного умнее своего господина. И только! А, если я пожелаю наказать слугу? – а тот вместо того, чтобы повиниться, прочтёт мне свой трактат о металлах? И что мне делать, позволь спросить тебя, Сигуэнса? О, простите, – профессор?
– Взять меня на службу. Вы не пожалеете.
Рене удивлённо вскинул брови.
– Право, Фернандо Сигуэнса, профессор алхимии или чего ещё там… Ты нравишься мне всё больше! Ладно! По дороге куплю тебе приличную одежду, обувь, дорожную сумку, и, пожалуй, мула. Но до ближайшего города или селения тебе придётся идти пешком. И не вздумай пенять на свою участь!
– Что вы, сударь! Никогда! До ближайшего города я потерплю.
– Да, а кстати, профессор, как ты оказался в Сомюре? – поинтересовался Рене, пришпорив лошадь.
– В Сомюре я решил слегка поправить свои расстроенные финансовые дела. Наняв небольшое помещение, я давал консультации по алхимии. Кстати желающих нашлось предостаточно. Но потом прибыли отцы инквизиторы и началось… На меня донесли, схватили, голову обрили и простите, – он указал глазами по ниже пояса, – там тоже. А вы можете мне ответить: зачем?
– Инквизиторы искали у тебя на теле тайные знаки сатаны, через которые обвиняемый может получать силу и поддержку во время пыток. И ты, судя по всему, весьма разочаровал отца Франсуа. Если подобный знак обнаружен, то он либо вырезается серебряным ножом, либо прижигается раскалённым крестом.
Фернандо поёжился, представляя, как палач вырезает у него кусок кожи…
– Вы появились как раз во время, иначе с меня точно кожу бы содрали. А мне, как вашему слуге, полагается что-то на расходы? – профессор посмотрел на своего господина глазами полными мольбы.
Рене усмехнулся: «Ну и плут! Не успел избавиться от инквизиторов, как уже ко мне прилепился, так ещё и денег ему подавай! Каков, шельмец!»
– Я подумаю…
– Позвольте, господин, задать последний вопрос?
Прелат милостиво кивнул:
– Ну что ещё?
– Могу ли я узнать цель вашего путешествия?
– Я направляюсь в Шоле, оттуда в – Орлеан.
– В Шоле?! – восторженно воскликнул профессор.
– Да, там живут мои родители. Я хочу навестить их и убедиться, что они ни в чём не нуждаются, – пояснил Рене. – А что тебя так удивило?
– О, Сударь!!! Вы не поверите!!!
– Говори, уж попробую поверить.
– Дело в том, что в Сомюре я получил письмо от настоятеля отца Армана! Не могу понять, как настоятель узнал, что я нахожусь именно там? – Пояснил Фернандо. Рене насторожился. – В письме указывалось, что настоятель Арман знаком с моими трудами и ему требуются мои знания в области алхимии. Я счёл это дурной шуткой, если бы не солидная монастырская печать, скрепляющая письмо. Поверьте, уж в документах и печать я знаю толк.
– Печать в виде креста и меча? – уточнил Рене.
– Совершенно верно. В подземелье ратуши, после того как вы ушли, отец Франсуа упоминал монастырь в Шоле и, простите, вас…
– Словом, это послужило ещё одной причиной, по которой ты ждал меня на дороге. Или всё же – это была главная причина?
– Нет, господин. Желание стать вашим слугой было сильнее, но мне всё же хотелось знать: зачем я понадобился настоятелю Арману? Я, конечно, – автор нескольких книг по алхимии, но в них не было ничего предосудительного, поверьте мне! Всё равно скрывать правду от вас нет смысла… А вдруг настоятель прикажет схватить меня? – Не унимался профессор.
Рене был явно удивлён, но не подавал вида.
– Вряд ли. Настоятель Арман не является членом Святой коллегии инквизиторов. Если бы он хотел расправиться с тобой, то поверь – сделал бы это давно. Возникают два вопроса: зачем настоятелю нужна твоя смерть? И почему он пригласил тебя? Насколько я помню, в былые времена, когда ещё настоятелем монастыря был Анри Денгон, отец Арман терпеть не мог алхимиков, считал их, если уж не чернокнижниками, то точно – мошенниками. Не прошло и пяти лет, как мнение отца Армана резко изменилось, и он даже ознакомился с трудами по алхимии. Что-то здесь не то… Думаю, мы скоро всё узнаем. А почему ты сразу, прочитав письмо, не направился к настоятелю Арману в Шоле?
