Грань будущего Сакурадзака Хироси

1

– Черт, началось! He наложите в штаны, парни!

Битва 159.

Я бросаюсь вперед, доплер в Доспехе стоит на максимуме.

Вижу мишень, стреляю, уклоняюсь. Копье со свистом проносится над головой.

– Кто это там? Ты слишком вперед выдвинулся! Хочешь, чтобы тебя первым грохнули?

Лейтенант каждый раз говорил одно и то же. Я смахнул песок со шлема. Засвистели снаряды, крест-накрест расчертив небо; загрохотали взрывы. Я покосился на Феррела и кивнул.

На сей раз бой непременно закончится. Если я останусь на месте, наблюдая, как умирают Ёнабару и Феррел, то они не вернутся. Все свелось к этому. Еще раз бой повторить будет нельзя. Ужас, глодавший меня изнутри, не был страхом смерти, это был страх неизвестного. Мне хотелось бросить винтовку и топор и найти кровать, под которой можно было бы спрятаться.

Это нормальная реакция – мир не должен повторяться. Я ухмыльнулся, несмотря на то что в животе снова запорхали бабочки. Я боролся с тем же страхом, что и все остальные. Я рисковал в бою своей жизнью – единственной, других не будет.

– На самом деле ты вовсе не затерян во временной петле, – объясняла мне Рита.

Весь мой опыт предыдущих ста пятидесяти восьми боев был совершенно реален; не существовал на самом деле я сам. Кто бы ни был тот человек, который ощущал мучительную боль, отчаяние, горячую мочу, текущую прямо в Доспех, теперь он стал разбитым воспоминанием.

Рита сказала мне, что, с точки зрения человека, в чьей памяти остаются эти события, нет разницы между действительно пережитыми событиями и воспоминаниями, которые остались в сознании. Мне показалось, что это просто какая-то философская чушь. Похоже, Рита и сама не слишком хорошо во всем этом разобралась.

Я помню, как однажды читал комикс – в те далекие времена, когда ими еще интересовался, – про парня, который с помощью машины времени изменял прошлое. Я тогда подумал, что если прошлое изменить, то этот тип из будущего, который возвращался в прошлое, чтобы это сделать, тоже должен исчезнуть, как герой старого фильма «Назад в будущее». Но в комиксе на этих деталях внимание никто не заострял.

Получается, что я стал подсматривать сны мимиков. В своем самом первом бою, когда Рита спасла мне жизнь, я, сам того не зная, убил одного из тех мимиков, которых она называла серверами. С того дня в каждом бою, начиная со второго и вплоть до сто пятьдесят восьмого, Рита старательно убивала сервер-мимика. Но в тот миг, как его убил я, между нами возникла связь, что означало: в петлю попал я, а Рита была свободна.

Мимики с помощью временных петель изменяли будущее, подстраивали его под свои интересы. Копье, вместо Ёнабару угодившее прямиком в меня во втором сражении, мне же и предназначалось. Случайное столкновение с мимиком, когда я сбежал с базы, не имело ничего общего со случаем. Они все это время охотились за мной. И если бы не Рита, то получали бы меня на завтрак, обед и ужин.

Бой продолжался. На поле воцарился хаос.

Я скользнул в кратер вместе с другими ребятами из моего отряда, чтобы избежать попадания копий, выпущенных снайперами. С начала боя мы уже успели сдвинуться на сто метров к побережью. Дыра в земле правильной конической формы, в которой мы спрятались, была любезно предоставлена нам вчерашними бомбардировками – на остров сбрасывали снаряды, управляемые системой GPS. Выпущенная невесть кем шальная пуля угодила в землю прямо у моих ног, подняв фонтанчик песка.

– Совсем как Окинава, – заметил Феррел, прижавшись спиной к земляной стенке.

Ёнабару снова выстрелил.

– Наверное, тот еще бой был…

– Нас окружили – прямо как сейчас. Потом патроны закончились, и стало паршиво.

– Еще нас сглазите…

– Не знаю… – Феррел быстро поднялся над краем кратера, выстрелил и снова приник к земляной стене. – Мне кажется, что этот бой к чему-то большему приведет. Чувство такое.

– Черт, сержант о хорошем заговорил! Надо быть поосторожней, а то нас, чего доброго, молнией поджарит.

– Если сомневаешься, посмотри, как в бою себя проявляет наш самый молодой рекрут, – отозвался Феррел. – Я бы не удивился, если бы он вдруг вылез отсюда и решил джиттербаг станцевать – просто чтобы позлить мимиков.

