Ассенизаторы. Возмездие Хохряков Константин

— Извините, пожалуйста! Вас как звать-величать?

— Клавдия Ивановна. А что? — посмотрела на меня медсестра. — Жаловаться будешь?

— Зачем? — даже удивился от неожиданности.

— Ну как? Одних выгнала, другого… Они что, не понимают, что человеку лечиться нужно? Натопчут, а больной дыши этой пылью…

— Нет, Клавдия Ивановна! Не собираюсь я жаловаться. В чужой монастырь со своим уставом-то зачем соваться? Просто я чувствую, что здесь не на один день. Так что нужно же будет как-то к вам обращаться.

— Ну так и зови Клавдией Ивановной. А хочешь — тетя Клава.

— Хорошо, тетя Клава! Мне так больше нравится.

— Ну и ладушки. Давай, отдыхай. Я этого, пока капельница не кончится, не пущу. Думаешь, я не заметила, что он тебе не по душе? У тебя даже лицо переменилось. С друзьями ты совсем другим был. А чтобы выздороветь, у тебя настроение должно быть хорошим.

Интересная философия! А ведь она права на все сто процентов!

Ну вот! Уже и в хорошие люди тетя Клава меня зачислила. Почему, интересно? Неужели достаточно того, что услышала по зомбоящику, будто я на гранату кинулся? Как мало человеку надо для оценки другого человека! Я не исключение. Уже то, что медсестра выпроводила отсюда лично мне неприятного Леонида Ивановича, сразу же изменило мое к ней отношение. И это несмотря на то, что совсем недавно она выпроводила из палаты моих друзей. А вообще, герр майор, надо бы за своими эмоциями получше следить. Так и проколоться недолго.

Тетя Клава не подвела! Попытался Леонид Иванович еще раз сунуться в палату, но сквозь дверь слышал, как медсестра его в таких специфических выражениях отшила! И не обругала вроде, но после этого ходишь как оплеванный. Так и зависал бедный Ленчик, как я его обозвал, в коридоре больше часа. С Клавдией Ивановной граница на замке. Похоже, ей он тоже не особо-то глянулся. По крайней мере с парнями она хоть и говорила строго, но все же внешне относилась к ним совершенно по-другому.

Нафига мне тут нужен этот Леня, сын Ивана? Лучше бы Марина вместо него пришла. С ней бы я пообщался… Наедине! Или лучше не надо? Нет! Наверное, все же не надо. Пусть уж Леонид Иванович. Не хочу, чтобы Мариночка видела меня таким беспомощным. И вообще! Вчера не появился… Думаю, она все же ждала… Скажет: «За базар не отвечает, наобещал, а сам…» И я тоже хорош! Нашел место и время для объяснений в любви… Пнет под зад — и будет права.

Все хорошее рано или поздно заканчивается… Закончилась и капельница. Придется со следаком общаться. А так не хочется… Ай да тетя Клава! Прежде чем войти, следователь вежливо постучал в дверь.

— Ну, входи уже, нетерпеливый, — проворчала Клавдия Ивановна, и добавила, когда Леонид Иванович прикрыл за собой дверь: — Смотри у меня! Слышал, что доктор сказал? Как только больной устанет — выметайся!

— Хорошо, хорошо! — послушно пробормотал Ленчик.

А видок-то у него уже не такой борзый. Понтов поубавилось. Когда первый раз появился — получше выглядел. Ну да Клавдия Ивановна тонкий психолог. Вынужденное длительное ожидание чего-либо уверенности в себе не прибавляет. По поводу же усталости больного явно сказано было для меня. Спасибо огромное, тетя Клава!

— Здравствуйте, Георгий Александрович! — начал Леонид Иванович. — В моем производстве находится дело по нападению на пункт обмена валюты. В связи с этим вынужден задать вам несколько вопросов. Меня зовут Пупышев Леонид Иванович. Я старший следователь областной прокуратуры.

Надо же! Он еще и Пупышев! Не-ет, земляк! В твоей профессии фамилию нужно менять!

— Здравствуйте, Леонид Иванович. Мы уже встречались, поэтому совершенно необязательно было так пространно представляться. Слушаю вас. На что смогу — отвечу.