– Сударь, я побоялся, мало ли что… Да и хотел заработать денег в Сомюре.
– Всё очень странно…
У Рене возникло смутное чувство тревоги, по спине пробежал неприятный холодок. Но вскоре оно сменилось уверенностью в себе, прелат почувствовал, как обоняние обострилось, как и пять лет назад во время охоты на оборотня. Он невольно ощутил присутствие доселе незнакомых запахов.
– Нам следует поторопиться, профессор. Садитесь-ка на коня позади меня, иначе наш путь будет слишком долгим.
Рене вынул ногу из стремени, Фернандо тяжело пыхтя, вставил в него босую ступню.
– Держись! – Сказал прелат и протянул руку профессору, ловко подхватив его. – Однако, любезный друг, путешествие и заключение в ратуше никак не отразилось на вашем упитанном теле.
Фернандо примостился позади Рене. Лошадь, хоть и была отменных лангедокских кровей, славившихся своей выносливостью и неприхотливостью, слегка присела на задние ноги.
– Что вы, мой господин! Вы не видели меня в Сарагосе! Во времена моего преподавания в тамошнем университете я был гораздо полнее.
Рене усмехнулся.
– С ума сойти, куда уж толще… – прошептал он чуть слышно, так что его спутник не расслышал. Он пришпорил своего лангедока, и перегруженная лошадь с трудом пустилась вскачь. – В ближайшем селении непременно разживёмся мулом, иначе до Шоле доберёмся не ранее Рождества.
Глава 4
Селение Рош-сюр-Мен в десяти лье от Шоле
Постоялый двор «Весёлая свинья» пользовался заслуженной славой у местных посетителей и проезжающих путников. Там готовили отменные свиные отбивные, да вино и пиво были вполне сносными.
«Весёлая свинья» располагалась рядом с оживлённым трактом, идущим из Шоле в Сомюр, затем в Тур и далее в Орлеан. Деревянные постройки выглядели вполне приличными и исправными, по всему было видно, хозяин заведения – человек деловой, дорожащий своей репутацией. Жена хозяина и его сын прислуживали посетителям, не забывая убирать со столов, поэтому в зале всегда царила чистота. Деревянные столы аккуратная хозяйка накрывала домоткаными скатертями, на стены в качестве украшения вывешивала гирлянды из лука с черенками, заплетёнными в косу, отчего заведение казалось почти респектабельным.
Порой рядом с постоялым двором помимо торговых повозок останавливались и кареты. На этот случай предприимчивые хозяева держали специальную комнату, где стояла вполне приличная кровать, стол, несколько табуретов и платяной шкаф, дабы богатые постояльцы могли разместить свой гардероб. Стены и полы комнаты украшали домотканые гобелены, правда весьма примитивной и грубой работы, но так как на протяжении почти двадцати лье «Весёлая свинья» была единственным приличным постоялым двором, то зажиточным постояльцам казалось, что они попали в некую провинциальную гостиницу, скажем в Туре или том же Орлеане.
Дела хозяев шли успешно, и когда они увидели заезжающую во двор богатую карету с фамильным гербом, то потёрли руки, предвосхищая очередной хороший заработок, и тотчас выбежали, дабы подобострастно встретить знатного путешественника.
Форейтор, облачённый в синюю короткую курточку, шапочку такого же цвета с фазаньем пером, обтягивающие рейтузы и туфли с загнутыми носами, открыл дверцу кареты и выпустил ступеньки.
Из кареты вышел мужчина средних лет, весьма приятный на вид, но, даже учитывая это обстоятельство, по его скромному чёрному костюму, отороченному белыми кружевами и шляпе, можно было с уверенностью сказать, что сей господин – секретарь, возможно, разорившийся дворянин, к которому судьба отнеслась благосклонно, предоставив место в богатом доме.
Секретарь огляделся. К нему тотчас подскочил Леон, хозяин «Весёлой свиньи».
– Сударь, я счастлив, что вы избрали для отдыха именно моё заведение. Обещаю отменную кухню и удобную комнату.
– Ах, сударь! – вмешалась Анриетта, жена Леона. – В вашей комнате подушки и одеяла из отменного утиного пера, а бельё так и сияет чистотой.