– Я джиттербаг танцевать не умею, – произнес я.

– Не важно.

– Может, и мне стоит опробовать этот твой занятный топор. – С этими словами Ёнабару кивнул на блестящий кусок карбида вольфрама, который я крепко сжимал облаченной в Доспех рукой.

– Ты бы только сам себе навредил.

– Это дискриминация, вот честное слово!

Все как всегда, все как всегда. Каждый обсуждает других, но никто толком не слушает.

– Враг на северо-востоке!

– Тридцать пятый клиент за сегодня!

– Ну и какая скотина мне сейчас отправила огромный файл с голой задницей? Мы тут воюем вообще-то, если вы еще не в курсе!

– Вот бы сигарету сейчас…

– Заткнись и стреляй уже!

Первая группа выбралась из укрытия и навела винтовки на приближающихся мимиков. Пули прошили воздух, но атаку противника это не сломило, копья продолжали лететь. Я крепче стиснул рукоять топора.

Внезапно с неба упала бомба. Лазерная система наведения сработала идеально, снаряд пробил твердый слой почвы, вгрызся в землю и только на глубине разорвался. Мимики посыпались в образовавшийся кратер.

Темно-красный Доспех появился среди падающих с неба комьев земли и глины. Вольфрам-карбид без устали вгрызался в молотящие по воздуху конечности и толстые, похожие на лягушачьи туши. Через несколько минут ничто уже не шевелилось. Точнее, ничто чужеродное.

В ушах раздался привычный треск, затем до меня донесся ее голос:

– Прости, что заставила ждать. – Стальная Сука стояла, подняв огромный боевой топор, среди ребят из нашего взвода, сплошь в Доспехах песочного цвета. Ее красный, как огонь, силовой костюм ярко сиял на солнце.

Я поднял руку, чтобы она смогла отличить меня от остальных.

– Мы и сами только что сюда пришли.

– Что здесь делает Стальная Сука?! – Ёнабару, глупо глядя на красный Доспех, забыл о том, что нужно сидеть в укрытии. Дорого бы я заплатил за возможность увидеть выражение его лица.

Рита обратилась к Феррелу:

– Мне нужно поговорить с командиром этого взвода. Подключите меня.

Феррел открыл канал между Ритой и лейтенантом.

– Можете говорить.

– Это Рита Вратаски. У меня есть просьба к офицеру, командующему третьим взводом семнадцатой роты третьего батальона двенадцатого полка триста первой дивизии бронепехоты. Мне нужен Кэйдзи Кирия. Вы не против, если я его заберу?

Она не стала называть ни свое звание, ни подразделение. В военной культуре, где небо было такого цвета, какой тебе называет офицер, только Валькирия могла позволить себе не обращать внимания на субординацию. В том, самом первом бою вовсе не Стальная Сука сидела рядом, гладя меня по голове, пока я умирал. Это была Рита Вратаски.

Ответ лейтенанта был очень неуверенным.

– Кирия? Может, вам лучше порекомендовать более опытного бойца, более…

– Да или нет?

– Ну… э… да.

– Спасибо за содействие. Сержант, а вы что скажете? Не против, если я прихвачу с собой Кирию?

В знак согласия Феррел просто пожал плечами. Наплечники Доспеха вздыбились океанской волной.

– Спасибо, сержант.

– Главное, проследите, чтобы он не пустился в джиттербаг возле нашего отряда.

– Джиттербаг? Это что, кодовое слово какое-то? – спросила Рита.

– Просто такое выражение.

– Кэйдзи, в чем дело?

– Простите, сержант, объясню позже, – отозвался я.

– Нападем на них с севера.

– Да, давай.

– Эй, Кэйдзи! Если увидишь там торговый автомат, прикупи мне сигарет! – успел крикнуть Ёнабару за секунду до того, как я отключил общую связь.

Рита рассмеялась шутке:

– Хороший у тебя отряд. Ты готов?

– Будь осторожна.

– Я всегда осторожна.

– Я слышал совсем другое.

– Ты о мимиках беспокойся лучше, понял?

Царапаясь и ударяясь о край глубокого кратера, скребя землю и карабкаясь друг по другу, мимики стали понемногу вылезать из дыры, которую Рита проделала с помощью управляемой бомбы. Мы очертя голову бросились в атаку на первых выбравшихся. Сплошная стена раздувшихся лягушачьих трупов.