Поначалу шла обычная процедура, касающаяся установления моей личности. Где родился, когда. На вопрос о домашнем адресе, естественно, указал расположение отряда. Так принято в милиции. Ни к чему посторонним знать истинное место жительства сотрудника. Со всеми материалами уголовного дела-то в обязательном порядке знакомятся обвиняемые. Привычная процедура.

Дальнейшие вопросы, касающиеся непосредственно задержания, заставили насторожиться. На хрена нормальному следователю докапываться, именно докапываться до того, почему именно такую травму — разрыв селезенки — получил задержанный бандит? Причем задержанный с оружием в кармане и гранатой в руке, которую тот бы не задумываясь применил. Что, собственно, и намеревался сделать!

Нет! Я, конечно, понимаю, в расследовании должна быть полная объективность. Но неужели и так не ясно, что другого выхода просто не было?! Соразмерять усилия не оставалось времени — требовались конкретные действия, которые я и совершил, задержав преступника, намеревающегося совершить убийство общественно опасным способом. Это ж сколько бы пострадавших там легло? Причем царапинами никто бы не отделался.

Что, сучонок, таким образом решил устранить конкурента? Ответы прозвучали соответствующие. Понятно, что селезенку порвал при расслабляющем ударе. Я же явственно расслышал треск ребер бандита. Но если ты, Ленчик, надеешься, что я сдуру на себя буду гуано нагребать, то тут ты глубоко ошибаешься! А разве не мог задерживаемый получить эту травму при падении с высоты? Думаю, даже судмедэксперты не дадут однозначного ответа на этот вопрос. Плавали, знаем! Я же черепно-мозговую травму заработал именно при этом! Так что обломайся, симпатичный! Загнать меня в угол не получится!

А кроме того, у меня всегда есть козырь: я устал и больше давать показания не могу! Тебе же четко дали понять: устал больной — выметайся из палаты! Но пока этим пользоваться не стану. Удовлетворю твое любопытство, до определенного предела, конечно. А ведь я действительно устал. В ушах какой-то гул стоит, голова раскалывается…

— Все, милок, заканчивай! — прозвучал голос тихо вошедшей Клавдии Ивановны. — Видишь, он уже побледнел? В другой раз придешь…

Спасительница моя! Удивительно вовремя появилась!

— Мы уже почти закончили, — попытался еще задержаться Леонид Иванович. — Немного осталось.

— Все, я сказала! — непреклонно стоит на своем медсестра. — Больному нужен покой. Мне что, зав. отделения позвать? Он же потом подтвердит, что вы допрашивали больного, которому в этот момент предписан полный покой.

Ай да тетя Клава! Она еще и юридически подкована, оказывается! Хотя при ее работе на многое насмотришься. Наверняка за долгую жизнь массу различных ситуаций видела.

— И вообще, больному сейчас только полезные раздражители требуются, — во, как завернула моя хранительница! — А вы к ним никаким боком не относитесь. Так что попрошу вас выйти из палаты! Если есть желание, приходите после обеда, когда он отдохнет. Тогда и продолжите.

С демонстративно утомленным лицом мысленно комментирую: «Во-во! Лети давай, щегол пестрожопый».

И ведь дошло!

Наскоро свернув допрос, Леонид Иванович покинул помещение, в дверях столкнувшись… с Мариной в наброшенном на плечи белом халатике, держащей в руках букетик алых и белых гвоздик. Та, увидев строгую Клавдию Ивановну, выпроваживающую Ленчика, в нерешительности остановилась.

— Я из прокуратуры, — попыталась Мариночка свободной рукой достать из сумочки удостоверение.

— Да какая мне разница, откуда ты, милая? Проходи давай — видишь, он даже расцвел весь!

— Спасибо вам большое! — смутилась Марина, проходя и протягивая мне букет. — Это вам, Жора!

— Тетя Клава! Можно цветы в какую-нибудь баночку поставить? — попросил я.

— Сейчас поищу, милок. Поворкуйте тут пока! — Клавдия Ивановна вышла, оставив нас наедине.

— Ох, Жора! Что ты со мной делаешь?!

Присев рядом на кровать, Марина склонилась надо мной, осторожно обняла… и поцеловала. Уловил тонкий дразнящий запах духов и помады. Ее шелковистые локоны нереально приятно щекотали лицо. «Ты» — звучит многообещающе! Я просто вне себя от счастья. ОНА ПОЦЕЛОВАЛА МЕНЯ! Как-то все нелепо получилось… Это же я должен дарить ей цветы… Розы… Белые… Огромный букет… Щеку обожгла слеза.