После этих слов секретарь обернулся к карете и произнёс:
– Ваше Сиятельство, прошу вас! Сие заведение вполне сносно.
Из кареты появилась дивная женская головка, украшенная новомодным испанским беретом.
– Ах, Ремми, помогите мне выйти…
– Сию минуту, моя госпожа!
Секретарь подхватил руку молодой графини, облачённую в перчатку из тончайшей кожи, и она почтила хозяев постоялого двора своим присутствием.
Графиня была молода и необычайно хороша собой. Её каштановые локоны струились из-под кокетливого берета, оттеняя белоснежную кожу лица, её пухлые коралловые губы выражали некоторое недовольство, но зато огромные серо-голубые глаза излучали теплоту, отчего Леон решил: знатная красавица непременно будет щедрой.
Её испанский наряд: распашной бархатный марлот[32] из ткани явно флорентийского происхождения, поверх нижнего шёлкового платья и белоснежная фреза, говорили сами за себя – прелестная графиня прибыла только что из Испании, возможно из дружественной Наварры.
Вслед за госпожой из кареты, уже без помощи учтивого секретаря, появилась юная горничная.
– О, ваше сиятельство! – восторженно произнесли Леон и Анриетта и склонились в глубоком поклоне.
Графиня не обратила на них ни малейшего внимания. Ремми, также держа её за руку, указал на постоялый двор:
– Вот, моя госпожа, это самое лучшее заведение во всей округе.
Красавица слегка кивнула.
– Я уже слышала про одеяла, подушки и бельё… Мне хотелось бы отобедать и отдохнуть после утомительной дороги.
Хозяева засуетились, провожая графиню в её комнату. Леона обдало тончайшим ароматом её духов, голова закружилась. Он едва не оступился на лестнице, ведущей на второй этаж, где находилась комната.
Горничная расположилась вместе с госпожой, ей по этому случаю поставили широкую скамейку и застелили по всем правилам. Ремми же довольствовался комнатой попроще, ему было не привыкать.
Весь остаток дня, до самого вечера, женщины и девушки в Рош-сюр-Мен занимались тем, что обсуждали молодую графиню, в особенности её изысканный наряд из флорентийского бархата.
К вечеру в «Весёлой свинье» собралось достаточно народу, жаждущего хоть краешком глаза увидеть юную прелестницу. Но, увы, она не покидала своей комнаты.
Наконец, потеряв интерес, перемыв кости знатным постояльцам, мужское население Рош-сюр-Мен принялось за пиво, а кому по карману – свиные отбивные.
В разгар всеобщего веселья, когда в очередной раз обсуждали, как жена кузнеца и её любовник уносили ноги от разъярённого обманутого мужа, великана Потона, способного одним ударом свалить лошадь, в заведение вошли два монаха. Никто не обратил на них ни малейшего внимания: то ли они – доминиканцы, то ли – бенедиктинцы, для обитателей Рош-сюр-Мен все они – на одно лицо.
Леон поморщился: «Вот сейчас начнётся: если ты добрый христианин, купи волосы святого Бенедикта или Доминика! Непонятно откуда у святых столько волос?! То они рыжие, то тёмные, а то – белые! А то и вовсе начнут за ужин предлагать слёзы святых, разлитых по лекарским склянкам. Ах, прости меня, Господи…» Леон осенил себя крестным знамением.
Монахи расположились в углу за свободным столом. Хозяину ничего не оставалось делать, как направиться к ним и купить очередной пучок непонятных волос или склянку слёз.
– Что угодно братьям-монахам?
Монахи, не откидывая своих капюшонов, внимательно посмотрели из-под них на хозяина.
– Скажи, а что за карета стоит у тебя во дворе? – как бы невзначай поинтересовался один из них.
– Карета… А, так она принадлежит прекрасной графине Элеоноре де Олорон Монферрада. Она удостоила чести остановиться в моём заведении по пути из Сен-Жиль-Круа-де-Виль в Орлеан.
Монахи переглянулись.
– Что подать вам на трапезу, братья-монахи? – снова поинтересовался Леон.
– Что ж, давай маседуан[33] и пива, – произнёс монах, что говорил хриплым простуженным голосом.
– А отбивных не желаете? – почти безнадёжно осведомился Леон, по его опыту монахи редко заказывали мясо.
– И две отбивных, – уверенно заказал второй монах. – Можно слегка не прожаренных, с кровью!