Бежать. Выстрелить. Отступить. Поменять магазин. Снова бежать. Выстрелить. Дышать.

Бомбы точного наведения выслеживали мимиков, отсиживающихся в засаде или укрытии. Дым поднимался к небу там, где они находили своих жертв. Песок и грязь взлетали в воздух вместе с дымом, за ними следом – ошметки туш. Тогда мы мчались к кратеру и добивали всех, кого не уничтожила бомба. Выкопал – выкосил.

Даже если ты снова и снова повторяешь один и тот же день, жизнь на поле боя рутиной быть попросту не может. Если изменить угол взмаха топором хотя бы на один градус, это может запустить цепь событий, которые в конечном счете изменят весь исход. Допустим, мимик, сумевший от тебя ускользнуть, через минуту уже начнет косить твоих друзей. С каждым погибшим солдатом строй и линия обороны слабеют, пока в конечном итоге не рушатся окончательно. А все из-за того, что ты взмахнул топором под углом в сорок семь градусов вместо сорока восьми.

Там было больше мимиков, чем я мог бы сосчитать. Точки заполонили экран Доплера. Правило большого пальца гласило: для того, чтобы убить одного мимика, нужен отряд из десяти Доспехов. Но и в этом случае, чтобы достичь столь малой победы, солдаты должны рассредоточиться и поливать тварь пулями до тех пор, пока не закончатся патроны.

Рита находилась в постоянном движении. Она орудовала топором с такой же легкостью, с какой ребенок размахивает игрушечным мечом. В воздух взлетали обрубки тел мимиков. Еще один шаг – удар – конечность. Вымыть, сполоснуть, повторить.

Я никогда ничего подобного не видел. В воздухе свистели копья, неся с собой смерть. Я был так близко к мимикам, что мог протянуть руку и коснуться штук шести сразу. Но, несмотря на опасность, я ощущал необъяснимое спокойствие. Со мной был человек, готовый в любой момент встать у меня за спиной. Рита была фильтром, поглощающим и нейтрализующим страх. Я оказался в долине, над которой простерлась тень смерти, по-другому и не скажешь, но рядом со мной была Рита.

Я научился выживать, подражая ее мастерству в обращении с топором, и в процессе наловчился предсказывать каждое ее действие – с какой ноги она шагнет, какого мимика ударит в первую очередь, если они ее окружили. Я знал, когда она взмахнет топором, когда побежит. Все это и даже больше было жестко запрограммировано в моей собственной операционной системе.

Рита увернулась и двинулась сквозь ряды противника, вырубая тропу смерти и умелого разрушения. За ее спиной в живых оставались лишь те, до кого ей не было особого дела. Я был не против довершить начатое. Мы никогда не тренировались вместе, но двигались как близнецы, ветераны бесчисленных сражений, дерущиеся бок о бок.

На Риту набросилось сразу четыре мимика – опасное соотношение, даже для Валькирии. Она еще не успела восстановить равновесие после предыдущего замаха. Свободной рукой я осторожно подтолкнул ее в нужную сторону. На долю секунды Рита замерла, но почти сразу же сообразила, что я сделал.

Она была настоящим мастером. Меньше чем за пять минут Рита научилась работать в паре со мной. Сообразив, что я могу свободной рукой или ногой оберегать ее от случайных атак, она развернулась к следующему противнику, даже не подумав уклоняться от схватки с ним. Передняя лапа мимика пронеслась на расстоянии ладони от ее лица, а Рита даже не вздрогнула.

Мы работали как единое целое. Продирались через ряды врага с пугающей мощью, всегда держа друг друга в поле зрения. Не было нужды в словах или условных сигналах. Каждое движение, каждый шаг говорили нам обоим все, что было нужно сказать.

Возможно, наш враг и сумел эволюционировать до такой степени, что научился обращать время вспять, но у человечества тоже на счету имелась пара фокусов. Были люди, умевшие поддерживать Доспехи в идеальном состоянии, люди, способные выстраивать стратегии и разбираться с логистикой, люди, обеспечивавшие прикрытие на передовой, и, наконец, люди, бывшие прирожденными убийцами. Мы могли приспособиться к среде мимиков, к их познаниям и опыту, причем самыми разными способами. Враг, способный заглядывать в будущее и распознавать опасность, оказывался жертвой собственной эволюционной атрофии. Мы учились быстрее их.