— Ну что ты, милая? Не надо плакать! Я этого не перенесу!

— Хорошо, не буду! — свозь слезы ласково улыбнулась Марина, аккуратно промакивая их платочком. — Колючий какой… Я вчера как только услышала в новостях об этом происшествии, сразу почему-то подумала о тебе. Была уверена, что это мог быть только ты… Кроме тебя, никто бы на такое не решился.

— Мариночка! Радость моя! — прижав к себе и поцеловав, прошептал я. — Все хорошо! Просто я споткнулся немножко, потому и здесь. Как ты узнала, что я в госпитале?

Все думал, как нам перейти на «ты», а тут так удачно все вышло — само собой!

— Ты же сам дал мне телефон дежурной части. Я всю ночь не спала, думала о тебе… Почему-то вбила себе в голову, что ты собирался меня вчера встретить с работы, а ты не пришел… Еле дождалась утра, позвонила в СОБР. Мне дежурный сначала ничего не хотел говорить, но потом трубку взял какой-то Великанов…

— Гном, братишка… — прошептал я.

— Сначала долго выспрашивал, кто тобой интересуется, — не обратила на мой шепот внимания Марина. — А потом рассказал, что ты в госпитале… Сказал, что ты уже собирался ехать ко мне, но помешала тревога.

— Я бы обязательно пришел, золотая моя, но обстоятельства…

— Ты же мог погибнуть… Я бы этого не перенесла… Только обрести тебя и сразу потерять…

В голове вновь все перемешалось. Я многое хотел сказать, но правильные слова куда-то моментально испарились, превратившись в театральный монолог.

— Мариночка, милая моя! Такова судьба любого настоящего мужчины — самостоятельно принимать решения и полностью отвечать за них… Я просто не мог допустить, чтобы кто-то там пострадал. Подумал, а вдруг бы там могла оказаться ты? — немного помолчал, собираясь с мыслями. — После вчерашнего корил себя за поведение в твоем кабинете. Я обязан был все понять правильно и держать себя в руках. Я думал о тебе… Чувства сильней меня… Боялся, что мог стать тебе после вчерашнего неприятен…

— Ну что ты, мой хороший? Как ты вообще мог себе такое представить?.. Ведь я же люблю тебя!.. Только тебя, и никого больше…

На душе легко, счастье распирает грудь. Хочется все время целовать и целовать ЕЕ, лаская, обнимать… Но надо все-таки до конца прояснить ситуацию:

— Мариночка! Солнышко мое! Я хочу сказать тебе только одно. Хочу, чтобы между нами не было недомолвок…

— Говори, любимый!..

— Мариночка!.. — Как это, оказывается, тяжело. — Я любил… свою жену… И сына… Да и сейчас люблю…

Спазм перехватил горло. Что-то совсем ты расклеился, боец…

— Когда вернулся из Чечни и узнал… Жить не хотелось… Не знаю, как перетерпел, снова человеком стал… прежним… Нет, не прежним… прежним уже не стать… никогда… здравомыслящим…

Точнее, знаю, но о трупах уродов я тебе, милая, рассказывать не буду. Месть то была. Святая. О ней тебе лучше не знать… для твоего же блага.

— Парни из отряда помогли… Друзья настоящие… Думал о своих родных часто… Можно сказать, звал… И знаешь, сегодня ночью пришло в ответ… Не только от моих, но и всех наших, погибших… Они там, в раю… хотят нам только добра… и счастья…

У Марины на глазах вновь блеснули слезы. Голос окончательно сел, но я все-таки договорил самое сокровенное. Главное:

— Они хотят… чтобы мы тоже были счастливы здесь…

С нежностью и состраданием смотрели на меня глаза Марины… моей Марины…

— Спасибо, родной, что сказал мне… это… Я тоже буду всех их любить… и помнить…

Деликатно постучав, вошла Клавдия Ивановна, держа в руках красивую вазу, наполненную водой.

— У зав. отделением взяла, — как бы оправдываясь, сообщила она. — Такая красота, да еще подаренная такой замечательной девушкой, — подмигнула мне медсестра, — не должна стоять в банке!

— Огромное вам спасибо, тетя Клава! — поблагодарил я.