Я прошел через собственную смерть сто пятьдесят восемь раз, чтобы достичь высот, до которых не смогло бы подняться ни одно живое существо за свою короткую жизнь. Рита Вратаски забралась еще выше. Мы шли вперед, одни, оставив остальных бойцов позади, сами по себе целая армия. Наши Доспехи грациозно поворачивались против часовой стрелки по мере продвижения – эту привычку я перенял у Риты. За спиной мы оставляли только слабо подергивающиеся груды падали.

Через сорок две минуты после начала боя мы наконец нашли его. Мимика, заварившего всю эту кашу с временной петлей, чтоб ее. Нить, которая связывала нас. Если бы не этот сервер, мне бы не пришлось захлебываться собственной кровью, десятки раз смотреть, как мои же внутренности вываливаются на землю, бесцельно бродить по этому аду, не находя выхода. Если бы не этот сервер, я бы никогда не встретил Риту Вратаски.

– Это он, Кэйдзи. Ты должен его убить.

– С удовольствием.

– И помни: сначала антенну, потом резервные копии, потом сервер.

– А потом пойдем домой?

– Не совсем. Когда обрывается петля, начинается настоящий бой. И он не закончится до тех пор, пока останется хоть один мимик.

Геноцид был единственным способом выиграть в этой войне. Нельзя было сократить силы противника процентов на тридцать и объявить о победе. Нужно было положить их всех, до последнего. Уничтожь сервер – и продолжай воевать. Все, что мы с Ритой могли сделать, – это освободить наши войска от временной трясины, в которую их погружали петли мимиков. Для настоящей победы понадобится куда больше сил, нежели те, которыми располагают два одиноких солдата, даже если они выложатся на все сто процентов. Но в тот день, когда мы выиграем, мог погибнуть я, Рита, Ёнабару, Феррел и все остальные в моем взводе, даже эти засранцы из четвертой могли умереть – и время уже не повернется вспять. На Земле наступит новый день.

Рита сказала, что уничтожить сервер-мимика так же легко, как открыть консервную банку. Нужен только подходящий нож. Но проблема заключалась в том, что вплоть до этого момента никто, кроме нее, им не обладал.

Люди Земли, возрадуйтесь! Кэйдзи Кирия только что нашел новый консервный нож! Торопитесь, и за каждый консервный нож от Риты Вратаски вы получите второй от Кэйдзи Кирия – и притом СОВЕРШЕННО БЕСПЛАТНО!

Разумеется, купить нас по отдельности не вышло бы, даже при большом желании. Полагаю, мы с Ритой оказались бы не самыми честными продавцами. И то, что соединила эта кошмарная временная петля, пусть человек не разлучает. Только Рита и я могли понять одиночество друг друга, и мы будем стоять бок о бок, кроша мимиков в капусту, до горького конца.

– Антенны нет!

– Теперь резервы.

– Понял.

Я поднял боевой топор и обрушил на мимика быстрый, точный удар…

Я открыл глаза. Я лежал в постели.

Взял ручку и написал «160» на тыльной стороне руки. А потом изо всех сил врезал кулаком по стене.

2

Нелегко сказать человеку то, что заставит его заплакать, не говоря уже о том, чтобы сделать это при свидетелях. И если один из этих свидетелей – Дзин Ёнабару, то ты словно несешься по бурной реке в бетонной лодке с дырой в днище.

В прошлый раз я произнес эти слова слишком неестественно, вымученно. Я пытался подобрать другие, но не придумал ничего достаточно емкого и милого, что дало бы Рите понять: я тоже знаю, что такое временные петли. Может, прямо так и следовало сказать. Но мне ничего лучшего в голову не пришло.

Я никогда не отличался особым умом, да и те мозги, которые у меня имелись, сейчас были заняты другим вопросом: почему я не вырвался из петли, как было запланировано? Я сделал все именно так, как сказала Рита, но вместо этого в сто шестидесятый раз оказался в привычном дне перед боем.

Небо над плацем номер один в сто шестидесятый день было таким же чистым и безоблачным, как и в первый. Вечернее солнце безжалостно обрушивалось на нас. Только что закончилась физподготовка, и тени, собиравшиеся у наших ног, были усеяны еще более темными каплями пота.

Я был совершенным незнакомцем для этой женщины с волосами цвета ржавчины и кожей слишком бледной для солдата. Ее глаза глубокого карего цвета пристально смотрели на меня.

– Ты хотел поговорить. О чем?

У меня не было времени – и не было ни одной гениальной идеи. Надо было отозвать ее в сторонку перед тренировкой. Но теперь уже слишком поздно.

Я посмотрел на Риту и произнес ровно ту же фразу про зеленый чай, которую выдал в прошлый раз. «О, а на этот раз все прошло не так уж плохо, – подумал я. – Может, она не будет… Вот черт».

Слезы потекли по щекам Риты, закапали с кончика подбородка, разбиваясь о мою ладонь, которую я поспешил подставить, преграждая им путь. Мне по-прежнему было жарко после тренировки, но ее слезы обжигали не хуже двадцатимиллиметровых пуль. Сердце бешено колотилось в груди. Я словно снова был старшеклассником, который приглашает девушку на танец. Даже в бою у меня так не подскакивало давление.

Рита вцепилась в край моей рубашки, так крепко стиснув пальцы, что их кончики побелели. На поле боя я словно воочию видел каждое движение еще до того, как она его делала, но здесь не знал, чего ожидать. Я сумел запрограммировать себя на то, чтобы с легкостью уклониться от тысячи мимиков, но где подсказка операционной системы, когда она действительно нужна? Мысли разбредались, я пытался найти выход из этой ситуации. Я понадеялся, что рубашка, за которую схватилась Рита, хотя бы там не была мокрой от пота.

В прошлый раз я стоял столбом, как статуя, до тех пор, пока Рита не пришла в себя и не заговорила. Может, еще десять путешествий по петле – и этот эпизод тоже станет рутиной. Я буду знать, какими именно словами можно успокоить Риту, нежно прижимая ее к плечу. Но это будет означать, что мои встречи с единственным человеком в мире, способным меня понять, превратятся в механическое представление. Интуиция подсказывала мне, что лучше просто стоять на месте и принимать все так, как есть.

Ёнабару пялился на нас, как турист в зоопарке – на медведя, который внезапно встал на две ноги и принялся танцевать вальс. По крайней мере, я наконец знаю, какая ситуация может заставить его заткнуться. Феррел вежливо отвел взгляд, но не до конца. И так поступили почти все остальные во взводе. Чтоб меня… Вот я и стал этим танцующим медведем. «Не смотрите на него. Ничего не говорите. Бросьте деньги в банку и идите дальше».

Говорят, когда нервничаешь, надо сделать следующее – представить, что все вокруг тебя голые. Ах нет, это когда тебе надо выступать перед людьми… На тренировках нас учили сосредотачиваться на мыслях о приятном. О том, что приносит удовольствие и радость. В бою, наверное, этот момент будет для меня одним из самых счастливых воспоминаний, так почему ж я сейчас так дергаюсь? Если Бог и знал ответ, Он предпочел промолчать.

Я взял Риту за руку. Девушка выглядела совершенно потерянной.

– Я Кэйдзи Кирия.

– Рита. Рита Вратаски.

– Наверное, для начала мне следует сказать «Приятно познакомиться».

– Почему ты улыбаешься?

– Не знаю. Наверное, просто потому, что счастлив, – произнес я.

– Ты странный. – Лицо ее смягчилось, просветлело.

– Давай-ка пока прервемся. – Я бросил взгляд на парней через ее плечо. – Северо-восток. Готова?

Мы с Ритой помчались прочь, оставив ребят на плацу озадаченно скрести в затылках. Мы пролезли сквозь натянутые между столбами цепи, ограждающие тренировочный полигон. Бриз, доносящийся с моря, приятно холодил кожу. Какое-то время мы бежали просто так, удовольствия ради. По левую руку, далеко отсюда, виднелось побережье. Ярко-синяя вода простиралась за бессмысленной оградой из колючей проволоки, тянувшейся вдоль прибоя. Патрульное судно шло курсом, параллельным нашему, оставляя белую полосу вдоль четкой линии, разграничивавшей небо и море.

Громкие крики солдат постепенно остались позади. Здесь были слышны только рев моря, далекое шуршание многих пар армейских ботинок по бетону, грохот моего бешено стучащего сердца и шелест дыхания Риты.

Я резко остановился и застыл на месте. Рита не успела вовремя среагировать и врезалась в меня. Еще одна ошибка операционной системы. Я сделал несколько неровных шагов. Рита споткнулась, пытаясь восстановить равновесие. Мы вцепились друг в друга, чтобы не упасть. Я одной рукой обнимал Риту, а она – меня.