— Да, действительно! Большое спасибо! — зардевшись от комплимента, вторя мне, сказала Марина.

— Обедать будешь, герой? Сейчас принесу.

— Спасибо, тетя Клава, не хочется!

— Ну, да! Понимаю! Я бы на твоем месте тоже не хотела. Хорошо. Скажу, чтобы оставили, потом подогреем.

— Это еще что тут такое? — вошел в палату представительный мужчина в белом халате. — Клавдия Ивановна, почему в неурочное время посетители?

— Да ладно вам, Владимир Генрихович! — махнула на него тетя Клава. — Невеста к герою пришла. Дело молодое! Себя-то вспомните в их возрасте! И вообще, девушка из прокуратуры.

— Ну, я и вижу — так допрашивает, что у него все лицо в помаде, — улыбнувшись, сменил гнев на милость врач. — Ладно, как самочувствие, герой?

— Хоть сейчас на выписку, Владимир Генрихович! — попытался привстать, слегка поморщившись от боли.

— Ну-ну! Вижу. Лежи! Я бы на твоем месте, наверно, тоже так говорил, — врач потеребил губу. — Кстати, там тебя журналист домогается из газеты. Я, пожалуй, его отправлю… далече. Скажу, что ты пока не в состоянии беседовать. Или пустить? — хитро улыбнулся он.

— Не надо! — ответили мы с Мариной хором.

— Вот и я думаю, что ни к чему, — сказал доктор, собираясь выходить из палаты.

— Владимир Генрихович! — остановила его Клавдия Ивановна, хитро мне подмигнув. — Выпишите, пожалуйста, постоянный пропуск девушке. Она же, как мне кажется, не последний раз пришла. Возьмут, да завтра не пустят, меня же не будет.

— Хорошо, Клавдия Ивановна. Раз уж именно вы об этом просите, — и добавил, обратившись к Марине: — Когда будете уходить, зайдите ко мне.

— Кто это, тетя Клава? — спросил я, когда врач вышел.

— Заведующий нашим отделением, — ответила она. — Не так давно назначен. Он тут — царь и бог в одном лице.

— Большое вам спасибо, тетя Клава! — с чувством поблагодарила Марина.

— Да не за что, милая! Нешто я не понимаю? Да ты и так прорвешься, как мне кажется, и без пропуска.

Оставшись одни, мы еще долго разговаривали, целовались…

— Колючий ты какой, — вновь констатировала Марина, проведя по моей щеке теплой ладошкой.

И действительно, я же сегодня не брился — нечем. Да и не вставал…

— Я исправлюсь, — пообещал я. — Вот прямо сейчас и начну, — достал из коробки принесенный ребятами телефон: — Алло! Серега?

— А кто же еще? — раздался голос друга.

— Ты ко мне еще не ездил?

— Нет, только что встал. Сейчас сгоняю! Сразу все и привезу.

— Захвати, пожалуйста, еще бритву с пеной. И сигарет купи…

— Не надо сигарет! — вмешалась вдруг Марина. — Не люблю, когда пахнет, как от пепельницы.

— Кто там у тебя? — услышал Сергей Маринины слова. — Прекрасная незнакомка, с которой я говорил сегодня утром?

— Угадал, Гном!

— Ну так что?

— Отставить сигареты! Все! Бросаю!

За разговорами и сопутствующими им «приятностями» время пролетело незаметно. Пропустил не только обед, но и ужин. Не успел оглянуться, как за окнами стало темнеть. Естественно, забеспокоился за любимую:

— Мариночка, дорогая моя! Как же ты будешь добираться одна по темноте?

— Ничего, транспорт ходит! Обещаю, что гулять по улицам не буду. Прямо с остановки домой. Как доберусь, обязательно позвоню, любимый…

И тут вновь осторожный стук в дверь. Приоткрывается, а там улыбающиеся Сергей и …Димка с Русланом.

— Здравствуйте! — обратился к Марине Сергей. — Жора, мы тебе привезли, что ты просил, — он извлек из сумки спортивный костюм, куртку и брюки с рубашкой, пристроив все принесенное в шкафу. — Мы похозяйничали у тебя немножко. Решили, что на улице гулять лучше будет в более приличном виде. Димка твою машину сюда пригнал. Держи ключи! — положил их на тумбочку. — Вдруг тебе вздумается в город отправиться? Не на автобусе же! А этого мужика, — указал он на Комиссара, — мы в общем-то не знаем, но он тоже напросился!