Наше столкновение нарушило разом все правила и нормы. Ее тренированное тело прижималось ко мне. Я ощутил приятный аромат. Без Доспеха я был совершенно беззащитен перед странными химическими соединениями, насыщавшими воздух.

– Э, прошу прощения. – Рита извинилась первой.

– Да нет, это я виноват. Не нужно было так резко останавливаться.

– Нет. То есть прости, конечно, но…

– Не нужно извиняться.

– Я и не собиралась. Просто… ты не мог бы наконец отпустить мою руку?

– А… – На запястье Риты там, где его стискивали мои пальцы, осталось красное пятно. – Извини.

Для меня Рита была старым другом, соратницей во многих боях. Но для нее Кэйдзи Кирия был незнакомцем, которого она только что встретила. Всего лишь призрачный силуэт из другого времени. Только я помнил облегчение, которое мы испытывали, стоя спиной к спине. Только я чувствовал электрические искры, пробегавшие между нами, когда наши взгляды встречались, выражая понимание без слов. Только я ощущал тоску, желание и преданность.

До того, как я пошел в армию, мне довелось посмотреть шоу про человека, который любил женщину, потерявшую память после несчастного случая. Наверное, он прошел через те же переживания, что сейчас испытывал я, – без всякой надежды наблюдать, как все, что ты любишь, исчезает, развеиваясь по ветру, а ты стоишь на месте, не в силах этому помешать.

– Я… в общем… – Я даже не знал, что ей сказать, несмотря на предыдущую петлю.

– Это и есть твой хитроумный способ убраться ото всех подальше?

– Да. Наверное.

– Это хорошо. А где мы находимся? – Рита развернулась на месте, оглядываясь.

Мы стояли на широком поле, с одной стороны заканчивавшемся заграждением из колючей проволоки, а с трех других – оградой из натянутых между столбиками цепей. Дикие травы выпустили зеленые ростки из трещин в бетоне, покрывавшем огромный квадрат площадью десять тысяч квадратных метров.

– Это плац номер три.

Я сумел провести нас от одного огромного плаца до другого. Неплохо. Наверное, я слишком много времени проводил с Феррелом. Его любовь к тренировкам напоминала серьезное психическое расстройство, и, похоже, я успел его подцепить.

Рита снова повернулась ко мне:

– Как-то здесь уныло.

– Прости.

– Да нет, мне даже нравится, что тут так пустынно.

– Странные у тебя вкусы.

– Это разве можно вообще вкусом назвать? Там, где я выросла, тоже пустынно. Правда, в тех местах океана нет. А небо здесь… прекрасно. Оно такое яркое, – произнесла она, запрокинув голову.

– Оно тебе нравится? Небо?

– Не столько само небо, сколько его цвет. Яркий, сияющий, голубой.

– Тогда почему у тебя красный Доспех?

На несколько мгновений воцарилась тишина. Затем, наконец, Рита снова заговорила:

– Небо в Питтсфилде поблекшее. Как вода, в которой споласкивали кисть с синей краской. Словно вся вода, которая была в земле, устремилась к небу и разбавила его цвет.

Я бросил взгляд на Риту. Она подняла на меня карие глаза.

– Прости. Забудь, что я сказала.

– Почему?

– Это не то, что ожидаешь услышать от Риты Вратаски.

– В этом я не специалист.

– А я – да.

– Мне показалось, это очень мило, – признался я.

Глаза Риты расширились. На мгновение в них промелькнуло нечто, свойственное исключительно Стальной Суке. Но выражение ее лица не изменилось ни на йоту.

– Что ты сказал?

– Что это очень мило.

Похоже, ее удивил мой ответ. Короткая прядь волос цвета ржавчины упала ей на лоб, и она подняла руку, чтобы потеребить и убрать ее. Между пальцами промелькнули ее глаза, наполненные странным сиянием. Рита была похожа на девочку, чье сердце наконец кто-то затронул, на ребенка, чью ложь разоблачил пронзительный взгляд матери.

Я нарушил неловкое молчание:

– Что-то не так?

– Нет.

– Я вовсе не пытался смеяться над тобой. Мне просто захотелось это сказать. Но, видимо, я выбрал неудачный момент.

– У нас уже был похожий разговор, в предыдущей петле, верно? Но помнишь его только ты, – догадалась Рита.

– Да. Прости.

– Нет, меня это не смущает. – Она покачала головой.

– Тогда что не так?