— Привет, хворый!.. И вы здравствуйте! — увидев Марину как-то стушевался обычно ничем не смущающийся Пуля.

— Добрый вечер! — поприветствовал Рус.

— Мариночка! Это мои друзья! Руслан, — тот сдержанно кивнул. — Мы его еще Комиссаром зовем. Дмитрий, — тоже энергичный кивок, — для своих просто Пуля. А это — Сергей… Великанов, с которым ты сегодня утром разговаривала по телефону, — Гном галантно поцеловал девушке руку.

— Для вас, как и для этих балбесов — просто Гном! — и подтолкнул мнущегося Димку: — Ну, говори, что хотел.

— Жора! Тут это… Короче, ко мне родственники на недельку приехали из Волгограда… на машине. Ты же все равно пока тут обитаешь. Машина тоже здесь. Можно мы твоим гаражом воспользуемся?

— Да без проблем, Димон! Но не за просто так! — тот удивленно посмотрел на меня. — Мариночку домой доставите, — поспешил снять я неловкую двусмысленность своей фразы.

— Ну ты даешь, брат! — ответил Сергей. — Можно подумать, мы и без твоего ценного замечания ее бы пешком отправили! А это, — вынул он из сумки очередной пакет, — твой ужин. Галка собрала. Она же медик. Знает, как в больницах кормят. И как мне кажется, ты сегодня еще вообще не ел ничего.

Назавтра была суббота. Ее, как, впрочем, и воскресенье, мы провели с Мариной вместе. Я уже чувствовал себя более-менее нормально. Вместе гуляли по больничному двору, усаженному облетающими деревьями, отдыхали на установленных на аллеях скамейках.

Выходные пролетели незаметно. Начались рабочие будни… Швы в конце концов сняли. Голова болеть практически перестала. Я бодро шел на поправку, мечтая побыстрее оказаться дома. Каждый день во время обеденного перерыва Марина успевала приезжать ко мне в госпиталь, однако в конце недели ей срочно понадобилось выехать в командировку в область. Вернуться должна была в понедельник, так что в выходные я просто места себе не находил, не зная, чем заняться. Скрашивали неожиданную разлуку только непродолжительные разговоры по телефону. Но много ли скажешь, не видя друг друга? Одно радует, что в конечном итоге я был вознагражден…

В понедельник дежурила Клавдия Ивановна. Почему-то именно она, а не лечащий врач, сообщила мне радостную весть:

— Ну что, герой! Пляши! Я же знаю, что тебе тут все уже осточертело. Домой рвешься. Все, собирай вещи, получай документы у старшей медсестры. Выписывают тебя. Амбулаторно будешь долечиваться. А жаль, я к тебе уже привыкла. Не всегда такие хорошие пациенты встречаются.

— От души желаю, чтоб и остальные у вас, тетя Клава, были не хуже меня! — расчувствовавшись, приобнял я медсестру.

Быстро собравшись, метнулся к ближайшему магазину, где купил коробку отличного дорогого чая, которым и отблагодарил Клавдию Ивановну за доброту и душевность.

По служебному номеру Марины ответил Ленчик, разговаривать с которым не было никакого желания. Не сказав ему ни слова, нажал отбой. Домашний телефон не отвечал. И как быть? Как узнать, вернулась она уже или нет?.. Руслан! Он-то мне и поможет!

Войдя в кабинет, первым делом поздравил его с праздником и очень удивился, когда он протянул мне еще одну коробку с сотовым телефоном:

— Держи! Тариф тот же, что и у нас всех. Но оплачивать будешь сам. Доволен? Я прикинул, что тебе за подарком из госпиталя будет сложно смыться, поэтому и побеспокоился.

— Спасибо, брат! Но в честь чего?

— Да, мозги тебе конкретно отшибло. День какой сегодня?

— Как какой? Пятое октября. Я же тебя с праздником поздравил?

— А еще-то что?

— У Марины сегодня день рождения! — послушно ответил я. — Я к тебе по этому поводу и приехал. Выписался из госпиталя, позвонил ей. На работе трубку сокамерник берет, с которым разговаривать просто не хочу, а домашний не отвечает. Позвонишь на работу? Спросишь, когда вернется?

— Считай, приехал удачно! Кто на день рождения, да еще юбилейный, без подарка приходит? Насколько я понял, у нее мобильника нет? А в прокуратуру сейчас звякну.

— Так меня вроде не приглашали…

— Нет, Жорка! За тебя надо основательно браться! Ты меня конкретно удивляешь! Прямо как пацан, а не взрослый мужик! Как на гранату бросаться или на нож — так ты орел! А тут — ну-у, тоже, в общем-то, орел, только какой-то комнатный. Она же уверена, что ты до сих пор в госпитале. Чего это она тебя травить будет, сообщать про день рождения? Заставлять сбегать из больницы, подарок искать… Она же о тебе заботится, охламон! Забирай подарок, купи цветы и шуруй к ней. Думаю, что на работе она сегодня вообще не появится. Тем более, предупреждала тебя, что из командировки только сегодня вернется, так что вполне законно может отдыхать. Глядишь, ближе к вечеру позвонит и скажет, что сегодня к тебе приехать не сможет, но вот завтра… От родни-то она в любом случае не сбежит — не поймут.

— Брат! Что бы я без тебя делал?

— Жил бы, как все! Но мучился ежечасно. Говори номер…

Как выяснилось, Марина уже вернулась сегодня утром, совсем недавно. Будет ли сегодня в кабинете — неизвестно. Странно… Почему сразу не позвонила? Ну кто его знает? Может быть, при Ленчике разговаривать не хотела. За командировку отчитаться нужно, прикупить кое-что на праздничный стол. Да мало ли какие еще дела? А может быть, Руслан прав? Не хочет, чтобы из-за нее у меня были неприятности?

Ладно, до вечера еще далеко. Чем же пока себя занять-то? На Аллею Славы заглянуть — Наташе с Игорьком и парням поклониться? Не зря же они мне привиделись?

Бабульки возле кладбища как всегда на боевом посту. Ну а что в этом такого? Пришел человек на могилку родных помянуть, знакомых. Не носиться же ему по всему городу сломя голову в поисках цветов? И цены у них божеские, да и цветы неплохие. Злые языки, правда, судачат, что они по вечерам эти же самые цветочки с могилок обратно забирают, чтобы потом вновь продать. Не знаю, лично не видел, а зря чего трепаться-то?

Вот и сейчас на подъеме к кладбищенским воротам остановился, поговорил с одной из бабушек, купил красных гвоздик, прижал машину к обочине, чтобы не мешалась, да и пошел, солнцем палимый, к Аллее Славы. Цветы мы давно определились туда носить только красные, цвета крови. В бою все-таки парни погибли. Хоть и пустые некоторые могилы — не нашли ребят, но точно известно, что погибли. Так что захоронены там капсулы с землей с места их последнего боя.

Вот и могилы тех, кто принял вместе со мной свой последний бой, тоже пусты. И даже землица в них не чеченская (не добраться сейчас до тех мест), а из Северной Осетии — с границы. Специально за ней ездили.

С собой хлеб, бутылка водки, пластиковые одноразовые стаканчики. Нельзя на кладбище с пустыми руками. Не знаю, кто уж это установил, но стараюсь соблюдать неписаные правила. Нет, сам я пить не собираюсь, но ребятам налью обязательно, и накрою стаканы краюшками хлеба. Поговорю с ними и пойду восвояси.

Свернув с главной аллеи, вышел к Аллее Славы и тут же отпрянул обратно, заметив возле памятников из красного гранита застывшую одинокую женскую фигурку в темном платке. Не стоит мешать… Подожду своей очереди… Постояв, девушка наклонилась и положила на две крайние могилки цветы. Выпрямившись, еще постояла, положив ладонь на памятник… Затем повернулась и медленно пошла в мою сторону… Марина?! Что она тут делает?

Встретить? Нет, не стоит! Еще подумает, что слежу за ней… Осторожно, не привлекая внимания, отступил, спрятавшись за оградками. Марина прошла мимо, не увидев меня. Слезы катились по щекам девушки, но она как будто их не замечала, медленно направляясь к выходу.

Проводив ее взглядом, прошел на Аллею Славы, когда она скрылась из виду. Две крайние могилки… На гранитных основаниях под выгравированными на памятниках портретами Наташи и сына застыли кроваво-красные гвоздики.